Текст книги "Ведьмина охота"

– Так сюда может наведаться ваш брат?

– Нет, я его предупредил, чтобы он в течение недели здесь не появлялся. А там что-нибудь придумаю. Собственно, и я, и он нечасто сюда приезжаем, как-то не прикипели сердцем к этой красоте.

– Зачем же вам этот дом?

– Можно считать, что это наши вложения в недвижимость. Деньги обесцениваются.

– Солидные вложения! – не удержалась я.

– Подфартило – есть такое слово, Иванна. Давай лучше поговорим о насущном, так как я должен ехать на дежурство в больницу, а мне надо еще кое-что порешать в городе. Самое главное – тебе надо научиться пользоваться котлом и электроплитой. Иначе останешься без горячей воды и пищи.

Вместе с Мартином спускаюсь на первый этаж, где прослушиваю короткую, но содержательную лекцию на бытовые темы. Он приедет только завтра вечером. Утром главный врач делает обход палат, на котором обязаны присутствовать все врачи, а потом Мартин займется своими больными. Мог бы и не пояснять: больничный распорядок впечатался в мою память.

Мартин спускается в гараж, и вскоре я вижу, что он выезжает за ворота.

Модерновая обстановка в доме меня не радует, она еще сильнее подчеркивает, что я тут чужая. В моем положении лучше бы оказаться в древней покосившейся избушке в чаще леса, где необходимо все время что-то делать: топить печь, конопатить щели в стенах, собирать для пропитания ягоды-грибы. Тут я обречена на безделье, даже пыль везде вытерта. Мартин купил в основном консервы и полуфабрикаты, решив этим облегчить мне процесс приготовления пищи, но сделал только хуже. Раньше из-за хронической нехватки времени у меня был бутербродно-пирожковый рацион, в кухне, особенно не напрягаясь, обходилась без кулинарных изысков, даже когда со мной жил Егор. Сейчас с удовольствием занялась бы приготовлением полноценного обеда из трех блюд. Но из овощей Мартин купил только помидоры и огурцы, нет картошки, капусты, бурячков для борща. Все же идея приготовить что-нибудь горяченькое подвигла меня на эксперименты, и я сварганила подобие постного помидорного супчика с пшеном и сыром. Он мне показался вкусным, и в очередной раз я дала себе клятву: когда все закончится и я вернусь к нормальной жизни, обязательно в выходные буду готовить дома обед. Снова моими мыслями завладел Егор, то и дело посматриваю на мобильный телефон с новой сим-картой: вот взять бы и набрать его номер, поговорить, узнать, не забыл ли он меня, не променял ли на другую? Но я видела в фильмах, как засекали местонахождение человека по звонку с мобильного.

Почему я думаю, что из-за меня телефон Егора на прослушке? Или телефон Марты? Может, я вижу сложности там, где их нет? Все-таки прислушиваюсь к внутреннему голосу и решаю повременить со звонками Егору и Марте, самым близким мне людям.

Решаю что-нибудь почитать, возможно, найду здесь глянцевый журнал, детектив или хотя бы справочник по психиатрии. С учетом профессии Мартина, вероятнее всего найти книги по медицине, хотя я не знаю вкусов и занятий его сводного брата. Поднимаюсь на второй этаж, внимание привлекает темно-коричневый шкаф-«горка», сделанный под старину, с резьбой и инкрустацией. Начинаю в нем рыться и обнаруживаю ноутбук и мобильный модем.

Включаю ноутбук, на мониторе заставка: старинный замок, расположенный на холме, значительно больший по размерам, чем Невицкий, но чем-то он мне знаком. Впрочем, это несущественно, и нечего сушить мозги. К счастью, на входе нет пароля, и через модем за несколько секунд выхожу в Интернет. Но раз уже я пренебрегла правилами приличия и рылась в чужих вещах, решаю полюбопытствовать, что за информация хранится в компе. В «Моих документах» обнаруживаются две папки: «Я» и «Не-Я». Второе название более чем странное, и я пробую открыть эту папку, но тут на страже стоит пароль, как и на второй папке.

