Текст книги "Мощь Великая"

И вот эта любовь во всей своей плоти, элегантно одетая, подошла к столику, провела по волосам Коврина ладошкой и сказала: «Привет».

– Привет, присаживайся, выпить хочешь?

– Нет. А кофе выпью, спасибо.

– Ну, как дела?

– Да нормально, вроде, всё. Только вот Сашка, брат, меня беспокоит. Об этом я и хотела поговорить.

– Что с ним?

– Что-то странное с ним происходит. Поведение его в последнее время резко изменилось. Раньше он такой внимательный ко всем был. К родителям, ко мне, к жене своей. А дочку как любил! А теперь какой-то безразличный стал ко всему… вернее, не ко всему… к нам, к работе. А вот чем-то другим он наоборот – загорелся. Чуть ли не каждый день в пять утра из дома уходит, бывает и вечерами где-то пропадает. Дома за компьютером всегда сидит и не играет, а читает что-то. Ну, вот я и подумала, что, может быть, в секту попал или что-то подобное…

– Ну, а ты не пыталась с ним поговорить на эту тему?

– А как же, конечно! Только у него один ответ: «Всё нормально, сестрёнка, не заморачивайся». И родители с ним пытались говорить, и жена… всё впустую… Боюсь я за него, уж больно доверчивый он. Обманут, подставят, пропадёт!

Коврин не считал Сашу излишне доверчивым и вообще не разделял Надиных тёплых чувств к нему.

– Ладно, а чего ты от меня хочешь?

– Ну, как же, ты же журналист! Проверь там по своим каналам, что на самом деле происходит. Расследование проведи журналистское или как там это у вас называется…

– Знаешь, если честно, Надюш, я думаю – ерунда эти все твои опасения. Но исключительно ради тебя я попробую. Пошарю там, сям, может, и узнаю чего.

– Спасибо, Лёшка, я на тебя надеюсь! – Надя допила последний глоток кофе, схватила сумочку и привстала. – Ну, всё, я побежала, а то мне ещё на встречу надо успеть. Поки-чмоки. Я позвоню.

– Как? А я думал, пообщаемся.

– Лёшка, хороший мой, – Надя ласково провела по его щеке сухой тёплой ладошкой и чмокнула влажными губами в нос, – давай в следующий раз… времени – ноль. Ладно, мышик?

– Ну, ладно. Пока… пока…

Своё второе «пока» Коврин произнёс, когда Надя уже переступила порог бара.

Глава 4

Выходные прошли, как бесцветный сон. Других дел не нашлось, и можно было заняться проблемой Надиного брата. Надежды, конечно, немного, но всё-таки – вдруг это та самая сенсация, которая наконец-то спровоцирует профессиональный прорыв! Так бывает – незначительное, казалось бы, событие влечёт за собой грандиозные последствия. Притом секты, очевидно, скрывают в себе множество тайн, которые способны засверкать самыми неожиданными красками, если вытащить их на всеобщее обозрение. Тема перспективная. Так что, даже если история с Надиным братом окажется пустышкой, это направление в любом случае стоит проработать.

Начать Коврин решил со слежки за Сашей, чтобы выяснить, куда он на самом деле ходит. Поскольку тот, со слов Нади, уходил из дома в пять утра, чтобы его подкараулить надо было выйти из дома в четыре – начале пятого. При таких обстоятельствах Коврин решил не ложиться спать совсем. Прободрствовав всю ночь, ровно в четыре двадцать пять он вышел из дома.

