Текст книги "Радиомозг"

XIII. ГОЛУБОЙ СВЕТ

Мишель пришел в себя и вспомнил все. Ему сделалось страшно.

Он сделал движение подняться, но не мог: какие-то тугие кожаные петли плотно и твердо держали его в лежачем положении.

Вокруг были беспросветный мрак и непробудная тишина. Болела голова. Мишель закрыл глаза, и вереницы воспоминаний пестрой лентой поползли через его мозг.

…У тетушки Генриетты лицо светится, как луна. Она сидит за буфетной стойкой, широкая и строгая, будто языческий бог.

– Два рагу и зелень…

– Гарсон… Стаканчик абсента…

Крайний столик у буфета. Черный господин за столиком. Требует бутылку вина. Смотрит на Мишеля через круглые очки, шепчет:

– Я знаю, о чем вы писали в Россию.

Мишель вздрагивает, но потом овладевает собой.

– Очень хорошо, что знаете.

В очках отражаются язычки горящего на стене газа, качаются, подмигивают голубоватыми искрами.

– Все будет сделано. Приходите сегодня ночью.

…Прямо через двор на улицу. Мимо пьяных, мимо проституток, стаями двигавшихся по панели, наискосок в переулок, слабо освещенный тусклыми фонарями. Дом № 19.

Здесь Мишель остановился и закурил трубку, как было условлено с черным господином.

В переулке было сонно и безлюдно. Из подъезда напротив вышел человек в легком пальто и в шляпе, перешел мостовую.

– Мишель?

– Да, это я, – приподнял кепку Мишель.

С угла улицы в переулок завернул пофыркивающий грузный автомобиль и затрубил в свою сирену мягко и музыкально.

– Как раз кстати, – сказал человек в легком пальто. – Вы решились ехать, Мишель?

– Да, – ответил Мишель и шагнул к остановившемуся автомобилю.

…В каретке был еще кто-то. Это узнал Мишель, когда автомобиль помчался, как сумасшедший. На каком-то странном ухабе автомобиль подпрыгнул, и Мишель ткнулся в темноте вперед. Он ударился головой о грудь неизвестного, сидевшего напротив, и крикнул:

– Кто это?

Но крепкие пружинистые руки хватают Мишеля за плечи, втискивают в клеенчатый угол сиденья. На лицо накидывается мягкая тряпка. Мишель раскрывает рот, набирает воздуху, чтобы крикнуть, но вдыхает сладковатый запах, который струится от мягкой тряпки, вдыхает и не может крикнуть, виски сжимаются раскаленными тисками, и Мишель теряет сознание…

И теперь, лежа в полной темноте, связанный, лишенный возможности пошевелиться, Мишель смутно припомнил эти отдельные моменты с того времени, как он простился с тетушкой Генриеттой и вышел из харчевни «Золотой павлин», предварительно заперев за собой кухонную дверь на ключ.

Мишель раскрыл глаза, но ничего не видел. Была тьма, как непроницаемое черное сукно.

«Я ослеп?» – впрыгнул в голову страшный вопрос. И уже не сжимаются виски раскаленными тисками. Холодный пот выступил на всем теле Мишеля. И Мишель закричал, изо всей силы, криком зверя:

– Эй… эй!.. На помощь. Помогите.

Крик растаял, медленно перекатываясь в сгустившейся тьме. Мишель насторожил свой слух. Ничего. Стало как будто еще тише после того, как замер последний отзвук далекого эха. Но Мишель не сдался. Он крикнул:

– Эй, вы?.. Я буду кричать до тех пор, пока не придут ко мне на помощь… Или я издохну от собственного крика… Эй-эй!..

Он исступленно кричал, закрывши глаза. И потом внезапно смолк, потому что на ухо ему прошептали:

– Тихо, Мишель.

И тут он открыл глаза. Над собой он увидел темный потолок, высоко уходящий в пространство тонкими стрелками сводов. Там вверху он был похож на далекое беззвездное небо, но это не было небо. Легкий голубоватый свет шел откуда-то снизу и с боков, но откуда именно – этого не видел Мишель, потому что лежал он на чем-то жестком, вроде стола, и не мог повернуть головы.