– Было бы проще поставить один пароль на входе и не секретить каждую папку в отдельности, – бурчу себе под нос.

Тут же сама нахожу объяснение этому: «Ноутом пользуется не только Мартин, но и его сводный брат, и у них есть друг от друга секреты. Ну и бог с ними, с этими секретами!»

Захожу в Интернет, просматриваю свой почтовый ящик: он пуст. Молчание Соломии мне не нравится. Мы договорились, что она будет раз в два дня посылать мне нейтральное сообщение, должное означать, что все в порядке и меня у нее не искали. Набираю в поисковике «убийство во Львове», и он сразу выдает: «Зверское убийство врача». Пробегаю мельком статью, фамилия врача мне незнакома. Формулирую иначе: «Смерть археолога Львов» – и попадаю на заметку, которая мне нужна. Из нее следует, что «тело археолога М. Куричко со следами насильственной смерти найдено в арендованной квартире. Возбуждено уголовное дело. Отрабатывается ряд версий, одна из которых связана с деятельностью «черных археологов». М. Куричко принимал участие в археологических раскопках в Невицком замке и, возможно, обнаружил нечто ценное, о чем стало известно злоумышленникам». Я продолжаю искать, играясь со словами «смерть археолога Невицкий замок», и обнаруживаю интервью участника экспедиции Дмитрия Чернова, данное журналисту областной газеты. Дмитрий рассказал, что незадолго до гибели М. Куричко в лагерь экспедиции прибыла странная особа, явно связанная с «черными археологами», которая сразу вызвала у него подозрения. После внезапного отъезда М. Куричко она исчезла из лагеря. Заподозрив неладное, Дмитрий связался по телефону с М. Куричко и пытался договориться о встрече, но тот ее несколько раз переносил, пока его не нашли мертвым.

Понятно, все это Дима сообщил и оперативникам, и теперь я главная подозреваемая в смерти Тонича, так как незадолго до его гибели встречалась с ним и скандалила. Теперь, когда я главная подозреваемая в трех убийствах, не знаю, удастся ли Стасу вытащить меня из кошмарной ситуации. Этот дом для меня – спасение или смертельная ловушка? Если бы Мартин хотел расправиться со мной, то не стал бы тянуть, сделал бы это сразу по приезде. Или ему что-то помешало?

Алиби! Как это я сразу не догадалась: ему надо было подготовить себе «железное» алиби, а уж потом заняться мной. Сегодня он дежурит в больнице и может среди ночи приехать сюда и покончить со мной. Тело куда-нибудь выкинет или спрячет.

Беру за точки отсчета Жовкву и Стрый, прибегаю к помощи Интернета. От психиатрической больницы до Стрыя около тридцати километров, получается, что всего Мартину надо проехать около ста пятидесяти километров, это займет у него не меньше, чем полтора часа. То есть он будет отсутствовать в больнице более трех часов. Трудно такое длительное отсутствие скрыть, тем более что всегда может возникнуть что-нибудь непредвиденное и станут искать дежурного врача. Уж слишком хлипкое алиби.

Просмотрев текущие новости, я решаю узнать как можно больше о кровавой графине Батори. Возможно, это пригодится в борьбе с ее дочерью…

Эржебет Батори родилась в 1560 году, а скончалась в возрасте пятидесяти четырех лет, замурованная в комнате замка. Она пытала служанок и издевалась над ними еще при жизни мужа, воеводы Ференца Надашди, прозванного Черный бей за его жестокость по отношению к пленным врагам. Судя по всему, эти двое друг друга стоили. Он очень спокойно относился к садистскому увлечению жены и даже внес свою лепту: научил «лечить» эпилепсию при помощи горящей бумаги, вставленной между пальцами ног больных. Темная история с его смертью: то ли графиня его отравила, то ли наслала смертельное изуроченье, так как он меньше времени стал уделять битвам и все больше находился дома. Это не позволяло Эржебет в полной мере реализовывать свои садистско-эротические фантазии. Ее любовь была смертельной, даже ее любовник, воин-наемник по прозвищу Железная голова, бежал от нее за пределы королевства, спасая свою жизнь. И будучи при дворе императора в Вене, графиня не оставила кровавых забав. Происходило все в ее собственном доме на Зингерштрассе, получившей зловещее название Блютгассе – Кровавая аллея, что было связано не с графиней, а с давними событиями: когда-то там вероломно расправились с австрийскими тамплиерами. На суде ближайшие подручные Батори, горбун Уйтвари Янош по прозвищу Фицко, Йо Илона, нянька, Доротия Центес по прозвищу Дорко, Каталина Бенизки, прачка, дали показания, на основании которых насчитали более шестисот жертв графини, а также стали известны подробности ужасных пыток. Даже через много лет в укромных местах ее замков находили останки замученных девушек.