Темно, сыро, безлюдно. Поёжившись, Коврин взглянул в набухшее от влаги небо, тяжело вздохнул и пошёл к своей ракушке. Замок привычно долго не открывался, не менее привычно взбесив этим Коврина. Заведя авто, Коврин вышел из гаража и закурил. Уличные фонари лениво освещали безлистные ветки деревьев. Коврину в этот момент вспомнилось, как он второклассником смотрел на эти же самые деревья. Тоже тёмным ранним утром, тоже зимой. Только тогда деревья были покрыты инеем, а под ногами хряпал рассыпчатый снег, вместо теперешней хлюпающей слякоти. Во рту ощущалось стойкое послевкусие яичницы, портфель часто и больно бил по правой икре и очень хотелось спать. В голове прокручивалось стихотворение русского классика. Стихи Коврину не нравились, учить их казалось делом бессмысленным и скучным, но не выучить было страшно, ведь злобная старуха-учительница с нерадивыми учениками обходилась жестоко: хватала за грудки, подвигала лицо к своему рту и бешено орала в это самое лицо. Смысл слов, как правило, не доходил, но сама экспрессия и высокий уровень шума приводили в оцепенение не только лицо, непосредственно подвергающееся истязанию, но и весь класс. Один мальчик, помнится, от такой экзекуции обмочился. После чего даже не был отпущен домой, но стоял при всём классе у батареи – сушил штаны. Это была пытка ещё страшнее, чем сам ор. Сейчас это казалось диким, но тогда маленькие люди, не видевшие других учителей и поэтому не имевшие возможности сравнить, думали, что так и надо, и послушно рассказывали своим родителям со слов учительницы про то, какая та замечательная, добрая, заботливая и как они её любят. «А сор из избы не выносят!» – не забывала напоминать детям старуха.

Каракнула ворона, и Коврин очнулся – пора. «Мерседес» попетлял знакомыми дворами и вскоре остановился у одного из многочисленных панельных домов. Коврин отыскал взглядом белый «Фольксваген Пассат» и выбрал место для парковки таким образом, чтобы тот был виден. Ждать пришлось недолго, через пару минут из подъезда вышел бодрый плечистый парень с барсеткой в руке, сел в «Пассат» и, не дав авто прогреться, резко рванул с места. Коврин не сразу среагировал и ему пришлось постараться, чтобы не упустить объект слежки из вида. На светофоре на выезде на Каширское шоссе Коврин неосмотрительно остановился прямо за «Пассатом», рискуя обратить на себя внимание его водителя. Однако опасения оказались напрасными: Саша всё время ожидания зелёного света смотрел куда-то вниз перед собой, совершенно не обращая внимания на соседей по проезжей части. Дальше было проще: на Каширке уже было достаточно машин, чтобы затеряться среди них. «Пассат» свернул на проспект Андропова, миновал музей-заповедник «Коломенское», Нагатинский мост, а затем свернул направо, в Кожухово. Коврин отметил, что в условии отсутствия пробок время на этот путь сокращалось буквально в десятки раз. Не доезжая до Автомобильного рынка, «Пассат» ещё раз свернул направо и скрылся во дворах. Коврин к тому моменту, не сумев выдержать оптимальную для слежки дистанцию, подотстал и не успел заметить, куда именно тот направился. Пришлось плутать по незнакомым дворам в поисках. Коврин уже начал было подумывать о том, что «Пассат» мог проследовать транзитом через эти дворы и теперь его уже не найти, как вдруг увидел авто, запаркованное на тротуаре. Саши в салоне не было. Коврин заехал за угол дома, оставил там машину, а сам вышел обследовать местность. Он быстро обошёл небольшой, узкий дворик, зажатый двумя малоэтажными домами, отметив, что, помимо квартир в домах располагались салон красоты «Ариадна», «Металло-ремонт. Изготовление ключей», магазин «Мебельный» и подвал с вывеской «Тропа Йогина. ОМ». Пожалуй, эта-то вот «Тропа» вполне могла служить сектантским логовом. Однако уверенности, что Саша скрылся именно там, естественно, не было. Коврин, ругая себя за нерасторопность и, не имея лучших идей, вполне резонно заключив, что Саша когда-нибудь обязательно должен вернуться к своей машине, устроился на неприметной лавочке в кустах и приготовился ждать. Безрезультатно просидев так почти целый час и потеряв терпение, Коврин решил было приступить к активным действиям… Однако что именно предпринять, он определиться не мог. Коврин встал, подошёл к двери с вывеской «Тропа Йогина. ОМ», потоптался на месте, но, так ни на что не решившись, вернулся на свою лавку. Как только первая ягодица коснулась деревянной поверхности, Коврин ощутил невероятное утомление и резь в глазах. Начала сказываться бессонная ночь. Дальше силы стали просто вытекать из него, как через сито вода. Коврин решил не мучиться дальше и поехал домой – спать.

