Текст книги "Десятая вечность"

Глава 6
Ура, открылись!

Ночь прошла спокойно. Никто не потревожил наш чуткий сон. В абсолютном комфорте, не забираясь в спальник, я проспал часов до четырех. Быстренько подзарядил печь толстыми сырыми дровишками, после чего от неё вновь пошло ровное приятное тепло. Я вновь занял место на лежанке и проснулся от голоса куропача, сыгравшего нам побудку. Проснувшись, машинально глянул на часы. Они показывали восемь утра.

Андрей тоже проснулся, и мы каждый на своей лежанке валялись в сладостной истоме хорошо отдохнувших людей, находящихся в предвкушении праздника. Ведь сегодня наступал один из самых знаменательных дней десятой вечности. Все остальные, проведенные здесь, были только его предтечей. Уже как восемь часов назад открылась охота, и мы приобретали законное право посоревноваться с гусаками в хитрости, сноровке, маскировке и испытать по воле Деда всю меру фарта или неудачи.

Встал первым. По уже сформировавшейся привычке глянул на висящий над окошком лист метеопрогноза-календаря. По его утверждению день должен быть малооблачным и безветренным.

– Серега, получается, что можно сказать вполне определенно – ура, открылись! – произнес, потягиваясь, напарник. – Это я не про пиво, квас или «Казань». Это я про открытие охоты.

– Именно так, мы сегодня начинаем гусиную охоту почти по всем правилам. Ведь исключения могут быть из любых правил, – согласился я с ним, набирая воду в ковш и направляясь на улицу для утреннего туалета. Вопреки прогнозу небо было чистым, ветер не тревожил кроны стоящих рядом деревьев.

Нас переполняло ощущение праздника, предвкушения новых ощущений, которые можно получить только здесь и во время нахождения в десятой вечности.

– Геннадьич, сегодня идем в скрадки и греем кресла в них до полной победы, то есть до первого взятого гусака. Сейчас завтракаем чем бог послал – и вперед на озера, ну уж больно хочется гусятинки попробовать, пороха понюхать и душу порадовать, – как-то само собой задал я план на день.

За его выполнение принялись сразу же, наскоро накрыли на стол резаной колбаски, сыра, и я принялся соблюдать незыблемую в этом домике традицию. Дед должен быть накормлен с самого утра, поэтому вскоре я сидел рядом с открытой дверцей горящей печки, удерживая в руках кусочек колбасы и хлеба, в другой стопочку, наполненную водкой на четверть.

– Дедушка, мы с Андреем благодарим тебя за все. Ты милостиво встретил нас, дал возможность подготовиться к охоте во всех отношениях. Мы успели сделать все, что намечали. Ты даришь нам отличные отношения между нами, нам комфортно вдвоем.

Просим тебя сейчас об великой милости – пошли нам охотничью удачу, пошли под выстрел гусей. Мы приехали к тебе за этим и верим в то, что ты услышишь нас и выполнишь нашу просьбу, – обратился я к Деду, отправляя в огонь водку и закуску.

В ответ мы услышали одобрительный гул печки и могли предположить, что Дед будет к нам благосклонен.

– Андрюха, Дед накормлен, осталось нам принять немного допинга. Ведь как говорят мудрые люди: алкоголь в малых дозах не только вреден, но и полезен. Короче, наливай по мензурику за удачу, – предложил я напарнику.

Все получилось, как всегда, просто и органично и, главное, в меру. Как-то совсем неожиданно на улице начал безобразничать непрошеный гость – тундровый ветер. Он шумел в кронах деревьев, ударялся об стенки домика, пытаясь проникнуть внутрь.

– Ну вот, ветер начался, на фиг бы он нам был нужен. Но все равно при таком ветре сидеть в скрадках уже можно и даже нужно, поэтому после завтрака начинаем их охранять. Чтобы гуси случайно не прихватили с собой для обустройства в местах гнездовий, – поделился своими мыслями с напарником.

