Текст книги "Время туманов"

– Вы кто такие, мать вашу? – спросил один из них хриплым, прокуренным басом. – Э, руки убрал от ствола, придурок…

– Андрюха, не лапай автомат, – жестко приказал Ткаченко. – Мы научная экспедиция, пережидаем под крышей ночь. Встречный вопрос и к вам. Такой же.

– Экспедиция? – хмыкнул тот, что с автоматом. – Тогда какого черта, уроды, вы сюда завалились, если видно, что место занято? С-сука, хоть дверь заколачивай… да еще и пол сломали.

– Коз-злы… – прошипел кто-то за спиной главаря.

– Давайте-ка, ребятки, дуйте отсюда, пока я добрый, – буркнул главный. – Только стволы нам оставьте, экспедиторы хреновы.

– Мужики, это гнилой расклад. – Шелихов вышел вперед, показывая открытые ладони. – В Зону ночью выгонять, да еще без оружия – это паскудство, какого свет не видывал. Переночуем – уйдем. Тем более мы вообще не в курсе были, что здесь кто-то еще обитает.

– Ты, чувак, видно, непонятливый, – рыкнул один из пришедших. – Вас не валят потому, что у шефа сегодня праздник и хорошее настроение. Тем более, если вас в доме грохнуть, то вы тут все кровью завоняете, и потом мне лично по грязному полу будет западло ходить. Пушки на землю, быстро!

– О, Баха, глянь-кось… «ботаники» тайник местных сталкерков надыбали. Под половицей было, как я и говорил. А те падлы так и не признались ведь.

– От это молодца! Туз к десяточке, пацанчики, причем с ходу, – гоготнул тот, что с автоматом. – Где приблуды?

– Вон, на полу рядом с ящиком, – кивнул капитан на контейнеры.

– Это все? Ничего не зашкерили часом, ребятушки? Обшмонать, – приказал главарь. – Если найду что в карманах, к перекладине гвоздями прибью. Вот с-суки… пришли в гости, и тут же крысить, что плохо лежит.

Шелихова грубо сбили с ног, и тот содрогнулся от мерзостного ощущения шалящих по карманам рук. Кто-то вытряхнул на пол рюкзаки, и бандиты, довольно погогатывая, мигом поделили внезапно подваливший хабар. В запястья больно врезались витки проволоки.

– Не, смотри, честные лохи, – весело рассмеялся один из бандитов. – Реально никаких ништячков не запрятали. Все нам, все для нас… гы-ы…

– А чё у нас тут? Ага… ну, две головешки, по штукарю зелени, и еще какая-то белая хрень… Цыпа, дебил, руками не трогай! Забыл, что ли, как у Марика пальцы отгнили нахрен? Тоже все цапать любил, пусть ему там приятно спится, дураку… доцапался…

– Чё с этими? Вскрыть их?

– Не. Я сказал, что, если не зашкерят ничего, отпустить живыми. На мороз их выкиньте, и пусть дуют, куда хотят.

– Это, бугор, так ночь же… Туман, блин… может, утром, а?

– Встал и помог дорогим гостям покинуть наш сейшн, – ледяным тоном бросил главный. – Чё непонятного, Цыпа? Тока ты это… короче, отпустить-то отпусти, мое слово железяка, но только так, шоб эти экспедиторы потом не шалили и по новой в гости не зашли. Вкурил, птица?

– Лады… – невесело пробурчал тот, кого назвали Цыпой.

Негромко охнул Игорь, когда его подняли с пола, ухватив за вывернутые руки, Ткаченко встал сам, молча, посмотрел на бандитов каким-то странно равнодушным взглядом. Серого подняли пинком, сталкер тихо, но злобно огрызнулся, за что ощутимо получил по ребрам.

– Слышь, ты… не вякай. И топай давай.

Шелихов даже усмехнулся про себя, хотя поводов для смеха было в общем-то немного. Всего два – уж слишком знакомая фраза и интонация, с которой ему предлагалось передвигаться. «Придурок», – подумал про себя Семен.

Бандит не умел вязать руки. Нет, конечно, проволоки на запястья он накрутил как надо, и если бы на месте Семена был бы человек, позволивший себя связать, то, конечно, самостоятельно освободиться без посторонней помощи было бы невозможно. Шелихов почти не надеялся, что трюк сработает, но в такой безнадежной ситуации даже предсказуемые и простые уловки могут быть хороши.

