Текст книги "Возмездие"

Глава 18. Убиты и прокляты

Надстройка была высотой метра два с половиной, и вид с нее был замечательный, лучше некуда. Но, господи, как же здесь было холодно! У Корчака зуб на зуб не попадал. Он жалел, что не оделся потеплее, но теперь было поздно. Бандиты могли появиться в любой момент.

Дверь на крышу Корчак оставил приоткрытой, и она слегка болталась на ветру, привлекая взгляд и держа в постоянном напряжении.

Сильного ветра не было, но и того, что дуло, вполне хватало, чтобы выстуживать тело под легкой курткой. Выбираясь из дома вечером, Корчак не предполагал проводить много времени под открытым небом, а перед выходом на крышу не догадался переодеться. Теперь он поднял воротник и натянул на кулаки рукава свитера, чтобы сохранить в относительном тепле хотя бы пальцы. От их гибкости и подвижности сейчас многое зависело. Проверяя, хорошо ли они двигаются, Корчак обхватил ими пупырчатую рукоятку.

На конце короткого и широкого ствола был вытиснут флажок с надписью «Walter». Чуть дальше стояли большие буквы PPS, ничего не говорившие Корчаку. Он не был специалистом по оружию. Единственное, что показалось ему символичным, так это совпадение названия пистолета и клички врага. Корчак не думал о Вальтере как о майоре Семиряжном, которым тот являлся в свободное от разбоя время. Он воспринимал его как бандита, подлежащего уничтожению.

Явится ли Вальтер на крышу лично? Надежды на это было мало. Какой смысл срываться с постели среди ночи и мчаться черт знает куда, когда есть надежные и верные исполнители? Тесаки да балабаны…

Корчак вспомнил о предохранителе и проверил рычажок, расположенный прямо над полукружьем спускового крючка. Неизвестно, сколько врагов появится здесь с минуты на минуту.

А что, если бандиты заподозрят ловушку? Нет, не должны. Наверняка уже связались с главарем, и он отправил их на дело.

Корчак подышал на пальцы и вновь натянул на них шерстяные рукава. Бетон под ним был холодным, как могильная плита. Он спросил себя, не спуститься ли вниз? Нет, стрелять с возвышения будет удобнее. Кроме того, для противника это станет неожиданностью. Даже одна секунда имеет значение в перестрелке. Когда-то, не так давно, Корчак увлекался пейнтболом. Они стреляли друг в друга шариками с краской, а не настоящими пулями, но принцип был одинаковый. Нельзя дрогнуть, нельзя зажмуриться, нельзя потерять самообладание. Нужно обладать панорамным, а не туннельным зрением, чтобы видеть, что происходит на периферии зрения, а не только прямо перед тобой. И нужно быть абсолютно бесстрашным, уверенным в своей неуязвимости, но при этом не лезть на рожон. Много чего нужно и чего нельзя.

Поежившись, Корчак бросил взгляд по сторонам. Город с высоты птичьего полета смотрелся великолепно. Десятки тысяч огней мерцали в темноте, как золото и бриллианты. Не было видно людей и машин, они как бы исчезли с этой величественной картины. Когда ты наверху, город не подсовывает тебе под нос все те детали, из которых на самом деле состоит, от переполненных мусорных баков до растоптанных собачьих какашек на тротуарах. Ты не видишь весь тот мусор, все то неприглядное, что бросается в глаза, когда ты внизу. И тогда ты как бы отрываешься от привычной среды, выдергиваешь себя из болота, ставшее настолько привычным, что ты и не заметил, что оно уже почти засосало тебя.

Корчак подумал, что увезет семью далеко-далеко, чтобы навсегда оборвались ниточки, связывавшие их с городом. Чтобы вокруг было много зелени и простора, чтобы ярко-синее небо над головой, и сверкающее море, и редкие прохожие вместо этих толп, безостановочно снующих по улицам. Но согласится ли Эльза на такую резкую смену обстановки? И захотят ли покинуть город дети? Нет, вопрос стоял даже не так. Они вообще захотят куда-то ехать с Корчаком после того, что случилось по его вине?

