Текст книги "Первая Мировая. Война между Реальностями. Книга вторая"

Иными словами, стороны одинаково грамотно мыслили, одинаково грамотно располагали резервы, одинаково четко маневрировали ими и в обороне и в наступлении. Они одинаково понимали ситуацию. Потому и не могли ее изменить.

В новых условиях (одинаково высокий уровень штабной работы, возрастание роли артиллерии, действующей с закрытых позиций и практически неуязвимой для других родов войск) уравнения Остроградского-Ланчестера[21]21
  «Очень простые дифференциальные уравнения, описывающие изменение численности войск от взаимного огневого (и любого другого) воздействия. По своему значению в аналитической стратегии близки к трем законам механики Ньютона. Особенностью использования этихуравнений является необходимость описывать силу каждой единицы войск лишь одним коэффициентом, в общем случае абсолютно абстрактным, что существенно снижает прогностическое значение таких выкладок. Суть «аналитической революции» в том и состоит, что при высоком уровнем штабной работы и очевидном господстве на поле сражения артиллерии, действующей с закрытых позиций, коэффициенты боевой силы обретают смысл, и исход боевого столкновения (который ранее всегда был функцией тех или иных случайностей, в числе которых, например, талант полководца) стал с хорошей точностью описываться уравнениями Остроградского». (Р. Исмаилов, С. Переслегин «Танковые сражения: теория и практика»).


[Закрыть] стали выдавать приемлемые приближения к реальности.

Война приобрела аналитический характер[22]22
  Формально это означает, что вооруженные силы можно свести к совокупности «стандартных дивизий», обладающих фиксированным параметром – боевой силой. Соответственно ход, исход и длительность «нормального боя» однозначно определяются соотношением боевых сил сторон и могут быть определен априори. В действительности, истинная боевая сила «стандартной дивизии» должна быть представлена как сумма двух составляющих: s=a+h, где первый член обозначает формальную боевую силу в аналитической модели, а второй – добавка, связанная с теми или иными случайными факторами, прежде всего, с поведением живых людей, обладающих свободой воли. Если h<


[Закрыть].

Это предполагало устойчивость возникших решений[23]23
  Что делает априори бессмысленными любые «позиционные» альтернативы. Понятно, что атаки могли бы развиваться как-то иначе: на других направлениях или с использованием иных технических средств – могли быть лучше или хуже решены проблемы организации и связи и т. д. Но на конечный результат это не повлияло бы – именно в силу устойчивости решений. Грубо говоря, в Альтернативных Реальностях наступления будут срываться так же, как и в Текущей, хотя и по иным причинам.


[Закрыть].

«Дело в том, что предсказуемость будущего дает обеим сторонам практически одинаковые возможности для поиска решений. Пусть в результате действий обе стороны пришли к более или менее устойчивой ситуации. Устойчивость означает, что для существенного изменения оперативной обстановки нужно приложить усилия, выходящие за рамки рассматриваемого малого участка фронта. К примеру, перебросить резервы с других участков. Но поскольку противник не заинтересован в ухудшении своего положения, он будет противодействовать нашим попыткам выйти из устойчивого состояния. И в аналитической ситуации равные позиции всегда преобразуются в равные. На математическом уровне: позиция стремится к состоянию с наименьшей энергией, то есть армии и полководцы оказываются в потенциальной яме. А из нее выйти намного труднее, чем туда попасть.

Устойчивость решений тактических задач вылилась в примат обороны над наступлением. (Поскольку оборона это сохранение достигнутой позиции, а наступление – попытка создать иную позицию.)

С точки зрения оперативного искусства аналитичность породила принцип «нескомпенсированной слабости». Суть его заключается в том, что наступление обречено, пока противник может своими резервами «компенсировать» наступление, то есть закрыть прорывы. Лишь при наличии нескомпенсированной слабости наступление может привести к успеху. Для немцев это означало неизбежность поражения, поскольку какие бы решения они ни принимали, у них всегда было на одну слабость больше, чем у противника: людские и экономические ресурсы Германии были несоизмеримо малы» (Р. Исмаилов, С. Переслегин).

В условиях кризиса аналитичности оперативная ситуация перестала зависеть от принимаемых сторонами решений. Теперь она определялась теоремами о позиционности:

• Взаимно блокированные позиции обладают равной для обеих сторон связностью[24]24
  Связность позиции определяется как величина, обратная к максимальному времени переброски «стандартной дивизии» между любыми двумя ее точками. Пункты, владение которыми резко меняют связность, называются узлами позиции. «Главный» узел позиции называется центром позиции.


