Текст книги "Утро звездочета"

Я и без уточнений понимаю, кого он имеет в виду – не настолько я безумен, чтобы после всего, что случилось, подумать на безвестного однофамильца режиссера. Иванян, тем не менее, тащит меня в мой же кабинет. Сегодня – наша с Дашкевичем очередь принимать посетителей и мой напарник уже сидит за компьютером и выглядит гордым хозяином в окружении гостей.

Все в сборе, кроме Мостового, который не появляется на работе ни в семь пятнадцать, ни в полвосьмого, и лишь без семи восемь нас зовут в Большой зал. Информационно я чувствую себя подготовленным и, помимо сведений, известных на вечер вчерашнего дня, могу, если предоставят слово, с большой долей уверенности спрогнозировать отмену сегодняшнего концерта Pink в Петербурге. Утерянные билеты – ни при чем, как, впрочем, и наши шумные висяки. На концерте в Германии певица неудачно упала и теперь вместо продолжение гастролей ей светит курс лечения травмированной ноги.

Через три часа после начала нашего совещания не менее массовое мероприятие запланировано в Кремле – заседание Общественной палаты, о чем также напомнили утренние новостные ленты. Интернет всесилен, он везде, даже на месте убийства Пахомова, которого, как напоминает Лента. ру, отметили на прошлогоднем Берлинском кинофестивале особым призом жюри за фильм «Предвкушение».

Кроме меня, никто из наших фильма не смотрел, и мне приходится пересказывать сюжет, и даже от этого мои руки атакуют сотни мурашек. Герой фильма, по молодости и сдуру узнает свое будущее от первой встречной гадалки, которая предсказывает ему скорую смерть. Герой меняется на глазах, его не интересует ничего, кроме него самого, что с учетом его перспектив представляется не самым удачным расчетом. Умирает, однако, не он, а его жена, и это происходит действительно скоро. Нет, герой, конечно, убит горем, но это не отменяет главного – скорби о своей предстоящей кончине. Он снова впадает в депрессию, подчас забывает о существовании детей и в результате теряет и их – двух маленьких дочерей, оставленных дома и сгоревших от неосторожного обращения с огнем. Для героя это еще не конец, хотя лучше для него было бы умереть.

Он находит гадалку, вернее тех, кто ее знал, таких же цыганок, как и неудачливая распорядительница его судьбы. Оказывается, что гадалки уже несколько лет нет в живых, она угодила под поезд на том самом вокзале, где предсказала судьбу героя. Цыганка, рассказавшая герою об этом, сама предлагает ему свои услуги и обещает, что не возьмет ни рубля. Она долго изучает его линии и сообщает, что знает об утратах героя. Говорит о почившей супруге, о погибших детях, ошибается лишь с определением пола одного из детей, утверждая, что герой потерял мальчика и девочку. А будущее, уверяет его гадалка, у него завидное.

Он серьезно разбогатеет – так, что поездки в Швейцарию будут для него такой же обыденностью как летние электрички на дачу. Но главное, у него снова будут дети – трое детей и красавица-жена, юбилей которой увидела гадалка, а еще, «самого резвого из всех коней» – дорогой автомобиль в подарок, как герой понял ее метафору. Фильм так и заканчивается – его погруженным в себя взглядом и протянутой ладонью, по линиям которой гадалка водила рукой как настройщик – по струнам гитары.

Фильм я посмотрел месяца три назад, в один из майских вечеров, когда мне, как обычно, не спалось, и я допоздна засиделся перед телевизором. Я остановился на «Закрытом показе», программе о фильмах, не интересных кинопрокатчикам, что еще совсем не означает, что их на ура примут зрители.

