Текст книги "Современная Россия – как деструктивная общественная система"

Возвращаемся к Восленскому: размышляя о социалистических учениях, он сделал очень интересное наблюдение, раскрывающее главную причину их внутренней противоречивости. Он указывает на общие черты желаемого авторами учений общества – разумное и справедливое, но непременно твердое управление обществом, с жесткой регламентацией всей его жизни.

Это обобществление и огосударствление всех общественных богатств – или же их раздел между членами общества, производимый администрацией, коллективизм: совместное жилище, общность жен, общественное воспитание детей. В целом же, человек рассматривается не как неповторимая индивидуальность со своей собственной судьбой, а как некая человеко-единица, в соответствии с регламентом работающая, веселящаяся, негодующая, производящая потомство – и всё это под бдительным присмотром властей предержащих.

Восленский подмечает, что при чтении таких фантазий возникает неотступное впечатление, что всё это написано с точки зрения некоей элиты, которая сама себя причисляет отнюдь не к человеко-единицам, а к правителям и регламентаторам, человеческое же поголовье созерцает деловитым оком животновода. И констатирует, что в марксистских категориях такая правящая элита считается господствующим классом, а механизм её управления считается государством, поскольку речь идет явно о внеэкономическом принуждении. «Итак, сухой осадок, выпадающий из водянистых рассуждений социалистов-утопистов, таков: высоко стоящий над всей массой населения господствующий класс, детально регламентирующий человеко-единицы при помощи государства»[48]48
  М.Восленский. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. – М.: «Советская Россия», 1991., с.572


[Закрыть]

Если абстрагироваться от конкретных заблуждений конкретных людей, и посмотреть на развитие коммунистической идеи, то можно увидеть, что эта идея тоже является своего рода деструктивной общественной системой, которая развивалась по своим собственным законам. Но общий закон для любых систем – это их постоянный рост и усложнение, вплоть до момента гибели. Все известные попытки создать коммунистическое общество в виде государств или обособленных коммун прекращались вследствие того, что по мере их развития нарастало и противодействие в виде иммунных сил человеческого общества, которые выражались в самых разных формах.

В случае же с большевистским экспериментом мы просто имеем пример максимального развития деструктивной системы, не остановленной вовремя – по причине особых временных и исторических условий. В рамках этой системы воля и интеллект людей, попавших в её орбиту, парализуются и подчиняются общему тренду, их действия накладываются друг на друга, как кирпич на кирпич. Но в отличие от строительства здания, строительство коммунистического общества не имело, да и не могло иметь проекта. Его строители могли реально спланировать только одно – как разрушить существующее общество. Затем, действуя уже по обстановке, они построили именно такое общество, какое только и могли построить на основе ленинских мифов и ущербных представлений о человеческой природе. Начав же их реализовывать в практике государственного строительства, большевики уже действовали в общем алгоритме, который определялся законами развития Системы.

Поэтому определять общественную формацию Советского Союза как социалистическую можно только условно – уже хотя бы потому, что ни Маркс-Энгельс, ни Ленин не дали не то что развернутой концепции, но даже понятного определения «социализму». И даже диктатуры пролетариата в этой «первой фазе коммунизма» по существу не было – была, по выражению Троцкого, «диктатура над пролетариатом» со стороны верхушки партийного аппарата, и сам же Троцкий впоследствии категорично заявлял, что это не социализм. Поэтому применительно к СССР более корректно будет употреблять прочно устоявшееся понятие: «реальный социализм», который никто не описывал заранее, но который достаточно описан уже постфактум.

Реальный социализм в Советском Союзе базировался на четырех основных факторах.

Во-первых, это государственная собственность на все основные средства производства – на землю и промышленные предприятия, на национальный доход и национальные богатства. По идее, эта собственность должна быть коллективной, то есть принадлежать всему населению, и именно так и провозглашалось официально.

