Текст книги "1917. Две революции – два проекта"

Учителя сельских школ зарабатывали меньше, чем чернорабочие – в среднем 552 руб. в год (это в среднем, но 66 % из них имели зарплату в пределах 408–504 руб. в год), да и эта зарплата не выплачивалась по нескольку месяцев. При обследовании школ Смоленской губернии в одной из анкет можно было прочесть: «Жизнь каторжная. Материальное положение сельского учителя ниже всякой критики. Приходится голодать в полном смысле слова, быть без обуви и одежды, а своих детей оставлять без образования». Так что сам быт большинства интеллигенции вовсе не побуждал ее в социальных конфликтах быть на стороне капитала.

Приведем сведения о составе политических партий во время первой революции и перед Февральской революцией и сколько в них было интеллигенции.

К лету 1905 г. в РСДРП было 26,5 тыс. человек – 14 тыс. большевиков и 12,5 меньшевиков. Весной 1907 г. в РСДРП было 150–170 тыс. членов – 58 тыс. большевиков, 45 меньшевиков и социал-демократы национальных партий.

Накануне 1905 г. в партии эсеров было 1,5–2 тыс. человек. Во время революции партия сразу выросла до 60–65 тыс. членов. В ее составе было более 40 % рабочих, 45 % крестьян и солдат, более 10 % интеллигентов, студентов и учащихся{56}56
  Тютюкин С. В. Рождение российской многопартийности // Политические партии в российских революциях в начале XX века. – М.: Наука, 2005.


[Закрыть].

К началу 1917 года в партии большевиков было около 24 тыс. членов в 150 организациях и группах, 25,8 % (около 6 тыс. человек) составляли служащие и профессиональные революционеры-интеллигенты. У меньшевиков и эсеров в партии было по 10–15 тыс. человек, а у кадетов 15–20 тыс. У кадетов преобладали интеллигенты, у меньшевиков и эсеров было не менее трети. В целом в составе политических партий были 2–3 % интеллигенции. Членов партий в 1906–1907 гг. было примерно 0,5 % населения России, а после Февральской революции 1,2–1,5 %.

Отметим, что в 1907 г. правомонархическая организация Союз русского народа насчитывала 350 тыс. членов.

Дворянство

Дворянство, имевшее своим главным источником дохода земельную собственность, трудно перенесло отмену крепостного права и последовавший за ним сельскохозяйственный кризис. В начале века большая часть поместий находилась в упадке, 4/5 дворянства были не в состоянии содержать свои семьи только на доходы от земли. Это определило заметный рост оппозиционности дворянства, которая выразилась в активном участии в земском движении и либеральных настроениях (поддержке конституционализма).

Этот либерализм был, однако, внутренне противоречив, поскольку дворянство недоброжелательно относилось к программам индустриализации как «выжиманию ресурсов из сельского хозяйства». Иными словами, дворянство не видело для себя возможности воспользоваться выгодами от развития капитализма, оно связывало свое благополучие с земельной собственностью и государственной службой.

Дворянство в полной мере осознало угрозу, которую несет для них революция. В октябре 1905 г. испуг правительства достиг такой степени, что оно было уже готово пожертвовать дворянством. Главноуправляющий землеустройством и земледелием Н.Н. Кутлер готовил проект принудительного отчуждения помещичьих земель и их передачи крестьянам! В 1906 г. с либеральными настроениями в среде дворянства было покончено, кадеты за их аграрную программу были «разоблачены» как предатели интересов дворянства и вычищены из земств (как пишут, произошла «урбанизация российского конституционализма» – он был изгнан из сельской местности в города). Дворянство сдвинулось вправо и стало консервативной силой, оказывающей сильное давление на правительство.

Помещики пришли к выводу, что отчуждение их земли сразу запустит маховик революции. Так, в основных положениях по аграрному вопросу, принятых Первым съездом уполномоченных дворянских обществ в мае 1906 г., говорилось: «Если право собственности на землю будет уничтожено, то это будет лишь первым шагом к уничтожению права собственности на все остальные виды имущества: на городские недвижимости, промышленные и фабричные предприятия, денежные капиталы и т. д., т. е. к социалистическому строю».

