Текст книги "Тринадцать"

– Где был ключ от номера Петра, когда вы обнаружили, что его в коридоре нет, а номер Бобкова открыт и на кровати лежит его труп?

– Его не было, – без запинки ответил тот.

– Ну да, не было, – подтвердил Степан. – Иначе чего бы мы стали вышибать замок?

– А вдруг это он меня закрыл, – показав на Шкандыбу, озвучил пришедшую ему в голову мысль Семенченко. – А потом убил Игоря.

– Да ты что, совсем охренел? – взвился Артем.

– А что, очень удобно, – ничуть не смутившись, продолжал обвинять его Петр. – Тебе проще всех было тут оказаться. А если что, то можно все объяснить, дескать, помилуйте, люди добрые, я ж на смену ему пришел, да вот не отдыхается что-то, потому и пришел раньше положенного.

– Спокойно, – прикрикнул на него Изместьев. – У вас что, доказательства есть, что это был именно он?

– Нет, – как-то сразу сник и опустил голову Семенченко.

– А если нет, и хочется высказать свою версию, то нужно не обвинять, а просто сказать по-человечески, – обиженно глянув на Петра, поджал губы Артем Шкандыба. – Кстати, – он решил вернуть Петру должок. – А что, если это он убил Бобкова? Все сходится. Ключ от двери Игоря торчал в замке снаружи. Он мог задушить его, а потом закрыться изнутри у себя, дескать, в туалет ходил, а его взяли и закрыли там.

Семенченко побледнел. От такой наглости он просто не мог ничего сказать.

– Да уймитесь вы, – обеспокоенно произнес Захар, стоявший ближе всех ко входу. – Вот он, ваш ключ, целехонек, торчит себе в двери.

Собравшиеся, не поверив, вышли в коридор и встали около двери, ведущей в номер Семенченко. Ключ действительно торчал в замке снаружи.

Из номера Петра вывели двое. Следовательно, он просто не смог бы его успеть вставить, да еще так, чтобы это не заметили. А значит… значит, в скважину его вставил убийца.

***

Восемь мужчин, уложив труп Бобкова туда. где лежали остальные, зайдя помыть руки, пришли в столовую, и расселись каждый на свое место. Милютина осталась у себя. Она была сломлена и деморализована. Очевидно, что женщина сорвалась в штопор. Оставшихся на столе карт было девять.

– Забавно, но мне это и вправду напоминает игру в «мафию», – нервно хохотнул Молодавченко. – Наступило утро, мафия вернулась с тропы войны, все открывают глаза. – Кажется, так там говорят? Ну что, начнем первый круг обсуждения? Он глянул на Изместьева: – Ведущий, с кого начинать?

– Нам всем для начала нужно успокоиться, – неодобрительно покачал головой Олег Викторович. Настроение присутствующих его не радовало. Оно было подавленным, никто не видел выхода из создавшейся ситуации. А она действительно была патовой. От Гавдоса они отрезаны, провизия кончается и совершенно ясно, что никакой помощи не предвидится.

– Кстати, а где находится нож, которым был обезглавлен труп Казанцевой? – спросил судья.

– Был в тумбочке в номере Бобкова, его оттуда никто не вытаскивал, – ответил Афиногенов.

– Его там уже нет, – произнес Стеклов. – Я только что смотрел. Видимо, его захватил с собой преступник.

Остальные промолчали, лишь поежившись от страха.

– У кого какие предложения? – спросил Изместьев. – Может снова обыскать номера?

– А смысл? – пророкотал Викторов. – Искали уже.

– Будем сидеть, сложа руки и ждать, пока нас всех тут грохнут? – презрительно глянув на своего коллегу по службе в органах, уточнил Емельяненко. – Давайте организуем мозговой штурм, что ли?

– Опять будем каждого пытать, кто и где был? Так ясно уже, что на этом убийцу не поймать, – ответил Афиногенов.

– А что ты лично предлагаешь, – разозлился на него Степан.

– Я предлагаю поискать мотив действий того, кто среди нас. Того, кто нас убивает, причем так изобретательно. Для этого нужны причины и очень веские. – Он глянул на Стеклова. – Я долго молчал, но каждый раз мои подозрения все усиливались. Смотрите, – он положил руки на стол и посмотрел судье в глаза. Казалось, что на пороги смерти бухгалтер перестал бояться и начал говорить то, что думал.

