Текст книги "С риском для жизни"

Игорь опустил взгляд, пряча глаза. Ему не хотелось афишировать свое знакомство с криминальным подпольем Артемова.

– Как выглядит Тигран? – спросила Тамара. – Невысокий бородатый брюнет, глаза как сливы?

– Под это описание подходят многие армяне, – заметил Шарко.

– Минутку…

Зайдя на страницу «Гугла», Игорь нашел портрет Аль Пачино и показал прокурору. Тот хмыкнул:

– Похож. Кто такой?

– Артист, – пояснила Тамара.

– Тигран – тоже большой артист, – сказал Шарко. – Я бы его собственными руками вот так, вот так… – Он показал. – Но нельзя. – Руки прокурора бессильно упали на колени. – Анжела не переживет, если с Олей что-то случится. Да и я тоже… Какой тогда смысл? Не хочу…

В салоне «мерседеса» отчетливо запахло спиртным. Игорь подумал, что сегодня, несмотря на дневное время, прокурор успел выпить далеко не одну бутылочку.

– Где обитает Тигран? – нарушила молчание Тамара.

– Понятия не имею, – покачал головой Шарко. – В поисках этого мерзавца я вам не помощник, сами понимаете. И у меня к вам огромная просьба…

– Мы никому не скажем о нашем разговоре, – перебил Игорь.

– Стоит Тиграну узнать, что…

– Не волнуйтесь, – сказала Тамара.

– Но ведь вы его собираетесь искать, так?

– Он убил моих родителей, – напомнил Игорь. – Было бы противоестественно, если бы я его не искал.

– Не все так считают, – пробормотал Шарко.

– А мне плевать, кто как считает.

Тамара посмотрела на Игоря с уважением, потом перевела взгляд на прокурора:

– Скажите, если нам удастся спасти Ольгу или хотя бы выяснить ее местонахождение…

– Боже упаси, боже упаси! – Он замахал руками, словно отгоняя от себя рой пчел. – Даже думать об этом забудьте! Я посвятил вас в свою тайну в надежде на ваше благородство.

«Подонки обожают взывать к благородству, – подумал Игорь. – Хотя этого человека, вроде, подонком не назовешь. Попал мужик. На него такое горе свалилось, что непонятно, как держится. Работает, с людьми общается, вопросы решает… А по ночам просматривает послания дочки, пьет горькую и плачет. Не представляю, как бы я справлялся с такой трагедией. Если сейчас на него надавить чуть сильнее, то сломается. Интересно, есть у прокуроров табельное оружие? Должно быть, да. Выдают пистолеты для самообороны, а их используют для самоубийств. Такой вот прискорбный парадокс».

– Считайте, что этого разговора не было, – произнес Игорь. – Мы сейчас уйдем и вряд ли когда-нибудь появимся снова. Прощайте, Николай Филиппович.

– Федорович, – поправил Шарко.

– Простите. Я постоянно путаю отчества. Не укладываются в памяти, хоть убей.

– Желаю вам избавиться от этого недостатка к тому времени, когда вы будете давать показания в суде, – напутствовал Игоря прокурор и, помолчав, уточнил: – Свидетельские, я имею в виду. Против банды Тиросяна.

– Желаю вам выступить обвинителем на этом суде, – сказал Игорь, слегка улыбнувшись.

– Надеюсь. Надежды ведь не только юношей питают, друзья мои.

Тут Шарко тоже улыбнулся – грустно.

Вскоре Тамара и Игорь были на улице, идя куда глаза глядят. О прокуроре они не говорили. Оба, не сговариваясь, решили оставить его в покое.

XIV

Переводя дыхание, Тамара скатилась с Игоря и замерла на спине. Ее грудь вздымалась, как после забега на длинную дистанцию, кожа блестела от пота. Игорь тоже дышал тяжело, словно только что вынырнул на поверхность из морской пучины.

– Перекусим? – предложил он, когда к нему вернулся дар речи.

– Подожди, – попросила она. – Мужчины вечно спешат после этого. А ведь так приятно просто полежать рядом.

– Да, – сказал Игорь и уставился в потолок.

Там не было ничего интересного. Как и в том, чтобы просто лежать рядом – пусть даже с очень красивой женщиной. Не поворачивая головы, она поискала его ладонь и крепко сжала пальцами. Такое впечатление, будто она опасается, что я сейчас сбегу, подумал он.