Его горячность и безрассудность едва не погубили Ивана, Иванну и их маму. Такое не забывается. Прощается – да, может быть. Но никогда до конца не стирается из памяти. Что ж, это даже к лучшему. Потому что Корчак не хотел забывать сам и не хотел, чтобы забыли они. Он не заслуживал такого снисхождения. Страшно даже подумать, что пришлось пережить Эльзе и детям! Как им удалось выбраться из леса незамеченными? И где они сейчас? Все ли с ними хорошо? Здоровы ли? Не нуждаются ли в чем?

Они ведь даже позвонить теперь не могут, поскольку телефон Корчака находится у Левченко. Мысль эта обожгла Корчака. Господи, строя свои планы, он снова не подумал о семье! А что, если Эльза наконец надумает позвонить и нарвется на Левченко? Тот выспросит, где они находятся, пообещает помочь и…

Корчак запретил себе думать об этом. Подобные мысли делали его жалким и слабым. Он должен быть сильным и хладнокровным.

Корчак повернулся с боку на бок и подвигал ногами, чтобы хоть немного разогнать кровь. Его взгляд скользнул по окнам соседних домов. Некоторые из них светились, несмотря на столь поздний час. Там жили люди. Они казались Корчаку счастливыми. Им не нужно было околевать на зимнем холоде в ожидании смертельной схватки. У них не отобрали все, что составляло смысл их существования. Они понятия не имели о том, что испытывал сейчас Корчак.

Но ведь и он тоже ничего не знал о них. Кому-то не спалось из-за зубной боли, а кто-то потерял любимых или, наоборот, влюбился. Люди так зациклены на себе, что совершенно не интересуются чужой жизнью. Кто из нас ставит себя на место других? Кто способен воспринять чужую боль или радость как собственную? Никто. Разве что Бог. И если это действительно так, не пожалел ли Он о том, что создал человечество? Вряд ли мы оправдали его ожидания. Вряд ли на нас возлагаются надежды в будущем. Тогда для чего весь этот цирк? Какой смысл в безостановочной карусели рождений и смерти?

«Думай о себе и отвечай за себя, – мысленно велел себе Корчак. – Философствовать на общие темы и рассуждать о космических материях легко, потому что эти темы слишком расплывчаты и зыбки, невозможно привести их к какому-то одному знаменателю. А ты со своей жизнью разберись. Кто ты? Зачем ты? Какой в тебе прок? Кто опечалится, когда тебя не станет? Много ли ты совершил в своей жизни хороших поступков – по-настоящему хороших, а не просто эффектных или полезных самому себе?»

Отчитав себя подобным образом, Корчак поерзал, проверяя, не превратился ли он в обледенелый чурбан. Если бандиты не появятся в ближайшее время, то он окажется совершенно беспомощным перед ними. Что за воин, не способный спустить курок?

– Врешь! – прошептал Корчак, обращаясь неизвестно к кому. – Я все могу. Я все преодолею ради них…

Он не сказал, кого именно, но знал, кого имеет в виду, и этого было достаточно. Это был его девиз, его заклинание, его молитва. Ему становилось теплее, когда он произносил, а потом повторял эти слова. И ему показалось, что Эльза слышит его. Она не могла не услышать. Даже если детишки сейчас спали крепким сном, то она должна была проснуться. Он чувствовал. Он знал. Он даже увидел перед собой ее прекрасное лицо. Такое далекое и такое близкое. Стоит протянуть руки – и дотронешься до него пальцами.

Какая холодная кожа…

– Ты замерзла? – спрашивает Корчак, и горло его перехватывает от чувства вины.

– Нет, все хорошо. – Она, храбрясь, улыбается, чтобы не показать, как плохо ей на самом деле. – Мы уже привыкли.

Страшная догадка пронзает его.

– К чему привыкли? – спрашивает он, чувствуя, как кровь леденеет в жилах.

– Не бойся, – успокаивает она, и он замечает, что ее лицо постоянно меняется, точно оно не живое, а нарисовано поверх дыма. – Мы не умерли.

«Они не умерли! – подает голос мышонок. – Но ты сам умрешь, если немедленно не проснешься!»

Его пронзительный возглас заставил Корчака вздрогнуть. Он уронил голову, ударился подбородком о бетон и проснулся окончательно.

