Текст книги "Сослагательное наклонение"

Глава 6

После получения письма из обкома Евстафьев сразу же сообщил об этом Голубеву. В свою очередь он поведал обо всём своим друзьям. Само собою разумеется, эта новость их сильно расстроила. Сколько было потрачено усилий и нервов, чтобы договориться с Евстафьевым – и вдруг такое. Вечером того же дня, когда было получено письмо, все они собрались у Сосновского, для того чтобы обдумать, что делать дальше.

– Это какой-то злой рок, – начал сетовать Голубев. – Казалось бы, всё завертелось, и тут удача просто выскользнула из рук.

– Не прошло и полгода, и мы вновь решаем прежний вопрос, – произнёс Сосновский.

– Только решим ли? – отчаянным голосом добавил Голубев.

– Давайте не будем падать духом, – стал подбадривать всех Блажис, – мы справимся.

Однако за этими словами Геннадия Блажиса ничего кроме желания справиться не стояло. Он был так же удручён сложившейся ситуацией, как и Голубев, только не подавал виду и всячески старался поднять моральный дух своих товарищей.

Компаньоны стали вырабатывать различные идеи. Пошла бурная дискуссия, как следует поступить. Идей было много, идеи были разные. Начиная от нелегального перехода за границу и заканчивая подбросом мемуаров в посольство какой-либо из стран Запада. Однако все они были несопоставимо хуже того варианта, который сорвался, имели очень много минусов и, главное, сложностей в исполнении. Но расходились они, тем не менее, в приподнятом настроении. Несмотря на то, что они ни к чему не пришли, они были полны решимости, и никто из них не сомневался, что они выберутся из сложившейся ситуации.

Для Евстафьева это была в первую очередь личная обида, он счёл это за удар ниже пояса. Николай, конечно, поначалу сильно расстроился, его состояние было близко к отчаянию. Однако он быстро взял себя в руки. В конце концов, было ещё не всё потеряно. У Евстафьева за долгое время сложились неплохие отношения с обкомом и помимо Себастьянова он мог найти, к кому обратиться.

Николай Петрович стал звонить в отдел культуры обкома. С заведующим отделом Суховым Иваном Сергеевичем он был знаком уже давно, еще когда он не был заведующим. Начав разговор с приёмов элементарной вежливости, узнав, как у него дела, Евстафьев сразу перешёл к сути.

– Иван Сергеевич, – начал Николай Евстафьев, – вот тут мне письмецо из вашего обкома пришло…

– Да-да, – перебил его Сухов, – я знаю, обком решил, что тебе не следует ехать в Италию.

– Ну, и что ты думаешь по этому поводу?

– Я думаю, что причина, которая была указана в письме, на самом деле совсем не та, по которой твоя поездка была отложена.

– И я тоже так думаю. Но что теперь делать?

– Откровенно сказать, ты тоже хорош, – упрекнул Евстафьева Сухов, – что это ты вдруг разгорячился.

– Так ты в курсе?

– Об этом весь обком болтает! Причём все были поражены, тебя все знают совсем с другой стороны. Но ты ещё должен быть доволен, – продолжал Сухов, – никаких репрессивных мер против тебя даже не планируется, а определённые меры воспитательного характера обком всегда применяет. Иначе не будет дисциплины.

– Дисциплина обеспечивается неправдой?! – возмущённо спросил Евстафьев.

– Что-то ты больно дерзок стал в последнее время! Какой ещё неправдой?

– Ты же сам сказал, что истинная причина в письме не указана, стало быть, использованы приёмы неправды, – пояснил Евстафьев.

– Однако!

Наступила пауза. Николай понял, что он может окончательно всё испортить. А между тем ему сейчас как никогда требовалась поддержка. Нужно было срочно менять тональность разговора.

– Да, я нисколько не выгораживаю себя, – продолжил Евстафьев, – но при чём тут моя поездка? В конце концов, я же не в отпуск собираюсь. Ты же знаешь, как давно планировалась эта поездка. Более того, именно обком в своё время инициировал её. Такая обширная программа наметилась, в том числе и культурная программа. И теперь столько планов пойдут прахом. Хорошо ли это будет?

– Я-то как раз согласен с тобой.

– Так что же делать?

– Думаю, что вопрос ещё можно пересмотреть. Обещать ничего не буду, но если ты сам портить всё не станешь, то я попробую.

