Текст книги "Миллионер"

Если бы кто-нибудь наблюдал за ним со стороны, то дачнику можно было только посочувствовать. Найти место для парковки в разгар рабочего дня в этом районе невозможно, и он воспользовался первой подвернувшейся возможностью.

На улице группками стояли и курили банковские клерки.

Почти во всех присутственных местах развернулась борьба с курением, и заядлым приверженцам никотинового зелья приходилось выходить на улицу, чтобы с виноватым, а зимой и замерзшим видом поскорее наглотаться табачного дыма.

Хорошо еще, что выдался теплый и солнечный апрельский день.

Аромат зелени пробивался сквозь испарения автомобилей, робко напоминая, что природа переживает период обновления и уже скоро, совсем скоро наступит долгожданное лето.

«Дачник» прошел мимо самого высокого здания комплекса, где, по его сведениям, в верхней части высокой башни, как в донжоне средневекового замка, ютились высшие руководители Сбербанка. Он даже вошел в холл этого небоскреба и полюбовался мраморными фонтанами, из которых медленно и величаво струились потоки воды, как бы символизируя вечное движение финансовых потоков. «Придумал девиз, но никто из банкиров брать не хочет: “Клиенты – бараны, а банки созданы для того, чтобы их стричь”», – шутил один из друзей «дачника», бывший офицер контрразведки, а ныне начальник службы безопасности коммерческого банка.

Вспомнив эту грубоватую шутку, «дачник» сдержанно улыбнулся, прошел к телефону для посетителей, укрепленному на стене, и сделал вид, что кому-то позвонил. Сам он нигде не работал, предпочитая выполнять разовые поручения состоятельных клиентов, которые решительно не хотели, чтобы их считали баранами и стригли.

Имитировав звонок по внутреннему телефону и заодно посмотрев через стеклянную дверь на улицу, «дачник» вышел из центрального холла, повернул налево и пошел вдоль решетки, отделяющей комплекс зданий от пешеходов и проезжей части.

Признаков слежки не было. Да и откуда ей взяться! Кому нужен заслуженный военный, ведущий скромный образ жизни?

«Дачник» миновал несколько подъездов и вошел в одно из зданий.

Из стеклянного купола, заменяющего крышу, ослепительно сияли солнечные лучи. Яркий свет заполнял все пространство огромного холла. По бокам уходили к крыше галереи офисных помещений. Попасть туда можно было на лифте или по стеклянным лестницам с блестящими металлическими поручнями.

Полюбовавшись этим вдохновляющим видом – «дачник» был большим любителем современного дизайна и даже соорудил похожую лестницу в своем загородном доме, – он пошел в глубь холла и миновал неприметную дверь, ведущую в подземный депозитарий.

Там он предъявил охраннику паспорт на имя Эдуарда Краевского.

Зарегистрировавшись, уверенно открыл решетку-дверь и прошел вдоль длинного депозитария к одной из многочисленных ячеек, из которой извлек светло-серый пластиковый ящик. Уединившись с этим ящиком в закрытой кабинке, он извлек из него продолговатый пакет в коричневой бумаге и поместил его между двумя припасенными заранее газетами, которые достал из внутреннего кармана куртки.

Эдуард Краевский не любил носить портфели или сумки, а толстенькие борсетки суетливых коммерсантов вызывали у него острое чувство отвращения.

«Дачник» с газетами под мышкой поднялся на поверхность, и через несколько минут его «Нива» влилась в бесконечный поток автомашин.

В пакете был убойный компромат на председателя Наблюдательного совета «Интер-Полюса» Крюкова.

Эдуард вез их своему заказчику и клиенту Дронову.

Беглый предприниматель скрывался в одном из загородных домов «дачника» – том самом, где он соорудил стеклянную лестницу.

Как в Сбербанке.

* * *

Мысль, брошенная Коркушко, сначала показалась Крюкову парадоксальной. Привлечь на свою сторону Максимова – как, интересно, он это себе представляет? Так и сказать Максимову: «Молодец, славно потрудился на Рюмина, а теперь поработай на меня»?

Что за ерунда!

Да он немедленно побежит к этому черту в мерзких очках и все ему доложит. Вместе и посмеются – совсем Крюков с ума сошел.

