Текст книги "Общая психопатология"

Обманы чувств нередки и в области общего чувства; тогда больные жалуются на то, что внутри их кто-то сидит, копошится (что нередко ведет к ложной идее о беременности); или чувствуют жжение внутри, что ведет к идее о том, что внутри находится демон или адский огонь. Очень нередко ощущение какого-то общего вихря, вследствие чего больному кажется, что он куда-то уносится с земли.

Нередки обманы полового чувства, при которых больные испытывают сладострастные ощущения, акт coitus’a.

Все эти явления бывают очень разнообразны по степени своей интенсивности. Они иногда бывают чрезвычайно интенсивны; с большим напряжением (иногда с гораздо большим, чем реальные восприятия) вторгаются они тогда в сознание и подчиняют себе внимание настолько, что все содержание душевной жизни определяется характером обманов чувств. В других случаях они, напротив, бледны, неинтенсивны; больной может отвлекаться от них, и тогда они не имеют такого влияния на все содержание душевной жизни больного.

Кроме различия по органам чувств, по содержанию и по напряженности обманы чувств различаются еще и по своему происхождению, по отношению своему к действительным, предметным раздражениям. Так, со времен французского психиатра Эскироля разделяют их на галлюцинации в собственном смысле слова и на иллюзии. Различие между ними такое, что подкладкой для иллюзии всегда служит какое-нибудь действительное раздражение органов чувств, неправильно воспринятое; галлюцинация же в собственном смысле слова может явиться без всякого периферического раздражения органов чувств. Так, если больной, слыша свисток паровой машины, слышит в этом свистке слова, то это будет иллюзия; или если, смотря на свет от лампы, он видит сияющего ангела, то это будет тоже иллюзия. Если же больной слышит голос среди полной тишины, то это будет галлюцинация в собственном смысле слова. Иллюзии суть извращенные «предметные» восприятия, ложноощущения, галлюцинации же «беспредметные» – мнимоощущения.

Иллюзии, так же как и галлюцинации, бывают во всех органах чувств. Отличить, что у больного существует иллюзия или галлюцинация в тесном смысле слова, иногда очень трудно. В некоторых случаях с очевидностью можно доказать, что у больного иллюзия, например, когда он в отдушнике видит страшное лицо или в карканье вороны ясно слышит ругательные слова; но доказать, что у больного существуют истинные галлюцинации, всегда довольно затруднительно. Как одно из доказательств иллюзорного характера зрительного ложного восприятия служит иногда удвоение его при скошении зрительных осей. Осязательные, обонятельные и вкусовые ложные восприятия большей частью бывают иллюзорного происхождения, а не чистые галлюцинации.

Кроме собственно галлюцинаций и иллюзий к галлюцинаторным явлениям относятся также так называемые псевдогаллюцинации (по терминологии талантливого, преждевременно скончавшегося русского психиатра Кандинского), или психические галлюцинации (название французского психиатра Бейарже). Различие между этими галлюцинаторными явлениями и истинными галлюцинациями такое: при истинной галлюцинации человек слышит или видит то, что ему представляется, так, как будто то, что он слышит или видит, находится в виде реального предмета вне его, в окружающей среде; больной на вопрос: «как он видит», – обыкновенно отвечает, что он видит так же, как бы предмет находился перед ним. При псевдогаллюцинации больной говорит, что он не видит вещи внешним оком, а умственным; или если дело касается псевдогаллюцинации слуха, то он говорит, что слышит как бы внутренним ухом. Отсюда ясно, что псевдогаллюцинации довольно близки по своему свойству к репродукциям воображения, т. е. к продуктам фантазии, но таким, которые являются не произвольно (не по воле больного), а помимо его воли, самобытно, и притом часто неотвязчиво преследуют сознание.

Псевдогаллюцинации (Кандинского) бывают почти исключительно в области зрения и слуха, изредка в области осязания. В области осязания они испытываются в виде представления о том, что кто-то стоит подле больного и готов до него дотронуться. При псевдогаллюцинациях зрения больному рисуются как картины (но картины, в действительность которых он вполне верит), ландшафты, фигуры, образы святых; они часто окрашены в яркие цвета, иногда движутся, производят целые сцены, меняются. Иногда больные сами называют их «видениями», хотя все-таки считают, что происхождение их не зависит от самих больных. Они локализируются или во внешний мир, или иногда внутрь головы больного, как будто он видит глазами назад.