На этом их разговор и завершился. Появилась надежда всё исправить. Его удручало только, что от него ничего не зависело. Его судьба и судьба его дела были не в его руках. Оставалось только ждать. Это ожидание сильно напрягало. Но ещё больше напрягало его сознание того, что для людей, наложивших запрет на его поездку, по большому счёту было всё равно, поедет он или нет. Это был лишь вопрос принципа. Но зато эти люди могут решать, причём не только про поездку.

Прошло три дня. Никаких новостей из обкома не было. Сосновский и его друзья продолжали ломать голову над выходом из сложившейся ситуации. На сей раз они обдумывали варианты изменения решения обкома. Но в силу того, что таких связей у них не было, варианты были только криминальные, например, похищение Себастьянова. Были варианты и помягче – дискредитация его в газете. Голубеву, как журналисту, пришлось бы собрать компрометирующий материал. Но кто его стал бы опубликовывать? К тому же для всех было делом чести блюсти закон. Сам факт их инакомыслия был тоже в этом. Ибо они считали, что декларированные советским законодательством свободы должны быть реализованы. По тем же самым принципам они не пользовались финансовой помощью Запада. Есть мнение, что Ленин сделал свою революцию на немецкие деньги. Они же считали, что это непатриотично, тогда как каждый из них, несмотря на свою антипатию к советскому строю, считал себя патриотом. Они осуждали диссидентов за западные деньги. Западу не столько нужна борьба с коммунизмом, сколько борьба со страной. И хотя совсем не сотрудничать с ними невозможно, а в некоторых случаях это сотрудничество даже полезно, всегда нужно чувствовать ту грань, за которую не стоит переступать. В этом они не сомневались. Как следствие, у них не было какой-то широко организованной диссидентской структуры. Но зато они и не попадали под бдительное око КГБ. Поэтому свершить дело с мемуарами Горбачёва для них было невероятно важным.

На четвёртый день Евстафьеву наконец-то позвонили из обкома.

– Здравствуй, Николай Петрович.

– Здравствуй, Иван Сергеевич.

Обмен любезностями был почти театральным. Евстафьев даже немного усмехнулся, но быстро взял себя в руки. Вдруг это будет скверно расценено.

– У нас был разговор насчёт тебя, – сказал Сухов.

– Надеюсь, разговор был в позитивных тонах.

– У нас всё в позитивных тонах, – с улыбкой упрекнул Евстафьева Сухов.

– На следующей неделе, в понедельник, будет поставлен твой вопрос в обкоме, тогда всё и решится.

– Нужно ли моё присутствие?

– Обязательно. И не опаздывай.

– Я непременно буду.

Звонок сильно обнадёживал Евстафьева. Это очень хорошо, что вопрос будет решаться в его присутствии. Теперь появилась возможность быть не молчаливым наблюдателем ситуации, а прямым ее участником. Теперь при грамотных действиях всё можно изменить.

Вся его душа рвалась на это заседание, так что его жена дома обратила внимание, что с Николаем что-то творится. Николай не посветил свою жену в то, что всё-таки согласился переправить мемуары за границу. Он был в принципе скрытным человеком и многое держал в себе. Даже тогда, когда в первый раз Голубев предложил ему переправить мемуары, он не хотел ничего говорить жене. Тот случай был скорее исключением, обычно Евстафьев имел привычку всё держать в себе, почти всё. Как следствие, Елена ничего не знала о том, что у мужа появились проблемы с отъездом в Италию. Однако его поведение она нашла каким-то странным.

– У тебя всё в порядке? – спросила она Николая.

– Да вполне. Так, мелкие неприятности по работе, и всё, – постарался успокоить жену Николай.

– Точно? Ты что-то сам не свой.

– Нет, не волнуйся, обычные рабочие моменты.

– Ну, не хочешь – не говори.

Он так и не поделился. Евстафьев счёл, что всё-таки не стоит свою жену загружать этими проблемами. Тем более что это чревато некоторыми опасностями. В конце концов, дело, участвовать в котором он согласился, мягко говоря, рискованное. И если когда-нибудь, неважно, при каких обстоятельствах, его привлекут, лучше, чтобы жена не была в курсе дела. В противном случае она также может пострадать, как соучастница. Этого Николай никак не хотел. Более того, именно этого он больше всего боялся. То, что он рискует однозначно своей карьерой и даже свободой, он хорошо осознавал и морально себя готовил. Однако подвергать опасности свою семью ему не хотелось никак.