«А что я теряю, если он донесет Рюмину? Ну, будет он знать, что мне его роль известна. К тому же Максимову можно предложить сотрудничество таким образом, что оно не будет направлено против Рюмина. Тот, конечно, догадается, в чем дело, но для полной уверенности потребуется дополнительная проверка моих реальных намерений. Объявления войны, таким образом, можно избежать и воспользоваться мутной ситуацией, чтобы потянуть время». Крюков глубоко вздохнул, почувствовав некоторое облегчение.

Схема получалась соблазнительная.

«Молодец Коркушко! Не так прост, как может показаться. Эти ребята с сельским загаром вообще большие мастера на неожиданные решения».

«Они нас тевтонским мечом, а мы их оглоблей с телеги!»

Что сделает Рюмин, если реально насторожится? Постарается ускорить завершение операции. Будет дергаться, поспешит задействовать все свои связи. Значит, нужно внимательно последить за его маневрами.

«Пора выходить на руководство спецслужб. Коркушко утверждает, что они уже внимательно следят за Рюминым, – пусть поделятся информацией».

Крюков бросил взгляд на ежегодный доклад международной правозащитной организации «Freedom House».

«Пишут, что Россия – самое авторитарное государство на постсоветском пространстве. Хорошее выражение нашли – „железный треугольник“. Дескать, все определяет союз трех сил – власть, главы корпораций и спецслужбы. Хорошо бы! У меня пока не треугольник, а хрен знает какая фигура вырисовывается!..» Крюков нервно взял в руки ни в чем не повинный документ и отодвинул его подальше на край стола.

«Впрочем, не все потеряно. Получим подробные данные о подрывной сущности Рюмина – хочет запродать „Интер-Полюс“ иностранцам, а это вопрос национальной безопасности. Потом поговорим с властью и сделаем предложение, от которого она не сможет отказаться. Введем представителя государства в Наблюдательный совет. Статус директора потребуют – пожалуйста. Берите! Поделимся акциями – лучше отдать часть, чтобы спасти целое. Найдем покровителей повыше, чем у Рюмина, а этого наймита и подпаска Верова в рог согнем».

– Нужен ли мне при этом раскладе Максимов? – вслух спросил себя Крюков. «Пока, конечно нужен, один я с компанией не справлюсь, а там посмотрим».

Он не любил вопросов в лоб, даже когда задавал их сам себе без лишних свидетелей и в полном одиночестве.

– Срочно найдите Максимова и пригласите его ко мне, – строго сказал Крюков по линии прямой связи с приемной.

* * *

– Хотел бы лично поблагодарить, Александр Михайлович, за проделанную работу. Вы исправили мои упущения. Занят был в последнее время, не до «текучки», а Дронов воспользовался – запутал дела в компании и запустил руку в карман, – говорил Крюков, пристально вглядываясь честными и одновременно настороженными глазами в лицо своему собеседнику.

«Ты тоже в карман залез, притом в тот же самый», – подумал Максимов.

– Какие у вас планы? В Москве будете трудиться или вернетесь в Лондон? – беззаботно спросил Крюков.

– Пока не думал. Работы в «Интер-Полюсе» еще много. Спасибо за высокую оценку моего труда, но предстоит завершить модернизацию системы управления, возобновить продажи в полном объеме, обеспечить новый пакет заказов, подготовиться к продаже акций стратегическому инвестору.

– Это хорошо, что вы представляете все проблемы. Хотел бы только подсказать, что рост вашего рейтинга как управленца будет напрямую зависеть не только от их решения.

– Не понял. От чего же?

– От того, как будут урегулированы возникшие проблемы, – веско сказал Крюков с ударением на «как». – Если возникнет кризисная ситуация, то скандал будут связывать с именами консультанта и генерального директора. Никто не будет разбираться, что за вклад они внесли в оздоровление компании. Знаете, как в старом анекдоте: «То ли он пальто украл, то ли у него украли».

– Да, знаю, «но осадок остался».

– Вот именно. В чем состоит ваш личный интерес? В том, чтобы имя ассоциировалось с успехом. Тем более вы начинали в роли консультанта, а стали генеральным директором. Значит, вовлечены в дела компании – выше некуда.

