Текст книги "Серая Орда"

Он быстро взбежал наверх и постучал в нужную дверь. Ему никто не открыл, но хриплый голос предложил войти.

Укутанный в плащ, разбойник сидел за столом, что-то вычерчивая ножом на замызганной поверхности.

– Ты Лохматый будешь? – спросил Жмень, усаживаясь на стул.

Разбойник в ответ кивнул.

– У меня для тебя товар, – сообщил монах.

Тот вновь кивнул.

– Изволь предъявить знак.

Высунув вторую руку из-под плаща, ватажник выложил наручь. Жмень внимательно осмотрел вещицу, собрался уже забрать себе, как разбойник угрожающе направил на него остриё.

– Сперва колдун, – прохрипел он.

Делать нечего. Жмень вернулся к повозке.

Двор, тем временем, охватила лихорадка. Постояльцы без толку носились из одного дома в другой, вязали узлами вещи, выводили из конюшен лошадей, запрягали в повозки. Толкались, ругались между собой. Некоторые, не понимая в чём дело, подумали, что на город обрушилась давно ожидаемая беда, и своими криками лишь прибавляли суматохи.

– Развяжи старику ноги, – приказал Жмень охраннику. – И передай его вещи.

Чёрный воин быстро исполнил приказ.

– Пойдём, колдун, – сказал монах. – И не надейся сбежать.

Сокол не ответил, лишь попрощался с Варунком, ободрив юношу напоследок

– Я вернусь, – сказал он. – Освобожу тебя.

– За меня не бойся, чародей, – звонко произнёс княжич. – Я выберусь. Эта тварь не посмеет меня тронуть.

– Давай иди! – грубо подтолкнул Сокола монах.

– Ответишь за всё, пёс, – сказал юноша.

– Пёс щенку не ответчик, – ухмыльнувшись, ответил Жмень.

Разбойник по-прежнему сидел за столом, играясь ножом. Монах посадил Сокола на стул, а сам остался стоять, вопросительно взирая на разбойника.

– Его оружие, вещи, – прохрипел разбойник, катнув по столу браслет.

Жмень бросил на стол мешок, забрал наручь и, не сказав больше ни слова, вышел вон. В комнате воцарилась тишина. Чародей сидел смирно, пытаясь получше разглядеть своего нового стража. Странный это был лиходей – толстая откормленная ряха, дряблые щёки, пухлые, не привыкшие к оружию, руки. Такому только шайку и возглавлять. Он и нож-то как следует держать не умеет.

– Чего смотришь, господин чародей? – спросил с улыбкой разбойник.

«Вот и голос какой-то не такой, – подумал Сокол. – Таким не подчинишь себе ватагу лихую. Не звучит в нём ни власти, ни силы, ни удачи».

И тут от мощного толчка, дверь распахнулась, с порога раздался радостный вопль двух вурдов, а знакомый голос Рыжего произнёс:

– Ну, здравствуй, Сокол…

Власорук подскочил и одним махом разрезал чародею путы. Быстроног, тем временем, подошёл к разбойнику.

– Отличная работа, отец Евлампий, – сказал вурд. – Просто превосходная…

– Я не священник, я монах, – утирая лицо, возмутился тот по привычке.

– Ты теперь уже и не монах, ты разбойник… – заметил Власорук и расхохотался.

Друзья принялись обниматься, хлопать друг друга по спинам да плечам, радуясь удачному завершению дела. Но Сокол, вспомнив о Варунке, отстранил Рыжего и сказал:

– Там во дворе ещё княжич остался, сможем отбить?

– Легко! – воскликнул Быстроног, вытаскивая тесак.

– Лучше без крови! – предупредил Сокол. – Люди пока на нашей стороне, но резня, думаю, им не понравится.

– Как скажешь, чародей! – согласился Власорук.

– А я, с вашего позволения, здесь останусь, – пробормотал Евлампий и без того обессиливший, изображая перед монахом разбойника.

Когда они выскочили из дома, монахи уже разобрали на задворках часть городьбы. С этой стороны двор выходил на малую улочку, где толпа не бушевала. Жмень разворачивал повозку к дыре. Увидев внезапно освободившегося чародея, да ещё в сопровождении двух волосатых бесов с каким-то рыжим висельником во главе, он призвал монахов на помощь.

