Текст книги "«Тегусигальпа» – пересечение параллелей"

XXIV

Арнольд не сразу пошёл в гостиницу. Он безумно устал за этот день и представлял, что, придя в номер, сразу упадёт и заснет крепким сном. Но именно в этом он почему-то сомневался. Нет, не заснёт он, а будет опять и опять проигрывать всю известную информацию, придумывать то, что ему пока недоступно и недосказано, пытаясь объяснить многие странные вещи, которые могли бы показаться необъяснимыми. Совершенно случайно он знал, где находятся вторые часы немецкой фирмы «J. F. Weule». Пока летел из Таллина в Москву прочитал в журнале, привычно лежавшем в кармашке переднего кресла. Может, он и не обратил бы внимания на эту заметку, если бы не упоминание о том, что одни из сохранившихся часов находятся в Нижнем Новгороде. Вторые же были установлены на церкви в маленьком городке Комаягуа в Гондурасе.

Арнольд чувствовал, что Гале очень хотелось об этом сказать, но почему-то она этого не сделала. Это и было странно. Казалось бы, ну что такого – Гондурас, Комаягуа, Россия, Нижний Новгород. Ерунда какая-то. После сегодняшних приключений ему захотелось выпить чего-нибудь крепкого и лучше просто одному в номере. Немного. Он вспомнил, что недалеко от гостиницы видел небольшой магазинчик, специализирующийся на хорошем алкоголе, и направился туда. Арнольд купил небольшую бутылку виски, не показывая вида повеселился, что магазинчик находится напротив главного входа в местное управление ФСБ, а на обратном пути обратил внимание на вывеску кафе, находившегося неподалёку от гостиницы и носившего имя китайского города. Тогда он понял, почему Галя не захотела говорить о том небольшом городке в западном полушарии. Арнольд вспомнил, что столица Гондураса – это Тегусигальпа. Так же называлось и кафе здесь в Нижнем Новгороде, имевшее, как он начал понимать, самую непосредственную связь со всей этой историей. «Интересно, а Вадиму она об этом сказала?» – подумал Арнольд, затем сделал вывод, что наверняка сказала, и решил не сообщать пока о своих догадках.

Гостиница, в которой он остановился, была небольшой, но довольно популярной и занимала третий и четвёртый этажи в старом доме, построенном в девятнадцатом веке. Лифта здесь не было, и на четвёртый этаж Арнольд поднимался по довольно узкой лестнице, по пути откручивая пробку на бутылке. На третьем этаже он остановился и сделал глоток крепкого двенадцатилетнего «гленфиддиша», краем глаза заметив через стеклянную дверь знакомое лицо в маленьком гостиничном баре. Ему захотелось быстро пройти к себе в номер, как будто он никого не видел. Сделать этого не удалось.

– Арнольд, подождите – подождите, я ведь Вас жду, – громко сказал Константин Леонардович. Вероятно, для полной гарантии, чтобы Арнольд потом не говорил, что не слышал и не успел поспешно закрыть дверь.

Костя подошёл с немного растерянным видом и выпалил почти на одном дыхании:

– Звоню сегодня весь день и вам, и Вадиму, а все недоступны. Вот решил вас здесь подождать.

– А отчего же меня? Ждали бы Вадима. Вы же с ним гораздо лучше знакомы, почти друзья, да и работаете вместе, – ответил Арнольд.

– Понимаете, здесь я могу в баре посидеть выпить кофе. Вот даже коньяку себе позволил. А у Вадима что бы я делал? Ждал бы у подъезда? Некомфортно, скажем так. Да и после вчерашнего приключения мне как-то не хочется маячить на открытых пространствах. Мы сможем немного поговорить? Как удобнее? В баре? Или, может, к вам пройдём?

Доводы Кости показались Арнольду вполне убедительными. На секунду он задумался, а потом сказал?

– А… Пойдёмте в номер. Только у меня немного совсем, – сказал он, показывая фляжку виски.

– Ерунда, у меня есть, – улыбнулся Костя и похлопал ладонью по портфелю.

Галя с любопытством смотрела на человека средних лет с тёмными немного волнистыми волосами, подсевшего к ней несколько минут назад. Она расположилась на скамейке на Верхневолжской набережной, смотрела попеременно на реку и на облака, находя в них очертания зверей, птиц и даже друзей. Человек подошёл и как-то смущённо спросил:

– Галина Валентиновна, вы не будете возражать, если я присяду рядом с вами?