Единственный, кто не был с нами в дороге, и кто прибыл на остров раньше нас, были именно вы, уважаемый Стеклов. Вы нам объяснили, что сюда вас заманила некая Лучкович, которая была любовью всей вашей жизни. Письмо от нее вы, кстати, так нам и не показали. Это раз. Ваших документов мы так и не видели – это два. Конечно же, сама Лучкович, записав свое обращение к нам, упомянула вас и так же, как и всем, пригрозила гибелью. И вы очень даже убедительно рассказали нам историю про то, как был осужден этот Антон, ее сын. Но беда в том, что кроме ваших слов, эта сказочка ничем не подтверждается. А я верю только фактам. Меня так приучили. Фактам, так сказать, хозяйственной жизни. А в вашем случае фактов-то никаких и нет, одни слова.

Все изумленно уставились на щуплого и тихого, до сей поры, клерка. Кто со страхом, а кто и с восхищением. Вот так. Этот человек смог озвучить то, что у некоторых из них тоже витало в головах, но что они боялись озвучить.

Глаза Стеклова вспыхнули злыми огоньками, но сказанное практически не оказало на него никакого воздействия.

– Пойдемте, – только и произнес он. – Пойдем ко мне в номер, и я покажу вам и письмо, и свой загранпаспорт.

Интрига закручивалась, и все поспешили за судьей, поднявшись к нему в номер.

Пока Афиногенов, получив требуемое письмо, зачитывал его остальным, Стеклов обеспокоенно рылся в своих вещах, сидя на кровати. Наконец он, заметно побледнев, произнес:

– А паспорта нет, его нет нигде, я перерыл все. – Было видно, что он лихорадочно размышляет.

– Таа-ак! – недоверчиво протянул Изместьев, взглянув на судью по-новому. – Вы хотите сказать, что кто-то мог пробраться сюда без ключа?

– Я ничего сказать не хочу, – подавленно произнес Иван Игнатьевич, – вернее, я хочу сказать, что тут творится настоящая бесовщина. Кто-то из нас делает из всех нас дураков, словно в насмешку над нашей беспомощностью.

– Но видимый мотив мог быть только у вас, – настаивал Афиногенов. – Мы все летели из Москвы вместе и предъявляли свои паспорта при пересечении границы, причем дважды. Мы все видели, что являемся именно теми, за кого себя выдаем. И только вы, уважаемый, доказать нам фактами ничего не можете…

– Давайте проведем тут повторный обыск, может, и пропавший нож найдем? А с этого, – Изместьев презрительно кивнул на Стеклова, – глаз не спускать. – Было видно, что такой поворот событий устраивал его как нельзя лучше.

***

– Я, кажется, понял еще кое-что, – заинтриговал остальных Афиногенов. – Помните, как покойный уже теперь Бобков, когда мы тащили труп Максима, задался вопросом, а почему на остров пригласили именно нас, а не наших родственников, тех, кто участвовал в суде присяжных? Так вот, меня посетила мысль, а не потому ли, что присяжные знали судью в лицо? А этот-то как раз и не судья, – он посмотрел на Стеклова.

Его вопрос повис в воздухе.

– Дорогой друг, – спокойно, но каким-то запредельно ледяным голосом осадил его Стеклов, – а, может, это как раз вы убиваете здесь наших товарищей?

Остальные зашумели. Это было уже слишком, и походило на какую-то нелепую месть за высказанную в глаза правду.

Судья взбесился. Он вскочил на ноги и стал сбрасывать постель, вынимать из тумбы полки, вывернул наизнанку свою сумку.

– Ну, ищите, давайте, ищите, – бесновался он. – Найдите тут нож, мобильный…

Внезапно он остановился как вкопанный и улыбнулся каким-то своим мыслям.

– Кстати, – произнес он вкрадчиво, – а может, это правда вы меня так подставляете? – Он глядел на Афиногенова. – А давайте пройдем к вам и тоже проведем там обыск, а?

– Не вопрос, – нахохлился Дебет, – давайте.

Другие, словно завороженные, проследовали в противоположный конец коридора, к номеру Дмитрия.