Его взгляд бесцельно скользнул вдоль потолка на стену, отыскал там единственную картину и остановился. Это был подлинник, купленный, скорее всего, на местной барахолке. Неизвестный художник изобразил морской прибой на фоне вечернего заката. Точно и аккуратно прописанные детали придавали полотну фотографическую достоверность. Хотя, в принципе, можно было действительно ограничиться фотографией. Зачем было тратить время и краски? Чтобы скопировать кусочек природы? Художник не добавил зрелищу ничего от себя. А без этого картина была мертвой.

– Много у тебя было мужчин? – поинтересовался Игорь, когда ему надоело лежать молча.

– Достаточно, – ответила Тамара. – Ревнуешь?

Она стала водить пальцем по его животу и груди. Он прислушался к своим ощущениям и сказал:

– Нет.

– Обычно вы хотите услышать, что были лучшими.

– Обычно я не допытываюсь у женщин, был ли я лучшим, – сказал Игорь.

Тамара усмехнулась:

– Такой самоуверенный?

В ее интонации угадывалось уязвленное самолюбие. Игорь положил руку на ее бедро, нащупывая угловатую кость, обтянутую атласной кожей.

– Если ты захочешь, то сама скажешь. А нет, и не надо.

– Тебе совсем не интересно, как я к тебе отношусь?

Приподнявшись, Тамара заглянула Игорю в лицо. Ее прозрачные глаза словно светились изнутри. Он провел рукой по изгибу ее тела.

– Хорошо относишься, – сказал он. – Иначе я не лежал бы с тобой здесь.

Она опять упала на спину. Игорь заметил, что ее взгляд устремлен в потолок точно так же, как его собственный несколько минут назад.

– Ты обиделась? – насторожился он.

– Нет, – ответила Тамара. – Думаю.

– О чем?

– Например, о Леониде. Никак не могу понять, действительно он собирался меня только связать или…

– Или, – произнес Игорь с нажимом. – Девяносто девять процентов из ста.

– Но один остается, – задумчиво произнесла Тамара.

– Это что-то меняет?

Ответа на вопрос не последовало. Тамара продолжала лежать, глядя в потолок.

– А теперь о чем думаешь? – осведомился Игорь, когда ему надоело любоваться ее лицом и телом.

– Эти ролики, – сказала Тамара. – Что-то в них не дает мне покоя.

– Что?

– Не знаю. Но что-то в них не так.

– Звучит туманно, – заметил Игорь. – Сплошные «что-то».

– Дай срок. Когда женщина хочет удовлетворить свое любопытство, она всегда добивается своего.

– Только любопытство? Или еще что-то?

Тамара недоверчиво уставилась на Игоря:

– Мне кажется или ты действительно заигрываешь?

– Кажется, да, – признался он.

– Ты меня приятно удивляешь, – сказала Тамара. – Хочешь поэкспериментировать немного? Давай сделаем это стоя.

– Ты меня тоже приятно удивляешь, – пробормотал Игорь.

А потом они продолжили делать друг другу приятное молча.

Полчаса спустя, когда оба сидели за кухонным столом, поедая кексы с молоком и обсуждая вещи не имеющие никакого отношения к сексу. Было решено организовать визит Болосовых к мнимой покупательнице квартиры. Маргариту Тихоновну никто впутывать не собирался. Главное было заманить Болосовых в пустующий по осени дачный поселок, чтобы допросить их и передать в руки правосудия. У Красозовых имелся в этом поселке небольшой двухэтажный дом, который как нельзя лучше подходил для этой цели.

Подкрепившись, Игорь отправился к Маргарите Тихоновне, чтобы лично присутствовать при ее телефонном разговоре со Светланой Болосовой. Перед уходом он вручил Тамаре пистолет и научил ее, как с ним обращаться.

– В принципе, он вряд ли мне понадобится, – сказала она, взвешивая тяжелый «Вальтер» на ладони. – Лично я ни в кого стрелять не собираюсь.

– Лично я тоже, – поддержал ее Игорь.

Как будто кто-то из них мог предвидеть наперед, что их ожидает.

XV

Вода в бассейне подсвечивалась снизу и была зеленоватой. Такие же зеленоватые блики плясали на стенах подвала и лицах собравшихся внутри людей. Четверо мужчин в плавках и одна женщина в закрытом купальнике с открытой спиной. Тигран, двое его верных подельников и супруги Болосовы.

