Текст книги "Серая Орда"

Думать мешал спящий Евлампий. Монах так протяжно всхлипывал и всхрапывал, что Рыжий невольно перевёл на него взгляд. Тот лежал, раскинув руки с перекошенным от страха и боли лицом. Ему, верно, снилась какая-то мерзость. Мещёрцы верят, что сном человека управляет особый дух. Не злой, не добрый, и оттого непредсказуемый. Он может повести человека по любой из дорог потустороннего мира. И если дорога выпадет страшной, то спящего лучше хорошенько встряхнуть, чтобы сбить духа с толку.

Не будучи мещёрцем, Рыжий не воспринимал всерьёз и многое из обычаев лесного народа, но что касается сна, готов был согласиться. Он собрался уже толкнуть монаха, как наткнулся взглядом на лежащую возле кровати рясу. Чёрная одежда пробудила смутное воспоминание, и рука отдёрнулась сама собой.

– Чёрные монахи…

И тут в голове возник замысел. Рыжий бросился к мешку и, перерыв вещи, наткнулся на искомое. Затем, нисколько не опасаясь разбудить Евлампия, взял его рясу. Натянул на себя, осмотрел придирчиво. Не сказать, что монашеское облачение пришлась ему впору, но в том и достоинство подобной одежды, что любые недостатки в мясе, она легко скрадывает. Рыжий кое-что подвернул, кое-где пригладил и остался доволен. Теперь его вряд ли смогли бы узнать даже близкие друзья, не то, что ватажники. Впрочем, он и не собирался возвращаться в трапезную. Направился прямиком к хозяину.

Лунарь занимался чрезвычайно важным делом – он бил мух. Короткая, но сильная жара породила их великое множество. Словно лесной кот, хозяин мягко ступал по комнате. Держа наготове внушительных размеров мухобойку, смастерённую из старой сапожной подошвы, он обозревал поле боя. Как только уставшая носиться по воздуху муха садилась передохнуть, Лунарь подкрадывался к ней и бил что есть силы. Добившись успеха, хозяин издавал радостный возглас, а, промахнувшись, грязно ругался. Но, судя по всему, промахивался он не часто, так как повсюду на лавке и столе, на стенах и потолке, виднелись свежие пятна хозяйских побед.

Прислушавшись к речам, с какими Лунарь обращался к мухам, Рыжий пришёл к выводу, что хозяин просто-напросто вымещает на тварях обиды за потерю постояльцев и как следствие этого прибыли.

Завидев человека в монашеском облачении, Лунарь опустил грозное оружие. Недовольный тем, что его охоту прервали в самом разгаре, он весьма грубо спросил:

– Чего надобно?

Вместо ответа самозванный монах достал из-под рясы серебряную печать и принялся вертеть её между пальцев перед носом хозяина. Глаза у Лунаря вылезли, словно у объевшейся гороха совы. Он выронил мухобойку и переспросил, на этот раз куда более учтиво

– Что угодно, святой брат?

Напустив на себя важный вид, Рыжий склонился к самому лицу хозяина и прошептал:

– Я здесь по тайному распоряжению викария.

Лунарь прикрыл глаза, выказывая почтительность. Затем, метнулся к двери, выглянул наружу, осмотрелся и, задвинув засов, вернулся обратно.

– Я ищу колдуна, – продолжил Рыжий. – Зовут Соколом, но он может назваться и вымышленным именем. Путешествует один. На вид седой старик, но крепок ещё…

Он подробно описал хозяину внешность чародея.

– Был здесь такой, – ответил хозяин. – Неделю назад примерно. Только он лекарем назвался, мол, к знакомому скорняку шёл. В Червленый Яр. Но врал. Уж я-то их брата всегда учую.

Сказав это, Лунарь улыбнулся и заговорщицки подмигнул Рыжему.

– А известно ли тебе, мой друг, что не ты один ищешь этого колдуна?

– Вот как? – удивился Рыжий. – И кто же ещё его ищет?

Хозяин огляделся, будто кто-то мог подслушать их разговор, и прошептал:

– Как раз сегодня у меня поселился большой отряд. Рожи, доложу я тебе, омерзительные. Но, представь себе, они тоже расспрашивали про колдуна. И тоже описали его, ну может не так подробно как ты, – Лунарь победно посмотрел на Рыжего. – Что скажешь, святой брат?

