Текст книги "Братство"

Глава 19
Редко да метко

Через неделю после распада Братства Степан с Куклюмбером сидели на крыльце разгромленного тибетского особняка и закусывали ломтями вяленого мяса яка. Журналисту кусок в горло не лез. Он запивал кислючим морсом и постоянно морщился.

Из залы донесся хруст, и со стены внутри отвалился большой пласт треснувшей штукатурки. Даже после былых гулянок дом Братства не выглядел столь плачевно.

– Не надо было сюда идти, – нервно оглянулся бобер и перекинул из лапы в лапу небольшую динамитную шашку. – Зуб даю, здесь неспокойно. Возможно, даже засада. Глянь, как усадьбу разломали: Мох знал о местоположении штаба. Его прихвостни, поди, и разбомбили.

– Наверное, – уныло согласился Степан. Он устал и все еще волновался за маман. Накануне журналисту удалось дозвониться и коротко с ней переговорить, но волнения от этого меньше не стало. – В Багухармо наверняка есть выжившие. Вот бы у трактирщика чего-нибудь поесть спросить, кроме этого сушеного яка…

Степан с усилием проглотил нежующийся кусок мяса и пригубил морса.

Куклюмбер жестом попросил у него крынку и тоже приложился к кисленькому. Бесцеремонно утер морду жилеткой журналиста и проворчал:

– Я ночью сегодня на разведку ходил – глушняк. Трактир сгорел. Почти всю деревню под фундамент порушили! Монахи забаррикадировались в своих подземных огнеупорных кельях и никого не пускают. Хавка-то у них, быть может, есть, только она им самим нужна. Так что пей кислятину и жуй яка.

– Холодильник Фантика жалко, – сокрушенно проговорил Степан. – Открыть ведь наверняка не открыли, но украли. Варвары. Король расстроится.

Бобер промолчал. Постучал хвостом, допил морс и катнул пустую тару в заросли высокогорных лопухов.

Степан вспомнил, как помогал изгнанному королю расставлять хитрые охранные устройства вокруг его любимого бронехолодильника. Датчики движения, пирокапканы, мышеловки, силки… Судя по отработавшим капканам и разряженной растяжке с арбалетом, мародеры не ушли безнаказанно, но холодильник прихватили с собой. Даже разбросанные по периметру кухни обереги и накаляканные над дверью цветные мелками руны не спасли от адова войска, которое прошло по этим краям как саранча.

Журналист горько вздохнул и уронил голову.

– Э, боец, – встревожился бобер и дружески похлопал скисшего журналиста лапой по коленке. – Ты чего раскозявился тут мне, а? Запомни, молодой человек: выход – он всегда есть.

Степан кивнул, но настроение у него не поднялось. Они пришли сюда вчера вечером, и с того времени ничего не удалось придумать. Вокруг – пожарища. В душе – свалка. А в желудке – як с морсом…

– И-и-и-ех, – протянул Куклюмбер через минуту, словно угадал невеселые мысли журналиста, – а вкусно пожрать, как организм ни обманывай, все равно хочется. Впору хоть снова в котел к тем горгульям возвращайся! Там батат, помню, плавал… Сейчас бы фритюрницу, а, Стёпка? Или дешевый общепит на крайняк.

Степан поднял голову.

Совершенно неожиданно его осенило, и журналист даже на секунду потерял дар речи от волнения. Он вскочил, щелкнул пальцами, задвигал губами и вытаращил глаза, подбирая слова.

– Вижу, тебе еда нужна даже больше, чем мне, – опасливо отодвигаясь от пригарцовывающего журналиста пробормотал Куклюмбер.

– Эх, я балбес! – наконец воскликнул Степан. – Как же раньше не догадался…

– Так. Не томи уже, дедуктор.

– Тетя Эмма! Горгулья! Она тут неподалеку живет, в пещере… Я ж ее знаю! Она нас приютит по старой дружбе и накормит!

Бобер задумался. Резонно заметил:

– А что, если она сама жрать хочет?

– Тогда вместе что-нибудь придумаем!

Куклюмбер встал на задние лапы – шерсть у него на холке вздыбилась, хвост отбил мощную дробь по ступеньке. Было видно, что бобер не разделяет оптимизма Степана. Но другого плана у него в загашнике не нашлось.