В смежном помещении находился красный джип «чероки», грязные колеса которого стояли на специально расстеленном ковре. Охранники потягивали пиво из банок и сражались в нарды. Тигран сидел на бортике бассейна, болтая в воде бледными ногами, которые из-за эффекта преломления выглядели комично тонкими и короткими. Болосов с супругой плавали туда-сюда: два темных силуэта на зеленом фоне.

Тигран с удовольствием выслушал их доклад о новой клиентке. То, что она не пожелала называть фамилию, его не насторожило и не удивило: многие клиенты при покупке квартиры шифровались до последнего. Понятное дело. Люди старые, подозрительные, привыкшие к тому, что все норовят обидеть, кинуть, обвести вокруг пальца. Все правильно, все справедливо. Кого же обманывать, как не стариков? Реакции притуплены, мозги варят едва-едва, в голове винегрет из политики и сериалов. Прошлое помнят хорошо, в настоящем ориентируются плохо.

– Толян! – позвал Тигран, маня пальцем.

Болосов по-собачьи поплыл к нему, высоко задирая подбородок, чтобы не нахлебаться хлорированной, резко пахнущей воды.

– Чего? – спросил он, ухватившись за борт.

– Пора тебе на новый уровень переходить, – сказал ему Тигран, веселый в предвкушении наживы.

Красивая жизнь, доверчивые студенточки, казино, холеные шлюхи по вызову.

– Какой уровень? – оживился Болосов.

– Завалишь завтра бабульку эту, – подмигнул Тигран. – Как ее?

– Маргарита Тихоновна.

– Вот. Ее. Хватит возле жены отираться.

– Нет, Тигран! – Болосов замотал плешивой головой с такой силой, словно вознамерился избавиться от нее раз и навсегда.

Он привык к знакомой схеме. Ему не хотелось ничего менять. Убивать не трудно, Болосов неоднократно видел, как это проделывают Комиссар и Сулема. Однако сам он пачкать руки в крови не собирался. Не зря же он считал себя христианином, носил крестик и ел куличи на Пасху. Христос воскрес и все такое. Опять же, Рождество. Очень своевременный праздник, полезный. Встретил Новый год, погулял, протрезвел и пожалуйте опять за стол. Красота!

Тигран тоже носил крест – золотой, – но отказ Болосова ему не понравился.

– Что значит «нет»? Ты что, особенный?

«А ты?» – подмывало спросить Болосова. Естественно, он произнес другие слова:

– Я не могу, Тигран. Меня от кровищи мутит. Потом в штопор сорвусь. Дай хоть год в завязке походить.

– Да ты небось бухаешь тайком.

– Ты что! – Удерживаясь за мрамор одной рукой, Болосов перекрестился. – У Светки спроси. Капли в рот не взял.

– И правильно, не бери в рот Толик. – Тигран расхохотался. – А Светка что?

– Что – Светка?

Болосов насупился.

– Тоже постится? – Тигран опять засмеялся. – Или позволяет себе?

– Это наше дело, понял?

– Ты что, Толян? Я про алкоголь спрашиваю. А ты про что подумал?

Под низким сводом разнесся вурдалакский гогот охранников.

– Придурки, – фыркнула Светлана, продолжая плавать, как заводная.

Она сбрасывала лишние килограммы. Дошло до того, что пришлось натягивать цельный купальник, прикрывая живот и сало на боках. Позорище!

Тигран проследил за ней, потом перевел взгляд на подчиненного:

– Может, подумаешь? Пару раз стрельнул, а доля сразу в два раза увеличилась.

– Нет, – рассудил Болосов. – Давай лучше по-старому.

Это означало, что старуха впустит его и жену в дом, а потом уж они откроют дверь остальным членам банды. Они принесут с собой орудия труда – стволы и прочные черные пакеты, надеваемые жертвам на головы, чтобы их мозги не расплескивались по всей комнате. Орудия пыток всегда имелись на месте: спички, ножи, клещи, электроприборы. Подручные средства, так сказать.

– По-старому, так по-старому, – легко согласился Тигран. – Светка! Рули сюда. Дело есть.

– Нам уходить надо, – проворчал насупленный Болосов. – Мы к моим родителям намылились. У матушки день рождения.

