Текст книги "Деловое образование в России"

9.3. Реальное разнообразие дополнительного образования

Спросите у меня о моих трех приоритетах правительства, и я скажу: образование, образование и образование.

Т. Блэр, премьер-министр Великобритании (1997–2007)[77]77
  Отметим: доля расходов на образование в Великобритании составляет 6,6 % ВВП. Напомним: в России – 3,3 %.


[Закрыть]

Бизнес-школы. Даже самые молодые из крупных участников рынка – бизнес-школы – тоже вынуждены всё больше задумываться о стратификации и ее последствиях. Происходит это по разным направлениям. Например, по форме собственности: государственные, частные и смешанные. Последних, по всей видимости, большинство. Образование более консервативно, поэтому в нем до сих пор распространено то, что мы наблюдали на предприятиях в период с конца 1980-х и до начала 2000-х годов. Государственные предприятия постепенно становились частными. Сначала кто-нибудь «приватизировал менеджмент», в том числе «красных директоров», и расходы становились государственными, а прибыли частными, потом постепенно и сам контроль перетекал в частные руки.

В образовании этот процесс начался позднее и идет медленнее. В результате сегодня школы бизнеса зачастую являются не вполне самостоятельными. Они могут быть просто структурными подразделениями больших государственных университетов, базироваться в государственных зданиях, пользоваться раскрученным брендом и административным ресурсом госуниверситета. Это не только резко снижает огосударствленные издержки, но и способствует набору слушателей.

Одновременно этот статус/ресурс ограждает, например, от части всевозможных проверяющих чиновников, непрерывно «кошмарящих» реально рыночный бизнес. В общем, всё согласно экономической теории: известно, что на стадии развития ключевыми факторами успеха (КФУ) являются инновации, эффективная организация производства, доступ к каналам распределения и статус бренда[78]78
  См., например: Грант Р. М. Современный стратегический анализ. – СПб.: Питер, 2008. – С. 299.


[Закрыть]. Нетрудно заметить, что, формируясь и работая под крышей известного госучреждения, школы бизнеса получают существенную часть этих преимуществ «по праву рождения». При этом такие школы претендуют на бизнес-статус, приватизацию доходов от своей деятельности и провозглашают, что работают в рыночных условиях.

Отметим: автор этих строк в последние 30 лет работает в сугубо частных организациях, в российском бизнесе, добросовестно оплачивая своими налогами разнообразные государственные расходы. В то же время автор, не имея никакого отношения к вышеуказанным формам государственно-частного образовательного партнерства, считает, что в целом подобное партнерство весьма полезно для нашего общества.

Образовательный бизнес практически повсеместно является низкомаржинальным и малодоходным, в том числе в силу многоплановости его функций и разнообразия интересов главных потребителей. Поэтому, с точки зрения автора, формирование в России бизнес-образования в условиях повышенной защищенности представляется вполне оправданным с позиции долгосрочных интересов развития страны в целом.

В пользу такого рода условий для развития бизнес-образования можно привести еще одно сугубо личное впечатление, не претендующее на научное доказательство. Много лет в разнообразных ситуациях общаюсь с топ-менеджерами российских школ бизнеса, неоднократно участвовал в обсуждениях с ними различных образовательных проблем в формальной и неформальной обстановке.

Дискуссии при этом бывали весьма острые, во многих случаях точка зрения представителей бизнес-образования мне представлялась как минимум весьма спорной, – и наоборот: «образователи» с трудом воспринимали аргументацию «от бизнеса».

Но при этом всегда видел перед собой людей, искренне заинтересованных в решении образовательных проблем и совершенствовании своей деятельности. (Тридцатилетний опыт работы в бизнесе научил отличать приоритет этой заинтересованности от желания уютного бюджетопиления, какими бы красивыми словами «пильщики» ни прикрывались.) Так вот: людей, равнодушных к содержательной сути своего дела, среди топ-менеджеров российского бизнес-образования автор практически не встречал.

Во всем мире не существует единой типовой модели бизнес-школы. Есть общие характерные черты, но есть и множество весьма существенных особенностей. Можно сказать, что за свою почти 30-летнюю историю российские бизнес-школы уже достаточно заметно стратифицировались. В их работе возникло разнообразие целей, содержания деятельности, структур основных стейкхолдеров (групп влияния) и т. д.

