Текст книги "Современная Россия – как деструктивная общественная система"

И тут дача была неплохая. «…Старую усадьбу Корзинкино пересекает аллея столетних лип… Бревенчатый старый барский дом с балконами на втором этаже, богатой затейливой резьбой по карнизам и наличникам окон… Повсюду башенки, навесы, крылечки… Внутри большой темный зал вышиной в два этажа. Во втором этаже в этот зал выходила открытая галерея, из которой шли двери в комнаты («Известия», 22 апреля 1982 г.)»[55]55
  там же, с. 318–319


[Закрыть]

Вот так, с подачи самого Ленина и его гвардии, при отсутствии сдерживающих механизмов гражданского контроля, процесс обогащения партноменклатуры в дальнейшем стал неудержим. Вот, например, ленинская телефонограмма А. И. Рыкову от 22 июля 1921 года: «Считаю Ваше решение поручить НКпроду устроить особую лавку (склад) для продажи продуктов (и других вещей) иностранцам и коминтерновским приезжим вполне правильным. Предлагаю провести через СТО и ускорить изо всех сил. Лавку надо поставить строго коммерчески с единоличным управлением. В лавке покупать смогут лишь по личным заборным книжкам только приезжие из-за границы, имеющие особые личные удостоверения. Поручаю Смольянинову особо следить за этим делом»[56]56
  ПСС, т.53, с.54


[Закрыть]

Так новый правящий класс начал обособляться от населения свой страны. Восленский дает в своей книге полную и детальную ретроспективу этого процесса. Этот процесс уже в 30-е годы, в период коллективизации и массового голода ознаменовался поражающим воображение ростом привилегий партноменклатуры. А в период так называемого «развитого социализма» отношения внутри этой замкнутой касты уже вполне стали соответствовать формуле периода коммунизма: «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Вот только достигалось это не для всех трудящихся, а только для членов «руководящей и направляющей», и не за счет невиданной производительности труда, а за счет жестокой эксплуатации остального населения.

«Рядовые советские граждане отгорожены от этой спецстраны так же тщательно, как и от любой другой заграницы. И в стране этой, которую можно условно назвать Номенклатурия, все свое, специальное: специальные жилые дома, возводимые специальными строительно-монтажными управлениями; специальные дачи и пансионаты; специальные санатории, больницы и поликлиники; спецпродукты, продаваемые в спецмагазинах; спецстоловые, спецбуфеты и спецпарикмахерские; спецавтобазы, бензоколонки и номера на автомашинах; разветвленная система специнформации; специальная телефонная сеть; специальные детские учреждения, спецшколы и интернаты; специальные высшие учебные заведения и аспирантура; специальные клубы, где показывают особые кинофильмы; специальные залы ожидания на вокзалах и в аэропортах и даже специальное кладбище.

Номенклатурное семейство в СССР может пройти весь жизненный путь – от родильного дома до могилы: работать, жить, отдыхать, питаться, покупать, путешествовать, развлекаться, учиться и лечиться, не соприкасаясь с советским народом, на службе которого якобы находится номенклатура. Отгороженность класса номенклатуры от массы советских граждан такая же, как отгороженность находящихся в Советском Союзе иностранцев: разница лишь в том, что иностранцев не допускают, а номенклатура сама не хочет общаться с советским населением»[57]57
  М.Восленский. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. – М.: «Советская Россия», 1991., с. 317–318


[Закрыть]

Произошло то, что потом Дж. Оруэл бесподобно метко описал в антиутопии «Скотский хутор». Эти проявились так явно и быстро, так что эти процессы невозможно было ни замечать, ни скрывать. Иначе и не могло произойти в условиях огосударствления и централизации страны и экономики, и при монополизме одной правящей партии. В огромной стране, тем более после разрушения старого государственного аппарата, образовался вакуум на всех звеньях управления. Для тотального государства потребовался новый, колоссальный управленческий аппарат, и в него хлынули карьеристы и мещане всех мастей, одержимые благосостоянием и властью.