– Я долго не задержу. Светка, вылезай, потолковать надо. А ты, Толян, дуй на кухню. Включи микроволновку и пиццу разогрей. И салатик сооруди. Не в службу, а в дружбу. Не западло тебе?

– Сделаю.

Тяжело вздохнув, Толик вылез из воды и помог выбраться жене. Пока он вытирался и одевался, Тигран даже не делал вид, что о чем-то беседует со Светланой. Когда же Болосов покинул подвал, он оттянул плавки и немногословно объяснил, чего хочет.

– Нет. – Светлана помотала коротко стриженой головой с пейсами. – Пусть уйдут.

Она показала глазами на ухмыляющихся Комиссара и Сулему.

– Отвернитесь, – велел им Тигран. – И чтобы не звука!.. Давай, Светик. Времени мало.

Анатолий Болосов еще немного задержался на верху лестницы, вытягивая шею и прислушиваясь. Когда его лицо сделалось бледным, как у покойника, он быстро зашагал прочь, беспорядочно ударяя кулаком в стену и повторяя:

– Тварь! Тварь! Тварь!

Кого он имел в виду? Работодателя? Законную супругу? Или, может быть, все-таки самого себя?

Часть третья
Горячо, совсем горячо!

I

Поселок производил впечатление заброшенного кладбища – такая же тишина, такое же безлюдье, так же много мертвого камня, железа и дерева. Распахнутые настежь ворота никем не охранялись. Чтобы не вызвать подозрение гостей, Игорь велел Тамаре проехать мимо своего дома и загнать «шкоду» в узкий просвет между заборами – так, чтобы ее не было видно с улицы.

– Нужно будет растопить печь, – сказал он, пока они шли к даче.

– Да, прохладно, – согласилась Тамара.

– Не только в этом дело. Дым.

– Что дым?

– Посмотри. – Игорь приобнял спутницу за плечи и плавно повел рукой перед ее глазами. – Там труба дымит… и там… Сразу видно, что кто-то живет.

– А! Поняла. Тогда не мешает развесить во дворе какие-нибудь тряпки. Мол, стирка была.

– Соображаешь.

– А ты думал, ты один такой умный?

Игорь не ответил. Воспоминания нахлынули на него при виде желтого кирпичного дома с нелепой башенкой на крыше. Ее сооружал отец, начиная от чертежей и заканчивая монтажом. Пожалуй, башенкой он гордился значительно больше, чем самим домом, хотя места стыков постоянно протекали, так что потолок и пол там вечно бугрились и дыбились. Калитка, которую открыл Игорь, породила новую порцию воспоминаний. Ее вечно заедало, потому что она была сильно перекошена. Еще один образец отцовского творчества. Как и некрутящийся флюгер, раскрошившаяся бетонная дорожка и косые прутья для виноградных лоз. Мама страшно ругала папу за все эти огрехи, а он долго дулся, чтобы потом неожиданно затеять новый проект века: шаткую душевую кабину, недостроенную беседку, давно развалившийся очаг во дворе.

– Проходи, – сказал Игорь, когда наконец справился с калиткой.

– Оставь ее открытой, – посоветовала Тамара.

– Думаешь, это нормально?

– Конечно. Старушка ковыляет с трудом, так что не хочет лишний раз выходить во двор. Вот калитка и настежь. Милости прошу, гости дорогие.

– Хм, пожалуй, ты права, – согласился Игорь.

– Женщины всегда правы. Разве ты еще не понял?

Новый укол в сердце. Очень похожие слова любила произносить мама. Еще когда была жива. Она ведь была жива. Это теперь ее нет. И сегодня Игорь побеседует с пособниками ее убийц. Они ответят на все вопросы. Дадут исчерпывающие ответы. Игорь встретит их с пистолетом наизготовку. Распахнет дверь и пригласит войти. И лучше Болосовым принять приглашение. Потому что Игорь настроен очень решительно.

– Осторожно, – сказал он, придерживая под локоть Тамару, поднимающуюся на крыльцо. – Тут кафель скользкий. Отец где-то обзавелся и собственноручно уложил, без согласования с мамой. Ох и влетело ему потом! А кафель так и не переложили. Все некогда было. С весны по осень дача – это настоящая каторга, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Еще как, – усмехнулась Тамара. – То прополка, то поливка, то уборка урожая.

Игорь почему-то обрадовался:

– Так ты, выходит, тоже через это прошла?