Во-вторых, это преобладающее, почти абсолютное применение в качестве общественных регуляторов методов административного принуждения. В этом отличие от капиталистических государств, где основными общественными регуляторами являются методы экономического принуждения, основанные на товарно-денежных отношениях, субъекты которых вступают в них по своему усмотрению.

В-третьих, это всеобъемлющая роль государства во всех сферах общества и экономики, строго иерархичная конструкция власти, фиктивность демократических институтов и права, жестокий репрессивный политический режим. Советские идеологи назвали это общенародным государством, а в мире постепенно утвердилось другое понятие – тоталитарное государство.

В-четвертых, это привилегированный класс партийно-государственной бюрократии, который посредством монополии на управление общенародной собственностью фактически ею владел. Юридически собственность была коллективной, но коллектив собственников состоял не из всего населения, а только из фактических владельцев, объединившихся в одну единственную партию – «руководящую и направляющую силу советского общества».

Возвращаемся к Восленскому. Он отмечает характерный факт, что за исключением стран восточной Европы, оккупированных Советским Союзом, «социалистические революции», вопреки основам теории марксизма, произошли не в самых высокоразвитых капиталистических странах, а в странах позднего феодализма, и по этой же марксистской теории они должны были быть антифеодальными, буржуазными революциями.

Самым характерным примером такого противоречия является Монголия – вторая страна социализма, страна животноводов – кочевников, в которой вообще не было промышленности и рабочего класса. Советские и монгольские партийные идеологи объясняют этот факт тем, что монгольское общество под руководством Монгольской Народной Рабочей Партии (МНРП) совершило исторический скачок из феодализма в социализм. Но это противоречит не только теории марксизма, но и здравому смыслу, поскольку означает, что социалистическая МНР является передовой страной по сравнению с капиталистическими США, Японией, ФРГ, хотя это до сих пор ещё отсталая страна, и никакой рост поголовья верблюдов не приближает её к уровню этих стран. Тем не менее, в Монголии действительно имеются все признаки реального социализма. «Все на месте: правит номенклатура, на ее вершине царят директивные органы: Политбюро и Секретариат ЦК партии во главе с генеральным секретарем, на выборах в Советы разных уровней трудящиеся дружно отдают 99,9 % голосов кандидатам блока коммунистов и беспартийных, выполняются и перевыполняются народнохозяйственные планы; доблестные вооруженные силы стоят на страже мира, и неустанно бдят органы госбезопасности. Лишь по пропагандистской табели о рангах Монголии отведено было место страны, пока еще только строящей «полный социализм»; а в действительности по своей структуре она ничем не отличалась от страны развитого социализма – СССР»[49]49
  М.Восленский. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. – М.: «Советская Россия», 1991, с. 574–579


[Закрыть]

Это противоречие Восленский объясняет тем, что реальный социализм не следует за эпохой капитализма, а предшествует ей. Общественной формацией стран реального социализма является государственно – монополистический феодализм, социализм же по своей сущности – это не самостоятельная формация, а метод, с помощью которого господствующий класс управляет государством и обществом. Этот метод заключается в тотальном огосударствлении всей жизни общества. Это то, что применялось в древности и продолжает применяться до сих пор при «азиатском способе производства», который Маркс в работе «К критике политической экономии» (1859 год) указал как самостоятельную общественную формацию: «…азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации. (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т.13, с. 1–167)»

Как ни трудно спорить с таким мыслителем, как Восленский, всё же хочется немного, но тем не менее существенно подправить его небольшим замечанием: да, это всё так, кроме того что реальный социализм не предшествует капитализму, а следует параллельно ему, и также как параллельные прямые он никогда с ним не пересечется. Всё как у Киплинга: Запад – это Запад, Восток – это Восток, и вместе им не сойтись.