Но все его воины оказались далеко, присматривая за толпой. Только один, что сторожил до этого княжича, бросился наперерез. Вурды его тотчас сбили, хитро подкатившись под ноги. Но заминка позволила Жмене вывести со двора лошадь. Вурды и Рыжий развернулись навстречу спешащим монахам, а Сокол побежал вслед за повозкой.

– Отпусти княжича! – крикнул он.

Жмень оглянулся, стеганул лошадь и прыгнул на ходу в повозку. Улочка шла под уклон, что позволило лошади разогнаться довольно быстро, а бегун из Сокола был никудышный. Напрягая все силы, чародей поднажал, и каким-то чудом ему удалось вцепиться в связанного юношу. Заметив это, монах ещё раз хлестнул лошадь, невзирая на то, что повозка от такой тряски могла попросту развалиться.

Когда лошадь рванула, Сокол, так и не разжав рук, споткнулся и вместе с княжичем повалился в пыль. Варунок охнул от неудачного приземления, а Сокол поднял голову.

– Проклятье! – выругался он вслед удаляющейся повозке.

Спешно развязав юношу, чародей бросился на помощь товарищам.

Однако она уже не потребовалась. Увидев провал предприятия, а главное бегство своего набольшего, монахи, дружно отступили. Не обременённые живым грузом, они легко прорвались сквозь толпу и скрылись на посаде.

– Народ разойдётся скоро, – заметил Рыжий. – Пока братья святые не очухались и силы не собрали, надо домой уходить.

– Боюсь, успеют они дорогу перекрыть, – прищурился Сокол.

– Дорогой не пойдём, – согласился Рыжий. – До лесов по реке спустимся, а там… – он посмотрел на вурдов.

Шатаясь, подошёл Варунок. Затёкшие ноги плохо слушались юношу, и он, кряхтя, то и дело разминал их. Но лицо княжича всё равно светилось радостью.

– Однако! Каковы люди! – восхищался он. – Не ожидал я такого от них участия. Ведь они совсем нас не знают…

– Каково серебро, таковы и люди, – буркнул Рыжий. – Половина из тех, кто народ мутил, от меня прикормилась загодя.

Княжич на миг смутился, но потом возразил.

– Другая-то половина от чистого сердца за нас вступилась…

На том и согласились.

* * *

Сокол с Евлампием лежали на дне, и вместе с вещами придавали лодке устойчивость. Остальные не жалея сил работали вёслами. Не столько гребли, сколько толкались от берегов, да мелководья. Цна здесь ещё не набрала мощи и лишь немногим превосходила ручей. Но двигались быстро, и если бы не частые излучины, до рассвета оказались бы уже в лесу.

А так не успели.

На рассвете, вынырнув из тумана, лодка встала. Верстах в двух от матёрого леса, беглецов ждали. Шестеро конных монахов перегородили реку, которая в этом месте даже не доходила животным до брюха.

Шесть против шести, только на первый взгляд равенство. Одни всю ночь гребли, другие расположились заранее. Да и выучкой с воинами церкви беглецам не сравниться.

Замерла лодка. Назад выгрести, сил не хватит. Прорываться бесполезно – ни глубины, ни быстрины. И на берег не соскочишь – место ровное, что стол прибранный. Не уйти никак от комонных.

Монахи, не торопясь, двинулись навстречу. Правым берегом двинулись, лесной стороной. То есть, по названию лесной, – до спасительной кромки слишком далеко беглецам оставалось.

Нависли над ними конники – берега с обеих сторон круты – навели самострелы. Жмень с последней их встречи сильно осунулся. Но довольным выглядел. Не просчитался монах с засадой, достал беглецов.

– Все в сборе, – ухмыльнулся он. – И колдун тут, и щенок, и два волосатых отродья. И мошенник, и…

Он пристально взглянул на Евлампия, после чего, совсем без улыбки добавил:

– Теперь я узнал и тебя, жирный ублюдок. Особым удовольствием будет тянуть из тебя кишки.

Евлампий вздрогнул, но, неожиданно осмелев, ответил. И слова его прогремели, отражаясь от берегов, точно пророчество.

– Гореть тебе в аду, Жмень. Не упасёт тебя схима, и Алексий не защитит от суда божьего. Растеряли вы благость, осквернили фаворский свет. Нет вам спасения. Не увидеть лика заступника человеческого, одни хари мерзкие будут вам провожатыми в пламени гибельном…

Предводитель монахов поморщился.

