Текст книги "Познать все"

Глава первая

Заболел приятель. Его положили в больницу. Пока он не обиделся, что про него все забыли, иду проведать. На белой входной двери в корпус читаю надпись, сделанную кем-то чёрным маркером: «Здорового – больным, больного – мертвецом». «Это что? – думаю, – девиз больницы?». Иду дальше. Поднялся в отделение. Сестра на входе не пускает, карантин, спросила фамилию товарища и ушла. Её воспаленные глаза напомнили мне одну историю, скорее, легенду про молодую начинающую медсестру, дежурную, сутки на трое. Зарплата на такой должности маленькая, и она работала в одной больнице сутки на трое, в другой, в третьей и в четвертой. Была она иногородней, но в жилье не нуждалась. И так – неделю, вторую, третью. А потом… Потом она вышла замуж за еврея и уехала жить в Израиль домохозяйкой. Познакомилась она с ним в палате, когда, засыпая на ходу, проколола ему вену насквозь два раза во время пытки – поставить капельницу. И когда он от этого подскочил и попытался закатить ей истерику, она, увидев пустую кровать, преспокойно легла спать на его место. Предварительно предупредив, что если он её разбудит, она поставит ему клизму с битым стеклом. Он оказался филантропом и запретил ей работать. И как всё-таки здоровье человека, или людей, зависит от настроения дежурной медсестры. Стою, жду.

Напротив – женское отделение, и на двери тоже что-то очень мелко написано чёрным маркером, пойду, прочту: «Если бы не макияж, сторонников однополой любви было бы гораздо больше», а почерк тот же.

Жду. Вернулась медсестра, сказала, что мой приятель на процедурах, нужно либо ждать, либо прийти попозже. Естественно, я остался ждать.

В женское отделение привели студенток в белых халатах, молодых, молодых, наверное, в первый раз, так сказать, на экскурсию. И пока они ждали разрешения войти, стояли возле меня. И я слышал, как одна очень юная девушка тихонько спрашивала у подружки:

– Лиза, а что такое любовь?

– Любовь? Ну, это когда ты чистишь зубы не потому, что тебя заставили, – ответила Лиза.

– А что такое любить?

– Любить? Это когда ты понимаешь, что тебя разводят, и этому радуешься, – закивала с излишне умным выражением лица головой Лиза.

Открылась дверь, и они все вошли внутрь. А я стою, жду.

Пришли два парня, они посетители, назвали сестре фамилию, та ушла. Через минуту в коридоре появился тот, которого они ждали. Он громко выругался, выходя в коридор и увидев друзей. «Что с тобой?» – в один голос спросили парни.

У больного все пальцы обеих рук были каждый отдельно перемотаны бинтом, и сквозь бинт проступала кровь (вырывался), и походка у него была какая-то надорванная (не вырвался). Он прохромал расстояние от стены до стены, остановился возле друзей, закурил сигарету и начал рассказывать:

– Да, блин, жена заставила, сходи, мол, к врачу, ведь неладно-то со здоровьем. Ну, представьте, захожу я в кабинет, а там врач, серьёзный такой, в очках – говорит, спускайте штаны и становитесь коленями на кушетку. И я понимаю, что это – всё. И…

Я поневоле всё слышал и от скуки представлял происходящее: кабинет, врач, пациент… в общем, банальная история о запущенном геморрое, и смех парней.

– Да, вам смешно, а я… очень страдаю, – бил на жалость бедолага. – Диагноз вроде бы не самый худший. А то тут, у нас в палате, один пацан лежал, двадцати лет. Потом его в онкологию перевели, – подкуривая вторую сигарету, продолжал рассказывать больной.

– А потом? – спросил его один из товарищей.

– Сейчас расскажу.

Больной начал рассказ, а я снова стал представлять себе всё как очевидец. Я видел этого двадцатилетнего паренька, у которого что-то заболело где-то внутри, и он пошёл в больницу. И как беспечный доктор с сытым лицом ставит ему, не колеблясь, смешной диагноз типа – здоров, но не хочет на работу ходить (косит). Ведь двадцать лет только пацану, молодой, зачем его обследовать?