[Закрыть].

♦ Следствие: позиция равной связности всегда является изохронной – время, необходимое для маневра силами вдоль линии фронта, для обеих сторон одинаково.

• При аналитическом характере войны взаимно блокированные позиции устойчивы, что приводит к появлению позиционного фронта.

♦ Следствие: при позиционной войне всегда можно найти соответствие между узлами связности сторон, иначе говоря, центры позиций сторон симметричны относительно линии фронта.

• Прорыв позиционного фронта возможен, при этом связность уменьшается у обеих сторон. Однако связность наступающей стороны уменьшается быстрее, если коммуникации выступа проходят через разрушенную при прорыве зону. Поскольку уменьшение связности эквивалентно уменьшению эффективного числа стандартных дивизий, выполняется принцип Ле-Шателье, и наступление останавливается. Можно показать, что глубина выступа обязательно лежит в пределах от 50 до 100 % от его ширины.

В последующие три года стороны на практике проверяли непреложность этих теорем. Выяснилось, что они выполняются неукоснительно, то есть позиционный фронт оказался устойчивее, чем государственные режимы, создававшиеся столетиями.

Приходится читать, что вышеприведенные рассуждения верны лишь для Западного фронта, в то время как на востоке, где пространства было больше, а плотность войск – соответственно ниже, война сохраняла маневренный характер. В действительности, позиционность вовсе не означает, что линия фронта не может сдвинуться. Просто она не может сдвинуться так, чтобы изменить характер позиции. На западноевропейском ТВД, богатом дорогами, расстояние между узлами позиции было очень мало, и фронт застыл намертво. На востоке дорог и узлов было значительно меньше, в результате чего возникали огромные пространства, овладение которыми или, напротив, оставление которых противнику практически не меняло связность. В первом томе мы столкнулись с такой ситуацией при анализе борьбы за Польский балкон. Пока русские войска удерживали Варшаву и Ивангород, а немецкие – Торн и Бреславль, размашистые передвижения войск в четырехугольнике Варшава – Сандомир – Ченстохов – Калиш не приводили к решительным результатам.

С другой стороны, при потере лишь одной из критических точек позиции немецкий фронт отбрасывался к линии Одера, а русский – к линии Западной Двины. И в этом отношении кампания на Востоке носила такой же позиционный характер, как и на Западе: «здесь», как и «там», фронт оказался устойчивее государства и общества. Разница в том, что на Западе размах колебаний, неизбежных в аналитических системах, составлял единицы километров, а на Востоке – десятки и сотни километров.

Кампания 1915 года: планирование на Западе

С равными основаниями можно сказать, что союзники вообще не имели никакого плана операций на 1915 год, и что у них было, по крайней мере, четыре таких плана.

Прежде всего, единого руководства на Западе не существовало вплоть до весны 1918 года[25]25
  Тем более, не было и речи о каком-либо взаимодействии Западного и Восточного фронта.


[Закрыть]. Было три независимых командования: бельгийское, английское и французское – каждое со своей зоной ответственности. На практике, конечно, союзные штабы сообщались между собой на уровне личных договоренностей. Это обеспечивало вполне удовлетворительное взаимодействие войск в пределах театра военных действий, что доказали, хотя бы бои во Фландрии.

Французские войска составляли на начало 1915 года абсолютное большинство на ТВД, что обуславливало особую роль французского командования: «большую часть той войны англо-французские отношения строились исходя из требований командующих французскими войскам, если не сказать, что они вообще были подчинены целям и задачам последних»[26]26
  Н. Робин Генералы Великой войны. Западный фронт 1914 – 1918. М., 2005.


[Закрыть]. С другой стороны, в политическом и отчасти экономическом отношении Франция в это время уже зависела от Великобритании, поэтому Д. Френч пользовался известной свободой действий. К тому же число британских дивизий во Франции непрерывно увеличивалось. Уже 26 декабря 1914 года экспедиционные силы были разделены на две армии: 1-я армия Дугласа Хейга включала 1-й, 4-й и Индийский корпуса, 2-я армия О. Смит-Дориена – 2-й и 3-й корпуса, 27-ю дивизию. Позднее в ее состав вошел 5-й корпус. Два кавалерийских корпуса – Индийский и корпус генерала Алленби – оставались под непосредственным командованием Д. Френча, в тылу[27]27
  Всего на начало 1915 года во Франции находилось 11 пехотных и 5 кавалерийских британских дивизий, всего около 350 000 человек (со вспомогательным персоналом). Общие потери англичан к этому времени достигли 90.000 человек.