При псевдогаллюцинациях слуха больной ощущает в своей голове слова, разговоры, – он говорит обыкновенно, что звука не слышит, но ясно воспринимает слова, которые находятся то в его голове, то в животе, в горле и других частях тела. Большей частью больные уверяют при этом, что им вкладывают «чужие» мысли, что им говорят через какие-то особые аппараты. Иногда при этом больные чувствуют, что слова как будто локализируются в их языке, испытывают мускульные ощущения, сопутствующие говорению, и уверяют поэтому, что их «заставляют» произносить мысли, которые им «вкладывают». Иногда эти «чужие» мысли циничны, грязны, кощунственны, и потому больные крайне смущаются, будучи уверены, что все слышат эти мысли, так как они «точно звучат» или так как слова, соответствующие мыслям, непроизвольно произносятся ими самими. Иногда и действительно больные чувствуют непреодолимую потребность произносить «чужие» или свои мимолетные мысли и потому время от времени производят губами и языком движения, как при говорении, или тихо шепчут. Больные часто объясняют это тем, что у них каким-то механизмом «вытягивают» мысли. По взгляду некоторых новейших авторов (например, Сегла), слуховые псевдогаллюцинации могут быть рассматриваемы как беспредметные ощущения из области чувствований, сопровождающих процессы движения, почему и заслуживают название двигательных галлюцинаций (hallucinations motrices). В самом деле беззвучные «чужие» слова, ощущаемые внутри, можно рассматривать как галлюцинацию или иллюзию того ощущения, которое сопровождает внутренний образ слова (parole interne), а ложное ощущение говорения можно рассматривать как иллюзию мышечного чувства, локализирующуюся в области мускулов, участвующих в произношении слов. Вообще, по моему мнению, псевдогаллюцинации как зрения, так и слуха суть иллюзии общего чувства, именно – иллюзии тех ощущений, которые сопровождают процессы мышления (соединенного по большей части с особым мускульным ощущением, соответствующим акту внимания) и центробежные процессы душевной жизни (стремление мысли выразиться в двигательном акте, т. е. в слове, жесте, мимических движениях).

Галлюцинации, иллюзии и псевдогаллюцинации могут быть простые и сложные (комбинированные). Сложными галлюцинациями называются такие, в которых в одном ложном восприятии сочетаются галлюцинации различных родов. Так, больной, например, видит говорящую фигуру (зрительная галлюцинация) и слышит соответствующие слова (слуховая галлюцинация).

Таким способом комбинироваться могут между собою и галлюцинации, и иллюзии, и псевдогаллюцинации. Иногда комбинация развивается лишь постепенно; так, сначала больной долгое время видит лишь фигуру, а потом уже слышит, как эта фигура говорит.

Причиной появления обманов чувств бывает чаще всего душевная болезнь или отравление ядами (атропин, гашиш, опий и др.). Собственно галлюцинации и псевдогаллюцинации бывают почти исключительно у душевнобольных; иллюзии же бывают нередко у совершенно здоровых лиц. Я не говорю уже о чисто физических иллюзиях (преломление палки в воде и т. п.) или физиологических (искры в глазах), но и психические иллюзии очень часты; при страхе и ожидании дерево принимает форму человека, путникам в пустыне кажутся деревья, верблюды. Известны случаи, как целые группы людей поддаются одинаковым иллюзиям; например, описывают такое событие: вся команда одного парохода приняла плавающий по волнам чурбан за идущего по волнам умершего корабельного повара. При массовой психической эпидемии, бывшей не очень давно в Италии, множество народу видело на небе мадонну.

Но и истинные галлюцинации бывают не исключительно у душевнобольных. У многих известных в истории личностей бывали единичные галлюцинации. Так, известно, что Лютер во время утомления и волнения от прений с религиозными противниками имел галлюцинацию дьявола. Гёте как-то в пути увидал самого себя. Спиноза тоже имел галлюцинации. Но во всяком случае истинные галлюцинации у людей здоровых составляют явление случайное и наблюдаются большею частью при волнении, утомлении и беспокойстве. Нужно, однако, прибавить, что и у совершенно здоровых лиц галлюцинации легко вызываются гипнотическим внушением (как в состоянии сна, так и без признаков сна). В этом отношении есть субъекты весьма впечатлительные, которым галлюцинации всякого рода внушаются весьма легко. Так, одной особе достаточно было сказать, что на чистой четвертушке бумаги нарисован чей-нибудь портрет, и она начинала видеть этот портрет; мало того, если потом эту четвертушку перемешать с другими, тоже чистыми, она все-таки узнавала верно ту, на которой ей было внушено видеть портрет. Если ей внушали, что на бумаге лежит монета, она не только видела ее, но и ощупывала выпуклости. Такого рода внушенные галлюцинации могут быть положительные и отрицательные; отрицательной галлюцинацией называется внушенная невозможность воспринимать какой-нибудь предмет, действительно существующий; так, можно внушить, чтобы субъект, подвергающийся эксперименту, не видал кого-нибудь из присутствующих, не слышал его голоса, хотя всех остальных он будет видеть и слышать. Хотя таким образом истинные галлюцинации и псевдогаллюцинации могут быть и у здоровых людей, но они по преимуществу наблюдаются у душевнобольных.

При всякой душевной болезни возможны обманы чувств, но при одних они бывают реже, при других чаще. Особенно часты они при белой горячке, также при так называемой дизнойе или бредовой форме бессмыслия (остром галлюцинаторном помешательстве) и при первичном помешательстве (паранойе). По исследованию американского автора Мансона, на 1339 душевнобольных он нашел обманы чувств в 381 случае; наиболее часты оказались обманы чувств зрения (128 случаев галлюцинаций и 63 иллюзии), несколько реже – слуха (128 галлюцинаций и 10 иллюзий), гораздо реже обоняния (48 иллюзий и 1 галлюцинация), вкуса (27 галлюцинаций и иллюзий), осязания (6 галлюцинаций и 19 иллюзий), общего чувства (36 иллюзий), генитальных (32 иллюзии). Эти указания, конечно, не могут быть приняты как вполне достоверные вследствие трудности вопроса, но все-таки они имеют хотя бы относительное значение.