Эти отличия накладывают отпечаток на самые разнообразные аспекты деятельности школ бизнеса и их самоидентификацию.

Например: а) мы готовим мыслителей от бизнеса (максимум три – пять бизнес-школ в стране) или б) делаем ПТУ (профессионально-техническое училище) для менеджеров, вооружаем их инструментами и технологиями. В первом случае мы спокойно относимся к тому, что каждый преподаватель идет в аудиторию самовыражаться так, как считает нужным в рамках своего предмета; во втором случае мы вынуждены задумываться о единых методиках и технологиях даже в преподавании различных предметов.

Некоторые видные специалисты по бизнес-образованию, например вице-президент Российской ассоциации бизнес-образования С. К. Мордовин, считают, что в России уже сформировалось несколько моделей функционирования школ бизнеса, которые можно классифицировать так: университет, предприятие/завод, ПТУ, бизнес, театр[79]79
  Подробнее см.: Бизнес-образование. – 2013. – № 2 (34). – С. 15–19.


[Закрыть].

Университет. Универсальные управленческие программы. Максимальное внимание широте и глубине знаний, влиянию на мировоззрение обучающихся. Минимальное – навыкам. Максимально эффективны на программах высшего управленческого образования и классических программах МВА для начинающих управленцев.

Предприятие/завод. Формализованно-конкретные программы. Максимальное внимание соответствию регламентирующим документам вышестоящих организаций. Цель – передача обучающимся знаний и навыков в соответствии с формально установленными стандартами. Максимально эффективны на программах для менеджеров бюджетных организаций и государственных предприятий с высоким уровнем бюрократической регламентации работы.

ПТУ для менеджеров. Прагматичные программы, идеологически близкие корпоративным университетам и учреждениям КПО (краткосрочного профессионального образования). Максимальное внимание получению обучающимися практических прикладных навыков. Максимально эффективны для менеджеров любого уровня, желающих в сжатые сроки получить дополнительные инструменты и технологии для своей деятельности.

Бизнес. Консультационно-обучающие программы (часто с небольшой отраслевой спецификой) для передачи прикладных знаний и навыков. Акцент на максимальную бизнес-эффективность для себя и обучающихся. Стремление к корпоративному обучению, переходящему в крупные консалтинговые проекты. Максимально эффективны для крупных организаций, желающих совместить консалтинговую помощь по общим вопросам менеджмента с повышением квалификации персонала в данной сфере.

Театр. Школа бизнеса, созданная одной яркой личностью (максимум двумя) с собственным представлением об организации и содержании обучения. Максимальное внимание изменению мировоззрения обучающихся посредством самовыражения лидера через все программы школы. Максимально эффективны для желающих «пропустить через себя» и обсудить с себе подобными многоплановый спектакль, подталкивающий к самостоятельному овладению нужными знаниями и полезными навыками.

Очевидно, что любая типологизация носит ограниченный характер и не может претендовать на истину в последней инстанции. Более того, в данном случае представляется, что подобные классификации являются не столько структуризацией сложившегося положения дел, сколько попытками разглядеть в тумане грядущего итоги реально идущих сегодня процессов. Действительно, сегодня едва ли возможно выделить школы бизнеса, относящиеся к любой модели в «химически чистом» виде. Практически все школы находятся в движении, реально совмещая признаки разных моделей, но постепенно приобретая те или иные доминирующие черты и особенности.

В ценовой стратификации можно выделить три сегмента: верхний – 600–800 тыс. руб. за весь срок обучения (полтора-два года); средний – 400–550 тыс. руб. и нижний – до 400 тыс. руб. Расчеты экспертов показали, что средняя цена контактного часа обучения по программам МВА и Executive МВА составляла, соответственно, 936 и 1415 руб. в верхнем сегменте, 636 и 957 руб. в среднем и 412 в нижнем[80]80
  Подробнее см.: Бизнес-образование. – 2013. – № 2 (34). – С. 67–75.


[Закрыть]. Характерно, что школы, тяготеющие к различным моделям, встречаются в каждом сегменте стоимости.