– Было дело. Лет до двенадцати. А потом наотрез отказалась. Тут маникюр на уме, а тебя картошку собирать заставляют. И загар этот дачный, специфический…

– Он что, чем-то отличается от морского?

– Естественно, – кивнула Тамара, разглядывая веранду. – Небо и земля.

– Никогда не думал, – признался Игорь.

– Вы, мужчины, вообще не наблюдательные.

– Это вы, женщины, придаете слишком большое значение мелочам.

– Мелочам, – повторила Тамара и прикусила губу.

– Что с тобой? – спросил Игорь.

– Погоди!.. Эх, сбил с мысли! Я едва не вспомнила что-то важное.

– Если действительно важное, то обязательно вспомнишь.

– Вспомню, если помолчишь немного!

Игорь недоуменно покосился на Тамару. Обычно она не позволяла себе вспышек раздражения. С другой стороны, сколько они были знакомы? Всего ничего. В первые дни и даже недели общения мужчины и женщины стараются быть лучше, чем они есть на самом деле. Это уже потом они становятся сами собой, что знаменует собой окончание романтического периода.

Чтобы не мешать подруге, Игорь занялся уборкой. Покидая дачу, родители оставили здесь ужасный беспорядок. Полы устилали засохшие ошметки грязи, во всех углах высились груды сваленных как попало вещей, подоконники и столы были заставлены посудой, инструментами и всякой всячиной неизвестного происхождения и назначения. Все это наводило тоску, похожую на ноющую боль зуба, только словно бы образовавшуюся прямо в душé. Это было самое точное сравнение, приходящее на ум.

Оставляя дачу, родители не подозревали, что не вернутся сюда больше. Никогда. Не знали они и того, что их любимый сын приведет сюда девушку. Иначе они навели бы здесь идеальный порядок.

Чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза, Игорь поднялся на второй этаж. Здесь было еще холоднее, чем внизу. На кушетке и кроватях были расстелены старые пледы и одеяла, под которыми никто бы не смог согреться. Угол дальней комнаты был заклеен выцветшими постерами рок-музыкантов. Отец их терпеть не мог, но не сорвал, уважая вкусы сына. Как будто Игорь все еще был тем юнцом, который мог часами напролет слушать «Нирвану» или «Металлику».

– Ты где? – позвала Тамара снизу.

– Здесь, – крикнул Игорь. – Смотрю, как тут и что.

– Пора печь топить. Полтора часа до встречи.

– Сейчас спущусь. Вспомнила, что хотела?

– Нет, – разочарованно произнесла Тамара. – Мысль, как мышка, шмыг – и пропала.

– Кстати, насчет мышей…

Закончить Игорь не успел.

– Тут есть мыши? – вскричала Тамара.

По всей видимости, грызуны пугали ее куда сильнее, чем члены банды Тиграна Тиросяна.

– Одна вниз побежала, – предупредил Игорь. – Это я к тому, чтобы ты в обморок не упала.

Раздавшийся снизу визг свидетельствовал сразу о двух событиях. Первое: мышь действительно попалась Тамаре на глаза. Второе: в обморок никто падать не собирался.

– Это полевка, – сказал Игорь. – Не бойся.

– Чем это полевка лучше обычной мыши, интересно знать? – спросила Тамара с вызовом.

– Ты говоришь со мной так, будто это я ее подбросил.

– Я…

Она замолчала, уставившись куда-то в стену. Ее глаза округлились и остекленели.

– Опять мышка? – предположил Игорь, оглядываясь.

– Нет, к счастью, – пробормотала Тамара. – Просто я вспомнила, что хотела.

– Поделишься? Или это секрет?

– Поделюсь. Только огонь разведи, ладно? Холодно тут у вас…

Она поежилась, и Игорь тоже внутренне сжался. Тут у вас. Очередное болезненное напоминание.

Вернувшись с охапкой нарезанных веток, он сгрузил их в зев камина и принялся запихивать туда газетные жгутики. Дрова были сыроватые, хотя хранились под навесом. Но листы шифера были дырявые и лежали косо, так что дождевая вода подтекала. «Папа, папа, – подумал Игорь, чиркая спичкой. – Ты мастерил так самозабвенно, что забывал все просчитать и подогнать как следует. Нелепая башенка, худой навес… Но на самом деле это не имело никакого значения. В жизни важны совсем другие вещи. И в смерти тоже…»

– Так что там у тебя? – спросил Игорь, подставляя ладони первому, еще робкому теплу от занявшегося пламени.