Последние работы Ленина свидетельствуют, что он сам был озадачен и обеспокоен тем, что новое государство быстро утрачивает связь с принципами марксизма, что партия стремительно размывается и отрывается от трудящихся масс, и пытался как-то скорректировать этот курс. Он говорит и пишет о некомпетентности и злоупотреблениях в партийно-государственном аппарате, о необходимости его сокращения и ужесточения над ним контроля: «После того как мы начали чистку партии и сказали себе: «Шкурников, примазавшихся к партии, воров – долой», стало у нас лучше. Сотню тысяч, примерно, мы выкинули, и это прекрасно, но это только начало» (Речь на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов 6 марта 1922 г.)

В марте 1922 года Ленин в письме Молотову об условиях приема новых членов в партию требует увеличить кандидатский стаж, тщательно проверять их на пригодность к партийной и хозяйственной работе, упростить процедуру их исключения. Указывает, что в партии имеется 300-400 тысяч членов, и это количество чрезмерно, ибо все данные указывают на недостаточный уровень их подготовленности, что соблазн вступления в правительственную партию гигантский, и что надо ожидать дальнейшего напора со стороны мелкобуржуазных и прямо враждебных элементов. Тревожно отмечает, что если не закрывать себе глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то во всяком случае ослаблен настолько, что решение будет уже зависеть не от него.[58]58
  ПСС, т.45, с.15, 17-21


[Закрыть]

18 марта 1922 года в письме в Политбюро ЦК РКП(б) он, очевидно подмечая зарождение системы круговой поруки, возмущается, что московский комитет уже не первый раз послабляет «преступникам-коммунистам, коих надо вешать». Настаивает, чтобы коммунистов суды карали строже, чем некоммунистов, и чтобы за отступление от этого правила судей и членов коллегии НКЮ увольняли со службы. Чтобы виновных в малейшей попытке влиять на суды для смягчения ответственности коммунистов ЦК исключал из партии. Завершает он свое письмо так: «P.S. Верх позора и безобразия: партия у власти защищает «своих» мерзавцев!!»[59]59
  там же, т.45, с.53


[Закрыть]

В знаменитом «Письме к Съезду» от 26 декабря 1922 года он предлагает увеличить за счет рабочих число членов ЦК до 50 или даже до 100 человек, надеясь, что это поможет их обучению управленческой работе, уменьшит опасность раскола ЦК, и улучшит аппарат, который из рук вон плох.

В письме «Как нам реорганизовать Рабкрин» от 23 января 1923 года предлагает расширить Пленумы ЦК до уровня высшей партийной конференции, и собирать их раз в два месяца при участии объединенных ЦКК и Рабкрина. На съезде выбрать 75-100 новых членов ЦКК из рабочих и крестьян, наделив их правами членов ЦК. Рабкрин сократить до 300-400 служащих, особо проверенных и испытанных на предмет добросовестности и компетентности. Он надеется, что такая реорганизация повысит авторитет этих учреждений, улучшит организацию работы и укрепит связи с широкими массами через посредство лучших из рабочих и крестьян.

Руководитель Рабкрина должен сохранить статус наркома, а служащие Рабкрина должны быть высоко квалифицированы, особо проверены, особо надежны, с высоким жалованьем.

С помощью такой реформы Ленин надеется создать Центральному комитету что-то вроде противовеса в лице ЦКК, члены которой должны присутствовать на заседаниях Политбюро, и составлять сплоченную группу, наделенную правом контроля над состоянием государственных дел.[60]60
  там же, т.45, с. 333–346, 383-388


[Закрыть]

В письме «Лучше меньше, да лучше» от 2 марта 1923 года он говорит о необходимости поднять авторитет Рабкрина, о строжайшем отборе и проверке его служащих. Рабочие – члены ЦКК, должны быть безупречны как коммунисты. Они под руководством своего президиума должны проверять все бумаги и документы Политбюро. Секретарский же персонал должен проходить тройную проверку перед назначением на службу.

В этом же письме Ленин ставит риторический вопрос: Как можно соединить партийные и советские учреждения? Нет ли тут чего-либо недопустимого?

И сам же отвечает: почему бы не соединить, если это требуют интересы дела? Разве в Политбюро не обсуждаются с партийной точки зрения многие мелкие и крупные вопросы? Разве это гибкое соединение не является источником чрезвычайной силы в нашей политике? «А ведь Рабкрин и посвящен всему нашему государственному аппарату, и деятельность его должна касаться всех и всяких, без всякого изъятия, государственных учреждений, и местных, и центральных, и торговых, и чисто чиновничьих, и учебных, и архивных, и театральных и т. д. – одним словом, всех без малейшего изъятия».