Бэтмен разбудил его очень вовремя. Еще несколько секунд, и он прозевал бы появление бандитов. Они выбирались на площадку по одному, пригнувшись и держа пистолеты наготове. Их было трое. В каждом их движении сквозила угроза.

Палатка была установлена таким образом, чтобы вошедшие увидели ее сразу и направились прямо к ней. Так и произошло, однако при этом троица разделилась. Двое бандитов разошлись в стороны и двигались каждый вдоль своего края крыши. Последний же сделал вперед всего несколько шагов и остановился.

«Прикрывает, – сообразил Корчак. – Опытные, падлы. Непросто будет с ними справиться».

Те двое, которые выдвинулись вперед, остановились, не доходя до палатки. Теперь Корчак на своем пьедестале оказался окруженным с трех сторон. Два бандита находились у него по бокам, а третий – впереди. Он подошел к надстройке так близко, что попал в мертвую зону и стал невидим.

Корчак понял, что сейчас будет обнаружен. Забравшись на возвышение, он не учел того обстоятельства, что бандиты будут насторожены странным вызовом. Они видели палатку, но не спешили приближаться к ней, поскольку желали выяснить, где же находится их товарищ, отправивший СМС, что с ним приключилось и почему он до сих пор не объявился. Глаза троицы обыскивали темную крышу с остатками снега и отпечатками ботинок на белом покрове. Вот-вот они сообразят, что следы оставил один человек и что он находится прямо над ними.

Больше Корчак не размышлял, не колебался и не примеривался. Он оттолкнулся руками и скорее свалился, чем спрыгнул с надстройки, очень удачно обрушившись на голову бандита, находившегося под ним.

Они еще падали, когда Корчак всадил в него пулю. После этого он приземлился на четвереньки, опираясь на обе руки, в одной из которых был зажат дымящийся «вальтер». Подняв голову, он встретился взглядом с бандитом, который направлялся к палатке. Пока что только голова противника была повернута назад, но он уже начал разворачиваться всем корпусом, одновременно занося вооруженную руку.

«Левша!» – отметил про себя Корчак и выстрелил.

Он не понял, куда попал, но бандита шатнуло, и он не смог прицелиться. Корчак увидел оранжевую вспышку и услышал, как пуля клюнула бетон возле его колена. Он дважды выстрелил в сторону вспышки и бросился за шахту лифта, сделав это очень вовремя, потому что в бой вступил третий бандит, находившийся по другую сторону.

Корчак оценил обстановку. Те двое, в которых он стрелял, лежали и не представляли собой непосредственной угрозы. Зато третий противник был невредим и наверняка был опытен в ближнем бою. Как быть? Попробовать поиграть с ним в «кошки-мышки», бегая вокруг возвышения? Но долго ли продлится такая игра?

– Выходи! – прозвучал голос. – Не убью.

Только полный идиот поверил бы ему. Корчак совсем недавно тоже вселил безосновательную надежду в пленника. Так будет и здесь. Враг пообещал не убивать? А кто сказал, что его обещание продлится дольше минуты или даже нескольких секунд?

– Брось пистолет, – предложил Корчак.

– Сам брось! – раздалось из-за шахты.

На этот раз – с другой стороны. Корчак посмотрел на надстройку, оценивая ее высоту. Не запрыгнуть и не схватиться за кромку с пистолетом в одной руке. Жаль. Оказавшись на башенке, Корчак мог бы достать противника сверху, используя эффект внезапности.

Он все же решил попробовать, когда за спиной прозвучал выстрел и куртку на плече Корчака разодрало, как будто туда воткнули железный крюк и дернули. Он стремительно крутнулся на месте и выстрелил в ответ. Его мишенью стал бандит, атакованный первым. В ту же секунду позади снова хлопнуло, и, чудом не получив пулю, Корчак метнулся за прикрытие лифтовой шахты.

Около минуты они кружили, двигаясь то в одну сторону, то в другую. Все это время бандит продолжал уговаривать Корчака сдаться, потому что ему явно не хотелось бросаться в решительную атаку и разделить судьбу товарищей, тела которых медленно остывали на бетоне.

– Хорош, чувак, – увещевал он. – Зачем тебе это надо? Ща подмога подоспеет, тогда тебе конец, по-любому. А я тебе жизнь гарантирую. Слышь?

– Слышу, – отозвался Корчак. – Гарантируешь?