Тамара пристроилась рядом, обдав его ароматом своих духов.

– Видеоролики помнишь? – деловито проговорила она. – Ну те, с Ольгой Шарко.

– Конечно, – подтвердил Игорь. – А что?

– Никак не могла понять, что там не так. Все ломала голову, ломала… И ответ пришел.

– Интересно, интересно…

– Мы просмотрели пять или шесть видео, сейчас не помню точно, – начала Тамара. – На всех у Оли совершенно одинаковая прическа. Челка лежит так… – Она показала. – А здесь рана небольшая. – Тамара прикоснулась к виску. – Во всех случаях свежая и абсолютно одинаковая…

Игорь, сидевший на корточках, повернулся так резко, что потерял равновесие и был вынужден схватиться за пол.

– Хочешь сказать?..

Тамара поняла его с полуслова.

– Да, – подтвердила она, кивая. – Олю переодевали и снимали в разных местах, но все это происходило в один день. Я обратила внимание на ее ногти. У нее привычка за лицо браться, помнишь?

Игорь сглотнул, пытаясь избавиться от сухости, образовавшейся в гортани.

– Помню, – произнес он хрипло.

– Так вот, – продолжала Тамара, – лак на олиных ногтях облез, но опять же абсолютно одинаково. Никаких изменений, что на первом ролике, что на последнем. И это лишний раз подтверждает догадку.

– Но это значит, это значит… – Игорь выпрямился во весь рост. – Они ее убили, так получается? Наснимали видео и…

Он снова сглотнул.

– Да, – тихо, почти шепотом произнесла Тамара. – Родители не заметили этого, потому что слишком поглощены горем. Они смотрели на дочь во все глаза, но деталей не видели.

– И что теперь делать?

– Звонить Шарко.

– Почему так срочно?

– А ты не понимаешь?

Игорь нахмурился. Интуитивно он понимал, что Тамара права, но сама мысль все еще не сформировалась в мозгу. Неужели она соображает быстрее и лучше него? А еще говорят о превосходстве мужского интеллекта над женским.

– Нет, – признался Игорь. – Не понимаю.

– Шарко раздавит все это змеиное гнездо разом, – сказала Тамара. – Ему не придется возиться с Болосовыми, потом убеждать полицейских арестовать Тиграна и его сообщников. Узнав, что его дочь мертва, Шарко поднимет всю свою прокурорскую рать. С бандой будет покончено.

«А я буду находиться в самой гуще событий, – продолжила она мысленно. – И настрочу такой репортаж, что его перепечатают все СМИ. Может быть, даже телесюжет снимут. В этом случае известность мне обеспечена. И тогда прощай, Артемов…».

Она посмотрела на Игоря взглядом хозяйки, решающей, что из вещей взять с собой в дорогу, а что оставить.

– Звони, – решил он после короткого раздумья. – Молодец, Тамара. И глаз острый, и ум…

– За комплимент благодарить не буду, – предупредила она, – потому что это чистая правда.

Дозвонившись в приемную прокуратуры, она представилась и потребовала срочно связать ее с Шарко.

– Да, он знает, – сказала она в мобильник. – Нет, он не может быть занят, когда я звоню. Просто передайте ему, что я на линии и что дело не терпит отлагательств… – Во время паузы Тамара успела расстегнуть пальто, потому что в натопленной комнате сделалось жарковато. – Алло? – быстро произнесла она. – Николай Федорович? Это я, Тамара. У меня для вас новости. Скорее всего, плохие, но очень срочные…

Игорь напряженно слушал все, что она говорила в телефон. Потом вопросительно качнул головой:

– Как он?

– Был убит, – ответила Тамара. – Но уже воскрес. И жаждет мести. Я пообещала, что мы передадим Болосовых в его распоряжение. Думаю, их ожидает допрос третьей степени. Это когда…

– Знаю, – сказал Игорь, припомнивший не слишком приятный эпизод из собственной биографии.

– Короче говоря, нам вытягивать из них правду не придется. Арестуем супругов и дело с концом. Ты рад?

– Поживем – увидим. Я в своей жизни часто радовался. Как правило, это заканчивалось разочарованием.

– А я часто разочаровывалась, – призналась Тамара. – А потом радовалась этому.