Чувство заботы о своей семье вдруг навеяло Николаю воспоминания о знакомстве со своей женой, и воспоминания эти улучшали его настроение. Это случилось в Ялте, куда в своё время он ездил отдыхать каждое лето. Они оба оказались на одном и том же пляже, где и состоялось их знакомство. Однако если Николай только что приехал, то для Елены отдых подходил к концу. В тот же день она уехала домой. Николаю было приятно узнать, что Елена тоже из Калинина, и особенно приятно ему было то, что она оставила ему номер своего домашнего телефона. Николай обещал позвонить, как только вернётся домой. Чтобы не потерять листок с её номером телефона, он положил его в кошелек. Однако, по неблагоприятному стечению обстоятельств, именно это и стало причиной утери этого номера. А всё потому, что за три дня до отъезда, на рынке, куда он пришёл за фруктами, карманник выкрадет у него этот кошелёк. По счастью, там были не все деньги Николая, однако о деньгах-то он сожалел меньше всего. Гораздо больше его беспокоил утерянный номер телефона. С ним была утеряна единственная на тот момент возможность вновь увидеться с Еленой.

Прошло чуть меньше полугода. И в студенческом клубе на вечеринке по случаю наступающего нового года они опять оказываются в одно время в одном месте. Лучшего новогоднего подарка Николай и представить не мог. Однако Елена довольно прохладно встретила его. Она же не знала, по какой причине он так и не позвонил ей. Так что основания затаить обиду у неё были. Впрочем, гнев в конце концов был сменён на милость, и вот уже 25 лет они вместе.

Как известно, понедельник – день тяжёлый. И именно тяжёлым он и обещал быть. Евстафьеву предстояло отстоять свою позицию в обкоме. Он пришёл туда с твёрдым стремлением уйти победителем.

Председательствовал на этом собрании всё тот же Себастьянов. Его вступительные слова были полны стандартных фраз, даже, можно сказать, протокольных фраз. Частично они повторяли текст того письма. Но в завершение его слова вселили надежду в Евстафьева.

– … и всё-таки поездка, которая планировалась товарищем Евстафьевым, должна быть обсуждена дополнительно. Какие будут мнения, товарищи?

Мнений было много. «Как же люди охотно готовы сотрясать воздух и с большим рвением заниматься высосанными из пальца вопросами», – подумал Николай. Он вдруг поймал себя на мысли, что и сам раньше охотно принимал участие в этом. Ещё совсем недавно он с таким же рвением делал это. А сейчас он наблюдает за этим со стороны, и ему это казалось диким и маразматичным. «Неужели у нас везде так? Но ведь эти люди находятся на хорошем счету. Их уважают, их выдвигают, им поручают ответственные дела. И в то же самое время эти люди занимаются чепухой, придав этой чепухе вид большого, значимого дела. Неужели я и сам был такой?» Эти мысли мучили Николая Евстафьева. Он почти не слушал, что говорилось вокруг. Однако заметил, что большинство не возражало против его поездки, и её даже находили полезной. А также ни полслова никто не обмолвился об истинных причинах отмены поездки.

Наконец слово взял Сухов.

– Давайте подытожим: поездка товарища Евстафьева была спланирована давно. Много что увязывалось с этой поездкой. Я думаю, будет правильным не откладывать её.

– Кстати, мы до сих пор не услышали Николая Петровича, – заметил Себастьянов. – Товарищ Евстафьев, вы почему отмалчиваетесь?

– Я внимательно слушаю, что говорится, – как бы оправдываясь, сказал Евстафьев.

– Это хорошо, что вы умеете слушать, однако мы хотим послушать и вас.

– Я считаю, что смогу совершить поездку так, что это не вызовет никаких сбоев в моей работе и в работе вверенного мне предприятия.

– Но вы осознаёте, что нужны новые импульсы? В настоящее время только вы не взяли на себя дополнительные обязательства, – вновь поднял этот вопрос Себастьянов.

«Ну, вот она, долгожданная правда всей этой заварухи», – подумал про себя Евстафьев. К этому всё и должно было придти. Выбора теперь у Николая не было. Себастьянов, что называется, припёр его к стенке. Николая так и распирало высказать в ответ всё, что он думает. Насколько же гадким ему казалось поведение Себастьянова. Однако он понимал, что второй раз на эти грабли он наступить не может. Тем более что он подведёт своих товарищей, которые так рассчитывают на него.

– Я согласен с вашей критикой, – сказал Евстафьев. – В самое кротчайшее время мы исправим этот недостаток и возьмём дополнительные обязательства.

– А исполните? – язвительно заметил Себастьянов.