Он оглянулся. До расставленной палатки было всего несколько метров. Только бы не поскользнуться на бегу. И не свалить палатку, которая на честном слове держится.

– Сказал же! – нетерпеливо крикнул невидимый противник.

– Не верю я тебе, – заявил Корчак. – Ты командиру своему позвони, пусть подтвердит. Включи мобильник на громкую.

Было понятно, что никто не станет выполнять столь нелепое требование. Но бандит задумался, и это подарило Корчаку необходимые ему мгновения. Ступая на носках, чтобы не топать, он побежал к палатке, юркнул в нее и развернулся, придержав полог.

Благодаря белым наносам снега, видно было достаточно хорошо, несмотря на то что луна и звезды скрывались за тучами. В этом полумраке некоторое время все оставалось неизменным и неподвижным, только голос бандита не умолкал. Затем он появился из-за угла, предусмотрительно передвигаясь на корточках, гусиным шагом, чтобы находиться ниже предполагаемой линии огня. Держа пистолет перед собой, он продолжал убеждать Корчака сдаться. В иной ситуации это могло бы показаться комичным.

Корчак прицелился и три раза надавил на спусковой крючок «вальтера». Третий выстрел не прозвучал. Патроны закончились, о чем оповестил сухой щелчок магазина. Но тех двух пуль, которые получил враг, оказалось вполне достаточно. Он уже никуда не семенил вприсядку, а лежал на снегу и даже не делал попыток дотянуться до выроненного пистолета.

Корчак подошел и отбросил оружие ногой подальше. Стояла мертвая тишина, не нарушаемая, а подчеркиваемая отдаленным городским шумом.

– Тебе конец, – пробормотал упавший.

– А по-моему, тебе, – возразил Корчак. – Но я дам тебе шанс. В больницу хочешь?

Разговаривая, он прислушивался: не прорежут ли ночную тишину полицейские сирены? Но нет, сирен не было. Городские жители привыкли к пальбе, устраиваемой любителями петард и прочих шумовых эффектов. Если кто-то и проснулся от выстрелов на крыше, то не придал им значения.

– На понт берешь, – сказал бандит.

Он хотел принять сидячее положение, но не сумел. Шарф, обмотанный вокруг его шеи, запутался и мешал ему дышать. Он вертел головой и без конца дергал шарф, чтобы освободить шею. Казалось, больше его ничего не волнует, но на всякий случай Корчак держался подальше от его раздвинутых ног.

– Я просто спросил, – сказал он. – Нет так нет.

– Ты отвезешь, что ли? – заинтересовался раненый.

– Нет. Но разрешу позвонить. Они могут успеть. Только если быстро. Вон как из тебя кровь хлещет. Думаешь, надолго хватит?

– Ладно. Ты, наверное, хочешь знать, где Вальтера найти? Я скажу.

Врет? Скорее всего. Однако может и сдать главаря. Жить-то хочется.

– Говори, – предложил Корчак.

– Помоги сесть. – Бандит побулькал и сплюнул красным. – Кровь в горло заливается. Мешает.

Корчак наклонился и отпрянул, увернувшись от взмаха десантного ножа с зазубринами. Он ударил ботинком в приподнявшуюся голову. Бандит дернул его за штанину, свалил и снова занес нож. Корчак врезал ему каблуком в лицо и откатился. Нож упал. Бандит слепо шарил рукой рядом.

Корчак схватил его за концы шарфа, затянул и потащил к краю крыши. Сопротивление было окончательно сломлено после того, как голова бандита с размаху врезалась в бетонный парапет. Оглушив его, Корчак приподнял обмякшее тело. Он не знал, сумеет ли удержать такой груз на весу за шарф, но у него получилось.

Повисший над пропастью бандит захрипел и попробовал просунуть пальцы под удавку.

– Где женщина и дети, которые были в лесу? – обратился к нему Корчак. – Я только один раз спрашиваю.

– Сбе… сбежали, – проблеял бандит. – Не на… не на…

Что он пытался сказать? «Не нашли»? Или «не надо»? Корчак не стал допытываться. Он устал держать эту тушу. Разжал пальцы и лег грудью на парапет, чтобы проследить за падением.