«Что у тебя может быть, в твои-то годы? Да ничего. Пойди в аптеку, купи но-шпу и при приступах попей. И всё пройдет», – так сказал врач этому несчастному, даже анализы не предложил сделать. А у того рак. И пока он, со слов доктора, ждал, что всё само пройдет, начались метастазы. Я представлял себе того двадцатилетнего мальчика, у которого волосы выпадают везде (после химии). Он сидит на кровати, плешивый, без бровей, смотрит на себя в зеркало, плачет и приговаривает: «Я умираю». Он это понимает, но ничего произойти не может, никакого чуда, он умрёт. Он не похож на того замученного жизнью человека, для которого смерть – это возвращение домой. И не похож на того равнодушного, оторванного от мира, которому нечего терять, которому на всё наплевать, который сам себя убивает всякой дрянью и каждое утро, проснувшись, сам удивляется, как он ещё жив до сих пор? Этот умирающий мальчик – живой человек. Он жить хочет. Он любил жизнь, мечтал, строил реальные планы, и всё вроде бы сходилось, и тут этот доктор… Он лежит, рыдает, рыдает и умирает.

Я вижу, как его отец, такой крупный дядька, входит без стука в кабинет этого врача, достает из-под куртки топор, подходит к столу и через стол бьёт торцом топора врача в рожу, ломая ему нос. Опрокидывается стул с довольным жизнью врачом, дядька не спеша обходит стол, наступает ногой на руку врача и одним ударом топора, как мясник, отрубает ему кисть руки. Потом наступает на другую руку и, как палач, отрубает вторую кисть. Разворачивается и выходит из кабинета. Вскочившая, когда он достал топор, медсестра, прижавшаяся спиной к стене, посинев, сползает на пол, теряя сознание, хоть и медик. Жизнь непредсказуемая, и бывают моменты, когда она преподносит неожиданные, страшные, жестокие сюрпризы. Придя в себя, не понимающий, что произошло, доктор, весь залитый кровью, захлебывающийся кровью, поднёс руку вытереть лицо, кровь фонтанами и больше ничего. Он попытался опереться на другую руку, чтоб встать, и не смог. Не понимая, что происходит, повернулся на бок, оперся локтём левой руки в пол и всё-таки смог подняться на ноги, посмотрел на себя, весь в крови. Вспомнил последнее, что видел – мужчину достающего топор, вспомнил, кто этот мужчина, посмотрел на свои руки. И в голове со скоростью в тысячу раз большей скорости любого света пронеслась его жизнь, нет, нежизнь без рук. Он не может ни поесть, ни почесать, ни в туалет сходить, как ухаживающая за ним нянька смотрит на него, и во взгляде читается «когда же ты сдохнешь?». Он издал непонятный звук – то ли стон, то ли вопль и, сделав два последних шага, выбросился в окно, разбивая собою стекла. Кабинет находился на четвёртом этаже, этого достаточно, чтоб переступить порог двери на тот свет. Я представил себе его труп весь в крови, ещё и порезанный стеклами, лежащий в неестественной позе на асфальте.

Парень рассказывал, старался, как мог, и я очень ярко представил те события, и слышал только его голос, как голос гипнотизера. Он отвечал на вопрос товарища, который его спросил:

– И что, он действительно так сделал? Отец этого пацана?

– Нет, ничего он не сделал. Это мы всей палатой хотели, чтоб он так сделал. Он просто похоронил своего единственного ребёнка. А доктору этому хоть бы хны, живёт и радуется, и дальше работает в больнице, как ни в чём не бывало. Се ля ви, твою мать, – ответил тот. В этот момент я вспомнил о том, что жизнь – дерьмо, и неприятный осадок.

Из отделения вышел мой товарищ, мы немного поболтали ни о чём и о здоровье, попрощались, и я побрёл вниз по лестнице. И, выходя из здания, снова увидел ту надпись, сделанную ножом на коре мозга живого человека: «Здорового – больным, больного – мертвецом». И почему-то вспомнил историю жизни одной женщины. Начиналась она, как у всех. Потом она вышла замуж, родила двух детей подряд. Ушла на работу, случился пожар, и эти детки сгорели. Похоронили они их с мужем и развелись после этого. Потом она вышла замуж во второй раз, родила троих детей. Старший рос вороватым, с юных лет всё по тюрьмам, да так и пропал где-то. Средняя, девочка, после окончания школы поехала учиться в город, и её там зверски убили, в возрасте семнадцати лет. Младший остался у неё один – маленький хороший мальчик. И после такой жизни у неё случился инсульт в сорок восемь лет. И лежит она парализованная, и не может ни говорить, ни двигаться уже полгода, и только по глазам видно, что она всё понимает, что она жива. Врачи сказали – она скоро умрёт. И когда я её вспоминаю, меня мучает один вопрос: «Если есть царство небесное, и её по распределению – в рай? Захочет ли она того рая? После такой жизни». Прощайте, прощайте, если умеете…

Сел в трамвай, еду, людей почти нет. Ходит кондуктор, обилечивает. Ко мне подошёл, к другому, к третьему, все, как положено, рассчитались. И сидит полицейский в форме, майор, читает книгу.

