Текст книги "Общая психопатология"

Мы уже говорили, что активная сторона душевной жизни проявляется частью в движениях, т. е. поступках и речи, частью в направлении внимания. Проявления первого рода составляют проявление внешней деятельности; проявление второго рода – внутренней деятельности. Проявления как первого, так и второго рода относятся к сфере воли.

Но сфера воли обнимает не только способы проявления душевной деятельности, но и мотивы ее проявления. Основанием всех внешних проявлений душевной жизни служит то, что наши мысли и чувства имеют роковую тенденцию выражаться наружу, вызывать движения, чтобы этим завершить рефлекторный акт. Мысли и чувства рождают стремления; стремления переходят в двигательные акты или в акты внимания. Оказывается, однако, что не все мысли и чувства непосредственно переходят в акты; иногда проявление их задерживается. Способность задерживать проявления стремлений, присущая человеку, обусловливается тем, что нередко отдельные стремления влекут к взаимно противоположным действиям, вследствие чего внешнего проявления временно не происходит.

Анализируя явления, относящиеся к сфере сознательной воли у человека, мы замечаем, что стремления человека иногда могут чувствоваться им как побуждения, влекущие его к тому или другому помимо его сознательного одобрения, иногда же как результаты сознательного выбора или одобрения. В первом случае стремления называются просто «влечениями», во втором они обращаются в то, что называется «хотениями».

Влечения суть сознательные побуждения, обусловленные различными чувствами, переживаемыми человеком в ту или другую минуту. Хотение есть сознательное решение последовать тому или другому побуждению. Это сознательное решение обусловливается тем, что в каждом человеке есть запас стремлений, свойственных именно ему, составляющих характерную особенность его личности. Эти стремления составляются из привычек данного человека, преобладающих в нем чувствований, побуждений, обусловленных привязанностями, инстинктивными стремлениями, наиболее сильными в данном лице, рассудительностью, сознанием долга, религиозными убеждениями и миросозерцанием. Все они вместе составляют более или менее большую силу стремлений, контролирующих такие влечения, которые обязаны своим происхождением впечатлениям данной минуты. Они или попускают эти влечения, или задерживают их проявление; они обусловливают собой то, что называется мотивами того или другого действия.

В патологических состояниях расстройства, относящиеся к сфере воли, могут касаться различных сторон ее. Так, могут быть: 1) болезненные расстройства в мотивах действий, 2) расстройства во влечениях и хотениях и, наконец, 3) расстройства в двигательных актах. Из них вторая группа, т. е. расстройства влечений и хотений, будет разделяться на: а) такие, в которых проявляется усиление влечений или хотений; б) такие, в которых проявляется их ослабление, и в) в которых проявляется их извращение. В свою очередь третья группа, т. е. расстройства в двигательных актах, разделяется на: а) расстройства внутренней волевой деятельности, иначе – расстройства внимания и б) расстройства внешних актов, т. е. движений.

Мы начнем с расстройства в мотивах действий.

1. Расстройства в мотивах действий. Анализируя мотивы действий различных людей, мы находим, что они весьма различны. Самые простые мотивы суть мотивы непосредственного удовольствия и неудовольствия: под влиянием их человек стремится к тому, что ему приятно, и отстраняет то, что неприятно. При этом более низкую степень будет составлять непосредственное стремление исполнения того, что приятно только самому себе, а другую, более высокую – непосредственное стремление доставить приятное или удалить неприятное от других, стремление, обусловливаемое тем, что называется сочувствием, любовью. Это есть самая простая мотивация поступков; ее мы наблюдаем и у детей, даже в ранние годы жизни. Но и в наиболее низкой степени мотивации поступков мы можем различать отдельные ступени: так, если побуждения эгоистические сводятся только к удовлетворению низших потребностей человека, чисто животных сторон его жизни, то они будут стоять значительно ниже, чем побуждения, вытекающие из стремлений интеллектуальных, например, из пытливости и любознательности (любопытства).

Итак, первую, наиболее низкую группу мотивов составляют побуждения, вытекающие из непосредственного стремления к достижению того, что приятно самому себе и что удовлетворяет животным инстинктам человека.