Но свет уже ободрил его, и он собрался с силами, крикнул:

– Какого черта привязали вы меня? Распутайте эти дурацкие ремни!

Кто-то захохотал рядом с ухом Мишеля, тонко, хрипло, потом закашлялся.

– Спите, пожалуйста.

Мишель в ответ скрипнул зубами.

– Я не буду спать, не буду. Развяжите меня, если только вы понимаете человеческую речь… У меня болит живот, понимаете вы, черт вас дери?

Сверху прямо на лицо Мишеля наплыло другое лицо, бритое, удлиненное, с тонкими полураскрытыми губами.

– Одну минуту, Мишель.

– Развязывай! Я не знаю тебя, кто ты. Но все равно, будь хоть сам сатана, я не боюсь тебя. Развязывай, или я заплюю твою бритую рожу!

Мишель скрипел зубами и сделал движение ртом, приготовляясь плюнуть в склоненное над ним лицо.

Тонкие губы пошевелились. Лицо исчезло в голубой высоте. Мишель почувствовал, что крепкие руки ловко распутывают стягивающие его петли, и облегченно вздохнул.

– Распутывай скорей… Я сейчас встану и первым долгом набью вам всем морду. Всем, кто только тут найдется.

– Скорей, Мишель.

Мишель рванулся, но не тронулся с места: тело не слушалось того, что приказывал мозг. Мишель слабо застонал и пошевелил глазами, кося ими направо, сколько, было можно, до боли. Чья-то рука опять помогла ему и повернула направо его голову.

Мишель увидел человека, одетого в голубой халат, покроем похожий на докторский. Человек насмешливо покусывал свои тонкие губы, потом рассмеялся, и морщины складками поползли по его бритому лицу.

– Не надо хвастать раньше времени, Мишель. Со стола, на котором вы сейчас лежите, вы не тронетесь ни на один сантиметр, если я этого не захочу.

– Где я? – слабо пробормотал Мишель.

– Вы очень любопытны, мсье Мишель, – ответил человек. – Но я на этот раз удовлетворю ваше любопытство. Я и вы сейчас находимся в сгущенном эфире.

Мишель поморщился:

– Мы рискуем задохнуться, мсье… Не знаю, как вас дальше звать… Мы задохнемся, мсье сатана… И, кроме того, я не люблю нюхать разные пакости, вроде эфира, кокаина и прочей дряни.

Человек усмехнулся:

– Вы, мой друг, смешиваете две разных вещи. Я говорю не о том эфире, который нюхают неврастеники и истерички и который продается в аптеках, а о мировом эфире, который наполняет все пространство вселенной и через который действуют те силы, которые называют светом, теплом…

– Я хочу идти домой.

– К вашей любовнице Рьетте, именуемой также тетушкой Генриеттой? Вы хотите идти в харчевню «Золотой павлин»?

– Оказывается, что вы лучше меня знаете, где мой дом, мсье сатана! – Мишель скрипнул при этом зубами.

– Это невозможно, Мишель. Вашего дома не существует.

– Что? Повтори, сатана!

Человек подошел к Мишелю.

– Вы спали ровно двенадцать суток с тех пор, как ушли из «Золотого павлина». В ту ночь там произошли кой-какие события. Смотрите и читайте.

За спиной человека вспыхнуло большое круглое пятно, светящееся тонким голубым узором. Человек отступил в сторону и исчез из поля зрения Мишеля. Узор дрожал, голубоватые искры перебегали по невидимым ниточкам и складывались в буквы, буквы строились в стройные колонны слов.

Мишель прочитал:

«Последние сведения об убийстве в харчевне «Золотой павлин». Хозяйка Генриетта Марго найдена зарезанной в своей собственной постели. Любовник ее Мишель Андрэ исчез, захватив сбережения убитой. Прислужница Жанна Кордэ показала, что…»

– Ложь!.. – заревел Мишель бешеным ревом. Невероятным усилием воли, чувствуя, что голова его наливается раскаленным свинцом безумия, Мишель заставил себя пошевелиться, сжал кулаки, оперся локтями и сел. – Ложь!