И в завершение Ленин ставит задачу экономии: «Мы должны свести наш госаппарат до максимальной экономии. Мы должны изгнать из него все следы излишеств, которых в нем осталось так много от царской России, от ее бюрократическо-капиталистического аппарата…

Если мы сохраним за рабочим классом руководство над крестьянством, то мы получим возможность ценой величайшей и величайшей экономии хозяйства в нашем государстве добиться того, чтобы всякое малейшее сбережение сохранить для развития нашей крупной машинной индустрии, для развития электрификации, гидроторфа, для достройки Волховстроя и прочее.

… лишь посредством максимальной чистки нашего аппарата, посредством максимального сокращения всего, что не абсолютно необходимо в нем, мы в состоянии будем удержаться наверняка. И притом мы будем в состоянии удержаться не на уровне мелкокрестьянской страны, … а на уровне, поднимающемся неуклонно вперед и вперед к крупной машинной индустрии.

Вот о каких высоких задачах мечтаю я для нашего Рабкрина. Вот для чего я планирую для него слияние авторитетнейшей партийной верхушки с «рядовым» наркоматом»[61]61
  ПСС, т.45, с. 389–406


[Закрыть]

Мы видим, что мысль Ленина работает весьма противоречиво, он явно не находит выхода из ситуации, которая складывается сама собой, помимо его воли.

С одной стороны, сетует на неэффективность огромного бюрократического аппарата, призывает к экономии, сокращениям и чисткам, с другой – призывает в несколько раз увеличить состав ЦК и ЦКК. (И в это же время сам не скупится высшим чиновникам на зарплаты, лечение, отдых, устанавливает привилегии, и сам при этом занимает две государственные дачи).

С одной стороны, критикует непрерывные бесполезные заседания, с другой – призывает собирать высшие партконференции каждые два месяца в огромном составе участников, что само по себе означает, что там будет только пустая говорильня.

С одной стороны, фактически предлагает создать систему сдержек и противовесов: ЦК и Политбюро – ЦКК и Рабкрин, а с другой стороны настаивает, чтобы рабочие – члены этих контрольных органов были безупречными коммунистами, и чтобы их строжайшую проверку проводили партийные органы – высшими из которых как раз и являются те же самые Политбюро и ЦК. В конечном же итоге ЦКК и Рабкрин были слиты в единую Центральную ревизионную комиссию, руководители которой одновременно занимали должности и в Политбюро, и в ЦК, и в Секретариате. И от идеи рабочего контроля осталось одно название: на практике же одни и те же люди, восседая сразу в нескольких креслах, просто коллективно принимали важнейшие решения безо всякого внешнего контроля.

С одной стороны, Ленин беспокоится, что партия разрослась до 300 – 400 тысяч членов, и ей угрожает дальнейший рост, что создает трудности её контроля – с другой стороны, говорит о необходимости слияния партийных и советских учреждений – что само по себе должно привести к еще большему, взрывному росту её численности.

Ленин не может охватить существо того явления, которое он сам, сотоварищи, вызвал к жизни. И дело даже не в том, что он уже находится на грани перехода в вегетативное состояние. Деструктивная система заработала сама по себе, по своим законам, постепенно подчинив себе даже её творцов, и скоро привилегии – наряду с властью – стали главной основой и смыслом существования сановников новой власти.

Двигателем процесса захвата привилегий и обособления от народа был личный интерес членов оформляющегося нового правящего класса. Любым общественным процессом всегда движет личный интерес, в чем бы он ни состоял: в материальных благах для себя или в счастье для всего человечества. Обычно это взаимоисключающие вещи, но в случае с Номенклатурой они для неё удачно совпали: борьбу за счастье всего человечества она превратила в выгодный бизнес. Счастье всего человечества постепенно превратилось в сугубую декларацию, которой новый класс стал прикрывать свою подлинную цель: своё собственное благополучие за счет всего остального населения.