Волнения крестьян 1902–1903 гг., а затем революция 1905–1907 гг. больнее всего ударили по семьям 30–40 тыс. помещиков. Около 15 % поместий были сожжены, значительную часть земли в районах, охваченных волнениями, пришлось продать. Попытки деятелей дворянства восстановить давно уже иллюзорные патриархальные отношения с крестьянами полностью провалились. Дворянство, очень влиятельное сословие России, стало после 1905 г. антибуржуазным, но «справа».

Революция 1905 г. заставила помещиков наконец-то обрести классовое самосознание и создать политическую организацию – Совет объединенного дворянства. В ее рамках вырабатывались концепции приспособления дворянства к новой ситуации. Суть ее была в частичном восприятии западнических идей и идее роспуска крестьянской общины, которая показала свой революционный потенциал. Западничество дворянства было очень избирательным – принимались принципы либеральной экономики (прежде всего приватизация земли крестьянских общин, при том, что помещичья собственность объявлялась «неотчуждаемой»), но отвергались принципы парламентской демократии.

Когда Столыпин после революции предложил целостную программу модернизации хозяйства и государства России на капиталистических принципах, консервативное дворянство приняло из нее только ее аграрную часть (разрушение общины и приватизацию земли), но стало оказывать нарастающее сопротивление остальным разделам реформы, без которых и аграрная часть была обречена на крах. Неудача реформы была предопределена упорством сопротивления общинного крестьянства, но влиятельная оппозиция справа окончательно не оставила Столыпину шансов.

В марте 1907 г. Совет объединенного дворянства направил Столыпину меморандум, выражавший недовольство самим замыслом реформы. В нем говорилось: «Направив все усилия на подъем крестьянского хозяйства, правительство бросило всякую заботу о хозяйстве культурном и даже способствует его упразднению, поощряя всякое начинание в области перехода всей земельной площади к первобытному земледелию».

Съезд Объединенного дворянства (1907 г.) заявил о своем неприятии реформы местных органов управления, якобы она отдаст власть на местах в руки «людей хищническо-промышленного типа», которые соединятся с «третьим элементом» (интеллигенцией). Таким образом, была отвергнута даже такая программа модернизации, при которой развитие капитализма (с минимумом демократизации) происходило бы при сохранении всех привилегий дворянства. Дворянство поставило заслон буржуазной государственности «справа».

Правый кадет А. С. Изгоев писал в конце 1907 г.: «Среди двух правящих наших классов, бюрократии и поместного дворянства, мы напрасно стали бы искать конституционных сил. Интересы этих классов не могут быть ограждены при господстве в стране правового строя. Эти классы неспособны осуществить конституции даже в формальном ее смысле».

Газета «Утро России», которая вновь стала издаваться с ноября 1909 г. на деньги крупного капитала, писала 19 мая 1910 г.: «Дворянину и буржуа нельзя уже стало вместе оставаться на плечах народа: одному из них приходится уходить».

Разрыв дворянства с буржуазией ослабил октябристов. Газета «Утро России» писала: «Союз аграриев с торгово-промышленным классом был бы противоестественным». Или более красочно: «Жизнь перешагнет труп тормозившего ее сословия с тем же равнодушием, с каким вешняя вода переливает через плотину, размывая ее и прокладывая новое русло».

После Февральской революции часть помещиков быстро радикализовалась, и в их среде сложилась доктрина мщения. Это было важной предпосылкой гражданской войны.

М. М. Пришвин записал в дневнике 27 апреля 1918 г., как он приехал из Москвы в Елец и, еще не имея сведений о своем хуторе, встретил соседку-помещицу, у которой разгромили имение. Она набросилась на него, мол, это «плоды его рук»:

– Как моих?