Мишель дико ворочал головой и примеривал глазами расстояние, чтобы броситься на бритого человека, который спокойно стоял в трех шагах от стола, скрутивши на груди свои тонкие цепкие руки. Мишель огляделся кругом, не было видно ни стен, ни окон, ни дверей… Всюду вокруг было разлито светящееся темно-голубое бесконечное пространство, по которому пробегали редкие, дрожащие искорки. Человек стоял, не двигаясь. Поднял голову и взглянул прямо в глаза Мишелю.

– Тихо… Ни одного движения. Вам нет выхода. Об убийстве вы знаете. Подозревают вас. Вы не сможете доказать, что убили не вы. Поэтому спокойствие. Я рад, что вы разволновались. Это мне и нужно. Я исполню то, что вам было обещано: вы уедете к себе на родину.

– Сатана! – сжал кулаки Мишель, но не мог сдвинуться с места. Острый взгляд человека пригвоздил его, парализовал руки и ноги.

– А сейчас, прошу вас, думайте. – Человек поднял кверху ладонь. – Смотрите сюда и думайте… Вызывайте воспоминания о своем детстве, прошу вас.

– Я не хочу ни о чем думать, – застонал Мишель. – Ты убил Рьетту?

– Все равно, как хотите… Тогда думайте об убитой Генриетте…

На ладони человека загорелась лучистая точка. Лучи как будто ожгли Мишеля, и он подпрыгнул на столе.

– Ага-а! – заревел он. – Ты убил Рьетту! Ты знаешь, что я написал письмо начальнику советской химической промышленности, комиссару Глаголеву! Ты знаешь, что я хочу вернуться в Россию! Ты знаешь, что я бы там рассказал о том, как вы здесь жмете и душите таких, как я, как Пьер… Я бы там кричал на улицах о вашей проклятой жизни… А ты боишься этого? Тебе приказали убить меня и мою бедняжку Рьетту? Твои хозяева приказали – меня мучить? Не выпускать из Парижа? Будь ты проклят, буржуазный сатана!

– Не сходите с ума раньше времени, Мишель, – строго сказал господин в голубом докторском халате. – Смотрите на мою ладонь.

Лучистая точка раздвоилась, как бы поплыла по воздуху и впилась в глаза Мишеля.

Мишель застыл. В зябкой тишине, от которой по спине Мишеля побежали неприятные мурашки, мерно и отдаленно раздался звон колокола. Мишель считал удары. Пробило одиннадцать раз, и какая-то странная музыка, вся составленная из легких свистулек, налетела на Мишеля.

Из голубоватой дали на него надвинулось круглое лицо тетушки Генриетты, улыбающееся и радостное… Нет, это не Рьетта, это кто-то другая… Мама… Милая мама… Протягивает конфетку…

– Возьми, Мишель.

Видится угол маленького столика, покрытого старинной таруской скатертью, лампа под абажуром, раскрытая книга… Окно, занавешенное тюлевой занавеской. А за окном вой бури, и снег мягко плюхает в стекло ватными хлопьями…

– Думайте по-русски, Мишель… Не думайте по-французски…

Бритый господин сухо смотрит на Мишеля.

– Мне нужно, чтобы вы думали по-русски… Вы русский эмигрант и думаете, как бы вам вернуться на могилу вашей матери… Об этом думайте по-русски.

Мишель почувствовал, что у него что-то затряслось в голове, как консервы в запаянной банке, и слезы выступили на глазах.

– Да, я – русский и хочу туда!.. На могилку… Да, да.

Он без чувств свалился со стола, на котором сидел.

XIV. ДУНЯ РОГОВА

Весна в этом году принялась дружно. Солнечные теплые дни точно гнались наперегонки. На заводском дворе сторож Трофим стоял у ворот в распахнутом тулупе, утирал пот с лица, щурился на яркий солнечный свет и говорил сидевшему на скамеечке Луке:

– По такой погоде раздемши надо ходить.