Игорь посмотрел на нее с интересом. Она умела удивлять. Как, впрочем, умела многое, очень многое другое.

II

Закончив разговор, Шарко уронил руку с мобильником на стол. Звонок застал его за подписанием постановлений, поэтому вторая рука по-прежнему сжимала ручку. Шарко попытался разжать пальцы и не смог. Ни на одной руке, ни на другой. Они мертвой хваткой вцепились в предметы, словно это были те самые соломинки для утопающего.

Шарко действительно чувствовал себя утопающим. Провалившимся в полынью, которая неожиданно разверзлась под ногами. Грудь сдавил ледяной обруч, дыхание остановилось. «Я умираю, – подумал он. – Оленька, Оля! Я иду к тебе».

Но прошла минута, другая, третья, а он все так же сидел за столом, бессмысленно сжимая телефон и ручку. Держава и скипетр.

Последняя мысль помогла преодолеть ступор. Шарко разжал руки, уронив оба предмета на стол. Он встал и, держась за спинку кресла, придвинулся к сейфу. Две порции коньяка, одна за другой, были влиты в пищевод, постепенно разогревая замороженное нутро.

– Оленька, – произнес Шарко, падая в кресло.

Должно быть, громко произнес. Потому что в кабинет заглянула секретарша.

– Звали, Николай Федорович?

– Нет, – сказал он, глядя не на нее, а в стол.

– Что-нибудь нужно?

– Да, Настя. Нужно. Я хочу, чтобы ты закрыла дверь с той стороны и скрылась с глаз моих. Понятно, Настя? Убирайся! Пошла вон!

Шарко швырнул в секретаршу хрустальную пепельницу, но та оказалась чересчур тяжелой для ослабевшей руки. Упала на ковер и покатилась к стене, сверкая ребристыми боками. Колесо судьбы. Оля как-то рассказывала Шарко о сансаре, карме и прочих восточных премудростях.

– Настя! – крикнул он в закрытую дверь.

Секретарша тут же возникла снова, с перекосившейся прической и перекошенным лицом.

– Ты веришь в переселение душ? – спросил Шарко.

– Что? – пролепетала несчастная Анастасия Добродеева.

– Переселение душ. Ну, реинкарнация, жизнь после смерти и прочая хрень.

– Извините, Николай Федорович…

– Смелее, Настя, ты не в суде, ничего тебе не будет.

– Как-то не очень, Николай Федорович.

– Вот и я тоже, – устало проговорил Шарко. – Ладно, иди. И чайку мне принеси, с этим… сама знаешь. Двойную порцию.

– Чаю двойную? – решила уточнить секретарша, катастрофически поглупевшая за эти несколько минут.

– Напитку – двойную.

– Ка… какого напитку? Я… я не совсем…

– Коньяку, дура! – заорал Шарко. – Коньяку налей побольше. В чай. Не наоборот. Хотя все равно. Иди, иди. – Он как бы провернул в воздухе рукоятку невидимой мясорубки. – И свяжи меня… Нет, я сам.

Оставшись один, он набрал номер командира ОМОНа:

– Петрович? Узнал? За тобой должок, помнишь? Точно. Пора платить. Поднимай хлопцев, а сам – ко мне, срочно. Банду брать будем.

В ожидании полковника Звягинцева Шарко дважды открывал сейф, но, не прикоснувшись к заветным бутылочкам, вновь захлопывал дверцу. Ограничился чайком, принесенным секретаршей. Алкоголь боль не снял, но приглушил до такой степени, что можно было дышать и смотреть в окружающий мир без слез. «Уже легче, – говорил себе Шарко. – Уже легче. Уже легче».

Это было как заклинание. Мантра. Оля как-то пыталась научить его простеньким фразам типа «ом мани падме хум», но без толку. Он не верил во всю эту муть. Тогда нет. А теперь?