[Закрыть].

15 февраля во Франции высадилась 1-я канадская дивизия, которой предстояло стать одной из самых знаменитых воинских частей союзников (первоначально в составе 1-й армии, затем передана во 2-ю армию).

В общем и целом ни Ж. Жоффр, ни Д. Френч не имели на 1915 год активного плана действий. Предполагалось придерживаться выжидательной линии до тех пор, пока не будет преодолен кризис военного снаряжения. Кроме того, военный министр Великобритании Г. Китченер приступил к формированию массовой добровольческой армии, которая к концу 1915 – началу 1916 годов должна была сосредоточиться во Франции, что предполагало резкое изменение соотношения сил на фронте в пользу союзников.

Таким образом, общее наступление переносилось на следующий год, и это можно рассматривать как первый из набора союзных планов на кампанию 1915 года на европейском ТВД.

Одновременно, оба командующих – и Ж. Жоффр и Ф. Френч – планировали наступления. Каждый – свое. Англичане – под Неф-Шапелем, французы – в Шампани и в районе Сен-Миельского выступа. И это – второй и третий планы кампании.

Кстати, речь шла едва ли не об окружении всех немецких войск в Нуайонском выступе, то есть об уничтожении главных сил неприятеля[28]28
  Эта простая геометрическая идея так понравилась союзному командованию, что с некоторыми несущественными вариациями оно безуспешно пыталось осуществить ее все последующие годы войны: 1916 год – Сомма, 1917 год – Шмен-ден-Дам, 1918 год – Маас-Аргонская операция.


[Закрыть]. Как это сочетается с решением на стратегическую оборону, понять очень трудно. Вероятно, оба командующих в глубине души были уверены, что дальше вылазки операция все равно не пойдет. Собственно, так и случилось.

Но у генералов Западного фронта были свои начальники. Во Франции политическое руководство в тот момент в решения Ж. Жоффра не вмешивалось. Зато в Великобритании военный министр Г. Китченер особых иллюзий по поводу таланта Ф. Френча не питал. Г.Китченер настаивал на обороне на Западном фронте. Второго января 1915 года он написал Д.Френчу: «…французская армия не способна нанести такой удар по германской линии обороны, который привел бы к отступлению немцев из Бельгии. Если это так, то тогда немецкие рубежи обороны можно считать крепостью, которую нельзя взять штурмом и которая не может быть полностью блокирована в кольце осады. Следствием этого должна стать позиционная война перед осаждаемой крепостью при одновременных активных боевых действиях на других участках».

Это письмо стало основанием четвертого союзного плана на 1915 год: отказаться от действий на Западном фронте вообще, перейти там к жесткой обороне и сосредоточить усилия против Турции, имея целью вывести ее из войны.

К этой стратегии военное руководство – и британское, и французское – отнеслось резко отрицательно, зато она пришлась по вкусу морскому министру сэру Уинстону Черчиллю. Результатом стала Дарданелльская операция, одна из самых неоднозначных в истории Великой Войны (смотри Интермедию 2 «Проклятые Дарданеллы»).

Западный фронт в 1915 году: зима и весна

В конце января – начале февраля 1915 года Германия имела на Западном фронте 7 армий и три армейские группы (26 корпусов, 94,5 дивизии, 1,9 миллиона человек, 4000 легких, 1695 тяжелых орудий). Бельгийская армия насчитывала 6 дивизий, в двух английских армиях было 11 пехотных и 5 кавалерийских, девять французских армий вместе с Лотарингской группой имели в своем составе 73 пехотных и 10 кавалерийских дивизий (всего 105 дивизий, 4000 легких, 1600 тяжелых орудий, 2,65 миллиона человек[29]29
  Напомним, что бельгийские дивизии военного времени насчитывали по штату 18,5 тысячи человек, английские дивизии – 18 000 человек. Иными словами, они представляли собой полторы «стандартные» дивизии.


[Закрыть]).