Сталкер, почувствовав прикосновение проволоки к коже, сжал кулаки и напряг руки так, что сухожилия натянулись, как струны. От того, что кулаки были сжаты, запястья немного разошлись, и, хотя Цыпа буквально резал проволокой руки, Шелихов терпел боль. Теперь, когда их выводили во двор, Семен полностью расслабил мышцы. Проволочные витки заметно ослабли, и Серый начал, пользуясь слабым освещением, легонько потирать запястьями и ладонями, постепенно освобождаясь от пут.

Туман снаружи оказался не таким густым, как выглядел издалека, или же с наступлением позднего вечера немного поредел. Сразу за домом пленников встретили густые, темно-серые сумерки, но спину идущего впереди Ткаченко Семен видел вполне отчетливо. Скорее всего бандит видел их всех ничуть не хуже. Мысль положиться на быстрый рывок в лес, в туман, показалась Семену не самой лучшей. Не уйти, тем более у Лазарева и Ткаченко руки по-прежнему связаны, и быстро бежать они не смогут.

– Это, мужики… короче, ничего личного. Шеф приказал вас типа отпустить. – Цыпа хмыкнул. – Но ежели я вас в реале отпущу, то бугор мне таких пряников выпишет, что мама не горюй. Ну, наутро, когда протрезвеет. Это сейчас оне слегка тяпнувши и в Робина Гуда играют, благородство показывают, – доверительным тоном добавил бандит. – Ну а вам один хрен сегодня кончаться… тут или чуть подальше, так что грех мой невелик. Не ссыте, я вас быстро и не больно. Как комарик укусит, гы-ы…

Шелихов услышал тихий металлический шепот ножа, покинувшего ножны. Наверно, того самого, что капитан назвал инструментом нежным и особо заточенным.

– Но, мужики, чур, уговор. Ежели орать начнете, то будет долго и боль… э, ты чё?

Удивление Цыпы было настолько неподдельным, что он так и остался стоять с открытым ртом, глядя на моток проволоки, что вручил ему Семен. Он бы стоял, наверно, в таком ступоре еще несколько секунд, но сталкер коротко, без замаха двинул бандиту кулаком в солнечное сплетение, постаравшись вложить в удар всю силу. Под негромкое сипение выходящего из легких воздуха Цыпа попытался прилечь, и Семен помог ему в этом, обрушив сверху вниз на коротко стриженный затылок сцепленные в замок кулаки. Затем Шелихов придавил бандита коленом, и до того, как тот успел выдать вопль, запрокинул ему голову.

Нож капитана и впрямь был очень хорошо заточен. Под тихий маслянистый звук он легко развалил глотку чуть ниже кадыка, рана тут же расползлась широким безобразным ртом, и вместо крика Цыпа влажно забурлил, суча ногами. Вторым движением ножа закончив агонию, Шелихов прислушался. Похоже, в доме никто ничего не заметил – сквозь окна послышались возглас и гогочущий смех. Серый быстро обыскал уже затихшего бандита, но, кроме ножа, другого оружия при нем не оказалось.

– Валим, – прошептал Семен, и все трое, стараясь не шуметь, побежали по асфальтированной дорожке.

– Давай тут… – Капитан кивнул на разросшиеся кусты снежноягодника. – Они не сунутся в туман, а если и вылезут, то нас хрен найдут. Ночью в лесу подохнем… он, сука, на это и рассчитывал.

– Добро, – кивнул Шелихов. В самом деле, уходить дальше было намного опаснее, чем оставаться вблизи дома. Зона. Ночь. Туман. Этих трех слов было достаточно любому, даже начинающему сталкеру, чтобы понять – идти по незнакомой территории в такое время означает смерть в девяноста девяти случаях из ста. К тому же капитан был прав – в это время их искать не станут. Эх… как бы пригодился сейчас хоть какой-нибудь ствол…

– Утром будем уходить, – прошептал Семен. – Шансов нет. Теперь только возвращаться.

– Согласен. – Ткаченко кивнул. – И хорошо бы свалить еще затемно… вот же гадство. Накрылся наш с вами поход, господа хорошие.

– То есть… как это? – едва ли не в голос спросил Лазарев. – Это… это почему накрылся? Неужели?..