При каких болезнях какие обманы чувств преобладают – это мы увидим впоследствии при изложении отдельных форм душевных болезней; теперь я ограничусь лишь общим положением, что при острых психозах в начале душевных болезней бывают и зрительные, и слуховые галлюцинации, но несколько преобладают зрительные; при хронических же и затянувшихся формах преобладают слуховые. Обонятельные галлюцинации и иллюзии особенно часто бывают при психозах, осложненных половыми аномалиями (например, мастурбацией) или развившихся в периоде полового развития.

По своему содержанию обманы чувств большей частью соответствуют настроению больных; они страшны и мрачны при меланхолии, нередко приятны или смешны при экспансивном настроении. Часто, как я сказал в начале изложения главы о галлюцинациях, многие больные говорят, что слышат в них повторение своих мыслей, но из этого не следует, что всегда то, что является в виде галлюцинаторного образа, соответствует желанию больного. Наоборот, очень многое, что больной видит и слышит, противоречит «его» мыслям и желанию, является прямо как контраст тому, что больной в это время думает, и возникает лишь в силу бессознательной ассоциации с тем, что в данную минуту занимает сознание больного, а потому и поражает его как нечто чуждое, странное. Иной раз в течение душевной болезни обманы чувств являются как постоянный признак, иной раз как частое эпизодическое, иногда как редкое явление. Иногда они бывают только в известное время дня. Так, у некоторых они бывают перед засыпанием (гипнагогические галлюцинации); у некоторых галлюцинации являются, когда они привыкнут к месту и обстановке, а при переводе в новое помещение на время затихают. Иногда они связаны с какими-нибудь впечатлениями. Так, бывает, что больной при встрече с определенным лицом слышит брань, а при встрече с другим не слышит или слышит слова: «не ешь», когда ему подают кушанье, или при чтении про себя – слышит, как какой-то голос произносит то, что он читает. Это так называемые рефлекторные галлюцинации. Иногда галлюцинации прекращаются, когда больные чем-нибудь заняты, работают или ведут разговор. Иногда же, наоборот, галлюцинации являются, когда больной начинает читать и разговаривать; ему слышится, как кто-то повторяет то, что он говорил, или возражает на его мысли, или перебивает, передразнивает его (так называемые функциональные галлюцинации). Иногда галлюцинации присоединяются главным образом к какому-нибудь одному занятию. Я знал нескольких больных, которым при чтении про себя слышалось буквально все то, что они читали, точно кто-нибудь повторял то, что они только что прочли.

Обманы чувств воспринимаются больными большею частью как реальные, действительно существующие явления. Один больной так говорил психиатру Лере. «Я слышу голоса, потому что слышу их; как это делается, я не знаю, но они для меня так же явственны, как ваш голос; если я должен верить в действительность ваших слов, то позвольте же мне верить и в действительность слов, которые я слышу, потому что как те, так и другие для меня в равной степени ощутительны»[14]14
  Lеurеt. F. Fragments psychologiques. Paris, 1834. С. 203.


[Закрыть]. Веря в реальность галлюцинаторных восприятий, больные, однако, часто по каким-то особенным признакам отличают их от действительных предметных. По всей вероятности, главным признаком, по которому субъективно различаются галлюцинаторные восприятия от действительных, служит особая эмоция, сопровождающая первого рода восприятия; некоторые больные прямо говорят, что «голоса» их особенно раздражают, гораздо более, чем та речь, которую они слышат в обыкновенном разговоре, и раздражают не только по содержанию, но и по какому-то особенному оттенку, сопровождающему самые звуки. Может быть, благодаря большей интенсивности эмоциональной ассоциации галлюцинации и оказывают большее влияние на содержание мыслей и поступки больных, чем действительность. Некоторые больные – правда, сравнительно немногие и не во всякое время, большею частью в начале болезни и в конце ее – сознают, что они составляют проявление болезни (так называемые сознаваемые галлюцинации), но и это сознание чаще какое-то двойственное, неуверенное.

Само собою разумеется, что обманы чувств имеют чрезвычайно большое влияние на содержание душевной деятельности. Под влиянием их часто у больных создается совершенно неправильное представление об окружающих их явлениях, создаются так называемые ложные идеи. Одни больные, слыша угрозы, видя приготовления к казни, мучаются ожиданием страданий; другие, слыша восхваления, считают себя высокопоставленными или святыми людьми; третьи, чувствуя в пище запах «мертвечины», думают, что их кормят трупами замученных родственников. Псевдогаллюцинации слуха дают богатую почву для развития бредовых или нелепых идей, например, о том, что у них в голове проведены телефоны, что у них какими-то аппаратами вытягивают слова или заставляют звучать их мысли, что их гипнотизируют и в этом состоянии подчиняют чужой власти. Под влиянием галлюцинаций развивается очень озлобленное, враждебное отношение к окружающим людям: больной, например, слыша постоянно, как его оскорбляют, и приписывая это окружающим, естественно, озлобляется против них и на мнимое оскорбление отвечает каким-нибудь насильственным актом. Особенно важное значение в отношении влияния на поступки имеют те обманы чувств, которые содержат в себе какое-нибудь повеление. Так, например, иногда бывает, что больной постоянно слышит голос: «не ешь» или «убей». Такого рода галлюцинации с императивным, повелительным, содержанием нередко обусловливают у больных отказ от пищи или покушение на жизнь окружающих.