– Отчего же, – немного удивлённо ответила Галя. – Садитесь, конечно. Но это как-то неожиданно. Вы ведь обычно с Вадимом встречаетесь.

– Видите ли, везде есть свои законы, – ответил человек. – А вы меня узнали?

– Конечно, узнала, Николай Иванович! – рассмеялась Галя. – Я за последние несколько дней только и думаю что о вас и ваших загадках. А что, неужели в снах тоже есть законы?

– То, что происходит сейчас – это не совсем сон. Пока я не могу вам объяснить, что же это такое, но обещаю обязательно сделать это в одну из наших последующих встреч.

– Очень рада, что они ещё предстоят. Но я полагаю, что наша встреча не случайна и вы хотите мне что-то сообщить, не так ли?

Лобачевский сидел, как-то несколько угрюмо смотрел на Волгу, на проходящую прямо под ними баржу, на катер, нёсшийся навстречу этой барже, постукивая при этом тростью по асфальту перед скамейкой.

– Видите ли, Галя, – начал он, затем грустно улыбнулся, наклонился и прошептал остальное ей на ухо. Закончив говорить, он немного растерянно пожал плечами, мол, не обижайтесь и додумывайте дальше сами. Затем достал было сигару, но только понюхал её и убрал. После чего встал и быстро пошёл прочь.

На часах было три. «Скоро светать начнёт», – подумала Галя, лёжа на кровати в своей комнате. Она не знала, что означают слова Лобачевского, но была уверена, что это знает Вадим. «Он ведь у нас историк, а не я. Надо, пожалуй, записать, что мне Лобачевский сказал, а то забуду до утра». Она нашла ручку и записала последнюю фразу именно так, как она и была сказана. Долг был выполнен, она положила руку под голову и решила, что ещё часов пять-шесть сна ей никак не повредят.

Вторые часы в Гондурасе, первые – на колокольне Строгановской церкви. В восьмом веке по современному летоисчислению в Центральной Америке правители майя ссорились между собой. В Европе происходило, примерно, то же самое. Вот только европейские цивилизации существуют и по сей день, а майя растворились во времени. Вадим достал конверт, найденный накануне вместе с томом Полибия. Он не решился сразу познакомить с его содержанием ни Галю, ни Арнольда. Слишком уж всё написанное в письме противоречило здравому смыслу и общепринятым законам.

«Уважаемый Вадим Юрьевич! – говорилось в письме. – Я очень рад, что Вы сейчас читаете эти строки. Надеюсь, что и дальше всё будет происходить так, как следует, дабы избежать нам всем ненужных волнений и опасностей. Вы, безусловно, торопитесь узнать, где же находятся оставшиеся девять книг из Либерии Иоанна Грозного. Думаю, что интересуют Вас также и те «индийские диковины», о которых говорилось в письме нижегородского летописца. Всему своё время и скоро Вы об этом узнаете. Отмечу, что путь Ваш к ним будет продолжен в соответствии с теми указаниями, которые оставил «индиец», подаренный государю вместе с теми самыми загадочными аретфактами.

Указания же эти Вы сможете найти в подвале прямо под часами. Парадокс ситуации в том, что часы появились уже после моей смерти, как, впрочем, и само здание. Несмотря на все перестройки в старый подвал можно попасть. Для этого необходимо пройти через главный ход и спуститься в цокольный этаж. В самом конце цокольного этажа есть лестница, ведущая ещё ниже. Вам нужно будет спуститься туда. Никого не должно быть рядом, кроме тех, кто посвящён в происходящее. Вход откроется сам при вашем приближении. Главное, чтобы у Вас с собой был ключ. Его Вы найдёте в конверте вместе с письмом. Искренне Ваш, Н. И. Л.»