Дневной сон был неглубоким, тревожным и непродолжительным. Проснулся Коврин не в лучшем состоянии: тело было вялым и малопослушным, голова болела, в груди царапался своими острыми холодными коготками эмбрион депрессии. Желая побыстрее прийти в себя, Коврин залез в ванну и пролежал там с полчаса, затем съел щи и опять лёг на диван. Мысли вяло ворочались вокруг утренних событий. Продолжить изыскания он планировал завтра – поехать пораньше сразу в тот двор, где сегодня оставлял машину Саша, и ждать его там, чтобы уж наверняка определить, куда тот ходит. Вдруг Коврин вспомнил, что несколько лет назад как-то общался с одним угрюмым и малоприятным в общении журналистом, который, в частности, довольно серьёзно занимался вопросами сект. Сейчас он мог бы быть полезен. Вроде, журналист этот оставлял Коврину визитку… Сначала Коврин просмотрел записную книжку в мобильном телефоне – искомых координат там не оказалось; потом он пролистал записную книжку в домашнем радиотелефоне – тот же результат; пошарил в компьютере – тщетно. Видимо, не слишком высоко ценил он это знакомство, раз уж даже телефон переписать не потрудился. Тогда Коврин начал перебирать бумаги. Он копался не менее получаса, пока его настойчивость не была вознаграждена, и он не вытащил на свет люминесцентной лампы маленькую потёртую визитку с телефонным номером Евгения Крюкина.

– Алё, Женю будьте любезны.

– Его больше нет, – ответил мягкий женский голос.

– Что значит: «больше нет»?

– Его убили.

– Как?

– Не знаю, нашли в лесу с отрезанной головой.

– Когда?

– Неделю назад год был.

– Простите, а вы?..

– Я его дочь. А кто беспокоит?

– Я его коллега… приятель… Алексей. Коврин.

– Простите, я вас не помню.

– Да, мы с вами не знакомы… уфф… Как вы смотрите на то, чтобы нам встретится, пообщаться с глазу на глаз?

– Зачем?

Коврин не знал ответа на этот вопрос, предложение он выдвинул, не думая, руководствуясь исключительно репортерским рефлексом. Однако промедлил он только секунду:

– Как я вам уже говорил, я коллега вашего отца… так вот, сейчас я пишу книгу о неординарных людях нашей профессии, в частности – о вашем отце. Теперь, поскольку его нет в живых, я просто обязан подготовить о нём отдельную главу. Буду бесконечно благодарен вам за любую информацию о нём…

Коврин мысленно похвалил себя за натуральную тревогу в голосе – его тенор звучал прерывисто и мрачно. Женский голос помолчал несколько секунд, а затем почти шёпотом произнёс:

– Хорошо. Я смогу встретиться завтра с вами. Положим… в пять часов…

– Где?

– Давайте встретимся около консерватории, прямо у памятника. Вас устроит?

Коврину очень не хотелось тащиться в центр Москвы в час пик, да ещё после утренней слежки за Сашей, но, прикинув, что девушка может закапризничать и вообще отказаться от встречи, поспешил выпалить: «Да».

Положив трубку, Коврин возбужденно заходил по комнате. Надо же – убили Крюкина! За что, интересно?.. В политику он, вроде, не лез. Странно. Такой был тихий сумасшедший, повёрнутый на эзотерике и прочей чепухе.

Захотелось есть. Пошарив по кухне, Коврин обнаружил, что еды в доме не осталось совершенно. Даже хлеба. Придётся идти обедать в бар. Коврин нехотя оделся и медленно побрёл привычным маршрутом, не тратя силы на обхождение луж. По пути он несколько раз кивнул приветствовавшим его прохожим, отметив, что не узнаёт их.

