Текст книги "Адские врата"

Сеча была жаркой. Уже не думал Никола, чтобы ударить вполсилы и сберечь врагу жизнь. Не осталось такой возможности. Крошил, будто капусту шинковал. В обе руки взял палицы длинные и крутил ими невообразимые кренделя, будто косою перед Кикиморой. Сами напросились. Подходили бы по одному, каждому досталось бы полкулёчка. А тут вот вам, да ещё с довеском. Довесок обеспечивали Савелий с Оксаной. Огненные шары перемежались с водяными брызгами и взмахами серебряного креста, который, оказалось, мог не только своим жизнь спасти, но и у чужих забрать. Вонь, гарь, визг и стоны умирающих оставили они после себя, когда, одолев последнего врага, задержались возле закрытой двери на противоположной стене зала.

– Вот почему они не сбежали, – понимающе кивнул Савелий. – У них за спиной ворота захлопнули. Ну, изверги! Похоже, Никола, сейчас мы положили штрафную роту. Случись что, их свои же из пулеметов добили бы… – И горько усмехнулся. – Вот тебе, брат, и дежавю.

Вдруг Оксана подняла руки ладонями кверху, будто антенны, повернулась вокруг себя и сказала уверенно:

– Больше они нас трогать не станут. Нужны мы им.

22

А что же Алёшенька с Настенькой? Каково-то им, бедняжкам, в тёмном аду, где дымы костров перемешались с запахом паленого мяса, а шипение масла – с криками несчастных грешников?

Чёрт, торжествуя, тащил их по коридорам – ревущих и просящихся к маме. Он даже специально встряхивал детишек, когда плач утихал. Пусть им будет плохо – проклятый кузнец быстрее пойдёт на сговор.

Они двигались по первому ярусу, где можно было увидеть и кочегарку, и столовую, и некоторые подсобные мастерские. Впрочем, расспрашивать Сигизмунда дети не решались – были слишком напуганы, а вот сам он с удовольствием пояснял всё в красках и лицах.

Интереснее, конечно, оказалось на втором ярусе. Тут находились клети, в которых содержались грешники. Они возвышались над главной рабочей площадкой, и делалось это с той целью, чтобы обречённые страдали и в ожидании очереди на поджаривание. Впрочем, кроме как на мучающихся товарищей, смотреть было вообще не на что – разве что уставиться в глухую стену, ещё сильнее напоминающую о вечности. Поэтому, чтобы не сойти с ума и не отправиться на переплавку, души несчастных были вынуждены сочувствовать чужому горю. Или, как вариант, злорадствовать и вконец губить себя. Такие тоже находились. Их отсаживали в особую клетку, откуда самых продвинутых забирали на подготовительные курсы младших бесов. В этом случае жизнь продолжалась, но уже в ином обличье. Они становились мутантами подземного мира. Настоящие породистые черти их презирали, а души простых грешников – ненавидели и боялись. Естественно, чтобы выслужиться, принуждены были такие выродки мучить бедолаг ещё изощрённее. За это им даже прозвище дали соответствующее – бандеры.

Площадка для поджаривания оказалась довольно обширной – мест на пятьсот, не меньше. Как потом выяснилось, здесь был всего лишь один из филиалов ада, поэтому грешники стекались хоть и со всего мира, но поодиночке, а не группами. Они не сразу находили между собой общий язык, а потом всё равно недолюбливали друг друга по национальному признаку. Случалось, нашёптывали чертям доносы, лжесвидетельствовали, играли в карты на очередь поджариваться, унижали слабых… А что оставалось делать? Хоть какое-то развлечение. Истинно изменившиеся попадались один на сотню тысяч. Таких провожали из ада общем плачем. Случалось это нечасто, в основном, с пересыльными. Свои-то большей частью были неисправимы. Рыдали, впрочем, не потому, что жалели о других. Над долей своей горемычной бились: ведь оставшимся срок трубить до второго пришествия.