Тот озадачился, но виду не показал. Перейдя на едва слышимый шёпот, он зловеще спросил:

– И они показали знак?

Теперь смутился Лунарь.

– Они нет, – растерянно ответил он. – До них был тут один, монах такой плотный, так он показывал… И предупреждал, что прибудет, мол, отряд и будет искать колдуна. И что им надо помочь…

– Вот то-то и оно! – вознёс палец Рыжий. – А ты уверен, доверчивый мой хозяин, что они и есть тот отряд?

– Теперь уже неуверен, – испуганно пробормотал тот.

– Так слушай, – прошептал Рыжий. – Ничего им не говори. Сделай вид, будто так и надо. Подстава это. Ватага разбойничья. Сами они с тем колдуном якшаются.

– Да ну? – удивился Лунарь.

– Вот те и ну, – передразнил Рыжий. – Кабы я вовремя не подоспел, пропал бы ты. А так, если по-моему сделаешь, может и выкрутишься.

– Я внимательно слушаю, святой брат… – сдался Лунарь.

Рыжий немного подумал и сказал:

– Мне нужна комната над той, в которой поселился вожак этой шайки.

– Да, да, понимаю… – закивал головой хозяин. – Но он поселился на самом верху.

– Тогда соседняя, – поправился Рыжий. – Надеюсь, они не все заняты его ватажниками?

– Нет, нет, – заверил Лунарь. – Одна найдётся. И стена там – простая перегородка. То, что нужно. Ты сможешь прекрасно всё слышать…

– Догадливый какой, – одобрительно хмыкнул Рыжий. – А видеть?

– Как будет угодно, – пообещал хозяин.

– Ну, пошли, покажешь…

* * *

Вернувшись, Рыжий первым делом зашёл в комнату к вурдам. Те спали на кроватях, устроив из одеял и собственной одежды, что-то вроде берлог. Наружу торчали лишь их сопящие носы. Но никакого храпа не раздавалось. Лесная жизнь приучила приятелей к скрытности.

– Поднимайтесь, пугалы замшелые, – принялся будить Рыжий. – Вставайте, дело есть.

Вурды почти одновременно высунулись из тряпичных берлог. Обнаружив себя не в лесу, они принялись сладко зевать, потягиваться, чесаться, затем поднялись с кроватей и протёрли глаза

– О как! – воскликнул Быстроног, уставившись на Рыжего. – Ещё один святоша в наших рядах объявился. Иже еси на небеси…

– Аминь! – коротко заключил Власорук и зевнул.

Рыжий сперва удивился, но, вспомнив про рясу, улыбнулся.

– Надо будет для дела и на вас кресты понавешаю, – пообещал он.

– Не-е, – лениво возразил Быстроног. – На нас нельзя…

– Мы от крестов того… – добавил Власорук, указав волосатым пальцем на пол. – В геенну огненную сверзнемся. Или ещё куда похуже.

– Ну, всё, хватит болтать, – оборвал Рыжий. – Собирайтесь, мы съезжаем отсюда.

– Куда же?

– Кажется, я наткнулся на след Сокола. Ну, то есть, не совсем на его след, но на след его врагов. Что даже важнее.

И он в двух словах описал обстановку.

Разбойники могли опознать бывшего дружка, поэтому Евлампию пришлось переодеться в мирское платье, оставив Рыжему рясу.

Ранним утром, все четверо перебрались в другой дом, где заняли комнату по соседству с Лохматым. Стараясь не шуметь, они расположились на новом месте и стали ждать. Когда разбойник покинул комнату, вурды ножами проковыряли в стене несколько дырок.

– Зачем столько? – спросил Рыжий.

– Чтобы всем видно было, – ответил Власорук. – Все ж смотреть будем.

Червленый Яр. Май.

Три дня шли они внезапно опустевшей равниной. Отсутствие людей Сокола беспокоило мало. В степи всегда так. Сегодня толчея, кочевья на праздники собираются, атаманы снуют с отрядами, поезда купеческие, а завтра, глядь, и нет никого. Разбежались.

Лес совсем редкостью стал. Да и то не лес – рощицы малые, островки. С каждой верстой набирала силу великая степь. Однако на третий день пути равнину нарушила цепь пологих холмов. Варунок приободрился и указал спутнику на самый высокий гребень.

– Нам туда.

Взобрались.