Услуги краткосрочного профессионального образования (КПО). Организации КПО также можно классифицировать разнообразными способами. Например, есть тренинговые компании, специализирующие на обучении мягким навыкам: коммуникациям, подготовке презентаций, командообразованию и т. д. Есть организации, специализирующие, наоборот, на знаниях: новеллах в бухгалтерском учете и налогообложении, международных стандартах финансовой отчетности (МСФО) и внутреннем аудите. Можно их классифицировать и по организационным признакам.

Самостоятельные учебные центры. Деятельность таких центров построена на организации семинаров по наиболее актуальным проблемам и привлечении преподавателей вузов, представителей министерств и ведомств. Преимущества таких организаций связаны с гибкостью и оперативностью реакции на возникающий спрос, недостатки – с практически полным отсутствием собственной учебно-методической базы: биб лиотек, справочно-информационных систем, штатных преподавателей и т. д. Качество услуг таких центров зависит от квалификации преподавателей, которых они смогут пригласить на конкретное мероприятие. Сегодня даже в Москве не слишком широк круг лиц, чьи имена могут собрать аудиторию и кто реально способен предоставлять качественные услуги в сфере обучения.

Вузы и бизнес-школы. Эти учреждения также периодически предоставляют услуги по краткосрочному обучению. Преимущество их заключается в том, что они имеют богатый опыт организации учебного процесса, штатных преподавателей и собственную учебно-методическую базу. Недостатки связаны с существующими противоречиями между организацией учебного процесса для фундаментального образования и постоянно меняющимися потребностями специалистов-практиков: практикам нужна быстрая реакция на актуальные конкретные проблемы, а вузы нацелены на «шлифовку» базовых знаний по предмету.

Учебные центры при крупных компаниях. Например, это организации, учрежденные аудиторско-консультационными фирмами, – учебные центры ЕY и PwC, Экономико-правовая школа ФБК (ЭПШ ФБК) и т. д. Преимущества таких центров связаны с использованием методической базы и интеллектуального потенциала материнских организаций. Объединение опыта практиков с методическими разработками способствует созданию баланса между теоретическими знаниями и реальными практическими навыками, получаемыми при обучении. Недостатки связаны с тем, что обучение во многих случаях носит фрагментарный характер.

Индивидуальные преподаватели. Это и «звезды первой величины», и несколько тысяч других работников вузов, чиновников министерств и ведомств. Во многих крупных организациях создаются подразделения, ответственные за организацию непрерывного обучения. Сотрудники этих подразделений и занимаются подбором таких преподавателей для обучения персонала.

ЕЖ ПОНЯЛ

По всей видимости, дальнейшее эволюционное развитие «внутривидового» разнообразия образовательных учреждений неизбежно и полезно. Вопрос: что следует поддерживать в данном процессе? Например, едва ли государство должно поддерживать те учреждения, которые работают как канал для оттока способных россиян за рубеж. Ведь известен определенный круг вузов, большинство выпускников которых нацелены покинуть страну и продолжить свою жизнь за рубежом.

Спрос подталкивает всех участников рынка готовить специализированные программы, учитывающие возраст, интерес, опыт и т. п. То, что интересно молодежи на бакалавриате, не интересно руководителю отдела компании на МВА. Менеджеры идут на МВА, чтобы получить прикладные управленческие знания, обменяться опытом, получить импульс для карьерного роста. В свою очередь, руководители компаний и собственники идут на программы ЕМВА, чтобы структурировать свой опыт, расширить стратегические перспективы, приобрести дополнительные личностные навыки, в первую очередь в области лидерства и стратегии. Они ищут свежие подходы, оригинальные идеи у своих коллег. Именно поэтому на хорошие ЕМВА доступ среднего менеджмента всегда очень селективен и ограничен.

Но есть и общие черты. Ширится понимание – не надо загружать и перегружать свою память, так как существует множество справочников и сайтов. Жизнь требует развивать у всех обучающихся умение учиться самостоятельно и умение самостоятельно думать и принимать решения. По всей видимости, будущее в том, чтобы больше учить людей учиться, строить обучение на интерактивной основе.

Необходимо разворачивать образование от трансляции готовых знаний и запоминания – к созданию знаний «здесь и сейчас», под конкретные проекты, путем самостоятельного поиска информации в интернете, через обмен опытом и наблюдениями участников группы. Как только начинается процесс самостоятельного решения проблем и преодоления трудностей, обучение становится интересным. Но ничто не следует доводить до крайностей: создание новых знаний возможно только на основе уже имеющихся. Именно они способствуют нахождению новых связей и закономерностей.