Выше этого хозяйства, в некотором обособлении, находилась ещё группа клетей, в которых содержались похищенные дети. Бабка Матрёна не обманула: их использовали для добывания особого масла, которое не подгорало и не давало почти никакого дыма. Ценилось оно высоко, и конкурировал с ним только жир, вытапливаемый из самих бесов.

Тут требуется пояснение. Имелись в правилах подземного народа такие проступки, за которые отправляли на костёр. Сама по себе смерть не особо пугала чертей: они сталкивались с ней ежедневно. Но вытапливание жира проходило без умерщвления – долго и мучительно, так что даже грешники пугались, услышав об этом наказании. Возвращались бесы из ссылки чёрными, будто с южным загаром, а ещё худыми и злющими, как собаки. Поэтому смуглота не пользовалась среди чертей популярностью. Хотя, что говорить: за долгую жизнь многие проходили через это. Здесь ведь, как и у людей – от тюрьмы да от сумы не зарекайся.

Сигизмунд, планируя похищение Настеньки и Алеши, думал, в первую очередь, о мести кузнецу. Если его мечты и касались добычи драгоценного масла, он гнал эти мысли из головы. За такое, пожалуй, Степанида Ивановна с Оксаной с него самого шкуру спустят. Что и говорить – не герой, а мелкий пакостник. Он и сам это осознавал. Но зато в своём деле считал себя специалистом.

Впрочем, и тут лишь до поры до времени.

Всё изменилось, едва в преисподнюю проникла душа Оксаны. Погромы, которые она учинила, нанесли большой ущерб хозяйству – особенно в отношении инвентаря. А потом выяснилось: уверенность чёрта в слабости да беззащитности детей тоже дала трещину.

Началось с того, что Алёша с Настенькой вдруг перестали плакать. Они смотрели на площадку для поджаривания с любопытством, а потом задали чёрту много разных вопросов, на которые тот отвечать посчитал ниже своего достоинства. Пленники должны реветь, в крайнем случае, ныть, но никак не интересоваться происходящим.

Тогда, уже посаженный на замок, Алёша попытался наладить контакт с арестантами в соседних клетках. Оказалось, там все говорили на разных языках, и понять друг друга не могли. Вмешалась Настенька. Она быстро разобралась, как с кем общаться и вскоре исполняла обязанности толмача. Детишки вокруг неё кучковались, выдумывали разные игры – словом, радовались, и на волне единения даже клуб организовали под названием «Хочу к маме». Некоторые уже догадывались о своей жалкой участи. Становилось понятным, почему кормят их одной гречневой кашей – чтобы масло получилось с запахом ванили и шоколада.

Алёша вначале не поверил этому, но кое-что из слов, брошенных проходившими мимо чертями, подтвердили предположение. И тогда он сказал сестре:

– Мне уже скучно играть в заключённых. Давай поиграем во что-нибудь другое.

– Можно в солдатиков. – Настенька часто играла с братом в его игрушки.

Первым делом Алёша взялся за железные решетки клети. Он посмотрел на них сосредоточенным взглядом – и те потекли, будто парафиновые. Через минуту все остальные камеры тоже были раскрыты.

– Пойдём вниз, – предложила Настя. – Дяденьки на сковородках так кричат, будто им за это деньги платят. Посмотрим ближе.

Они стали спускаться вниз, а остальные дети бросились врассыпную. Суета быстро улеглась: на верхней площадке попросту никого не осталось.

