Текст книги "Русский коммунизм. Теория, практика, задачи"

Это привело к тому, что стали терять эффективность созданные ранее инструменты и механизмы воспроизводства культурной гегемонии советского строя. Ни отремонтировать, ни обновить эти инструменты и механизмы государство и его интеллектуальные службы (обществоведение) не смогли.

– Не удалось выработать дееспособную рациональную модель СССР как этнической системы в ее динамике, на этой основе выработать собственную доктрину нациестроительства – сплочения советского народа в полиэтническую гражданскую нацию и развития системы общежития народов.

Благоприятный момент для обновления национально-государственной модели, которое предотвратило бы возрождение этнического национализма элит, наступил после Великой Отечественной войны, но тогда государство было вовлечено в борьбу с культом личности Сталина.

Как только со сцены стали сходить старшие поколения, решавшие задачи в сфере этничности на основе опыта и неявного знания, обнаружилось это слабое место советской системы. Была мобилизована политизированная этничность местных элит, а к середине 80-х годов были созданы очаги «бунтующей этничности». Советское государство уже не обладало ни памятью, ни знанием, чтобы справиться с этой враждебной ему силой. Более того, антисоветская часть номенклатуры даже использовала ее как таран для ликвидации советского строя. В постсоветской России положение не выправляется.

– Не удалось выработать собственную (а не копирующую Запад) доктрину и социальные механизмы расширения и развития системы потребностей советского человека.

Эту задачу требовалось решить как обязательное условие выхода из мобилизационного состояния и модернизации общества и государства. Она решалась медленно и на низком уровне знания и понимания. Результатом стал то острый, то вялотекущий «конфликт поколений», нарастание недоброжелательного инакомыслия и ослабление легитимности советского строя. Этот процесс завершился «ускользанием национальной почвы из-под производства потребностей» (Маркс), что стало важным фактором краха СССР.

В постсоветской России эта проблема быстро усугубляется, приобретая характер фундаментальной угрозы.

– Не удалось разработать концепцию советской демократии как дееспособного развивающегося механизма.

Советский строй вырастал из традиционного сословного общества. С самого начала и «разработчики» советского проекта, и практики советского строительства предвидели угрозу возрождения, в новых формах, многих сторон сословности. Противодействовать этому могла только демократия, отвечающая антропологии и культуре советского общества. Она и развивалась на восходящей ветви революции, но не было создано концептуальной («теоретической») основы, которая позволила бы выстраивать институты демократии сознательно и планомерно. Произошла, по выражению Вебера, «институционализация харизмы» – бюрократизация и укрепление сословных барьеров. Это проявилось прежде всего в номенклатуре и элите всех профессиональных общностей. Те временные структуры, которые создавались для решения срочных чрезвычайных задач (например, номенклатурная система в кадровой политике), сравнительно быстро перерождались и укоренялись. Механизма их оздоровления и обновления выработать не удалось. В постсоветской России эта проблема усугубилась.

– Руководству КПСС и элите советской гуманитарной интеллигенции не удалось объясниться с западными левыми и предотвратить их сдвиг к антисоветизму.

Не имея внятной и развитой объяснительной модели советского проекта и советского строя, партийная интеллигенция СССР не смогла рационально представить корни конфликта, назревающего в мировом левом движении, и предотвратить переход еврокоммунистов на антисоветские позиции. Углубление конфликта привело к кризису культуры левых в целом и краху коммунистического движения как в СССР, так и в обоих «лагерях» холодной войны.

– Самое главное: советской системе не удалось наладить воспроизводство того культурно-исторического типа, который получил название человек советский (homo sovieticus).

Это тот культурно-исторический тип, который начал складываться с начала ХХ века, стал движущей силой советской революции, созрел во время Гражданской войны, индустриализации и Великой Отечественной войны. Он «продержал» Россию в течение почти всего ХХ века, проявил специфические культурные и социальные качества, но стал слабеть и утрачивать свои позиции в обществе начиная с 60-х годов. Его отступление и вытеснение конкурирующими с ним социокультурными типами и является непосредственной причиной краха советского строя.

Эта проблема остается фундаментальной и для постсоветской России, поскольку доминирующий в настоящее время социокультурный тип обнаружил неспособность быть носителем цивилизационных качеств России и обеспечивать жизнеспособность страны.

Каковы же перспективы восстановления, модернизации и создания структур социализма и коммунизма (поначалу теоретических, методологических и в форме «образа будущего») в России на путях ее развития из нынешнего состояния? Эта проблема волнует и правых, и левых. Вот предварительные суждения.