Вторую группу составляют побуждения, хотя тоже вытекающие из непосредственного стремления к тому, что приятно самому себе, но вытекающие из примитивных интеллектуальных стремлений – пытливости, любознательности, развлечения (игры, занятия и пр.), подражательности, стремления к красивому.

Третью группу составляют побуждения, вытекающие из непосредственного стремления доставить приятное другим или удалить от них неприятное (сочувствие, любовь).

Четвертую группу составляет более сложный ряд мотивов – мотивов пользы и вреда (себе или другим людям) от данного поступка. Для того чтобы явились они, нужна уже гораздо более развитая психическая жизнь, большая степень рассудочной деятельности. Но эти утилитарные мотивы далеко не составляют вершины руководящих поступками людей побуждений, особенно если человек руководствуется только стремлением к пользе для самого себя.

Значительно выше их стоит пятая группа мотивов – мотивы обязанности, долга, которыми обусловливаются поступки нравственно развитых существ. Нельзя, однако, сказать, чтобы и мотивы долга составляли высшую степень побуждений. Мы видим нередко, что увлекающиеся люди под влиянием возмущения тем, что кажется им несправедливостью, сами своими поступками нарушают высшую справедливость; сознавая себя обязанными выступить в защиту того, кто кажется им невинным страдальцем, они не соразмеряют своих действий с общим строем жизни и потому своими действиями наносят часто непоправимый вред и себе, и другим, и тому делу, которому они, кажется, служат. Дон Кихот, весь проникнутый чувством долга и руководимый в своих действиях лишь сознанием своих высоких обязанностей быть защитником угнетенных, хотя и симпатичен и дорог нам, но вызывает досаду и горькое сожаление о том, что он не имеет разумного понимания действительности.

Поэтому высшую группу мотивов будут составлять те, которые обусловливаются побуждениями не только непосредственного удовлетворения душевных интересов (притом не для себя лично, но и для других), не только правильным рассуждением о пользе и вреде поступков и не только непосредственным чувством долга и обязанности, но и разумом и сознанием теснейшей связи всех явлений и своего личного «я» со всем строем жизни, стремлением быть в полной гармонии с высшими идеалами разума, любви, труда, самопожертвования и мудрого подчинения всех своих побуждений, даже и таких, которые кажутся происходящими из бескорыстных источников, высшему идеалу – соединению добра, разума, любви и энергии.

Из этих 6 категорий мотивов слагаются все мотивы действий человека путем комбинации их в разнообразнейших формах.

Взаимное отношение влияния этих 6 категорий мотивов весьма различно у различных людей; у одних преобладают мотивы непосредственно эгоистического удовольствия и неудовольствия, у других – пользы, у третьих – сочувствия, у четвертых – чувства долга, наконец, у пятых – высшие мотивы «разума».

Переходим к патологическим расстройствам в мотивах действий.

Так как наличность и преобладание мотивов той или другой категории у человека обусловливается как умственным, так и нравственным развитием человека, содержанием и свойством его интеллектуальной и эмоциональной жизни – совокупностью его влечений и способностью направлять их в ту или другую сторону, то мотивы действий человека определяют проявления того, что мы называем его личностью.

А так как душевные болезни суть болезни личности, то естественно, что при душевных болезнях всегда изменяется взаимное соотношение мотивов действий. Изменение мотивов действий встречается настолько часто при душевных заболеваниях, что перечислить различные виды их нет возможности: они так же разнообразны, как разнообразны формы болезней. Здесь мы можем сказать об этих изменениях лишь в общих чертах.

Так, очень часто при душевных болезнях происходит резкое изменение в качестве преобладающих мотивов. В громадном большинстве случаев при душевных болезнях мотивы непосредственного удовольствия и неудовольствия преобладают над всеми другими. Это особенно резко мы замечаем у маниаков, которым хочется все то, что им приятно, и которые гневаются, если тотчас же не исполнить их желаний; также у слабоумных и других.

Преобладание мотивов непосредственного удовольствия и неудовольствия в действиях человека составляет иногда первое проявление болезни человека. Так, в некоторых случаях прогрессивного паралича помешанных болезнь обнаруживается именно тем, что человек, известный за деликатного, скромного, начинает не обращать внимания на интересы и желания других, говорит вещи, о которых в обществе не говорят, или, придя в гости, потихоньку прячет в свой карман понравившуюся ему чужую вещь.