– А что были случаи, когда уносили? – с притворным удивлением спросил Андрей.

– Когда налетит «барахолка»[5]5
  «Барахолка» – местное название скопления отдыхающих гусей. Может достигать нескольких тысяч особей.


[Закрыть], я не исключаю такой вероятности, – озадачил я его.

– А что такое барахолка? – с некоторым удивлением послышалось в ответ.

– Это надо у Петруччо спросить. Он это знает точно, когда успел выстрелить из МЦ-21–12 три обоймы по пять патронов и не сбил ни одного гуся. Когда собирается несколько тысяч гусей, одновременно летят, кричат и все это под свист тысяч крыльев, это зрелище дорогого стоит. Свезет, может быть, увидим или хотя бы услышим, – внес я пояснение на вопрос Геннадьича.

После завтрака начали собираться в скрадки. Делали это с каким-то внутренним подъемом и предвкушением новых ощущений. Пока сегодня мы еще не слышали ни гусей ни лебедей, он сильно на это надеялись.

– Андрюха, давай соберемся на обед часа в три. Есть мысли по поводу меню? – озадачил я напарника.

– Слушай, в прошлый раз варили картоху в мундирах. Такая она вкуснющая была с селедочкой. Может, повторим? – предложил решение Андрюха.

– С «Казанью» прокатит, – согласился я.

Сегодня мне предстояло испытать в действии новые облегченные бахилы. Они были легки, и очень мне хотелось, чтобы в них не стыли ноги на холодном льду. В конечном итоге облаченный в «Колыму» и белый маскировочный халат, с биноклем и голосовым манком на шее, темных очках я был готов двинуться в скрадок. Андрей сосредоточенно и деловито готовился к первому для себя выходу в скрадок.

Он перебирал патроны в патронташе, проверил манок, бинокль, уложил в рюкзак термосок. Появилось в его поведении и облике что-то особое, неизведанное для него. Эти изменения были обусловлены только одним – пробуждением в нем древнего, первозданного охотничьего инстинкта. Не во всех мужиках в XXI веке он еще сохранился, но, к счастью, в нем он только крепко спал и сейчас пробудился к обоюдному удовольствию. Ему предстояло поправить упавшие от порывов ветра профиля.

– Андрюха, удачи. Давай соберемся на обед часа в три, – искренне пожелал я напарнику и направился к снежнику, на краю которого меня ждали лыжи.

Вскоре под скрип подтаявшего сверху снега я двигался на свое озеро. Издали увидел на льду черные точки чучел и борющийся с ветром белый скрадок.

– Заждались, однако. Сегодня и вы тоже охоту открываете, – мысленно обратился к ним, когда, оставив лыжи у берега, перешел на лед.

Мягко, ступая с пятки на носок, пришел к замершему в ожидании скрадку. Ведь полностью он собирается и выполняет свою задачу один раз в году. Все остальное время каркас стоит на берегу озера, открытый ветрам, дождю и снегу, в ожидании весны.

Лицо освежал неприятный холодный ветерок, дувший на море. Перед тем как занять свое место в скрадке, поправил чучела, поставил их грудью на ветер. Мне придется делать это всегда, как только он будет менять направление.

Четыре чучела наклонились ко льду и требовали переустановки – за день подтаяли подставки. Я снял рюкзак возле скрадка, достал оттуда топорик и ввертыш и направился к подтаявшим чучелам. Вернулся к ним, сверлил отверстия во льду, и со второй попытки чучело на новом месте принимало естественный вид. Делал все неспешно, размеренно – наслаждаясь тем, что это можно позволить.

Вернулся к скрадку, поставил через верх оружие, переложил на кресло рюкзак и топор. С трудом втиснулся в ставшее родным пространство своего укрытия и закрыл задний полог на липучки. Достал из рюкзака термос, поставил его в левый угол, топор уложил вдоль нижнего бруса каркаса, рюкзак убрал под кресло. Бинокль занял свое место на вбитом заранее гвоздике, и я устроился в удобном кресле. Так получается, что все события, произошедшие в этой вечности, с первого дня их пребывания предшествовали этому моменту.