Не скажу, что это был осознанный выбор. Мне хотелось покоя, поменьше музыки, желательно – без стрельбы на экране, а в студии просто разговаривали люди. До поры до времени – спокойно, пока речь шла о фестивальных наградах и международном признании картины. Режиссера и актеров, расположившихся на небольшом возвышении между двумя рядами приглашенных экспертов, напротив трибуны со зрителями, даже пару раз наградили аплодисментами, впрочем, урезанными и, как мне показалось, стыдливыми. Больше сдержанных аплодисментов я не услышал: студию раскачивало от зашкаливавших оваций, которыми зрители прерывали противников картины. Пахомов чуть заметно улыбался, но бледность выдавала его волнение от, хотя и предсказуемой реакции, которую он в любом случае считал несправедливой и ощущал скорее как оскорбление поверивших ему актеров, чем воспринимал на свой личный счет. Среди экспертов поклонники фильма оказались в явном меньшинстве: из двенадцати человек к просмотру картину рекомендовали только Марк Захаров и Леонид Парфенов, и зрители в студии не постеснялись освистать престарелого режиссера и знаменитого журналиста. Фильм, тем не менее, показали – не отменять же показ из-за результатов голосования в студии?

Голосование было бы еще более единодушным, если бы москвичей попросили определиться с отношением к еще одной утренней новости. Поначалу мы даже решили, что тратим время на «утку». Но когда Дашкевич открыл Газету. ру, а затем – РБК. ру, а еще – Взгляд. ру, мы окончательно удостоверились в том, что становимся свидетелями сенсации. Поверить в это трудно, но факт: сегодня ни одна машина со спецсигналом не выйдет на улицы города.

В ГИБДД сообщили, что такое распоряжение действительно имеется, но источник не назвали. Между тем, в Интернете уже появились альтернативные и далеко не фантастические версии. Самое горячее обсуждение вызывает ролику на Ютубе, за сутки побивший рекорды посещаемости и собравший более ста двадцати тысяч просмотров. Ролик плохого качества, съемка на мобильный телефон, но количество специальных машин не дает усомниться в том, что ролик – не подделка.

«Кортеж премьера Путина попал в пробку из-за машины с мигалкой» – эта надпись предваряет ролик. На Лайф. ру уточняют, что автомобиль со спецсигналом не сломался, а спровоцировал аварию и якобы Путин лично вышел из машины и приказал сотрудникам своей службы безопасности оказать первую помощь пострадавшим. Всего этого в двухминутном ролике не показывают, видны лишь машины премьерского кортежа и где-то вдали, за ними – застрявший поперек дороги автомобиль со все еще работающим спецсигналом.

Меры, тем не менее приняты, хотя до сих пор не верится, что все это – не розыгрыш. «Москва лишится мигалок» – отличный заголовок для первоапрельской статьи.

По пути в Большой зал я все-таки вспоминаю Дениса и убегаю вперед, чтобы успеть разобраться с оповещателем или, по крайней мере, сдать его в ремонт. Денис, однако, не отпускает меня, я для него – как паук для заблудившегося в пустыне тигра, если, конечно, в пустыне водятся тигры и если они едят пауков. Одним словом, я – добыча, желанная и долгожданная. Слишком долго оповещатели не давали сбоев, и по взгляду Дениса, с которым он потрошит «Йоту», я понимаю, что он дождался своего часа.

Причиной поломки оказывается вышедшая из строя резервная батарея – инновационное, как уверяет инструкция, преимущество модели, обеспечивающее до тридцати суток непрерывной работы без подзарядки. Уже через пять минут Денис возвращает мне аппарат, и когда я вхожу в зал, найти своих оказывается чуть менее простой задачей, чем отыскать в пустыне паука.

Я и не представлял, что Большой зал настолько соответствует своему названию. По хорошему, его следовало назвать Огромным залом, или, если бы имя придумывал мнящий себя остряком Дашкевич, Резиновым залом. Впрочем, шутки шутками, а я и в самом деле теряюсь, причем в прямом смысле и уже через минуту не вижу ни одного свободного места. Я чувствую себя новичком, и это неудивительно: меня еще никогда не приглашали в Большой зал, а когда брали на работу, даже не показали его хотя бы с экскурсионными целями, полагая, видимо, что доступ к обсуждаемым здесь вопросам я получу еще очень нескоро.