Как проходили эти садистские оргии, я видела собственными глазами, когда анкх отправил меня в прошлое. Ужасные воспоминания! Гоню их прочь. Подручные графини понесли заслуженное наказание в духе того времени: женщин, после того как им щипцами поотрывали фаланги пальцев, сожгли. Вот только горбуну Фицко отрубили голову, не понимаю, за что ему такая милость, быстрая смерть? Я ведь сама видела, что он был одним из главных помощников графини!

На допросах подручные графини упоминали молодую женщину в маске – якобы она присутствовала на оргиях. По словам Ульяны, это была Илона, дочь Батори. Мне запомнилась родинка под лопаткой незнакомки в маске, но есть ли она у Илоны, неизвестно. Впрочем, не важно, Илона – дочь графини или нет, хотя в этом я уже не сомневаюсь. Сама ведьма Илона несет смерть, и ее необходимо остановить любым способом.

Если графиня родила в пятнадцать лет, то в 1616 году Илоне исполнился сорок один год, а на вид ей не больше тридцати. Впрочем, многие женщины, если они следят за собой, выглядят гораздо моложе своих лет, и для этого не надо принимать ванны из крови девственниц. Судя по тому, что успела рассказать Ульяна, ее хозяйка Илона вела очень бурную жизнь, богатую не только кровавыми, но и любовными приключениями. И тут мне в голову пришла мысль, которая могла бы объяснить интерес к современному Львову дамы, прибывшей из Средневековья.

Что, если Илона, как и ее мать, родила ребенка и отдала его на воспитание чужим людям? Но наблюдала за тем, как он взрослеет, поскольку находилась поблизости?

Судя по услышанным мной разговорам ее любовника, венгерского дворянина Балинта Другета, он до последнего надеялся, что придет помощь с другой стороны Карпат, от Речи Посполитой, и это указывало на то, что у него там имелись крепкие связи. Именно оттуда пришли отряды наемников, которые помогли Балинту захватить этот замок в 1602 году. Но польский королевич Владислав IV, провозглашенный московскими боярами царем[9]9
  После отречения Василия Шуйского от русского трона бояре избрали царем сына польского короля.


[Закрыть], стремясь силой подчинить себе Московское государство, стал собирать наемников для очередного похода. Вот почему Балинту Другету пришлось в одиночку сражаться с небольшим отрядом венгерского короля, он был обречен на поражение.

Думаю, Илона не случайно оказалась в 1616 году на самой окраине Венгерского королевства, будучи любовницей мелкого дворянчика, хотя, со слов Ульяны, одно время была даже фавориткой императора Рудольфа ІІ. Учитывая ее красоту и манеры, это было вполне возможно. Ее интересовал этот край потому, что во Львове учился ее сын. Почему сын? Потому что во Львове ее интересовали архивы иезуитского коллегиума, в то время одного из самых солидных учебных заведений, конкурировавшего с европейскими университетами. Учились там только представители мужского пола. Оказавшись в нашем времени и кое о чем расспросив Тонича, историка по профессии, она захотела узнать о дальнейшей судьбе сына и его потомков. Жаль, что я не смогу последовать примеру Илоны: не знаю, под каким именем был записан ее сын в коллегиуме.