Вот с этого момента мир с боков ограничился полотном скрадка, снизу льдом озера и только сверху был накрыт бескрайним весенним и голубым небом. Это особое время и место в странствии в десятой вечности. Именно здесь чаще всего происходят встречи с гусями, после которых они могут стать твоими трофеями. Очень часто ты ни разу за весь день не видишь, и даже не слышишь прекрасных птиц. И вот здесь появляется уникальная возможность, пребывая в прекрасном одиночестве, поразмышлять о прожитом. Ведь с определенного возраста так свойственно погрузиться в воспоминания, ведь лучшие годы, вероятно, остались позади. Вместе с ними уходит острота восприятия многих вещей, как-то незаметно более тусклыми становятся краски жизненных событий. Но погружение в любую из десяти вечностей позволяет ненадолго вернуть утрачиваемую яркость красок и жизненных ощущений. Часы, проведенные в скрадке, бесценны для приема подобных процедур. Очень часто вспоминаются прошлые охоты. Ведь на этом озере купался в адреналине, когда по воле Деда гусь шел как сумасшедший, небо гудело от его голосов, они раздавались непрерывно весь день, лаская охотничью душу. После одного из дней проведенного здесь лет так семь назад, я впервые в своей охотничьей жизни повесил оружие на гвоздь и прекратил охоту. Впервые мне удалось победить охотничий азарт.

Часто вспоминаются многие события, не касающиеся охоты. С высоты прожитых лет им дается уже совсем иная оценка. Какой будет нынешняя охота, знает только Дед, и ничего другого не остается, как подчиниться его воле.

Я внимательно прислушивался ко всем доносящимся звукам, через определенные промежутки времени привставал с кресла и осматривал в бинокль небо, в надежде увидеть желанную и налетающую на меня гусиную стаю. Прошло около часа в таком режиме, и вскоре послышались голоса гусей. Утомленный ожиданием привстал в скрадке и начал искать источники звука. Одна стая птиц в шестьдесят шла очень далеко, ближе к реке, вторая шла надо мной на недосягаемой высоте.

– Потихоньку потянул гусь, будем ждать своих, – порадовался я увиденному.

Действительно, после продолжительного молчания гуси стали радовать нас своими голосами и возможностью хотя бы в бинокль понаблюдать пунктиры линий, которые чертят на небосклоне гусиные табуны. Эти крики пробивались через шум ветра и радовали душу. Время медленно текло, позволяя мне в полной мере наслаждаться происходящим.

Вдруг прохладный свежий воздух разорвал трубный лебединый крик. Я мгновенно привстал в кресле и начал в бинокль искать тех, кто кричал. Нашел сразу, и сердечко учащенно забилось – невысоко от озера Андрея в мою сторону шла лебединая стая. В ней было четырнадцать белоснежных птиц, своими криками славящих наступающую долгожданную весну. Они приветствовали своими криками промерзшую тундру, белоснежные вершины сопок, начинающий таять лед на озерах. Каким-то чудом в эту стаю белоснежных красавцев попал гусь, летящий между белыми громадинами. Ему, бедолаге, приходилось в несколько раз быстрее махать крыльями, чтобы удержаться в этом строю.

– Только бы не отвернули, только бы не отвернули, – шептал я, продолжая наблюдать за летящей стаей.

Но, увы, не дойдя до меня метров около двухсот, они развернулись и ушли в сторону Корчанских сопок с набором высоты. Красавец вожак увел свою стаю от опасности.

В этот момент раздался торопливый дуплет Андрея. Я быстро глянул туда и увидел, как над озером проходила тройка лебедей. Встретимся, узнаю, что там у него происходило.

Вброшенный в кровь адреналин раззадорил, я ощущал прилив душевных и физических сил.