– Ладно, – напряженно подвигав носом, согласился Куклюмбер, – пошли к этой твоей горгулье. Только, чур, первый идешь ты, а я покараулю снаружи. Ну, мало ли что… Голод, знаешь ли, не тетка. Даже тетям Эммам.

– Не бойся, она добрая, – заверил его Степан, радуясь новой надежде. – За мной!

– Ага, добрая, – с сомнением покачал головой Куклюмбер, но все-таки поплелся следом за припустившим к воротам журналистом. – Видал я ее родственничков серокрылых…

Дорогу Степан помнил хорошо, поэтому до логова тети Эмма они с бобром добрались быстро.

На подходе к пещере Куклюмбер остановился и втянул носом воздух.

– Чуешь? – шепотом спросил он.

Журналист втянул носом еле слышный аромат какого-то варева.

– Еда.

– Не просто еда, – завороженно сказал бобер. – Кажется, это овощной суп с брынзой и тертыми орешками. Вкуснотища!

– Надеюсь, тетя Эмма нас угостит, – сказал Степан.

Он сглотнул слюну и двинулся к пещере, взяв на всякий случай в руку мухобойку.

– Хочется верить, – буркнул Куклюмбер, держась строго за журналистом.

Степана вел нос. По мере приближения к пещере запах усиливался и становилось все труднее совладать с собой. Он ускорил шаг и едва не угодил в яму-ловушку. В последний момент журналист резко остановился, покачнулся, но устоял на ногах. Осторожно обогнул круглый провал с изломанными прутьями и сгнившей листвой на дне. Отсигналил бобру и исчез в туннеле.

Куклюмбер догнал его уже через минуту. Видимо, и зубастого голод крепко прихватил.

Горящих луж керосина возле стен больше не было.

– Темно-то как, – пробормотал Степан, взглядываясь в сумрак. – Только бы с тетей Эммой все было хорошо…

В следующую секунду из-за поворота донесся знакомый старческий кашель. Сердце журналиста радостно забилось, и он бросился на звук.

Через несколько шагов Степан со всей дури впечатался лбом в сталактит. Перед глазами поплыли радужные разводы, в голове зашумело.

– Добегался, спринтер, – прокомментировал Куклюмбер, вставая рядом.

Степан поморгал, отгоняя искры.

– Это… кхе-кхе… кто там, япона сковородка? – проворчала тетя Эмма из глубины пещеры. – Если еще не все в курсе, здесь частная собственность. К тому же я сильна, вооружена и безгранично опасна.

– Тетя Эмма! – крикнул журналист. – Это я – Степан! Последний из Братства! Помните?

Искры перестали мельтешить перед глазами, и он двинулся на желтоватые отблески, подрагивающие за поворотом.

Вторым же шагом Степан наступил на что-то мягкое. Рядом раздался истошный вопль Куклюмбера. Поджимая отдавленную лапу, бобер дернул в сторону.

Вовремя.

Через мгновение на том месте, где он только что стоял, слой гнилого сена вспыхнул, а каменистая почва пошла пузырями.

Куклюмбер прижался спиной к стене и с ужасом таращился на вспучившиеся камни.

– Вскипячу! – предупредила тетя Эмма. – А ну-ка, выходите по одному с поднятыми граблями! Тогда обещаю: пришибу небольно и похороню по всем правилам. А не то…

– Тетя Эмма! – Степан вышел в центр зала. – Не надо кипятить! Это я – Степан! Разве не узнаете?

Тетя Эмма подозрительно прищурилась.

– Не дрейфь. Тя помню. А вот на второго… кхе-кхе… нужно еще глянуть.

– Это мой друг.

– Таких друзей под колпак и в музей. А ну-ка вылезай из тени, а то вскипячу.

– Я те вскипячу! – огрызнулся Куклюмбер. – Мы, конечно, пришли с миром, любовью и всеми прочими пацифистскими прибамбасами, но пару гранат я на твою лачугу не пожалею.

– Самоубийца какой-то, – хмыкнула тетя Эмма, подзывая взмахом крыла Степана поближе. – Слушай, он те действительно дорог? Кхе-кхе… А то, может, его того… Бах и на шкуру.

– Не надо на шкуру. Он в глубине души хороший, – вступился Степан за бобра, как когда-то вступался за все Братство. – Просто стесняется, оттого и хамит.

– Повезло те с приятелем, – крикнула тетя Эмма в темноту. – Вон как заступается. Цени.

– Ценю, – донеслось оттуда. – В этом журналисте столько ценности, что уже пробы ставить некуда.