Коврин занял любимый столик в дальнем углу. Из-за барной стойки Коврина поприветствовал бармен Николя, повертев в воздухе литровой бутылкой текилы. Коврин в ответ продемонстрировал ему свою ладонь. К столику подбежал знакомый официант Сергей – худой и высокий шустрый парнишка лет двадцати двух:

– Добрый вечер.

– Привет, Серег, как жизнь?

– Зашиваемся, все болеют, а мы втроём тут, да ещё девчонка неопытная. И это на весь зал. Ну, чего будешь?

– Давай мне бифштекс с картошкой фри, салат какой-нибудь, и пока это всё готовиться будет, давай мне коньячку грамм двести.

– Коньяк как обычно?

– Да.

Коврин вальяжно развалился и закурил. Сквозь табачный дым и полумрак он отвлечённо наблюдал, как к барной стойке подошёл крупный мужчина в длинном чёрном плаще и шляпе, глубоко посаженной на глаза. Николя налил ему водки, тот выпил. Они перекинулись парой фраз, после чего бармен коротко кивнул и снова наполнил рюмку, которую мужчина подхватил двумя пальцами и направился в зал. Коврин с неприятным удивлением отметил, что мужчина уверенно держит курс прямо на него. Подойдя вплотную к ковринскому столу, мужчина, не сказав ни слова, резко отодвинул стул, сел и опрокинул содержимое рюмки в себя, глубоко запрокинув голову назад. Коврин почувствовал себя неуютно.

– Коврин Алексей Павлович? – хриплый баритон прозвучал угрожающе.

– Положим… но… что вам… что вам нужно?

– Мне нужно, – баритон взял паузу, пока его хозяин достал трубку из кармана, набил её табаком и закурил, обдав Коврина приторным дымом, и только затем продолжил: – Мне нужно набить тебе бока, Ковёр дырявый!

В ту же секунду мужчина снял шляпу и громко раскатисто захохотал. Коврин застыл в испуге и недоумении.

– Ну что, не узнаешь друга детства?

Коврин ещё некоторое время с тревогой внимательно вглядывался в лицо гостя, а затем, наконец, просиял.

– Рома?! Рома Крылов! Птица! Ах ты, глупый пингвин! Где ж ты всё это время своё тело жирное прятал?

Да, это был Роман Крылов – многодавний друг Коврина. Как они оба любили рассказывать, познакомились будущие друзья ещё до рождения – их матери общались, будучи беременны ими.

Друзья тепло обнялись.

Замешательство Алексея объяснялось сильно изменившимся обликом Романа. Он значительно погрузнел, его круглый подбородок теперь украшала густая, чёрная, длинная борода, над тонкой верхней губой по-хозяйски устроились усы, тоже густые и чёрные. Вместо короткого «ёжика» – длинные, одноцветные с лицевой растительностью, волосы, разделённые на две равных части прямым пробором; они сходились сзади и свисали на спину толстым хвостом. Глаза… взгляд его серо-зелёных глаз, некогда колючий, жёсткий, бескомпромиссный, теперь приобрёл теплоту и плавность.

– А ты здорово изменился! Что с тобой произошло?

– Да много чего… А ты как?

– Да ничего интересного – работаю в одном таблоиде.

– Семья есть?

– Нет, не обзавёлся ещё. А у тебя как с этим?

– Сынишке четыре года, второй на подходе.

Тонкие губы Романа расплылись в счастливой улыбке.

– Что ж, молодец, – равнодушно сказал Коврин. Он никогда не разделял каких-то особенных чувств людей в отношении детей. – А что всё-таки за вид такой странный у тебя… Ты… ты на… на священника похож!

– Ха-ха, молодец! В десятку попал.

– Не шутишь?

– Да нет, всё серьёзно. Позвольте представиться – иерей, отец Тихон.

– О-о… хо-хо! Ну, ничего себе. Извини, никак не ожидал! Уж кто-кто, но чтобы Рома Птица – хулиган, гуляка и развратник… и – иерей, отец Тихон! Не могу поверить! Абсурд. Как же такое могло произойти?