Из разных мест тундры стали раздаваться выстрелы. Иногда это были торопливые серии по 4–5 выстрелов, иногда выверенные пары. Раза два после серий, через короткое время звучали одиночные. Это как правило бывает, когда добирают подранков. Можно только порадоваться за товарищей по охоте – они уже ощутили прелесть добычи.

Гусь продолжал тянуть очень вяло, и пока это происходило ближе к пойме Ланковой. Глянул на часы – два часа дня. А означало это, что пора идти на обед, который здесь никто не приготовил. Оставив в скрадке бинокль, не торопясь двинулся на берег озера к оставленным лыжам и вскоре был в домике. Андрей был там. На столе шипела газовая плитка и булькала вода в кастрюльке с картохой.

– Давай рассказывай, кого и как стрелял? – спросил я возбужденного напарника.

Он впервые переживает происходящее, и было заметно, что оно его по-хорошему встряхнуло, пробудило новые неизведанные эмоции.

– Послушай, Серега, ко мне на озеро сели четырнадцать белогвардейцев. Сели вдали, в другом конце озера и с ними один шальной гусак. Я больше часа наблюдал за ними, зрелище, конечно, бесподобное и незабываемое. Гуляли по льду, смешно переваливаясь. Вожак, самый крупный, стоял в сторонке и внимательно наблюдал за всем происходящим.

Большинство безмятежно отдыхали, присев на лед. Гусак сидел в сторонке. Сидели они около часа, так и не могу понять, что их потревожило, но вожак крикнул, и стая, долго разбегаясь по льду, снялась и ушла. Трое из них отделились и пошли в мою сторону, когда были на минимальном расстоянии, я выстрелил пару раз, но, похоже, промазал. Только перышко отстрелил, – возбужденно рассказывал Андрей.

– Видишь, как здорово. Первый налет – и сразу же белогвардейцы, – порадовался я за него. – Ну и как ощущения после первого налета?

– Знаешь, хоть их и было всего три, глаза разбегались, стрелял словно в тумане, но пытался делать упреждение и, как ты говорил, не останавливать оружие при выстреле, – ответил он.

– Ты был близок к удаче, раз перышко отстрелил. Уверен, все равно улыбнется тебе эта капризная дама, – подбодрил я Андрея, повесил оружие на гвоздь у двери, снял маскхалат и направился к лабазу за селедкой.

– Опять где-то кричат, – возбужденно произнес он и, прихватив оружие с биноклем, выскочил к выходу с озера.

– Эх, опять далеко идут, – с разочарованием сказал Андрей, убедившись, что идет маршевая стая, которая не реагирует ни на что.

– Геннадьич, успокойся, давай готовиться к обеду. Наши прилетят, если они наши. В отдельные годы из восьми взятых я шесть брал прямо от домика, да и белогвардейцы здесь часто пролетают и иногда падают, – немного остудил я азарт друга и вернулся в домик с двумя копчеными селединами.

Напарник немного поостыл и принялся проверять готовность картошки, я же начал приводить селедку в удобное для потребления состояние, сдабривая ее колечками лука, зеленым горошком и растительным маслом.

– Серега, скажи, ты много белогвардейцев уронил? – спросил Андрюха, начиная чистить сварившуюся картошку.

– Да нет, никогда этим не злоупотреблял и не брал больше одного за сезон. За десять лет здесь взял четыре, одного на Аэродромных озерах. Если учесть, что в Магадане с 1989 года, то очень мало. Короче, взял только тех, какие были моими. В Астраханской области на них открыта официальная охота, у нас же местная власть играет в Гринпис. В тиши кабинетах при прогреве задницей кресла совсем не видно, что численность этой далеко не доброй птахи далека от исчезновения, в низовьях Колымы их иногда идет больше чем гусей. Как всегда конфликт интересов гражданина и государства. Конечно, все это приходится делать по-тихому, но наличие в котле томленого бульона из царской птички приветствую. Поверь, на тундре почти все придерживаются такой линии поведения, налетающих на выстрел стараются не пропускать. Могу со всей ответственностью заявить, что под водочку идет более чем здорово. Если свезет, сделаю колбасу из лебедячьей грудки. Так что если налетят – перед тобой просто мишень. Уронишь, сразу же ко мне – все остальное, что нужно, я помогу тебе сделать. Ну а сейчас за неимением бульона из белогвардейца отобедаем чем бог послал, – закончил я свой монолог.