Однако когда тот уже хотел открыть дверь своим ключом, Стеклов его остановил. Он попросил пропустить его к двери, и к удивлению других вставил свой ключ в ее замок. Как ни странно, но замок подчинился и дверь отворилась.

– Что это значит? – вытаращил на него глаза Изместьев, – у вас есть ключ от его номера?

Не отвечая на его вопрос, Стеклов молча прошел к двери Молодавченко и сделал то же самое.

– Он хочет сказать, что ключ от двери каждого из нас подходит к дверям всех остальных номеров, – поразился этому открытию Афиногенов.

– А теперь давайте искать, – зайдя в комнату Афиногенова, мстительно предложил Стеклов.

После того, как Емельяненко открыл верхнюю полку прикроватной тумбы, у всех кругом пошла голова. Там находился пропавший из номера Бобкова нож.

***

Глаза Афиногенова были широко раскрыты. Он ничего не мог понять.

– Нет-нет, друзья мои, – покачал головой Стеклов, – эта находка еще ни о чем не говорит. – Он подошел к окну и задумчиво посмотрел на волнующееся море. – Но обыск нужно продолжить. Мы просто обязаны перевернуть вверх дном номер каждого из нас.

Больше у Афиногенова ничего найдено не было. Окровавленный нож решено было оставить в покойницкой.

Надо ли говорить, что и в последовательно обысканных комнатах Молодавченко, Викторова, Шкандыбы, Изместьева и Семенченко ничего того, что бы имело отношение к убийствам, найдено не было. Зато в комнате Емельяненко, в шортах, висящих на вешалке в шкафу, Изместьев обнаружил загранпаспорт на имя Ивана Игнатьевича Стеклова, который полистав, передал владельцу.

Настенные часы в столовой показывали десять часов вечера.

Еда на острове подходила к концу, и ее нужно было экономить. Зато спиртного было по-прежнему вдосталь. Разговор не клеился. Каждый что-то обдумывал про себя. Настроение царило похоронное, и никто лишний раз старался даже не смотреть на кого-либо. Все подозревали всех. Карт оставалось девять.

– Следующей жертвой, судя по стишкам, должна стать Катя, – тяжело вздохнув, произнес Олег Викторович. Он как-то нехорошо посмотрел на Семенченко, чей номер располагался прямо напротив девушки.

– Что вы так на меня смотрите? – побледнев и отодвинув от себя тарелку с нарезанной колбасой, спросил тот.

– А я вот смотрю, – недобро прищурился Изместьев, – испугаешься ты или нет, когда ее сегодня ночью придут убивать? А, может, это все-таки ты нас всех тут мочишь?

Семенченко вскинулся, но его остановил Стеклов.

– Послушай ты, офицеришка гребаный, – сверкнув недобрым взглядом, подступил он к Изместьеву. – Ты чего здесь авторитета непререкаемого из себя строишь? Всех нас тут опорочить пытаешься? Ты думаешь, я забыл, как ты мне в душу плюнул, когда не нашли мой паспорт в номере?

– Ах ты сучонок, – взвился Олег, – схватил Стеклова за грудки, но в их конфликт вмешался Викторов.

– А ну хорош, ша, я сказал, – оттаскивая старшего от Стеклова, рыкнул он. Остальные тоже вскочили со своих мест, за исключением Емельяненко, который спокойно отправился курить на улицу.

Когда страсти улеглись и все успокоились, Изместьев предложил всем налить.

– Ладно, извини, погорячился, – примирительно глянул он на Семенченко. – День сегодня был трудный, столько трупов. Все чокнулись рюмками. – За то, чтобы пережить эту ночь.

Когда все выпили, Олег Викторович снова строго посмотрел на Петра.

– А девчонку нам не проморгай. Если завтра мы найдем ее труп, я шкуру с тебя спущу. Лично.

Когда столовую покинул последний из них, карт на столе оставалось только восемь.

***

Судья Стеклов никак не мог заснуть. Он ворочался с боку на бок и обдумывал возникшую ситуацию. После обеда, когда был найден труп Бобкова, они с Изместьевым зашли к изрядно пьяной Екатерине, чтобы ее успокоить. Та находилась в почти невменяемом состоянии. Она то хохотала, то плакала и все время повторяла:

Ночь наступила,

            Пришел Чикатило, -

              Милости просим,

              И стало их восемь.