Вадим держал в руках металлическую квадратную пластину, лежавшую в конверте вместе с письмом. «Квадратный предмет из белого металла. Так написали бы в полицейских сводках», – подумал он. Пластина была явно не стальная и не никелевая. Больше походила на серебро. Или на платину. Немного поразмыслив, Вадим пришёл к выводу, что это всё-таки платина – серебро за полтора века потемнело бы. Одна сторона пластины была гладкой, практически, зеркальной. Он перевернул её, чтобы рассмотреть с другой стороны, размышляя, что здесь является аверсом, а что реверсом. Перевернув, понял, что нужно срочно вспомнить, где же находится увеличительное стекло – обратная сторона пластины-ключа не была такой же зеркальной. Стекло он нашёл в одном из ящиков письменного стола и стал внимательно рассматривать обратную сторону. Результат оказался неожиданным и даже поразительным. Вся поверхность обратной стороны пластины была покрыта какими-то канавками, словно на компакт-диске или грампластинке. Вот только система нанесения была абсолютно другой. Дорожка шла не по спирали, а из стороны в сторону. Она начиналась от одного края, затем шла к другому, опускалась ниже и продолжалась уже в противоположном направлении.

– Где бы ещё такой плеер найти, – сказал почему-то вслух Вадим и посмотрел на телефон, надеясь, что тот зазвонит и подскажет ему ответ. Звонка он ждал от Сергея, уже довольно давно не выходившего на связь. Телефон молчал. Вадим и не мог предполагать, что там, где сейчас находился Сергей, не было телефонной связи. В тёмном гладком туннеле со стенами цвета «синий шторм» не было даже времени. Совсем.

Но в комнате Вадима часы показывали уже почти три. «Скоро светать начнёт, – подумал он. – Нужно бы вздремнуть немного. Завтра предстоит шарахаться по Рождественской церкви». Засыпая, он вспомнил, что его смутило при чтении письма. Лобачевский написал, что здание, где находятся часы, построено уже после его смерти. Что-то здесь не сходилось и очень сильно. Ведь храм был построен ещё в 1703 году за девяносто лет до рождения основателя неевклидовой геометрии.

XXV

Как долго продолжалось движение по тоннелю, Сергей определить не мог. Первоначальное ощущение, что пол движется и уносит их куда-то вглубь, оказалось ошибочным. Пол не двигался, они просто перемещались вперёд каким-то непонятным способом. «Дружными шеренгами вперёд к счастливому будущему», – тихо сказал Миша, комментируя их передвижение.

Сергей огляделся – вокруг ничего не менялось, никакие звуки не сопровождали действие, и они, в самом деле, стояли в этом коридоре шеренгой: невозмутимый Пабло посередине, Миша слева, а он сам справа. «А Мишка-то почти одного роста с этим индейцем», – почему-то подумал Сергей и посмотрел на часы. Затем, рука сама потянулась к карману, где лежал телефон.

– Ребята, часы стоят, – сказал он, не ощущая, слышится ли тревога в его голосе.

– Всё правильно, – ответил Пабло, а затем, выдержав небольшую паузу, добавил, – здесь нет времени.

– Ну, да, кто бы сомневался-то, – прошептал Миша. – Тогда хотелось бы знать, куда нас, в буквальном смысле, несёт. И сколько это продолжается. Там-то снаружи время есть…

– И что это значит? – спросил Сергей, обеспокоенность его внезапно пропала. Какая разница, волнуйся – не волнуйся, на происходящее это никак не влияет. Да и может ли что-то происходить там, где нет времени?

– А кто знает? Может, мы здесь будем болтаться долго-долго, как нам покажется, а снаружи нашего отсутствия никто и не заметит. А может, незначительное для нас пребывание здесь, там за скалой будет равно нескольким годам или даже столетиям. Возможны варианты.

«Жил-был я», – печально пел телефон голосом Градского. Звонила Галя. «Надо бы на неё какую-нибудь отдельную мелодию поставить, – подумал Вадим. – Чтобы знать, что это она звонит». Ещё он в очередной раз подумал, что, кажется, влюбился, хотя и понял это уже несколько дней назад. В первую встречу. Нет, всё-таки во вторую.

– Хватит спать, уже десять часов – сказала Галя. – Нам пора на Рождественскую.

– За тобой заехать?

– Да ладно. Сама дойду. Давай через час на площади перед Речным вокзалом. Ну, там, где матросы куда-то шагают. Надеюсь, ты этот памятник знаешь. И Арнольду позвони.

– Арнольду? – удивился Вадим.

– Да. А что такого?