И здесь нам необходимо перейти к монографии немецкого историка Карла Виттфогеля «Деспотизм Востока: сравнительное исследование тоталитарной власти». Точно так же, как нельзя изучать советскую номенклатуру без Восленского, нельзя изучать азиатский способ производства без Виттфогеля. Этот фундаментальный труд впервые был издан в 1957 году за рубежом, в СССР был запрещён и до сих пор не издан, хотя другие, менее значимые труды Виттфогеля издавались, и имеются в библиотеках. Конечно, это не случайно, и сам этот факт свидетельствует об опасности этой работы для Советского Союза и для современной России. Это ещё один пример того, как работает деструктивная система на самосохранение.

И здесь я должен сказать огромное спасибо тем людям, которые перевели эту работу в самиздате и разместили в интернете – именно там я её прочел, и там она до сих пор находится.

Вот краткий пересказ открытий Виттфогеля, применительно к теме нашего исследования.

Азиатский способ производства возник в восточных обществах Древнего мира (Китай, Египет, Месопотамия и др.), которые в силу своих природно-географических условий для нужд земледелия нуждались в строительстве и обслуживании крупных ирригационных сооружений, для чего требовалось привлечение и организация труда большого количества людей. Население там всегда было многочисленным из-за благоприятного климата. Земля, как основное средство производства, формально считается коллективной собственностью объединений общин, здесь нет частной собственности на землю, нет рыночной экономики и конкуренции. Фактически же земля, так же как и почти все другие средства производства (государственные рабы, например) через полную монополию на государственное управление принадлежит правителю-деспоту и разветвленному бюрократическому аппарату, который осуществляет контроль и учет не только над трудом общинников, но и над всей жизнью общества. Население это крестьяне и горожане, они лично свободны, но власть над их жизнью, трудом и имуществом, в том числе и над самими чиновниками, со стороны правителя-деспота доходит до степени неограниченности. Правитель часто прижизненно обожествляется господствующей религией. Зависимость населения перед государством доходит до полного бесправия: их мобилизуют в армию на постоянные войны, на строительство пирамид, дворцов, храмов, оросительных сооружений. Благосостояние и уровень жизни рядовых жителей по сравнению со служащими госаппарата значительно ниже, и разница тем больше, чем выше пост занимает чиновник. Права правителя безграничны также на любое другое имущество в пределах его государства.

Режим правителя зиждется на следующих главных факторах:

на разветвленном государственном аппарате, включающем в себя аппарат принуждения;

на монополии по распределению водных ресурсов через ирригационную систему каналов, плотин, водохранилищ;

на возможности создавать государственные резервы продовольствия в урожайные годы и предотвращать голод;

на монополии на информацию и связь благодаря наличию совершенной системы почтовой связи по всей империи;

на единой армии с централизованной командной структурой во главе с правителем;

на контроле над жреческой иерархией господствующей религии, которую он возглавляет лично.

Методы восточной деспотии, изначально возникшие в агрономических обществах, также совместимы с обществами кочевого скотоводства, хотя и не являются для него неизбежными.

Виттфогель разбирает азиатский способ производства буквально по деталям, обращая внимание даже на малоизвестные общества по всему миру, существовавшие как в прошлом, так и в его время.

Маркс, характеризуя такой общественный строй, использовал выражение «всеобщее рабство». Виттфогель называет такие общества «гидравлическими», и, проводя параллели с обществом социализма, делает вывод, что в СССР построен промышленный вариант восточной деспотии, основанный на азиатском способе производства. Он выделяет общие для всех таких государств законы внутреннего развития, на некоторых из которых хотелось бы остановиться.

Закон накапливаемой тенденции неограниченной власти, которая развивается в условиях отсутствия механизмов внешнего контроля и внутреннего равновесия. В деспотических странах отсутствует баланс между различными центрами власти, каждый центр стремится расширить свое влияние посредством альянсов, манёвров и безжалостных интриг до тех пор, пока он один из них не покорит себе все другие центры, и не станет самодержавным центром организации и принятия высших решений. Правительственный аппарат не перестаёт быть абсолютистским, даже если правитель подпадает под влияние лиц или групп, находящимся в государственной иерархии ниже правителя (советников, придворных, управляющих). Срок и степень такого влияния зависят от личности правителя и его помощников, от обычаев и других конкретных обстоятельств. Попытки бюрократического аппарата подчинить государя своему контролю всегда имели только временный успех.