По всей видимости, во всем образовании грядут важные изменения. Примерно половина узких профессиональных образовательных программ окажутся невостребованными, спросом будут пользоваться фундаментальные программы. Кроме дипломов о высшем образовании, появятся другие дипломы для прошедших обучение на разных курсах. Наряду с учеными степенями появятся своего рода микростепени, которые будут присуждаться за освоение какого-либо нового вида образования. Возрастет роль различных профессиональных сертификатов о дополнительном образовании. Некоторые из них уже сейчас по своему значению вполне сопоставимы с вузовскими дипломами.

Поэтому уже сегодня образовательным учреждениям, особенно школам, нельзя работать как фабрика по производству знаний, – следует озаботиться воспитанием своих подопечных. Если не внушить им мысль, что учиться придется всю жизнь, то дальше будет значительно сложнее.

Единой для всех идеальной системы образования не существует. Не существует и единой для всех наилучшей модели любого вида образовательного учреждения. Их много, хороших и разных. Диверсификация и стратификация образования неизбежны, как восход солнца. Пока же можно говорить только о всё возрастающей несостоятельности массового образования образца середины XX века, ориентированного на стандартизированное обучение.

Сейчас перед образованием новая задача – научиться готовить творцов, уйти от массового тиражирования одних и тех же знаний и навыков. Грубо говоря, акценты смещаются в сторону приоритета мышления над знаниями. Именно этого требует современный мир. Единые стандарты должны уйти в прошлое, уступив место гибким и адаптивным программам, настраиваемым под конкретного ученика. Причем чем дольше нынешняя система будет сопротивляться, тем резче потом будет этот переход. Но он обязательно произойдет.

Исследования специалистов МВФ показали, что инвестиции в образование в перспективе дают стране больше благосостояния, чем новые дороги. Однако дороги строить быстрее. Ситуация выглядит примерно так: заметный результат от строительства дорог виден на отрезке примерно в 10 лет, тогда как затраты на образование дают результат спустя 20–25 лет. Нужны политики с горизонтом планирования значительно большим, чем электоральный цикл. Для победы на выборах надо строить дороги, для качественного преобразования нации нужно вкладываться в образование. Это еще один частный случай, подтверждающий кризис системы выборов по принципу «один человек – один голос».

По всей видимости, человечеству снова придется внедрять те или иные формы цензовой демократии. Например, голосование по доле в уплаченных налогах с населения. Принцип «один человек – один голос» даже в развитых странах неизбежно приводит к победе демагогического популизма над рационализмом; выборы превращаются в шоу-бизнес, и побеждают на них лучшие шоумены.

Существует фундаментальная общественная проблема XX–XXI веков. О ней говорят всё больше и чаще. Это преждевременное введение всеобщего избирательного права. Такая демократия недолго эффективно поработала там, где она эволюционно (у первопроходцев – за несколько сотен лет) вырастала из жестко «цензовых» выборов. То есть в течение столетий голосовать на выборах могли не все. Это право предоставлялось лишь тем, кто удовлетворял ряду условий (цензов). Например, должен был иметь определенное имущество (быть налогоплательщиком), прожить некий срок в данном месте (ценз оседлости), достичь определенного возраста, быть мужчиной и т. д. В небольшом числе стран – колыбелях цивилизации – цензовые ограничения отменялись медленно и осторожно.

Особенно долго права голоса не имели «неимущие». Логика проста: тебе нельзя доверять выбирать парламент, устанавливающий налоги, если ты не научился зарабатывать, не имеешь заметного имущества и сам налогов не платишь. Многие столетия право голоса получали только бюджетонаполнители, но никак не бюджетополучатели. Кроме того, голосующий должен быть зрел и мало подвержен эмоциям, способен голосовать разумом, а не сердцем. Например, в Швейцарии право голоса женщинам предоставили только во второй половине ХХ века. Вот так – медленно, за несколько сотен лет – и формировались западные демократии. Но в XXI веке даже там стал очевиден кризис сложившейся системы. Особенно наглядно это проявляется, когда право голоса имеют неработающие в третьем поколении и дружно голосующие за увеличение пособий (и, соответственно, за повышение налогов с работающих).