Впрочем, в большинстве случаев изменения в мотивах действий суть выражения не прямого расстройства в волевой сфере, а суть проявления расстройств в сфере чувств и интеллекта так, например, само собой понятно, что если под влиянием галлюцинаций и бредовых идей у больного явится представление об окружающих как о врагах, то это вызовет с его стороны враждебные поступки; точно так же, если представится больному, что в пище, которую ему подают, находится яд, то он, даже несмотря на голод, будет отказываться от еды; человек, испытывающий сильную тоску, будет стремиться к самоубийству. Правда, во всех подобных случаях обращает на себя внимание тот факт, что многие больные особенно склонны подчиняться мотивам, вытекающим из болезненных элементов душевного содержания, например галлюцинациям и бредовым идеям, а не восприятиям и представлениям, соответствующим действительности[40]40
  Не могу не отметить всей важности вопроса о том, чем именно обусловливается преобладающее влияние представлений болезненного происхождения. Вопрос этот пока еще не решен, но заслуживает серьезного внимания как психиатров, так и психологов. Высказывались мнения, что ложные идеи и обманы чувств имеют «внушающее» влияние. Не желая употреблять термина «внушение», которым вообще сильно злоупотребляют, я полагаю, однако, что между влиянием гипнотического внушения и воздействием на психическую сферу бредовых идей и галлюцинаций существует аналогия. Аналогия эта обусловливается тем, что и гипнотическое внушение, и ложные представления обусловливаются главным образом процессами в области бессознательной идеации (психического автоматизма). Развиваясь в этой области, при болезненном подавлении регулирующей деятельности центров высших ложные идеи и галлюцинации приобретают большую напряженность, приближающуюся по своей степени к напряженности чисто рефлекторных актов.


[Закрыть]. Ввиду этого в большинстве случаев нам при констатировании изменения мотивов действий душевнобольных приходится всегда узнавать, насколько зависит это изменение от изменения в интеллектуальной и особенно эмоциональной сфере больного. Очень часто бредовые идеи и галлюцинации, особенно ассоциированные с сильными эмоциями, имеют роковое влияние на поступки больного. Но во многих случаях мы не находим заметных оснований для изменения мотивации действий в бредовых идеях или галлюцинациях, а должны признать, что изменение качества преобладающих мотивов зависит только от изменений в чувствах и влечениях больного вообще. Иной рази расстройства в сфере душевных чувств отступают на второй план, а на первый план выступают неправильные поступки больного, обусловленные неясными и противоречивыми мотивами, совершенно не соответствующими мотивам данного лица в здоровом состоянии. В таких случаях, как нередко выражаются, мы имеем на первом плане «бред поступков» вместо «бреда идей» и «бреда чувств». Несомненно, однако, что изменения в душевных чувствах, обусловливающие интенсивность тех или других влечений, и здесь имеют место.

В громадном большинстве случаев мы имеем при душевных болезнях падение нравственного качества мотивов: у человека, действовавшего до болезни под влиянием альтруистических мотивов, становятся во время болезни преобладающими мотивы эгоистические; мотивы, вытекающие из соображения, благоразумия и чувства долга, тоже уступают низшим мотивам непосредственного удовольствия и неудовольствия.

Однако нельзя отрицать того, что под влиянием болезни может произойти изменение в мотивах поступков и в обратном смысле; так, у некоторых больных под влиянием болезни развивается, так сказать, раздражительность (гиперестезия) чувства долга, и они считают себя обязанными делать чрезвычайно много таких вещей, которых до болезни не считали себя обязанными делать. Так, я знал одного молодого врача, кончившего курс по ускоренному выпуску, который, заболев неврастенической формой душевного расстройства, мучился мыслью, что его могут принять за обыкновенного врача, и самым тщательным образом изъяснял всем, с кем приходилось иметь дело (даже извозчикам, которые его возили), что он еще не совсем доучившийся врач, что он кончил курс по ускоренному выпуску, и т. п. Аналогичные явления мы встречаем при меланхолии и в некоторых дегенеративных формах. Но во всяком случае и здесь мы имеем всегда налицо уменьшение влияния мотивов, вытекающих из высших побуждений разума.