– Тихо, наука, не голоси, – грубовато оборвал ученого Шелихов. – Их там четверо осталось, со стволами, в том числе и нашими. Нас трое, и на всех один ножик. Приборы твои, детекторы и прочее у них, и забрать все это невозможно. Молись, чтоб нам поутру уйти удалось от этих, блин, старателей. Или чтобы прямо сейчас пулю не съесть, когда они дружка своего найдут.

– Да уж… – Ткаченко вздохнул. – Ну, мусорщик зонный, ты даешь… подумалось мне, что кранты наступили, уже и жизнь перед глазами побежала. В общем, спасибо. Должен буду.

– Да, кстати, забери вот. – Шелихов, чтобы сменить уже назревающую тему, протянул нож капитану, но тот покачал головой.

– Оставь. Это теперь твой инструмент…

Капитан так ничего и не спросил, но Семен почувствовал невысказанный вопрос. И Лазарев притих… тоже небось думает, как это Серый, горе-сталкерок, мусорщик Зоны, в три секунды человека ножом кончил, мало того, ножик о куртку аккуратно так, спокойно вытер, словно не впервой ему. Да и самому как-то паршиво стало… думал, что все, вытравилось прошлое из души, задохнулось под пластами новой жизни, нового имени, Зоны той же самой. Даже перегорел в свое время, душу до дна выжгло, однако снова убил. Легко, и руки, словно вспомнив, ни разу не дрогнули, и на сердце все такая же привычная тишина, как после…

Шелихов с силой мотнул головой, отгоняя воспоминания. Проклятие. Ирония судьбы, не иначе – в Зоне точно такую же погонялу заработать, что и на Большой земле была. Серый. Только если сталкеры его тихим, неприметным считали, «никаким», то в прошлой жизни Серого почти никто не видел или не запоминал невыразительного, серого человека самого обычного вида. Даже если тот «работал» в толпе, и на результат его «труда» порой собирались поглазеть целые толпы. Были и очевидцы, были даже камеры мобильных телефонов, жадно глотающие очередной интернет-ролик, но Серый никогда не попадал в кадр и не запоминался прохожим. Он уходил всегда… и, когда настало время платить по всем счетам, он снова ушел, как он думал, насовсем. Прошлое, потоптавшись у бетонной стены с колючей проволокой и пулеметами на вышках, не решилось последовать за Семеном в Зону. А вместе с ним, прошлым, остался снаружи и тот, кто лично знал Серого, кто поручал задания и оплачивал услуги, посредник, который, конечно же, обязательно убрал бы пусть и хорошего, но все-таки слишком много видевшего и знавшего исполнителя…

Семена не искали. Вполне возможно, что никто и не догадывался даже, почему так внезапно и без следов исчез Серый. Может быть, его даже заочно похоронили – умный и изворотливый Кисляк, конечно же, нашел нужные слова в беседе с братьями по стае. А потом либо братушки в сказку не поверили, либо еще как старина Кисляк гробанулся, но дошли до Серого слухи с Большой земли. Хоть и не пользовался бывший посредник уважением среди своих коллег за грязные даже по меркам криминального мира методы, но фигурой все ж таки был заметной. Во всяком случае, новость эта дошла до бандитов Зоны, и Шелихов молча помянул Кисляка, подняв за упокой его темной души полстакана теплой водки. Какой бы сволочью тот ни был, но уговор держал крепко. Да, забирал он две трети всех денег за заказ. Да, не задумываясь, отказался бы от своего исполнителя, буде тот хоть немного бы, но «засветился». Да, на Сером лежали все заботы об оружии, съемных халупах с мало вменяемыми от вечной пьянки хозяевами, о том, как заметать следы, где жить и чем питаться. Но при этом Кисляк крепко держался своих правил: ни одна душа, кроме него, не знала о существовании Серого, хотя Семена знали многие. Никогда не обманывал он с деньгами. Не опасался Шелихов и подстав – Серый был слишком нужным для Кисляка человеком. Семен был уверен даже в том, что, когда истечет «срок годности», именно Кисляк уберет своего исполнителя. В спину, исподтишка, но сам, лично. У Серого, правда, на сей счет были совсем другие планы, и, почувствовав, что скоро финал, он исчез для всех, кроме одного человека. И до поры думал, что даже этот один человек начал забывать прошлое.