Диагностика галлюцинаций далеко не всегда легка. О существовании у больного обманов чувств в той или другой форме мы чаще всего узнаем из признания самого больного. Но бывают случаи довольно частые, в которых больные не говорят сами о своих галлюцинациях. Тогда не всегда легко их констатировать; но все-таки есть некоторые признаки, по которым и в таких случаях можно узнать существование галлюцинаций. Иногда это какие-нибудь способы выражения, особые термины, употребляемые для обозначения своего состояния почти исключительно галлюцинантами, и по которым можно догадаться о наличности их у данного больного, иногда это – особенности поведения и даже некоторые признаки, заметные объективно, почему они и называются объективными или физическими признаками галлюцинаций. Признаками существования галлюцинаций вообще являются: реакция больного на что-либо, чего около него не существует, – больной, например, к чему-то прислушивается, на что-то внимательно смотрит или неожиданно вскакивает и набрасывается на других, меняет свое отношение к личностям. Затем галлюцинанты часто наклонны к уединению, садятся в определенном, одном и том же, иногда темном месте; иногда вдруг сообщают новости, которых они ни откуда не могли узнать. Специально для слуховых галлюцинаций признаками служат: разговоры с самим собою, быстрые обороты головы, беспричинный смех, беспричинные взрывы негодования, затыкание ушей бумагой. У некоторых, страдающих долго слуховыми галлюцинациями впереди уха, именно впереди tragus – образуется много вертикальных с вогнутостью кзади морщинок, вероятно, обусловленных напряжением m. tragicus, рефлекторно сопровождающим акты прислушивания. У других больных с галлюцинациями, слышимыми с одной какой-нибудь стороны, иногда замечается постоянный поворот головы в одну сторону и в связи с этим напряжение m. sterno-cleido-mastoidei. У имеющих галлюцинации слуха нередко можно подметить рефлекторные движения языком, часто беззвучные, иногда же соответствующие каким-нибудь звуковым образам. У больных, страдающих галлюцинациями зрения, заметно иногда ненормальное скошение зрительных осей, изменение в величине зрачков, не соответствующее световому раздражению, особенные движения век, жмурение, вследствие чего при долгом существовании галлюцинаций зрения развивается множество морщинок около глаза; у многих таких больных отмечается краснота конъюнктивы, чувство жара и жжения в глазах и зависящая от этого наклонность тереть глаза. У больных с галлюцинациями вкуса – признаками, заставляющими заподозреть их, служат: слюнотечение, частые глотательные движения или выплевывания и своеобразная мимика, соответствующая ощущению дурного вкуса. У страдающих галлюцинациями обоняния заметно иногда необычное поднятие крыльев носа и верхней губы или вертикальные морщинки на носу. У них, так же как у больных, имеющих галлюцинации обоняния, отказ от пищи дает часто возможность заподозрить существование обманов чувств. Подозрение относительно галлюцинаций мышечных и общего чувства должны вызывать странные позы больных, какие-нибудь стереотипные движения.

Для более наглядного представления о галлюцинациях я приведу описания этих явлений. Первое описание я заимствую из статьи об обманах чувств в «Реальной энциклопедии медицинских наук». В этой статье приведено наблюдение одной интеллигентной дамы, принявшей отравляющую дозу атропина и описывающей свое состояние следующими словами:

«Приблизительно через четверть часа после того, как я приняла атропин, я почувствовала страшную сухость в горле и во рту, и когда хотела выпить еще, то едва могла проглотить несколько капель. После этого я пробовала писать, но уже не могла, – буквы сливались, и в то же время от них шли какие-то яркие лучи. Затем в течение 6–7 часов я лишь смутно помню неприятное ощущение сухости в горле и то, что, когда я пробовала встать с места, ноги у меня подкосились, и я чуть не упала. Когда я немного пришла в себя, то оказалась лежащей на постели. Перед глазами моими были ширмы, обитые кретоном с букетами роз, и когда я стала машинально вглядываться в эти розы, то лепестки их стали развертываться, и из них выходили, развертывая юбочки, прелестные маленькие маркизы, пастушки в костюмах à la Ватто. Это было очень красиво и нисколько меня не удивляло. Не помню, сколько прошло времени, когда я услышала шорох, и, взглянув по направлению его, увидела свою знакомую (это было на другое утро), которую – как мне казалось – я только что видела во сне и притом – как я заметила – в том платье, которого я раньше на ней не видала.