Всматриваюсь в герб Батори: на червленом поле три драконьих зуба. Вспоминается не вызывающий недоумения герб Лянцкоронских с извергающими пламя львиными головами, шлемом рыцаря. Здесь же только три конусообразные полоски, расположенные в виде «вилки», и только из пояснения становится понятно, что это драконьи зубы.

Чтение статей о кровавых злодеяниях графини Батори меня утомило, но напоследок я решила взглянуть на фото зловещего замка Чейт – свидетеля большинства ее злодеяний и места последнего упокоения.

Когда я увидела фотографию, во мне все перевернулось! Именно это фото было на заставке в ноутбуке. Снова взглянув на нее, я убедилась: та же самая фотография! Неужели опять совпадение? Меня охватил страх – подлый, липкий, всепроникающий. Страх, который не отпускает. Пытаюсь подбодрить себя, но не получается.

Признать, что между владельцем ноутбука и кровавой графиней существует связь? Это полное сумасшествие! Похоже, я слишком рано покинула учреждение, где меня лечил хозяин этого ноута!

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, я скачиваю старый добрый фильм «Покровские ворота», решив подарить себе два часа хорошего настроения. Остроумный Костик, интеллигентный и беззащитный Хоботов, энергичная и предприимчивая Маргарита, обаятельный алкоголик Велюров становятся моими спутниками в иллюзорном мире кино.

За окном темно, свет я не включаю, чтобы не привлечь внимание соседей. Окна закрыты ролетами, но не знаю, насколько плотно они прилегают. Мне остается одно – лечь спать.

Пусть простит меня Мартин, но я, не раздеваясь, ложусь прямо на покрывало. И сразу возникает предчувствие опасности. Сон не идет ко мне, а тишина пугает. Если бы за окном слышались гудки автомобилей и людской гомон, мне было бы спокойнее. Привычные городские звуки лишь подчеркивают тишину, оттеняют ее. А здесь ни звука, словно на кладбище.

Возвращаюсь к любимому занятию – считаю баранов. Без особого труда наделяю их лицом Степана. В бараньем обличье он более симпатичен, но сон все равно не приходит, хотя я насчитала уже более двухсот этих животных. Надоело!

Бархатная тишина в чужом доме обманчива и коварна, здесь можно не услышать крадущихся шагов убийцы, и ощущение безопасности обманчиво. Неизвестный противник страшен своей непредсказуемостью, он может нанести удар, когда ты его не ждешь. Какой тут сон?!

Вдруг я проваливаюсь в разверзшуюся подо мной пустоту. «Только не это! Я не хочу оставлять беззащитным свое тело!» Но анкх безучастен к моей мольбе, он в очередной раз отправляет меня в прошлое. Тошноту во время падения сменяет эйфория от чувства полета. Я снова в чужом времени! Зачем мне это?!

Моросит мелкий дождик. По тропинке, тянущейся по крутому склону холма, движутся гуськом трое мужчин в котелках, костюмах и странных плащах. Идущий посредине мужчина с седоватыми висками и маленькими усиками с закрученными тонкими кончиками держится так властно, что становится понятно: он здесь главный. Судя по покрою их одежды, я попала в середину или в конец XIX века. Вид этих господ никак не вяжется с этой местностью, где нет даже признаков жилья. Судя по сосредоточенности их лиц, они не на прогулке и явились сюда с определенной целью. Тропинка ныряет в овраг, и странная группа спускается на самое его дно. Властный господин поскальзывается на размокшей глинистой почве и чуть не падает, но идущий сзади, сам рискуя упасть, подскакивает к нему и помогает удержаться на ногах.

– Черт побери, нам еще долго идти, господин комиссар? – негодующе восклицает властный господин, с брезгливостью рассматривая запачканные глиной туфли.

– Господин судебный следователь, мы уже почти на месте. Осталось всего ничего.

– Ваше «ничего» мне может стоить простуды и испорченной обуви!

– Прошу простить меня, но не я выбирал место преступления, господин судебный следователь. И это господин прокурор настоял на том, чтобы вы незамедлительно отправились сюда и начали расследование, – почтительно, но и с чувством собственного достоинства произносит комиссар. – А карета, как вы могли убедиться, здесь не пройдет.