– Мы к тебе зашли, чтобы… – Степан стушевался. Он очень не любил что-то просить, тем более у пожилых людей. – Чтобы…

– Ну, чего надо? – подбодрила тетя Эмма.

– Перекусить бы, – выдавил Степан и снова сглотнул накопившуюся слюну. – Хотя бы немного. Без яка.

– И горло промочить не мешало бы, – добавил Куклюмбер, опасливо высовывая морду из прохода.

Тетя Эмма строго посмотрела на журналиста, вздохнула:

– Эх, бестолочь ты вежливая. Чего сразу-то не сказал? Тоже мне… вояки хре… хре… хренов ларингит!

– Выйти-то уже можно? – уточнил бобер.

– Выходи уже, млекопитающее. Или ты яйца кладешь?

– Только в определенные теплые и укромные места, – манерно заявил Куклюмбер, выступая на свет.

– Ой ты-мой! – охнула тетя Эмма при виде Куклюмбера, сжимающего в лапе боевую гранату. – Да-а, проголодались вы, как я погляжу, не на шутку. Ты, милок… кхе-кхе… бросай уже свою штуковину, а то я, хоть и добрая, а могу куснуть довольно неожиданно.

– Я бы бросил, – пожал плечами Куклюмбер. – Да только чеку уже на нервах выдрал. Давай уж там, хозяйка, как в русских народных сказках: корми, пои, баиньки укладывай. От бани тоже не откажемся. А утром мы опять на войну пойдем… Ты вообще, мать, в курсе, что в мире творится?

Журналист схватил факел и бросился в проход. Рассыпая во все стороны снопы искр, стал искать чеку. Краем уха он слышал, как Куклюмбер втирает тете Эмме что-то про стремительный армагеддон, непотребное поведение бесов и козни хитрой девочки с косичками.

Так и не найдя чеку, Степан бегом вернулся в зал. Дыхание у него сбилось, пот валил градом, колени ходили ходуном.

– Ты чего там суетился? – поинтересовался бобер, приподняв бровь.

– Как чего? Чеку твою искал!

– Зачем? – искренне удивился Куклюмбер.

– На место вставить, чтобы граната не взорвалась!

– А-а… – Куклюмбер хмыкнул и отодвинулся подальше от журналиста. Спросил: – Ты психически уравновешенный? В роду отклонений в этой сфере не было?

– Не было, вроде, – Степан потрогал пальцем дергающееся веко. – А что?

– То есть анамнез положительный, наследственность без патологий. Это хорошо, – делая еще шаг назад, сказал бобер.

– Я что-то не понимаю…

– Пустяки…

– Какие пустяки?

– Сначала положи мухобойку и сделай десять глубоких вдохов.

Степан почувствовал, что сатанеет. Подобное с ним случалось крайне редко, но в такие моменты под руку ему лучше было не попадаться: контролировать себя не получалось совершенно.

Он испепеляюще посмотрел на отступающее животное и вкрадчиво проговорил:

– Если ты сейчас же не скажешь, что с гранатой, я буду очень медленно выдергивать волоски из твоей шкуры. По одному. До самого последнего.

– Ё-мое… – прохрипел Куклюмбер, – вот теперь ты мне до боли напоминаешь одного знакомого космонавта. Чему б хорошему научился, а?

– Я жду.

– Ладно. Готов?

– Готов.

– Я пошутил, – Куклюмбер медленно разжал лапу и продемонстрировал гранату. Чека была на месте. – Это же обычная дипломатия. Понимаешь?

Бросок вышел резкий и точный. Мухобойка со свистом рассекла воздух и угодила бобру точно в лоб. Он крякнул. Граната вывалилась из лапы, откатилась в сторону.

– Покайся! – заверещал Куклюмбер. – Ты чего творишь? Я ж теперь нюх могу потерять!

– Ты сейчас всю шерсть потеряешь, – пообещал Степан, бросаясь за бобром.

– SOS! У паиньки башню снесло!

Степан носился вокруг валуна, на котором сидела тетя Эмма, и пытался ухватить улепетывающего бобра за хвост. Несколько раз он спотыкался, но вскакивал и ломился дальше с новой силой. Когда он почти догнал проворное животное, тетя Эмма встопорщила кожистые крылья и велела:

– Ну-ка угомонитесь!