При определении того, какие преобладающие мотивы руководят поступками того или другого больного, мы встречаемся иногда с явлениями уменьшения цельности личности, или так называемого распадения личности. Цельностью личности мы называем то, что мотивы действий данного человека однородны, находятся в полном соответствии между собой. И в здоровом состоянии цельность личности не у всех людей одинакова. Есть натуры очень цельные, в которых все поступки как бы вытекают из одной категории принципов; а есть натуры менее цельные, в поступках которых мы видим противоречие в руководящих принципах в большей или меньшей степени. При душевных болезнях цельность личности вообще значительно страдает; очень часто при самых разнообразных психозах мы можем видеть, что у больного чрезвычайно мало проявляет себя та сила, которая объединяет различные стремления; иерархия высших принципов у них чрезвычайно сильно падает. В самых сильных степенях подобного расстройства мы находим полное распадение личности. При этом состоянии каждый акт больного не находится ни в каком соответствии с предыдущим и последующим; поступки больного суть как бы непосредственные рефлексы на внешние впечатления или на случайно возникшие в сознании больного отрывочные воспоминания. Никакой гармонии между ними нет, нет никакой власти высших руководящих принципов; то, что составляло сущность организации нормальной личности – объединение и иерархическая зависимость отдельных составных частей ее, исчезло; личность как бы распалась на множество отдельных психорефлекторных аппаратов. Такое состояние нередко приходится наблюдать как исход перенесенной психической болезни в так называемом последовательном слабоумии и при формах раннего юношеского слабоумия.

Кроме полного распадения личности нередко приходится наблюдать у душевнобольных так называемое раздвоение личности. При этом часть мотивов, двигающих поступками больного, имеет как бы один центр, а другая часть – совсем другой центр. Чаще всего оказывается, что одни из этих мотивов составляют нормальные, здоровые привычки данного индивидуума, другие же – результат болезни. В таких случаях у больного можно подметить как бы два «я»: одно – больное, другое – здоровое. В очень небольшой степени это заметно у многих маниакальных больных, в периодических психозах при начале острого галлюцинаторного помешательства и многих других формах. С особенной же резкостью это заметно бывает при душевных расстройствах у истеричных.

2. Расстройства влечений и хотений. Кроме вышеизложенных общих изменений в мотивации действий больного мы должны рассмотреть и другие, более детальные изменения в проявлениях волевой сферы, касающиеся того, насколько вообще идеи и чувства вызывают у данного индивидуума потребность к проявлениям в актах и как эта потребность реализируется.

Мы уже знаем, что стремления к действию, ощущаемые в форме желаний, могут быть или влечениями, или проявлениями сознательного выбора и одобрения, т. е. хотениями. Нам теперь и следует познакомиться с болезненными расстройствами в сфере хотения и в сфере влечения. С этой стороны мы замечаем в одних случаях явления угнетения и ослабления, с другой стороны – явления возбуждения и усиления. Явления угнетения и ослабления в области влечений и хотений называются общим именем ослаблений воли – Abulia. Под это название подходит, однако, несколько довольно разнородных явлений. Так, в самых резких случаях абулии у человека не бывает никаких хотений и никаких влечений. Больной сидит неподвижно; если его не покормить, он не станет есть; если не переменить положения, он так и останется в одном положении. Это бывает, например, при ступоре и при глубоком апатическом слабоумии, глубоких отравлениях.

В других случаях эти явления меньше, но все-таки у больного заметно малое количество желаний, проявляющееся в апатии, неразговорчивости, малоподвижности, крайней лености, отсутствии любопытства, интересов и предприимчивости. Это бывает при многих формах слабоумия. Такого же рода абулия бывает и при меланхолии.