– Ваших, ваших! – крикнула она.

– Боже мой, – говорю я, – меня же кругом считают контрреволюционером.

– А почему же, – кричит она, – у всех помещиков дома разграблены и снесены, а ваш дом стоит?

– Неужели он еще стоит?

Она, не простившись, вышла из лавки.

Я подумал: «Дом мой стоит, а если вернется старая власть, дому моему не устоять: эта старуха меня разорит и, пожалуй, повесит на одном дереве с большевиками, злоба ее безгранична, и она еще религиозна: большевики душат земной “правдой”, она задушит “божественной”».

Как это бывает на стадии разложения сословного общества, привилегированное сословие морально деградирует и становится движущей силой регресса. Таким и стало дворянство после революции 1905 г. Участвуя в выборах во II Государственную думу в 1907 г. и наблюдая политику дворянства, С. Н. Булгаков писал: «Ах, это сословие! Было оно в оные времена очагом русской культуры, не понимать этого значения русского дворянства значило бы совершать акт исторической неблагодарности, но теперь это – политический труп, своим разложением отравляющий атмосферу, и между тем он усиленно гальванизируется, и этот класс оказывается у самого источника власти и влияния. И когда видишь воочию это вырождение, соединенное с надменностью, претензиями и вместе с тем цинизмом, не брезгающим сомнительными услугами, – становится страшно за власть, которая упорно хочет базироваться на этом элементе, которая склоняет внимание его паркетным шепотом».

Проект Февральской революции

В среде историков витает вопрос: «Исследователи, обращающиеся к истории отечественного либерализма, неизменно оказываются перед необходимостью объяснить следующий исторический парадокс: почему либеральные партии в России, так быстро набравшие политический вес в годы первой российской революции и фактически сформировавшие Временное правительство в марте 1917 года, уже к концу 1917 года потерпели столь быстрое и сокрушительное поражение? Почему либеральная альтернатива не смогла пробить себе дорогу в ходе революции и Гражданской войны? …Что было тому причиной – неготовность или невосприимчивость населения России к усвоению либеральных идей, отсутствие у либералов широкой социальной базы, политические ошибки самих либералов или же стратегическое мастерство их противников – большевиков?»{57}57
  Леонтьева О. Б. В чем же истинный либерализм? Российский либерализм как социальное припоминание. Проект «Связь времен», год 2013-й. URL: http://gefter.ru/archive/19566.


[Закрыть]

Революцию на «последней прямой», к 1917 году, готовили прежде всего эсеры, меньшевики и кадеты с участием радикальной буржуазии. Катастрофическим сломом всего старого жизнеустройства была именно Февральская революция, в которой большевики не принимали никакого участия. Партии, которые активно готовили Февральскую революцию, как только она свершилась, стали пытаться реализовать свои проекты, хотя политическая ситуация очень быстро изменялась, что заставляло постоянно вносить коррекции в эти проекты. Кратко рассмотрим эти изменения и в период с Февральской революции до Октябрьской.

Проект Февральской революции принадлежал не только либералам как «интеллектуальной партии», но и историческому блоку с противоречивой структурой – коалицией главных политических партий, которые объединились во время Первой мировой войны. В эту коалицию вошли:

– правая партия Союз 17 октября (октябристы, в основном торгово-промышленная буржуазия),

– буржуазно-либеральный Прогрессивный блок,

– Конституционно-демократическая партия (Партия народной свободы – кадеты),

– две социалистические партии – РСДРП (меньшевики) и социалисты-революционеры (эсеры).

Надо только определиться с процессом, который не обозначен: возникновение Советов. Совет рабочих и солдатских депутатов был создан 27 февраля. Сначала он состоял лишь из интеллигенции, потом в него начали входить представители рабочих и особенно много солдат. Авторитет Совета опирался на идеи, лозунги и постановления собраний, но главное, что за Советом стояла пока что огромная толпа, в сознании которой ее интересы осознавались как причины и следствия, вызревали цели и характер действий.