– Оплачиваем проезд, – говорит кондуктор. Мент не реагирует никак. Кондуктор, снова обращаясь к нему:

– Мужчина, оплачиваем проезд!

Тот поднимает голову и таким наглым, хамским тоном:

– Ты, что не видишь, я читаю, – и, опуская голову, продолжает пялиться в книгу.

Кондуктор не стал больше унижаться перед этим п… и с испорченным настроением пошёл дальше по салону. И где вы думаете, это происходило? Город Санкт-Петербург, Невский район. В какой же это ещё стране полицейский так будет вести себя с кондуктором в трамвае? И сделать ему ничего нельзя. И опять я вспомнил о том, что такое жизнь… Вышел на своей остановке, иду домой, настроение не в…, ни в какие рамки приличия не впишешь, а тут ещё как-то неестественно мелькнул в окне Ромка (соседский пацан), а ну-ка зайду в гости.

Роман решил покончить жизнь самоубийством (повеситься) в восемнадцать лет. Родители уехали в гости к родне, он был дома один… Но лопнула перекладина, и, падая, парень только больно ударился затылком. Послабив петлю, потирая больную голову, он так и остался лежать на полу. Его за этим занятием случайно застукал сосед дядя Саша, мужчина лет сорока:

– Ты сам?

Роман кивнул.

– Ничего объяснить не хочешь? Учитывая, что я тебя поймал, – выдержав короткую паузу, спросил дядя Саша.

Роман молчал.

– С родителями, небось, поцапался? Или девушка бросила? – подсказывал варианты сосед.

– С предками вышло не очень, но они не при чём, – вяло проговорил Роман.

– Что тогда?

– Я не вижу смысла жизни. Вот, вот и всё, – с трудом выдавил из себя подросток.

– А о родителях ты подумал?

Роман не ответил.

Дядя Саша вошел в ближайшую комнату, взял стул, вернулся в коридор и сел на него возле подростка:

– Что? Мир пропитан ядом. Все женщины – шлюхи, мечтающие только о том, чтобы продать себя подороже, а все мужчины – трусы и задолизы. И чтобы жизнь удалась, нужно обязательно под кого-то прогибаться? Благородство в современном мире не в чести. Это таким ты увидел мир?…

Роман молчал.

– И Дон-Кихотом ты не стал, не бросил вызов обществу… Что? Такой поганый мир не достоин твоего присутствия? – спрашивал дядя Саша.

Роман кисло улыбнулся на цинизм соседа, но промолчал, он не спеша повернулся на спину, подложил руки под голову, скрестил ноги, смотрел в потолок и с ненаигранным равнодушием ждал, что ещё сможет сказать сосед, очутившийся в такой ситуации.

Прошло несколько минут в тишине, пока мужчина собирался с мыслями, потом он вздохнул и медленно, полушёпотом, делая остановку после каждого слова, заговорил:

Цитаты

Сама фраза – «познать истину», означает – поверить в мистику (в бога, метафизику, в реальность другого мира) настолько, что убедить себя в том, что то – реальность, а этот мир (эта жизнь) – всего лишь сон, временное явление, какая-то часть существования, не имеющая особого значения, и не более.

Платон

Каждый человек бренен, несёт своё бремя, у каждого своё, и наступает момент, когда он должен разрешиться от бремени в прекрасном, родить, создать, сотворить, и тогда наступает момент истины, просветления, понимания, для чего он в этом мире.

Платон

…солнце заходит ежедневно, и люди умирают ежеминутно, и нас не должен страшить общий жребий. Ну что ж, пусть смерть стучится то в ту, то в другую дверь – мы должны взять своё. Иначе всё упустим! Вперёд, только вперёд! Если можно – выбирай дорогу получше, если нет – то по любой дороге, но только вперёд! Бери все препятствия и постарайся выиграть игру.

– Какую игру?

– Да ту, какую начал… Только вперёд.

Чарльз Диккенс

Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу.

О′Генри

– Понимаешь, в каждом из нас постоянно происходит борьба двух существ, как борьба двух волков, один олицетворяет добро, честность, справедливость, а второй – зло, ненависть, жадность.

– И какой волк побеждает?

– Тот, которого ты кормишь.

Из интернета

Самое важное в жизни – научиться себя контролировать, и, когда придет норадреналин и скажет: «Пойдём убивать, насиловать, покурим наркотик или прыгнем с 20-ти метрового моста…», – отвернуться от него, сказать ему – нет, ведь он приходит каждый день, всё время приходит, ему нужны новые жертвы, он ведь дьявол…