Ровно через час Галя ждала его на скамейке в сквере за спиной революционных матросов из коммунистического прошлого. В течение этого часа Вадим несколько раз безуспешно пытался позвонить Арнольду. Каждая попытка сопровождалась исключительно длинными телефонными гудками, прерывающимися голосом телефонной барышни, сообщавшей о том, что абонент не отвечает. В любом другом случае судьба Арнольда вряд ли взволновала бы Вадима, но сейчас он забеспокоился.

– Странно, – сказала по поводу неотвечающего Арнольда Галя. – Куда же делся наш эстонец Арни? Может, поинтересоваться у твоего администратора? Константина, как там его, Леопольдовича, Леопардовича?

– Леонардовича, – ответил Вадим. – Если ты назовёшь его Леопардовичем, то он рассвирепеет и тебя съест. Алло, Кость, ты случаем нашего эстонского товарища не видел? – спросил он после довольно долгого ожидания.

Голос у Кости был какой-то хрипловато-простуженный.

– Видел, – сказал он. – Вчера. Мы с ним выпили литр виски. Потом я поехал домой, а он вызвался проводить меня до такси. Такси мы заказали по телефону, поэтому просто вышли из гостиницы, он помахал мне рукой. Всё. Больше я тебе ничего не скажу. Извини, я сплю.

Несколько секунд Вадим смотрел на фонтан в сквере, уперевшись подбородком в телефон в руке. Затем пришёл к утешительному выводу.

– Всё ясно, – сказал он, повернувшись к Гале. – Ты была права, когда посоветовала позвонить Косте. Эти два орла вчера напились. Один еле разговаривает, а второй, наверное, и этого сделать не может.

– Ну, будем надеяться, что так оно и есть, – с некоторым сомнением в голосе произнесла Галя. – Итак, нас осталось двое. Серёжка неизвестно где, Арни тоже. И вождь куда-то пропал. Ах, да – с ними же была какая-то блондинка. Хотя сейчас, думаю, не её партия. Что делать-то будем? Главное, чтобы эти отморозки не появились, которые за нами периодически гоняются.

– Не появятся, – почему-то уверенно ответил Вадим. – Пойдём к Строгановской церкви. Будем действовать по инструкции. Хотя в ней есть некоторые противоречия.

– Подожди, – сказала Галя. – Какие противоречия?

– Ну, он пишет, что здание, где находятся часы, было построено после его смерти. А церковь построена за сто лет до его рождения. На девяносто, если быть точным.

– Всё правильно, нам не надо в церковь, – она достала тот самый листок, на который записывала слова, услышанные во сне. – Не тебе одному Николай Иванович снится.

Всё остановилось. Бесконечный коридор стал чем-то другим, синие отполированные стены исчезли, став тоже бесконечно далёкими и превратившись из неприступного монолита во что-то неуловимо прозрачное и одновременно дымчато-туманное.

– А это ещё что? – спросил Миша, явно не ожидая никакого вразумительного ответа.

– Синий туман похож на обман, – решил пошутить Сергей, понимая насколько глупо прозвучала сейчас его шутка.

Внезапно всё исчезло. Совсем всё.

– Теперь я понимаю, что значит ничто, – сказал Сергей.

– Это не ничто, – произнёс, молчавший до этого, Пабло. – Это Абсолют – пустота наполненная чем-то.

– Чем? – спросил Миша. – Чем может быть наполнена пустота.

– Не знаю. Мы не можем этого знать. Нам не дано. Пока не дано.

– И у меня такое чувство, – продолжил Миша, – что эта пустота нас исследует.

Сергею внезапно стало смешно. В голову лезли странные, соответствующие обстановке мысли с нецензурными комментариями.

– Что это с тобой? – поинтересовался Миша, чувствуя, что и сам сейчас рассмеётся.

– Слушайте, ну это же бред какой-то – времени нет, пространства нет, да ещё и пустота тебя изучает. Твою ж мать, а!

– Это хорошо, что мы смеёмся, – сказал обычно невозмутимый, но теперь тоже развеселившийся, Пабло. – Здесь могут быть только два чувства – страх или веселье. Если мы смеёмся, значит он принял нас.

– Пабло, ты сам понимаешь, что ты говоришь? – смех Сергея становился всё сильнее.

– Нас приняла пустота, – смеялся Мишка. – Мы ей понравились. Пустота вне времени и пространства.

– Не она, – продолжал смеяться Пабло. – Не она, а он. Нас принял Абсолют!