Сначала победители-революционеры Февраля считали Советы вспомогательной союзной структурой, оказалось, что Временное правительство могло существовать только при поддержке массы населения (особенно солдат), а представителем этой массы стал Совет. Правительство, не имея собственных «мощностей» власти, было вынуждено все обещать и потакать «толпе».

Либералы и меньшевики не поверили в прогнозы Ленина в Апрельских тезисах (а многие из победителей на них не обратили внимания). А он сказал: Советы – ключевой элемент будущей государственности, не совместимой с проектом Февраля, который в то же время служит инкубатором, в котором быстро растет эмбрион Октябрьской революции. И это для всех кадетов, меньшевиков и эсеров стало эмпирическим фактом – а если бы они изучали реальность в рамках рациональности, не было бы Гражданской войны.

Если это так, то Советы со всеми их атрибутами лучше рассмотреть в главе о проекте Октябрьской революции, но учитывая, что этот эмбрион зародился и вскармливался в лоне Февральской революции.

Будем говорить о Феврале. Деятель масонства меньшевик А. Я. Гальперн писал об активе этой коалиции и об основе их соединения: «Очень характерной для большинства членов организации была ненависть к трону, к монарху лично за то, что он ведет страну к гибели… Конечно, такое отношение к данному монарху не могло не переходить и в отношение к монархии вообще, в результате чего в организации преобладали республиканские настроения, можно сказать, что подавляющее большинство членов были республиканцами, хотя республика и не была зафиксирована догматом организации»[11]11
  Из 29 министров Временного правительства всех составов 23 были масонами.


[Закрыть].

Но ненависть к монархии – производный фактор, у каждой из партий были разные основания для этой ненависти. Разрушение монархической государственности было средством достичь разных целей с разными временными перспективами, даже и с конфронтацией с вчерашними союзниками. Все эти политические силы договорились выступить в одном строю потому, что ликвидация монархии и установление буржуазно-либеральной демократии (пусть в среднесрочной перспективе) представляли для всех благоприятные условия для движения к своим целям.

В. В. Кожинов, который собрал и изучил основную литературу о российском масонстве во время Февральской революции, пишет: «В нем слились воедино влиятельные деятели различных партий и движений, выступавших на политической сцене более или менее разрозненно. Скрепленные клятвой перед своим и, одновременно, высокоразвитым западноевропейским масонством, эти очень разные, подчас, казалось бы, совершенно несовместимые деятели – от октябристов до меньшевиков – стали дисциплинированно и целеустремленно осуществлять единую задачу. В результате был создан своего рода мощный кулак, разрушивший государство и армию»{58}58
  Кожинов В. Россия. Век XX. 1901–1939. – М.: Алгоритм, 1999.


[Закрыть].

Понятно, что такой конъюнктурный политический союз партий с разными целями и векторами движения не мог иметь стратегического проекта, но такую операцию, как молниеносная ликвидация государственности огромной империи, моментальное разрушение институтов сословного общества и отношений собственности, по своим масштабам и последствиями можно назвать катастрофический проект. В этом проекте и не предполагалось, что после взрыва его осколки и взрывные волны соберутся воедино и пойдут по тернистой дороге к светлому будущему. Особенность этого проекта – как раз в том, что конструкторы этого взрывного устройства знали, что их заряд после взрыва породит новые проекты, силу и вектор которых будет нельзя предугадать и тем более контролировать.

Деятели буржуазии и либеральной интеллигенции и не собирались запускать революционный процесс. Большинство их предпочитало дворцовый переворот. Партии, которые вошли в революционную коалицию, по-разному объясняли их цели своим сторонникам. Иногда эти объяснения были похожи на оправдания, что несовместимо с мобилизующим проектом.

Так, Керенский утверждал, что монархия сама распалась: «Революция – скорее, результат полного банкротства царизма, чем следствие радикальной идеологии или народного восстания». Милюков уверял: «Произошла самоликвидация старой власти», мол, «невиноватая я, он сам…».