– Да, ты прав. Но, воистину, пути Господни неисповедимы. А было всё так. Демобилизовавшись, вернулся домой. Ну, ты помнишь, мы тогда встречались, бухали. Ну, чего, побухал, погулял… Мать, оказалось, не особенно меня ждала. Она уже тогда здорово пила. Мужика-бухарика себе завела. Вот, пока у меня деньги были, они меня терпели – бухали вместе, а потом начали меня из дома выживать. Я этому уроду, конечно, морду бил несколько раз… Но что толку – мать за него заступается, плачет. Я от обиды и отчаяния ушёл служить по контракту… на войну. Три года отслужил. Когда подошёл срок контракт продлевать, мне боевой товарищ – Антоха Дроздов – предложил к нему в Томск махнуть, бизнесом заняться. Ну, я подумал, подумал – дома меня не ждут (мать ни одного письма за три года не прислала!) и рванул с ним. Сначала у Антохиной мамы жили, она нас всё откармливала – очень вкусно готовила. Отдохнули, отогрелись, в общем… Потихоньку бизнес замутили – обувной магазинчик соорудили. Всё удачно получилось. Начальный капитал был, – заработали как-никак! – у Антохи знакомства в городе кое-какие были… ну, и пошло поехало. Познакомился вскоре с Настей, с женой своей нынешней. Повстечались чуток, потом я квартиру нам снял. Стали вместе жить. Вскоре сынок родился, Лёшка. Здорово было: любовь, дружба, дети, дело – как в книжках. А потом, знаешь, началось со мной твориться что-то: страхи появились, кошмары снились, чувство вины, тревога беспричинная. Эхо войны. Я к врачам обратился, а они: не нервничать, режим, таблеток горы. Я таблетки пил, конечно, но всё впустую – иногда чуть отпустит, а потом снова. Ну, я и бросил эти лекарства – испугался подсесть на них. Пить стал. Запойно так. Понятно, что всё только усугубилось – кошмар стал наяву… вернее – явь стала сплошным комаром, а сон нормальный я вообще потерял. В общем, дело к дурдому шло… или к могиле. Как меня Настя тогда терпела – для меня загадка до сих пор, но она меня в итоге и спасла. Однажды с очередного дикого бодуна я не выдержал и исповедовался ей – рассказал, что со мной твориться… как на духу! Эмоционально так, в слезах. Другая бы и слушать не стала, а эта выслушала и поняла. Водки даже налила рюмку и сказала, чтобы я, мол, в тот день из дома не выходил, а она попробует мне помочь. На следующее утро отвела она меня… в церковь. Её мама была очень религиозным человеком, и у неё в Богоявленском соборе знакомый настоятель был – Отец Николай. И вот она с ним договорилась, и принял меня Отец Николай. Поговорили мы с ним по душам, решили, что мне обязательно надо крещение принять. Я же не крещёный был. И вот в ближайшую субботу окрестил меня сам Отец Николай. Потом исповедовался я, причастился. Естественно, веры тогда во мне особенной не было, но я, уцепившись за соломинку, начал книги читать, которые Отец Николай посоветовал, молиться понемногу начал, в церковь ходить. Смотрю я, через некоторое время Настя успокоилась, такая счастливая всё время, улыбается. Ну, и мне интересно стало – практически новая жизнь открылась! Всё лучше, чем бухать… да и на душе легче стало, спокойнее. Вот так и пошло-поехало. Появились вопросы, стал искать на них ответы, и вскоре мало-помалу во мне вера зарождаться стала. Огромное спасибо надо сказать здесь Отцу Николаю – очень он мне в этом помог. Дальше – больше, и решил я в итоге стать священнослужителем. Посоветовался с Отцом Николаем, и он дал принципиальное добро и помог мне подготовиться к вступительным экзаменам в Томскую семинарию. Отучился там пять лет и пришёл служить в Богоявленский собор к том же Отцу Николаю. Вот так вот…

Друзья некоторое время молчали.

– Да, ну и судьба! Роман можно писать!

– Ну, вот и напиши!