Ни естественное право, ни модели культуры не осуществляют эффективный контроль. Нравы и верования играют некую роль, однако потенциальные жертвы деспотической власти знают, что всё же их судьба, в конечном счёте, определяется волей тех, кто обладает тотальной властью. Власть правителя над подданными не является менее тотальной лишь потому, что она ограничена факторами, которые формируют жизнь людей в каждом типе общества.

Закон изменяющейся административной отдачи – состоит в том, что административные усилия правительства всегда имеют различные по эффективности результаты, в зависимости от степени усилий и обстоятельств их приложения. Аспектами этого закона являются следующие законы:

закон возрастающей административной отдачи – состоит в том, что в засушливой местности постоянное земледелие становится возможным только в результате проведения широкомасштабных работ с привлечением большого числа людей, и для этого необходима организационная деятельность государства. Такое создание земледельческой жизни может быть обозначено как «точка административного созидания». На этом этапе административные меры правительства при относительно небольших расходах приносят значительную отдачу, поэтому осуществляются энергично, и эксплуатация населения достигает максимальной степени;

закон сбалансированной административной отдачи – состоит в том, что деятельность правительства обычно замедляется, когда его административные расходы приближаются к размерам выгоды, и дальнейшее расширение административных мер выгодно только до тех пор, пока основной потенциал водоснабжения, почвы и местоположения не будет исчерпан;

закон убывающей административной отдачи – состоит в том, что в дальнейшем такие же административные усилия обходятся дороже, чем их результаты, а дополнительные расходы вообще не приносят дополнительного результата. Эта точка может быть обозначена как «точка абсолютного административного крушения», по мере приближения к ней эксплуатация народа ослабевает.

Виттфогель отмечает, что по сравнению со странами классического аграрного восточного деспотизма, о котором Маркс говорил: «всеобщее рабство», в СССР уровень государственного социального контроля оказался намного выше. Что промышленное аппаратное государство разгромило все независимые общенациональные организации, что тотальная управленческая экономика допускает создание бесчисленных бюрократических оснований для контроля всех второстепенных профессиональных групп и даже мыслей и поведения индивидов.

Тотальный контроль был порождён благодаря национализации сельского хозяйства, а это было достигнуто благодаря нивелированию всех неправительственных отношений между людьми. В то же время, гидравлическое общество никогда не делало первый шаг, и поэтому никогда не закладывало основу для второго.

Агроуправленческий деспотизм для самосохранения не нуждается в тотальном контроле над населением, и правительство не чувствует в нём потребности. Иначе правителям пришлось бы тратить все свои доходы на то, чтобы быть в безопасности. Попыткам тотального контроля над людьми препятствует закон убывающей административной отдачи, и такая система власти была бы неосуществимой.

Человек, мобилизуемый для тяжёлого труда в азиатском государстве, является рабом государства, пока он занят этим трудом. Он прекрасно осознаёт отсутствие свободы, к которому приводит это положение, и он также осознаёт удовольствие от работы на себя. По сравнению с тотальным государственным рабством тотально управляемого промышленного общества частичное государственное рабство частично управляемого гидравлического общества делает действительно значительные уступки свободе человека.

Политика правителей гидравлического общества значительно рациональнее, и может до некоторой степени идти на пользу подданным, чьи потребности дальновидные государственные деятели рассматривают в свете собственных нужд и преимуществ. Для этого они должны: сохранять процветающую аграрную экономику; не увеличивать барщинные работы и налоги до уровня, на котором удручённые крестьяне перестанут производить продукцию; не позволять внутренним и внешним раздорам подрывать жизнь населения.