– Судницын!

В гуле зала мне слышится собственная фамилия, но наткнувшись взглядом на вскочившего Дашкевича, я понимаю, что не ослышался. Коллеги держат для меня место, и я, протискиваясь в середину ряда между спинками кресел и ногами знакомых и не очень знакомых сотрудников, впервые искренне рад тому, что мне придется сидеть между Дашкевичем и Иваняном. Мостового в нашем ряду нет, он где-то впереди, в первых рядах, где прямо перед президиумом располагается второй эшелон начальства.

Зал затихает одновременно с появлением Бастрыкина, который проходит в президиум вторым и последним. Впереди себя он пропускает человека, которого я сразу узнаю. Это Юрий Сергеевич Горбунов, заместитель директора ФСБ. Вдвоем им, кажется, вполне уютно в президиуме, во всяком случае, они улыбаются друг другу и бросают приветственные взгляды на первые ряды, давая всем нам еще несколько секунд для того, чтобы настроиться на серьезную работу. На правах хозяина Бастрыкин первым берет слово, но лишь для того, чтобы представить Горбунова и передать ему микрофон.

Генерал-лейтенант Горбунов поднимается и сразу становится ясно, как он устал. Мундир перекошен в плечах, левой рукой он упирается в стол.

– Можно свет приглушить? – просит он, обращаясь почему-то в зал, а не к Бастрыкину.

Его просьба, тем не менее, сразу же выполняется. Зал, совсем как в театре, медленно погружается в сумрак, из которого снова раздается голос Горбунова.

– Полагаю, нет нужды уточнять, зачем мы здесь собрались, – говорит он. – К сожалению, на это нет и времени. Поэтому сразу к делу. Александр Иванович, как бы нам запустить…

Горбунов не успевает договорить, а Бастрыкин – подать знака, все происходит как бы само собой. На стене за президиумом вспыхивает яркий прямоугольник, а прямо надо мной, метрах в трех над головой, образуется световая дорога – это где-то за нашими спинами заработал проектор. Он очень мощный, и я на секунду зажмуриваю глаза, ослепленный агрессивной белизной экрана.

– А… уже, – оборачивается на экран Горбунов. – Спасибо.

Он откашливается, и на экране возникает фото черного БМВ с мигалкой. Номера не разобрать – его преднамеренно заретушировали.

– Корпоративная заставка? – фыркает мне в ухо Дашкевич и испуганно затихает.

Мне легко его понять – я тоже решил, что колкий комментарий слышал весь зал. Но, похоже, его слова лишь влетели мне в левое ухо, а из правого так и не вылетели.

– То, что вы, уважаемые коллеги, сейчас услышите, предназначено для узкого круга слушателей. Предельно узкого, если быть откровенным. Откровенность, как сами понимаете, не конек ведомства, которое я представляю, и сидящие в этом зале коллеги знают это не понаслышке. К сожалению, у нас катастрофически не хватает времени, поэтому сегодня откровенность имеет даже большую ценность, чем конфиденциальность. Так что не будем терять времени, тем более, как я уже сказал, его нет. Вот этот экземпляр, – поднимает он руку, показывая на автомобиль у себя за спиной, – является служебной машиной ФСБ. Откровенность откровенностью, но номера я раскрыть не могу, во всяком случае такому широкому кругу. Тем не менее, намекну: к нам информация поступила из Следственного комитета. Ведь именно эту машину видели недалеко от дачи актера Брауна – она, как показали очевидцы, некоторое время курсировала по дачному поселку.

Дашкевич толкает меня в бок: видимо, он имеет отношение к этой истории, но совсем забыл, что я о ней и понятия не имею. Изображение тем временем меняется: та же машина снята сверху, при этом качество нового снимка значительно хуже прежнего.

– Фрагмент с камеры видеонаблюдения, – поясняет Горбунов, – точно такой же служебный автомобиль ФСБ, но возит он совершенно другого сотрудника и номера на нем другие, уж поверьте мне на слово.