Кадет Маклаков уверял: «Мы не хотели революции во время войны… У нас было опасение, что эта задача – устроить революцию во время войны переменить государственный и связанный с ним общественный строй, произвести эти потрясения и благополучно довести войну до конца, – выше сил какого-то ни было народа»{59}59
  Гайда Ф. А. Февраль 1917 года: революция, власть, буржуазия // Вопросы истории. 1996. № 3.


[Закрыть].

А. И. Гучков в марте 1917 года на собрании военно-промышленных организаций заявил: «Этот переворот был подготовлен не теми, кто его сделал, а теми, против кого он оказался направлен: заговорщиками были представители самой власти»[12]12
  Кстати, в своих мемуарах» Д. Ллойд Джордж утверждал: «Заговорщиками, свергнувшими царизм, были, в сущности говоря, царица и Распутин. Царь, сам того не сознавая, был главой заговора».


[Закрыть].

Говорили также, что революция сама опередила заговорщиков, и либералам пришлось взять власть в свои руки. Как говорил Гучков, деятели Февраля считали, что «после того, как дикая анархия, улица, падет, после этого люди государственного опыта, государственного разума, вроде нас, будут призваны к власти. Очевидно, в воспоминание того, что… был 1848 г.: рабочие свалили, а потом какие-то разумные люди устроили власть».

Гучков потом признал, что это представление было «ошибкой». Но и сам он не понял, что произошло. Да, «дикая анархия свалила царя», и вроде бы она «призвала к власти» кадетов и октябристов – а в действительности царя свалила не «улица», а Госдума, генералы и организованные солдаты и рабочие. Но главное – солдаты, рабочие и крестьяне за полгода определились и создали власть и государственность совсем другого типа, а не Временное буржуазно-либеральное правительство – как и пытался объяснить российским либералам немецкий либерал Вебер. Надо было вникнуть, что такое был «архаический общинный коммунизм»! Во многом из-за непонимания культуры масс деятели Февраля и не могли разработать дееспособного проекта.

В действительности приготовление структур для дворцового переворота (который стал революцией) началось уже после революции 1905 г. Одной из программ было возрождение российского масонства с помощью главных западных лож, а в 1912 г. – учреждение Великого Востока народов России (ВВНР), политической организации, которая служила «подпольем» элите политических диссидентов под защитой международного иммунитета[13]13
  В гл. 4 приведено замечание Ленина, как «английское и французское посольства с их агентами и “связями” организовывали заговор вместе с октябристами и кадетами… для смещения Николая Романова».


[Закрыть].

В ноябре 1913 года на совещании октябристов Гучков заявил о невозможности реформировать царский режим. По его словам, «глубокий паралич государственной власти» довел до того, что у страны нет «ни государственных целей, ни широко задуманного плана, ни общей воли». В этом состоянии октябристы «вынуждены отстаивать монархию против монарха, церковь против церковных иерархов, армию против ее вождей, авторитет власти против носителей этой власти». И вывод: «Россия на пороге новой революции».

С началом Первой мировой войны массовое сознание стало меняться, и кадеты опасались, что революция теперь была бы «несчастьем для России», потому что верх могут взять не либералы, а «крайне левые», которые «первыми утопят кадетов, а затем и умеренных социалистов». Еще в 1912 г. правый кадет Изгоев рассуждал примерно так же: «Если реакции не будет положен предел, если конституционных сил России окажется недостаточно для мирного государственного преобразования, то большевизм, несомненно, будет победителем и загонит ликвидаторов [партии большевиков] в задний угол». А сразу после осуществления Февральской революции в кадетской печати излагалось высказывание Милюкова, что революция якобы была сделана, чтобы «успешно завершить войну»[14]14
  Видный юрист, историк и кадет Б. Э. Нольде в эмиграции по поводу такого объяснения писал: «Это один из наивнейших самообманов».


[Закрыть].