В этих случаях, как я сказал, очень часто одновременно уменьшено и хотение, уменьшено и количество, и интенсивность влечений. В других случаях влечений может быть довольно много, но они слишком малоинтенсивны, чтобы вызывать хотение и соответствующие поступки. Затем бывают случаи, где влечения есть, но у больного существуют болезненные задержки в проявлении их, например, под влиянием страха, который воля не в состоянии преодолеть. Сюда относятся, например, случаи, когда больной под влиянием болезненной задержки не может ходить по площади (агорафобия) или не может вставать с постели (атремия), не имеет возможности устоять на ногах и ходить, несмотря на полную силу движений конечностями в лежачем положении (астазия – абазия). Наконец, могут быть и такие случаи, где влечений довольно много, но воля не может сделать выбора между несколькими различными влечениями. Тогда больной будет крайне нерешителен. У душевнобольных нерешительность иногда доходит до крайности; есть больные, которые не могут шагу сделать от нерешительности, не могут от нерешительности есть, не могут ничем заняться.

К проявлениям болезненной слабости воли относится и чрезвычайная уступчивость личности различным влечениям, возникающим в его душе. Часто больной человек является положительно игрушкой всякого мимолетного побуждения. В некоторых случаях это состояние обусловливается исключительно слабостью регулирующего влияния хотения, потому должно быть отнесено к явлениям ослабления воли, в других оно обусловливается как уменьшением задержек, так и чрезмерной напряженностью низших элементов воли – влечений и составляет проявление возбуждения в сфере воли. Об этом будет сейчас сказано.

Явления усиления в волевой сфере (Hyperbulia) могут касаться также усиления хотений и влечений. Собственно под влиянием болезни не может быть увеличена воля во всей своей широте и высоте; если и является усиление воли, то большей частью одностороннее, проявляющееся в виде крайней настойчивости в исполнении желаний. Многие больные крайне настойчивы в исполнении того, что пришло им в голову. Больной, желающий умереть с голоду, может упорно отказываться от еды, сколько бы его ни убеждали. Больной, желающий убежать или лишить себя жизни, часто с большой настойчивостью преследует свою цель. Примеров такого рода повышенной настойчивости чрезвычайно много у душевнобольных. В этих случаях хотение ненормально усилено, хотя и односторонне.

Во многих случаях при этом, а иногда и независимо от этого, явления усиления в сфере воли обнаруживаются в том, что всякое желание быстро переходит в хотение. Это значит, что желания обладают большой силой, большим напряжением и быстро овладевают личностью. Поэтому в этих случаях почти всегда, наряду с явлениями, указывающими на увеличенное количество влечений, большую подвижность и т. п., мы встречаем и признаки ослабления задержек, ослабление влияния основных руководящих мотивов данного человека, т. е. ослабление регулирующего влияния основных элементов его личности.

Нужно отметить, что вообще в явлениях, относящихся к расстройству волевой деятельности, мы с особенной резкостью замечаем то, что существует также и в расстройствах других областей душевной жизни – одновременное существование длительного угнетения одних мозговых центров и длительного возбуждения других. При нормальном строе душевной деятельности тоже существует постоянная смена угнетения и возбуждения то тех, то других центров, но она происходит по строгой правильности «психического ритма». В болезнях душевных (и многих нервных) эта строгая правильность нарушается.

Что касается самих влечений, то количество их может быть очень увеличено в некоторых случаях душевных болезней.

В некоторых формах психического расстройства всякое чувство, всякая идея вызывает какое-нибудь сильное желание, потребность и больной находится под постоянным влиянием сменяющихся потребностей. Если при этом задерживающая сила ослабела, то всякое желание будет переходить в хотение. Это особенна часто бывает при мании и вообще при маниакальном возбуждении. У больного при этом бывает наплыв идей и наплыв желаний и быстрая изменчивость их. Он находится в постоянном движении, в постоянной суете, требует, чтобы ему исполняли сейчас же все, что он ни захочет. Смотря по степени сопутствующего расстройства сознания, это будет обнаруживаться или чрезмерной предприимчивостью, подвижностью, наклонностью к поездкам, легкомысленными поступками, требовательностью (как это бывает чаще всего при периодических маниях), или (при более спутанном сознании) это будет обнаруживаться в массе актов распущенности, в массе разнузданных движений – прыганий, порывистом метании, рванье платья, разрушении мебели, в криках, пении, диких возгласах и пр. Так проявляется общее усиление влечений. Но болезненные расстройства вызывают нередко не общее усиление влечений, а усиление каких-нибудь одних влечений; это одностороннее расстройство влечений представляет большой практический интерес для психиатра и для судебного врача, так как нередко вызывает со стороны человека, у которого они наблюдаются, ряд деяний, делающихся предметом судебно-медицинской экспертизы. Такого рода односторонние влечения проявляются в различной форме, и, смотря по тому, в какой степени отчетливо воспринимаются и контролируются они сознанием, они имеют различный характер, и действия, вызываемые ими, носят различное название.