Степан пронесся мимо. Плоский хвост Куклюмбера мелькал уже в каком-то метре от него, еще чуть-чуть…

– Э! Кхе-кхе… Хватит вертеться тут! – сердито гаркнула горгулья. – Слышь, идальго Ламанчский? Стоп! Ать-два!

На следующем витке она пинком сбила бобра с траектории, а Степана властно остановила крылом. Он дернулся, но горгулья резким движением развернула журналиста к себе.

– Энтузиазм прошел?

Степан еще несколько секунд смотрел на нее бешеными глазами и сипло дышал. Сердце колотилось, как птица в клетке.

– Расслабься, – уже мягче сказала тетя Эмма. – Эк раздухарился, япона сковородка… Всё, давай: вдох-выдох.

Степан поморгал. Волна бешенства уже отступила, и ему стало стыдно за свое поведение. Он одернул жилетку, поднял мухобойку и смущенно потупился.

– Я вот что хотела спросить: где остальные-то? Кулио ваш болезный где? Его что, бесы… того?

Горгулья провела крылом себе по горлу.

– Вы понимаете, такая ситуация получилась… – замялся журналист.

Он не хотел выкладывать всю подноготную ссоры, но Куклюмбер, поднимаясь на ноги, резанул правду-матку:

– Нет больше Братства. Шу отрекся, Кулио заистерил и хамить начал. Все расплевались да разбежались. Занавес.

Он, косясь на Степана, подошел к бурлящему на огне котелку и вытянул шею с намерением, наконец, узнать, что же там варится.

– Ну и ну, кхе-кхе… – нахмурилась тетя Эмма. – Дела.

– На кишку бы чего кинуть, – нагло заявил бобер. – А то калорий потратил уйму, бегая тут, как сайгак.

– Ладно, давайте и правда, как в русских сказках. – Тетя Эмма слезла с валуна и по-хозяйски сняла котелок с огня. – А то из вас голодных рассказчики какие-то хре… кхе-кхе-хе… хренов ларингит.

Бобер, водя носом, прыгнул поближе к вареву.

– Не обижайся, – извинился Степан. Уши и щеки у него пылали от стыда за содеянное. – Но ты с этой чекой, конечно… Что я должен был подумать? Я ж за всех нас переживал…

– Шутки надо понимать, зануда, – откликнулся Куклюмбер, потирая ушибленный лоб. Усмехнулся: – А ты меткий. И рука у тебя, оказывается, тяжелая… Только сразу видно, что в армии не служил.

– Почему?

– Кто ж чеку обратно в гранату вставляет, щелкопёр!

Степан виновато пожал плечами. Об этом он в критический момент как-то не подумал. Захотелось провалиться сквозь землю.

– Ладно уж, – махнул лапой Куклюмбер. – Прощаю.

Глава 20
Собирая мозаику

Нюх Куклюмбера не подвел. В котелке у тети Эммы действительно бурлил крем-суп с мягким сыром, овощами и дроблеными орехами. После жесткого пересоленного мяса это варево показалось Степану райским угощеньем. Они с бобром быстро осушили плошки и попросили добавки. Горгулья поворчала о непредвиденных расходах, но выдала им еще по порции. Сама тоже немного поклевала гущи, подхватила стакан с виски и опять взгромоздилась на свой насиженный валун.

– На сладкое пирожки с малиной, – махнула она крылом в сторону накрытого тряпкой противня. – Лопайте, но честь знайте.

– Что же теперь делать? – проговорил Степан, облизывая губы.

– Пирожки жевать, сказано же, – пожал плечами бобер и снял с ароматной горки тряпку. Принюхался, вынес вердикт: – Выпечка свежая. Налетай.

– Я имею в виду в целом, – нахмурился Степан. – Как нам мир спасти?

– Мир спасти? – уточнила тетя Эмма. – Ну-ну! Вас, родные, от спасения мира нужно подальше держать. Строго-настрого запретить нести милосердие в массы. Спасуны хре… кхе-кхе… хреновы!

Она чихнула и едва не расплескала из стакана виски.

– Кстати, мы вашу родню видели, – вспомнил Степан. – Стаю серокрылых дочерей. Они вам привет передавали и вернуться просили!

Горгулья чуть не поперхнулась «Джонни Уокером».

– А что ж до сих пор молчал, дырявая башка? Я, кхе-кхе… гадаю, переживаю! Что они? Где? Как?

Вместо Степана ответил Куклюмбер.