Ленин создал деструктивную общественную систему, и она начала собственное развитие. Вот как это происходило (по книге Восленского):

В 1920 году были образованы в ЦК и губкомах РКП(б) учетно-распределительные отделы, которые стали первыми органами, специально занимавшимися выдвижением и перемещением ответственных партийных работников, а также учетом кадров. Отделы не только выдвигали, но и «задвигали» людей, ведя учет лиц, «подлежащих переводу к станку и плугу».

В апреле 1922 года Сталин стал Генеральным секретарем ЦК. В августе того же года на XII партконференции было впервые сообщено количество партработников в аппарате, который был фактически подчинен Секретариату ЦК. В Москве 325 человек, в губерниях – 2000, в уездах – 6000; кроме того, в волостях и на крупных предприятиях – 5000 освобожденных секретарей парткомов, всего 15 325 человек. Такова была уже к этому моменту численность сталинского партийного аппарата.

В докладе на XII съезде Сталин объявил: «Доселе дело велось так, что дело учраспреда ограничивалось учетом и распределением товарищей по укомам, губкомам и обкомам. Теперь учраспред не может замыкаться в рамках укомов, губкомов, обкомов… Необходимо охватить все без исключения отрасли управления».

И действительно: после XII съезда партии в учетно-распределительных отделах были немедленно сконцентрированы учет и распределение ответственных работников «во всех без исключения областях управления и хозяйства».

Особенно активно действовал подчиненный непосредственно Секретариату ЦК РКП(б) Учетно-распределительный отдел ЦК, который в 1922 году произвел более 10 000 назначений. В 1923 году он расширил работу: было создано 7 комиссий по пересмотру состава работников основных государственных и хозяйственных органов.

Руководящие должности в партийных комитетах по уставу партии – выборные. Путь к обходу этого пункта был без труда найден: руководящие партийные органы «рекомендуют» нижестоящим лиц, подлежащих избранию. Например, кандидатуры секретарей волостных комитетов партии рекомендовал губком, кандидатуры секретарей губкома – Секретариат ЦК. Секретариат вел напряженную работу по подбору и перестановке этих новых губернаторов: в 1922 году были перемещены 37 секретарей губкомов и 42 новых «рекомендованы». Тот же Секретариат ЦК рекомендовал кандидатов не только нижестоящим, но и вышестоящему органу – Оргбюро ЦК, которое принимало решение о замещении высших постов в партии и государстве. Так Секретариат во главе со Сталиным централизовал в своих руках назначения на наиболее ответственные руководящие должности в стране.

Бурная деятельность сталинского Секретариата и его Учраспреда закономерно создала новую обстановку в партийном аппарате. Ее обрисовал Троцкий в письме в ЦК от 8 октября 1923 года и в опубликованной в декабре 1923 года работе «Новый курс».

«Отметив, что даже в годы военного коммунизма система назначений в партии не составляла и десятой доли достигнутого ею размера, Троцкий подчеркивал, что эта система сделала секретарей-назначенцев независимыми от местных партийных организаций. Работники партийного аппарата не имеют больше – или во всяком случае не высказывают – собственного мнения, а заранее соглашаются с мнением «секретарской иерархии». Массе же рядовых членов партии решения этой иерархии вообще спускаются в виде приказов.

Троцкий называет этот процесс «бюрократизацией партии», и Восленский отмечает, что это беззубое определение, да другим оно и быть не могло, так как Троцкий сам тогда находился еще в Политбюро. «Происходит другое: раздвигаются общественные слои. Один слой – секретари парткомитетов и их аппарат – идет вверх и начинает безапелляционно изрекать приказы, другой – идет вниз и вместе с беспартийными вынужден беспрекословно эти приказы исполнять». Троцкий сам констатирует: «Партия живет на два этажа: в верхнем – решают, в нижнем – только узнают о решениях»…

Между тем был открыт шлюз для носителей этого процесса – лезших к власти карьеристов. После смерти Ленина был объявлен «ленинский призыв» в партию. В итоге к маю 1924 года число ее членов возросло почти вдвое по сравнению с апрелем 1922 года: с 386 000 до 736 000. Половину партии составляли теперь новобранцы – только не «ленинского», а сталинского призыва. Им чужда была поседевшая в ссылках и эмиграции ленинская гвардия, как бы она ни переродилась к тому времени. Новобранцы шли в ряды не тех, кого ссылают, а тех, кто ссылает, шли не совершать революцию, а занимать хорошие места после совершенной революции. …

Секретариат ЦК продолжал формировать номенклатуру. В 1924 году числилось около 3500 должностей, которые замещались через ЦК, и около 1500 должностей, на которые назначали ведомства с уведомлением Учраспреда ЦК. Еще более обширной была номенклатура губернских, волостных и прочих партийных комитетов. В 1925 году платный партийный аппарат ВКП(б) составлял 25 000 человек – по одному на каждые сорок коммунистов. В одном только аппарате ЦК насчитывалось 767 человек.