«Теперь надо, – сказал он себе. – Потому что только эта вера делает Оленьку живой. Стану буддистом, каббалистом, кришнаитом, кем угодно стану. И буду верить. Слышишь меня, доченька? Я верю! Ты где-то там… или здесь… не знаю… запутался совсем…»

Шарко уронил голову на подломившиеся локти. Картинки из прошлого замелькали в его мозгу, как перед угасающим взором умирающего. Вот он везет коляску с Оленькой, упакованной в розовый матерчатый конвертик. А вот купает ее, голенькую, распаренную, смеющуюся. Несет ее в детский сад – оранжевый комбинезончик, красная вязаная шапочка с помпоном. Ведет из школы – клетчатое пальтишко, белые колготки. Читает ей, целует ее, ругает, подбрасывает на руках, провожает в первую самостоятельную поездку за границу…

Оля в наушниках, слушающая Аниту Шанкар или что-то в этом роде, немного заунывное, тягучее, с треньканьем восточных струн, с басовитым бульканьем барабанов. Оля в пижаме с полумесяцами, звездами и котятами, спящими на облачках. Перед компьютером. Над тарелкой с чечевичным супом. За учебниками. С книгой на диване. Папа, послушай, что он пишет…

И какая-нибудь мудрая цитата, которую Шарко, увы, впускал в одно ухо и выпускал из другого. Он не относился к Оле и ее увлечениям всерьез. Когда она исчезла, все это во многом изменилось, но кому от этого легче?

Не поднимая головы, Шарко несколько раз ударил кулаком в стол. Потом, испугавшись, что привлек этим внимание Насти, сел прямо и развернул перед собой какой-то документ, строчки которого были совершенно неразличимы. Секретарша не вошла. Вместо нее появился полковник Звягинцев, мощный, краснолицый мужчина с ассиметричными усами в форме велосипедного руля.

– Что стряслось, Федорович? – зычно осведомился он, приближаясь к столу. – Ого, глаза, как стоп-сигналы. – Звягинцев потянул носом воздух. – Вразнос пошел?

– Выпьешь, Петрович? – спросил Шарко вместо того, чтобы ответить.

– С каких делов? Отмечаем что?

– За упокой души…

– Чей?

– Не важно. Один хороший человек.

Шарко протянул бутылочку, исчезнувшую в ручище командира ОМОН.

– Ну, земля пухом… – Он глотнул. – Хорошему человеку, гм. – Он провел по усам тыльной стороной ладони. – Близкий кто?

– Близкий.

Шарко протянул еще одну бутылочку, вернувшуюся пустой через несколько секунд.

– Что нужно, говори, – сказал полковник, раскрасневшийся еще сильнее, чем прежде.

– Есть дачный поселок. Пятнадцать-двадцать минут езды отсюда. Вот план… – Шарко выложил на стол корявую схему, набросанную во время разговора с Тамарой Витковой. – К этому дому сейчас стягивается ОПГ Тиграна Тиросяна…

– Живой еще? – удивился Звягинцев.

– Живой. А должен быть мертвый. Понял меня, Петрович? Первыми в дом войдут супруги Болосовы, остальные будут ждать снаружи. Никто не должен уйти живым. Ни одна падла.

– То есть огонь на поражение открываем. Валим всех?

Шарко задумался, вспоминая молодых людей, с которыми беседовал сегодня в машине. Они вошли в его положение. И Тамара все правильно поняла про Оленьку. Проще, конечно, положить всех сразу, чтобы потом вопросов не возникало. Но это будет выглядеть очень уж подозрительно. Бандитов убили, заложников освободили, так лучше.

– В доме двое, – сказал Шарко. – Игорь Красозов и Тамара Виткова. Вот их фотографии. Вели хлопцам их не трогать.

– Сложновато будет, – покачал головой Звягинцев. – Да и трупаков – вагон и маленькая тележка. Не нравится мне это.

– Мне тоже, Петрович, не нравилось вещдоки из дела изымать, когда твоей благоверной кто-то по пьяни череп раскроил. Однако же я сделал и даже убийцу на скамью подсудимых посадил. И все шито-крыто. До сих пор.

Последняя фраза прозвучала многозначительно. Полковник бросил на собеседника тяжелый взгляд, потом кивнул.

– Сделаю, – буркнул он. – Только мне прикрытие потребуется. Письменное.

– Будет тебе прикрытие.

Шарко разложил перед собой чистый лист, размашисто написал несколько строк, поставил подпись, сверху шлепнул печать.

– Не прощаюсь, – сказал Звягинцев, покидая кабинет.

Оставшийся в одиночестве Шарко принялся массировать отекшее после возлияний лицо. Он все еще помнил о горе, но думал о другом. Ликвидация преступной группировки Тиграна оборвет все ниточки, тянущиеся оттуда к прокурорскому креслу. Потом надо будет подумать, как быть с Красозовым и Витковой. Но это потом, потом…