Группа чертей, попавшаяся навстречу Насте и Алеше, сопровождала десяток грешников. Увидев прогуливающихся без охраны детей, конвоиры удивились, а грешники принялись смеяться – каждому нравится беспорядок в чужом хозяйстве. Но едва один из бесов захотел подхватить Алешу под мышку, вилы, которые он отложил в сторону, вдруг воткнулись ему в мягкое место. Чёрт взвизгнул и бросился бежать. Вослед ему хохот только усилился: потешались и товарищи, и арестанты. Правда, через несколько секунд цепи, сковывающие ноги мучеников, упали вместе с пудовыми гирями, а оружие охранников железными струйками стекло на каменный пол и образовало там лужицы. Что тут началось! Арестанты сцепились с охраной, потасовка завязалась нешуточная.

– Пошли! – потянула брата за рукав Настя. – Здесь неинтересно. Дяденьки дерутся. У нас в деревне и не такое бывало, правда, Алёша?

– Конечно! – И они тронулись дальше.

Прослышав про драку, на подмогу своим со всех сторон спешили черти. Только почему-то оружие у них вело себя странно: то вилы вырывалось из рук прямо на бегу и с силой вонзалось в потолок; то у трезубцев зубья скручивались в спиральку, которой не то, что грешника – яичницу не проткнёшь. Металлические сети расплетались и опутывали бесам ноги – валились те на пол десятками, проклиная непонятные чудеса.

Добравшись до жаровней, дети осмотрелись. Множество человеческих душ сидело на раскалённых сковородах, под которыми горели дровяные костры. Груды берёзовых и дубовых чурбаков лежали чуть в стороне. Там же валялись брошенные кочерги и колун. Грешники стонали и кряхтели – так им было несладко. Рядом находились те, кто ожидал своей очереди, и по всему походило, что они боялись ещё больше. Присматривать за всем этим хозяйством оказалось некому: черти умчались успокаивать бунтовщиков. Настя, подойдя ближе к сковородке, крикнула сквозь шипение масла:

– Дяденьки! Можете убегать. Они долго не вернутся.

– Не мешай, девочка! Мы заняты! – буркнул в ответ один из жарящихся – интеллигентного вида мужчина с залысиной и в очках, сидевший у самого края. Ни дать ни взять, бывший бюрократ. – Ты нам срываешь отчётность. Приходи в другой раз, здесь будет вторая смена. Может, те согласятся…

– Они так играют! – догадалась Настя.

– Давай их развеселим, – предложил брат. – Мне кажется, скучно играть в одно и то же много-много лет.

И они развеселили, как смогли. Сковороды стали опрокидываться, котлы протекли – в результате грешники посыпались на пол, как яблоки из корзины, а в костры попала вода. Ох, и поднялся же дым пополам с паром! Драгоценное масло тоже оказалось в огне, и горело, выделяя аромат ванили.

– Сейчас бы булочку! – мечтательно сказала Настя, почувствовав запах.

– Поищем, где здесь кормят.

Они двинулись между искорёженными сковородками, дошли до новых рядов тюремных клеток и расплавили их замки. Грешники толпами выбегали на свободу, вооружаясь чем попало. Черти, появляющиеся на лестнице, ведущей на первый ярус, сразу натыкались на отчаянное сопротивление. Битва разгоралась.

Добравшись, наконец, до дальней стены зала, дети увидели проход, над которым хитроватой вязью было выведено: «Оставь надежду, всяк сюда входящий!»

Настя вздохнула:

– Так написано, потому что, наверно, тут нечего кушать.

– Найдём другую дверь! – отмахнулся Алёша. И действительно, не прошли они вдоль стены зала сотни метров, как обнаружили ещё одну арку. Взявшись за руки, дружно пересекли порог, и оказались в небольшом хорошо освещённом зале, посреди которого стоял алтарь.

Помещение было пусто, но стены и потолок сплошь покрывали руны и картинки, изображающими различные пассы руками. Кое-где выделялись большие иероглифы, с которых начинались новые разделы записей – вероятно, заголовки.

От такого великолепия девочка даже обомлела:

– Как красиво! Подожди, Алёша, дай почитать!