– Не тебе, горбу верблюжьему, о святости рассуждать. Прожрал и пропил ты и святость, и честь. Предал веру, к поганым подался. Так что молчи впредь, не испытывай терпения моего.

– Поднимайся наверх по одному, – распорядился Жмень. – Оружие и вещи не трогать! И не вздумайте баловать. Не все мне живыми нужны.

– Клыки-то с когтями всегда при нас будут, – буркнул под нос Власорук, но Жмень расслышал.

– До первого допроса, нелюдь мохнатая. А там, не досчитаешься ты, ни клыков, ни когтей.

На левом берегу, словно из морока, вдруг появились всадники. Один подле другого вставали они на круче. Разглядев атамана, Сокол даже считать их не стал. А вот монахи посчитали. И нахмурились. Не понравилось им число такое. Но подметил чародей, знали друг друга противники. По взглядам понял, по ненависти взаимной.

Молчаливое стояние продолжалось долго. На одном берегу чёрные воины, и на другом чёрные. Повадками похожи, а нутром разные.

Первым атаман заговорил. Не с врагом, к Соколу обратился.

– Будь здоров, чародей. Видишь, понадобилась и от меня помощь.

– И вовремя, Кудеяр, – улыбнулся тот. – Весьма кстати ты здесь оказался.

– Дела были, – бросил атаман и посмотрел на монахов. – Ступайте отсюда, слуги божьи. С отцами вашими, у моих завсегда нелады выходили. И не вижу, отчего теперь по-другому будет.

Подумав, добавил:

– А оружие уберите. Хоть одна стрела от вас выпорхнет, все здесь ляжете.

Шестеро казаков сжимали в руках длинные луки. Не натужены были луки, но то дело сноровки. Верилось: сойдёт с них смерть при первой угрозе. По гиблой стреле на святого брата.

Не сразу опустили самострелы воины церкви, а только получив приказ Жменя. Но и тот уходить не спешил.

– Подумай, атаман, на чью сторону встаёшь, – попытался договориться монах.

– И думать не надо, – бросил Кудеяр. – Моя та сторона, что от вас напротив. И так будет всегда.

– Не зарекайся, атаман, – покачал головой Жмень. – Времена иные на подходе. Грядёт пора, когда разделить стадо придётся. На козлов и агнцев.

– Ступай по добру, – мрачно ответил Кудеяр. – Больше не о чем нам говорить.

Когда воины церкви удалились в сторону Ишмы, беглецы выбрались из лодки. Кудеяр спешился и подошёл к чародею.

– Провожу вас до леса, – сказал он. – Поговорим по пути.

Евлампий, семеня к лесу, благодарил бога. Рыжий, в который раз, удивлялся собственному везению. А Варунок просто радовался свободе.

Вурды же, любые чудеса воспринимали как должное. Вот и неожиданное спасение стало для них событием обыденным, вроде хорошей погоды, сменившей бурю. А чем, собственно, удача от погоды отличается?

Они весело рассказывали казакам о всяких пустяках, но те всё больше молчали, даже не улыбались.

– Молчуны, заметил Власорук. – Подстать монахам. То ли солнце здешнее так на людей влияет…

Сокол с Кудеяром отстали.

– Скажи, то, зачем ты сюда пришёл, оно Яру угрожать может? – атаман поднял ладонь, останавливая уже открывшего рот чародея. – Можешь не говорить всего. О многом я проведал, о другом догадался. Главное скажи, чем опасно оно моему народу?

– Хм, – Сокол пожал плечами. – Если никто из местных в Старицу не свалится, по пьянке или из любопытства, то никак не опасно. Пройдёт мимо орда.

– Постараюсь, чтобы никто не свалился, – серьёзно заверил Кудеяр.

Довольно долго шагали молча.

– А может овраг, того… затопить или огнём закидать? – предложил атаман.

– Поздно. В силе орда. Любой отряд на куски разорвёт, если угрозу почует.

– Значит, ничем не остановить бедствие?

– Давай с нами, атаман, битва добрая предстоит. Как раз по твоим парням дело.

– Извини, чародей, не могу. У нас свои беды, свои тревоги. И в степи неладно, полагаю, не только из-за твоей орды.

Они ступили уже на опушку, и вурды радовались лесу, что дети малые.