Для убедительности Крюков провел ладонью у горла, не подумав, что это можно истолковать и как жест, означающий, что за чрезмерное усердие Максимову следовало бы отделить слишком умную голову от грешного тела.

– Совершенно с вами согласен. Я категорически не заинтересован в скандалах с «Интер-Полюсом». Скажу больше – любые публичные неприятности осложнили бы мне работу не только в России, но и за рубежом, – заверил Максимов.

– Особенно в России. У нас народ суеверный. Не любят гонцов с плохими вестями. – Крюков опять пошебуршил горло. На этот раз просто зачесалось.

Напряженный взгляд Максимова выдавал бурную работу мысли. Он пока не мог понять, куда клонит этот добрый дядечка, озабоченный его судьбой.

– Облегчу вашу задачу, – с проникновенной улыбкой сообщил Крюков. – Помогу определиться с дальнейшими планами. Продолжайте работать в «Интер-Полюсе» и после завершения вашей миссии. Компания перспективная – сами видите. Избавим ее от всяких наслоений и рванем так, что конкурентам тошно станет.

– Но ведь вы хотите объединиться с Промысловым, – неожиданно заметил Максимов.

«И этот пронюхал. Ни один секрет в нашей болтливой стране не держится. Все – наружу! Лукошко дырявое!»

– Не скрою. Переговоры с Промысловым идут. Это отражает новый этап в развитии горнодобывающих компаний. Сейчас период слияний и поглощений в этом секторе. Во всем мире, не только у нас.

– Да, я знаю. Но у Промыслова свои управленцы и свой взгляд на стратегию бизнеса. У кого будет больше акций? Вообще-то корпорация Промыслова крупнее.

«Кто кого допрашивает? Зубастый парень. Трясет меня, что грушу околачивает», – раздраженно подумал Крюков.

– Можете не беспокоиться. Я не собираюсь объединять «Интер-Полюс» со всей корпорацией Промыслова. Этот монстр нас просто проглотит. Так, на закуску. Аппетиты у них, сами знаете. Альянс возможен только в конкретной сфере бизнеса – в горнодобывающем секторе. Там мы сможем объединиться на паритетных началах.

– Распределение акций пятьдесят на пятьдесят означает создание неработающей компании. Неизбежны последующие конфликты. Пройдет немного времени, и опять встанет вопрос о разделе собственности, – не унимался Максимов.

– Вы что, не понимаете? – Крюков в сердцах даже хлопнул ладонью по столу. – Я предлагаю вам закрепиться на должности руководителя и расширить свои полномочия.

– Вы делаете мне официальное предложение? – попытался уточнить Максимов.

– А вы думаете, я буду тратить время на пустые разговоры?

– В таком случае я обязан предупредить Рюмина.

– С какой стати?

– Я работаю в вашей компании в соответствии с контрактом, который вы заключили с Рюминым. У меня, в свою очередь, трудовой договор с его консалтинговой фирмой. По этому договору я обязан информировать Рюмина обо всех существенных фактах, влияющих на деятельность «Интер-Полюса» и исполнение его контракта. Перекрестные обязательства.

«Формалист хренов! Ты же в России! Да, не созрел он для серьезного бизнеса», – с досадой подумал Крюков, но уже из упрямства продолжал давить на несговорчивого пацана:

– По форме все правильно, а по существу, конечно, издевательство над здравым смыслом. Почему вы обязаны информировать Рюмина о наших личных договоренностях? Вы же действуете в рамках контракта по оздоровлению компании. Допустим, хотя это чистой воды фантастика, что мы хотим обанкротить «Интер-Полюс» или выкинуть еще какой-либо фортель в этом духе. Тогда да! Вам нужно, подтянув штаны и с портфелем под мышкой, бежать стремглав к Рюмину и докладывать. А иначе зачем его беспокоить? Ради чего?

– Чтобы исполнить свои обязательства и получить вознаграждение за проделанную работу.

– Вот мы и подошли к самой сути вопроса, – возликовал Крюков. – Пять процентов акций вас устроят?

– В каком смысле?