– Это же Черниговский переулок, – снова толкается Дашкевич. На этот раз достается Иваняну, который сидит с противоположной стороны. Теперь и я понимаю: имеется в виду убийство Карасина, ведь ресторан расположен почти на углу Черниговского.

– Съемка датирована третьим июля, за двенадцать минут до звонка в милицию из ресторана «Вествуд», где погиб журналист Карасин, – подтверждает предположение Дашкевича Горбунов. – И еще картинка, – комментирует он новый слайд.

Нам показывают совсем уж никудышное фото. Снятый откуда-то сверху поток машин, в котором нужная машина выделена стрелочкой. Мигалка на ней угадывается лишь по темной точке на крыше.

– Это в трех кварталах от места и спустя примерно три минуты от времени убийства Джабировой. Снова машина ФСБ и снова убийство. Какие есть мысли, товарищи следователи?

В ушах у меня звенит – от молчания огромного зала и от мерного гудения, издаваемого проектором. А может, так разговаривает микрофон в те мгновения, когда его не заглушают голоса людей.

– По большому счету, мы вышли на все это случайно, – продолжает, не дождавшись ответа, Горбунов. – Все началось с запроса вашего ведомства по поводу машины у дачного поселка. Мы все проверили и дали стандартный ответ: да, машина вблизи места преступления была, но цель ее пребывания не разглашается. А что мы еще могли ответить, совершенно точно зная, что машина находилась за десятки километров от места совершения убийства?

– Хэк! – говорит Дашкевич, и вот теперь его наверняка слышно. Если не на весь зал, то хотя бы в соседних рядах. Куда денешься – в такой тишине не скроешь и урчания в животе. Бастрыкин хмурится и что-то записывает в блокноте.

– В момент, когда была сделана фотография в дачном поселке, машина находилась в служебном гараже, – сообщает Горбунов. – Это подтверждается официальными регистром, данными внутреннего видеонаблюдения, показаниями считывающих устройств, фиксирующих каждый въезд и выезд в гаражи ФСБ. Потрепали мы нервы и Александру Сергеевичу, – наклоняется он к Бастрыкину, который отрывается от блокнота, – а он, как можно предположить, многим из вас. Надеюсь, поймете нас правильно: просьбы о перепроверки фактов, которые были представлены в запросе Следственного комитета, говорят совсем не о недоверии к вам. Хотя как можно поверить в сведения, если сам обладаешь информацией прямо противоположного характера, причем информацией на сто процентов достоверной? Конечно, мы вправе были ожидать уточнений. Мы их дождались, но подтверждение данных вашего комитета, не скрою, лишь осложнило дело.

– Мы сделали то, что должны были сделать, – разводит руками Бастрыкин.

– Нет-нет, Александр Иванович, – трясет головой Горбунов, – к вам претензий никаких быть не может. Но и нас поймите, ну нелепица же какая-то: машина была в гараже и… одновременно километров за пятьдесят от гаража. Как такое прикажете понимать?

– Нужны дополнительные проверки, – стучит карандашом по столу Бастрыкин, – и не только с нашей стороны.

– Да какие там! – взмахивает руками Горбунов. – Время, Александр Иванович, вре-мя! Вот посмотрите, – он все-таки куда-то нажимает незаметно для нас, и слайд меняется на новый словно от одной его голосовой команды, – этот снимок успели увидеть всего три человека у нас в ФСБ. Картина, как видите, практически идентичная, с той лишь разницей, что снимок сделан сегодня утром почти сразу после убийства Пахомова. Мы сразу затребовали данные со всех имеющихся в данном районе камер наблюдения и вот пожалуйста: из почти восьмидесяти камер три засняли движение автомобиля с мигалкой. Данные с одной из камер – перед вами.

Горбунов прав, это еще одна ничем не отличающаяся от предыдущих кадров съемка проезжей части. Опять дряное качество, опять поток машин, только теперь ему приходится верить на слово: машины с проблесковым маячком до того как слайд исчезает, я заметить не успеваю.