– Ну, прощай, коли так, – сказал чародей.

– Свидимся ещё, – махнул рукой Кудеяр и впервые улыбнулся. – Мену встретишь, поклон передай… Славная девушка.

Мещера. Три дня спустя.

Сокрыты вурдовы тропы от глаз людских, но проведал старый князь о возвращении сына. Хоть в этом от его следопытов толк вышел. Встретил на берегу Оки. Пришёл с полусотней мечников, с воеводами. И не только.

Мена, неведомо как узнав, появилась, а с ней и старший сын Ука, Александр, из Елатьмы прибыл. Ещё два десятка привёл с собой. Целое воинство собралось.

В город не пошли. Прямо на берегу шатры поставили, костры развели. Тут и совет устроили.

Много говорил Сокол, Варунок ещё больше. Обо всём рассказали, где были, что видели. Потяжелело на душах суровых воинов от новостей. Не учёны они со звериным полчищем биться. Не сбиваются крысы в строй, не выходят на поле для честной схватки. Дикой лавиной хлынут на Мещеру. А как совладать со стихией?

– Думаешь, не бросят монахи затеи, даже княжича упустив? – спросил Заруба.

– Не бросят, – заверил Сокол. – Найдут ещё какой-нибудь способ, орду науськать.

– А как остановить напасть, знаешь? – спросил князь. – Может ведовством каким?

– Не из морока твари, – рассудила Мена. – Звери обыкновенные. Ворожбой их не остановить. Заговора нужного мы не знаем, такие твари сроду у нас не водились. А так, сполохи пускать, только развлечение для них выйдет.

Ук посмотрел на Сокола. Тот кивнул, соглашаясь с ведуньей, но добавил.

– Чтобы орде в Мещеру на простор вырваться, нужно сперва Оку перейти. Тут хоть с какой стороны ни заходи, а её не миновать. Если прорвутся твари, с ними не сладить. А на переправе подстеречь, думаю как раз удобно.

– Если заранее знать, где именно, – возразил князь.

– Верно, – Сокол повернулся к юноше. – Ты, княжич, где бы искал переправы?

– Возле Сосновки, – не раздумывая ответил тот. – Там река широкая, мели сплошные и течение слабнет. В жару, когда дождей долго нет, редко когда выше колен вода поднимается.

– Ерунда, – отмахнулся Заруба. – Если крысы они, а оба вы утверждаете, что так и есть, то плавать умеют. Прямо в лоб на столицу я бы пошёл. Так вернее.

Сокол улыбнулся, а князь, заметив это, насупился.

– Договаривай, – потребовал он.

– Кого орде подставят, туда и крысы пойдут, – пояснил Сокол. – Княжича если, значит через Сосновку. Воеводу – тогда прямиком на Мещёрск.

– Проклятье! – ругнулся Ук. – Тебя, Малк, выходит тоже беречь от монахов нужно. Другой раз и за тобой могут пожаловать.

– Не обязательно воеводу, – сказал Сокол. – Могут купца какого из местных сцапать, и Голове скормить. Купцы, они тоже не к одному дому привязаны. А что у того бедолаги на уме будет, о том мы узнаем, когда пятки кусать начнут.

– Выходит, никак нам не угадать, где орда пойдёт? – размышлял вслух князь. – От прознатчиков толку мало, крысы всяко резвее будут. Даже если голубей следопытам выдать, всё одно опоздаем.

– Голубей, это мысль, – оживился Сокол. – Направление не узнаем, так хоть о выходе орды предупреждены будем.

– Так, мы с Власом, можем вперёд выйти, – предложил молчавший до того Быстроног. – Есть у нас быстрые пути.

Но Сокол, подумав, нашёл изъян и в этом.

– Если орда Мокшу минуя на Мещёрск повернёт, тут и вы не успеете, а если на Сосновку, или ещё куда, то вровень придёте, ну может чуть раньше. А дружине, ополчению, ещё из города выползти время потребно, да до места добраться.

Нет, чтобы упредить наверняка знать надо.

– Мне возвращаться придётся, – заявил вдруг Варунок.

– Опасно, – остерёг Сокол.

– Не поверят монахи в такую удачу, – бросил Рыжий.