Она забормотала слова на каких-то странных наречиях, повторяя руками фигуры, изображённые в высечке. Неведомый художник, наверно, наносил их сверхпрочным резцом, потому что стены были сделаны из гранитных плит. И при этом рисунки отличались удивительной тонкостью.

Наморщив лоб, Настя прочитала несколько строк, пока за стеной не грохнуло так, будто обвалился потолок.

– Что там случилось? – с любопытством спросила она. Брат, выглянувший в арку, сообщил весело:

– В полу открылась какая-то яма. Из неё червяк большой вылезает.

– Да? – удивилась Настя и похвалилась: – А я про древнее чудовище прочитала. Оно всеми проклято и чертей кушает.

– Хорошо бы и нас кто-нибудь накормил, – вздохнул брат. – Я тоже проголодался.

Рычание, переходящее в рёв, сотрясло стены. Черти стали ошалело носиться по ярусу, попутно схватываясь с грешниками, и эта суета немного развлекла детей. Они увидели, как грязно-жёлтая гусеница, покрытая острыми шерстинами, сокращаясь и расширяясь, принялась быстро двигаться по залу, нанизывая на свои иглы подворачивающихся бесов – совсем как ёж забрасывает на спину яблоки. Грешники оказались у неё не в чести – то ли слишком мягковаты, то ли дурно пахли.

Для своего размера – шагов около тридцати – чудовище обладало хорошей гибкостью и подвижностью. Оно догоняло чертей, и, выбрасывая из дымящихся сизым дымом ноздрей язык-петлю, хватало их за ноги. На передней части туловища имелась пара огромных выпуклых глаз и ужасная пасть, оснащённая доброй сотней крючковатых зубов, которые тоже без дела не скучали. Случайно попавшийся на «язык» чёрт оказался перекушен пополам и со вкусом пережёван вместе с костями.

Попытавшись оказать чудовищу сопротивление, бесы вооружились длинными копьями с железными наконечниками и выстроились в строгие ряды. Наверно, хотели повторить подвиг римских центурионов. Но гусеница вдруг подняла волочащийся за ней хвост и плеснула потоком какой-то вонючей жидкости. Попавшие под струю валились на пол, парализованные, и их тоже засосала зубастая пасть. Остальные в страхе разбежались, побросав оружие и доспехи.

Ползая между помятых сковородок и худых котлов, чудовище успевало слизывать с грязного пола лужицы дымящегося масла. Высокая температура нисколько не мешала ему наслаждаться, словно горячим десертом. Нескольких мучеников, послушно стоящих возле кострищ, оно попросту раздавило.

Через четверть часа огромный зал напоминал поле битвы. На некоторых участках не стихала борьба чертей против освободившихся грешников, а в центре царила неведомая тварь. Скрипя жёсткими ворсинами по каменному полу, она протискивалась в узкие проходы между кучами дров, а баки с золой сметала, даже не обращая на них внимания.

23

Тёмные переходы, освещаемые редкими факелами, обладали своей мрачноватой красотой. Образовались ли они естественным путем или были вырублены в каменной плите неведомыми мастерами, трудно даже предположить. Во всяком случае, местами виднелись следы резца, но применялся инструмент большей частью, чтобы поправить свод, слишком низко нависающий над головой, или арку, ведущую к какому-нибудь залу – для придания пропорциональности. Особых изысков здесь не имелось. Разве что в некоторых пещерах присутствовала витиеватая резьба, изображающая сцены мучений грешников с пояснениями на неизвестных языках, а порой встречались гигантские плиты с рунными текстами – возможно, места для молений. В таких помещениях стояли и сосуды с ароматными маслами, и запах от стен исходил необыкновенный.

Тема грешников в местном искусстве использовалась широко. Встречались элементы живописи – рисунки, нанесённые охрой, только качество их сильно отставало от резьбы. Мазки были нанесены неумело, местами вообще символически… Впрочем, общую картину страха и уныния они поддерживали.