– Меня убьют, да? Меня изнасилуют, порежут на куски? Что еще со мной сделают? – заходилась она в полупьяной истерике. – А вы ничего не сможете сделать? Мне никто, никто не поможет в этом мире. Меня убьют…

– Отставить истерику! – ударив ее ладонью по лицу, заорал Изместьев. – Послушай, девочка…

Тот план, что изложил Изместьев далее, Ивану, понравился. Вот только вопрос, способен ли этот план остановить убийства на острове и сохранить жизнь самой Екатерине?..

Он уже задремал, когда откуда-то снизу послышался громкий отчаянный женский крик:

– Мама, мамочки, помогите! Помогите же кто-нибудь! А-а-а!!!

Иван подскочил с кровати, и, подхватив на ходу рубашку, выбежал в коридор.

Почти одновременно с ним в коридор вышел Изместьев, чей номер был напротив. Они бегом бросились к лестнице, на которой уже находились Викторов, Афиногенов, Шкандыба и Молодавченко.

Быстро спустившись, около номера Екатерины они увидели Емельяненко. Семенченко нигде не было.

Дверь в номер Милютиной была приоткрыта.

– Вы туда входили? – с подозрением спросил запыхавшийся от бега Изместьев стоявшего у двери Емельяненко.

– Нет, – ответил тот. Он был встревожен.

– А где Семенченко? Вы к нему стучались?

– Нет, – ответил озадаченный Степан.

Вшестером мужчины вошли в комнату Милютиной. Свет был потушен. Екатерина лежала на кровати со сложенными на груди руками. Глаза ее были закрыты. Изместьев, а за ним и Стеклов, нащупали пульс девушки. Его не было. Рядом лежала подушка.

В этот момент дверь, ведущая в номер Семенченко, открылась, и на пороге появился его обитатель. По виду он был заспан, но другие ему не поверили.

– Держите его, это он ее убил! – заорал Изместьев, и все, кроме него и Стеклова, бросились ловить убегающего от них Семенченко, который, что было сил, рванул на улицу.

Догнали его только у большого камня и стали избивать, вкладывая в удары всю накопившуюся за последнее время ненависть и страх.

Петр сначала закрывался руками и орал, что это не он. Потом он упал и стал извиваться на песке, как змей, чтобы избежать попадания ударов в жизненно важные органы.

Наконец, Викторов всех остановил.

Избитого и умывшегося кровью Семенченко волоком притащили к покойницкой, куда к тому времени Изместьев и Стеклов уже принесли труп последней остававшейся на острове женщины.

– Что будем с ним делать,– спросил Викторов у Изместьева, когда еле живого Петра бросили на пол в коридоре.

– Я думаю, что его нужно будет пока закрыть здесь, с покойниками, – а утром разберемся.

Остальные, морщась от трупного запаха, вышли, а Викторов и Молодавченко затолкали избитого Семенченко в островной морг.

Едва дверь за ними закрылась, как ключ снаружи повернулся и остался в замочной скважине.

Глава 5

***

9 сентября 2016 года, пятница.

На следующее утро, едва в его комнате прозвенел заведенный на семь часов будильник, Олег Викторович вскочил на ноги и, одевшись, спустился вниз.

Подойдя к двери импровизированного морга, где вчера вместе с покойниками они оставили Семенченко, он повернул торчащий снаружи в замке ключ, и осторожно открыл дверь.

Нужно было держать ухо востро. И хотя он считал, что Семенченко вряд ли является убийцей, слишком уж невероятным виделся жестокий, продуманный и хладнокровный преступник в его обличье, нужно быть настороже. Ведь большой нож, которым был убит Бобков, по-прежнему оставался в покойницкой, вместе с Семенченко, а, как известно, и швабра раз в год, но стреляет.

Впрочем, опасения его не оправдались. Избитый Семенченко в окровавленной одежде выглядел жалко, как бомж на площади Трех вокзалов в Первопрестольной. Он мирно посапывал в правом ближнем ко входу углу комнаты. Подальше от покойников, которые, напротив, находились в левом дальнем углу, как и лежащий там же нож со свернувшейся, оставшейся на лезвии кровью.