– С Кудеяром договорюсь, – предложил юноша. – Пусть обстряпает подставу какую-нибудь, мол разбойники меня перехватили, или ещё что. Он придумает…

Глаза старого князя делались с каждым словом всё крупнее. Он не сразу и догадался о чём это так спокойно сын рассуждает…

– Не пущу! – не выдержал он, наконец. – Никуда я тебя не пущу, даже думать не смей. И так почти год всем миром тебя искали. Больше ни о чём и не помышляли. Теперь сам, по собственной воле, в пасть этой твари надумал залезть? Не пущу!

– Прости отец, – опустил голову Варунок. – Не подумал я.

После этого совет как-то сам собой угас. Настроение у князя испортилось и он отложил все разговоры до возвращения в город.

А утром княжич исчез. Поздно его хватились, к обеду только. Князь бороду терзал, а ничего поделать не мог. Двух коней увёл княжич. Никак не догнать.

– Недолго он в родных краях погостил, – буркнул Власорук.

– Значит, всё же Сосновка… – тихо подытожил Сокол.

Глава шестая
Полчище

Мещера. Июнь.

Сосновку Ока проходила молча. Даже на перекатах не журчала, а лениво наползала на отмель, и также лениво сваливалась в глубину. Широкая дорога упиралась в реку и продолжалась уже на другом берегу.

Сокол держал на ладони зверька и что-то нашёптывал ему.

Привычная чёрная крыса в сравнении с собратьями из Старицы, казалась просто щенком рядом с волком матёрым. Но раздобыть серую не удалось. Не живут они в Мещере.

Дочитав заговор, Сокол выпустил зверька и тот рванулся к воде. Чародей пошёл вслед за ним. Захлюпала под ногами прибрежная топь, щекотнул скользкий ил, наконец, открылось ребристое песчаное дно.

Зверька сносило течением, но он упорно продвигался к мещёрскому берегу, так что чародей едва поспевал за ним. Скоро крысиные лапки зацепились за твердь, зверёк вскарабкался и исчез в траве.

Воткнул прутик, чародей вернулся к тропе.

– Шагов сто пятьдесят, – подытожил Сокол. – Не много. А те твари посильнее будут. Значит, шагов сто… а может и меньше… не велик снос.

Считая шаги, он не заметил, как со стороны Сосновки появился мужик. Когда тот подошёл ближе Сокол разглядел старика.

– Что-то зачастили сюда. То князь с дружиной, то ты вот… – старик поковырял в носу, вытер палец о штанину и закончил. – Или готовится что?

– Ничего пока не готовится, – ответил чародей. – А если опасность возникнет, предупредят вас.

– Понятно, – селянин почесал бороду. – Стало быть, пойду, передам людям, чтобы вещи вязали, да уходили от греха.

Ничего больше не сказав, старик развернулся и побрёл обратно. Сокол хотел было возразить, отговорить от спешки, но передумал. Проводив селянина взглядом, он вернулся на южный берег и выудил из мешка ещё одну крысу. Пошептал и пустил в странствие.

На сей раз сам в воду не полез, наблюдал с суши. Но только крыса бросилась в реку, запалил мерную лучину, которую заранее укрыл от ветра и закрепил под нужным углом.

Зверёк выбрался недалеко от вешки. Чародей погасил огонь и разглядел отметины.

– Между четвертью и получасом, – пробормотал он. – Опять же серые сильнее будут. Значит четверть часа ближе к истине.

Из рощицы выехал всадник. Судя по доспехам, один из мещёрских мечников. Огляделся. Увидев чародея на чужом берегу, пустил животное вброд беглой рысью.

– Тебя князь зовёт, – сказал воин.

– Что-то случилось?

– Не сказал. Но видимо случилось.

Сокол разыскал своего коня, что бегал без привязи, и забрался в седло.

– Поехали.

* * *

Крепость пребывала в полусне, но Ук ходил по горнице сильно встревоженный. У него собрались уже Заруба с Лапшой, которые о чём-то спорили, и новый печатник по имени Карбыш.

– Что случилось князь? – с порога спросил Сокол.

– Такое дело, – князь говорил неохотно. – Дружину из города выводить не буду. А что выведу, то не к Сосновке.

– Как так? – опешил чародей.

– Гонец прибыл от моего человека. Москва на наших рубежах полки собирает. Того и гляди двинутся.

В комнате стало тихо. Прекратили спорить и воеводы.

– Много полков-то? – присаживаясь на стул спросил Сокол.