А там, где всеобщее избирательное право вводилось сразу и без ограничений, возникают еще бóльшие проблемы, решить которые удается лишь жестким авторитарным режимам. Иначе во власть выбираются демагоги/популисты самого разнообразного толка. Формула Пушкина «Единственный европеец в России – это правительство» применима ко множеству стран в самые разные времена.

В ХХ – XXI веках нигде в мире модернизация общества не происходила в условиях развитой демократии. Нравится это или нет, но реальный исторический опыт таков. Авторитарная власть, существенно ограничивающая не только популизм, но и политическую жизнь в целом, везде являлась необходимым (хотя и не всегда достаточным) условием преобразования общества. Для модернизации власть должна учитывать реалии жизни, четко позиционировать страну в международном разделении труда, жестко бороться с отрицательными следствиями неразвитой демократии (коррупцией, холуйством к власть имущим, и т. д.), решительно развеивать иллюзии, способствовать честному диалогу о реальном положении дел, жестко пресекать попытки дестабилизации, подавлять претензии на социальные блага, неадекватные уровню развития страны.

Истории успеха? Пиренейские диктатуры в Европе: 40-летнее правление Салазара в Португалии и почти такой же срок руководства Франко в Испании. Рухнувшие в 400-летнюю историческую яму бывшие флагманы цивилизации жесткими авторитарными режимами были превращены в нормальные западноевропейские страны. Целый ряд успешных модернизаций проведен политически жесткими режимами в Азии: Тайвань, Южная Корея, Сингапур, Малайзия и еще ряд стран. Впечатляющие результаты у авторитарных режимов в Турции и ряде ближневосточных государств.

Хрестоматийный пример экономического рывка – Чили. Ранее раздираемая социалистическими химерами страна за пару десятков лет под руководством разумной военной хунты стала самой развитой в Южной Америке. КНР – всем известный пример: авторитарный режим (власть у компартии во главе с ЦК КПК) не уклонно ведет страну по пути строительства светлого капиталистического будущего. Есть трудолюбивое население, не требующее соцзащиты, превышающей возможности страны. Политически режим жесткий. Например, в 1989 году пекинский «майдан» был без долгих разговоров разогнан танками. Продолжились эволюционные реформы с опорой на национальные ценности. Тридцать лет такого развития, и уже зарплаты – как российские, а объем экономики – как у США.

Дело не в многомиллионном сельском трудоресурсе КНР. Испания, Португалия, Чили, Тайвань, Сингапур, Япония и т. д. не имели такого ресурса. Но при жестком авторитарном режиме высокий экономический результат показали. Это не значит, что каждая хунта хороша. Но модернизация развивающейся страны требует множества непопулярных решений, в том числе повышения пенсионного возраста или роста инвестиций в образование, а не в дороги или соцзащиту. Осуществить непопулярные меры в условиях демократии нереально. Факторы успеха практически везде одинаковы: авторитаризм + рынок + трудолюбивое население + патриотичная и образованная элита + 30 лет.

Многократно, но безуспешно пробовали иные пути, вроде быстрого внедрения демократии, а уже вслед за этим проведения каких-то реформ. Например, в России в феврале 1917 года и в 1991 году. В XXI веке быстро «демократизировали» Афганистан, Ливию, Ирак, Украину и т. д. Успехов не получалось. Не является контраргументом против авторитарной модернизации и опыт восточноевропейских стран: там уникально совпало как минимум три фактора. Во-первых, наличие европейской культуры, основанной на протестантской этике; во-вторых, опыт цензовых выборов (прерванных всего на 40 лет социалистическим экспериментом) и, в-третьих, мощное западное участие в рыночных реформах.

Конечно, всем надо искать собственный путь. Но при этом следует хорошо подумать, что и почему предлагают те, кто много лет ведет с нами информационную войну. А они-то больше всего ратуют за «майданное» развитие нашей демократии. Конечно, всё не так просто. Справедливо замечено: на одну Южную Корею приходится пяток Аргентин, где разнообразные диктатуры привели к развалу экономики и обнищанию населения. Но это тема для другого разговора.