– Ложных обещаний я никогда не давал и впредь этим заниматься не собираюсь.

– Что же, обком может только приветствовать это, – заявил Себастьянов.

Заседание продлилось ещё полчаса. Полчаса казённых высказываний, решений и постановлений. Евстафьев еле вытерпел это время. Ему так хотелось, чтобы побыстрее всё это закончилось. Но Евстафьев был всё-таки вознаграждён за своё ожидание. Итог был таков, что его поездке дали добро. Потом его нагрузили ещё некоторыми поручениями, которые он должен был выполнить в Италии. Он, естественно, всё это принял, как говорят, под козырёк, после чего заседание закончилось, все разошлись.

Перед уходом Евстафьев решил поблагодарить Сухова. Он не мог просто уйти, не высказав ему слова признательности. Он не знал до конца, какова была его роль в этом, но в любом случае отдавал должное этому человеку. Поэтому зашёл к нему в кабинет.

– Спасибо, Иван.

Сухов в ответ усмехнулся.

– Нет, серьёзно, – продолжил Евстафьев, – если бы не ты…

– Ну, теперь держись, обком с тебя теперь не слезет.

– В каком смысле?

– Как в каком? – удивился вопросу Сухов. – Ты сегодня вон сколько обязательств взял – будь уверен: спрос будет как положено.

– С меня всегда спрос как положено, что-что, а к этому я привык.

Долго Евстафьев у Сухова не задержался. Посидев ещё немного, он ушёл. Ему надо было на фабрику, где его ждали дела. Более того, повышенные обязательства, которые были выжаты из него только что.

Само собою разумеется, новость об отмене запрета на поездку в Италию Сосновский и его друзья встретили очень позитивно. Они уже даже и не надеялись на такой исход дела и, конечно, были сильно обрадованы такой приятной неожиданностью. Неожиданностью, которая вновь открывала им дорогу в осуществлении своих планов.

– Ну, надеюсь, теперь всё будет в порядке, – произнёс Сосновский.

– Конечно, если доблестный обком вновь не передумает, – заметил Голубев.

– Если бы они знали, что стоит за их решением снять запрет с поездки Евстафьева, – сыронизировал Блажис.

Все нашли забавным высказывание Блажиса и дружно повеселились. И действительно, сам не зная того, обком снял все запреты на то, что должен был бы блюсти во что бы то ни стало.

– Что же, постараемся, чтобы они об этом никогда и не узнали, – ещё раз сыронизировал Блажис.

– Шутки шутками, а дело-то серьёзное, – заметил Котов, – любой промах может похоронить всю нашу затею.

– Я уже поговорил с Николаем, чтобы он был впредь поаккуратнее, – произнёс Голубев.

– Нам всем надо быть поаккуратнее, – сказал Сосновский. – А кстати, что ты не позвал его?

– Как же не звал, – как бы оправдывался Голубев, – звал, конечно, только он не пошёл.

– Эту встречу нам всё равно нужно организовывать, – заметил Сосновский. – Он когда едет-то?

– 19 июля, но это ещё не точно, – сказал Голубев.

– Отлично, у нас есть ещё два месяца, чтобы всё решить и оговорить.

У всех было приподнятое настроение. И никто даже не хотел подумать, насколько опасной может стать вся эта затея. Все были просто в предвкушении предстоящих событий. Они уже представляли себе, какая будет реакция у властей на опубликование мемуаров Горбачёва. Их огорчало только, что они об этом не узнают, ибо власти, по их мнению, предпочтут скрыть эту информацию. Впрочем, в то же самое время, они были также уверены, что возня в органах госбезопасности должна будет начаться нешуточная. И тогда они могут узнать об этой самой реакции, только в крайне невыгодной ситуации. Но о плохом, повторимся, думать никто не хотел. Уверенность в успехе была просто фанатичной. Решимость была просто неимоверная. Казалось, что их уверенность ослепит здравый смысл, что может погубить дело. Однако об осторожности всё-таки вопрос был поднят.

– Мне кажется, нам пора прекратить собираться у кого-либо из нас дома, – произнёс Котов. – Лишняя бдительность пойдёт только на пользу.

– Но мы совсем не привлекаем внимание, – сказал Голубев, – мы не связаны с какими-либо кругами.

– Нет-нет, Женя прав, – подержал Котова Сосновский, – лишняя бдительность нам действительно не повредит. Тем более, что она совсем не лишняя.

– Я тоже согласен, – также одобрительно высказался Блажис, – нам нужно определиться в конкретных шагах.