Тело чудом не задело выступающие кондиционеры верхних этажей, но ударилось о стену, отклонилось от первоначальной траектории и беспрепятственно долетело до газона, о который расшиблось с такой силой, что снег разметало во все стороны.

– Будь ты проклят, – сказал Корчак бандиту. – Будьте вы все прокляты.

Глава 19. Побег

Очень часто, если не всегда, наша судьба зависит от всяких мелочей, которым мы даже не придаем значения. Разве могла предположить Эльза, что однажды ей пригодится умение управлять снегоходом? Они с Игнатом катались на таких санях во время своего первого совместного отпуска. Эльза тогда была на третьем месяце и не рискнула осваивать горные лыжи, так что, пока он покорял спуски, она под руководством инструктора моталась по окрестностям на механическом гибриде саней и гусеничного вездехода. Ей нравилось. И те навыки сохранились.

Слава Богу! Если, конечно, допустить, что Он сперва подстраивает ловушки, а потом сам же помогает из них выбраться.

Итак, было утро после попойки, усугубленной отравлением угарным газом. Сказать, что Эльза сердилась на мужа, значит ничего не сказать. Он запутался сам и впутал семью в свои темные дела. Не сумел принять поражение с достоинством и стал, что называется, махать кулаками после драки. Тем самым он лишь привлек к себе нежелательное внимание. Лучше бы уж помалкивал в тряпочку, раз не способен справиться с обидчиками. Так нет, полез в бутылку, наломал дров и в результате поставил под угрозу семью. Еще бы ладно только ее, Эльзу. Но теперь приходилось волноваться и за детей. Вот так защитник! Из-за него они торчали в лесу, боясь нос наружу высунуть.

И после этого Игнат еще имел наглость флиртовать с Оксаной Левченко. Ну, может, не вполне заигрывать, однако он ни разу и не осадил ее, дав понять, что ему это неприятно.

Увидев, что поутру рыжая лиса продолжает строить глазки ее мужу, Эльза пришла в ярость. Проследив в окно за разговором Игната и Оксаны, она дождалась его возвращения и требовательно спросила:

– О чем вы говорили?

– Просто перекинулись парой фраз, – ответил он. – А что, нельзя?

Его равнодушие показалось Эльзе напускным.

– Можно, – ответила она. – Тебе все можно. Ты делаешь что хочешь, совершенно не считаясь с нами.

Дети, завтракавшие за столом, притихли. Похоже, их угнетенное состояние и опущенные глаза подействовали на Игната должным образом.

– Хотите домой? – спросил их он.

– Да! – выпалили они хором.

– Хорошо, – сказал он, обращаясь к ним, но глядя на Эльзу. – Мы скоро возвращаемся.

– Сегодня? – обрадовались дети.

– Завтра, – ответил он, продолжая смотреть Эльзе в глаза. – Сегодня нужно кое-что сделать. Чтобы наверняка.

– Что? – спросила она.

– Я собираюсь ликвидировать все свои предприятия, – пояснил он. – Официально. К тому же нужно выписаться из реестров предпринимателей. Иначе мне будут начислять налоги и штрафы, которые я сейчас просто не потяну.

– Завези нас домой и занимайся делами, – предложила Эльза.

– Нет, – сказал он. – Пока я не сделаю этого, бандиты могут думать, что я собираюсь судиться или предпринять еще что-нибудь. До этих пор мы не можем чувствовать себя в безопасности. Согласна?

Он приподнял брови, ожидая ответа.

– Наверное, – сказала Эльза со вздохом. – Но мне не нравится идея, что ты опять поедешь в город один.

– Я постараюсь управиться как можно быстрее, – пообещал он. – Суну кому надо взятки, чтобы не мариновали.

– Не задерживайся, ладно?

Она больше не сердилась на него, поверив в очередной раз. Довольный, он улыбнулся:

– Конечно, родная. Я и сам хочу уладить все поскорее.

– Звони почаще, – попросила Эльза.

– А вот этого не обещаю, – сказал он. – Терпеть не могу звонить из всяких учреждений, где на тебя и без того смотрят, как на врага народа. Когда получится, тогда получится.

– Хорошо, – покорно согласилась Эльза. – Я буду ждать.