Уже принявший наш установившийся порядок Андрей отвернул голову очередной «Старой Казани», и мы начали штурм. Он налил по мензурику.

– Дружище, давай-ка тост, – предложил я напарнику.

– Давай за удачу, очень хочется самому ее испытать, – с готовностью откликнулся он.

Чокнулись, приняли по единой. Повторили попытку еще пару раз и на этом успокоились. Куда она от нас денется, все равно достанем.

Картоха удалась на славу, местная копченая селедочка тоже, поэтому мы душевно продолжали обедать. За это время раза три нас беспокоили проходящие гуси, и мы, быстро подорвавшись, вылетали на улицу в готовности встретить возмутителей спокойствия. Увы, в этот раз мы могли их только увидеть.

Подошло время чая. Он безумно вкусен на тундровой воде. Я отдельно беру с собой заварник и крупнолистовой хороший чай, благо сейчас есть выбор. Завариваю очень крепко и, разбавляя кипяточком до нужной крепости, получаю бесподобный напиток.

Его можно пить здесь с конфетками, печеньками, гренками, бутербродами с икрой и просто с сахаром. Когда мы погрузились в этот процесс, со стороны моего озера прокричали гуси. Предположительно шли не очень высоко, и мы в надежде в очередной раз выскочили из домика. Висевший на гвозде справа от двери ствол очень быстро оказался в руках, и я начал искать глазами возмутителей спокойствия. Удалось это быстро – четыре гуменника довольно высоко шли немного в стороне, направляясь через наше озеро на соседнее. Расстояние для выстрела было предельным, но я все же решил дать погреться истосковавшемуся по работе стволу. Гуси показались в прогале между деревьями, я попытался выцелить крайнего левого и сделал первые в этом сезоне три выстрела. После последних двух гусак менял высоту полета, даже начал снижаться, но с трудом выправил полет.

– Похоже, обранил гусака, – в сердцах произнес я.

Обстрелянный гусь, пролетев еще немного, отделился от стайки и со снижением начал уходить на озеро соседей. Вскоре раздался единственный выстрел, значит, подранка добрали.

– Как ты успел выстрелить, ведь стрелять было очень неудобно, – с небольшим удивлением спросил Андрей.

– Пока еще успеваю, но уже с трудом. Раньше попадал чаще, – ответил я. – Пошли чаек допивать, уж больно он хорош. Вот я ствол погрел, но нужно открывать счет. Уж больно гуся в сметанно-брусничном соусе хочется.

Вернулись в домик и закончили обед. Убрали со стола.

– Львович, а как ты относишься к сиесте? – задал Андрей очень своевременный вопрос.

– Минут так на девяносто? – поддержал я его идею.

– Если понравится, можно и продлить, – подвел итог диалога Андрюха.

Минут через десять обитатели домика погрузились в здоровый, но очень чуткий сон.

Его никто не нарушал, и в положенное время мы, бодрые и отдохнувшие от вкусного обеда, покинули свои лежанки.

– Видишь, как мы удачно подремали. Будто под нас гуси сделали перерыв и прекратили лететь. Сейчас пойдем по скрадкам и обязательно дождемся своего гусмана, – с этими словами сполз с лежанки, посидел немножко и принялся собираться на зорьку.