– Мусорщик Зоны, говоришь… – очень тихо, но так, чтобы Шелихов услышал, прошептал капитан. – Может, поделишься?

– Как-нибудь расскажу, – пообещал Семен. И с удивлением понял – расскажет. Все расскажет и этому «ботанику», и капитану, и черт с ним со всем. Пусть сдают на выходе, если хотят. В душе давно только страх и память, в которой, кроме гнили, ничего и нет.

– Добро, – с некоторым облегчением кивнул капитан. – Скажи-ка ты мне, Серый… а тот ствол, что я у тебя отобрал тогда, действительно неплохой был?

– Почти точно хорош, – улыбнулся Шелихов. – Качественно сделан, детали не простая штамповка, а фрезерованные – явно заказная пушка, не массовая. Конструкция крепкая, основные узлы с «калаша», удобный, прикладистый ствол, единственное – тяжеловат и балансировка не очень. Мне понравился…

– Ишь ты… – хмыкнул Ткаченко. – Ну, ладно… в общем, даже хорошо, что так с тобой вышло. Я думал, что совсем ты кислый товарищ и толку от тебя не будет. Извини, короче.

– Да, и спасибо вам… – тихонько проговорил Игорь.

– Не за что. Обращайтесь, – хмыкнул Серый. Интересный народ эти одержимые «ботаники»… сначала про экспедицию подумал, а потом только, что их убить могли. Жаль, кстати, будет, если и впрямь убьют. Шанс, что получится уйти, невелик. Разве что ночью, потихоньку, прощупывая каждый метр.

– Эй, Цыпа, твою-то мать! – гаркнул кто-то из бандитов в доме, громко скрипнула дверь. – Ну, чё валандаешься? Вот же ты, сука, маньяк, а… все никак не наиграешься, падлюка. Давай дуй, шеф спрашивают. Иди сюда, придурок! О-ох… ешь твою… Базлан! Базлан, блин! Тут это, Цыпу экспедиторы завалили, падлы…

Дверь с довольно громким хлопком закрылась, в доме притихли на несколько минут, после чего Шелихов услышал матерную ругань. Судя по обрывкам фраз, бандиты наседали на своего «шефа», обвиняя в «раздолбайстве» и смерти Цыпы, кто-то басил, что валить «гостей» нужно было на месте, а главарь злобно огрызался, кроя матом как свою шайку, так и сбежавших пленников.

– Эй, вы! С-суки! Я вас на лоскуты, падлы, порву!!! – надсадно заорал кто-то в окно. – Вы, падлы, молитесь, чтоб вас ночью косорылики сожрали, или сами, с-суки, вскройтесь, чтоб до утра не ждать!

Звякнуло осыпающееся стекло, загрохотала очередь – даже сквозь туман были видны пороховые вспышки. Бандит бил вслепую, высаживая в темноту весь магазин, – Семен даже не услышал щелчков пуль по стволам. Из дома, как и следовало ожидать, никто не вышел – шайка явно боялась тумана и того, что в нем водилось.

– Не выйдут, – прошептал Ткаченко. – До утра точно не выйдут. Интересно, почему они даже от дома отойти боятся? Не нравится мне это, сталкер. Да еще и косорылики какие-то… блин…

– Авось не сожрут, – буркнул Шелихов. – Тихо всем.

Вот именно, что авось… туман, конечно, глушил или искажал дальние звуки, но в том, что по лесу уже раза три шоркали отнюдь не падающие листья или распрямляющаяся трава, Семен был почти уверен. А раз так, то это плохо. Очень плохо. Еще по той Зоне Шелихов прочно усвоил – нельзя ночью под открытым небом. В здании-то ночевать опасно, даже если заложены кирпичами окна и простреливаются дверные проемы, а спать можно, пожалуй, только в бункерах, и то по очереди. А тут в тумане, без оружия, да еще и лес кругом. Шелихов сглотнул. Похоже, выбора не оставалось.

– В общем, мужики… я в дом. Если что, считайте коммунистом.

– Совсем долбанулся, Рембо хренов? – Капитан даже охнул. – Там четыре отморозка со стволами, и все как один во злобе великой. Жить надоело?