Эсеры с 1912 г. и позже придерживались такого прогноза: цели назревающей революции – достижение политической свободы, национальное самоопределение, которые и позволят произвести социально-экономический переворот («закладка кирпичей в фундамент будущего здания социализированного труда и собственности»). Правда, ближе к 1917 году эсеры стали говорить, что революция будет одновременно и «демократической, и социальной, и политической»{60}60
  Все эти высказывания см.: Шепелева В. Б. Революциология. Проблема предпосылок революционного процесса 1917 года в России (по материалам отечественной и зарубежной историографии): учеб. пособие. Омск: Изд-во ОмГУ, 2005.


[Закрыть].

Как проект это принять трудно. Именно поэтому, объединяя в своих рядах слишком разные в идеологическом плане силы, штаб революции и Временное правительство взяли на вооружение принцип непредрешенчества. Такой несовместимый состав правительства заведомо не мог принять крупного принципиального решения. Поэтому политики этой коалиции говорили, что через какое-то время власть перейдет к Учредительному собранию, оно и представит проект устройства новой России. Даже объявить Россию республикой они не решились, хотя съезд партии кадетов 25 марта 1917 г. единогласно высказался за «демократическую парламентскую республику». Судя по многим наблюдениям очевидцев, в Учредительное собрание мало кто верил – и прежде всего само Временное правительство[15]15
  Выборы в Учредительное собрание состоялись в ноябре 1917 г. по старым спискам. В октябре И. А. Бунин записал в дневнике: «Вот-вот выборы в Учредительное собрание. У нас ни единая душа не интересуется этим».


[Закрыть].

Временное правительство за всё время своего существования так и не созвало Учредительного собрания. Даже меньшевистская газета «Свободная жизнь» заявляла, что созыв Собрания отложен правительством на «страшно длинный срок, какого не знала ни одна европейская революция».

Конечно, все отдельные партии, готовившие и осуществившие Февральскую революцию, имели свои кредо, в разной степени разработанные, которые можно включить в интегральный образ этого предприятия. Исходные программные представления этих партий были заложены в ходе революции 1905–1907 гг., но в ходе реакции, реформы Столыпина и в годы войны всем им пришлось корректировать свои доктрины, передвигаться в идеологическом спектре от левого терроризма до реакционных правых позиций. Мы кратко изложим устои истоков и сдвигов к моменту Февральской революции и до Октября. Но главное, надо прежде всего разобрать основание договоренности между правыми силами, либералами и социалистами (даже радикальными), свергнуть сообща монархию и учредить в России либерально-буржуазную государственную систему по западным образцам.

Эту договоренность трудно объяснить потому, что волнения крестьян с 1902 г. и затем революция 1905–1907 гг. наглядно показали, что это лишь предварительный взрыв возмущения огромных масс, – как говорили, тогда возникло «межклассовое единство низов». В то время действовал Всероссийский крестьянский союз, в организации его активно участвовали эсеры, на них надеялись. Туда стекались наказы и приговоры крестьян.

Т. Шанин делает обзор выступлений делегатов двух съездов 1905 г., на которых было достигнуто общее согласие относительно идеального будущего. Он пишет: «Крестьянские делегаты продемонстрировали высокую степень ясности своих целей. Идеальная Россия их выбора была страной, в которой вся земля принадлежала крестьянам, была разделена между ними и обрабатывалась членами их семей без использования наемной рабочей силы. Все земли России, пригодные для сельскохозяйственного использования, должны были быть переданы крестьянским общинам, которые установили бы уравнительное землепользование в соответствии с размером семьи или “трудовой нормой”, т. е. числом работников в каждой семье. Продажу земли следовало запретить, а частную собственность на землю – отменить»{61}61
  Шанин Т. Революция как момент истины. – М.: Весь мир, 1997.


[Закрыть].