В 1924 году Учраспред слился с Оргинструкторским отделом ЦК, в результате был образован Орграспредотдел, ставший фактически главным отделом в аппарате ЦК. Орграспред формировал как партийную, так и государственную номенклатуру, причем число назначений на руководящие должности в государственном аппарате перевешивало: в период с конца 1925 до 1927 года Орграспред произвел 8761 назначение, в том числе только 1222 – в партийные органы. Сталин так по-военному характеризовал «командный состав партии: «В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется около 3–4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, – генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это – наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тысяч низшего партийного командного состава. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство.

Восленский пишет, что Сталин включил в первую группу всех членов ЦК ВКП(б), ЦК нацкомпартий, обкомов и крайкомов; во вторую – членов районных и городских комитетов партии; в третью – секретарей первичных парторганизаций, членов их комитетов и бюро. То есть, речь шла только частично – в первых двух группах – о номенклатуре, причем значительная часть партийного аппарата вовсе не была учтена. «Как нередко бывало, приведенные Сталиным цифры ни о чем не говорили. Но иерархическое мышление, пронизывавшее процесс создания номенклатуры, отразилось в этих словах очень ясно».

Сталинские назначенцы были людьми Сталина. Но и он был их человеком. Они составляли социальную опору его диктатуры, но не из трогательной любви к диктатору-грузину: они рассчитывали, что он обеспечит их коллективную диктатуру в стране. Подобострастно выполняя приказы вождя, они деловито исходили из того, что эти приказы отдаются в их интересах. Он мог любого из них в отдельности выгнать и ликвидировать, но пойти против слоя номенклатуры в целом Сталин никак не мог. Безжалостно уничтожая целые общественные группы: нэпманов, кулаков, духовенство, – Сталин старательно заботился об интересах своих назначенцев, об укреплении их власти, авторитета, привилегий. Он был ставленником своих ставленников и знал, что они неуклонно выполняют его волю, лишь пока он выполняет их волю.

Волей сталинской гвардии было обеспечить своё безраздельное и прочное господство в стране. Троцкистские рассуждения о «перманентной революции» не устраивали усаживавшихся у власти сталинцев. Они не хотели быть временщиками и ставить свое будущее в зависимость от новых событий, слабо поддающихся их контролю. Сталин поспешил облечь эту волю своих назначенцев в солидно звучавшую формулу: «построение социализма в одной стране».

Восленский отмечает, что с точки зрения теории Маркса и Энгельса эта формула была совершенно бессмысленной, так как для её основоположников было очевидно, что бесклассовое общество не может быть создано как остров в море капитализма. «Но сталинские назначенцы с восторгом приветствовали новую формулу, освящавшую их власть словом «социализм». Их не смущало то, что, по словам Сталина, победа социализма в одной стране могла быть «полной, но не окончательной». Цель тезиса о неокончательности победы социализма в СССР была не в том, чтобы возбуждать нездоровые надежды у советского населения. Целью было использовать «угрозу реставрации капитализма» как обоснование сталинской внутренней, военной и внешней политики. А утверждение, что победа социализма в СССР может быть полной, как раз и означало признание стабильности и окончательного характера режима.

Формула о построении социализма в одной стране действительно оказалась исторической. Она стала теоретическим обоснованием создания не нереального марксистского, а реального советского социализма.

О том, что этот социализм в основном построен, Сталин объявил в связи с принятием Конституции 1936 года…»[62]62
  М.Восленский. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. – М.: «Советская Россия», 1991., с. 86–90


[Закрыть]

«Сталинская» конституция ознаменовала очень интересное обстоятельство, являющееся новым относительно в этом обществе: стремление Нового класса скрыть не только факт своего господства, но и сам факт своего существования – то, что будет потом упорно делаться вплоть до самого крушения СССР.