Довольно быстро экипировался, пожелал Андрею удачи. Вскоре, мягко поскрипывая снегом, лыжи понесли меня навстречу радостям и разочарованиям предстоящего вечера одного из дней десятой вечности. Издалека глянул в бинокль на чучела – увы, на льду сидели только они. Присада у меня смотрелась издалека очень выразительно, только бы гуси это оценили. Поправил чучела, устроился в скрадке и погрузился в ожидание такого желанного и ничьего больше гусиного налета. Можно сказать, превратился в зрение, усиливаемое биноклем, и пока не подводящий слух. Ветер к тому времени утих, что добавляло особого колорита наступающему вечеру. Зорька началась с сюрпризов – гусиные крики раздались сзади и двух сторон одновременно. Я привстал, развернулся и в бинокль увидел стаю птиц в тридцать, идущую обратно в сторону моря. Шли низко вдоль поймы Ланковой, было заметно, что они ищут место для отдыха и направляются к озеру соседей. Раздались звуки электронного манка, стая довернула к ним и пошли на снижение без круга.

– Сейчас кому-то ввалят от всей души, – подумал я и тут же услышал выстрелы. Похоже, стреляли двое, и пара гусаков начала падение.

– Ну вот мужиков можно с полем поздравить, – порадовался я за соседей.

Еще две обратные стаи выходили Корчанской долиной. Как-то получалось, что гусь летел обратно левее и правее нас, совсем игнорируя наше присутствие.

Вскоре на соседей нашла еще одна входная стая, но та пошла на снижение с круга, и еще один гусак выпал из стаи. Мужикам фартило, было интересно наблюдать за их охотой со стороны без зависти. Минут через тридцать небольшая заходная стайка вновь довернула к ним на озеро, и вскоре еще один гусь, утратив способность летать, начал падение.

Нас с Андреем гуси пока игнорировали. Представляю, с какими чувствами наблюдал за происходящим Андрюха. Я почему-то твердо был уверен, что без зависти и злости. Раздались голоса гусей по фронту, найдя стаю в бинокль, с сожалением увидел, что она маршевая и идет стороной. Большая стая гуменников птиц в двести красиво шла на фоне теряющего яркость вечернего неба. Никто, кроме вожака, не знал конечной точки их маршрута. На пути их ждали множество опасностей и лишений, но они преодолевали это упорно и мужественно, как истинно свободные творения природы. Их крики оглашали округу, они славили Создателя, давшего им при рождении свободу, славили наступающую весну и просто наслаждались полетом над промерзшей землей. Они гордо и величественно уходили из поля зрения, продолжая свой свободный путь.

Пока наблюдал за стаей, на озере соседей опять прозвучали несколько выстрелов, послышался тревожный гомон обстрелянной стаи. Вероятно, опять кто-то попал под выстрел. Сегодня у соседей бенефис.

Вскоре немного похолодало, и подошло время пододеть еще одну куртку от костюма «Колыма «и перчатки. Да и чего-то чайку горяченького очень захотелось. Встал полностью в скрадке, повернулся налево, пытаясь увидеть гусей, прокричавших в том направлении. Четверка гусей с криками шла между нашими озерами, Андрей старательно пытался довернуть их манком на себя. Я тоже попытался это сделать, но вожак четверки оказался очень недоверчивым и увел ее в сторону озер нашего друга Валерия. Птицы исчезли из виду, и вскоре послышалась канонада. Похоже, бедолаги попали в огневой мешок, когда попадают под обстрел двух или еще хуже трех полуавтоматов. Я стоял спиной к присаде и пытался развязать уже лежавший на кресле рюкзак.