Кризис, который переживает Россия, – эпизод русской революции. Ее заряд не был исчерпан в первой трети ХХ века и вырвался наружу в перестройке. На арену вышли духовные «внучата» прежних акторов с прежними проектами, вплоть до столыпинской реформы. Такая их живучесть свидетельствует о том, что советское общество было традиционным. Оно сохранило почти все множество «малых народов», групп и сословий, а классовое гражданское общество все их сплавило бы в своем тигле.

Какова же социокультурная «карта» общества в свете нашего вопроса? Грубо, ее надо представить в двух пространствах – плоскости скрытых, не всегда осознаваемых чаяний и в плоскости расхожих суждений (идеологических, конъюнктурных, внушенных СМИ). Сведения о такой «карте», если она кем-то составляется, не публикуются, это было бы контрпродуктивно и для власти, и для всех входящих в «систему» политических организаций. Поэтому мои оценки основаны на совокупности отрывочных данных и на интуиции.

Прежде всего, почти очевидными являются два важных факта: легкость свержения советской власти под социал-демократическими и либеральными лозунгами – и в то же время невозможность осуществить социал-демократические и либеральные реформы. Как объяснить эти, на первый взгляд, противоречащие друг другу факты?

Первый факт я объясняю тем, что в ходе урбанизации иссяк ресурс общинного крестьянского коммунизма, служивший центральным блоком мировоззренческой матрицы, которая легитимировала советский строй. Обновления и «ремонта» этой матрицы идеологическая машина КПСС провести не смогла. Подорвать остатки легитимности «сверху», воздействуя именно на стереотипы советской идеологии (равенство и справедливость), было нетрудно. С помощью «гласности» были возбуждены расхожие суждения.

СССР и его политическая система были ликвидированы, но затем оказалось, что реформа во всех своих главных установках противоречит чаяниям большинства. Это большинство, не имея политических средств, чтобы остановить реформу, оказывает ей пассивное «молекулярное» сопротивление. Каков его вектор? Исходит ли он из системы ценностей социал-демократии или коммунизма?

Я считаю, что корни этого сопротивления уходят в коммунизм, как это было и сто лет назад. Это резко осложняет всю картину. А.С. Панарин писал: «Современный «цивилизованный Запад» после своей победы над коммунизмом открыл «русское народное подполье», стоящее за коммунизмом и втайне питавшее его потенциалом скрытой общинности… В тайных нишах народной общинности находил укрытие жизненный мир с его до сих пор скрытыми законами, может быть, в принципе не переводимыми на язык прогрессизма» [52, 243].

Первые же шаги реформы оживили и резко усилили коммунистические «архетипы». Уже в предчувствии реформы общественное мнение стало жестко уравнительным. В октябре 1989 года на вопрос «Считаете ли вы справедливым нынешнее распределение доходов в нашем обществе?» 52,8 % ответили «не справедливо», а 44,7 % – «не совсем справедливо». Что же считали несправедливым 98 % жителей СССР – невыносимую уравниловку? Совсем наоборот – люди считали распределение недостаточно уравнительным.

84,5 % опрошенных считали, что «государство должно предоставлять больше льгот людям с низкими доходами», и 84,2 % считали, что «государство должно гарантировать каждому доход не ниже прожиточного минимума».

Следует подчеркнуть, что в СССР был принят и выдерживался принцип, согласно которому минимальная заработная плата составляла не менее полутора минимальных потребительских бюджетов (этот бюджет и составлял прожиточный минимум) – так, чтобы обеспечивать воспроизводство работника и «половины» иждивенца. В конце 80-х годов прожиточный минимум был определен в размере 100 руб. в месяц, а минимальная зарплата – в 165 руб. В 1992 году критерий изменился – «прожиточный минимум» был оторван от минимального потребительского бюджета, он стал меньше него в 2,25 раза. Само понятие «минимальной зарплаты» потеряло свой социальный смысл – в январе 1999 года она составляла 10,6 % от прожиточного минимума и равнялась 3 долларам США в месяц. В начале 2006 года минимальная зарплата в РФ составляла 30,2 % от прожиточного минимума.

В 1996 году ВЦИОМ повторил этот опрос, и выяснилось, что уравнительные настроения усилились: 93 % опрошенных считали, что государство должно обеспечивать всех желающих работой, 91 % – что оно должно гарантировать доход не ниже прожиточного минимума. Это – уравнительная программа коммунизма, а не рациональной социальной защиты социал-демократии.