– В прямом! Вы завершаете работу по очищению компании от всякой скверны, выводите ее на полные обороты, и мы совместно решаем вопрос о привлечении инвестора. Почему это должен быть обязательно какой-то там задрипанный Фурнье, французик из Бордо? А если пригласить государство или солидную российскую компанию, того же Промыслова, хотя и на нем свет клином не сошелся?

«Пять – магическая цифра. Рюмин предлагает пять процентов от возвращенной со счетов Крюкова суммы, а ничего не подозревающий Крюков готов отдать пять процентов акций, лишь бы нейтрализовать Рюмина. Стереотипное мышление! Кто больше, господа?» – подумал Максимов, изобразив на лице удивление столь лестным вниманием к своей скромной персоне.

Затем удивление сменилось выражением испуга и внезапно потревоженной невинности.

– В отношении Фурнье я ничего сказать не могу, но кого приглашать в качестве инвестора, должны решать акционеры, – засомневался Максимов.

– А значит, мы с вами. Пять процентов акций вы получите в качестве вознаграждения после завершения работы. И говорить об этом Рюмину совершенно не обязательно. Вы ничем контракт с ним не нарушаете. Давайте формальности отставим в сторону. Согласны?

– Я могу подумать?

«Судя по его реакции, докладывать Рюмину он ничего не будет», – подумал Крюков.

– Подумайте, но не более двух дней. Рюмину скажете об этом предложении?

– Нет, не считаю нужным.

«Значит, я был прав!»

* * *

«Невероятно! Вдруг я всем понадобился. Крюков приглашает в партнеры, Кристина зазывает в комнату-сейф. Что это – удача, совпадение, правильный выбор стратегии?» Максимову было приятно осознавать, что он пользуется повышенным спросом. В любом случае это означало, что его воспринимают не как слепое орудие манипулятора и серого кардинала Рюмина или бесполезный предмет мебели, а человека, имеющего особую ценность и в материальном выражении стоящего, кстати, дорого – намного дороже, чем предполагает его официальная должность.

Однако эти приятные мысли омрачались тем, что новые предложения источали сомнительные ароматы – попахивали предательством, воровством, нарушением чуть ли не всех десяти заповедей.

Что бы ни говорил Крюков, какие бы сладкие песни ни пел, было ясно, что он предлагает Максимову цинично «кинуть» Рюмина.

В случае с Кристиной тоже было понятно, что в комнату-сейф предстояло идти не ради любопытства, а для того, чтобы умыкнуть средства, ранее пригретые сноровистыми Крюковым и Дроновым.

Конечно, можно было бы объяснить кражу лозунгом торжествующей гопоты всех времен и народов – «Грабь награбленное!». Но в нормы человеческой морали и корпоративной этики это вполне очевидным образом не вписывалось. Предстояло сделать трудный выбор, от которого зависела последующая жизнь.

Максимов не любил романы Федора Михайловича Достоевского. Они беспокоили и раздражали своей зудящей болью. Но одновременно тянули к себе, и в минуты трудного выбора он нередко листал уже затертые, «намоленные» страницы старого издания с пометками, сделанными неведомо кем.

Максимов открыл хорошо знакомую страницу и нашел мысль, которая, как ему показалось, очень подходит к ситуации: «Нет, те люди не так сделаны: настоящий властелин, кому все разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры, – а стало быть, и все разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза!»

«Все относительно, – думал Максимов, – и в принципе все понятно».

Одаренный человек неизбежно преступает законы общества, науки, морали. А значит, по определению – преступник. И ничего с этим не сделаешь, не изменишь. Тот же Достоевский пишет, что люди, способные сказать и сделать что-нибудь новое, не могут не выйти из общей колеи. Но у Достоевского так думает истеричный Раскольников. А он по жизни неудачник, проигравший, лузер.

Максимов уже внутренне сделал свой выбор, но продолжал сомневаться и примерял все новые доводы и контраргументы.

«Говорят же, что без соблюдения моральных норм невозможно построить эффективную экономику типа американской или британской? – спрашивал он себя. – Ерунда! У них экономика создавалась на потоках крови. Они и сейчас готовы потратить миллионы жизней ради собственного благополучия. У нас больше мошенников? Тоже чепуха. Только из-за ипотечного кризиса в Штатах арестовали более четырех сотен жуликов. А они – не последние люди в обществе. Да и у нас любое крупное состояние поскреби – такое увидишь, что Достоевскому и не снилось. Получается, что, нарушив все этические нормы, я не выхожу из общей колеи, а, наоборот, в эту колею попадаю, становлюсь как все богатые и успешные люди. Другие утверждения не более чем слова, а факты говорят именно об этом.