– Где-то здесь, – произнёс юноша. – Точно не знаю. Сказано было Старица. А где она, большая ли, нет ли… речушек много вокруг, поди отыщи.

Сокол внимательно осмотрел округу.

– Вон ивняк растёт, – заметил он. – Примета верная. Правда невелико что-то местечко. Орде здесь не поместиться, полку малому только. Но полк лесам не угроза. Проглотят его наши леса, не икнут даже.

Спустившись с холма, они подошли ближе. Заросли окружали старицу непроходимой стеной, и мещёрцам едва удалось отыскать просвет. Но пробираться всё равно получалось с трудом.

– Ну и вонь, – поморщился чародей. – Словно лёжка звериная под носом.

– Она и есть, – шедший впереди Варунок шагнул назад и присел.

Пригнувшись, Сокол осторожно заглянул за край.

Высохшее русло неизвестной реки вспарывало равнину глубокой извилистой полосой. Длинная, без начала и конца, яма с крутыми сыпучими склонами не успела ещё зарасти деревьями или кустами. Вода отказалась от привычного пути совсем недавно, может быть, год или два назад. Сокол понял, что ошибался. Здесь мог бы разместиться не один и не два полка. Всю степь можно было бы укрыть при желании.

От ушедшей реки сохранилась пара грязных лужиц, в каких и карасю не выжить. Лягушкам, пожалуй, самое место, но и тех не видно, не слышно.

Совсем иное зверьё обитало в Старице. Всё вокруг кишело пищащими тварями серо-ржавой масти. Они не бросались друг на друга, не спорили за съестное, а просто бегали туда-сюда по земле, да по спинам товарищей, не пытаясь, однако, выбраться из ямы.

– Что за звери диковинные? – удивился Сокол

– На крыс похожи, – заметил Варунок. – Только окрас другой и размером побольше.

– Крысы, – согласился чародей. – Они самые и есть.

Отступив в ивняк, мещёрцы скинули мешки и присели передохнуть.

– Серая Орда, надо же, – подумал вслух Сокол. – Мы-то с князем полагали войско людское будет.

– Я ж говорил, твари, – напомнил юноша.

– Странно только, отчего они сидят здесь, чего ждут?

– Тот человек, который весть передал, говорил, что ждёт орда рождения царя своего. Головы.

– Головы?

– Слышал, о чём монахи в Ишме шептались?

– Так краем уха.

– Ну вот. А я наслушался вдоволь, – Варунок поморщился от воспоминаний. – Когда Голова вызреет, тогда и пойдёт орда наши края пустошить. А до тех пор выжидает.

Они вновь подползли к краю.

– Что-то не видно никого, кроме крыс.

– Не видно. Может в норе какой сидит. Может под телами сокрыт. Если бы удалось его прикончить, тогда и угрозе конец. Без Головы, это всего лишь крысы. Крупные необычайно, да, но безмозглые.

– Вон там, – показал чародей. – Шевеление вроде какое-то.

Они переползли поближе и на противоположенном склоне разглядели, наконец, Голову. Крысиный предводитель ничем не походил на своё войско. Туша. Мерзкий ком мяса и шерсти. Ни лап, ни глаз, ни рта. Он забился в какую-то трещину, совершенно слившись с землёй, и если бы не редкое дыхание от которого туша то и дело вздымалась, разглядеть Голову было бы невозможно.

– Странно, – с сомнением произнёс чародей. – Не всё ладно складывается.

– Почему?

– Тебя вот, к примеру, почто монахи держали?

Юноша нахмурился.

– Я им нужен был, чтобы на след Голову поставить.

– На след? Почему ты?

– Как я понял, им требовался человек, который всю Мещеру своей считает. Не село, не город, а всё княжество целиком. Вроде как стремление моё орде передать. Толчок такой.

– Понятно, – догадался Сокол. – Кто-нибудь попроще мог орду только на своё село навести. А князь, как бы… понятно.

– Вот бы того Голову, сейчас прикончить, пока он в силу не вошёл, – повторил княжич.

– Боюсь, не позволят нам твари вниз спуститься, – покачал головой чародей. – Смотри, как рыскают, даже лягушек поели всех. Любопытно, чем они теперь-то кормятся?

– О том лучше и не гадать.

Почуяв за спиной угрозу, Сокол успел повернуться. На большее не хватило времени. С мечами наголо, к ним приближались четыре монаха. Ещё двое с самострелами стояли поодаль, держа чародея с княжичем на прицеле.