Начали французы. Шестнадцатого февраля они перешли в наступление в Шампани, которое продолжалось ровно месяц. Может быть, Ж. Жоффр действительно предполагал «отбросить противника к границе», но в действительности 4-я французская армия сумела вклиниться в немецкую оборону только на глубину 300 – 500 метров, при этом ее потери составили 91 тысячу солдат[30]30
  Встречаются и другие цифры: от 50 до 100 тысяч человек. Дело в том, что война на Западном фронте перестала быть столкновением конкретных частей и соединений. Теперь она подчинялась законам больших чисел. Операция начиналась, и в орбиту ее постоянно вовлекались новые части, а соединения, понесшие большие потери, отводились в тыл, пополнялись и вновь отправлялись на фронт – в полосу наступления или на спокойный участок. В таких условиях практически невозможно выделить силы, задействованные именно в этом наступлении, на фоне всех остальных, ведущих «беспокоящий огонь» или «способствующих продвижению войск». То же касается и потерь. В сущности, вся статистика позиционных наступлений на Западном фронте – результат некоторого усреднения.


[Закрыть].

Четвертая французская армия имела в своем составе 4 армейских корпуса, еще 3 корпуса было привлечено из резерва (163 тысячи человек, 879 легких и 110 тяжелых орудий). Этим силам противостояла 3-я германская армия – 85 тысяч человек, 384 легких, 76 тяжелых орудий. В ходе месячных боев в орбиту операции было втянуто еще 9 французских и 12 немецких дивизий, в результате установилось равновесие сил.

В марте 1-я британская армия предприняла наступление под Неф-Шапелем (Невшапелем). В принципе, речь шла о том, чтобы овладеть Лиллем и вынудить противника к отступлению, по крайней мере, из Фландрии. Для этого было необходимо утвердиться на «хребте» Оберс-Ридж[31]31
  Высотой 12 метров. «Местность вокруг деревни Неф-Шапель очень однообразна, она представляет собой унылую равнину, используемую для пахотного земледелия и испещренную узкими протоками и канавами со стоячей водой, над которой возвышаются только груды породы из местныхугольных копей, неясные очертания хребта Вими на юге и отстоящий примерно в миле (1,6 км) от немецких траншей длинный горб хребта Оберс Ридж. Сегодня трудно не заметить заросший деревьями и застроенный домами хребет Оберс Ридж. Однако в 1915 году любое повышение местности приобретало огромную важность, и бои на Ипрском выступе доказали это. Хребет Оберс Ридж обеспечивал немецкой артиллерии расположение на возвышенной позиции, с которой было удобно вести наблюдение и которая перекрывала дорогу к Лиллю, а также выход на равнину Дуа; овладение этим хребтом было бы в высшей степени полезным». Н. Робин «Генералы Великой войны. Западный фронт 1914 – 1918». М., 2005.


[Закрыть], который находился на расстоянии от 1,5 до 6 км от британских траншей. Начать решили с уничтожения немецкого выступа у деревни Неф-Шапель, километрах в полутора от хребта.

Французы южнее должны были поддерживать эту операцию, наступая силами 10-й армии на подобный же хребет Вими, но после боев в Шампани от этой операции отказались, сообщив об этом союзнику только 7 марта, когда англичане уже изготовились к наступлению.

Англичане отменять операцию не стали, тем более что соотношение сил определенно было в их пользу: шесть против двух по дивизиям и сорок восемь к трем по батальонам на направлении главного удара.

Десятого марта после короткой артиллерийской подготовки английские и индийские солдаты перешли в наступление и в течение часа овладели деревней, прорвав очень тонкий немецкий фронт, но на очень узком участке (1,5 км).

Сама местность во Фландрии настраивала немцев на создание не столько сплошной линии обороны, сколько замаскированных опорных пунктов, огонь которых блокирует продвижение противника.

Прорыв был совершен в 9 часов утра, но только в 14.45 командиры корпусов (4-го и Индийского) получили от Д. Хейга директиву, в которой он требовал немедленного движения вперед. Британские батальоны начали движение ближе к шести часам вечера, и немцы уже успели перегруппироваться и подтянуть ближайшие резервы. Начало темнеть, и операция сама собой остановилась.

Немцы действовали быстро, и за ночь они развернули в районе Неф-Шапеля около двадцати свежих батальонов. Огонь немецкой артиллерии нарушил все линии связи между наступающими английскими корпусами и армейскими тылами, в сгустившемся тумане британская артиллерия не могла «нащупать» ни германскую артиллерию, ни пехотные траншеи новой германской линии обороны.