Значит, ничто не должно сдерживать в выборе средств, методов, приемов. Единственный критерий – эффективность достижения цели, – повторял себе Максимов, однако убежденности не было. – Но все дело в деталях. Противно. Физически противно.

Вот в чем проблема!»

Глава 14: Старые друзья и новые предложения

Сияющий на солнце черный автомобиль с государственным флагом в окружении эскорта мотоциклистов в закрытых шлемах въехал на территорию Кремля и остановился у Грановитой палаты.

Уходящий президент не спеша ступил на брусчатку.

С непроницаемым лицом, недоверчиво, не поворачивая головы, оглянулся и поправил манжету рубашки, выступающую из рукава темного официального пальто.

– Инаугурация совпадает по времени с годовщиной президентского полка, – захлебывался от восторга телекомментатор. – Сейчас начальник караула отдает последний рапорт главе государства. Он обращается к нему со словами «Товарищ Верховный Главнокомандующий!». Именно «товарищ» – офицер как бы благодарит президента за его многолетнюю службу и огромный вклад, который он внес в возрождение наших Вооруженных сил.

– М-да, несет околесицу. Разве не знает, что это обращение положено по Уставу? Начальник караула ничего от себя добавлять не будет, – негромко, как суфлер из будки, заметил Рюмин.

Вместе с приехавшим на переговоры Фурнье в гостиной своего загородного дома под Звенигородом он смотрел торжественную церемонию инаугурации. В этот майский день сильно похолодало. Пронзительный ветер раскачивал ветви сосен. Яркое, но холодное солнце, казалось, не добавляло тепла, а еще больше выстуживало промерзшую за ночь землю.

Но в креслах у горящего камина было уютно и тепло.

Выслушав рапорт и поправив вслед за манжетой еще и воротник рубашки, тесно стянутый галстуком, уходящий президент поднялся по высокому крыльцу в Кремлевский дворец.

С другой стороны Кремля по набережной стремительно перемещался в окружении мотоциклистов черный автомобиль-двойник с избранным президентом.

Операторы вели съемку из вертолета, висящего над колонной автомашин. Поражала пустынность набережных и прилегающих улиц, обычно плотно забитых транспортом.

Молодой президент легко выскочил из автомобиля, остановившегося перед центральным подъездом здания сената, и принял рапорт коменданта Кремля. В отличие от начальника караула генерал почтительно обращался по имени и отчеству.

– Так тоже положено по Уставу? – поинтересовался любознательный Фурнье.

– Думаю, что нет, – дипломатично сообщил Рюмин.

Анфилада залов дворца была забита людьми. На повороте у красной дорожки выделялась корпулентная дама с большой сумкой, которую она предусмотрительно прижимала к животу.

Первым на подиум с микрофонами поднялся Председатель Конституционного суда в смешной академической шапочке.

Вслед за ним по молчаливому залу прошел Председатель Совета Федерации, который присоединился к Верховному толкователю Конституции.

Неожиданно громко в залах раздались аплодисменты, которыми собравшиеся приветствовали Председателя Государственной думы. Он быстрым спортивным шагом пробежал по красной дорожке и также поднялся на подиум.

– Его так любят? – спросил Фурнье.

– В зале много депутатов, – туманно ответил Рюмин.

– Да, наши депутаты тоже любят аплодировать, – понимающе кивнул француз.

Солдаты Президентского полка внесли текст Конституции, медленно и высоко поднимая негнущиеся в коленях ноги.

– Это называется «прусским шагом». В России он тоже принят? – засомневался Фурнье.

– Да, принят, – с плохо скрытым раздражением уточнил Рюмин. – Тебе от камина не жарко?

– Очень не жарко, хорошо! – успокоил Фурнье.

«Лучше бы помолчал», – прозорливо подумал Рюмин, но Фурнье был неутомим в своих комментариях и догадках.