И она бы ждала. Но потом случилось то, что случилось, и стало ясно, что доверяться мужу больше нельзя. Он снова обманул ее. Опять выкинул какой-то фортель, из-за которого Иван и Иванна чуть не погибли. Себя Эльза даже не брала в расчет. В первую очередь она думала о детях, так велел ей материнский инстинкт. Сама Эльза и ее муж находились в системе ее ценностей значительно ниже. Вот почему она не отвечала на его звонки тогда и не собиралась делать это сейчас. Он был токсичен. Поддавшись жалости и зову любви к мужу, Эльза поставила бы под угрозу Иванку и Ванюшу. Да она скорее бы умерла, чем пошла на такое!

Когда Игнат уехал в город, она заставила себя убраться в доме и сварить суп. Все валилось у нее из рук, все получалось не так. Вначале Эльза списывала свою нерасторопность на вчерашнее отравление, но потом поняла, что ее гложет тоскливая тревога… Да что там гложет? Грызет, поедом ест! А она привыкла доверять интуиции.

Тревога переросла в ожидание беды, когда Иван, покрутившись рядом, спросил:

– Мама, ты не рассердишься, если я тебе что-то скажу?

– Ты же знаешь, Иван, что я больше сержусь, когда вы от меня что-то утаиваете, чем когда говорите правду.

– Я всегда говорю правду! – крикнула Иванна с коврика перед камином, который больше не горел и не мог гореть, пока Эльза была жива.

– Надо было еще утром сказать, – вилял Иван.

Эльза отложила планшет в сторону.

– Никогда не поздно исправить, – спокойно произнесла она.

– В общем, мама… Только ты меня не выдавай. Не выдашь?

Иванна, услышавшая, что разговор принимает интересный оборот, бросила игрушки и подошла поближе.

– Не выдам, – пообещала Эльза, твердо зная, что именно так и поступит.

– И папе не скажешь? – продолжал допытываться сын.

– Почему папе нельзя? – пискнула дочь.

– Потому что я про дядю Льва хочу сказать. А они с папой друзья. А я ведь могу ошибаться. Ночь была.

У Эльзы сильнее забилось сердце.

– Говори прямо, – потребовала она.

– Ночью дядя Лев в комнату заходил, – сказал Иван. – Я проснулся, потому что он стул задел в темноте.

– И что дальше? – спросила Эльза. Голос у нее охрип.

– Дядя Лев подошел к камину и что-то сделал. Что-то заскрежетало, тихо так. Он сразу ушел.

– Хочешь сказать…

– Не знаю. – Вид у мальчика был несчастный. – Я просто слышал, как вы про заслонку говорили. Но я побоялся сразу сказать. А вдруг мне привиделось? Что получится? Что я наговорил на хорошего человека.

– Так тебе привиделось? – стала допытываться Эльза. – Или ты видел?

– Наверное, видел, – вздохнул Иван. – Но ведь дядя Лев не мог так поступить с нами? Он с папой дружит.

– Он просто пошутил, – решила Иванна.

Эльза молчала, кусая нижнюю губу. Теперь ей все стало ясно. Да, Левченко пытался их убить. Все его взгляды и фразы, все оговорки и недомолвки приобрели для нее иной смысл. Лев Левченко не был другом. Он был врагом. И он заманил их в эту глушь, чтобы разделаться с их семьей. Почему? За что? Все просто. Мафия. Коррупция. Это означает, что полиция и преступники повязаны. Рэкетиры, наехавшие на Игната, пользуются особым покровительством генерала Левченко.

Эльза не сомневалась, что разгадала страшную тайну, но все же решила проверить. Успокоив детей и усадив их складывать панно из пазлов, она вышла на улицу, чтобы позвонить Левченко.

– Привет, – сказала она.

Последовала короткая пауза, выдавшая его замешательство.

– П… привет, – ответил он.

– Заслонка, – сказала Эльза. – Все думаю про нее.

С его стороны последовал звук, одновременно похожий на кашель и сдавленный смешок.

– Да? – спросил он.

– Да, – подтвердила она. – Как-то все это подозрительно.

– Пал Палыч учудил, – сказал Левченко. – Когда я его бил, он признался. Пьяный был. Перепутал.

– Я так и подумала. Извини, что побеспокоила, Лев.