– Сейчас узнаешь, чем они там кормятся, – буркнул тот самый толстяк, что наведывался среди ночи в дом с заколоченными окнами. И Сокол понял, что сказал он так, вовсе не из желания напугать. Толстяк действительно собирался сбросить чародея вниз.

Однако, разглядев лицо, монах передумал.

– А, это ты, колдун? Вот куда, выходит, забрался, – он зло ухмыльнулся. – Молись своим поганым богам, ибо тебя трогать не велено. Иные на твой счёт указания.

Монах перевёл взгляд на Варунка.

– А ты щенок, обратно вернёшься. Шустрый ты оказался. Не ожидали мы таких колен с голодухи. Куроеда кончил. Силён! Придётся теперь охрану удвоить.

Прочие воины церкви стояли молча, из чего Сокол заключил, что толстяк значился у них старшим. Так и оказалось. Он распоряжался, остальные выполняли приказы. Лишь однажды, какой-то воин обратился к толстяку и Сокол расслышал имя – Жмень.

Пленников связали, да здесь же, в зарослях, и бросили. И словно забыли про них. Даже мешков дорожных не обыскали.

– Весточку Пахомию отвезёшь, – распорядился Жмень, подозвав молодого монаха. – Ему решать, что и с кем делать.

Верховья Цны. Май.

Верный своей привычке, заранее заботиться о возможном отступлении, Рыжий ушёл в город и пропадал там до вечера. Вурды даже устали задирать Евлампия, и задремали, пока тот ходил.

– Порядок, – сказал Рыжий вернувшись. – Для драпа всё готово. Остался сущий пустяк, найти Сокола.

Первый день наблюдений не принёс ничего, кроме затёкших ног и зудящих задов. Лохматый жил наверху один, его разбойники поселились в дешёвых покоях ярусом ниже. Потому разговаривать вожаку было не с кем.

Зато на следующий вечер пожаловал важный гость. Они загодя услышали шаги и, когда раздался стук в дверь, все четверо метнулись к стене и прильнули к отверстиям. Даже Евлампий не устоял перед соблазном. Оно и понятно. Два дня безделья в четырёх стенах при полном молчании – не шутка.

Поздний гость держал в руках посох, а одеждой походил на священника. В его движениях и словах читалось превосходство над разбойничьим атаманом. Он говорил с предводителем ватаги едва ли не как с мелким служкой – презрительно и требовательно.

– Ты опоздал на два дня, – произнёс гость, выслушав приветствие. – Ты нарушил наш уговор.

– Мне трудно было собрать парней, – ответил Лохматый, нахмурив брови. – Я и так спешил изо всех сил…

– Слушать оправдания мне ни к чему, – оборвал гость. – Поговорим о деле.

Собеседник Лохматого повернул голову так, что следящая за ним четвёрка смогла разглядеть лицо.

– Это же Пахомий! – прошептал поражённый Евлампий. – Я тебе говорил о нём… Это его Алексий отправил к этой самой Старице…

Рыжий оторвался на миг от дырки и приложил палец к губам. Евлампий заткнулся. Тем временем, разговор за стеной продолжался.

– Обстоятельства изменились, – сказал Пахомий. – Больше нет нужды искать колдуна. Мы сами нашли его. Так что вините только себя, что по глупости лишились награды. Впредь будете расторопнее.

Брезгливо смахнув посохом со стула какое-то тряпьё, Пахомий соизволил, наконец, присесть.

– Вас ждёт другая работа, – продолжил он. – Пленённого колдуна нужно переправить в Москву. Кому именно передать, ты знаешь, имени я называть не буду. Такое пустячное дело, надеюсь, большого труда не составит.

Лохматый состроил рожу, то ли соглашаясь, то ли возражая, но гость не обратил внимания. Он продолжил:

– Пока оставайтесь здесь. Из города ни на шаг. Старика привезут сюда, и передадут тебе с рук на руки.

Пахомий выложил перед собой какую-то вещицу и посохом по столу передвинул её Лохматому

– Ты предъявишь этот вот знак… по нему тебя и узнают.

– Всё это крайне занятно, – заметил разбойник, убрав вещицу в ларец. – Но как на счёт вознаграждения?

Лохматый встал и, отбросив былое раболепие, посмотрел гостю в глаза.