Шелихов не ответил. Вместо него глухо заурчало совсем рядом, похоже, прямо за бывшими теплицами, выглядевшими в тумане размытым серым пятном. Тут же вдалеке, в самой гуще леса, кто-то тихо, но очень различимо чихнул, послышалось костяное потрескивание и шелест травы.

– Не надоело. Я бы еще пожил, с вашего позволения. – Семен, не оборачиваясь, пополз к дому. Вскоре послышался шорох травы – капитан и ученый без лишних вопросов последовали за ним.

Расчет был, пожалуй, только на эффект неожиданности, ну, может быть, еще и на то, что судьба, удивившись такой безмерной наглости троих смертников, забудет подложить им очередную свинью. На самом деле Серый понимал, что их шансы выжить лишь на несколько процентов выше, чем если бы они остались пережидать ночь в лесу или же медленно, прощупывая каждую пядь земли, стали отползать от бандитского гнезда метр за метром. В данном случае такое поведение было бы равносильным самоубийству.

Семен почти добрался до заросших бурьяном клумб, когда кто-то из засевших в доме бандитов снова располосовал ночь длинной автоматной очередью. Бил он, как и в прошлый раз, наудачу, не целясь, хотя несколько пуль прошли совсем близко, и на дорожку рядом с Шелиховым плавно опустилась засохшая рябинка. Сталкер затаил дыхание, но хриплый голос в доме посоветовал «дебилу» не «жечь патроны, а, сука, за дверью следить», сдобрив просьбу серией сложных матюгов. Подождав немного, Семен прополз дальше, к двери, где немного отдышался, обдумывая план дальнейших действий. Обдумывать, правда, было нечего – вместо сколь-нибудь связных мыслей в голове Серого мигала большая красная надпись «амба, ребятки».

Положившись на удачу, Шелихов подобрал ком земли и без замаха саданул им в закрытую дверь.

– Открывай, зараза, – внятно проговорил Серый, откатываясь в сторону. И вовремя: под грохот автоматного огня от двери начали отлетать длинные щепки и облачка разбитой в пыль древесины.

– Н-на-а, с-сука, – злобно гаркнул стрелок, высаживая в дверь остаток патронов, после чего сталкер ожидаемо услышал характерный щелчок отсоединяемого магазина.

Разбитая пулями дверь вылетела с одного удара ногой. Шелихов в два быстрых шага подошел к белобрысому тощему парню, что, раскрыв рот и почти забавно выпучив глаза, торопливо тыкал в автомат новый «рожок». Когда наконец магазин был присоединен, Серый уже ушел с линии огня и, вложившись в удар, всадил клинок в жилистую шею снизу вверх, под самый угол нижней челюсти. Бандит погиб мгновенно, не успев даже вскрикнуть, а Семен выхватил автомат из рук падающего тела.

– Сизарь, чмо! Ты задолбал патроны переводить, дебильная твоя рожа!

– Дверь, ведущая с террасы в дом, широко раскрылась, и нечто грязно-небритое, почти медвежьих габаритов вывалилось на Семена.

– Ох, йо-пт… – только и успел сказать тот, после чего, получив в упор десяток пуль, грузно сел в проеме, прислонившись к косяку двери.

«Пока везет… пока везет, блин, – подумал Шелихов и, сбив с потолка тусклый фонарь, переместился в сторону совсем уж темной кладовки, – уже минус три однако».

Оставшиеся в доме бандиты, видимо, решили не атаковать. Семен даже немного удивился, когда вместо ответного огня послышался громкий звон выбитого окна и быстро удаляющийся визгливый мат. Стрелять, впрочем, все равно начали, но уже издалека, метя по окнам – в стены с отчетливым сухим стуком посыпались пули, звякнуло пробитое стекло серванта. А затем послышались крики…

Первый старатель гаркнул коротко, задавленно, и его крик, еще не начавшись, сразу перешел во влажный, клекочущий хрип.

Второй вопил долго и страшно, на высоких бабьих нотах, часто срываясь на хриплый визг, и в те секунды, когда тот набирал воздуха для нового вопля, Шелихов слышал тяжелое жаркое потрескивание и гул, а по потолку полутемного дома медленно поплыли багровые отсветы. Крик наконец захлебнулся, но еще около минуты Семен мог различать тяжелые, дрожащие стоны и всхлипы.