– Последний кадр уже трудно назвать случайностью. И мы, и вы, все мы просто не имели права не ждать новых убийств. Мы были бы совсем уж полными олухами, если бы не искали машину с мигалкой и эфэсбешными номерами. Очередное громкое убийство? Ищите мигалку – вот, к сожалению, пока единственный определенный ответ.

– Если можно, я хотел бы дополнить Юрия Сергеевича, – обводит зал взглядом Бастрыкин. – Не хотелось бы, чтобы у присутствующих сложилось превратное мнение. Речь не идет о том, что машины с номерами ФСБ каким-то образом причастны к трагическим событиям. Но нельзя отрицать и того факта…

– Я думаю, можно называть вещи своими именами, – говорит Горбунов, и это наверняка первый случай, когда в этих стенах кто-то позволяет себе перебить Бастрыкина, – не нужно нас жалеть, Александр Иванович. Мы здесь собрались не для того, чтобы петь друг другу оды, гимны и осанны. И потом, это ведь правда: я имею в виду причастность машин с номерами ФСБ к убийствам. Одно, ну еще два случая можно считать совпадениями, но когда четыре убийства из пяти… Кстати, это не означает, что в случае с убийством Зельцера мигалки не было. Я вам более того скажу: я уверен, что мигалка была, просто мы еще не получили доказательств. По убийству Пахомова более подробно можно будет говорить позднее, а пока, если угодно, приведу интересную информацию по убийству Джабировой.

Слайд исчезает и на его месте снова горит гигантский белый прямоугольник. Пару секунд спустя гаснет и он, и возвращается свет и кажется, что Большой зал расширяется до совсем уж циклопических размеров.

– Во время убийства машина, которую вы видели на фотографии, находилась в Солянском проезде. Наш сотрудник, в чьем служебном пользовании находится автомобиль, был приглашен на встречу в Госнаркоконтроль и прибыл на место примерно за полчаса до убийства. Естественно, факт прибытия машины был зафиксирован камерами наружного наблюдения соответствующего ведомства. Оставив пассажира, водитель отправился в ЦУМ и в течение двадцати минут покупал продукты в магазине «Глобус Гурмэ». В момент, когда произошел выстрел, он заказывал сыр Мистер Д`Амбер по три тысячи семьсот пятьдесят рублей за один килограмм. Мы обязательно выясним, было ли это поручением пассажира автомобиля, или инициативой водителя. В любом случае, за использование служебного транспорта в личных целях, причем в рабочее время, придется ответить.

Я вспоминаю о ночи в Лесном городке и по спине пробегает холодок. Сидящий рядом Дашкевич, уверен, думает о гораздо более важных для себя вещах.

– Даже теоретически машина не могла находиться на месте убийства в момент убийства. И тем не менее машина БМВ седьмой серии с идентичным государственным номером совершенно определенно проехала через три минуты по Садовому кольцу, примерно в восьмистах метрах от того места, где была застрелена певица. Так какие выводы, уважаемые коллеги? – повторяет он заданный двумя минутами ранее вопрос.

– Разрешите, товарищ генерал-лейтенант? – слышится из первых рядов и я вижу затылок приподнимающегося с места Мостового. Я, кажется, впервые вижу его затылок и выглядит шеф, надо признать, совершенно беззащитным.

– Да-да, – отзывается Горбунов.

– Старший советник юстиции Мостовой, – представляет его, совсем как журналиста на пресс-конференции, Бастрыкин.

– Есть версия, – утверждает шеф. – Причем одна и другой я не нахожу.

– Да-да, – повторяет Горбунов.

– Может, у служебных машин ФСБ есть дублеры?

– Прекрасно! – восклицает Горбунов. – Вы полностью подтвердили нашу гипотезу. Да и есть ли другое рациональное объяснение?

– К сожалению, рациональное объяснение звучит совершенно неправдоподобно, – говорит Бастрыкин.