– Нас оторвали от важных дел. Наобещали с три короба пряников. Отправили в эту глушь. А теперь говорят, что справились и без нас. А мы, словно, купчишки какие, должны просто доставить товар. Парни будут недовольны. А когда недовольны мои ребята, не доволен и я…

Так что на счёт денег?

Лохматый сел обратно весьма довольный своей речью. Однако на Пахомия она не произвела должного впечатления. Он смерил разбойника презрительным взглядом, вытащил увесистый мешочек и положил на стол. В мешочке звякнуло серебро.

– Вот половина, – сказал Пахомий поднимаясь. – Остальное получишь в Москве. Но помни, лиходей, ещё раз нарушишь уговор и тебе конец. И твоим парням тоже. Можешь, конечно, не верить, считать пустыми угрозами, дело твоё…

Гость вышел, не попрощавшись. Его шаги скоро стихли внизу.

Лохматый некоторое время сидел без движения. Затем, раздражённо цапнув серебро, покинул комнату.

– Ух ты! – сказал Власорук, отвалившись от дыры. – Что делать-то будем?

– Что делать? – переспросил Быстроног. – Ясно что, прирежем ублюдка спящим, да и вся недолга…

– "Прирежем!" – передразнил Власорук. – Только и знаешь, что резать. А Сокола-то как спасать будем? Надо вытаскивать старика. Перехватить, пока его шайке не передали.

– Да где же мы его найдём, чтобы перехватить? – возразил Быстроног.

– В Старице, – ответил Власорук, рубанув рукой.

– В Старице-е…? – протяжно спросил Быстроног. – Да ты слышал хоть, что в городе творится? Из степи беду ждут, а ты туда лезть собрался. И где та Старица, знаешь? Нет.

– Хватит вам лаяться! – рявкнул на вурдов Рыжий, который во время перепалки что-то напряженно обдумывал. – Незачем нам Сокола искать. Его самого сюда доставят. Тогда и отобьём.

– Ха! – вскочил на ноги Быстроног. – Отобьём, как же… Его уже поздно отбивать будет. Тут войну затевать придётся. Их, головорезов, не меньше дюжины. Всех даже мы не осилим… А ещё те, что Сокола приведут.

Он прошёлся в возбуждении по комнате и рубанул рукой.

– Нет, резать надо Лохматого. Резать, не сойти мне с этого места…

– Есть у меня одна мысль, – ответил Рыжий. – Только раздобыть кое-что требуется…

– Ты скажи только, мы раздобудем! – разом прекратив споры, заверили вурды.

* * *

Тревожа постояльцев веселым шумом, шайка гуляла допоздна. Полученная от монаха плата успешно обратилась в хмель. Многие ватажники прямо там, среди столов и уснули. Все, кто устоял на ногах, расходились уже глубоко за полночь. Лохматый, с трудом, но всё же добрался до комнаты и, не снимая сапог, завалился на кровать. Но заснуть вожак не успел.

Комнату вдруг залил странный зеленоватый свет. Подняв, гудящую от дешёвой браги, голову, разбойник увидел мертвенно бледного человека, стоящего у стены в белом саване. По обеим сторонам от жуткого призрака топталось два мохнатых страшилища. Сущие демоны, какими их описывали церковники. Воздух наполнился противным до тошноты запахом палёной шерсти, к которому примешивалась незнакомая, но совершенно неприятная едкая вонь.

Лохматый вздрогнул. В человеке он узнал Рыжего. Того парня, которого буквально на его глазах задрали под Рязанью упыри. Сперва он решил, что уже погрузился в дурной сон. Потом испугался, что заболел горячкой, которая приходит к людям, незнающим в выпивке меры. Разбойник ущипнул себя за ляжку, и только почувствовав сильную боль, понял, что жуткое зрелище ему отнюдь не привиделось.

Между тем, призрак в саване медленно двинулся вперёд и, укоризненно глядя в глаза, каким-то глухим трубным голосом заговорил.

– Ну что же ты, Лохматый? – вопросил он. – Зачем ты бросил меня там одного? Зачем не помог…?

Тот подтянул под себя ноги и замер от страха. Он вдруг понял, что не может ни бежать, ни сопротивляться.

– Мне было больно… – продолжал с завыванием Рыжий. – Очень больно… Мне вырвали сердце… Отгрызли руку…

Завывание усилилось, и перешло в вой.