Я теперь уже могла говорить между тем как раньше (накануне вечером), язык мне казался каким-то толстым посторонним обрубком, и ноги также были, как обыкновенно. Я наскоро кое-как надела платье и встала. Подойдя к туалету, я взяла свои часы посмотреть, который час, но цифры и стрелки (золотые) были в лучах, так что я ничего не могла разобрать. Притом оказалось, что цепочка совсем стала другая – вся из изумрудов, от которых шли такие лучи, какие бывают, когда смотришь, прищурившись, на ярко блестящую точку. Вместе с тем у меня явилась уверенность, что моя знакомая потеряла мою прежнюю цепочку и заменила ее другою. Когда я стала уговаривать ее вернуть мне мою цепочку, я заметила, что у нее вывалились все зубы, и на это было очень неприятно смотреть. Я пошла в гостиную, и там на диване чинно сидели двое совершенно незнакомых людей, мужчина и женщина. Хотя я сейчас же была уверена, что они пришли нанимать дачу, но все-таки спросила их, что им надо. Так как они, однако, не обращали на меня никакого внимания, я повернулась звонить, чтобы велеть их вывести, но, когда обернулась к ним, их уже не было. Меня это не удивило, и вообще я об этом даже ничего не подумала. Мне стало весело, и я пошла бродить по квартире. Меня поразило, что у всех домашних за ночь выпали зубы, и я поняла, что у них были зубы вставные, и очень стыдилась за них. Зубы оказались только у моей маленькой дочери. Вскоре пришел знакомый доктор, и у него тоже не оказалось двух передних зубов; мне было очень жалко его, но я не решилась сказать ему об этом. Вообще я мало о чем думала, но твердо помнила, что есть вещи, о которых я не должна никому говорить (о попытке самоубийства и о других обстоятельствах, подавших к этому повод), и не сказала. Все, что в то время происходило около меня, казалось мне сном, и лишь мои галлюцинации – яркой действительностью, оставившею по себе ясное воспоминание. Когда в тот же день за обедом мне подали суп, я увидала, что в нем бегает множество маленьких рыжих пауков, и я, конечно, не стала есть, но не хотела говорить, в чем дело, думая, что пауки только у меня. Однако, взглянув в тарелку к дочке, я увидала, что у нее тоже пауки, а между тем бедный ребенок ел суп. Я сейчас же убрала у нее тарелку. Взглянув на свои руки, я увидала, что между пальцами бегают те же пауки, и, желая их прогнать, я их только давила. Они были также во всех углублениях дивана, на котором я сидела, и на докторе, который пришел вечером. У него по-прежнему не было двух зубов, а остальные светились как изумруды. Пауки преследовали меня до самой ночи, а на другое утро я была совсем здорова. Только от всех блестящих предметов шли лучи, но я уже понимала, что это обман»[15]15
  Эйленбург А. и Афанасьев М. Реальная энциклопедия медицинских наук (Медико-хирургический словарь). Обманы чувств, 13, 534–551.


[Закрыть].

В этом случае интересны и зрительные галлюцинации, бывшие у больной, и ее отношение к ним, очень характерное для того сумеречного состояния сознания, в котором она находилась вследствие действия атропина, и которое очень напоминает состояние при сонных грезах с той разницею, конечно, что больная не спала, а была в состоянии бодрствования.

В следующем случае мы имеем пример слуховых галлюцинаций повелительного содержания, чрезвычайно сильно влиявших на больного и обусловливавших его неподвижность и молчаливость. Приводимый случай показывает также, как иногда больные, по-видимому, совершенно неподвижные, вдруг производят какое-нибудь резкое нападение на окружающих.

«Один молодой человек», – говорит Эскироль, – «после сильного припадка бешенства в течение шести месяцев не говорил ни слова, не сделал ни одного произвольного движения и вдруг однажды схватил полную бутылку и пустил ее в голову служителя; после этого он впал в прежнюю неподвижность и молчаливость и выздоровел через несколько месяцев. Я спросил его, зачем он пустил бутылкой в служителя. «Потому что я слышал голос, – отвечал он, – сказавший мне: «Если ты убьешь кого-нибудь, то будешь спасен». Так как я не убил служителя, то судьба моя не могла измениться, и я по-прежнему сидел молча и неподвижно; впрочем, тот же голос твердил мне беспрестанно: – «Не двигайся, не то умрешь». Эти угрозы и были причиною моей неподвижности»[16]16
  Цитировано по Гризингеру. Душевные болезни, 2-е изд. Спб. 1875. С. 104.


[Закрыть].

Один больной д-ра Кизера описал следующим образом свои галлюцинации и иллюзии слуха: «Удивительно и ужасно, и унизительно для меня, что за акустические упражнения и опыты, даже бессмысленные, делались в течение двадцати лет с моими ушами и всем телом. Я с ужасом убедился, что не только без моей воли, но даже без моего ведома, из моих ушей исходят самые различные звуки и слова по воле презренной шайки. И что за звуки и слова! В 1815 г. в течение шести месяцев они состояли из ругательства мне и всем моим близким: одно и то же слово раздавалось часто непрерывно в течение 2–3 часов. Часто слышались длинные речи обо мне, большею частью оскорбительные, причем подражали голосу моих знакомых; но в них редко говорилась правда, большею частью это была самая позорная ложь и клевета на меня, а часто и на других. Иногда распускали слух, что это я все говорю. Эти непрестанные звуки слышатся иногда только вблизи, иногда же на расстоянии получаса и даже целого часа ходьбы. Они точно выпускаются и выбрасываются из моего тела, и вокруг меня распространяется самый разнообразный шум и стук, в особенности когда я вхожу в дом, деревню или город; поэтому я уже несколько лет живу как отшельник. При этом у меня звенит почти постоянно в ушах и часто так сильно, что слышно довольно далеко. Каждое отдельно стоящее дерево издает при моем приближении, даже когда и нет ветра, особый шум и звуки и произносит слова и фразы; телеги и экипажи стучат и трещат совершенно особенным образом, и рассказывают целые истории также и копыта верховых лошадей, свиньи ругаются, собаки лают упреки; петухи и куры, даже гуси и утки выговаривают слова, имена, отдельные фразы и отрывки речей. У кузнеца под молотом и в раздувальном мехе раздается множество имен, фраз и даже целые рассказы, а он думает, что это делается по моей воле. Все, кто подходит ко мне, рассказывают ногами против собственной воли самые странные вещи, глупые и бессмысленные; это беспрестанно случается и со мною и всеми окружающими, в особенности при подъеме на лестницу; даже перо, которым я пишу, произносит отдельные звуки, слова и фразы»[17]17
  Там же.