– Не усвоили, видно, ребятки, что ночная Зона беготни не любит, – хмыкнул Шелихов. – Ну, тем хуже для них.

Семен, положив автомат, устало присел у стены и несколько раз глубоко вдохнул. Сердце, отравленное адреналином, еще колотило в грудную клетку, и от того, наверно, слегка подташнивало. Но, с другой стороны, этот страх был другой, рабочий, мобилизующий, что ли, и Семен даже подумал, что, чем черт не шутит, этим самым клином выйдет вышибить тот, другой, мешающий ему жить уже не один год.

– Кто знает… кто знает… – закрыв глаза, шептал Шелихов. – Ах, зараза, как оно все получается… опять… ну жизнь пошла…

– Эй, ты чего? – обеспокоенно спросил Ткаченко, тронув Серого за плечо. – Ты чего, дружище? Все, уделал ты их… ну, блин, профи. Эти двое раму на себе вынесли и дружненько в аномалию влезли. Молодчина, в общем. Не прогадали мы с тобой, сталкерюга.

Шелихов, безучастно взглянув на капитана, отмахнулся и снова прикрыл глаза. Мысли исчезли, и сталкер просто слушал, как радовался Лазарев тому, что бандиты ничего не напортили в приборах, и сокрушался, что неизвестный аноб и два институтских контейнера, видимо, сгинули в аномалии вместе со старателями. Ткаченко тем временем собрал оружие, положил рядом со сталкером его дробовик и начал деловито обыскивать трупы.

– Эй, наука, вон, посмотри, что за вещь? По-моему, оно по вашей части… – Капитан передал Лазареву узкий прозрачный клин с грубой алюминиевой рукояткой. – Сдается мне, бандосы вместо ножа этой штукой пользовались.

– Аноб за номером девяносто восемь. – Ученый взглянул без особого интереса. – Распространен, хотя и дорог, но, правда, только на черном рынке. Центр ими уже почти не интересуется, а вот у… хм, местных, скажем так, частников они идут на ура. Вещь в самом деле полезная… и, кстати, не советую пробовать остроту пальцем.

– Поздно, – буркнул Ткаченко. – Сволочь, словно в масло… ладно, что хоть неглубоко. Как называется?

– В просторечии – «стеклорез» или «витринка». Подходящие по размеру и форме заливают расплавленным металлом, рукоятку обтачивают – вот тебе и ножик.

– На вид – стекло простое, – хмыкнул Ткаченко, перевязывая кровящий палец.

– Может, оно и было когда-то стеклом. – Лазарев пожал плечами. – Мы на специальном стенде такие штуковины испытывали. В общем, твердость у девяносто восьмого значительно превосходит алмазную, а по прочности и упругости все известные марки сталей – более чем в десять раз. Если при экстремальных нагрузках и ломается, то почему-то с высокотемпературной вспышкой и взрывом.

– Там еще, в Зоне, у нас в ходу вечные бритвы были, – буркнул Шелихов. – Печник Сляпа как-то раз в одном универмаге из аномалии целую коробку вытащил, несколько сотен «Невы». Половину научникам сторговал, другая по сталкерам разошлась… знатные ножи из этих бритв один местный умелец делал… лезвия как-то в клинок заковывал – и вуаля. Стоил такой резак, правда, как трехмесячный хабар, но… он того стоил. Сам видел, как мастер таким ножичком стружку с арматурины снимал.

– Ну, был у тебя такой? – заинтересованно спросил Ткаченко.

– Куда мне… мусорщик я, капитан. – Шелихов, не открывая глаз, улыбнулся. – Не всякий нормальный сталкер мог такую вещицу приобрести. Да и… как-то не всем по душе с дорогой снарягой в Зону ходить. Оно чревато.