– Похоже на маскарад! Солдаты смешно идут. Как в балете.

– Совсем даже не маскарад, это наша жизнь, – терпеливо возразил Рюмин.

Новый президент смотрел на происходящее с легкой иронией, в духе своего прагматичного поколения, не принимающего близко к сердцу мрачную торжественность официальных процедур.

После принятия присяги и обмена речами молодой преемник, все так же улыбаясь, прошествовал по красной дорожке через все залы к выходу.

– Ты видишь? С каким восторгом на него смотрят женщины! Он им очень нравится, – радостно сообщил Фурнье. – Молодой, симпатичный, с чувством юмора.

– Ты лучше посмотри на мужчин, – коварно посоветовал Рюмин.

Действительно, мужская часть собравшихся в отличие от восторженных женщин поглядывала на красивое зрелище скорее настороженно.

Вежливо-формальные улыбки и пресные благостные лица.

– Даже глаза отводят и взгляды прячут. – Рюмин выразительно посмотрел на Фурнье и скорчил кислую гримасу.

– Они чего-то боятся?

– Как тебе сказать? Может, и побаиваются. Как говорится, новая метла по-новому метет. Кадровые перестановки, борьба с коррупцией и все такое.

– Борьба с коррупцией необходима. Россия уже стала похожа на самые отсталые страны мира.

– Ты, дорогой друг, долго жил в России, но не догоняешь. Борьба с коррупцией – хороший предлог для чистки элит. Убрать чужих и поставить своих поближе к кормушке. Наши идеологи-демократы начитались в свое время умных книжек – успех, дескать, зависит от личной эффективности. А у нас еще со времен феодализма повелось иначе. Все зависит от личных связей и умения приспосабливаться. Не вписался в поворот и вылетел на обочину, как автомобиль, который занесло. Но автомобиль можно обратно поставить на дорогу, починить, если нужно. А человека – нет. Вылетел за борт – привет.

– Ничего не изменится, – неожиданно решительно заявил Фурнье. – У вас уже много крупных собственников. Можно убрать одного-двух, а остальные останутся.

– Не уверен. Ты недооцениваешь нашу страсть к переменам. Это у вас в сонной Европе ничего не происходит. А у нас собственность будут делить еще много раз. Акции сильно испортили москвичей.

Фурнье обиженно замолчал. Ему не понравилось, что Европу назвали сонной, хотя в глубине души он с этим был согласен. Поэтому и приехал заработать в этой дикой России – здесь деньги делают из воздуха за несколько недель или месяцев.

– Оставим в стороне историю, психологию и прочие полезные науки. Жан, хочу тебя спросить о другом. Ты понял, какой главный вывод мы должны сделать из этого поучительного зрелища? – с извиняющейся улыбкой спросил Рюмин и показал широким жестом в сторону плазменной панели, на которой два президента – бывший и действующий – послушно стояли рядом, как два школьных друга на переменке, и принимали парад кремлевской гвардии.

Встретив непонимающий взгляд своего партнера, Рюмин счел необходимым пояснить:

– Что конкретно нас с тобой ждет в ближайшем будущем?

– Президент сделал акцент на правах человека. Это очень важно.

– Этот тезис меня не касается. Прав достаточно. Про Францию я не говорю – сам разбирайся.

– Инновации во всех сферах жизни.

– Уже ближе.

– Условия для частных инвестиций.

– Попал в самую точку. Один в один! Но все равно не то! Скажи честно! Не догадался, что для нас самое главное?

– Не совсем, – признался Фурнье.

– Ты же видел лица руководителей. Настороженность преобладает – с этим ты согласен? Значит, пока чиновники ничего делать не будут, а займут выжидательную позицию.

– Да, это так, – согласился Фурнье. – Ты наблюдательный.

– Спасибо за комплимент. Мелкую лесть я ценю.

– Это крупная лесть, учитывая стоимость сделки. – Фурнье покрутил головой и сделал вид, что у него все закружилось перед глазами от гигантских сумм, которые предстояло заработать им с Рюминым.

– Я, признаться, побаивался, что сейчас вот именно таким образом все завертится-закрутится, – продолжил Рюмин. – Но вижу, что время у нас еще есть. Чиновники поостерегутся лишний шаг сделать. Обстановка благоприятная. Нужно завершать проект по нашему сценарию.