Лука поглядел на тень от заводского корпуса, которая скоро должна была коснуться нефтепроводной трубы, протянутой от бака в кочегарку, и ответил не Трофиму, а своим мыслям:

– Полдни через десять минут будут…

Трофим кивнул головой.

– Мишутку дожидаешься? Сейчас загудит… А тебе что, не терпится?

– Дело есть, – почти про себя промолвил Лука.

– Так… Да у твоего сынишки и тут делов немало. Инженер заведующий его к себе по отделу приблизил, Гэз прозывается, сурьезный гражданин… На мастера выходит Мишутка, вот что… Сопливыш еще, по правде говоря, а мастер…

– Новые времена, Триша, новые люди… Мы им не пример. Да и чего с прежних времен пример брать? Если бы нас-то так раньше учили, как теперь… – Лука сделал движение рукой, как оратор, подняв кулак кверху. – Если б давали рабочему смысл и втолковали понятие, что к чему и зачем, так мы бы с тобой, Триша, далеко бы ушли… А, правду я говорю?

– Еще б не правду, – вздохнул Трофим. – Вот они, молодые-то, вроде Мишутки твоего, Дуняшки Роговой, Петьки Живца, они за теперешний порядок жизни горло всякому недругу перегрызут, костьми лягут, а не сдадут.

Зычный рев басистого заводского гудка будто с размаху ударил в теплый весенний воздух. Голуби, гревшиеся на крыше корпуса, испуганной стаей взмыли вверх, покружились и опустились на крылечко жилой казармы, около которой хлопотливо клохтали куры.

Из корпуса выбегали рабочие и работницы, на ходу надевая верхнюю одежду, а то и просто в одних пиджаках, громко перекидываясь шуточками и замечаниями. От корпуса поток людей разделялся на две речки: одна из молодежи быстро катилась прямо через двор в столовую, а другая, из пожилых, тянулась к калитке, – эти спешили на вольные квартиры в призаводском поселке.

Гудок кончился. Пар, вырывавшийся из громадного свистка, торчавшего над кочегаркой, распластался и таял под блестящими лучами солнца, будто комочек рыхлого снега в весенней воде, а басистый гул еще звучал и пышными волнами плыл над заводом.

Лука приставил правую ладонь козырьком ко лбу и смотрел на крыльцо корпуса. Мишутка вышел одним из последних, обвел глазами знакомую картину заводского двора и увидел дожидающегося отца. Только что хотел смальчишничать, прямо с верхней ступеньки спрыгнуть на сухое место, перемахнувши через лужу и грязь, только приспособился к прыжку, а сзади услыхал:

– Вот сейчас хлопнешься носом, хорош будешь.

Обернулся.

– Дуня? Все насмешничаешь?

Темные глаза Дуни вскинулись и блеснули.

– А ты это чего серьезничаешь? Нос кверху задираешь, что скоро мастером станешь, еще разряд прибавят? Тогда к тебе и не приступиться.

– Оставь, Дуня… Чего насмешничаешь?

Мишутка сделал умоляющее лицо, а Дуня расхохоталась:

– У-у-у, какой сердитый… Смотри замуж не возьми, а то и хохотнуть не дашь… Мы простенькие, в красных платочках ходим, не то что дачницы образованные, которые разговоры разные разговаривают с такими вот, как ты.

Дуня соскочила с крыльца на землю и крикнула вперед к столовке, где стоял молодой паренек и махал Дуне рукой:

– Погоди, Живец. Я сейчас. – А потом тихо сказала Мишутке: – Иди, отец дожидается… Может, что с дачи интересное принес?

В один прыжок Мишутка очутился рядом с Дуней.

– Ревнуешь? Я знаю, что ревнуешь… Но только то, что ты думаешь, это неправда… Не так.