Наступление превратилось в полный хаос, связь отсутствовала. Командиры батальонов, понесших колоссальные потери, стали окапываться, где придется.

Немцы контратаковали в 5.30 на следующее утро (12 марта) с теми же результатами, что и англичане накануне. Пятью часами позже англичане возобновили наступление, хотя, по докладу генерала Роулинсона, часть долговременных огневых точек противника не только не была подавлена, но даже и обнаружена.

Общей атаки не получилось: часть батальонов не получила приказа, поскольку не было телефонной связи, а связные не сумели добраться до передовых окопов. Тем не менее, в 15.06 Д. Хейг отдает приказ на продолжение атаки, поскольку, по его мнению, «противник деморализован».

Д. Хейг приказал «идти вперед, невзирая на потери» и обратился к Д. Френчу с просьбой «выслать кавалерию для развития успеха».

Стемнело. Ночью англичане предприняли еще одну атаку, столь же неорганизованную и беспорядочную, но к этому времени солдаты 4-го и Индийского корпусов перестали реагировать на приказы командования вообще. Части были обескровлены, кроме того, солдаты, не спавшие уже трое суток, просто ложились в воронки и засыпали где придется. Английская официальная история с некоторым смущением написала, что было трудно отличить мертвых от спящих.

Хейг Дуглас (19.07.1861-29.01.1928 гг.), фельдмаршал (1917 г.), граф и виконт (1919 г.).

Родился в Эдинбурге, младший из 11 детей.

Учился в Клифтон-колледже, Бристоле, Оксфорде (диплома не получил: при хорошей успеваемости пропустил курс лекций по специальности), Сандхэрсте.

На военной службе с 1886 года (7-й гусарский полк, Индия).

Провалился на вступительных экзаменах в Академию генерального штаба. Вернулся в Индию, затем был вызван в Англию, где получил назначение на должность адъютанта генерал-инспектора кавалерии. Вместе с Д. Френчем разработал двухтомное «Наставление по боевым действиям кавалерии» (1896). После этого был зачислен в Академию генерального штаба без экзаменов. Учился хорошо, его ведущий преподаватель назвал его «будущим главнокомандующим армии Великобритании».

Участвовал в Суданском походе и в англо-бурской войне. С 1903 года начальник штаба англо-индийской армии и инспектор кавалерии.

В 1905 году, после одномесячного, стремительного как вихрь ухаживания, Хейг женился на Дороти Вивиэн, сестре собрата-офицера лорда Вивиэна, который в течение англо-бурской войны служил в 17-м уланском полку. Высокочтимая Дороти была одной из фрейлин королевы, и поэтому этот брак явился событием, упрочившим и без того прочное положение Хейга в обществе.

В середине 1900-х написал книгу: «Размышления о кавалерии. Стратегия и тактика», в которой утверждал: «Роль кавалерии на поле боя будет постоянно возрастать, и высокая дальнобойность и эффективность поражения, обеспечиваемые современным оружием, вызовут панику в войсках противника, сделают их неспособными противостоять кавалерийской атаке».

С 1906 по 1909 гг. – в военном министерстве, участвует в создании Территориальных войск и новой концепции Генерального штаба в рамках реформ Холдейна.

В 1912–1914 гг. руководитель Олдершотского военного лагеря в Англии.

С начала войны – командующий 1-м британским корпусом, далее – 1-й армией. С декабря 1915 года – командующий Британскими Экспедиционными Силами. После войны некоторое время командовал войсками в Англии и Ирландии, затем в отставке. Активный участник ветеранского движения.

Рыцарь-командор ордена Индийской Империи (1911).

Кавалер (1901), Рыцарь-командор (1913), Рыцарь Большого Креста (1915) Ордена Бани.

Кавалер Ордена Заслуг (1919).

Командор (1904), Рыцарь-командор (1909), Рыцарь Большого Креста (1916) Королевского Викторианского Ордена.

Рыцарь Ордена Чертополоха (1917).

Ряд зарубежных орденов, в том числе Святого Георгия IV класса (Россия), Большой Крест Ордена Почетного легиона (Франция), орден Восходящего солнца с цветами павловнии (Япония).

Превосходный игрок в поло, член сборной Великобритании.