– Возможно… Ну, а сейчас зачем вернулся?

– Мать померла, может, слышал?

– Нет. А давно?

– Позавчера хоронили.

– А когда обратно?

– Пока не знаю, мне с наследством надо разобраться. Мать не оставила завещания, родственников у нас нет. В общем, унаследую я квартиру. Вернее, половину квартиры – половина-то и так моя. Будет у меня в собственности двухкомнатная квартира в Москве – целое богатство по нынешним временам. Я ещё не решил, – может, перееду теперь. Думаю пока. Вот так.

– А что ж ты со мной на связь не вышел сразу, как приехал?

– Я пытался. Звонил тебе на городской – никто не отвечает. Заходил к тебе пару раз – не открыл никто. Мобильного твоего я не знаю. Вот, узнал через знакомых, что ты здесь бываешь частенько, стал захаживать – так и встретились.

– Да уж… Хм, теперь было бы здорово, если б ты переехал сюда – начали б снова общаться!

– Может быть…

– Слушай, а как это вообще?

– Что?

– Ну, вера, церковь?

– Хм, если в двух словах – это очень красивый, гармоничный мир, сильно отличающийся от того, где живут неверующие люди.

– А можешь поподробнее как-нибудь?

– Ну, а что именно тебя интересует?

– Ну, объясни на примере на каком-нибудь… Вот, допустим, ты только что рассказывал о своём крещении, вот объясни: какой в этом смысл.

– Серьёзная тема. Ну, ладно, давай тогда закажем выпить и поговорим.

Друзья заказали водки и еды, Роман раскурил трубку и продолжил:

– Не знаю, смогу ли я тебе всё это понятно рассказать. Ну, уж как смогу – как сам понимаю – скажу. Ну, что ж… значит, так. Думаю, не открою тебе секрет, если скажу, что, рождаясь на свет, ребёнок испытывает чудовищный стресс, физические и ментальные страдания. Да что там, ему ужасно больно и страшно: из привычной комфортной атмосферы его выталкивает неведомая сила и волочет его, не особенно заботясь о безопасности, по родовому каналу и отрывает от тела матери, которое его кормило и оберегало всю его короткую жизнь. Для первого вдоха необходимо освободить лёгкие от жидкости и заполнить альвеолы воздухом. Как ты думаешь, насколько это просто для пятидесятисантиметрового человека, не обладающего жизненным опытом? В общем, при рождении человек получает психологическую и физическую травму, и её характер зачастую влияет на всю его жизнь. И после этого мы требуем от человека какого-то добра, сочувствия и подобного. Справедливо ли? Суть – рождаясь, ребёнок попадает в наш истинно прекрасный мир, но мир этот скрыт от новорожденного вселенскими силами, обрушавшимися на него. Силы искажают всё болью, страхом, холодом, голодом и прочими невзгодами. В восприятии человека мир предстаёт раздробленным, и его части бессистемно перемешаны. Перепутано всё: единый, упорядоченный мир представляется хаосом мириада бессмысленных вещей. Добро и зло, истина и ложь, порядок и хаос, хорошо и плохо – понять где что невозможно. Происходит обособление человека от самого себя и от мира, образуется некая оболочка. Я бы даже сказал лучше так: человек отделяется этой оболочкой от своей сущности и от Бога. Воля подавлена в самом зародыше, и могучие силы подхватывают человека и несут его неизвестно куда. Такое явление в христианстве называется «первородный грех». Какие же пути у человека дальше?

По сути, есть всего три варианта. Первый. Человек не имеет возможности противостоять внешним силам, навалившимся на него и изолировавшим его, по сути, так и не зародившуюся волю. Такие люди существуют вне социальной среды. Так называемые маргиналы. Второй. Вектор развития личности направлен на общественную мораль, которой он и следует. Общество указывает ему что есть что: вот добро – вот зло, вот тьма – вот свет, вот зелёный – вот синий, вот круглый – вот треугольный; и расставляет акценты. Следует слепо. В таком случае, даже тщательнейшим образом, соблюдая социальные традиции, путь к истинному просвещению для такого субъекта закрыт. Такой путь слишком механичен и груб, чтобы привести к истине.