– Прокурору же не приходится месить грязь в этой Богом забытой местности! – недовольно говорит властный господин. – Одно дело отдавать распоряжения, сидя в кабинете краевого суда во Львове, другое – мокнуть здесь.

– Господин комиссар, это вы? – слышится впереди хриплый голос, и навстречу троим путникам выходит долговязый молодой мужчина в насквозь промокшем плаще и котелке.

– Кто еще может сюда прийти в такую погоду? – Комиссар усмехается и представляет его спутникам: – Мой помощник.

– Всеволод Никоненко. – Долговязый слегка приподнимает над головой котелок. – Честь имею, господа!

– Судебный следователь Збигнев Гловатский, – небрежно кивает властный господин.

– Писарь Йозеф Шоймоши, – представляется третий мужчина.

– Врач уже здесь? – нетерпеливо спрашивает комиссар.

– Да, недавно пришел, Владимир Владимирович. Это местный хирург, весьма знающий, Тризубов Иван Игнатьевич. – Долговязый хочет еще что-то сказать, но комиссар уже отошел от него.

Ясно, что комиссару не терпится поскорее покончить с этим делом. Местечко тут мрачное, склоны оврага крутые и поросли колючим кустарником и тонкими, словно чахоточными, деревьями. Подходящее местечко для совершения чего-нибудь жуткого и мерзкого. Понимаю, что мне предстоит увидеть результат проявления человеческой злобы, поэтому отстаю от этих господ. Я вообще ушла бы куда подальше, но ведь попала сюда неспроста!

Дождик наконец закончился, но небо не просветлело, хмурясь тучами, оно, очевидно, готовит следующую порцию небесного душа. Как ни замедляю шаг, вскоре оказываюсь возле уже знакомых мне мужчин. Они стоят кружком, молча глядя вниз, на что-то белое. Вижу новые лица: двое в коротких накидках, наброшенных на темно-синюю форму, с блестящими бляхами на груди и в остроконечных кожаных шлемах. Полицейские или жандармы. Мужчина с чеховской бородкой и в круглых очках, склонившись, что-то негромко говорит, и желание услышать его заставляет меня подойти поближе. Разглядев, что является предметом внимания мужчин и обсуждения, я вскрикиваю от ужаса.

На земле лежит тело молодой, даже юной девушки, на ее лице навечно застыло выражение ужаса; она наполовину обнажена, разодранная одежда позволяет видеть ужасную рану: у девушки вспорот живот от лобка почти до груди. Но этого было мало безжалостному убийце – на шее у жертвы глубокий порез с запекшейся кровью.

– Несмотря на видимые ранения, я думаю, что причиной смерти было удушение – на шее заметны следы от пальцев. Затем был сделан глубокий горизонтальный разрез гортани и вертикальный – брюшной полости. Хотя, возможно, жертву, придушив, специально привели в полубессознательное состояние и затем выпотрошили. – Врач говорит ровным тоном, без эмоций. – Отсутствуют внутренние органы: почки, печень и матка. Судя по тому, как сделаны разрезы, действовал человек, знакомый с анатомией и проделывающий это не впервые. Надрезы ровные, одинаковой глубины, сделаны твердой рукой. Возможно, этот человек имеет непосредственное отношение к медицине, даже, можно предположить, опыт хирурга.

– Мясники тоже знакомы с анатомией, правда свиньи! – с неприятной усмешкой произносит судебный следователь.

– Не скажите, сударь! – протестующе мотает головой врач. – Разрез брюшной полости – это работа хирурга, а не мясника. Я знаю, что говорю. – Затем он обращается к комиссару: – Боюсь, что возможны еще жертвы, а может, они уже были, Владимир Владимирович. Господи, спаси несчастных от этого нелюдя! – восклицает врач.

Я отмечаю, что эмоции и ему присущи.

– Насколько мне известно, это уже третья жертва за последние два месяца. В нашем крае – первая, – хмурясь, сообщает комиссар.

– Господин комиссар, кто вас уполномочивал разглашать эти сведения?! – грозно вопрошает его судебный следователь.