Так, иногда мы наблюдаем проявление очень сильных односторонних влечений в состояниях помрачения сознания, например при патологических аффектах и при состояниях психического автоматизма или транса. Мы знаем уже из главы о расстройствах сознания, что в таких состояниях человек, руководимый какими-то несознаваемыми им влечениями, совершает иногда сложные акты, настолько последовательные, что заставляет предполагать в основе их как бы целесообразные стремления. А между тем действия такого рода или совершенно не сознаются и не помнятся больным после их совершения, или помнятся довольно смутно. Такого рода действия носят название бессознательных. Кроме состояний болезни они бывают и результатом гипнотического внушения.

Другой характер носят действия, являющиеся также под влиянием одностороннего усиления влечений, но при ясном сознании, причем они часто являются совершенно самобытно, не вызываемые какими-либо бредовыми идеями. Они являются часто неожиданно, как почти чуждое явление, подчиняющее себе личность и вызывающее на побуждения, часто противоречащие всем основам нравственного строя данного субъекта. Влечения такого рода часто называются непреодолимыми влечениями и действия, вызываемые ими, называют импульсивными и насильственными (или вынужденными, Zwangshandlungen). Довольно хорошим примером непреодолимого влечения может служить случай, встретившийся американскому врачу Гамонду. Один господин, проходя по улице, вдруг почувствовал желание налить на длинный шелковый шлейф дамы, проходившей по улице, серную кислоту; желание тотчас же сделалось непреодолимым; больной достал серной кислоты и прожег платье. После этого наступило раскаяние; но проходит еще дама – опять то же желание и тот же поступок. Больной бросается домой; там он придумывает, как бы поправить дело, как бы вознаградить дам за порчу их платья. Он решается сделать публикацию в газетах, чтобы дамы явились за вознаграждением. Публикация написана, больной несет ее в контору газеты, но вдруг попадается опять дама со шлейфом; мгновенно опять является роковое желание – больной бросается в аптеку, покупает серной кислоты и выливает ее на шлейф. После того он обратился к Гамонду. Гамонд послал его в долгое морское путешествие – мера, нередко употребляемая с пользой при неврастении и ипохондрии, – и больной поправился.

Собственно говоря, хотя между импульсивными действиями и насильственными и существуют постепенные переходы, но в наиболее резких случаях можно провести между ними существенную разницу. В импульсивных действиях влечение настолько быстро достигает степени высшего напряжения и переходит в двигательный акт, что человек только сознает присутствие этого влечения, но не может подвергнуть его критике, проверке, обсудить последствия. Только совершивши акт, он может вполне ясно усвоить его значение и увидать, как резко отличается то, что он сделал, от всего, что гармонирует с его основными свойствами и с его интересами; в момент же совершения он подчиняется импульсу и выполняет ряд сложных актов, необходимых для достижения цели влечения, как бы не отдавая отчета в том, что из этого произойдет. Действия эти, однако, отличаются от бессознательных сложных актов, производимых в состоянии патологического аффекта или психического автоматизма, тем, что они помнятся со всеми подробностями. Такого рода действиями бывают иногда покушения на убийство, иногда поджог и кража. Известны случаи покушения на убийство, где влечение к совершению его являлось без всякого мотива и настолько захватывало все содержание душевной жизни, что больной едва находил в себе силы сопротивляться ему или подчинялся как стихийной силе. Ниже я приведу некоторые интересные примеры подобного рода. Эти явления наблюдаются у лиц неуравновешенных, при утомлении, озабоченности, также нередки они у детей, у женщин в период беременности и истерических, эпилептиков, пьяниц и у лиц, истощенных после острых болезней. Иногда они бывают у целой группы лиц под влиянием массового импульса.