– Объекты за номером двести двадцать девять «а», четвертая группа второго типа, – словно по книге отчеканил Лазарев. – Помню, нам приносили на серию экспериментов несколько таких бритв. Ох… сталкеры… ну разве можно редкие, фактически уникальные объекты, всего раз за всю историю Зоны образовавшиеся, на какие-то дурацкие заточки пускать? Совершенно удивительные электромагнитные свойства, идеальная сверхпроводимость металла, аномальная прочность кристаллической решетки…

– Можно, наука. Еще как можно. – Шелихов даже улыбнулся. – Ну, вот скажи мне, Игорь… есть ли дело нормальному, обычному сталкеру до какой-то там сверхпроводимости, а? И до того, что бритва магнитит как-то там уникально, интерес разве есть? Нет, дружище… для него важно только то, что лезвия никогда не тупятся. То есть вообще никогда, что бы этим ножом ни делали – батон ли порезать, шкуру с какой-нибудь тварины снять или вон, как сейчас, подонков на ноль помножить, – с какой стороны ни глянь, вещь в хозяйстве очень нужная.

– Вы, уважаемый, немного не правы. – Игорь кашлянул и сделал рукой неопределенный жест. – Одно дело из артефактов… анобов поделки мастерить, и совсем другое – отдать их на изучение, пользу принести не одному человеку, а всему человечеству. Кондовый, дремучий эгоизм, как я заметил, вещь очень вредная, сталкер Серый.

– А разве можно редкие, фактически уникальные объекты, образующиеся только в Зоне, на какие-то дурацкие электрогенераторы пускать? – задумчиво спросил Семен. – Удивительные, неизученные по причине невозможности изучения свойства, синий огонь в кристаллах, аномальные гравитационные свойства – а ученые их бац, и на вечные батарейки для своих машин и лампочек. Ай, как не стыдно вам, эгоистам, немного менее махровым, чем сталкеры, гвозди микроскопами забивать.

Игорь открыл рот, закрыл, хмыкнул. Попытался было что-то сказать, но покачал головой и негромко рассмеялся вместе с Ткаченко.

– Признаю… ладно, уел, сталкер. С другой стороны, если есть фактически дармовая электроэнергия, ну, не считая стоимости самих анобов, а она немалая, то грех не использовать, как я думаю. Знаете, друзья мои, что экспериментальные генераторы, построенные на самых первых анобах электрической природы, до сих пор исправно работают? И, что самое интересное, выход электроэнергии ничуть не снизился за более чем десять лет, а анобы не потеряли в характеристиках. Налицо грубое нарушение фундаментальных физических законов, но, скажу я вам, это самое нарушение могло бы толкнуть цивилизацию на столетия вперед, ликвидировав энергетический кризис…

– Бесплатного сыра не бывает, – бросил Ткаченко. – Генераторы, конечно, хорошо, но к ним в нагрузку Зону добавили. И уже не одну. Толку-то в этих ваших энергиях, ежели ими пользоваться будет некому…

– Определенно, немного, – вздохнул ученый. – Но это лишь при самых мрачных вариантах развития событий.

– Давайте-ка, господа хорошие, заканчивать обсуждение ненасущных проблем. – Шелихов рывком поднялся с пола. – Зона и ночь, а этот дом далеко не крепость. Трупы очень советую выбросить на улицу, мало ли. Хоть и нечасто, но бывают с ними разные очень неприятные сюрпризы. Потом дежурить будем по очереди – выспаться все-таки нужно, недосып в Зоне – штука коварная. Вперед.

Мертвых бандитов выбросили на улицу, и Семен, с удовольствием отметив, что ставни сделаны на совесть, закрыл все окна. Он же и вызвался дежурить – первая половина ночи, да еще и оказавшаяся такой шумной, была самой опасной – по крайней мере в той Зоне было бы именно так. Но до половины третьего никто, похоже, к дому не подходил, только изредка что-то тихо скреблось в закрытые двери, да бегали по полу несколько полевок, едва заметных при свете парафиновых свечей и «Летучей мыши» с садящейся батареей. Шелихов, дождавшись положенного времени, растолкал Андрея и крепко уснул до утра, удивляясь тому, что засыпалось ему в Зоне на удивление хорошо, без обычного болезненного страха и нервной дрожи, и это несмотря на то, что от приема лекарства Семен воздержался.

Проснулся Шелихов не столько от того, что капитан потряс его за плечо, сколько от тяжелого, неприятного запаха – в доме крепко воняло паленым волосом и горелой плотью. Семен не сразу понял, что запах пробивался сквозь закрытые ставни от угодивших в аномалию старателей – утром, видимо, поднялся ветерок, задувающий как раз оттуда. Не понравился Шелихову и вид капитана – молчаливый, немного осунувшийся и побледневший, он долго молчал, без аппетита ковыряясь вилкой в банке колбасного фарша.