Каким может быть проект «нового коммунизма» (или, не используя такой шокирующий термин, «нового советского строя»)? Уход активного крестьянского коммунизма на подсознательный уровень «архетипов» очень сильно меняет институциональную матрицу желаемого будущего жизнеустройства. Если смена вектора нынешнего развития произойдет до катастрофы, то можно предвидеть, что будущий строй будет складываться как система с принципиально бóльшим разнообразием, нежели «первый советский строй». Большинство ограничений, которые предопределили тип жизни в старом СССР, утратили свою силу, нет нужды их восстанавливать. Коммунизм СССР обладал большим потенциалом для прорыва в постиндустриализм посредством «туннельного эффекта» – в отличие от социал-демократии, обязанной «исчерпать конструктивный потенциал капитализма». Этот потенциал можно оживить и быстро провести модернизацию хозяйства и быта, создать эффективную инновационную систему. Нынешний «переходный» тип государства и экономики таких возможностей не имеет.

Политический механизм «перехода» требует для разработки больших усилий, нежели конструирование «образа будущего». Предварительно можно сказать, что надо ожидать возникновения сильной партии, которую можно назвать «социал-демократической на российский манер» – совмещающей стереотипы (расхожие суждения) социал-демократии с подсознательными архетипами русского коммунизма. Такие гибриды возможны и эффективно действуют, не вступая в борьбу с устоями национальной культуры. К несчастью, этого не получилось в начале ХХ века, но вполне может быть достигнуто сейчас. Если бы возникла такая партия, достаточно интеллектуальная и честная, она бы завоевала культурную гегемонию и вокруг нее сложился бы исторический блок, способный изменить ход событий.

Литература

1. Маркс К. Заметки о реформе 1861 г. // К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч., Т. 19, с. 434–436.

2. Сенчакова Л.Т. Приговоры и наказы российского крестьянства. 1905–1907 гг. Т. 1, 2. М.: Ин-т российской истории РАН. 1994.

3. Лященко П.И. Очерки аграрной эволюции России. Т. 1. Л., 1925. С. 149.

4. Кондрашин В.В. Современные концепции аграрного развития // Отечественная история. 1995, № 4.

5. Чаянов А.В. Организация крестьянского хозяйства // В сб. А.В. Чаянов. Крестьянское хозяйство. М.: Экономика, 1989.

6. Валлерстайн И. Россия и капиталистический мир-экономика, 1500–2010 // Свободная мысль, 1996, № 5.

7. Ганелин Р.Ш. Российское самодержавие в 1905 году: реформы и революция. СПб.: Наука. 1991.

8. Купцов А.Г. Земля-Ёк. М.: Крафт+. 2002.

9. Кожинов В. Россия. Век ХХ. 1901–1939. М.: Алгоритм – Крымский мост. 1999.

10. Народное хозяйство СССР за 70 лет. М.: Финансы и статистика. 1987. С. 471.

11. Толстой Л.Н. Стыдно // Собр. соч., т. 16. М.: Художественная литература, 1964.

12. Гредескул Н.А. Перелом русской интеллигенции и его действительный смысл // Вехи. Интеллигенция в России. М.: Молодая гвардия. 1991.

13. Чураков Д.О. Русская революция и рабочее самоуправление. М.: Аиро-ХХ. 1998.

14. Горький М. Собр. Соч. Т. 17. С. 25.

15. Gramsci А. La revolución contra «El capital». // En: A.Gramsci. Para la reforma moral e intelectual. Madrid. 1998. P. 35–39.

16. Шереги Ф.Э. Причины и социальные последствия пьянства // Социологические исследования. 1986, № 2.

17. «Нива», № 33, 1913, с. 659. Цит. по статье: В. Логинов. Столыпинские итоги // scepsis.ru/library/id_771.html.

18. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука. 1990.

19. Ленин В.И. Первое мая. Соч., т. 10. С. 83.

20. Кожинов В.В. Загадочные страницы истории ХХ века. «Черносотенцы» и революция. М.: Прима Б. 1995.

21. Бердяев Н. Русская идея // «Вопросы философии». 1990, № 2.

22. Богословский вестник. 1917. Октябрь – декабрь. С. 352. – Цит. в [8, с. 140].

23. Балакирев А. Русские коммунистические утопии и учение Н.Ф. Федорова // Россия XXI, 1996, № 1–2, 3–4.

24. Семенова С.Г. Преодоление трагедии. «Вечные вопросы» в литературе. М.: Советский писатель. 1989. С. 262.

25. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 35.

26. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 186.

27. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 32. С. 158.

28. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. XIX–XX вв. СПб.: Наука. 1998. С. 343–344.