– Утаивание информации о происшедших убийствах, по моему мнению, может способствовать новым убийствам и облегчит убийце поиск новых жертв.

– Ваше мнение меня менее всего интересует! К вашему сведению, эти убийства совершены различными способами. Одна из жертв была утоплена, а перед этим полностью обескровлена, и это позволяет предположить, что убийство было ритуальным.

– Позвольте не согласиться, господин судебный следователь. Их объединяет мастерство и хладнокровие, с каким они были совершены, к тому же всякий раз жертвой была молодая девушка, и у всех изъяли тот или иной внутренний орган. В том случае, о котором вы говорили, требуется повторное проведение экспертизы, причем судебными медиками, а не обычными хирургами. Ведь случился как-то курьез, когда из-за длительного нахождения утопленника в воде было неправильно установлено время смерти.

– Вы имеете в виду громкое дело Йозефа Шарфа 1883 года? – оживляется врач. – Длительное нахождение тела девушки в холодной воде привело к вымыванию эпидермиса, что, в свою очередь, обескровило тело. Если бы не повторно проведенная уважаемым патологоанатомом Гофманом экспертиза, подозреваемый не избежал бы виселицы.

– Вижу, вы большой знаток судебной медицины, – с иронией произносит судебный следователь. – Но почему же вы прозябаете в этой глуши, вырезая чирьи из задниц крестьян?

– Из-за своего длинного языка и не менее длинного носа, который я совал куда не следует, – невозмутимо отвечает врач. – К вашему сведению, не так давно я работал помощником судебного патологоанатома в Лондоне и участвовал во вскрытии жертв «убийцы в кожаном фартуке».

– Джека-потрошителя? – восклицает комиссар. – Можно сказать, что само небо вас послало нам!

– Думаю, вы оказались здесь после Лондона вследствие своей некомпетентности и непрофессионализма! Я не разделяю вашего восторга, комиссар Даниленко, по поводу присутствия тут этого господина! Я даже думаю, что будет ошибкой поручить вскрытие этому хирургу, не помню его фамилии!

– Мне пришлось оставить работу в Лондоне и уехать оттуда из-за того, что я высказал подозрения в отношении королевского хирурга сэра Джона Уильямса, – с легкой, несколько печальной улыбкой произносит врач.

– Какие гнусные измышления! Неудивительно, что после этого вас изгнали из Британии! – гневно восклицает следователь. – Королевским хирургом может быть только человек достойный и уважаемый!

– У меня были основания для подозрений: мне было известно, что жена Уильямса бесплодна, а со всеми убитыми проститутками он имел связь за месяц-полтора до убийства. Он искал средство, способное излечить его жену от бесплодия, поэтому мог экспериментировать на проститутках. Но в тот момент появился новый подозреваемый, русский врач. Его подозревали в аналогичных убийствах, совершенных во Франции, и мне пришлось покинуть пределы Британской империи.

– Насколько мне известно, убийца по прозвищу Джек-потрошитель до сих пор не найден, – хмуро произносит комиссар и смотрит на растерзанный труп у своих ног. – Хотя подобные ужасные убийства с тех пор в Лондоне не происходят.

– Тот русский врач исчез, видимо, покинул Британию. А у газетчиков возникла версия (которую не опровергла полиция), что убийцей была женщина, Мэри Пирси[10]10
  Была осуждена и казнена в 1890 году за убийство любовницы своего сожителя и их дочери. Проходила подозреваемой по делу Джека-потрошителя.


[Закрыть], казненная за убийство любовницы своего мужа и их ребенка.

– Разве женщина способна на такое злодейство? – восклицает помощник комиссара Никоненко. – Вы же сами говорили, что, предположительно, это был хирург!

– Хирургические навыки – дело наживное. Хотя Мэри Пирси освежевала свою соперницу с помощью мясницкого ножа, у нее таких навыков не было. Полицию успокоило то, что после казни Мэри Пирси убийства с потрошением трупов прекратились. Но уголовное дело в отношении Потрошителя так и не было закрыто.