Вопреки сложившемуся мнению, что в пещерах должно быть сыро и холодно, а со стен непрестанно капать вода, в аду всё выглядело иначе. Залов, где действительно имелись известняковые отложения типа сталактитов, по пальцам пересчитать было можно. Но эти залы отличались необжитым видом. Сюда если и захаживали черти, только мимоходом. Ревматизм – он и в преисподней ревматизм.

В одном месте набрели Никола со спутниками на бараки. Внутри те напоминали воинские казармы – такие же деревянные нары, к тому же многоярусные: из экономии места. На страже находился дежурный бес, но вместо того, чтобы поднимать тревогу или поспешно ретироваться, он отдал честь и указал на небольшой проход, уводящий вправо:

– Вам туда. Идите до первого перекрёстка, встретите посыльного, он проводит дальше.

– Вот чёртово племя! – удивлённо покачал головой Савелий, когда они углубились в указанный коридор. – Выходит, действительно не желают больше биться?

– Или заманивают в ловушку! – осторожно ответил кузнец.

– Верно. Имея дело с ними, можно ожидать любого подвоха, – согласился поп. – Водички бы запастись святой…

Словно по его просьбе возле раскрывающейся огромной пещеры в небольшой нише появился колодец. С виду обыкновенный: чтобы ведро зачерпнуть, нужно ворот покрутить. Обрадовался Савелий, схватился за рукоять, только осилить не смог. Пришлось кузнеца привлекать. Тот, попыхтев, вытянул черпак на шесть вёдер.

– Недаром рукоять такая длинная! – догадался Савелий. – Впятером, небось, крутят! На всю казарму разом.

Понюхал водичку – пахнет свежо. Попробовал, перекрестившись – замертво не упал и в демона жуткого не превратился. «А что тут необычного! – прокомментировал свои опасения. – Если старуху, душу продавшую, святая вода превращает в чудовище диковинное, может, бесовская на православных такое же действие окажет?» Напились все, потом принялся Савелий за дело – молитвы читать да благословения Божьего испрашивать. Конечно, проверить и результат своими глазами оценить было проблематично, поскольку не бросались на них своры чертей, но, уверенный в том, что Господь их не бросит на произвол судьбы, наполнил Савелий новой водой кувшин, а ведро обратно в колодец опрокинул.

– Можно идти дальше. Если и готовят нам пакость супостаты, задёшево мы свои жизни не отдадим.

Оксана, всё это время будто ждала чего-то. Оказалось, совсем недалеко находился провожатый, который прятался в темноте отводного коридора. Чихнул тот, не постеснявшись – и Никола с Савелием навострили уши. К счастью, провожатый тоже услышал звук колодезных цепей и появился возле ниши.

Его мордочка с выразительным пятачком говорила о молодости беса, а рожки были такими невинными и остренькими, словно не чёрт, а козлёночек вышел погулять по подземелью. Кроме того, на нём красовался замысловатый китель – чёрный с красным, украшенный золотыми погонами. Не дать ни взять – адъютант, штабная крыса!

– Мой повелитель просят вас принять приглашение и посетить его в тронном зале, – произнёс он немного с пафосом: сразу видно, что на посылках, пороха не нюхал. Зато самомнение, похоже, зашкаливало через край.

– А почему мы должны его принимать? – спросил резонно Николай. – Не за тем сюда явились, чтоб в дипломатию играть.

– Надобно разгромить ваше осиное гнездо, найти девушку да детей вернуть, – поддакнул Савелий.

– Господин регент пообещал уладить все вопросы. – Бес ответил очень внятно, будто отчеканил. – В случае положительного ответа военные действия приказано отменить и всячески содействовать вашему продвижению.