Смеяться они прекратили также неожиданно, как и начали. Резко, как будто одна реальность от другой были отсечены японским мечом работы мастера Хаттори Хандзо. Реальности в пустоте, в Абсолюте без времени и пространства.

– Что случилось? – спросил Миша.

– Видимо нас прочитали, – спокойно, как обычно, отозвался Пабло. – Сейчас увидим, что будет дальше.

– Что здесь может быть, – попытался пошутить Сергей. – Здесь же нет…

Он не успел закончить, потому что вокруг появилось что-то. И это что-то также не вписывалось в привычные понятия, как и всё происходящее до этого. Они стояли в огромном и в то же время маленьком зале. Свет здесь лился, просачивался, проникал со всех сторон, обтекая потоками и тонкими ручейками. «Жидкий свет», – подумал Сергей. А стены… Стены состояли из огромного количества платиновых пластин, вроде той, сделанной много миллионов лет назад, с которой они и пришли сюда. Михаил попытался подойти поближе, но наткнулся на мягкую, как будто резиновую, невидимую преграду и понял, что дальше идти не стоит. Стена уходила вертикально вверх, может быть соединяясь в арку где-то там в невидимой бесконечности, замыкая и ограничивая её, приводя бесконечность пространства к концу. Стена вся – вся состояла из этих пластин, на каждой из которых тонкая едва заметная дорожка переходила с одного края пластины на другой, а затем с одной пластины на другую и там продолжала свой нескончаемый путь.

– Ты понимаешь, – прошептал зачарованно Мишка, – вот оно идёт-идёт вверх, а потом соединяется, а за ним ничего нет. А на каждой из этих штуковин что-то записано.

Сергей легко толкнул его в бок, предлагая жестом посмотреть вниз, где также в бесконечность уходила стена. Только где-то далеко-далеко внизу они увидели огромное количество маленьких ярких огней, быстро двигавшихся в соответствии с не сразу отслеживаемой закономерностью.

– Звёзды, – зачарованно сказал Пабло. – Это звёзды. Звёзды у нас под ногами.

– Мы что? В центре галактики? – удивился Сергей.

– Как тебе объяснить… – ответил Пабло. – Мы и в центре и на окраине. Мы одновременно находимся и внутри и снаружи. Нам сейчас открылся мир не в трёх и даже не в четырёх измерениях. Это одиннадцатимерное пространство, которое мы наблюдаем со стороны. Мы вне его.

– А что на этих пластинах? – спросил Миша.

– Не знаю. Никто не знает. Иногда они попадают в наш мир. Тогда, когда это нужно. Я и сейчас не знаю, чем же всё закончится. Но если нас пустили так далеко, то мы получим то, что нужно. Но есть проблема – то, что нужно решаем не мы. Нам сейчас остаётся только ждать.

XXVI

На светло голубом квадратном листке с логотипом какой-то фирмы аккуратным почерком было написано одно предложение.

– У тебя почерк, как у пионерки, – не удержался Вадим.

– Будешь хамить… – Галя сделала вид, что собирается спрятать листок, но потом смилостивилась. – Ладно уж, читай. И думай. Это он мне прошептал прямо в ухо.

«Часы сейчас уже не там, где были первоначально» было написано на листке.

Такое развитие событий Вадиму совсем не нравилось. Только он настроился искать тайный ход в древнее подземелье в подвалах церкви, представил, как уговаривает настоятеля храма пустить их к нужным дверям, как придумывает, что же он будет врать (ну, не врать – придумывать), как тут такое. Часы сейчас не там. А где?

– На, погрызи, – сказала Галя, протягивая вафельный стаканчик мороженого.

– А эскимо что не было? – спросил Вадим.

– Ешь, что дают. Девушка ему мороженое покупает, а он ещё и кочевряжится.

– Извини, больше не буду, – улыбнулся он. – Хороший пломбир, мне нравится.

Когда Вадим сказал «Мне нравится», то сразу почему-то подумал о кнопке «лайк», одновременно посетовав на формирующуюся стандартность мышления, и что сейчас уже нельзя произносить обычные слова с тем, чтобы не ассоциировать их с действиями в интернете. Мороженое кончилось как-то очень быстро. Он посмотрел на Галю, сидевшую рядом на скамейке, закрыв глаза и повернув голову к солнцу. Так не хотелось выводить её из этого блаженного состояния, но, тем не менее, придётся.