«Нет никакого сомнения, что Хейг не чурался интриги, и при случае он мог нанести удар в спину. Во время своей службы в Судане он писал фельдмаршалу, сэру Ивлину Вуду, тогдашнему главнокомандующему британской армией, письма конфиденциального характера, в которых содержалась критика действий его прямого начальника, генерал-майора Китченера. В 1914 и 1915 годах Хейг возобновил эту свою практику, посылая Китченеру и королю письма о деятельности фельдмаршала Френча, который в ту пору был его непосредственным начальником.

Хейг был склонен опорочить любого, кто, как он чувствовал, мог оказаться преградой в его продвижении к высшим ступеням служебной лестницы (…) Сразу же, как только он был назначен командующим 1-м корпусом БЭС, Хейг начал жаловаться королю и любому, кто был согласен его слушать, на характер и уровень подготовки своего друга, сэра Джона Френча, заявляя, что тот ни по своему темпераменту, ни по профессиональным качествам не подходит на пост главнокомандующего. В августе 1914 года, когда он с королем Георгом V объезжал на автомобиле развернутые построения войск в Олдершоте, Хейг говорил королю, что, «будучи уверенным, что фельдмаршал Френч приложит все силы, чтобы выполнить любой приказ, который последует от правительства», у него, у Хейга то есть, существуют серьезные опасения, хватит ли у Френча «твердости духа и будет ли его военная подготовка достаточно полной для того, чтобы он смог должным образом справиться с весьма трудными обязанностями, которые будут возложены на него во время предстоящих военных действий. Правда, лично он, Хейг, считает, что ему будет достаточно и того, что король знает о его сомнениях по поводу назначения Френча».

(…) Нет сомнения, Хейг был последовательным, осторожным и решительным человеком, одним из тех, кто тщательно продумывает свои планы, что, несомненно, очень хорошо. Жаль только, что, остановившись на каком-то варианте, такие люди неохотно меняют свое решение или признают свое поражение, какими бы очевидными ни были его признаки. То единственное обвинение, которое с полным основанием может быть выдвинуто против Хейга, заключается в том, что он не знал, когда нужно остановиться. Возможно, это покажется удивительным, но под обликом угрюмого человека в нем жил оптимист, всегда убежденный, что еще одно усилие, еще одна атака, еще один последний рывок принесут желанную победу, и тогда будут оправданы все предыдущие жертвы. Хейг не знал или не понимал сути закона убывающих прибылей, хотя этот закон столь же применим к боевым действиям, сколь и в экономике. Неспособность Хейга понять это дорого обойдется его армиям в предстоящие годы». Н. Робин «Генералы Великой войны».

Тринадцатого марта наступление было остановлено. Англичане потеряли 11 652 человек, немцы 8600 (английские данные).

Французы месяцем позже (5 – 17 апреля) попытались срезать Сен-Миэльский выступ к югу от Вердена. Операция «готовилась в глубокой тайне», но немцы узнали о ней уже в середине марта. Из ускоренной атаки ничего не получилось, перешли к планомерному и методическому наступлению – с теми же результатами. Операция стоила французам еще 64 тысяч человек.

Апрель 1915 года: химическая война

В третьей декаде апреля немцы решили испробовать принципиально новое средство для преодоления позиционной обороны, а именно – отравляющие вещества. Сама по себе идея была вполне разумна: в ее основе лежала мысль избежать полного разрушения полосы прорыва артиллерийским огнем, то есть сохранить тактическую подвижность наступающих войск.

Однако немцы реализовали свою инновацию не лучшим образом, и это еще мягко сказано.

Прежде всего, они остановили свой выбор на газобаллонной атаке. В течение нескольких дней на шестикилометровом фронте было установлено 6000 баллонов с хлором. Делали это специальные химические подразделения, не входящие в состав полевой армии. Все было подготовлено уже 11 апреля, но ветер упорно отказывался дуть в нужном направлении, и приходилось ждать – первый минус газобаллонной атаки.

Понятно, что скрыть подготовку такого масштаба было невозможно, и первые сведения о грядущей атаке французы получили уже 13 апреля, когда немецкий дезертир сообщил им, что при благоприятном ветре на позиции союзников будет пущен газ. «Сигнал – три красные ракеты». Дезертир был рядовым, однако, сообщил много ценных сведений, и французы ему просто не поверили; генералу Э. Фери, который передал предостережение англичанам, его прямой начальник объявил выговор «за непосредственную связь с нашими союзниками, а не через ставки командования обеих сторон». Англичане, впрочем, тоже не поверили полученной информации. На всякий случай, генерал Палмер сообщил о возможной газовой атаке командирам дивизий на Ипрском выступе, но с таким количеством оговорок и сомнений, что комдивы эти сведения дружно проигнорировали.