– Нет. Но город взять вполне хватит. Если без прикрытия его оставить.

– И что предлагаешь?

– Сотню к границе двину, с Лапшой во главе. Пусть в засеках укроются. Остановить, не остановят, но тревожить врага будут, и с толку собьют. Задержат.

Князь прошёлся.

– А другую сотню в городе оставить придётся. В поле не велико войско, а за стенами сила немалая. И от Москвы, случись чего, отобьются, и если орда прорвётся, удержат тварей на время, пока люди на лодках, да плотах не уйдут.

– Что же, одним ополчением с ордой биться? – с досадой спросил чародей.

– Выходит что так, – развёл князь руками.

Заруба не выдержал, вскочил. Видимо накипело.

– Не стоит князь силы пылить. С ордой разберёмся, тогда и за московскую рать возьмёмся…

– Тем временем она уже всю страну загребёт. Только добить нас останется. Тех, кто уцелеет.

Хоть Заруба и взял сторону Сокола, уговорить упрямца не удалось даже вместе. Лапша, тот молчал, сомневаясь, а печатник ещё не освоился, чтобы князю перечить.

– Считайте это решённым и нечего попусту спорить, – обрубил разговор Ук

Спорить смысла и вправду не было.

– К соседям за помощью посылал? – спросил Сокол.

– Тарко уже в Муроме, – ответил Ук. – Ещё в Нижний Новгород к Константину гонца послал. В Переславль, к Олегу, Вияна отправилась. Но ответа ни из Рязани, ни от суздальцев, пока не пришло.

– А из Мурома что?

– Сказал князь, что помогут. Да только у них и самих силы невелики.

– Сёла поднимать надо, – сказал Заруба. – Одним городским ополчением ничего не сделать.

– Надо, – согласился князь.

* * *

К переправе Сокол возвращаться не стал, отправился домой. Но по дороге решил заглянуть к соседям. В чародейской слободке из колдовского племени проживал не один только он. Соседи его, пусть и не столь известные, кое-какой толк в ведовстве имели. Одна беда – часто ссорились между собой Вармалей и Не с Той Ноги, даром что рядом жили. Не злобно ругались, но делу временами вредило. И теперь Соколу пришлось рассыпать перед обоими немало лести, чтобы собрать под одной крышей.

Выслушав его, колдуны задумались.

– Хм, – потеребил ухо Вармалей. – Зверьё, говоришь? Может потравить чем? Лошадь дохлую на пути бросить?

– Эка, придумал, – тут же возразила Не с Той Ноги. – Никакая лошадь орду не остановит. И потравы такой мы не знаем. Кабы одну хоть тварь заполучить, можно было бы и подобрать что…

Сокол покачал головой.

– Пока не столкнёмся с ордой, ни одной не получим, а тогда уже поздно будет средство искать.

– Вот бы повыше, на Оке воды собрать, – предложил Вармалей. – И на орду во время переправы спустить. Волной. Да только как угадаешь, когда ударить?

– Угадать не сложно, – ответил Сокол. – Полчище столь огромно, что не промахнёшься. Так или иначе зацепишь. Конечно, хотелось бы прямо по серёдке ударить. Но боюсь, не слишком поможет. Крутую волну, вроде той, что дева Лыбедь на врага обрушила, не просто пустить. Не ручеёк ведь, река великая.

– Дождей пролить, затор какой-нибудь устроить, да мало ли способов.

– Вот и подумай над этим, – кивнул чародей и перевёл взгляд на колдунью.

– Есть и у меня задумка, – ответила та. – Но ещё покумекать надо. Пойду-ка в лес. Поброжу.

Верховья Цны. Июнь.

Пахомий месяц из седла почти не вылезал. По семьдесят вёрст делал за день, а и то с трудом поспевал. Уже не таился, шёл напрямик, через земли, в которых узнай кто его, могли и шкуру спустить. Ни себя не жалел Пахомий, ни лошадей. Который уж конь под ним пал, он и со счёта сбился.

В Сарае-то быстро дело уладил. Потом в Коломну отправился, там с Алексием короткий разговор вышел.

Недоволен был викарий.

– Всё знают уже в Мещере. Колдуна, княжича, монаха-отступника всех упустили. Никак внезапности не добиться. Придётся теперь полки в леса раньше времени двинуть, чтобы с толку их сбить. И ещё кое-что предпринять…

Алексий склонился и что-то прошептал монаху на ухо.