– То, что вы подозревали королевского хирурга… – начинает Никоненко, но замолкает под гневным взглядом судебного следователя.

– Сэр Джон вскоре оставил «хлебное» местечко при дворе королевы Виктории и уехал с женой в Уэльс. Возможно, теперь оттуда станут приходить известия об ужасных злодеяниях. У меня до сих пор не развеялись подозрения относительно этого уважаемого и именитого ученого мужа. Для хирурга от Бога вскрыть чрево шлюхи во имя науки – все равно что вырезать фурункул.

– Это лишь ваши подозрения! Может, стоило измерить череп врача его величества по методу доктора Ломброзо, вдруг он врожденный убийца? – с сарказмом произносит судебный следователь.

– Вы не верите, что тяга к убийству может наследоваться? Я знаком с работами психиатра Чезаре Ломброзо и даже имел честь встречаться с ним в университете Павии. Профессор Ломброзо в беседе со мной сообщил, что у большинства преступников, убивавших неоднократно, непосредственно перед этим наблюдались сильные головные боли, вызванные повышенным давлением крови в голове. Боли прекращались сразу после совершения убийства, которое обычно было кровавым. Это состояние, успокоение убийством, возможно, передается по наследству. Отец той же Мэри Пирси был казнен за убийства[11]11
  Такая версия была во время следствия, что стало весомым аргументом для обвинителей Мэри Пирси, так как до последнего она отрицала, что совершила убийство. Позже выяснилось, что это однофамилец ее отца.


[Закрыть].

– Господин лекарь, вам не кажется, что своими разговорами вы мешаете проведению следствия? Комиссар, приступите наконец к своим обязанностям!

Следственная группа начала осматривать место преступления, выполняя указания судебного следователя, который принял позу Наполеона, заложив руку за борт сюртука. Было понятно, что прошедший дождь и каменистая почва сведут на нет их усилия, разве что убийца потерял здесь свой паспорт. Мне вспомнился рассказ Чехова «Шведская спичка», где по обгоревшей спичке помощник следователя нашел мнимую жертву у чужой жены.

Единственным результатом усилий комиссара был нарисованный план местности, на котором положение трупа было обозначено закорючкой.

– Кто нашел труп? Почему этого человека здесь нет?! – наконец задал следователь самый важный, как по мне, вопрос.

Комиссар сразу строго взглянул на помощника, переадресуя вопрос ему.

– Мальчишки из ближней деревни. Играли в разбойников и отошли далеко от села. Увидев труп, в страхе помчались в село. Я их допросил, записал показания. Вот, возьмите, господин судебный следователь. – Никоненко протянул ему несколько листов, заполненных мелким, но очень красивым почерком с завитушками. – Они никого тут не видели и ничего путного сообщить не смогли. Сюда я их не привел, потому что они до сих пор трясутся от страха, да и толку от них тут не было бы никакого.

– Это мне решать, от чего будет толк, а от чего не будет! Ваша бестолковость весьма заметна! Вы какой-то расхлябанный и на службе не в мундире! – отчитал Никоненко судебный следователь. – Старосту села опросили?

– Так точно, господин судебный следователь. – Никоненко вытянулся, он явно испугался, наверняка очень боится потерять свое место. – Он сообщил, что никого из посторонних в селе не было, пообещал прислать телегу за телом и собрать жителей села для опознания. Имеется предположение, по описанию личности убитой, что это восемнадцатилетняя Ольга, дочь Миклошика, русинка. Намедни отправилась к тетке в соседнее село, видимо, на обратном пути ее и подстерегли. – Тут он оживился и произнес с облегчением: – А вон и крестьяне, которых прислал староста.

По оврагу не спеша приближались шестеро мужчин в длиннополых одеяниях из грубой материи и высоких шапках. Верх у одних шапок был цилиндрической формы, у других – квадратной. Все как на подбор были с пышными усами, и те, что помоложе, и те, что постарше. Не доходя нескольких шагов до следственной группы, они остановились, сняли шапки, поклонились и выжидающе уставились на судебного следователя, сразу распознав в нем главного.

– Кто у вас старший? – грозно спросил следователь.