Между тем поступили подтверждения от других дезертиров, ценную информацию доставили и фронтовые разведчики.

В любой момент союзники могли просто накрыть газовые батареи артиллерийским огнем, вызвав локальную химическую катастрофу[32]32
  Закопать баллоны в землю немцы, конечно, догадались: это было сделано еще 11 апреля; но даже закопанные баллоны получали повреждения от случайных снарядов и травили хлор. В случае серьезного артиллерийского удара атака была бы сорвана с серьезными потерями для самих немцев.


[Закрыть]. Но до 22 апреля ничего сделано не было, и около 17 часов немцы выпустили в сторону позиций союзников 186 тонн хлора. Ветер был слабым и неустойчивым, так что свою порцию хлора получили и солдаты 15-го германского корпуса – второй и главный минус газобаллонной атаки.

Но французам, англичанам и канадцам досталось гораздо больше.

Алжирские части и французская территориальная дивизия отхлынули на три километра назад, полностью открыв фронт. Французская артиллерия замолчала.

Немцы, на счастье союзников, рассматривали газовую атаку как чистый эксперимент. Командованию 15-го корпуса, которое заблаговременно потребовало усилений для использования и закрепления возможного успеха, высшее начальство ответило, что «всякая мысль о широкой операции около Ипра совершенно не отвечает намерениям Главного командования». Дабы опыт был чистым, солдаты должны были идти вслед за газовым облаком, примкнув штыки и вынув затворы из винтовок (вспоминается атака Хаузена против Фоша во время Марнской битвы – такое чувство, что немецкие генералы усвоили урок А. Суворова, относящийся к XVIII столетию: «пуля – дура, штык – молодец»). Кстати, противогазов или, хотя бы марлевых повязок, наступающим войскам не дали; позже пленные немцы говорили о том, что остаточное действие газа причиняло страшную боль глазам.

Фланг 1-й канадской дивизии был открыт, и на него шло облако хлора. Но два офицера медицинской службы – полковник Нэсмит и капитан Скримджер уже пришли к выводу, что используемый противником газ – это хлор, а хлор нейтрализуется аммиаком. Они приказали передать в траншеи использовать в качестве повязок любую ткань, пропитанную мочой. Тут уж было не до военной романтики!

Канадцы остановили немецкую атаку, тем более что 15-й германский корпус к серьезному наступлению был не готов и не имел необходимых для этого сил и средств. К вечеру положение на фронте стабилизировалось.

Ночью канадцы организовали контратаку, которая закончилась катастрофически: 10-й батальон потерял 623 человек из 816 наличного состава, 16-й – около 600, а от 2-го батальона осталось всего 20 человек.

На следующее утро немцы почему-то решили, что теперь частный удар 15-го корпуса нужно развить во «второе сражение под Ипром», которое с переменным успехом продолжалось до 10 мая. Общие потери Британских Экспедиционных Сил оцениваются в 59 275 человек, немцы по британским данным потеряли 34 933 человек. Примечательно, что французские потери в эту статистику не вошли, а только в ходе атаки 22 апреля алжирцы и территориальная дивизия потеряли 5 тысяч человек убитыми и еще 10 тысяч ранеными и отравленными.

Габер Фриц (9.12.1868-29.01.1934), немецкий химик, лауреат Нобелевской премии по химии (1918) за открытие процесса Габера, то есть синтеза аммиака.

Родился в Бреслау в хасидской семье, отказался от иудаизма и принял христианство. Мать умерла во время родов.

Обучался в Гейдельбергском университете, в Берлинском университете, в Техническом колледже Шарлоттенбурга. Женился на сокурснице Кларе Иммервал. Несмотря на то, что Клара была талантливым химиком, Фриц считал, что, как достойная немецкая жена, она должна оставить научную карьеру и заниматься исключительно семьей. «Для меня женщины похожи на прекрасных бабочек: я восхищаюсь их расцветкой и блеском, но не более того», – говорил он.

Во время пребывания в университете Карлсруэ с 1894 по 1911 годы он и Карл Бош разработали процесс Габера, при котором аммиак образуется из водорода и атмосферного азота (в условиях высоких температур и высокого давления, а также в присутствии катализатора).