Дуня встряхнула плечами, как птица расправляет крылья, чтобы лететь, приподняла тонкие стрельчатые брови к красной каемочке платка:

– Что ты меня улимониваешь? Меня не касается. – И опять крикнула пареньку: – Петюшка!.. Жди!.. Сейчас!

Лицо Мишутки побледнело.

– Если любишь… Если любила… – Он задыхался. — Если… то пойдем сейчас же к отцу, вместе пойдем. Слушай, что он хочет сказать мне. У меня от тебя тайн нет. Ну?

Дуня скривила губы.

– Не нукай, не лошадь. Все равно не пойду… Да и чего это я с тобой тут расстоялась, люди и то смотрят. – Темные глаза вспыхнули хитрецой. – Да и Петька меня заждался.

– Как знаешь. – Мишутка опустил голову и пошел к стоявшему посреди двора отцу.

– Что скажешь, тять? – спросил он Луку.

Но тот не ответил, а смотрел на Мишутку. Мишутка повернулся узнать, куда смотрит отец. Позади стояла Дуня и улыбалась.

– Сам звал, вот я и иду за тобой.

– Ну да… – Лицо его просветлело, и он поторопил отца. – Говори при ней, все говори.

Лука почесал бороду.

– Такое дело… Барышня с дачи сама приходила, с Аннушкой толковала, меня дождала и просила, чтоб ты к ней пришел… Ты там у них радиоприемник поставил, все будто работал он хорошо, а сейчас испортился. Всенепременно наказывала прийти. Вот я и говорю.

– Только? – коротко спросил Мишутка.

– Больше ничего, – ответил Лука.

– Вечером бы сказал. Стоило из-за этого сюда переться.

– Да что ж, сынок… – Лука опять почесал бороду. – Она барышня обходительная, очень просила, чтобы поскорей… Почему не уважить?

– Ладно, тять. – Мишутка посмотрел на Дуню и отца. – Сейчас не успею на дачу, а после работы схожу, сделаю, что просили.

– Ну, я пошел. – Лука повернулся и двинулся к калитке.

– А мы обедать поехали? – весело и громко сказал Мишутка Дуне, но сейчас же замолчал: лицо Дуни сморщилось от какой-то внутренней боли, а в глазах стояли слезы.

– Ты нынче обещал со мной вечером… А сам к этой пойдешь? Все туда отлыниваешь? Закручивает тебя профессорская дочка? Я все знаю, как ты у ней чаи распиваешь, как разгуливаешь… Подлец ты.

– Дуня, пойми! Я должен там быть, – крикнул Мишутка.

Дуня бросилась от него бежать к столовке, где ждал ее паренек. Она подбежала к нему и вдруг почти безумно сказала:

– А вот подкараулю… А я вот подсмотрю.

Петюшка Живец только недоумевающе хлопал глазами.

XV. ТОВАРИЩ АКСТ, ИНСПЕКТОР УГРОЗЫСКА

Тах подошел к окну кабинета угрозыска и посмотрел на улицу.

– Еще никого не видать.

Акст, сидевший за столом, сказал, шевеля своими черными жесткими бровями:

– Они приедут ровно в назначенное время, инженер Гэз – воплощение научной аккуратности. Вы будете меня благодарить за то, что я вас познакомлю с ним.

Под окнами затарахтел автомобиль и гукнул три раза.

Акст сказал Таху:

– Это они. Ярко-синий кузов, бородатый шофер, седоков двое, так?

– Совершенно верно.

– Товарищ Аркадий, – приказал Акст своему секретарю, сидевшему за маленьким столиком в углу кабинета, – дай мне те две папки, которые ты приготовил. И потом иди встретить инженера Гэза и товарища Зубова, проведи их прямо сюда.

Акст принял две папки бумаг, положил их около себя и приподнялся со своего кресла. В распахнутую дверь быстро вошел Гэз с тугим портфелем и с неизменной трубкой во рту. За ним скромно вошел Мишутка. Аркадий закрыл дверь и взглянул на Акста.

– Я пригласил вас, граждане, затем, чтобы… – начал Акст и улыбнулся. Тах рассеянно зевнул, это у него бывало при сильном волнении, и почему-то перебил Акста:

– …сообщить вам пренеприятное известие? Это из Гоголя.