– Меня жрали… А вы оставили меня… бросили, сбежали…

Разбойник осенил Рыжего крестом, перекрестился сам, но ничего не помогло. Видение не исчезло. А мохнатые демоны только клацнули на это зубами.

– Угомонись, – грустно улыбнулся Рыжий. – Крест не спасёт. Тебя теперь ничто не спасёт. Я не один пришёл сюда. Разве ты не ведаешь, кто идёт следом? Я лишь раб его… лишь предвестник…

– Кого? – выдавил через силу ватажник.

– Того! – вскинул руки Рыжий. – Сам Диавол идёт сюда, сам Диавол…

Лохматый мало чего боялся в этой жизни, а если боялся, то никогда не терял хладнокровия и рассудка. Но тут он вдруг сдал… Каждая частичка тела затрепетала, каждый волос на голове встал торчком. Воля покинула его, руки и ноги отнялись, а язык онемел. Он не мог больше сказать ни слова, не мог закричать, позвать на помощь…

– Беги, пока не поздно, – проговорил Рыжий. – Бегите все. Забудьте о достоинстве и чести, ибо это не трусость бежать от Диавола…

Не сводя глаз с призрака, разбойник не увидел, как из темноты высунулась пухлая рука, и залезла в ларец.

– Завтра я приду вновь… – угасающим голосом сказал в завершение Рыжий. – И горе тем, кто не внемлет разуму…

Что-то ослепительно полыхнуло, а когда глаза Лохматого вновь привыкли к темноте, ни мертвеца, ни его приставов-демонов в комнате уже не было.

Червленый Яр. Май.

Верхом Пахомий добрался до Старицы за день с ночью. Его приметили загодя. Жмень вышел навстречу и принял коня.

Отряд, стерегущий подходы к высохшему руслу обитал в просторной землянке, однако Пахомий от отдыха отказался.

– Хочешь сперва допросить колдуна? – полюбопытствовал Жмень. – Он, гад, свитки тайные нашёл, что викарий припрятал. Мы случайно наткнулись, когда вещи его ворошили. Утащить, хотел.

– Пусть его в Москве потрошат, – отмахнулся гость. – Старик из леса. Вряд ли в языках силён, на которых те свитки написаны. А если и углядел что, невелика беда. Вместе с гляделками в Москву доставим.

Пахомий ещё раз махнул рукой:

– Нет, я просто взгляну на Старицу.

Жмень вызвался сопровождать, но тот остановил его.

– Ступай к пленным, я скоро буду.

Пахомий пробрался к яме и заглянул. Тысячи зверьков копошились внизу, превратив овраг в огромное логово. А было время, когда он видел Старицу вполне обычной.

Год назад, почти сразу после краха муромской затеи, Алексий пришёл сюда с лучшим из своих воинов. Вернее, это Пахомий привёл викария, ведь именно он подыскивал место.

Придирчиво осмотрев старицу, облазив склоны, окрестные заросли, заглянув в каждую щель и померив лужи, викарий остался доволен. Он осторожно достал из ларца странный живой комок, на вид – сгусток слизи, и вместе с Пахомием уложил его в углубление под склоном.

Попросив монаха отойти, Алексий уселся на землю и, покачиваясь из стороны в сторону, заговорил.

Не молитву читал священник, скорее заговор чёрный. А язык, что воронье карканье. Что-то было в нём от ордынского, что-то от аравийского, но большей частью совсем незнакомый Пахомию язык. И ветхостью какой-то повеяло от слов.

Долго так раскачивался викарий. Долго терзал гортань чужой речью. Но ничего не происходило. Монах ожидал немедленного проявления силы, чуда, или, на худой конец, знака какого. Но нет. Алексий поднялся, отряхнул одежду и подошёл к нему.

– Вот и всё, – сказал священник устало.

– Всё? – усомнился Пахомий. – Что может это обрывок плоти?

– Это пока лишь семя, – спокойно ответил Алексий. Он вообще был спокоен, несмотря на недавнее поражение. И быть может в первый и последний раз, говорил с монахом как с равным. – Давай подождём немного.

В полном молчании они просидели около часа, прислушиваясь к степи, когда из ивняка выбрался вдруг небольшой зверёк. Пошевелив острым носом, он сиганул в яму и пристроился возле давешнего сгустка.