Именно в этот момент сзади раздался приглушенный гусиный крик и свист крыльев. Как-то само собой движения стали быстрыми, точными и резкими. По всей видимости, первой повернулась голова, открывая возможность глазам увидеть происходящее. Они увидели севшего между тремя крайними правыми чучелами гуся, который уже складывал крылья после приземления. Он заметил мои движения, сразу же насторожился, понял опасность, ему грозящую, и стремительно начал пытаться исправить совершенную ошибку. Только что сложенные крылья начали вновь расправляться для попытки взлета. Находился он от меня метрах в тридцати. Туловище начало разворачиваться вслед за головой, правая рука рефлекторно начала выводить оружие к плечу для прицеливания, короткий шаг левой ногой вперед – и оружие было готово к открытию огня. Гусак со своей стороны тоже делал все возможное и невозможное, чтобы уйти – он уже расправил крылья и пытался сделать первый взмах, чтобы оторваться от льда. Жесткий и резкий выстрел сразу же опрокинул его на лед, но похоже только ранил. Я не стал испытывать судьбу и не пожалел еще пару патронов, чтобы быть в твердой уверенности, что этот гусак стал моим трофеем. Один из них был безусловно лишним, но в азарте не смог от него удержаться.

На короткое время меня окутала пелена адреналинового тумана. Откуда-то изнутри тебя начинает согревать теплая волна удовлетворения только охотнику понятной охотничьей удачей, которую ждешь всю долгую зиму. Она грезится тебе воспоминаниями о прошлых охотах, удачных выстрелах, которые, как золотые самородки, всегда неповторимы.

Мне доводилось переживать более красивые и добычливые выстрелы, но в любую охоту первый трофей сезона воспринимается, как почин и добрый знак. Нынче Дед послал мне первую удачу именно в день открытия охоты – ни раньше, ни позже.

Я продолжал стоять в скрадке, оружие лежало на верхних жердях каркаса. Меня по-прежнему окутывал адреналиновый туман снаружи и согревало тепло изнутри. От ствола тянуло терпким и волнующим запахом сгоревшего пороха. Душа продолжала наслаждаться удачей, понятной только избранным Богиней Дианой.

Я находился в этом благостным состоянии несколько минут, при всем этом не прекращая наблюдать за лежавшем на льду гусаком. Немного успокоившись, я вышел из скрадка, прихватив оружие, и направился к трофею. Он лежал на боку, с клюва уже начала капать на лед кровь, вокруг него лежали срезанные дробью кусочки перьев и пуха.

Моей первой добычей стал довольно крупный белолобый гусь с очень интересной окраской груди. Как правило, там располагаются поперечные черные полосы, здесь же на груди было большое сплошное темное пятно, что видел впервые. Поднял гусака за голову, ощутил приятную и порядком забытую тяжесть добычи, упругое перо приятно ласкало ладонь. На гуся получается основательно охотиться только раз в году, за прошедшее с прошлой весны время многие ощущения забываются и притупляются. Поэтому вдвойне приятно оставить в памяти дивные мгновения добычи первого гусака десятой вечности.

Вернувшись к скрадку, уложил гусака на лед сзади, полюбовался на него еще немного и забрался в укрытие. Охота продолжалась, и я опять обреченно, но по собственной воле погрузился в ожидание налета. Глянул на часы – время подошло незаметно к десяти часам вечера. На западной стороне небосклона начинал догорать костер заката. Гусь перестал тянуть, но расслабляться было нельзя – гуси могли подойти молча, появиться вроде бы ниоткуда, поэтому наслаждаюсь тишиной, покоем и последствиями первого этой вечностью адреналинового отравления. На озере соседей раздавались выстрелы, бенефис у них, похоже, не закончился. За время до потемок слышал три вдалеке проходящих стайки, на грани сумерек прилетели на берег пара куропачей и своими не совсем соловьиными голосами предупредили – скоро зорька закончится. Действительно, до полных сумерек, когда невозможно прицельно стрелять даже на освещаемое закатом небо, оставалось всего ничего. Я уже просто стоял в скрадке, положив оружие поверх верхних брусков каркаса, и просто наслаждался тишиной.

– Ну что, первая заря десятой вечности прошла удачно. В точном соответствии с правилами охоты взял первого гусака, пожалуй, пора в теплый домик, – пришла мне в голову очень полезная мысль.