[Закрыть].

В последнем случае мы имеем пример чрезвычайно резких слуховых иллюзий; ложные восприятия возникали почти со всякими слуховыми впечатлениями больного, преследовали его неотступно. Замечательно также содержание обманов слуха – ругательства, клеветы, оскорбления; такие обманы чувства бывают часто при первичном помешательстве.

Очень интересны также описания обманов чувств, составленные имевшими их врачами. Одно из таких описаний составлено талантливым психиатром В. X. Кандинским, имевшим несчастие страдать душевным расстройством и описавшим испытанные им явления в специальной работе. Вот слова доктора Кандинского:

«Страдая около двух лет душевною болезнью, я испытал обильнейшие и разнообразнейшие галлюцинации во всех чувствах, за исключением разве вкуса. Впрочем галлюцинации обоняния были сравнительно редки, и их было трудно отделить от реальных впечатлений, потому что орган обоняния был до крайности гиперестезирован. Точно так же я оставлю в стороне галлюцинации слуха, потому что в отдельных случаях их тоже не легко отделить от действительного восприятия: в больницах для умалишенных до больного отовсюду доносится так много звуков – голосов и речей разного рода – и часто трудно решить, что принадлежит окружающей обстановке и что самому больному. Самыми частыми, самыми разнообразными и живыми были у меня галлюцинации зрения и осязания или общего чувства. К последнему классу я отношу многочисленные ощущения прикосновения, сжимания, душения за горло и особенно замечательные галлюцинации относительно равновесия тела и положения его в пространстве, как-то: кружение окружающих объектов как около оси тела, так и около линии зрения, их движение или только в одну, или в разные, но всегда определенные стороны, убегание пола из-под ног вперед, убегание стен (иногда бывало, что часть стены, соответствующая правому глазу, непрерывно катилась по направлению кверху, тогда как часть стены, соответствующая левому глазу, шла вниз, причем таким движением объектов в противоположные стороны вызывалось весьма мучительное чувство раздирания мозга), раздвигание стен, далее – ощущения быстрого скатывания по наклонной плоскости (как на ледяных катках), переворачивания вместе с кроватью, верчения, качания на воздухе, приподнимания, наконец, весьма живое ощущение летания в пространстве… Некоторые из моих зрительных галлюцинаций были сравнительно бледны и неясны, совершенно так, как видит близорукий предметы, к которым глаз неприспособлен. Другие же были так же ярки и сложны, так же блистали красками, как действительные предметы. Яркие галлюцинационные картины зрения вполне прикрывали реальные предметы. В продолжение одной недели я, смотря на стену, оклеенную одноцветными обоями, последовательно видел на ней ряд больших картин al fresco, обведенных вычурными золотыми рамами, картин, изображавших ландшафты, морские виды, иногда портреты, причем краски были так живы, как в картинах итальянских мастеров. В другой раз, приготовляясь ложиться спать, я вдруг увидал перед собою статуэтку средней величины из белого мрамора, нечто в роде Venus accroupie; через несколько секунд голова статуэтки отвалилась, оставив гладкий обрубок шеи с ярко-красными мышцами; упавши, раскололась посредине, причем вывалился мозг и полилась кровь; контраст белого мрамора и красной крови был особенно резок. Галлюцинации являлись как при открытых глазах, так и при закрытых. В первом случае они проектировались на плоскость пола, потолка или стен или просто выделялись в пространстве, прикрывая собою лежащие за ними предметы. В некоторых случаях окружающая обстановка совершенно исчезала, заменяясь на несколько мгновений новою, например, вместо комнаты я оказывался на берегу залива, на противоположном берегу которого шла цепь гор; здесь пейзаж являлся телесно, а не в виде писаной масляными красками картины, как в других случаях. При закрытых глазах сложные галлюцинации большею частью возникали в виде телесных предметов, окружающих меня; менее сложные галлюцинации, например картины, микроскопические препараты, орнаментные фигуры, рисовались на темном фоне зрения. С течением времени галлюцинации зрения стали настолько привычными, что не возбуждали никакого волнения или тягостного чувства, а скорее служили средством препровождения времени. Всегда между галлюцинациями и образами воспоминания и фантазии остается целая бездна. Существеннейшая черта галлюцинаций не столько их живость (бывают из них и бледные), но их чувствуемая объективность, тогда как образы воспоминания и воображения связаны с ощущаемою активностью мозга и всегда сохраняют характер субъективности. Некоторые художники и поэты имеют чрезвычайно могучую и живую фантазию, но они не галлюцинируют; с другой стороны, может быть галлюцинантом и человек с весьма бедным воображением»[18]18
  Кандинский В. X. К вопросу о галлюцинациях // Медицинское обозрение. 1880. № 6. С. 817.