– Что это? – удивился монах.

– Крыса.

– Они не такие.

– Есть и такие, и не такие, – пожал священник плечами.

Они поднялись наверх, развели костерок и скоротали ночь за разговором. Больше не изводя Пахомия загадками, Алексий рассказал ему о странном подарке степных царей и о ещё более странных обстоятельствах дара, о своей новой задумке, о том, что ждёт их в случае успеха и как много нужно ещё им сделать…

Наутро, возле семени Головы суетилось уже трое зверьков.

– Пойдём, – сказал священник. – Дело долгое… И нужно ещё придумать, кто поставит орду на след. Да изловить бедолагу.

* * *

Теперь, год спустя, крыс скопилась тьма тьмущая. Тысячи носились по Старице, мириады спали до поры в норах. Нарыли их столько, что склоны могли в любой миг не выдержать и сползти.

И человек, которому назначено повести орду, давно уже найден, пойман и, в ожидании часа, содержится под надёжной охраной.

Впрочем, не слишком надёжной, – поправил себя Пахомий. – Оплошал Куроед. За что и поплатился. Повезло им, что мальчишка не утёк домой сразу, а встретив колдуна, отправился с ним на разведку в Старицу. Где оба благополучно и попали на глаза дозорным. А ведь вся затея на волоске висела…

Пахомий вернулся. Так и не пожелав даже взглянуть на пленников, он отозвал Жменя в сторону и распорядился.

– Отвезёшь колдуна на постоялый двор, что в Ишме. Там найдёшь Лохматого. Он разбойник, но сейчас под нашей рукой ходит. Узнаешь его по серебряной наручи. Знак возьмёшь, а разбойнику передашь колдуна. Дальше уже его дело.

– А со щенком, что?

– Обратно в дом отвези. Пусть дожидается часа. Только охрану усиль, сбежит вдругорядь, уже не поймаем.

– А ты? – спросил монах.

– А у меня ещё есть дела, – ответил Пахомий. – Выяснить надо, откуда в Мещеру слух просочился.

Поменяв у Жменя коня, и освежив припасы, он отправился дальше на юг. Так и не прилёг ни разу за короткую остановку. Словно и не провёл в пути последние сутки.

Верховья Цны. Май.

Как пленников важных, можно сказать, стоящих на особом счету, их, повязав по рукам и ногам, везли на повозке. Наступила ночь. До Ишмы оставалось рукой подать, а им так и не повстречалось ни одного путника. Люди покинули степь, и Сокол теперь гадал, связанно ли это запустение с крысиной ордой, или на Червленый Яр готово обрушится что-то ещё.

Пленники не спали. Хоть продержали их два дня в зарослях, на голой земле они успели вполне отоспаться. И теперь просто лежали в повозке, а над ними нависало безмолвное чёрное небо. Звёздный Воз, казалось, двигался вслед, покачиваясь вместе с ними от тряски.

– Звёзды… – тихо произнёс Варунок.

Он помолчал немного, разглядывая небо, и сказал:

– Давно я не смотрел на звёзды. Знаешь, я слышал много разных вымыслов и сказаний о том, откуда возникли они на небе, кто их зажёг, но никогда не верил ни одному из них. А ты, чародей, знаешь правду?

– Звёзды – это звёзды, – ответил Сокол. – Они такие же как Солнце, только лежат далеко за пределами мира. Оттого и кажутся точками.

– И всё? Так просто? – удивился юноша. – Но в этом нет никакой красоты.

– В смерти тоже нет никакой красоты, – мрачно заметил Сокол. – Но люди научились восхищаться и смертью.

* * *

Город встретил их хмуро, как бы заранее опасаясь любого, кто прибыл с полудня. Ворота даже днём оказались на запоре, чего здесь не случалось уже много лет. Монахов окликнули с привратной башни.

– Кто такие? – спросил стражник, лишь самую малость высунув голову из бойницы.

– Православные мы, – ответил Жмень. – Схимники.

– Из орды? – осторожно спросил стражник.

– Нет, – ответил монах. – Тут рядом, по делам ходили.

Ворота со скрипом открылись, пропуская отряд в город.

– Зачем людей повязали? – нахмурился воротный старшина, разглядев груз.

– Колдун это, – бросил Жмень в ответ. – И щенок его поганый. Не о чем говорить.

– Колдун? – переспросил старшина. – И что с того?