– Княжича верну, – пообещал монах. – И с ордой заминки не будет. А в остальном, посмотрим.

– Будь осторожен, – напутствовал священник, протягивая какой-то свиток. – Нельзя мне тебя потерять. Не на кого больше положиться.

Теперь, Пахомий вновь вернулся в Ишму. Он не стал заезжать ни к Лукичу, ни туда, где раньше держали княжича, а направился к дому настоятеля покровской церквушки. Привязав коня к крыльцу, постучал.

Георгий телом и повадками больше походил на казака, чем на батюшку. Ни жиром лишним, ни рыльцем сдобным не отметился. Таков Червленый Яр, таковы его люди. И почему настоятелю быть среди них исключением.

Был он подряд третьим священником, носящим одно и тоже имя. И вовсе не совпадение было тому причиной. Отгадка в другом. Чтобы не получать каждый раз нового пастыря, с которым ещё неизвестно удастся ли столковаться, атаманы выбирали того, который им приходился по сердцу. Так и ставили на приход миром, без рукоположения и утверждения владык. А чтобы в епархиях недовольства не возникало, нового священника продолжали называть прежним именем. Будто и не менялось ничего в приходе.

Может и насторожились бы в верхах от долгожительства необычного. Но Червленый Яр то к Рязанским епископам переходил, то к Сарайским. Большая война у отцов церковных велась по этому поводу. Но тот ли победит владыка или иной, в дикую степь никто из них не совался. И в этой неразберихе всё атаманам сходило с рук.

– Грамоту привёз? – сразу спросил Георгий.

– Вот она, – монах протянул свиток.

– Проходи, – впустил Георгий.

Развернув грамоту, священник глянул прежде всего на подпись и печать. Изучил дотошно, затем прочёл. Приходу даровались кое-какие права, подворье в Переславле… не всё, что Георгий требовал, но многое.

– Добро, – кивнул он. – Забирай щенка.

Погремев ключами, священник нашёл нужный и проводил Пахомия в погреб. Там в темнице сидел мещёрский княжич.

При виде монаха, Варунок отвернулся.

– Всё, братец, загостился ты у меня, – Георгий мощным рывком извлёк княжича из погреба, словно куль с репой и передал Пахомию. – Вот ему теперь кровушку портить будешь.

– Ох, и заставил ты нас попотеть, – добродушно проговорил монах, вытаскивая княжича наверх. – Ну, ничего, скоро уж и конец сказки.

Он перебросил связанного княжича через седло и продолжил:

– Твоего слуха, в Сарае, что про серую орду тебе рассказал, мы уже к Аллаху отправили. А перед тем порасспросили, конечно. От моих вопросов, ежели их калёным железом подкрепить, ещё никто не отмолчался.

Варунок молчал, но Пахомия это нисколько не задевало.

– В дом возвращаться не будем, – сообщил он. – Каждая вошь про него уже знает. Сразу в Старицу пойдём. Там вряд ли тебя достанут.

Они покинули город без приключений, и даже стражники на воротах на сей раз отвернулись при виде живого груза.

* * *

Тем временем, на другом конце Ишмы к ладной избе, украшенной резными ставнями и балясинами, подошла старуха.

– Чего тебе, бабушка? – спросил стоявший возле крыльца казак.

– До твоего атамана дело есть, – прошамкала та. – Проводи.

– Экая ты шустрая, – усмехнулся страж. – Сперва мне дело изложи. А я посмотрю, важное ли. Чего по пустякам атамана тревожить?

Старуха пристально взглянула на казака и повторила тихо-тихо:

– Проводи.

У парня всякая охота пропала возражать. Открыл дверь, впустил старую, окликнул атамана.

Тот сперва нахмурился, гостью увидев, но старуха вдруг что-то с лицом своим сделала, волос седой убрала, и явилась молодой девицей. Атаман вздрогнул.

– Мена? – удивился он. – Каким ветром занесло тебя к нам?

Девушка ухмыльнулась.

– Ветры у вас в степи людей носят. Мы по своей охоте ходим.

Затем серьёзно добавила

– С просьбой пришла, Кудеяр. И от себя, и от Сокола, и от князя нашего.

– Помогу, – кивнул атаман. – Но уже говорил чародею, в Мещеру не поведу отряд.