Закон оптимальных управленческих условий правителей – состоит в том, что правители стремятся получать максимальный доход с минимальным гидравлическим (хозяйственным) усилием, и минимальными административными расходами. Они обычно покровительствуют только тем предприятиям, которые улучшают их собственное благополучие, и являются изобретательными в разработке новых методов финансовой эксплуатации населения.

Закон оптимальных потребительских условий правителей – заключается в существовании максимума товаров, которые элита может потреблять с максимальной открытостью. Подобный же закон действует и в отношении простого народа, и политика государства всегда направлена в сторону оптимальных потребительских условий правителей. В частности, правящий класс ограничивает или прямо запрещает простому народу пользоваться отдельными престижными товарами, оставляют за собой право их показного потребления – чтобы выделяться над массой простых людей. При этом возможности правящего класса ограничиваются опасностью вызвать народное возмущение, а возможности простых людей – опасностью конфискации их богатства.

Закон оптимальных судебных условий правителей – заключается в том, что представители правительства оказывают максимальное влияние на формирование и применение законов своей страны. Подобный же закон существует и в отношении народа, но роль народа несущественна. В судебной сфере, как и в остальных, элита государства стремится к максимальному результату (внутреннему порядку) с минимальными правительственными усилиями и затратами. Для этого они позволяют политически несущественным социальным группам заниматься некоторыми своими правовыми делами, судьям позволяют совмещать работу с другими обязанностями, насколько можно уменьшают количество судей. В таких государствах судебная система слабо развита, нет присяжных заседателей, мало профессиональных юристов. Суды разрешают споры между гражданами, но не защищают простых людей от абсолютистского государства.

Абсолютная власть развращает абсолютно – подобный общественный строй позволяет обладателям абсолютной власти абсолютно удовлетворять свои собственные интересы. По этой причине аграрный деспотизм, как и промышленный деспотизм, абсолютно развращает тех, кто пригрелся под солнцем тотальной власти.

Оптимальные условия гласности правителей – этот закон основан на возможности в одностороннем порядке манипулировать общественным мнением, и здесь интересы правителей и народа так же резко расходятся. По поводу своих реальных или предполагаемых достижений правительство стремится к максимальному уровню некритической гласности, одновременно максимально скрывая переживания, страдания и взгляды народа. Для народа же оптимальные условия гласности означают полную информацию о достижениях и недостатках правительства.

Независимая критика отличается по содержанию от критики руководящих представителей чиновничества. Бюрократическая критика необходима для госаппарата, но она звучит либо за закрытыми дверями, либо в публикациях, доступных только ограниченному числу членов правящей группы, и в обоих случаях проблемы народа рассматриваются главным образом с позиции правительственного интереса.

Обладая тотальной властью, правители заглушают всю критику, и она находит выражение в таких несущественных формах, как народные сказки и песни, во второстепенных религиях и философских доктринах, в популярных рассказах, романах и пьесах. Но эти средства являются слабыми и неопасными для власти, поскольку критики преимущественно жалуются только на проступки отдельных чиновников или на вред конкретных государственных актов. Эти критики стремятся к улучшению системы тотальной власти, в чьей принципиальной необходимости они не сомневаются.

В современных тотальных управленческих обществах народная критика направляется и используется для того, чтобы дополнить критику самим правительством проблемных факторов, в частности в средних и низших эшелонах бюрократии. Критика такого рода поощрялась во многих гидравлических обществах. Письма Сталину отличаются по форме, но не по существу от писем и жалоб, в прошлом обращённых к деспотам Востока.

Закон мифа о благожелательности – состоит в том, что деспотический режим стремится обучать и дисциплинировать представителей правящего класса, поскольку это необходимо для его стабильности. Режим не должен ослабевать из-за грубой управленческой небрежности, чрезмерного налогообложения или провокационной несправедливости. Этот миф ослабляет потенциальную оппозицию, создавая у народа представление, что хотя отдельные правители и чиновники могут быть недостойными, в целом же деспотический строй является единственно разумной и достойной системой правления.