Вперед вышел мужчина с квадратным верхом шапки и странными матерчатыми вставками в одеянии, похожем то ли на красноармейскую шинель времен Гражданской войны, то ли на униформу стрельцов времен Ивана Грозного.

– Павло Патерний, господин следователь, – представился он.

– Подойди ближе. Узнаешь ее? – спросил следователь, указывая на тело девушки.

– Ольга, дочь Ивана Миклошика. – Мужчина быстро перекрестился. – Она самая, бедолага сердешная.

– Зафиксируйте опознание и прикажите отвези тело в село, комиссар. Расспросите жителей, может, кто-нибудь из них вспомнит что-нибудь полезное. Допросите ее родителей, соседей. Завтра приезжайте ко мне во Львов, там будем думать, что дальше предпринять. Писарь остается в вашем распоряжении, пусть оформит бумаги как положено.

– Благодарю за оказанное доверие, господин судебный следователь! – По тону и выражению лица комиссара можно было прочитать его мысли: «Сбросил на меня всю работу, чтобы в случае чего сделать козлом отпущения. Видит, что тут нет никаких зацепок».

Лицо молчаливого писаря приобрело кислое выражение – его не обрадовала перспектива остаться здесь в качестве подчиненного комиссара.

– Господин судебный следователь, прошу прощения, вы сразу намереваетесь вернуться во Львов? – извиняющимся тоном поинтересовался врач.

– А вам какое дело?

– Прошу простить великодушно за мою навязчивость, но не смогли бы вы взять меня с собой, господин судебный следователь? Очень мне надобно попасть туда. Буду вам очень признателен!

Судебный следователь насупился, и я подумала, что он сейчас разразится гневной тирадой и откажет врачу, который мне показался довольно симпатичным. Конечно же, лишь крайние обстоятельства заставили его просить об одолжении грубияна следователя, по-моему, еще и весьма недалекого. Не знаю, как он может работать на этой должности! Следователь уже открыл рот и грозно сощурился, но неожиданно довольно спокойно сказал:

– Ладно, поедем вместе. Мне будет любопытно с вами побеседовать, я вижу, вы человек много повидавший.

– Буду рад, если смогу быть вам полезен! – Врач приподнял над головой котелок.

– Поскольку вы местный, идите вперед. Карета ожидает на дороге, мы не рискнули подъехать ближе, – сказал следователь.

– Как вам будет угодно, – кивнул врач.

Он шел легкой и быстрой походкой бывалого путешественника, видимо, ему к дальним пешим переходам не привыкать. Следователь за ним не поспевал и, не выдержав, крикнул:

– Господин лекарь! Мы же не на дерби[12]12
  Соревнования (бега и скачки) на главный приз года для рысистых и скаковых лошадей. Впервые были проведены в Англии в 1778 году лордом Дерби.


[Закрыть], поэтому давайте не будем устраивать скачки!

– Прошу прощения, господин судебный следователь! – спохватился врач и замедлил шаг.

Они выбрались из оврага, здесь тропинка стала чуть шире, и они смогли идти рядом.

– Я хочу с вами побеседовать, господин лекарь, как говорится, тет-а-тет. С условием, что о нашем разговоре никто не узнает.

– Обещаю вам, что никому ничего не расскажу. Можете по этому поводу не переживать, господин судебный следователь.

– Надеюсь, вы понимаете, что в противном случае вам грозят большие неприятности?

– В этом у меня нет сомнений, но проблемы мне не нужны.

– Что скажете об этом убийстве? Не напоминает ли оно вам лондонское? Говорите начистоту!

– Одна и та же рука! Я это сразу отметил. Убийца работает профессионально и быстро. Открою вам секрет: в лондонском морге мы провели эксперимент на трупе бродяжки – нанесли такие же ранения и изъяли органы, как было при убийстве проститутки. Засекли время на хронометре. И что вы думаете? У нас это отняло почти полчаса, а у Потрошителя – менее пятнадцати минут. Несомненно, он хирург, и притом незаурядный. Предполагаю, что даже скальпель или нож, которым он пользовался, весьма необычен.