Эти наказы публиковались в газетах, о них знали и эсеры, и меньшевики, и кадеты. Их содержание внятно и осознанно отвергало либерально-буржуазную государственность и соответствующее либерально-буржуазной модели жизнеустройство для крестьянства. К работе первой Госдумы крестьяне проявляли большой интерес. Шанин пишет: «Англо-саксонский парламент, в котором его члены, однажды избранные, вольны действовать, как они считают нужным, поразил бы российских крестьян как явно несуразный. Опыт общинного самоуправления учил их иному. Депутату ясно говорилось, что он должен передать на словах… Власти и особенно Дума должны были быть поставлены в известность о крестьянских трудностях и нуждах – отсюда приговоры и петиции».

После спада революционной волны, во время реформы Столыпина, тоже не было признаков сдвига крестьянства к либерально-буржуазному строю. Наоборот, за Первой мировой войны и крестьяне, и рабочие изменились качественно – они пополнились поколением уже организованной, грамотной и вооруженной молодежи. Как могли в этих условиях кадеты и социалисты предлагать этой огромной и радикальной массе «раскрестьянивание» по-английски? Молодым промышленникам и предпринимателям простительно – еще А. Смит предупреждал, что эгоизм homo economicus часто толкает его к иррациональным решениям, а от маститых опытных марксистов это было трудно ожидать.

Историк Ф. А. Гайда объясняет это так: «Либералы были уверены в своем приходе к власти в будущем (об этом свидетельствовал европейский опыт); вера в историческую закономерность ослепляла, мешала учитывать реальные обстоятельства, во многом снимала вопрос личной ответственности»{62}62
  Гайда Ф. А. Либеральная оппозиция на путях к власти (1914 – весна 1917 г.). – М.: РОССПЭН, 2003.


[Закрыть].

Важную роль играли масоны во взаимодействии Временного правительства с Петроградским советом, и им политики Февраля верили. Гальперн рассказывает: «Значительная доля работы в этот период выпала на меня, так как все основные разговоры с Советом рабочих депутатов, то есть с Чхеидзе, в этот период вести приходилось мне. Часто Керенский, узнав о каком-либо решении Совета, просил меня съездить в Таврический дворец. Я ехал и говорил, причем тот факт, что Чхеидзе был братом, сильно облегчал мне задачу, я мог говорить с ним совсем просто: “чего кочевряжитесь, ведь все же наши считают это неправильным, надо исправить и сделать по-нашему”… Большую роль играли братские связи в деле назначения администрации 1917 года на местах. Да это и вполне естественно: когда вставал вопрос о том, кого назначить на место губернского комиссара или на какой-нибудь другой видный административный пост, то прежде всего мысль устремлялась на членов местных лож, и если среди них было сколько-нибудь подходящее лицо, то на него и падал выбор».

Хотя выступление солдат 27 февраля было стихийным, активность масонов с первого дня революции очень велика. В. И. Старцев в комментариях к документам масонов пишет: «И проведение Н. С. Чхеидзе председателем Петроградского Совета рабочих депутатов, а других масонов – членами его Исполкома, и формирование корпуса эмиссаров Временного комитета Государственной думы, и создание самого Временного правительства, а также нажим на П. Н. Милюкова с целью немедленного провозглашения республики в ночь на 3 марта 1917 г. – все это показывает энергичную деятельность членов Великого Востока народов России с 27 февраля по 3 марта 1917 г.»{63}63
  Русское политическое масонство. 1906–1918 гг. // История СССР. 1989. № 6; 1990. № 1.


[Закрыть].

После Февраля в ложу «Истинные друзья» был принят эсер Б. В. Савинков. В мае 1917 г. из 66 членов ЦК партии кадетов 11 были масонами. Масонами были и некоторые комиссары Временного правительства. Так, кадет и депутат Госдумы, а потом комиссар правительства в Одессе Л. А. Велихов писал: «В 4-й Государственной думе я вступил в так называемое масонское объединение, куда входили представители от левых прогрессистов (Ефремов), левых кадетов (Некрасов, Волков, Степанов), трудовиков (Керенский), с.д. меньшевиков (Чхеидзе, Скобелев) и которое ставило своей целью блок оппозиционных партий Думы для свержения самодержавия!»