– Почему ты вдруг вспомнила про эту проклятую заслонку, Эльза? У тебя какие-то подозрения?

– Нет-нет. Все в порядке.

– Но ты ведь почему-то позвонила мне, – вкрадчиво произнес Левченко. – Хотела поделиться своими соображениями? Кого-то подозреваешь?

– Кого мне подозревать, Лев? Просто вспомнила и все. Пока.

Выключив телефон, Эльза обмерла. Она вдруг поняла, что совершила самую страшную в своей жизни ошибку. Да, теперь она точно знала, что это Левченко перекрыл дымоход. Но и он тоже понял, что она знает. И сейчас для него было вопросом жизни и смерти, чтобы она не успела рассказать об этом мужу.

Разумеется, Эльза бросилась звонить Игнату. А он упорно не отвечал. Как назло.

Эльза выругалась. Теперь все зависело от того, кто раньше успеет в лесничество – Левченко или Игнат. Эльза в двадцатый раз, наверное, набрала номер мужа. Он опять не ответил.

А у нее даже не было машины, чтобы увезти детей из лесничества. Сколько она ни звонила Игнату, он молчал. Оставалось только забрать детей и сваливать отсюда.

Не паранойя ли у нее? Не делает ли она из мухи слона? У страха, говорят, глаза велики. И как она будет выглядеть, когда ни с того ни с сего сорвется с места и помчится неизвестно куда? Вдруг ее подозрения безосновательны? Можно было бы, конечно, прокатиться с детьми в супермаркет, сославшись на необходимость прикупить продукты, но у них не было машины, а идти пешком за двадцать километров было бы чистой воды безумием.

Как быть? Успокоиться и списать страхи на похмельный синдром?

Эльза все еще стояла на крыльце, когда из дома напротив вышел Пал Палыч с сочным фингалом под глазом. В своей клетчатой рубашке и меховой безрукавке он выглядел тщедушным и жалким. Но Эльза обратила внимание на телефон, который он прижимал к уху, и на быстрый, цепкий взгляд, брошенный в ее сторону. Сразу после этого егерь отвел глаза, отвернулся и зашел в дом. Было такое впечатление, что он хотел проверить, на месте ли Эльза, и сообщил об этом звонившему.

Ломая пальцы, Эльза бросилась в коттедж и окликнула детей:

– Иван! Иванна! Одевайтесь потеплее. Мы идем гулять.

– Давай немного позже, мамочка, – попросила девочка. – Я визаж рисую.

– Пейзаж, глупая! – поправил ее Иван.

– Потом, все потом, – рассеянно произнесла Эльза, расхаживая по комнатам в поисках вещей первоочередной необходимости, которые следовало захватить с собой.

Решение было принято, и оно состояло в том, чтобы дойти пешком до трассы, а там проголосовать и уехать в город. Игнат, когда найдется, смотается за остальными вещами. А лучше бросить их, чтобы не искушать судьбу.

В дверь постучали. Кровь так резко отлила от головы Эльзы, что она чуть не упала. В глазах у нее потемнело. Двигаясь словно во сне, она приблизилась к двери и спросила:

– Кто там?

– Вера, – отозвался женский голос. – Откройте.

Эльза посмотрела в окно. Никаких посторонних машин снаружи не было видно. Она открыла.

Верка протянула ей стопку постельного белья и произнесла скороговоркой:

– Берите. Это для виду. Пашка, черт, на нас смотрит.

Эльза машинально подставила руки.

– Уезжайте, – сказала Верка, поднимая нарочно упущенную наволочку. – Быстро. Сарай открыт, в нем сани моторные. Бак полный, ключ в замке. Увози деток. – Она отвернулась и добавила, уже спускаясь: – Храни вас Господь.

– Что она сказала? – спросил Иван.

– Неважно, – отрезала Эльза. – Оделись? Иванка, варежки! Иван, шапку надень! Выходим. Живо!

– В чем дело, мамочка? – заволновалась Иванна. – Почему ты напугана?

– Вот глупости! Выдумала тоже! – Эльза заставила себя улыбнуться. – Мы идем на прогулку. Будем кататься.

– На лошадях? Как в «Снежной королеве?»

Сказка произвела на дочь неизгладимое впечатление. Она была готова захлопать в ладоши.