– Ну, ты чего? Случилось что-то ночью?

– Вроде да, а вроде и нет… – Ткаченко вздохнул, пожал плечами. – Будить вас не стал, думал, может, чудится… но ночью кто-то меня звал.

– То есть как это?

– А вот так. – Капитан поморщился. – По имени. Тонким таким, тихим голосом, причем… блин… такое ощущение, что прямо к щели между ставнями губами приникали. Я подходил к окну, ствол, само собой, наготове, и сразу стихало. Опять сяду, чуть успокоюсь – а оно снова вякает. Тва-ю мать… не выдержал я, вышел проверить, дом два раза обошел, ни хрена никого. Туманище, правда, в двух метрах уже сплошняком все белое, но… м-да…

Ткаченко отложил банку, задумчиво повертел в руках пластиковую вилочку.

– Только когда мимо этого окна проходил… ну… блин… воняло там, как от дохлой лошади. И какие-то черные брызги на ставнях. По ходу, это не глюки были.

– В общем, так, капитан. – Шелихов внимательно посмотрел ему в глаза. – Если хоть что-то… понял меня? Если что-то ну хоть немного странное, ну вот самую малость ненормальное во время дежурства случилось, то ты сразу, немедленно меня будишь. А за такую вот самодеятельность, как ходить, твою мать, ночью вокруг дома, я тебе в следующий раз башку отшибу.

– Ты это… не увлекайся, бродяга, – недружелюбно буркнул капитан. – Вот эти твои… хм… игры в безопасность играй, но в выражениях поосторожнее. А то как бы тебе самому в башку не прилетело.

– Отшибу, – рыкнул Серый так, что вздрогнул Лазарев, отвлекшийся от своих приборов. – Представь, что это нечто от окна бы не ушло, а тебя дождалось, да так дождалось, что ты бы и вякнуть не успел. А потом и нас, спящих, на ноль помножило из-за того, что какому-то долбодую вздумалось лично проверить, хтой-то там в окно бубнит.

– Я не с голыми руками проверять пошел, – огрызнулся Ткаченко. – И стрелять, слава богу, умею.

– Умеешь, не сомневаюсь… знаешь, дружище, не всякая тварь от пули вот так возьмет и прямо сразу сдохнет. Ты ведь Периметр сторожил… неужели ваши ничего про, например, «кикимор» не слышали?

– Нет, не приходилось… – Капитан задумался. – У нас на пропускнике в плане мутантов тихо было…

– Не мутанты это, – заметил Лазарев. – Матричные псевдоорганизмы с трупов… точнее, даже с «матриц» по трупам. Если у зомби есть хоть какой-то намек на процессы жизнедеятельности, то «кикимора» совершенно мертва биологически.

– Ага… мертва, как же. – Шелихов сплюнул. – Видели бы вы их танцы в коллекторе очистного завода. От таких мертвых хрен убежишь – если решат догнать, то это каюк.

– А какие они? – Ткаченко сглотнул и посмотрел на окно.

– Голова с мой кулак на такой вот белесой швабре в тряпках. Когда не носятся по ночам, то в подвалах сидят и или дергаются, как припадочные, или как юла крутятся, только треск стоит. Если нарвался на них, молись, чтоб ноги не подвели и на улице день был. Не любят они свет, хотя могут и днем возле своих подвалов шариться. Хоть эта сволочь и крепкая, как канат, однако легкая и сил у нее не сказать чтоб много. Дверь не выломает.

– Да, верно… – кивнул ученый. – За несколькими исключениями все матричные организмы физически обычно слабее оригинала.

– Был у нас один герой, – хмыкнул уже «оттаявший» Серый. – Решился-таки деньгу зашибить и «кикимору» для ботани… хм, для ученых достать. Достал-таки, из автомата всю измолотил и швеллером долго добивал… заметь, она так до конца и не сдохла. Болел он потом долго очень, чуть кони не двинул.

– И это тоже помню, – согласился Игорь. – Очень хороший был человек, жаль, что пропал в Зоне. Погиб, наверно…

Пока Лазарев разогревал в котелке воду для чая и устанавливал у костерка открытые банки с гречневой кашей, Серый в компании капитана решил обойти дом и посмотреть, что случилось с бандитами в аномалии.