Запах чуть не сбил Изместьева с ног. Признаться, если бы он не был боевым офицером, много раз хоронившим своих товарищей, то мог бы с непривычки и потерять сознание. Однако, как видно, человек может привыкнуть ко всему. Семенченко же как-то выжил, не задохнулся и даже спит вон себе спокойно, посапывает.

Он растолкал ничего не понимавшего Петра и помог ему встать и выбраться в коридор. Поставив его у стены, Олег Викторович закрыл на ключ дверь и помог Семенченко, опиравшемуся на него, дойти до моря.

От вчерашнего волнения не осталось и следа. На море стоял полный штиль. Искупавшись, мужчины вылезли на берег и легли на песок.

– Признайтесь, – закрыв лицо от солнца, спросил Изместьева Семенченко, – почему вы мне помогаете? Ведь все считают, что это именно я убил вчера Катерину?

– Я так не считаю, – спокойно ответил ему Олег Викторович.

– Но почему? – проблеял раздавленный событиями прошедшей ночи толстяк.

– Потому, что вы вряд ли могли провернуть такую операцию. К тому же, я не вижу мотива, который мог бы сподобить вас совершить нечто подобное, да и трусоваты вы слегка для этого, друг мой. Не обижайтесь, но это именно так. Я так считаю, а если я считаю себя в чем-то правым, то меня трудно переубедить.

Изместьев приподнялся, опершись на согнутый локоть. – Скажите мне лучше, друг мой, что вы видели вчера до того, как Екатерина стала кричать и звать на помощь. Ведь вы не спали, верно? Вы испугались и наблюдали за ее номером через замочную скважину, не так ли? Вы боялись убийцу, ведь он мог зачистить и вас, как свидетеля. Но вы боялись и моего вчерашнего предупреждения, что я лично вас убью за трусость, если что-нибудь случится с девушкой. Поэтому вы не могли спать. Вы должны были что-то видеть, – сделав ударение на слове «должны», жестко давил на него старший.

Немного поразмыслив, Петр стал говорить:

– Я видел, что Екатерина… – и он поведал своему собеседнику о том, свидетелем чего он стал этой ночью.

– Что ж, – задумчиво произнес Изместьев, – это любопытно. Я бы даже сказал, чрезвычайно любопытно. – С минуту поразмыслив, он поглядел на своего собеседника:

– Тогда предлагаю нам действовать заодно. А план у нас будет такой…

***

Спустя час все оставшиеся на этом острове в живых восемь мужчин сидели в столовой особняка, уже ставшего последним пристанищем для их пятерых товарищей. Напряжение и недоверие между ними росло. Тем обстоятельством, что Семенченко снова оказался среди них, причем на равных с ними правах, возмутились многие, хотя и не все. И Изместьеву, как старшему, пришлось убеждать и даже увещевать некоторых особо рьяных, среди которых выделялись Стеклов и Емельяненко, не пороть горячку и выслушать его здравые доводы.

– Да послушайте же вы меня, наконец! – подняв голос, нервно расхаживая по помещению, говорил Олег Викторович. – Вы на него только посмотрите. Мог человек такой наружности и склада характера хладнокровно и расчетливо убить пятерых из нас? Лично я в этом сильно сомневаюсь.

– Но именно его номер, а не кого-либо еще, находится напротив комнаты Екатерины, – парировал Стеклов. – К тому же, лично я пока еще из ума не выжил и своим собственным глазам пока доверяю. Кроме Семенченко и Емельяненко все остальные из нас живут на втором этаже. После крика Екатерины о помощи, я оказался в коридоре через считанные секунды. И все: вы, уважаемый Олег Викторович, а также Викторов, Афиногенов, Шкандыба и Молодавченко. Все мы оказались там примерно в одно и то же время. Плюс-минус несколько секунд, за которые убийца явно не смог бы завершить свое черное дело и подняться на второй этаж. Следовательно, преступником может быть только один из двоих. Это либо Емельяненко, либо все тот же Семенченко.

– Однако, я хочу вам напомнить, – посмотрел на судью Изместьев, – что первый, кого мы увидели у номера Милютиной, когда спустились по лестнице, был именно Степан, а не Петр.