Воспитанные в такой пропаганде озлобленные подданные не могут создать новый, не деспотичный строй. Даже в случае свержения правительства они могут только возродить и омолодить деспотизм, чьих неумелых представителей они устранили.

Закон о том, что наличие хороших государей и справедливых чиновников не способно нарушить господствующую тенденцию – отражает то, что в условиях деспотизма трудно быть хорошим государем или справедливым чиновником. Тем не менее, всегда находятся правители и чиновники, которые добросовестно исполняют свои обязанности и стремятся предотвратить финансовые и судебные злоупотребления, часто вопреки желаниям начальства, и даже самого государя. Но этой горстке людей противостоят интересы господствующего класса и традиции народа, который как должное воспринимает модели деспотической власти, доходов и престижа, поэтому такие люди никогда не имеют решающего веса.

Восточный деспотизм, даже являясь благожелательным по форме, всегда жестокий по содержанию. Деспоты могут представлять свои режимы как благожелательные, хотя даже при самых благоприятных обстоятельствах они стремятся к собственным оптимальным условиям рациональности, а не к оптимальным условиям рациональности народа. Они планируют свои предприятия согласно тому, что приносит пользу их могуществу и богатству.

Тотальный террор – тотальное повиновение – тотальное одиночество. Деспотизм не терпит существенных политических сил помимо себя. Он блокирует их на институциональном уровне, а на психологическом уровне лишает человека присущего тому желания независимой политической деятельности.

Правление осуществляется посредством запугивания. Террор необходим, он является неизбежным следствием решения правителей поддерживать их собственные оптимальные условия рациональности, а не оптимальные условия рациональности народа. Это может быть реализовано только тогда, когда организованным насилием обладает элита неконтролируемого народом государства. Правитель имеет беспрепятственный контроль над армией, службой охраны порядка, службой тайных донесений, и имеет в своём распоряжении тюремщиков, палачей и все орудия, необходимые чтобы поймать, обезвредить и уничтожить подозреваемого.

Важным психологическим аспектом террора является абсолютность и непредсказуемость, то, что Ленин определял как «власть, не ограниченная никакими законами», подчёркивая власть диктатора использовать законы по собственному желанию.

Реакцией человека на угрозу тотального террора является тотальное повиновение. Здравый смысл предлагает один ответ: послушание, и идеология придаёт стереотипность тому, что предлагает здравый смысл. Послушание становится основой высокой гражданственности. Этому придётся рациональная форма: жители считают, что носители власти всегда правы. Демонстративное и тотальное повиновением не даёт уважения начальника, но другое поведение приводит к беде.

Страх порождает тотальное одиночество. Правитель, будучи самой заметной фигурой, также является и самым главным объектом зависти. Всегда есть тот, кто стремится занять его место. А так как конституционные и мирные перемены исключены, смена обычно означает только одно: физическое уничтожение. Следовательно, мудрый правитель никому не доверяет. Чиновники также не живут в безопасности. Они должны быть бдительными по отношению к низшим, ибо там находятся их соперники, и к высшим, ибо там находятся лица, способные в любой момент их устранить. Простолюдин старается избегать любых ненужных контактов со своим правительством. Взаимное недоверие доходит до страха людей быть вовлечёнными во что-либо. Этот страх эффективно отделяет его от других членов его сообщества.

Под действием террора человек может испытывать тотальное отчуждение. Постоянная изоляция и «промывание мозгов» могут довести его до состояния, когда он больше не будет понимать, что становится бесчеловечным.