[Закрыть].

Тот же д-р В. X. Кандинский в своей крайне интересной книге «О псевдогаллюцинациях» приводит много наблюдений, могущих служить для иллюстрации этого рода болезненных явлений; я воспользуюсь двумя из них. Одно касалось врача, страдавшего острым психозом с расстройством сознания, обманами чувств и бредом. По выздоровлении пациент составил описание испытанных им галлюцинаций и псевдогаллюцинаций, из которых д-р Кандинский приводит, между прочим, следующий отрывок.

«Находясь в больнице, больной как-то сидел на койке, прислушиваясь к тому, что ему говорили голоса из простенка. Бред больного около этого времени вертелся на том, что врачи больницы согласились между собою, что для спасения его от угрожавшей будто бы ему смертной казни действовать на него на расстоянии при посредстве особой хитро устроенной электрической машины и вообще производить над ним различного рода «таинственные эксперименты», от которых он, больной, должен был прийти в состояние одурения, исключающее вообще собою вменяемость. Вдруг он внутренно видит на недалеком от себя расстоянии весьма отчетливый зрительный образ – четырехугольный листок бледно-синеватой, мраморизированной бумаги величиною в осьмушку листа: на листе крупными золотыми буквами было напечатано: «Доктор Браун». В первый момент больной пришел было в недоумение, не понимая, что могло бы это значить, но «голоса из простенка» вскоре возвестили ему: «Вот профессор Браун прислал тебе свою визитную карточку». Хотя бумага карточки и напечатанные буквы были увидены вполне отчетливо, тем не менее больной по выздоровлении решительно утверждал, что это была не настоящая галлюцинация, а именно то, что он, за неимением лучшего термина, называл «экспрессивно-пластическое представление». За первою карточкою стали получаться и другие, с разными фамилиями (исключительно врачей и профессоров медицины), причем каждый раз «голоса» докладывали: «Вот тебе визитная карточка X, профессора У…» и т. д. Тогда больной обратился к лицам в простенке с вопросом, не может ли он в ответ на любезность врачей и профессоров, почтивших его своим вниманием, разослать им свои визитные карточки, на что было ему отвечено утвердительно. Надо заметить, что к этому времени больной настолько освоился с «голосами», что иногда (но не иначе, как оставшись один в комнате) обращался к ним с разного рода вопросами и протестами, произнося их вслух и выслушивая галлюцинаторно на них ответы. В течение целых двух дней больной только тем и занимался, что получал путем псевдогаллюцинаций зрения визитные карточки от разных лиц и взамен того мысленно (но не псевдогаллюцинаторно) рассылал в большом количестве свои собственные карточки, пока наконец не был резко остановлен голосом из простенка: «Не стреляй так своими карточками». Последняя из полученных больным карточек была написана уже не золотыми, а грязножелтыми буквами, что «голоса» объясняли так: «Ну вот ты и дождался карточки, напечатанной г…». По выздоровлении больной уверял, что он прежде видел, а потом уже слышал объяснение, а не наоборот»[19]19
  Кандинский В. X. О псевдогаллюцинациях. Критико-клинический этюд. Спб. 1890. С. 71.


[Закрыть].

В этом случае у больного были настоящие слуховые галлюцинации и зрительные псевдогаллюцинации. В другом наблюдении д-р Кандинский приводит случай, где было очень много разнообразных обманов чувств, между прочим, и слуховых псевдогаллюцинаций.

Наблюдение касалось одного техника, давно страдавшего хроническим бредом преследования. В период наблюдения бред больного имел чисто частный характер (причем больной не представлял, по словам д-ра Кандинского, заметного ослабления умственных способностей) и в общих чертах состоял в следующем. Вздумав вчинить иск к одному крупному заводу, он будто бы должен был затронуть интересы многих высокопоставленных лиц в Петербурге и вследствие того стал жертвою «упражнений токистов». «Токисты» суть не что иное, как корпус тайных агентов, употребляемых для выведывания намерений и мыслей лиц, опасных правительству, и для тайного наказания этих лиц. Однако больной не считает себя государственным преступником, а полагает, что «токисты» приставлены к нему частью для того, чтобы они могли приобрести необходимый навык в своем искусстве, частью же по злоупотреблению со стороны тех высокопоставленных лиц, которым нужно, чтобы дело его с заводом не двигалось вперед. Больной, по его мнению, постоянно находится под влиянием 30 токистов, находящихся на разных ступенях служебной иерархии и разделяющихся на несколько поочередно работающих смен. Подвергши больного (еще несколько лет назад) влиянию гальванического тока, они привели его в «токистическую связь» (нечто в роде магнетического соотношения) с собою, и в такой же связи они состоят и между собою во время работы над ним. В силу такой связи все мысли и чувства больного передаются из его головы в головы токистов; эти же последние, действуя по определенной системе, могут по своему произволу вызывать в голове больного те или другие мысли, чувства и чувственные представления, а также разного рода ощущения в сфере осязания и общего чувства. Кроме того, эти невидимые преследователи, будучи скрыты поблизости от больного, доезжают последнего, между прочим, и «прямым говорением», причем произносимые ими слова и фразы доносятся прямо, т. е. через воздух, к больному и воспринимаются им через посредство внешних органов слуха.