– Нормально у них всё, – промямлил он, лениво ковыря палочкой между здоровенными резцами. – Живут на острове в Индийском океане, туристов хавают.

– А язык, язык не забыли? – полюбопытствовала горгулья.

– Великий и могучий? – уточнил бобер.

– Ну.

– Сочинение вряд ли напишут, но изъясняются сносно.

– Ох, детки мои, детки… – неопределенно покачала головой тетя Эмма.

Журналист хотел спросить, как так случилось, что горгулья рассталась с дочерьми, но поглядел на старческие морщины и не решился бередить старые раны.

Тетя Эмма с минуту задумчиво перекатывала в когтях стакан, после чего одним глотком осушила его и отшвырнула в сторону. Привычно харкнула на сталагмит.

– Идей, как я погляжу, у вас никаких нет, – не терпящим возражений тоном проклекотала она, – поэтому будем причинять миру добро согласно моим прикидкам. Вопросы?

У Куклюмбера, кажется, возник вопрос, и Степан одернул его за лапу. Покачал головой. Бобер недовольно засопел, но промолчал.

– Вопросов нет, – кивнула тетя Эмма. – Тогда – первое. Если, по вашим сведениям, адовы легионы захватили всего половину Земли, шанс еще есть. Второе. Не думаю, что даже по отдельности членов Братства легко покалечить. Кхе-кхе… Вы, паразиты, изворотливые, как угри. Ваши дружки наверняка живы и, возможно, даже невредимы. Третье. Моя стая, должно быть, затаилась на острове. А это все-таки несколько тысяч особей.

– Тысяч? – обалдел Степан. – Мне казалось, их меньше.

– Да вы, поди, Варьке-хлопокрылке попались. Это ж только одно боевое звено.

Журналист понимающе покивал.

Горгулья спрыгнула с валуна, убрала крылья за спину и принялась неспешно расхаживать по пещере, кряхтя и пиная пустые бутылки.

– Какие еще у нас преимущества? Секретное оружие? Наноботы? Сингулярные мины? – деловито спросил Куклюмбер, приободрившись после упоминания о многотысячной армии.

– А может, лучше массовый гипноз попробуем? – предположил Степан. – А что? Гуманно и без жертв! Мы просто убедим бесов в том, что они добрые…

– И кастрированные, – перебил бобер. – То есть абсолютно не хотят размножаться и увеличивать массовую долю зла во Вселенной.

– Отставить разговорчики не по делу! – одернула тетя Эмма. – На этом плюсы нашего сегодняшнего положения заканчиваются. Теперь о минусах. Во-первых, вся нечисть, включая вашего Мага, сейчас настроена против нас. Враг силен и опасен. А во главе – зондеркоманда из темных магов со Смертью.

– Она, вообще-то, девчонка мелкая, – ввинтил бобер, – но уж больно нахальная. И всякими волшебными штучками владеет.

– Смерть, – сказала горгулья, – нужно наглухо припечатать. А для этого, понятное дело, нужно уломать одного из магов вернуть печати.

– Хрен отдадут, мне кажется, – отрезал бобер, глотая пирожок. – По крайней мере, когда мы их последний раз видели, настроены они были недружелюбно. Так что скоро всем крышка, поэтому предлагаю затариться продуктами, спичками, солью и валить повыше в горы…

– То есть сохранность жизни на планете тя не волнует? – нахмурилась горгулья.

– Меня сохранность вот этой вот шкурки больше всего волнует, – Куклюмбер любовно погладил собственный бок. – А спасение вымирающих видов – не моя забота.

– Заткни лучше бобра своего! – предупредила Степана тетя Эмма. – Во мне проснулся альтруизм, а он паясничает.

– Да пошутил я, – набычился Куклюмбер. – В этой берлоге что, у всех, кроме меня, чувство юмора отшибло? Давайте я анекдот, что ли, расскажу, и если вы засмеетесь…

– Пусть умолкнет, – грозно расправляя крылья, прошипела тетя Эмма.

– Он пошутил, – быстро сказал Степан и строго посмотрел на бобра. Тот фыркнул и отвернулся. – Какой план, тетя Эмма?

– Какой-какой… Я думаю, а вы то и дело рушите патриотические мысли, – горгулья все еще сердилась.

– А давайте учтем слабость Моха, – скромно предложил Степан.