Все засмеялись, и это вышло хорошо.

– Знакомьтесь, товарищи, – просто и любезно сказал Акст.

Тах и Гэз подали друг другу руки, а Гэз представил Мишутку:

– Товарищ Зубов Михаил Лукич. Мой помощник.

– Теперь садитесь, товарищи. Вот на эти кресла, прошу вас, доктор, и вас, инженер. Товарищ Зубов, придвиньте себе кресло от стены сюда ближе. Аркадий, запиши наш разговор, но только не теряй стенограмм, брось такие привычки.

– Я буду курить, – полувопросительно обратился Гэз к Аксту.

– Пожалуйста, – ответил Акст и уселся в свое кресло. – Так вот, я должен начать немножко издалека. В прошлом году к нам поступили два одинаковых заявления из двух разных учреждений. Из рентгеновского кабинета Центральной городской больницы было похищено два амперметра. Кабинетом заведовал и заведует доктор Тах.

Акст повернул голову к Таху, и тот слегка поклонился. Гэз выдохнул громадный клуб дыма и закусил зубами трубку. Акст продолжал:

– Точно такая же кража, тоже двух амперметров, была приблизительно в то же время произведена и из лаборатории отдела точной механики завода «Красный химик» у инженера Гэза, который изволит здесь присутствовать.

Тах сделал движение вперед и вопросительно взглянул на Гэза. Инженер утвердительно кивнул головой.

– Продолжайте, просим, – отозвался Мишутка со своего места, как будто он был на интересном докладе и сгорал от нетерпения.

– А приблизительно через две недели после покражи и вы, инженер Гэз, и вы, доктор Тах, обнаружили, что пропавшие амперметры оказались на своих местах.

– Не совсем так, – отозвался Тах. – У меня нашлись не пропавшие миллиамперметры, а просто на месте пропавших аппаратиков я обнаружил другие, не те, которые были украдены… Это было в вашем присутствии, товарищ Акст.

Инспектор Акст пошевелил своими жесткими бровями.

– Маленькое отступление, которое сейчас сделает кое-что ясным. Вы, доктор, привезли ваши амперметры? И вы, инженер Гэз?

Инженер и доктор протянули Аксту по свертку.

– Ваш, доктор, сверток из белой бумаги. В свертке два амперметра, найденные вами на месте украденных. Их я держу в левой руке, а в правой у меня синий сверток. Здесь два амперметра, найденные вами, инженер Гэз, на вашем письменном столе взамен украденных. Верно?

Акст переложил руки свои крест-накрест и протянул свертки Таху и Гэзу.

– Теперь я исправляю ошибку вора, который хотел вернуть потерпевшим украденные вещи, но перепутал. Белый сверток должен получить инженер Гэз, а синий принадлежит рентгеновскому кабинету, Извольте, доктор.

Гэз быстро разорвал белую бумагу и вынул два маленьких аппаратика.

– Да, это они, – сказал Гэз.

В свою очередь Тах развернул синий сверток и засмеялся.

– Они самые.… Надо благодарить в лице товарища Акста наш уголовный розыск за эту услугу, которую он оказал нам. – Тах обернулся к Гэзу. – Товарищ Акст очень кстати познакомил нас, не правда ли?

– Даже более чем кстати. Смею вас уверить, доктор, – улыбаясь, отозвался Акст, – это еще не все. Историйка с амперметрами закончена, но она – только начало большой истории. И от вас, доктор, и от вас, инженер Гэз, к нам время от времени поступали кой-какие заявленьица. Они попадали ко мне, и у меня такое впечатление, что дело тут касается вас обоих… Прошу вас взять сейчас по папке и каждый из вас пусть сейчас про себя прочтет вот по этой одной странице.… Здесь напечатано краткое содержание ваших заявлений и наших дознаний.… Пожалуйста.

Гэз положил папку на колени и начал читать. Тах из своей папки вынул лист, исписанный на машинке, и только взглянул на первые строчки, как уже вскочил с кресла и произнес:

– Неужели?