Больной мог вести свой дневник, причем записывал испытываемые им влияния. В приводимом отрывке из его дневника попадается много выражений, характерных для больных данной категории. Для лиц, незнакомых с этой своеобразной терминологией, многие выражения были бы совершенно непонятны, если бы д-р Кандинский не снабдил записки своими пометками, по которым можно узнать, какой категории явления отмечаются больным. Пометки д-ра Кандинского поставлены в скобках и напечатаны жирным шрифтом. Вот запись больного за один день:

«Всю ночь в полусне прямое говорение (слуховые галлюцинации) с воображениями (псевдогаллюцинации зрения), добывание моего говорения во сне (насильственная иннервация центрального аппарата речи, не будучи подавляема полуспящим больным, в самом деле заставляет действовать голосовой аппарат: больной, по словам его соседей по койкам, нередко говорит во сне). Разбужен приставанием около 3-х часов; после этого продолжение приставаний, совместно с говорением (разного рода псевдогаллюцинации вместе с галлюцинациями слуха). Из столярной особенным током вызвано внутреннее слышание (псевдогаллюцинации слуха), отчего другой токист, находящийся подо мною, в нижнем этаже, пугается и потом, когда третий токист присоединяет к сему мышление убийства и драки (насильственное мышление), раздражается на последнего, после чего между ними начинается взаимная руготня: «идиот… мужик…» и пр. (слуховые галлюцинации).

За сим последовали обращенные ко мне дерзости, похабщина и пр. при безостановочном говорении (галлюцинации) из-за ограды больницы и при добавлении такого же содержания фразот токиста и токистки из того флигеля, где живет эконом, с поползновением перефразировать раньше случившееся и комическим представлением событий «выиграл сигару». Утром подговоры мне матерщины. Во время чая – взаимное передергивание токистами друг друга – ревность из-за ходивших сюда некоторое время швей (за швей больной принял слушательниц с женских медицинских курсов, которые иногда приходили смотреть больных). До обеда шуточки и остроты (частью – просто насильственное мышление, частью псевдогаллюцинации слуха) того токиста, который убежден, что приносит мне пользу деланием веселого настроения. Во время обеда – вонь испражнений: это производит идиот, помещенный в столярной, он нюхает в это время испражнения из бутылки или из бумажки (галлюцинации обоняния) и мышление о сем (навязчивые представления). Во время занятий немецким языком – с улицы подшучивание (слуховые галлюцинации), сбивание, за что токист? наверху – раздражение, а токистки из флигеля эконома – помогание… Далее, они стали действовать чувствами – заискивание их и надежды, что упражнения их надо мною скоро вознаградятся, потом взаимная их ругня, за которою я мысленно принужден был следить (слуховые псевдогаллюцинации). Вечером, когда я писал записку брату, с просьбою сделать для меня некоторые покупки, токист наверху в верхнем отделении настаивал на табаке Лаферм, а токистка из флигеля на сигарах и на словаре Рейфа (галлюцинации слуха); от сего нервный идиотик внизу млеет от предвидения какой-то их удачи. При моем занесении сего в тетрадку другой идиот оттуда же шепчет шутовским тоном: «Вот тебе и словарь Рейфа» (слуховые галлюцинации). Затем, когда я принялся читать из учебника французского языка Марго, начались подговоры (галлюцинации слуха) в чтении – по имеющемуся у них Марго? – перешедшие в задорные приставания ко мне с задорным мышлением (слуховые галлюцинации), что ”хотя пользы мне в смысле лечения меня от них и нет, однако они все-таки будут продолжать»… Когда я лег спать, устраивали мне сладострастное мышление, причем производили перед моими глазами воображение (псевдогаллюцинации зрения) женских половых органов»[20]20
  Кандинский В. X. О псевдогаллюцинациях. Критико-клинический этюд. Спб, 1890. С. 30–31.


[Закрыть] и т. д.

Это наблюдение представляет интерес не только как образец многообразных галлюцинаций и псевдогаллюцинаций, но и как характерное изображение содержания мышления лиц, страдающих довольно частою формою хронического помешательства с бредом преследования. Тут характерна и терминология, и беспрерывные переходы мыслей, и уверенное отнесение всяких ощущений к тому, что составляет предмет бреда, и до тонкости определенное представление о значении и положении того или другого лица (действительного или воображаемого), попавшего в бредовую комбинацию, что характеризует так называемый систематизированный бред, с которым мы познакомимся при изучении следующей группы элементарных расстройств в области интеллекта.

Я должен еще сказать о механизме развития обманов чувств. Как я говорил, всякое мнимоощущение происходит от сочетания какого-нибудь представления, хранившегося в запасе и восстановившегося в сознании, с ярким чувственным впечатлением. Поэтому для того, чтобы явилась галлюцинация, необходимо, с одной стороны, чтобы было возбуждение сенсориальных центров, т. е. центров, в которых возникают ощущения, и с другой – чтобы это ощущение сливалось с каким-нибудь представлением, восстановившимся в сознании из запаса. Галлюцинации суть поэтому явления сложные, при которых нужно предполагать существование измененной деятельности и центров ощущений, и центров представлений (идей).