– Ну что? Встали и пошли? – сказал он.

Она не спросила куда или зачем. Её реакция была несколько проще.

– Наконец-то, – сказала она. – А то я уж подумала, что ты до вечера намерен здесь отдыхать.

«Ну да, ну да, кто здесь ещё в блаженном состоянии», – подумал Вадим, вставая со скамейки.

– Ты даже не спросишь, куда и зачем? – сам задал он вопрос, который ожидал услышать, но вынужден был задать сам, подумав при этом, что ситуация несколько напоминает анекдот про ковбоя, женщину и зелёную лошадь.

– В церковь, конечно, – как о само собой разумеющемся, сказала Галя. – Если мы не знаем, где раньше были эти часы, то там кто-то это знать должен. Логично?

– Ты прямо мои мысли читаешь, – удивился Вадим.

– Что тут читать, это единственное правильное решение. И самое быстрое. Проще узнать что-то у того, кто это знает, чем пытаться найти ответ самостоятельно. Ты согласен, что в большинстве случаев это оправдано?

Во время разговора они почти подошли по заполненной людьми Рождественской улице к Строгановской церкви. Мимо почти бесшумно проплыл трамвай, следовавший от кремля к зданию бывшего Казанского вокзала. Солнце стояло, практически, за церковной колокольней, просвечивая здание с разноцветными куполами контровым светом, то пропадая, то опять появляясь из-за церковных стен. Они поднялись к церкви, понимая, что зайти сейчас внутрь вместе они вряд ли смогут. Галины бриджи этому явно не соответствовали. Она, впрочем, на это и не рассчитывала с самого начала, зная о содержании записки. Вадим уже готовился пойти один и попытаться что-то узнать о предыдущей жизни часов, ныне показывающих время на церковной колокольне, но им повезло. Задача несколько упростилась, из церкви выходил человек в чёрной одежде священнослужителя.

– Простите, – спросил Вадим. – Мы слышали, что башенные часы на колокольне не всегда находились здесь. Может, вы подскажете, где они были раньше?

– Отчего же нет? – ответил священник. – Совсем рядом. Если знаете, здесь недалеко есть здание, построенное купцом Блиновым в конце девятнадцатого века. Вот там эти часы и были. Блиновский пассаж ещё его называют. – Он сделал небольшую паузу, а затем продолжил. – Знаете, а таких часов, именно этой модели осталось только двое. Одни у нас, а вторые, как я слышал, где-то в Гондурасе. Странно, благодаря усилиям советских сатириков, название страны приобрело какой-то глупый смысл. На самом деле это имя страна получила во время четвёртого плавания Колумба в 1502 году. Говорят, он вышел на берег и сказал: «Gracias a Dios que hemos salido de estas honduras». В переводе с испанского это означает: «Благодарю Бога, что мы вышли из этих глубин».

Резкий порыв ветра возле церкви превратился в маленький смерч, пролетевший вдоль церковной стены. Галя невольно вздрогнула, Вадим тоже почувствовал какое-то беспокойство. Несколько прихожан, выходящих из церкви, торопливо перекрестились.

– Не обращайте внимания, – сказал священник. – Здесь это часто бывает. Храм находится на возвышении и одновременно почти внизу холма. Атмосферные потоки, если говорить по научному. – Он улыбнулся. – Извините, я вас, наверное, задерживаю. Блиновский пассаж совсем рядом, если вам интересно.

– Большое спасибо, святой отец, – почтительно сказала Галя. – Вы нам очень помогли. Очень.

Они уже сделали несколько шагов от церкви, но голос священника заставил их остановиться.

– Есть ещё одно любопытное совпадение, – сказал он.

– Какое же? – Вадим повернулся.

– Столица Гондураса в 1880 году была перенесена в город Тегусигальпа. Сразу после окончания строительства Блиновского пассажа. До этого столицей был другой город.

Вадиму показалось, что серьёзные глаза священника смеются.

– Какой же? – Галя старательно сделала удивлённые голубые глаза.

– Не помню, – пожал плечами священник. Пристально посмотрел на них, смешинки в глазах куда-то пропали, и добавил, – да это и не имеет никакого значения.

И они ему поверили.