Хмыкнул поп и произнёс, нахмурившись для порядка:

– Обычно мы принимаем парламентариев только в случае полной капитуляции. Поскольку вы были и есть враги рода человеческого. Но, помня, что для каждой войне хороши свои средства, сделаем скидку на это. Как ты думаешь, Никола, можно довериться тому, кто обманул Адама и Еву, подбросив им запретный плод? И подстрекал других людей – распинавших Христа? И лишил Европу красивых баб, которых чужими руками сжёг на костре инквизиции?

– Не хотелось бы, дядя Савелий, – раздельно произнёс кузнец, сжимая кулаки. Желваки на его лице угрожающе задвигались.

Глаза у посыльного стали бегать из стороны в сторону: никак не ожидал он такого ответа. Думал, радости пришельцев конца не будет – побегут, опережая собственное повизгивание. А те как будто даже огорчились, узнав, что побоищ больше не ожидается.

Но распоряжение начальства требовалось исполнить во что бы то ни стало. И пришлось адъютанту перестраиваться и лебезить, уговаривать, обещать не только вернуть пропавших родственников, но и желания исполнить, какие только в голову придут.

– Поверим, но с оглядкой! – подняв палец для пущей важности, принял окончательное решение отец Савелий. – Веди, басурман!

Они двинулись уже вчетвером, причём шли теперь быстрее: чёрт прекрасно ориентировался в запутанных коридорах, и как будто выбирал самый короткий путь. Один раз Никола пробурчал, что, не ровен час, в яму их заведут. После этого посыльный вызвал магический фонарь, который летел над ними, освещая тёмные участки коридоров, что гостей немного успокоило.

Дорога заняла, ни много, ни мало, около получаса. Всё это время адъютант молчал, а на вопросы Савелия о том, куда они идут, отвечал немногословно, но уже без апломба. Похоже, либо не владел информацией, либо её скрывал.

Картина подземелья за это время почти не изменилась: те же коридоры, разбегающиеся в разные стороны, так что заблудиться в них – раз плюнуть; местами встречались обжитые пещеры, в которых работали бесы или же под их присмотром грешники. На последних гости уже не удивлялись, только священник поругивался иногда и в сердцах плевал на пол. Отношение его к несчастным было двояким. С одной стороны, понятно, что люди сюда попали не по своему желанию, а направлены Высшим судом, оспорить решение которого никто не может. То есть, за дело, если говорить проще. Набедокурили, знать, по жизни, наследили, оставили после себя не подобранное. С другой – жалко их всё-таки, работали от зари до зари без отдыха, без всякой надежды на избавление. А потом, поди, ещё и жарить их поведут на костры поганые, в геенну огненную… Впрочем, Савелий успокаивал себя тем, что во всём этом есть Божественный промысел, и всё делается во исполнение Его воли и для их же пользы. Вдаваться в подробности и уточнять, в чём состоит польза, поп не стал: материи весьма тонкие, в рассуждениях можно далеко зайти, так что потом и не выберешься. А в разговоре с Николой вообще ограничился коротким замечанием: «Самим бы сюда не угодить…»

Никакого производства, кроме швейного и кузнечного, на пути гостей не попадалось. Никола, заглянув мимоходом в затемнённый зал, служащий кузницей, окинул её профессиональным взглядом, оценил оснастку, и, сколько успел, методы работы, после чего махнул рукой и удовлетворённо произнёс:

– Неплохо, конечно. Но теперь, с Кикиморовыми инструментами, я им нос утру!

Непредвиденное происшествие случилась только единожды. Они прошли очередной большой зал, в котором почему-то валялись на полу дымящиеся головешки и обломки мебели, обошли кострище, разожжённое прямо посреди дороги, и услышали странные звуки – не то канонаду, не то гром.

– А мне уже показалось здесь скучноватым! – потерев руки, будто обрадовался Савелий, и обратился к сопровождающему бесу: – Не знаешь, что там у вас творится?

Посыльный, замотав головой, тем не менее остановился, и немного неуверенно предложил:

– Нам лучше пройти другой дорогой.