Габер сыграл ключевую роль в развитии химического оружия во время Первой мировой войны. Вскоре после начала войны он возглавил химический отдел военного министерства. Часть его работы включала разработку противогазов с адсорбирующими фильтрами. Помимо того, что Габер руководил группами, разрабатывавшими применение хлора и других смертоносных газов окопной войны, он был всегда готов лично содействовать их применению, несмотря на их запрет (Гаагская конвенция 1907 г., под которой Германия поставила свою подпись). Будущие Нобелевские лауреаты Джеймс Франк, Густав Герц и Отто Ган принимали участие в организации газовой атаки на реке Ипр под руководством Габера.

Как позже вспоминал один из его близких друзей физик Макс Планк, Габер, будучи типичным немецким романтиком того времени, был уверен, что как только мир увидит кошмарные последствия отравления ядовитым хлором, правительства содрогнутся от ужаса и тотчас же война закончится, а в Европе воцарится вечный мир. Поэтому Габер и старался произвести как можно больше хлора, чтобы и первая демонстрация была как можно более впечатляющей.

Ф. Габер лично подготовил газовую атаку под Ипром 22 апреля 1915 года. Вскоре после его возвращения из Бельгии его жена, Клара, известная своими пацифистскими взглядами, покончила с собой, выстрелив себе в грудь из пистолета мужа. Это случилось 2 мая. 15 мая Ф. Габер отправился на Восточный фронт для организации новой газовой атаки.

Покончил жизнь самоубийством и их сын Герман (в 1946 г.).

В своих работах над эффектами, производимыми отравляющими газами, Габер отметил, что длительное воздействие низких концентраций на человека всегда имеет тот же эффект (смерть), что и воздействие высоких концентраций, но в течение короткого времени. Он сформулировал простое математическое соотношение между концентрацией газа и необходимым временем воздействия. Это соотношение известно, как правило Габера. Габер защищал химическое оружие от обвинений в том, что его применение негуманно, говоря, что смерть есть смерть, независимо от того, что является ее причиной.

В 1918 году Габер бежал из страны в Швейцарию, спасаясь от наступающих войск Антанты – британцы просто мечтали отправить на виселицу «отца газового оружия». Но тут судьба приготовила Фрицу неожиданный подарок – по инициативе Шведской Академии наук он был награжден Нобелевской премией по химии за давнюю разработку метода получения аммиака. Перед авторитетом Нобелевки англичане были вынуждены отступить и сами вычеркнули его имя из списков разыскиваемых военных преступников.

В 1920-х годах немецкие ученые, работавшие в его институте, создали отравляющее вещество «Циклон Б» на основе синильной кислоты, нанесенной на пористый инертный носитель (на уровне государственного заказа это считалось универсальным инсектицидом, но в таком качестве «Циклон Б» никогда и никто не использовал). Позднее работал над извлечением золота из морской воды.

Эмигрировал из Германии в 1933 году (как еврей), переехал в Великобританию, в Кембридж. Но Эрнст Резерфорд устроил ему форменную травлю, задействованы были и студенты, сразу не пожелавшие ходить на лекции «палача их отцов». Габера уволили и предложили ему должность в Палестине. Умер он от инфаркта в Базеле по дороге туда.

Семья Габера также покинула Германию. Его вторая жена Шарлотта с двумя детьми поселилась в Англии. Остальные родственники Габера погибли в немецких лагерях смерти.

Ф. Габер встречался с А. Эйнштейном, в ряде источников говорится об их многолетней дружбе.

22 января 2009 года Международный астрономический союз присвоил имя Фрица Габера кратеру на обратной стороне Луны.

Вторым сражением под Ипром началось широкое применение химического оружия. В дальнейшем от газобаллонных атак практически отказались ввиду зависимости от погоды и опасности для собственных войск, зато стали все более широко применяться химические снаряды, причем, прежде всего, против артиллерийских позиций противника.

Эволюция отравляющих веществ шла в двух направлениях – повышение летальности (фосген), повышение стойкости на местности (иприт), усиление раздражающего действия. В свою очередь, войска получили относительно адекватные противогазы.

Химическое оружие стало одним из символов ужаса Великой войны и после ее завершения повсеместно запрещено. Интересно, что реальные потери от ОВ были очень малы (3 – 5 % от общих военных потерь). На практике, в поздний период войны газовые атаки использовались не столько для уничтожения солдат противника, сколько для временного выведения их из строя.