Традиционный деспотический строй не способен самостоятельно преобразоваться в индустриальное общество западного образца и изменить сущность социального строя. В периоды упадка он адаптируется и восстанавливает свою жизнеспособность. Восстания и дворцовые перевороты приводят к власти новых, более дальновидных правителей. Проводятся необходимые реформы, но никогда не затрагиваются сами принципы абсолютистского режима. Бюрократические интересы правящего класса способствуют воспроизведению деспотического строя: даже тот, кто не принадлежит к правящему классу, или принадлежит, но не занимает выгодных постов, редко нападает на основы режима, и всегда стремиться стать его частью.

Закон бюрократического гедонизма отражает стремление представителей высшего класса к максимальному наслаждению богатством и привилегиями – до той границы, где это может вызвать зависть высших чиновников или сильное возмущение деспота, и стать опасным. Этот гедонизм дополняется стремлением разумных чиновников сохранить часть дохода на случай беды, а также для обучения и продвижения детей по карьерной лестнице. Для этого они делают пассивные сбережения или инвестирования в экономику, и становятся бюрократическими землевладельцами или бюрократическими капиталистами. Но их собственность не позволяет им контролировать государственную власть посредством опирающихся на право собственности организаций и их деятельности. Во всех случаях она является не собственностью для власти, а собственностью для дохода.

Классовая структура гидравлического общества определяется отношением социальных групп к государственному аппарату. Правители и представители государственного аппарата являются бенефициарами государства, это правящий класс, а остальная часть населения, лично свободные, но не наделенные привилегиями власти – это управляемый класс. Население завоёванной страны рассматривает оккупационную армию как единое целое, хорошо зная, что власть рядовых солдат крайне ограничена. Так же и подданные гидравлического деспотизма видят в представителях аппарата единое целое, даже если ясно, что отдельные представители очень различаются по силе, богатству и социальному статусу.

Эти классы внутренне неоднородны. Внутри правящего класса основным определяющим фактором социального статуса является положение в иерархии власти, а богатство, пусть даже и значительное, остаётся второстепенным. Внутри управляемого класса таковым фактором является тип и объём собственности, в то время как различия в отношениях с правительством в этом аполитичном мире играют незначительную роль.

Правящий класс выстроен в вертикальную иерархическую структуру, её возглавляет правитель, который имеет личную свиту (свой двор) и посредством корпуса ранжированных чиновников контролирует своих многочисленных мелких чиновников и руководит ими. Эта иерархия является базовой для всех по-восточному деспотических режимов.

Правителя не ограничивает никакой конституционный орган, он может возвысить или погубить любого, в равной мере произвольными являются его жестокость и его великодушие. В этих условиях исключительную значимость имеют лица, которые могут влиять на него: визирь и люди из личного окружения: жёны, наложницы, родственники, слуги, фавориты. Любой из них может временно и без разумных причин получить в свои руки чрезмерную власть.

Ранжированные чиновники включают в себя гражданских и военных должностных лиц с официально признанным статусом, которые безоговорочно служат правителю, получая либо заработную плату, либо доходы, которые им приносят выделяемых государством должностные земли. Мелкие чиновники этой иерархии являются либо писцами, которые ведут секретарскую работу двора, правительства, провинциальных и местных служб, либо неквалифицированными помощниками, которые исполняют обязанности привратников, посыльных, слуг, тюремщиков и блюстителей порядка. Эта бюрократическая сеть может охватывать огромные территории.

Сатрапы это правители провинций, наделенные исключительными полномочиями. Они занимают свой пост в течение длительного периода, а иногда преемником может стать их сын. Сатрапы назначают своих сатрапов и местных чиновников, содержат наёмные войска и личную охрану, управляют сбором налогов, поддерживают дипломатические отношения с соседними странами, и с разрешения верховного правителя могут организовать военный поход против соседней страны. Окружённые своим двором, они управляют с царской роскошью. И всё же сатрапы это не феодальные вассалы, а высокопоставленные удельные наместники, также как и поместные князья. Царь господин всех подданных, а сатрапы и князья – его представителями.