– Какого еще «моха»? – не поняла тетя Эмма, – Что вы мне оба голову морочите? Мхи, папоротниковые, хвощи многощетинк… кхе-хе… щетинковые. Дайте уже сосредоточиться!

– Ой, я же совсем забыл вам рассказать, – щелкнул пальцами Степан. – Мох – это никакой не папоротниковый, это вполне человеческий негодяй. Лысый такой, сварливый мужик. Бывший конкурент Кулио по части спасения Земли и прочих благодеяний.

– Так-так, – заинтересовалась тетя Эмма. – Поподробней-ка.

– До того этот Мох зарвался, – воодушевленно продолжил журналист, – что помог Смерти обмануть нас. А теперь подлец по всем телеканалам выступает и выставляет себя спасетилем человечества.

– Ну, что предлагаешь? – подбодрила горгулья.

– Мне кажется, – Степан говорил все увереннее, – сейчас, когда бдительность Моха несколько ослабла и он перестал осторожничать, нужно действовать. Проникнуть в его карпатскую резиденцию и нанести удар. Это, в свою очередь, вызовет противодействие со стороны Смерти, и вот тогда есть шанс ее подловить на какой-нибудь оплошности.

– Вроде как в шахматах – на пару ходов вперед? – прищурилась тетя Эмма.

– Понимаю, задумка не гениальная, – потупился Степан. – Но других идей у меня нет.

– Бесперспективняк, – обронил Куклюмбер, чем напомнил журналисту косного редактора.

– Кхм… В этом что-то есть, – медленно проговорила тетя Эмма. – Нанесем решающий удар, когда его не ждут. Да, это стоит попробовать… Бобер, ты не прав.

Степан не удержался и показал Куклюмберу язык. Нечасто ему приходилось выдвигать планы по спасению цивилизации. Но теперь он был горд, что такая опытная женщина, как тетя Эмма, была готова взять его стратегию на вооружение.

Прикинув что-то в уме, горгулья вынесла окончательный вердикт:

– Поступаем так. Я лечу за своей стаей. Вы же немедленно отправляетесь на поиски Братьев. Думаю, если пораскинете мозгами, то сумеете вычислить, где они схоронились. К тому же вижу у тя вон пейджер Киборга – это задачу упрощает. Когда соберете своих, выдвигайтесь к карпатской берлоге Моха. Там и встретимся.

– Хе, берлоге, – фыркнул бобер. – У него там целый замок. В Трансильвании, в местечке, где раньше Влад Цепеш обитал.

– Готично, – задумчиво покивала тетя Эмма. – Только думается мне, что Мох ваш эту хибару не только из-за славного прошлого выбрал, но и потому, что там на каждом шагу цацки, заряженные чернокнижниками, да ведьмины амулеты – настоящий клондайк для бесовьих отродий.

– Где пересечемся? – по-деловому спросил Степан, поправляя мухобойку.

– В маленькой деревне рядом с замком, – объяснила тетя Эмма. – Я там бывала однажды на слете суккубов в качестве почетной гостьи. Поселение в окрестностях единственное, так что не перепутаете. В случае вашего опоздания жду три дня, после чего считаю явку проваленной. На всякий пожарный посажу в эту пещеру кого-нибудь из своих: если будет туго, вернетесь сюда. Но это – лишь в крайнем случае. Всё ясно?

– Стволов подкинешь? – подбирая гранату, спросил Куклюмбер. – А то у нас патроны-то не бесконечные. Так мы и до китайской границы не дойдем…

– Не дойдешь, так доползешь, партизан, – сурово отрезала тетя Эмма. – Оружие дам, но с уговором: в случае победы вернуть тщательно вычищенным. Последний раз… кхе-кхе… спрашиваю: всё ясно?

«Вот это настоящий командир!» – с восхищением подумал Степан. Вслух же отчеканил:

– Так точно!

Тетя Эмма окинула его оценивающим взглядом, осталась довольна и подытожила:

– Ладно, пойду стаю на войну поднимать. А то гуманизм так прошиб, что аж копчик зудит – впервые такой острый приступ.

– Я вами горжусь, – торжественно провозгласил Степан.

– Ой, вот только не надо сопли пузырить на всю округу, – включила циника горгулья. – Спасать вашу никчемную цивилизацию пора, а то скучно станет, если вас перебьют. Кхе-хе-хре… хренов ларингит!

Степан вытянулся и отдал честь.

– Кто ж к пустой башке руку прикладывает, – вздохнул бобер. – И хватит вытягиваться, гусар. В поход пора.