– Скажите прямо, вы подозреваете меня? – сделав ударение не последнем слове, спросил Емельяненко, стоявший около выхода из столовой, ведущего на улицу.

– Я подозреваю каждого. Но дело даже не в этом.

– А в чем же, – вскинулся Степан.

– В фактах, мой друг, да и только. А они таковы, что у номера последней нашей женщины мы застали вас. И при всем при том, – спокойно продолжал Изместьев, глядя прямо в глаза своему оппоненту, – вы сказали нам, что не успели в номер Екатерины даже зайти. Вы что же, ждали всех нас, чтобы узнать у нее, в чем дело? Или это вы убили ее!? – свирепо заорал Олег Викторович.

– Не ори на меня, полкаш вонючий! – в ответ на это обвинение сорвался Степан. – И не заставляй оправдываться за то, чего я не делал! А впрочем, – стал он потихоньку успокаиваться, – я расскажу, как было дело. Проснувшись от крика Кати, я сразу же, накинув рубашку и шорты, выбежал в коридор. Не скрою, я опасался вооруженного убийцу, и поэтому не побежал, сломя голову, а аккуратно подошел к ее номеру, дверь в который была открыта. Я окликнул Катю, но она мне не ответила. Тогда я стал топтаться у ее двери, не осмелившись туда зайти, ибо, если бы я это сделал, то «а» – мог нарваться на удар ножом и «б» – если она была убита, быть застигнутым на месте преступления в качестве убийцы. Возможно, на это и надеялся настоящий преступник.

– Отмазка, конечно, классная, – шепелявя разбитыми губами, подал голос, сидевший напротив него за столом Семенченко. – Однако так сказал бы каждый, застигнутый на месте преступления.

– Ты чего-то там прохрюкал, хряк? – окрысился на него Степан.

– Продолжай, – подняв руку и строго посмотрев на Емельяненко, кивнул его оппоненту Изместьев.

– Я совершенно точно видел через замочную щель, что Екатерина сама открыла дверь и выглянула в коридор, – сказал Семенченко.

Это заявление вызвало чрезвычайное оживление среди находившихся в столовой мужчин, примерно такое же, как вызывает сенсационное заявление какого-нибудь политика в журналистской среде.

– Мне было очень интересно, что произойдет дальше, – потупил взор Степан, но меня снова сильно прихватило по большому, да так, что терпеть я больше не мог.

– Этим-то все и объясняется, – торжествующе вскинул подбородок Изместьев.

– Что именно? – в один голос переспросили его Стеклов и Викторов.

– Все сходится, – отвечал им старший. – Я предполагаю, что в обед преступник просто-напросто подсыпал Семенченко сильное слабительное средство, от которого наш «герой», оставшись охранять связанного в своем номере Бобкова, побежал к себе в туалет. Преступник точно знал, что это случится и терпеливо ожидал этот момент. Когда же он, наконец, наступил, убийце не было ничего проще запереть Петра в своем номере, после чего убить беспомощного Игоря.

– Вот это да-а! – пронеслось сразу несколько возгласов присутствующих.

– Вспомните, – продолжал тем временем Олег Викторович, – когда мы после обеда проводили эти многочисленные обыски, Семенченко все время порывался сходить в туалет. И мы даже отпускали его туда в сопровождении Шкандыбы и Молодавченко.

– Теперь вы поняли, почему я не вышел вовремя из номера, когда раздались эти крики? – смотрел на них Петр. – Ну, и если быть до конца честным, – стыдливо опустил он глаза, – то я опять испугался. Я очень боюсь этого человека. Это просто мистика какая-то…

– И поэтому ты нагнал на себя заспанный вид, когда все же решился выйти, – хохотнул Афиногенов.

Ответить Петру не дали. Изместьев в свойственной ему авторитарной манере снова поднял руку и произнес:

– А поэтому, предлагаю, во избежание новых смертей, разделиться на пары. Каждый в паре должен будет неотступно следить за своим напарником. И каждый будет нести персональную ответственность за то, что упустит из виду своего второго номера хотя бы на секунду.

– А спать вместе тоже будем ложиться, – хохотнул все тот же Афиногенов, но никто его веселого настроения не разделил.