– Другого объяснения нет, – настаивает Горбунов. – Александр Иванович, вы знаете, зачем я сегодня здесь. И то, что мое затянувшееся вступление было необходимо для осознания всего драматизма ситуации. А, главное, для понимания нашей общей ответственности. Да, ответственности, ведь я, от имени и по поручению Федеральной службы безопасности, пришел к вам за помощью.

Все, конечно, догадывались об этом заранее. Но теперь, когда Горбунов произносит эти слова, кажется, что все мы вот-вот сорвемся.

– Есть еще кое-что, – задумчиво произносит Горбунов, словно не уверен в целесообразности предстоящего признания. – Эта информация пока засекречена. По крайне мере, решение обнародовать ее пока не принято.

Бастрыкин кивает и улыбается, умудряясь при этом сохранять сосредоточенное выражение лица.

– Я о сегодняшнем убийстве Пахомова, – продолжает Горбунов. – У нас есть свидетели, видевшие убийц. Вернее, видевшие руки убийцы и оружие, которое эти руки держали в момент убийства. Стреляли из черного БМВ с выключенной мигалкой. Очевидцев двое – мужчина и женщина. Согласно их показаниям, выстрелы были произведены через заднее окно автомобиля, все произошло за считанные секунды и абсолютно беззвучно. Окно открывается. Очередь из автомата. Окно закрывается. Машина, не замедляя хода, едет дальше. Занавес.

Горбунов медленно соединяет ладони, и выглядит как человек, аплодирующий в замедленной съемке.

– Почему-то я уверен, – открывает он пластиковую бутылку с водой, – что баллитическая экспертиза покажет примерно то же, что и в случае с Джабировой. А именно, что выстрелы производились практически под прямым углом. Определенно, не с высоты пятого этажа.

Он делает несколько глотков прямо из бутылки и ставит ее на стол.

– Положение усугубляется тем, что дальнейшие убийства могут вызвать цепь непредсказуемых событий в масштабах всей страны. Элита растеряна и напугана, и даже хуже того: напуганы и растеряны средства массовой информации и что от них ждать завтра, не могут сказать они сами. Все это очень походит на ситуацию перед бунтом, а она, знаете, как до краев полный стакан. Одна лишняя капля и процесс пошел. Президент, конечно, молодец – созвал Общественную палату, да еще в прямом эфире. Но успокоит ли это общество? – он качает головой. – Боюсь, что вряд ли. Кстати, буквально перед тем, как мы вошли в этот зал, я получил сообщение о том, что вечером на Манежной ожидается массовый митинг. Организаторы – лучшие люди страны. Я, честно говоря, не представляю, как разгонять дубинками Ярмольника, Марка Захарова, Якубовича, потом этого, – щурится он на Бастрыкина, – который пишет детективы.

– Ммм, – смотрит перед собой Бастрыкин, – детективы, в основном, женщины пишут.

– Да нет, который про дореволюционные времена.

– Акунин? – поднимает брови Бастрыкин.

– Акунин! – хлопает себя по лбу Горбунов. – И еще с десяток знаменитостей. Буйнов, Плющенко, и так далее. В общем, товарищи, от нас зависит судьба страны. Мы обязаны остановить преступников, иной альтернативы нет.

– Разрешите вопрос? – поднимает руку Мостовой. – Как такое вообще возможно?

– Что? – спрашивает Горбунов.

– Поконкретнее, пожалуйста, – напрягается Бастрыкин.

– О машинах, конечно, – встает шеф. – Кто мог решиться подделывать номера ФСБ? Кому вообще это под силу?

– Вот! – тычет пальцем в зал Горбунов. – Вы сами и ответили. Мало иметь желание и достаточно сумасбродства, нужны возможности. Совершенно сумасшедшие возможности! Только представьте себе: идентичный, по крайней мере, снаружи, автомобиль. Нельзя исключить, что машина-дублер всего одна, меняются лишь номера. А если их на самом деле несколько? Да и сколько всего их? Это сколько денег надо? Знаете сколько стоит одна такая машина?

Все мы молчаливо внимаем нашему гостю.