Журналист кивнул и принялся аккуратно складывать в корзинку пирожки…

До Киборга с Викингом они добрались на третий день. Пришлось сделать пересадку на военный рейс в Новосибирске, а от белорусской границы совершить длинный мотопробег до оккупированной столицы Чехии. Сигнал пейджера шел именно отсюда.

За Прагу шла ожесточенная борьба.

Утро выдалось прохладное и неспокойное. Под Карловыми Варами были замечены крупные отряды бесов, пытающиеся прорвать блокпосты и соединиться с основными силами на севере. Помимо вил и трезубцев, в арсенале рогатиков имелось несколько контейнеров серы и вагон дешевой пиротехники. Десяток священников еле успевали освящать цистерны воды, которой пожарные расчеты щедро орошали хвостатую армию из брандспойтов. В божественные свойства воды верили, впрочем, только сами послушники, а практичные борцы с огнем рассчитывали только на сдерживающую силу тугих струй.

Викинг с Киборгом стояли во главе сопротивления и находились, что называется, в самой гуще событий.

Киборг выполнял функции главнокомандующего, а Викинг довольствовался должностью первого зама. Он не особо возмущался, будучи на вторых ролях, и ежедневно выбивал противника с важных высот при помощи дрына.

Степана и Куклюмбера задержали на подступах к Праге и к военачальникам пустили не сразу. Патрульные обыскали их, отобрали у бобра гранаты и винтовку Мосина, подозрительно покосились на пейджер журналиста и под усиленным конвоем проводили в штаб.

Увидев нацеленные на Степана и Куклюмбера стволы, Викинг так разошелся, что мигом лишил всех патрульных недельного пайка, а начальнику охраны города объявил строгий выговор. Добродушный Киборг наложил на суровое решение командирское вето, вернул солдатам суточные, но кратко предупредил:

– Чтобы. Больше. Так. Не делали.

Друзья радостно обнялись. Куклюмбер по привычке взобрался на плечо к Киборгу. Викинг от волнения слишком крепко пожал руку Степану и чуть не переломал ему пальцы.

– Киборг, Викинг, – сказал журналист, растирая ладонь, – я очень рад вас видеть. Мы решили восстановить Братство!

Викинг и Киборг переглянулись. По их лицам пробежала тень.

– Ты меня пойми правильно, журналист, – начал Викинг. – Я тебе, блин, тоже офигенно рад. Но в Братство я не вернусь. Лучше вы сами оставайтесь. Обстановка напряженная, нам тут лишние руки не помешают. Лапы, кстати, тоже.

– Как? – не поверил своим ушам Степан, чувствуя, как внутри все падает, а голос предательски дрожит. – Но… п-почему?

– Да потому, блин! – рыкнул Викинг. – Я еще не все нервные клетки восстановил после той поганой выходки… этого…

Он поправил шлем и отпустил пару отборных словечек в адрес Кулио.

– Мы. Нужнее. Здесь, – сказал Киборг. – Но. Если что. Обязательно. Сообщите.

– Попробуйте уговорить морского волка, – проворчал Викинг напоследок. – Вот его координаты. Заодно и привет передайте, что ли… Блин.

В это время Киборга вызвали по рации на передовую. Он наспех попрощался, аккуратно ссадил бобра на стол с разложенной картой боевых действий и ретировался.

– Н-да, – откомментировал Куклюмбер, – я тащусь от командного духа нашей организации.

Викинг громыхнул доспехами и, сославшись на неотложное совещание верховного командования, тоже убежал.

Степан все еще не мог прийти в себя. Он не был готов к такому повороту событий, думал, что все сложится совсем иначе.

– Пойдем, что ли? – несмело предложил он.

Журналист боялся, что бобер не захочет продолжать поиски после такого провала и свинтит обратно в Тибет. Но тот, вопреки опасениям, упрямо хлопнул по карте хвостом и коротко кивнул.

И этот простой жест вновь придал Степану сил и уверенности в успехе.

Пополнив запасы провизии и обновив снаряжение, Степан и Куклюмбер отправились на поиски Маньякюра.

Уставшие, расстроенные, но не сдавшиеся.

Человек и бобер.