Пример импульсивного массового действия приводит д-р Кашин. Ему пришлось быть свидетелем такого случая: одно из отделений роты Забайкальского казачьего полка, составленное из местных уроженцев, во время учения повторило слова команды, что очень рассердило командира, принявшего это за нарушение дисциплины; он стал кричать и вдруг к удивлению своему услышал те же самые крики, брань и угрозы (повторение его слов) из отделения роты, которая вместе с тем побросала ружья. Д-р Кашин поспешил объяснить командиру болезненное состояние казаков[41]41
  Кашин. Болезнь олгинджа в Южной Даурии. Протоколы Общества русских врачей в Петербурге. 1868. № 13.


[Закрыть]. В самом деле, среди сибирского населения довольно распространена болезнь «мерячение», о которой будет сказано ниже и которая выражается в непреодолимом стремлении к подражанию слышанному и видимому.

Насильственные влечения или навязчивые, или вынужденные действия имеют несколько иной характер. Эти явления соответствуют тому, что (в области расстройств интеллектуальной сферы) называется навязчивыми идеями или насильственными представлениями. Подобно тому как там мы имеем дело с идеями, которые неотвязно преследуют сознание, так здесь являются потребности, которые влекут к действию с непреодолимой силой.

Нередко больной сознает, что его влечение совершенно безумно, но не может с ним бороться. Он предвидит все его последствия, но не может преодолеть того мучения, которое испытывает до удовлетворения своего безрассудного, вредного для него самого и для окружающих влечения. Я знал одну девушку, у которой такого рода навязчивое влечение состояло в желании подвергнуть себя величайшему риску: так она, увидав нож, чувствовала потребность схватить его и резать себе руку; увидав иголку, схватить ее, поставить вертикально во рту и сдавить челюсти; чем больше она боролась, сознавая всю дикость этого желания, тем более овладевало оно ею, и она через минуту борьбы должна была уже схватить не одну булавку, а целую пачку и, поставив их острием вверх во рту, стискивать зубы. Она бросала себе в лицо горящую лампу, злую кошку, бросалась с лестницы, чтобы биться по ступеням. У нее собственно не было желания причинить себе вред, но было непреодолимое влечение подвергнуть себя риску, опасности. Поэтому она, например, живя на четвертом этаже, становилась на край подоконника и балансировала так, чтобы быть в крайней опасности упасть. Она, не стремясь убить себя, глотала острые предметы, и когда она через несколько лет после такой болезни умерла от туберкулеза, в ее желудке найдено значительное количество разных металлических предметов, ею проглоченных.

Гораздо чаще, впрочем, навязчивые влечения носят более невинный характер, например кивнуть головой, произвести какой-нибудь звук или стукнуть три раза в начале каждого дела, при входе в комнату сделать странные однообразные движения мускулами лица или ногой и т. п. Больной только тогда спокоен, если он проделал этого рода движения. Если же нет, то он чувствует себя так, как будто не исполнил священнейшего долга, точно он совершил какое-то преступление, которое нужно загладить.

Как я сказал выше, не всегда легко точно определить в каждом отдельном случае непреодолимых влечений, имеем ли мы дело с импульсивным действием или навязчивой потребностью. Случаев переходных бывает очень много.

Непреодолимые влечения, как импульсивные, так и навязчивые, бывают весьма разнообразны по своему содержанию, и нередко болезненные состояния, при которых наблюдаются непреодолимые влечения, получают свое название именно по содержанию потребности. Так, при стремлении к воровству это состояние называется клептоманией; при стремлении к поджогам – пироманией. Особенная форма периодически являющейся потребности к употреблению спиртных напитков известна под именем дипсомании, или запоя. Болезненное стремление к убийству называется homicidomania.

У некоторых субъектов является непреодолимая потребность показывать свои половые органы лицам другого пола, что влечет их нередко на скамьи подсудимых, так как они удовлетворяют эту потребность в общественных собраниях, на улице, перед женскими пансионами; один больной раскрывал свои половые органы перед женщинами даже в церкви; это состояние носит название эксгибиционизма. У других является непреодолимое влечение говорить бранные, неприличные слова (копролялия).

Вот некоторые примеры непреодолимых влечений. В двух первых случаях мы имеем влечение к убийству (homicidomania).