Статья 1 объявила о новой классовой структуре советского общества: «Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое государство рабочих и крестьян». Но не был нигде в Конституции указан социальный слой партийных и государственных работников, не заметить который было трудно. И поскольку совсем обойти этот вопрос было невозможно, то в докладе «О проекте Конституции Союза СССР» на VIII Всесоюзном чрезвычайном съезде Советов, созванным для принятия Конституции, Сталин обозначил для советской пропаганды направление, в котором должен рассматриваться этот вопрос. Новый класс управленцев был обозначен как прослойка интеллигенции.

«Советская интеллигенция – трудовая, подавляющее большинство её составляют выходцы из рабочего класса и крестьянства, она служит трудовому народу и имеет все возможности для применения своих знаний»[63]63
  там же, с.19


[Закрыть]

Этот рубеж можно рассматривать как условный момент завершения формирования Нового класса.

Ранее ещё Джилас отмечал трудности отграничения новых эксплуататоров от основной массы населения, и указывал, что Новый класс не охватывает всю партию, хотя она является его ядром и основанием. Что очень трудно, даже невозможно определить границы нового класса и назвать всех, кто к нему принадлежит, что не каждый партиец вписывается в него, как и буржуем не является любой ремесленник или член буржуазной партии.

Обобщая, к нему можно отнести тех, кто благодаря монополии на управление получает особые привилегии и материальные преимущества. Но поскольку управление это общественно необходимая функция, то в одной лице могут сочетаться полезные и паразитические функции.

«На деле собственность нового класса проявляется в виде исключительного права, монополии партийной, политической бюрократии на распределение национального дохода, регламентацию уровня заработков, выбор направлений хозяйственного развития, а также как распоряжение национализированным и другим имуществом…»

Джилас также отмечает, что новый класс базируется не на каком-то подвиде частной собственности. «Своё могущество, привилегии, идеологию, привычки новый класс черпает из некоей особой, специальной формы собственности. Это – коллективная собственность, то есть та, которой он управляет и которую распределяет «от имени» нации, «от имени» общества»[64]64
  Джилас, Милован. Лицо тоталитаризма: [Сборник: Пер. с серб. – хорват.].-М.:Новости, 1992, с. 204–205


[Закрыть]

В государствах типа СССР управление и власть равнозначны праву владения, пользования и распоряжения национальными ресурсами. Захват власти означает захват привилегий, а также – опосредованно – и собственности.

Как мы уже отмечали, рождение нового эксплуататорского класса не охватывалось планами Ланина, и было для него неожиданным. Тем не менее, как пишет Джилас, он был его духовным и практическим основоположником, а его действительным и непоколебимым созидателем был Сталин. А в замечательных словах Джиласа о Троцком настолько хорошо раскрыта мещанская сущность Нового класса, пришедшего на смену революционерам, что приведу их полностью.

«Замечательный оратор, писатель утонченного стиля, разящий полемист, человек широкой культуры, умница, Троцкий был лишен единственного: чувства действительности. Ему хотелось быть революционером там, где жизнь звала к обыденности. Хотелось воскресить революцион-ную партию, а та превращалась уже в нечто совершенно иное – в новый класс, индифферентный к высоким идеалам, но зато крайне небезразличный к повседневному жизненному комфорту. Он ждал действия от масс, изнуренных войной, голодом и кровью, да еще в момент, когда новый класс крепко держал уже в своих руках поводья. Успев пригубить меду из рога привилегий, класс теперь всех остальных искушал картинками тепла и уюта – нормального существования, о котором столько мечталось. Фейерверки Троцкого озаряли дали небесные, но не могли запалить огня в домашнем очаге исстрадавшегося человека. Он явственно чувствовал наличие у новых явлений оборотной стороны, но в чем смысл – не понимал. К тому же он никогда не был большевиком, что в равной степени недостаток его и достоинство. "Небольшевистское прошлое" заставляло Троцкого жить и действовать с постоянным внутренним ощущением ущербности. Атакуя от имени революции бюрократию, он, сам того не ведая, нападал на культ партии, то есть по существу, – на новый класс. Сталин же не заглядывал далеко ни в будущее, ни в прошлое. Он оседлал стихию новой нарождавшейся силы – нового класса, политбюрократии и бюрократизма, и стал ее вождем, ее организатором. Он не проповедовал, он – решал. И, естественно, тоже сулил светлое будущее, но такое, чтобы выглядело реальным для бюрократии, чтобы ежедневно и ежечасно ощущала она сталинскую заботу о ее жизненном благополучии и надежности позиций. Речи его нельзя было назвать пламенными, скорее – бесцветными, но для нового класса то был язык действительности, в высшей степени понятный и близкий. Троцкий мечтал увидеть Европу, объятую революцией, обещал последней весь мир. Сталин возражений не высказывал, но столь рискованное мероприятие не мешало ему прежде заботиться о матушке – России и тех, кого призвал он укреплять новую систему, мощь и славу государства Российского. Троцкий был человеком революции, ушедшей в прошлое, Сталин представлял день сегодняшний, а стало быть, – и завтрашний.