– Да, вместе и на одной кровати, – серьезно глянул на него офицер запаса.

Как ни странно, но озвученное предложение протеста не встретило, и было воспринято с пониманием, учитывая сложившиеся чрезвычайные обстоятельства.

– А состав пар озвучьте, – попросил его Стеклов.

– Пожалуйста, – с некой местью произнес Изместьев. – Учитывая наши с вами «дружеские» отношения, предлагаю вам, уважаемый судья, составить пару мне. Надеюсь, что мы с вами будем присматривать друг за другом с особым рвением.

Стеклов, пожав плечами, промолчал. Видно было, что такое предложение восторга у него не вызвало, но в то же время он понимал, что так будет лучше всего.

– Также, учитывая «добрые» отношения Семенченко и Емельяненко, – продолжал старший, – предлагаю им также составить пару. – Остальные пусть делятся сами, исходя из своих личных симпатий или антипатий. Но, думаю, в данном случае следует руководствоваться, прежде всего, антипатией.

Третьей парой стали Викторов и Афиногенов, а четвертой – Шкандыба и Молодавченко.

Карт оставалось по-прежнему восемь.

***

Спустя некоторое время в столовой остались лишь двое: Семенченко и Емельяненко. Остальные разошлись по своим делам.

– Ну и что вы обо всем этом думаете? – чтобы хоть чем-то заполнить возникшую неловкую паузу, спросил своего напарника Петр.

– Ладно, давай на «ты» что ли, – протянул ему руку Емельяненко. – И еще, – он чуть покраснел, – извини меня за «хряка». Не думаю, что этот убийца кто-то из нас с тобой, просто мы тут уже все очумели от этих убийств. Скоро глотки друг другу рвать начнем, как звери.

– Или как пауки в банке, – поддакнул ему Петр. – Давай на «ты».

Он тяжело отдуваясь, встал из-за стола и, чтобы растрястись, стал ходить по столовой взад-вперед. Степан непроизвольно сморщился. Вонь, которой Петр пропитался за время вынужденного заключения с трупами, никак не выветривалась.

– Ладно, Степан, – сказал Семенченко подойдя к курившему Емельяненко, который выпускал дым на улицу, приоткрыв для этого москитную сетку, закрывавшую вход. Он огляделся по сторонам и, убедившись, что их никто не слышит, заговорщицким тоном произнес: – Ты, наверное, мне не поверишь, но это твое дело. А я тебе точно говорю…

– Да не тяни ты, говори по существу, – сморщился как от зубной боли заинтригованный Степан.

– Короче, – снова стал нашептывать ему Петр, – Катерина, это, ну не совсем, чтобы мертва.

– В смысле? – не знал, как на это реагировать бывший милиционер.

– Ну, в смысле, живая она, короче. Когда вы меня с ней заперли в покойницкой, я чуть от страха в штаны не наделал, когда она встала и поприветствовала меня. – Он разволновался. – Короче, рассказала она мне, что это кто-то из нас уговорил ее притвориться мертвой. Ну, чтобы, мол, на время из игры выйти и посмотреть, кто же нас всех мочит. Мы с ней, чтобы не задохнуться от вони, даже окно там приоткрыли…

– И чо дальше? – очумело глядел на него Емельяненко.

– А ничо, – в тон ему ответил собеседник. – Может того, навестим ее?

– Зачем это? – растерялся Степан.

– Ну, чтобы ты не подумал, что я фуфло какое тебе впариваю.

Расчет Петра был тонок. Он действовал по плану, который они разработали с Изместьевым. Ведь если Степан был убийцей, то он наверняка захочет убедиться, что Катя на самом деле жива. Для того, чтобы потом ее убить. Или сейчас? И его с ней за кампанию? От страха у Петра тряслись поджилки, но к его чести, он своему страху наружу просочиться не давал.

Ведь зачем-то Милютина ночью открыла дверь? Он не соврал, когда рассказал об этом. Следовательно, она могла знать убийцу. Все произошло так быстро. А что, если…

– А пойдем! – как-то странно глянул на него Емельяненко. Или это Петру показалось?