– Много! – с чувством говорит он. – А спецсигналы? В магазинах электротехники их не купишь. А новейшее оружие с идеальными глушителями? А безупречная стрельба? А незаметное нанесение резаной раны посреди переполненного ресторана? А прекрасно подготовленные люди, осуществившие все это? Наконец, деньги? По крайней мере, сотни тысяч евро, которые ушли на все эти, так сказать, операции? А сколько еще тысяч заложено на будущие операции? И сколько их, этих операций, еще запланировано?

Он переводит дух и снова пьет из бутылки.

– Кто бы ни были эти мерзавцы, ясно одно. Без надежного и щедрого покровительства крупных финансовых структур – неважно, официальных или подпольных, – этого, извините, бардака не возникло бы. И ведь понятно зачем: через год с небольшим – парламентские выборы. Через полтора с небольшим – президентские. Десяти лет, как оказалось, было недостаточно, чтобы искоренить в стране деструктивные силы. Есть, есть они, – кивает он головой. – Сильные. Богатые. Влиятельные. И так уж получилось, что нам с вами по силам остановить их. Эти убийства – их вызов всем нам. Народу. Власти. России. О каком стабильном развитии может идти речь, если власть не в состоянии обеспечить безопасность собственных граждан? Своих лучших, заметьте, граждан. До смерти напугать всех. Ввергнуть в перманентный шок. Разочаровать в дееспособности власти. Свежий поток, проистекающий из фильтров последних десяти лет, снова превратить болото девяностых. Похоронить в нем нас всех, остаться на берегу в одиночестве и получить полный контроль над всей, так сказать, рыбой – над неичерпаемыми природными ресурсами нашей страны. Это ли не терроризм? Не измена ли родине? Я более того скажу: это и терроризм, и измена родине, и преступление против человечности. Уничтожение отдельных граждан, уничтожение государства – эти люди не остановятся не перед чем, только бы прибрать все к рукам.

– Улет, – шепчет Дашкевич. И правда, улет, кажется, что попал на закрытое совещание Совета безопасности. Или на партсобрание в сумасшедшем доме.

– Конечно, мы все это проясним, – обещает Горбунов. – Как приобретали машины. Где приобретали. У кого. Кто посмел сфабриковать специальные государственные номера. Кто слил, – повышает он голос, – информацию о ведомственных номерах. И так далее, и тому подобное. Вопросов – огромное количество, и на все мы найдем ответы. В обязательном порядке, но пока, – делает паузу он, – пока главное – остановить преступников. Прервать цепь громких убийств. Поэтому я здесь. Поэтому прошу вашей помощи. Поэтому признаю: ФСБ не в состоянии решить эту проблему в одиночку, но и прибегать к более массовой и, к сожалению, менее квалифицированной помощи – я имею в виду МВД, – мы не можем. Конечно, в той части, что касается наиболее ответственной части операции, к непосредственному изложению которой я, – он наклоняется к Бастрыкину, – мы, да, Александр Иванович? – тот кивает, -…Мы, наконец, можем перейти. Приказ! – поднимает со стола бумагу Горбунов

Вот оно что! Оказывается, просьба о помощи наиболее эффективно работает в том случае, когда ее облекают в форму приказа.

– Согласно особому секретному распоряжению, сегодня, 17 июля, в восемь ноль-ноль объявляется начало операции «Утро звездочета». Название, – отрывается он от бумажки, – выбрано не случайно. Преступники фигурирует у нас под кодовым названием «Звездочет», в честь беспрецедентных достижений по уничтожению знаменитостей. Штаб операции расположен на Лубянке, руководителем операции назначен ваш покорный слуга, заместителями – Бастрыкин, Нургалиев, Шойгу.

От перечисления таких фамилий я невольно выпрямляюсь в кресле. Представления не имею, чем все закончится, но быть в одном зале с Горбуновым сейчас – это, определенно, нечто особенное.