Победу Сталина Троцкий расценил как "термидор", реакцию, бюрократическое извращение советской власти и революционных завоеваний. Вот почему его так задела аморальность сталинских методов. И хотя Троцкий на самом деле первым приблизился к постижению внутренней сущности современного коммунизма (пусть неосознанно, в попытке спасти его), но необходимо и признать, что до конца раскрыть эту сущность он оказался не в состоянии. Решив, что перед ним единичный "всплеск" бюрократизма, приведший к попранию чистоты партийно-революционной линии, он и выход видел в смене руководства, в "дворцовом перевороте". Но, когда такой переворот действительно произошел (после смерти Сталина), выяснилось, что сущность не меняется. Так что речь шла, и это ясно сегодня, о вещах гораздо более глубоких и кардинальных. Советский сталинский "термидор" был не только воцарением новой власти, более деспотичной, чем прежняя, но и нового класса»[65]65
  там же, с. 210–112


[Закрыть]

Завершая тему возникновения Номенклатуры, вернемся несколько назад, чтобы коснуться важного момента в истории Советского государства. Уже в условиях мирного времени, к концу ленинского периода Советское государство приближалось к коллапсу. И в сельском хозяйстве, и в промышленности всё развитие остановилось. Крестьяне не желали, да и не могли увеличивать производство из-за низких закупочных цен, дороговизны или полного отсутствия необходимых промышленных товаров, а также опасаясь быть зачисленными в ряды кулаков в случае найма даже одного работника и расширения хозяйства. Увеличение же промышленного производства естественным путем было невозможно в отсутствие права частной собственности, конкуренции, инвестиций, и тем более под гнетом огромного бюрократического аппарата.

Система стояла на историческом распутье. Можно было продолжать политику НЭПа и постепенно вернуться на путь естественного развития, то есть к капиталистическим отношениям: прекратить ограничивать рыночные отношения, восстановить частную собственность, вернуть праву роль общественного регулятора, а не орудия уничтожение классовых врагов, восстановить политический плюрализм, многопартийность и т. д.

Но понятно, что это означало бы банкротство всей коммунистической идеологии и потерю монопольной власти и всех привилегий для вошедших во вкус правителей. А также постановку вопроса о личной ответственности членов РКП(б) за захват власти и всех последующих событий. Коллективный разум и воля Нового класса не могли этого допустить: система не может работать на саморазрушение.

Система избрала другой путь: сворачивание политики НЭПа, дальнейшее строительство мобилизационной командно-административной экономики, огосударствление крестьян через коллективизацию, закабаление рабочих, ужесточение режима, массовые репрессии, насаждение в стране перманентного ужаса и психоза по поиску «врагов народа» – всё то, что происходило до самой смерти Сталина в 1953 году.

Наша деструктивная общественная система по самой своей сути является грабительской: она начала с ограбления капиталистов-предпринимателей и просто зажиточного населения, затем началось ограбление крестьян в продразверстках. Особо стоит отметить ограбление церквей под предлогом помощи голодающим: было изъято ценностей на два с половиной миллиарда золотых рублей, однако на покупку продовольствия ушел только один миллион, остальные деньги осели на зарубежных счетах партийных боссов или были направлены на нужды мировой революции.[66]66
  Латышев А.Г. Рассекреченный Ленин – М.: Изд-во Март, 1996, с.171


[Закрыть]