29. Энгельс Ф. Может ли Европа разоружиться. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22. С. 403.

30. Агурский М. Идеология национал-большевизма. М.: Алгоритм. 2003.

31. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Вопросы философии, 1989, № 3, 4.

32. Кабанов В.В. Пути и бездорожье аграрного развития России в ХХ веке // Вопросы истории, 1993, № 2.

33. Либер М.И. Социальная революция или социальный распад. Харьков. 1919, с. 16, 17.

34. Новейшая история Отечества: ХХ век. Т. 1. М.: ВЛАДОС. 2002, с. 324–325.

35. Пайпс Р. Русская революция. Часть вторая. М.: РОССПЭН. 1994, с. 229.

36. Уэллс Г. Россия во мгле. М.: Политиздат. 1959, с. 37.

37. Сенин А.С. Александр Иванович Гучков. М.: Скрипторий. 1996.

38. Балуев Б.П. Дело Лопухина // Вопросы истории, 1996, № 1.

39. «Куда идет Россия? Власть, общество, личность». М., 2000, с. 43–44.

40. Кожинов В.В. Победы и беды России. Русская культура как порождение истории. М.: Алгоритм. 2002.

41. Бердяев Н.А. Человек и машина. // Вопросы философии. 1989, № 2.

42. Чернявский Г. Лев Троцкий. М.: Молодая гвардия. 2009.

43. Экономическое развитие России. Выпуск второй. Эпоха финансового капитализма. Сост. Н.Ванаг и С.Томинский. М.-Л.: Государственное изд-во. 1928.

44. Старцев В. «Русское прошлое» в наши дни // Свободная мысль. 1992. № 1. С. 118.

45. Теребов О.В. // Вопросы Истории. 1993, № 3.

46. Бранденбергер Д.Л. Национал-большевизм: сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания. СПб.: Академический проект, 2009.

47. Ключников Ю.В. Наш ответ // Смена вех. 1921, № 4.

48. Баграмов Э.А. Национальный вопрос в борьбе идей. М.: Политиздат. 1982.

49. Кортунов С.В. Судьба русского коммунизма // «НГ-сцена-рии». 4.11.1997.

50. Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // В кн. «Этничность и власть в полиэтнических государствах». М.: Наука. 1994.

51. Розанов В.В. О писательстве и писателях. М.: Республика. 1995, с. 634.

52. Панарин А.С. Народ без элиты. М.: Алгоритм-ЭКСМО. 2006.

53. Карр Э. История Советской России. Т. 1. М.: Прогресс. 1990.

54. Булгаков С.Н. Христианство и социализм. // В кн. «Христианский социализм. Новосибирск: Наука. 1991.

55. Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М.: Наука. 1988.

56. Новосельский С.А. Обзор главнейших данных по демографии и санитарной статистике России. Календарь для врачей на 1916 г. СПб., 1916. Цит. по: Андреев Е.М., Добровольская В.В., Шабуров К.Ю. Этническая дифференциация смертности // СОЦИС. 1992, № 7.

57. Осипов Г.В., Кара-Мурза С.Г. «Общество знания». Переход к инновационному развитию России. М.: УРСС. 2012.

58. Беляков А.А. План ГОЭЛРО в технико-экономическом контексте эпохи // Альманах Центра общественных наук (МГУ). 1998, № 7. С. 67–89.

59. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. – В кн.: М.Вебер. Избранные произведения. М.: Прогресс. 1990.

60. Шлыков В.В. Что погубило Советский Союз? Американская разведка о советских военных расходах. – Военный вестник МФИТ. 2001, № 8.

61. Кара-Мурза С.Г. Крах СССР. История и версия объяснения. М.: Алгоритм. 2013.

62. Джордж Ф. После 1984. Перспективы лучшего мира // В кн. Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс. 1986.

63. Пришвин М.М. Дневники. 1914–1922. (3 тома). М.: Московский рабочий. 1991–1995.

64. Олимова С.К. Коммунистическая партия Таджикистана в 1992–1994 гг. // Восток. 1996, № 2.

65. Беляев Е.А., Пышкова Н.С. Формирование и развитие сети научных учреждений СССР. М.: Наука. 1979.

66. Джахангири-Жанно Г. К вопросу о формировании таджикского национального сознания (1920–1930 гг.) // Восток. 1996, № 2.

67. Орлов Г.В. Отечественная история: Мир и россияне: 1861–2001. – М.: Вузовская книга, 2003.

68. Микульский Д.В. Анализ некрологов членов ИПВТ: традиционное и современное // Восток. 1996, № 1.