Откладывать выполнение не стал, собрал в рюкзак термос и покинул свое убежище. Не забыв оружие и трофей и включив налобный фонарь, неторопливо двинулся к выходу на озеро. Вскоре лыжи с характерным постукиванием по примерзшему насту несли меня к домику. Там меня ждали тепло, уют, заработанная стопка за трофей и все связанные с этим удовольствия. На границе снежника воткнул лыжи в замерзший снег и направился к скучающей без постояльцев вешалке. При свете налобника подвесил гусака за шею, хмыкнул удовлетворенно и направился к домику. Окошки светились призывным светом, приглашая внутрь. Механически освободил патронник, повесил стволик на гвоздь, там же свое место нашел рюкзак и после этого вошел в домик.

Андрюха в ожидании уже приготовил поесть, успел развесить на просушку одежу и обувь и терпеливо ждал меня.

– Серега, ты кого стрелял? – задал он волновавший его вопрос.

– Гуся, – предельно лаконично ответил я, освобождаясь от слегка надоевшей теплой одежды.

– И как? – с тайной надеждой на удачу задал Андрюха второй вопрос.

– Нормально. На вешалке висит, – не баловал я напарника подробностями.

– Правда висит? – продолжал он сомневаться.

– Пошли посмотрим, раз не веришь. – И с этими словами мы вместе вышли из домика в ночную свежесть наступившей ночи.

Андрей шел впереди, как я понял, ему было очень интересно увидеть первый наш трофей. Он призывно серел вдали в свете налобников.

Напарник первым подошел к белолобику и, стоя в свете моего фонарика, внимательно разглядывал его, гладил перо, расправил крылья, оценивая их размах.

– Поверь, гуменники гораздо крупнее, таежники особенно. Даст Дед, добудем. И вообще пошли ужинать и кормить его, – предложил я, и мы ушли назад.

Вскоре я сидел у открытой печи, в одной руке стопочка с водочкой, наполненная на треть. В другой – кусочек хлеба и грудинки. Ритуал благодарности Деду соблюдается неукоснительно.

– Дедушка, ты услышал наши просьбы и точно в нужное время послал нам первую добычу. Благодарим тебя за все, что ты нам посылаешь, – за душевное общение, тепло и уют домика, целебную тундровую тишину. Верим и знаем, что не обидишь нас дальше своей милостью. Прими наш скромный дар, – искренне произнес я, отправляя по очереди в огонь огненную воду и закуску.

В ответ печь благодарно загудела, выбросив наружу красно-синие языки пламени.

– Ну что, напарник, наливай-ка по единой. Мы с тобой сегодня честно ее заслужили, – попросил я напарника.

Очень быстро стопарики наполнились жидкостью внутреннего сгорания.

– Серега, давай за твою удачу, – с теплом произнес простой и такой емкий для охотника тост.

Чокнулись, выпили, закусили. Многим непонятно переживаемое нами удовольствие, но нас это мало волновало. Главное, чтобы это нравилось нам.

– Андрей, давай-ка еще по единой, ты так здорово разливаешь, а руку менять нельзя. У меня тост есть, – продолжил я борьбу с жидкостью внутреннего сгорания.

Он не заставил ждать, и стопочки наполнились вновь.

– Дружище, я еще раз хочу выпить за твою удачу. Пусть она посетит тебя, ты это давно заслужил. И ты возьмешь своего гусака. Вот за это и выпьем, – произнес я.

– Спасибо, Сергей, буду ждать, – поблагодарил меня Андрюха, и вторая из положенных трех была принята.

Мы много о чем еще поговорили после приема третьей за нашу общую удачу. Понемногу усталость прошедшего дня брала свое, и спать захотелось с приятной неизбежностью.

По уже заведенному порядку прибрали на столе, зарядили печку на ночь, опустили шторку на дверях и, пожелав друг другу спокойной ночи, заняли место на лежанках.

Пред тем как провалиться в сон, подумал: «Отличный день десятой вечности. Пусть их по воле Деда будет больше…»