– Еще скажи на оленях, – фыркнул Иван, который с каждым годом становился все взрослее и саркастичнее.

– У Герды был один олень, – поправила его Иванна. – Северный. Здесь такие не водятся.

Эльза разрешила их спор, сказав, что кататься им предстоит на снегоходе. Они захотели знать, зачем тогда им сумка и рюкзак с вещами. Эльза, постаравшись, чтобы ее голос звучал как можно беспечнее, ответила:

– Возможно, мы на санях до самого города доедем. Не возвращаться же тогда.

– А папа? – быстро спросил Иван.

– А папа и так в городе. Мы ему позвоним.

Ложь была шита белыми нитками, но дети, предвкушая новую для себя забаву, не стали вдаваться в детали. Втроем они обогнули дом лесничего и подошли к сараю, который и в самом деле оказался не заперт. Внутри стоял обещанный снегоход с двумя поворачивающимися лыжами впереди и одной гусеничной лентой позади. Он был выкрашен белой краской вручную, наверное, чтобы браконьерам было легче подбираться к жертве, а возможно, и для каких-то иных надобностей. Эльзу сейчас это мало интересовало. Она пристроила сумку на багажнике и прикрепила пристяжным ремнем. Дети помогли ей вытолкать сани на снег.

– Иванка сядет впереди, – распорядилась она. – Потом я, а потом ты, Иван. Рюкзак придется надеть тебе. Если это сделаю я, он будет мешать и ты не сможешь держаться за меня. Все ясно?

– Не все, – сказал сын. – От кого мы убегаем, мама?

– Это игра такая, – успокоила его Иванна.

– Нет, это не игра, – возразил он. – Теперь я точно вижу. Мама, что происходит?

Эльза ответить не успела. К ним подбежал запыхавшийся Пал Палыч и потребовал оставить сани в покое. Глаза его бегали. Синяк под глазом выглядел очень ярким в свете зимнего дня.

– Сколько стоят ваши сани? – спросила Эльза.

– Нисколько, – отрезал он. – Не продаются.

Она решила действовать хитростью.

– Мы только прокатимся, Павел Павлович. Полчасика. Сто долларов за прокат. Пойдет?

Глаза лесничего забегали еще быстрее. Видно было, что он решает сложную для него задачу, разрываясь между желанием по-быстрому срубить бабок и необходимостью удержать гостей на месте. Чтобы он не обратил внимания на сумку и рюкзак, Эльза приобняла его, отвела в сторону и отвернула от снегохода, как бы оправдывая свои действия украдкой сунутыми деньгами.

– Вот, возьмите, – сказала она. – Здесь даже больше. Сто пятьдесят по курсу. Спасибо, Павел Павлович.

Всучив лесничему купюры, она подтолкнула его к дому.

– Вы ж недолго, – пробурчал он, рассматривая раздвинутые веером деньги. – И недалеко.

– Мы тут поблизости, – успокоила его Эльза. – Не волнуйтесь.

– Чтоб через полчаса сани на месте были! – спохватился Пал Палыч. – Мне ехать надо будет.

– Не беспокойтесь, – повторила она.

Дети ничего не спрашивали. Они поджидали ее молча, сообразив, что происходит нечто важное. Они забрались на сиденья и, сидя верхом, как на мотоцикле, тронулись с места. Пал Палыч, уже собравшийся войти в дом, обернулся. Что-то – скорее всего, взятые с собой вещи – его насторожило. Сбежав с крыльца, он бросился им наперерез, размахивая руками крест-накрест:

– Стой! Стой! Я передумал!

Если бы он не отскочил вовремя, Эльза попросту сбила бы его. На этом их поездка завершилась бы. Мотосани на своих трех опорах были слишком неустойчивы. Эльза прилагала все силы, чтобы сохранять равновесие и не давать машине крениться, когда одна или другая лыжа наезжали на снежные комья и гребни. Гусеница, толкающая их вперед, взметала снег на поворотах, которые приходилось совершать постоянно, как только они покинули дорогу. Было бы слишком трудно вести снегоход по колеям, которые не совпадали с размахом лыж. Кроме того, Эльза опасалась наткнуться на тех, кто наверняка уже спешил сюда по приказу Левченко. В том, что это так, у нее не было ни малейших сомнений.