– И не надо, – согласилась Мена. – Клетка есть у тебя голубиная?

– Найдётся.

Кудеяр крикнул товарищам, и те притащили клетку.

Достав из-за пазухи три комочка, Мена осторожно положила их на стол.

– Почто мне дохлые голуби? – удивился атаман.

Девушка улыбнулась, погладила птицу, и та вдруг очнулась, крутанула головкой, осматриваясь. Ведунья сунула голубя в клетку, взяла следующего.

– Как орда из Старицы хлынет, выпускай всех разом. Записок не пиши, для одной вести они предназначены.

– Добро. Может, присядешь, квасу выпьешь, закусишь?

Мена не отказалась. Попила, поела. С Кудеяром новостями поделилась. Потом спросила.

– Княжича отбить можешь?

Кудеяр нахмурился.

– Могу, – ответил он. – Но не буду.

– Почему?

– Прав мальчишка. Князю гордиться им нужно, а не спасать всякий раз. Молодец парень. Вы лучше бы подумали, как на пользу его плен обратить.

– Подумали, – вздохнула Мена.

Мещера. Июнь.

Большая часть населения даже не подозревала, какая война назревала у них под боком. Слухи ходили разные, один мрачнее другого. И про конец света, народ болтал, и про степь, что вдруг на леса ополчилась. Но никто из мужей государственных слухи не подтверждал. Отмахивались. Обычный, мол, разбой назревает. Да и разговоры тревожные только по городу ходили, за стены редко просачивались.

С умыслом не беспокоили зря народ. Поднимать сельское ополчение дело сугубо хитрое. Тут важно как бы палку не перегнуть. Нагонишь страху – разбегутся селяне. С семьями снимутся и в соседние земли уйдут бурю пережидать. А совсем без страха, тоже ничего не выйдет. Махнут мужики рукой, дескать, не наше дело мелочь ловить, у нас и без того забот море неисчерпаемое.

Потому князь с Соколом решили Рыжего по сёлам отправить. Рыжий, он кого хочешь убедит. Великих способностей человек. Вон как в Москве всё обстряпал. Да и в Ишме не сплоховал.

Выдал князь ему грамоту, повозку выделил с лошадью.

– Первым делом с которовцами договорись, – напутствовал. – Они всех остальных вместе взятых стоят.

* * *

Вообще-то, соваться в Которово без сопровождения кого-либо из княжеских мечников было верхом неосторожности. Люди там жили преимущественно горячие, могли сперва по кумполу двинуть, а потом уж вопросы задавать. Но Рыжий понадеялся на свой вёрткий язык, да поддержку вурдов, с которыми, после вылазки в степь, очень сдружился.

Евлампия решил дома оставить. Не отошёл ещё монах от прежнего похода, даже приятеля своего давнего посетить поленился. Отложил до лучших времён. А вурды, словно на печи тридцать лет пролежали, вскочили бодренько, мол, застоялась кровь.

Вот через вурдов чуть было и не влипли.

Ещё в село не въехали, как шевеление началось. Едва заметное на первый взгляд шевеление – там свистнул кто-то, тут мальчишка огородами метнулся, где-то ставенька хлопнула, бабы с улиц попропадали. Рыжий лишь усмехнулся. Этих врасплох не застанешь. Сами кого хочешь, уделают… Такие как раз и нужны.

Вот первые дома мимо повозки проползли, а которовские никак себя не обнаруживают. На улице только детишки балуют, но нет-нет, да скосятся на проезжих. Больно смело этот рыжий парень, что лошадью правит, по сторонам зыркает. Здесь так никто из прохожих себя не ведёт. А те, что сзади сидят – ну вылитые вурды, про каких ещё дед сказывал – те и вовсе скалятся, словно их смех распирает. Таким надо сразу в репу отмечать, чтоб, значит, не лыбились попусту.

Ближе к середине села мужики появились. Незаметно обошли повозку со всех сторон, дорогу лошади заступили. Но Рыжий и сам уже её остановил, с возка лихо спрыгнул

– Здорово, мужики, – сказал он. – Дело у меня к вам.

Про дело он нарочно сразу сказал, чтобы не думали удальцы, будто проезжих каких прижали. Удальцы ничего такого и не подумали. Выпустили вперёд своего старшего, заводилу – немолодого уже, но крепкого человека, сплошь в старых порезах и с переломанным носом.