Здесь Коврин наконец понял, что ещё в образе старого друга представлялось ему незнакомым. Речь Романа никогда не отличалась богатством красок и даже страдала некоторым косноязычием. Сейчас же его вербальный поток стелился ровным, разноцветным, широким полотном. Особенно это стало заметно, когда Роман повёл разговор о вере.

– И, собственно, третий. Инициатический. В процессе инициации, в данном случае – крещении, человек мгновенно выходит на качественно новый уровень, стряхивая с себя лапы фатализма, готовый иметь волю, изменить мир в себе и себя в мире, ему открывается путь к центру Вселенной, к Богу. При крещении старый, как принято говорить – ветхий человек, умирает, и ему на смену рождается новый человек. Новый человек обладает огромными возможностями, несопоставимыми с возможностями ветхого человека. Он уже находится на другом онтологическом уровне. Однако это не значит, что его дальнейшее совершенствование пойдёт само собой… наоборот, в отличие от тех, кто пошёл первыми двумя путями, от нашего нового человека для восхождения потребуются сверхусилия. Крещение – это только первый, начальный этап инициации. Есть и второй. Если в результате первого физическая смерть перестаёт означать полное исчезновение личности, то в результате второго смерть души, то есть слияние субъективной души с объективным духом – Богом, перестаёт означать полное исчезновение индивидуальной души.

– Как это?

– Личностная душа начинает воспринимать Бога как самого себя. Это вечная жизнь. Но не об этом сейчас… итак… сбил с мысли… в общем, крещёный, – за счёт пробуждения в нём тончайших фибр души, – потенциально способен напрямую общаться с Богом. Иными же словами – крещение снимает первородный грех. Ну, или, чтобы тебе понятней было, можно сказать, например, что крещёный человек потенциально способен воспринимать самые высшие вибрации – или как сейчас часто говорят, тонкие тела – Вселенной за счёт пробуждения в нём тончайших энергетических волокон.

– Никогда бы не подумал, что это настолько серьёзно. А знаешь, не стану лукавить – не верю я в это, и не понимаю… Я, всё-таки, рассматриваю религию в традиционном научном ключе как систему моральных, этических, нравственных норм поведения, как некий консолидирующий пункт для общества, причём общества непросвещённого, для удобства управления этим самым обществом. Ну, что-то в этом духе… Хотя, может, и есть что-то такое… Но мне, как человеку разумному, мыслящему необходимы доказательства…

– Э-хех… Лёшка. Открою тебе один секрет – Евангелие есть сугубо эгоистичная инструкция по пользованию жизнью! Библейские заповеди приносят пользу только человеку, их соблюдающему, а не власти, обществу или, положим, родственникам. К морали, нравственности и этике, как и к какому-либо обществу это не имеет ни малейшего отношения. В Новом Завете даже слов таких нет. Учение предполагает исключительно познание мирного сосуществования с Всевышним, достижение абсолютного ли-ч-но-го счастья. Хотя, конечно, это отличается от того, что представители церкви зачастую говорят публично. То ли ввиду социально-политической роли церкви, то ли из-за собственного недопонимания – они часто ведут речь как раз о морали, нравственности, благотворительности, альтруизме, социальной роли и прочей ерунде. К христианству это не имеет отношения – это политика, а не вера. Такие речи от лукавого, они вводят людей в заблуждение, отвлекают от сути учения.

– Ну, это уж ты совсем загнул! Как относятся к эгоизму заповедь «возлюби ближнего своего»? А, как же это в твою схему вписывается? Зачем это мне, эгоисту? Какая такая мне польза любить чужих людей?