Акст молча курил папиросу и наблюдал за своими гостями. Потом потушил окурок и кивнул секретарю:

– Аркадий.… Стенографировать не надо.… Сейчас мы будем разговаривать неофициально.

Гэз долистал всю папку и спокойно положил ее на стол.

– Да…

Черная голова Акста откинулась назад, и он обратился к Гэзу.

– Насколько я понимаю, дело здесь идет об электромагнитных волнах, примешаны радиоизлучения, короткие волны, сигналы? Как вы себе теперь представляете дело?

Гэз набил трубку и искоса взглянул на Таха, который жадно вчитывался в содержимое папки.

– Я буду говорить такие простые для нас, физиков, вещи, но вряд ли для вас…

– Говорите, инженер, – на секунду оторвался от чтения Тах.

– Говорить об электромагнитных волнах? Да, нужно. Потому что, как видно из этих бумаг… Но, впрочем, сначала о волнах… – Гэз яростно затянулся из трубки. – Может ли сила действовать на расстоянии в абсолютной пустоте? Вот вопрос, который волновал физиков в прошлом столетии. И существует ли такое абсолютно пустое пространство, совершенно свободное от каких бы то ни было материальных частиц? Если бы существовало такое пустое пространство, то мы должны были бы признать и существование таинственных сил, которые действуют на расстоянии вне зависимости от материальных частиц, заполняющих пространство. И оказалось, что абсолютной пустоты не существует. Все факты говорят за существование мирового эфира, который наполняет вселенную. Он обладает свойством чрезвычайной упругости и способности к волнообразному движению, которое распространяется во все стороны…

Кеплер первый разложил солнечный луч на составляющие его цветные лучи. Ньютон дал классическое объяснение этому опыту, показав, что цвет лучей зависит от длины эфирных волн, которые мы теперь называем электромагнитными. Последующие работы показали, что в природе существует масса таких электромагнитных волн. Окружающий нас эфир постоянно находится в волнообразных колебаниях, которые пронизывают пространство. Гершель в 1880 году открыл тепловые лучи, Герц в 1891 году – электрические лучи, а Рентген в 1895 году – свои икс-лучи. Все это оказались явления одного порядка – электромагнитные колебания, распространяющиеся в эфире со скоростью света в 300 тысяч километров в секунду, но различающиеся длиною волны.

Электрические радиоволны имеют длину до нескольких километров, станция имени Коминтерна излучает волны в 1450 метров длины, почти полтора километра. Есть и короткие радиоволны – до нескольких метров длины, это уже переход к волнам Герца. Волны Герца переходят в тепловые лучи, длина которых приблизительно от 0,3 сантиметра до 0,8 микрона. А микрон – это одна тысячная доля миллиметра. От тепловых лучей переход, при все уменьшающейся длине волны, к волнам красного цвета через семь цветов видимого спектра. Дальше – открытая Мелликеном в 1923 году мелликеновская часть спектра, представляющая переход к рентгеновским лучам, длина которых начинается от 0,0001 микрона и меньше. За рентгеновскими лучами идут гамма-лучи, с ничтожнейшей длиной волны.… И, может быть, за гамма-лучами…

– За гамма-лучами идут це-лучи, – неожиданно сказал доктор Tax и побледнел. Он оперся обеими руками на стол и обвел присутствующих взглядом. – Це-лучи имеют бесконечно малую длину волны и излучаются человеческим мозгом.

– Следовательно, насколько я понимаю, вы думаете… – начал Гэз.

– Я не думаю, а докажу вам, что… це-волны обычного электромагнитного характера, но с бесконечно малой длиной, существуют!

– Если эти волны излучает человеческий мозг, – спросил Акст, – и вы, доктор, владеете способом уловить их…

Гэз приподнялся и поклонился доктору:

– То вопрос о чтении мыслей близок к разрешению?

– Он решен, равно как и вопрос о передаче мыслей на расстояние, – сказал Tax и побледнел еще больше.