– Вам, возможно, уже известно, что по городу временно запрещено движение машин со спецсигналами. Правило касается всех, даже президента, который сегодня добирается, или, может уже добрался, на работу на спецвертолете. Нам даже пришлось разыграть спектакль с участием премьер-министра и распространить как бы случайно снятое видео в интернете, чтобы ни у кого не возникло подозрений. И потом, дело не только в том, что мы пытаемся засекретить операцию. Как тут засекретишь? – обводит он взглядом переполненный зал. – Сейчас главное – не терять времени. И предотвратить нарастание паники. Поэтому и был осуществлен вброс вирусной информации. Нам не хотелось, чтобы возникли хоть малейшие подозрения в связи нашего дела с запретом мигалок. Далее, – хмурится он на бумагу в руке. – Теперь непосредственно о задаче, которая будет возложена на большинство присутствующих здесь коллег. Я имею в виду и своих соратников, и коллег Александра Ивановича. Друзья! – воодушевляется он так, что микрофон издает короткий писк. – С сегодняшнего дня все мы – члены одной команды. Перед нами – сложнейшая, опаснейшая, но и почетнейшая миссия. Спасти страну. Давайте сделаем это вместе, и совершенно неважно, кто станет непосредственными героями – сотрудники ФСБ или СКП. Нам нужно найти машину с мигалкой. Да, с мигалкой, несмотря на известный запрет. Я очень надеюсь, что информация о внегласном запрете пока не просочилась к злоумышленникам, даже если допустить, что у них имеются осведомительные каналы в нашем, или вашем, или еще каком-то правоохранительном ведомстве. Надеемся, что они еще не расшифровали известие о вчерашнем мнимом происшествии с премьер-министром. Пусть эта новость скорее забавляет их, чем вызывает опасения. Пусть повеселятся. Смех – не всегда признак счастья, иногда он – предвестник беды. Они, конечно, обнаружат полное отсутствие мигалок в городе, но свяжут это исключительно со вчерашним, так сказать, инцидентом. Все же полагаю, это не напугает их: слишком уж хорошо идут у них дела. Скорее, «звездочет» почувствует себя не просто неуязвимым – эти ребята и без того две недели нежатся в объятиях фортуны. Сейчас они, наконец, поверят в то, что перелом произошел. Что их время – вот оно, наступило. Что можно разделять и властвовать. Уверяю вас, это очень серьезно, даже самые осторожные особи теряют голову.

Словно радуясь бесспорности своих выкладок, Горбунов улыбается нам.

– Вам предстоят, возможно, несколько особо напряженных суток. Мы, насколько это было возможно в эти предельно ограниченные сроки, сделали необходимые расчеты, которые показали, что людей, находящихся в этом зале, достаточно для того, чтобы поймать преступников. Вам, конечно, обо всем подробно расскажут ваши непосредственные начальники сразу после нашей встречи. Я лишь коротко изложу суть. Каждый из вас, вернее, почти каждый, получит в распоряжение автомобиль из резерва ФСБ. Автомобили с гражданскими номерами – «Форды», «Мазды», «Шкоды», не припомню, есть еще какие-то модели. В общем, большой ассортимент – как по внешнему виду, так и по внутреннему устройству. Это, так сказать, наши гражданские сотрудники на колесах, по аналогии с пешими сотрудниками в гражданском. На проезжей части они неотличимы от обычных машин также, как наши люди в толпе. Милиции мы это доверить не можем, их задача, в особенности это касается ГИБДД, при необходимости прийти на помощь или обеспечить беспрепятственный проезд по затрудненным участкам. Конкретные указания будут получать конкретные сотрудники МВД что называется, по месту. В суть операции посвящен лишь министр Нургалиев, который, кстати, также считает, что именно в плане вспомогательных действий его подчиненные будут наиболее полезны. Они будут прикрывать наши совместные действия в случае, повторюсь, необходимости. Вам же, как я уже говорил, будут выделены автомобили, будут нарезаны участки, будет определен график дежурств. Задача у всех одна – обнаружить БМВ со спецсигналом. Нет, – вскидывает он палец, – любую машину со спецсигналом. Вопросы?