– «И какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» – ещё так учит Иисус Христос. А это значит и то, что, если ты будешь любить людей, то и они будут любить тебя! Поэтому соблюдать эту заповедь надо не для того, чтобы вознаграждать других, повышая свой моральный уровень, а чтобы получать от других – быть эгоистом! И заметь, обмен совершенно неравнозначный – если индивидуум отдаёт всем остальным только одну свою любовь, то все остальные ему взамен – свою. Получит-то он несопоставимо больше! Представь только: один человек отдаёт всему человечеству рубль, а взамен всё человечество скидывается ему по рублю. Кто же в выгоде остаётся, а? Следует, правда, учитывать, что закон этот работает не только в случае с любовью, но и во всех других случаях. Испытываемая к человечеству ненависть возвращается к человеку многократно.

Коврина взяло раздражение, он почувствовал, что его система ценностей покачнулась.

– Ну, а как же, к примеру: ударили по левой щеке, подставь правую? Ну, уж тут-то какой эгоизм, а? Не может тут быть никакого эгоизма! Эгоизм, это тебя ударили – врежь ему в ответ, чтоб не лез! Вот это эгоизм! Ну что, здесь-то ты как выкрутишься?!

– Да нет ничего проще! Дать в ответ – это значит спровоцировать драку, а в драке каждый участник получит уже не по одному удару. А подставить другую щёку – значит избежать повторного удара, – если агрессор увидит, что ему не отвечают на агрессию, выражают покорность, у него сразу пропадает желание бить дальше. Вот так! Да вспомни любую конфликтную ситуацию… чего проще! Вот на дороге, к примеру, тебя не пропускают, ты ему: «Урод, сволочь, гад, пусти, моя дорога!» Он, понятно, тебе в ответ, ты – ему, потом кулаки в ход пошли. Один в милиции, другой в больнице, и у обоих душевная рана – обида и гнев на оппонента. Теперь представь так: тебя не пропустили, ты ему: «Ладно, езжай, приятель, ты, видимо, торопишься», он тебе: «Спасибо, друг». Здоровье в порядке, душа радуется. Во втором случае ты поступил по-христиански. Что, как тебе лучше? Как лучше тебе, так и эгоистичней – согласен?

– Что-то ты меня совсем запутал… Ладно, вот посмотрим, как сейчас отвертишься. Почему же для эгоиста плохо быть богатым? В Библии ведь есть про это… Ну, что богатый не сможет попасть в Рай. Казалось бы, для эгоиста стремление быть богатым первоочередное, так ведь?

– Элементарно. Действительно, Иисус Христос говорит: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Смысл здесь в том, что человек склонен беспокоится за своё имущество. Чем больше имущества, тем более поводов для беспокойства. Человек беспокоится за сохранность своего жилища, автомобиля, одежды, переживает за свой доход. Если человек активный в бизнесе, то он боится потерять инвестиции, его беспокоят – просто до сердечного приступа довести могут! – вести с торговых бирж о ценах на золото, нефть, газ, зерно, курсы валют, котировки акций. Всё это – промысел бесовской, ведущий человека к погибели. Человек, не имеющий ничего, не имеет и поводов для беспокойства…

– Ага, вот ты и попался! Как же ему не беспокоится, если завтра ему будет нечего есть и негде спать – вот уж беспокойство, так беспокойство!

– Да, для неверующего человека это так и есть, потому он и склонен к губительному – в итоге – для своей души накоплению вещей разного рода. Это вместо того чтобы положиться на волю Божию и иметь свой «хлеб насущный», верить, что Бог обязательно даст ему всё необходимое для обеспечения жизнедеятельности. Вот в этом и проявляется истинная вера – верить не в то, что Бог есть, – как многие думают, а верить в то, что Бог любит человека и даст человеку всё необходимое; и человеку, имея такого могущественного покровителя, незачем беспокоится о чём-либо, ему остаётся только жить да радоваться. Иисус Христос чётко говорит на эту тему: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело – одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут, но, говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам. Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своём: довольно для каждого дня своей заботы». Так вот, только Бог распределяет имущество, потому беспокоится об этом вредно – повлиять на это человек не может, а душе вреда нанесёт много. И Бог сам знает, кому и сколько чего положено. Человечество однако живёт в принципе по-другому. Все силы человек направляет на получение материальных благ. И совершенно справедливо по законам Божиим получает за это, вместо вожделенного счастья, страдания.