К Октябрю 1917 г. в России активно действовали 28 лож системы ВВНР. Сразу после Октябрьской революции большинство масонов присоединилось к белому движению, видные масоны входили в белогвардейские правительства. В РСФСР масонские организации были запрещены.

Эту веру, что посредством таких интриг удастся возглавить процесс революции, подтверждали участники и наблюдатели. Суханов писал, что после провала «последних попыток составить “единый фронт” царизма и буржуазии против “народной революции”» была избрана тактика «стать во главе ее». Лидеры меньшевиков и эсеров в начале волнений опасались провокации, но когда взбунтовался гарнизон, они тоже присоединились к кадетам.

Этот мотив в какой-то мере присутствовал, это видно по откровениям авторитетных кадетов (см. «Вехи» и «Из глубины»). Но из множества воздействий на решение кадетов и социалистов в смуте конца 1916 г., на мой взгляд, главным была иррациональная вера в пророчество Маркса, облаченное в форму теории. В то время методологию науки не преподавали, и гуманитарии верили теориям, как Откровению, хотя многие ученые предупреждали, что теория – всего лишь инструмент, который может помочь изучить какой-то конкретный предмет, но вовсе не все.

Сам же Маркс определенно предупредил: «Теория осуществляется в каждом народе всегда лишь постольку, поскольку она является осуществлением его потребностей»{64}64
  Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение // Маркс К. Соч. Т. 1. С. 423–424.


[Закрыть]. На это не обратили внимания. Это тем более странно, что кадеты и меньшевики штудировали доступный в России «Капитал», где Маркс указал, почти грубо: «В том строе общества, который мы сейчас изучаем, отношения людей в общественном процессе производства чисто атомистические». То есть его теория прилагаема только обществу индивидов, уже проваренных в котле капитализма.

В главе 1 были приведены некоторые постулаты из учения Маркса, а здесь уточним главный их смысл, на который опирался проект Февральской революции.

Уже в «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс так определили состояние Западной Европы: «Производительные силы, находящиеся в его [общества] распоряжении, не служат более развитию буржуазных отношений собственности; напротив, они стали непомерно велики для этих отношений, буржуазные отношения задерживают их развитие; и когда производительные силы начинают преодолевать эти преграды, они приводят в расстройство все буржуазное общество, ставят под угрозу существование буржуазной собственности»{65}65
  Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 430.


[Закрыть].

Позже, в «Капитале», Маркс пишет: «Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней… Она взрывается… Капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это – отрицание отрицания… Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют»{66}66
  Маркс К. Капитал // Маркс К. Соч. Т. 23. С. 772–773.


[Закрыть].

Сказано вполне ясно: капитализм в Западной Европы дошел до критической точки и задерживает развитие производительных сил. Вот-вот должна быть пролетарская революция. Но есть задержка: в своем предисловии 1893 г. к «Манифесту» Энгельс пишет, что «духовное развитие массы французских рабочих не достигло еще того уровня», при котором могла произойти социальная революция. Не достигло еще. Значит, России, отставшей от Франции, как раз дается время пройти через горнило капитализма. Большая удача! Февральская революция позволит России успеть на поезд.

Энгельс всем рекомендовал повременить с социальной революцией. В 1890 г. он советовал всемерно способствовать развитию капитализма: «В настоящее время капитал и наемный труд неразрывно связаны друг с другом. Чем сильнее капитал, тем сильнее класс наемных рабочих, тем ближе, следовательно, конец господства капиталистов. Нашим немцам, а к ним я причисляю и венцев, я желаю поэтому поистине бурного развития капиталистического хозяйства и вовсе не желаю, чтобы оно коснело в состоянии застоя»{67}67
  Энгельс Ф. Соч. Т. 39.


[Закрыть].