– Заглянем, однако, проверить, откуда эти звуки, – предложил поп – отчасти, чтобы досадить ему, отчасти из обычного любопытства. А Оксана, показав рукой в задымлённый проход в конце зала, произнесла очень внятно:

– Нам туда.

Кузнец с Савелием переглянулись и поспешили за ней следом.

Всё стало ясно через несколько минут. Ориентируясь на звуки, они миновали пару коридоров и снова оказались в основательно задымлённой пещере. Волшебный фонарик следовал за ними по пятам, а здесь взвился под самый потолок и ярко засветился. Неожиданно замерцал и крест на шее Савелия, указывая на приближение опасности. И тут предстала им картина баталии, которая могла бы легко сойти за эпическую, задумай кто-нибудь её в будущем описать.

Огромный зал, уставленный строительными лесами, похоже, подлежал реставрации. Судя по всему, работы здесь хватало: мостки прокинуты под потолком вдоль всего периметра, а местами даже поперечно помещению. Вырубался орнамент, расширялся центральный свод и отделывались стены. Если исходить из размеров пещеры, всем этим должно было заниматься никак не меньше сотни рабочих. Так оно, в общем-то, и оказалось. Только часть их, не выпуская резцов и мастерков из рук, уже лежала мёртвыми. По всей видимости, пытались спрыгнуть на пол и ретироваться, но не смогли: враг настиг и почти всем оторвал головы.

А чуть в стороне высилась та, что с ними это проделала: ужасная тварь, напоминающая осьминога. Впрочем, длинные и многочисленные клешни, которыми она размахивала и угрожающе щёлкала в воздухе, наводили на мысль об одновременной схожести не только с моллюсками, но и с ракообразными. Подтверждали это и длинные усы чудовища, которые, кроме всего прочего, служили оружием: оно «косило» ими перед собой, разнося в щепки обломки лесов, сбивая с ног зазевавшихся чертей и даже высекая брызги камня из стен и арок.

В одном из углов испуганно жались друг к другу несколько десятков рабочих бесов. Они побросали инструменты, некоторые упали в обморок, но бежать им было некуда: путь к отступлению перекрыла тварь. И сделала это с вполне определённой целью: утолить голод. Он мучил её с той самой секунды, когда волей случая пришлось навсегда расстаться с человеческой оболочкой, разрушенной в курятнике святой водой доморощенного попа. Бабка Матрёна, обернувшись безобразным чудовищем, ухнула в пролом, ведущий в преисподнюю, потому что пахнуло оттуда на неё прелестным запахом бесовской плоти. Отчего-то показался он ей вкуснее самых сладких тортов, ароматнее туалетной воды. Счастье Сигизмунда, что смог он зацепиться за неровности колодца и освободиться из её лап. Был бы съеден первым.

Ворвавшись в подземный мир, двигалась тварь по коридорам, подъедая павших и покалеченных бесов, столкнувшихся с душой Оксаны. Наслаждалась при этом, будто райский нектар пила. Не беда, что некоторые с душком. Жарковато вокруг, о холодильниках никто не позаботился. А когда попала в зал, полный строителей-реставраторов, вообще зашлась восторгом. Вот где шведский стол! Тут и молодые, и старые, и баб на подсобных работах множество. А они, знамо дело, мягче и приятнее на вкус, чем мужики-то. Торт со сливками, иначе не назовёшь!

Торопливо отрывая головы попадающим ей в лапы – чтобы не сбежали, – загнала оставшихся в угол. Тут и думала начать пир, но досадная помеха объявилась. Выпорхнула из-за спины маленькая женская фигура, в которой Матрёна мигом узнала душу Оксаны, спроваженную ею в ад. Разговора у них не получилось, потому что не стала Оксана отвечать на мысленные посылы старухи, а встала на пути и дала понять, что не позволит беспредел творить.