Морской волк контролировал часть Черноморского побережья Украины. Он проводил досуг в компании загорелых крымчанок. А в свободные от любовных утех часы рьяно сражался с нечистью и совершал подвиги. Всему полуострову было известно, к примеру, что в пятницу Маньякюр с тремя благородными собутыльниками целых три часа сдерживал натиск пяти сотен бесов в бахчисарайском погребе. А днем раньше он лично потопил четыре фрегата с провиантом для Севастопольской дивизии рогатиков.

Маньякюр едва не подавился вином, увидев Степана и Куклюмбера – запыленных, уставших. Во время трехдневной поездки на выделенном Киборгом «хаммере» им пришлось несколько раз столкнуться с агрессивными бесами и отстреливаться, а на паромной переправе журналист с бобром сами попали под перекрестный огонь.

– Братья! – вскричал морской волк, вскакивая с мягкого ложа и бросаясь навстречу друзьям. – Как я по вам соскучился! Ох, журналист, на тебе ж лица нет! А на тебе, бобер, – морды! Умаялись, вижу-вижу… Ну, рассказывайте. А я распоряжусь насчет угощений и девушек.

– О, я бы оттянулся по полной! – воодушевился Куклюмбер. – Но спорим, что эта журналистская надоеда сейчас обломает весь кайф?

– Никакого отдыха, – твердо сказал Степан. Слегка отстранился от морского волка и пристально посмотрел ему в глаза. – Маньякюр. Мы здесь… не для распития спиртных напитков и беспорядочных половых связей…

– Промискуитета, – подсказал бобер. Обернулся к Маньякюру и пожал плечами: – Что я говорил? Феерический зануда.

– Некогда предаваться разврату, – отрезал Степан. – Мы к тебе по делу, морской волк.

– Сотню медуз мне в камзол, – прищурил глаз Маньякюр. – Дай-ка догадаюсь… Вы Братство заново собираете, что ли?

– Глупая идея, согласен, – двулично вставил Куклюмбер.

– Так ты с нами или нет, Маньякюр? – поджав губы, промолвил Степан.

– Я… – морской волк насупился. – Тут такое дело… Я бы в целом, пожалуй, и не прочь. Да, боюсь, меня местные власти не отпустят. Я у них вроде героя. Да и свидания негоже переносить – примета плохая.

– А как же Мох? – в сердцах воскликнул Степан. – Неужели ты не хочешь отомстить ему? Мы знаем, где он окопался. Давай…

– Ты возмужал, стажер, – мягко перебил его Маньякюр. Положил руку на плечо. – Окреп. Ты вполне мог бы через пару лет стать новым лидером Братства вместо нашего зазвездившегося космонавта. Но…

– Что «но»? – одними губами спросил журналист, хотя уже догадывался, каким будет ответ.

– Но только без меня, – твердо закончил Маньякюр. – Извини.

Степан в отчаянии глянул на бобра. Тот промолчал…

Как ни уговаривал морской волк друзей остаться, они все-таки решили идти дальше. Предварительно пополнили запасы, отдохнули в удобной бухте морского волка, выяснили координаты остальных Братьев – всех, кроме коротышки. Как попасть к бабушке Эльфа так и осталось загадкой.

– Я бы сначала наведался к Самураю, – посоветовал Маньякюр. – Думаю, он может согласиться… В любом случае, нужно держать связь. Ты согласен, журналист?

– Наверное, нужно, – мрачно вздохнул Степан. – Спасибо тебе, Маньякюр.

Морской волк долго смотрел на сносимый к высоким утесам столб пыли, оставленный колесами черного «хаммера». Глаз слезился от ветра, разгулявшегося в последние дни у побережья, но даже сам морской дьявол не мог бы в тот миг догадаться, что творится в душе у Маньякюра.

Адъютант подошел, как всегда, неслышно. Маньякюр вздрогнул, заметив его, и сморгнул слезу. Бриз продолжал дуть туго и сильно. На Крымский полуостров опускался вечер. Впереди были свидания, дуэли и новые битвы с адовыми легионами.

Пустые свидания и скучные дуэли.

Победы и поражения, которые абсолютно не с кем разделить…

Учтивый адъютант помог надеть парадный камзол, подал фамильную шпагу и поклонился.

Маньякюр жестом отпустил его и с лязгом извлек клинок из ножен. Рассек шпагой воздух и остановил острый кончик в паре сантиметров от носка ботфорта.

– Вот так и ходим всю жизнь, под острием, – сказал морской волк, зная, что никто его не слышит. – Но как же, черт побери, тоскливо ходить под этим острием одному!