– Не лез бы ты не в своё дело, мирянин, – грубо ответил монах.

– Я город сторожу, – с достоинством возразил старшина.

– Вот и сторожи, – смягчил напор Жмень. – Дело доброе. А у нас свои заботы.

Повозка в окружении четверых монахов всё это время продолжала медленно продвигаться вглубь города и старшина, невольно удалившись от вверенных ворот, махнул рукой и вернулся к подчинённым. Правда, тут же подозвал парнишку из стражи.

– Сбегай-ка до Кудеяра, да расскажи всё. Не нравятся мне что-то монахи пришлые.

– Так, нет Кудеяра, – ответил тот. – Три дня тому назад в Корнике ушёл.

– Вот как? Ну, тогда Кистеню расскажи. Давай, не стой сусликом, дело серьёзное.

На удивление легко отвязавшись от стражи, Жмень вздохнул с облегчением. А рано ему вздыхать было. Люди на улицах оказались куда настырнее ополченцев. Завидев связанных старика и юношу, они удивлялись, подходили, расспрашивали монахов, а когда те отмахивались, шли вслед за повозкой, обращаясь напрямик к пленникам.

– За что тебя, дед? – спрашивал прохожий.

– За правду, сынок, – Сокол нарочно отвечал таким угасающим голосом, будто помирать собрался.

– А куда везут? – любопытствовал другой.

– На костёр… – вздыхал чародей. – Куда ж ещё за правду-то возят?

Жмень кусал губы, досадуя, что не догадался загодя прикрыть поганые рты. Теперь уж, на виду у всех, не заткнёшь. Ещё хуже может получиться.

Люди роптали. Далеко не все в Червленом Яру сторону церкви держали. Да и тот, кто православие исповедовал, против местной правды не шёл. А она, в этой мельнице народов, проста и ясна была – всяк человек свободен, коли на свободу другого не посягает.

И потому, отряд монахов обрастал народом как снежный ком. Кто-то предложил послать за атаманами, и несколько человек, не раздумывая, сыпанули по сторонам. А когда медленно двигающееся шествие достигло заезжего двора, там собралась уже добрая четверть города.

Жмень только диву давался: откуда что берётся?

Но монахи не растерялись. Проскочив в ворота, захлопнули створы перед носом толпы, которая уже разминалась свистом и угрозами.

Во дворе их встретил перепуганный Лунарь. Хозяин только-только прознал о странном шествии и, увидев монахов у себя, перепугался не на шутку.

– Куды ж вы, окаянные, так-перетак, с полоном лезете? – встал он, раскинув руки, как бы пытаясь преградить дорогу. – Разнесут двор к едрене…

– Заткнись! – рявкнул Жмень и, подозвав двух монахов, приказал. – Пленных стеречь.

Он слез с лошади и подошёл к хозяину.

– Что же это твориться такое?… – запричитал тот.

– У тебя остановился Лохматый, – монах не обратил внимания на нытьё Лунаря. – Где мне найти его?

Хозяин посмотрел на гостя безумными глазами, не понимая, какого ещё Лохматого тот собирается искать, когда его, вместе со всем двором, вот-вот поджарят. Жмень для убедительности ткнул кулаком в хозяйское брюхо и, повысив голос, повторил вопрос. Сбиваясь и путаясь, Лунарь, объяснил, как пройти в комнату разбойника.

Тем временем, люди на улице распалялись. Кто-то пустил слух, что старика собираются жечь прямо сейчас. По толпе шныряли какие-то люди и усердно подливали масла в огонь. То один, то другой горожанин исчезал на некоторое время из виду, а потом появлялся вновь, но уже с оружием в руках.

Через ограду полетели первые камни. Пока небольшие и не прицельно.

– Живодёры! – кричала негодующая толпа.

– А ну, выпускай старика и ребёнка!

– Где атаманы? – кричали одни. – Атаманов сюда!

– К чёрту атаманов! – возражали другие. – Разберёмся и так! Монахов самих на костёр затащим!

Жмене стало не по себе. Он велел припереть ворота бревном, а вдоль стены расставил подручных. Сам же поспешил разыскать Лохматого, с тем чтобы поскорее избавиться хотя бы от части обузы – спихнуть с рук колдуна. И пусть дальше уже разбойник изворачивается, как хочет. Жмене достанет возни и с княжичем.