В коридоре никого не было. Они осторожно подошли к двери своеобразного морга. Петр достал ключ, сунул его в замочную скважину, открыл дверь. Поток ужасной вони чуть не заставил его снова ее закрыть, но Семенченко выдержал (все-таки полночи ее вдыхал) и, пропустив вперед напарника, тихо позвал:

– Катя, Катенька, вставай, это я, Петя!

Степан чуть не поседел от этих слов. Он подошел к лежащим у окна рядком вперед ногами ко входу трупам, один из которых был обезглавлен. Милютина лежала справа от него. Едва взглянув на нее, он сразу понял, что Семенченко его обманул. Девушка лежала, широко раскрыв большие красивые глаза. Ее поза была неестественна для живого человека. Красивое, словно кукольное, личико как будто вопрошало: – Эх, мужчины, мужчины, что ж вы нас не уберегли?

Степан развернулся и в этот момент дверь захлопнулась, оставив его наедине с умершими. Ключ повернулся снаружи.

– Э, жирный, чо за дела? – вне себя от злости, прохрипел он. – Выйду отсюда, рожу тебе за такие шутки в щепки разобью! – уже громче прорычал он.

В этот момент Степан отчетливо услышал за дверью какой-то клокочущий звук, а за ним с интервалом в несколько секунд глухой звук падающего на пол тела. Спустя еще несколько мгновений он увидел маленькую лужицу крови, которая становилась все больше, проникая в комнату из коридора.

Степана прошиб пот. Взгляд его заметался в поисках собственного спасения. Было ясно: убийца Семенченко находился в этот момент за дверью. Емельяненко стоял в центре комнаты, когда взгляд его уперся в уже знакомый, с окровавленным лезвием, нож, который лежал на бетонном полу слева от него. Не раздумывая, Степан в два прыжка оказался рядом с ним. Еще мгновение, и его правая рука до боли в суставах сжала драгоценное оружие. В этот момент ключ в замке повернулся. Что ж, если это его последний час, он готов сразиться за свою жизнь. Терять ему было нечего, а приемы ножевого боя, когда-то давно преподанные ему в школе милиции, тело вспомнит автоматически, когда дело дойдет до смертельной схватки.

Степан вышел на середину комнаты и приготовился к бою.

Прошла минута, другая, ничего не происходило. Степан был до крайности возбужден. Наконец, он перекрестился, смело подошел к двери и, резко нажав ручку вниз, рванул ее на себя.

Еще секунда и он выбежал в коридор, перепрыгнув труп Семенченко, не забыв при этом выкинуть руку с ножом вправо, в сторону возможного нахождения противника. Оказавшись у противоположной стены, он мгновенно развернулся и уже снова стал выкидывать руку с ножом вперед, когда понял, что в коридоре никого нет.

Он встал спиной к номеру Бобкова, а лицом в сторону столовой, чтобы быть уверенным, что противник не подойдет к нему незамеченным.

Только сейчас он ощутил, что его майка насквозь пропиталась потом и ужасным трупным запахом, а кисть правой руки была в свернувшейся крови убитой преступником жертвы.

Труп Семенченко лежал на полу прямо перед покойницкой лицом вниз. Из-под него обильно текла кровь, просачиваясь в комнату, откуда только что выбежал, как угорелый, Степан.

Где-то рядом раздались голоса.

«О Боже!» – пронеслось в голове у Степана. Напротив него в коридоре стояли шестеро мужчин, не зная, что им делать с ошалевшим убийцей в руках которого был окровавленный нож.

– Нет! Это не я! – бросая им под ноги нож, отчаянно закричал Степан. Он понял, что теперь никакие оправдания не способны убедить шестерых в его невиновности.

***

– В комнату, быстро! – выпучив глаза, заорал Изместьев, показывая Степану на открытую дверь покойницкой.

– Говорю же вам, это не я…, – Емельяненко пытался объясниться, но никто его не слушал. Всем было все предельно очевидно, и Степан покорно прошел в помещение, в котором находиться можно было с трудом. От страшной вони разлагающихся тел сводило скулы и накатывала такая тошнота, что сдержать содержимое желудка было почти невозможно. Следом за ним внесли труп Семенченко, уложив его рядом с Екатериной. Стеклов захлопнул дверь, оставив Емельяненко внутри с мертвецами, и закрыл ее на ключ, торчащий в двери снаружи.