Рыкнуло чудовище, решило показать, кто есть кто. Двинулось напролом, норовя снести противника, задавить массой, только вышло всё не так, как замышлялось. Не собиралась Оксана уходить с дороги. Зачерпнула магической энергии хорошую пригоршню – и метнула молнией, да прямо старухе в голову. Неприятное ощущение, когда тебя трясёт, как в лихорадке, а по коже разряды стекают, перемигиваясь да потрескивая.

Завязалось меж ними противодействие, в котором никто победить не мог. Матрёна, размахивая усами, лапами да клешнями, рвалась в угол: для неё, голодной и злой, там стол был накрыт на одну персону. Оставалось только сесть, да морду в тарелку опустить. А девушка, не страшась нимало, била её прицельно и больно, всякий раз заставляя отступать да ожоги зализывать. Отстаивала справедливость и умеренность в аппетите, стало быть.

В таком положении и застали её новые гости преисподней. Маленькая женская фигура, раскинув руки в стороны, парила невысоко над полом, словно белое облако – такая же лёгкая и прозрачная. Она сводила ладони перед грудью, и тогда молния рассекала воздух, наполняя его запахом озона и освещая зал. Чудовище каждый раз издавало утробные звуки и вздрагивало всем телом. От хитиновых пластинок, покрывающих голову и туловища, разлетались искры, что создавало иллюзию сварочных работ.

– Я здесь, – тихо произнесла Оксана, подняв руку, и её спутники вдруг поняли, что она имела в виду. Одетое в короткие шорты тело второй девушки виделось им полупрозрачным и чисто белым – словно ангелок с иконы. Разве что крыльев за спиной не имелось. Зато волосы оказались распущены, и временами по ним пробегали всполохи разрядов.

Две половинки увидели друг друга одновременно и засветились янтарными переливами, будто настраиваясь на одинаковую волну. А потом и сама Оксана, мгновенно впав в магический транс, раскинула руки в стороны, забормотав заклинания, и метнула в чудовище неожиданно раздувшийся на ладонях огненный шар.

– С Матрёной сподобились встретиться! – покачал головой Савелий, снимая с шеи брызжущий светом крест. – На этот раз, с Божьей помощью, не дадим ей уйти.

Вместо ответа кузнец с угрюмым выражением лица направился к поломанным лесам и подхватил там огромную жердину, поднять которую простому человеку не по силам. Длиной она была метров десять – по высоте потолка, а толщиной никак не меньше двенадцати сантиметров. Приладить такой по хребту – любому зверю не понравится. Только не настоящий зверь стоял сейчас перед Николой. И подтверждением тому уже был один крепкий удар, отражённый бабкой Матрёной с ехидной усмешкой на устах – в курятнике. Впрочем, сейчас тварь имела другое обличье, совсем не похожее на непробиваемую старуху Божий одуванчик, и повернулась спиной к кузнецу. Ей очень досаждали молнии: слепили глаза и нарушали ориентацию в пространстве.

Замах, проделанный Николой, вывел бы его в лидеры на летней олимпиаде по бросанию молота. Бревно со свистом распороло воздух и устремилось к самой шее чудовища.

Очевидно, этот звук и заставил тварь обернуться. Всё, что оно успело сделать – выставить блок из одной клешни и правого уса. Со страшным треском кость не выдержала и отскочила, будто хвост у ящерицы, ус надломился и загнулся бараньим рогом, а полёт жердины продолжился. Толщина шеи, противостоящая ей, была около метра, поэтому разность масс оказалась не в пользу дерева. К тому же пятисантиметровые хитиновые пластины, по определению, выдерживают пулю, выпущенную из автомата в упор. Бревно треснуло, но силой удара и шея согнулась почти пополам! Это было жуткое зрелище: дрогнувшая туша медленно поднимала сложенную голову и приходила в себя, поводя из стороны в сторону огромными глазищами.

Похоже, она нашла себе ещё одного достойного противника.