– Я готов. Фонд выделил инвестиции для приобретения «Интер-Полюса». В любой момент мы можем эти деньги использовать. Дело за тобой, Валентин! Когда нам дадут возможность купить акции? По минимальной цене, как договаривались.

– Отлично. Переходим к завершающей стадии! Самой острой! Тебе понравится, – пообещал Рюмин.

* * *

В свое время Крюков предлагал Ассоциации российских предпринимателей собрать деньги и построить клуб успешных бизнесменов на манер английских заведений для избранных. В арбатских переулках даже нашелся подходящий особняк. Он принадлежал компании, заработавшей капитал на торговле игровыми приставками для детей. В какой-то момент дети неожиданно потеряли всякий интерес к этим устройствам. Пытливая молодая поросль увлеклась более совершенными компьютерными играми, а сами компьютеры появились чуть ли не в каждом доме. Стратеги «приставочного» бизнеса проглядели этот момент, и склады оказались заваленными никому не нужной продукцией, оптом и по дешевке закупленной в азиатских странах. Особняк числился в качестве залога за кредит, полученного в одном из банков. Можно было легко востребовать это замечательное здание, – кстати, вполне равноценное памятникам архитектуры девятнадцатого века, – в счет погашения кредита и перевести его на баланс ассоциации, что и предлагал сделать Крюков.

Он доказывал, что в особнячке стоит устроить ресторан для деловых встреч членов клуба, а также оборудовать гостиницу для элитных партнеров и клиентов, приезжающих на переговоры в Москву. Идея неоднократно обсуждалась на закрытых сходках. Потом выяснилось, что особняк втихую уже востребован и продан коварными банкирами.

В общем, проект не пережил стадию дискуссии и постепенно заглох.

Крюков не сразу заметил, что в пользу создания клуба громче всех выступают не самые богатые предприниматели, а в основном его друзья из регионов. Крупняк предпочитал договариваться о миллиардных проектах вдали от посторонних глаз, участвуя в совместных начинаниях ассоциации неохотно и скорее по инерции – на всякий случай. Идея клуба никак не вписывалась в эту стратегию.

Иногда Крюкову даже казалось, что идея объединения бизнес-сообщества на платформе общих интересов исчерпала себя. Тот же Промыслов объяснил Крюкову, что никогда по собственной воле не будет ездить в элитный клуб для серьезных переговоров.

Промыслова не устраивало, чтобы его встречи видели партнеры или конкуренты по бизнесу, которые, как в калейдоскопе, постоянно менялись местами друг с другом – сегодня партнер, а завтра конкурент и наоборот.

– Опять же гарантии никто дать не может, что не будет прослушки, – недовольно морщился Промыслов. – Регионалам, конечно, выгодно. Они сразу сокращают путь – пока доберешься до лидеров бизнеса, а тут пожалуйста – в ресторане встретил. Меня такой вариант не греет.

Крюков не нашел что возразить. Не мог же он сказать, что руководствуется не только высокими соображениями, но имеет в этом проекте и личный интерес: одно дело – лоббировать регионалов в ассоциации, а другое – быть фактическим распорядителем элитного клуба, что намного упрощает посреднические услуги. А заодно и прокладывает прямой путь к губернаторам, от которых во многом зависел бизнес «Интер-Полюса».

«Искренне жаль. Славная была идея», – с сожалением подумал Крюков, отправляясь на срочную встречу с Промысловым. Тот наконец-то вышел из зоны молчания и сам предложил переговорить о дальнейших шагах по объединению двух компаний.

Для «тайной вечери» Крюкову пришлось выехать из забитого пробками города на столь же запруженную подмосковную трассу. «Изувер Промыслов», как его окрестил за время этого путешествия Крюков, предпочитал проводить доверительные встречи в одном из своих подмосковных поместий, которые предусмотрительно числились на балансе его компаний как базы отдыха или лечебно-оздоровительные центры для сотрудников.

«Далеко забрался, мать его!» – с досадой подумал Крюков, с превеликими трудностями преодолевший наконец около десяти километров от кольцевой автодороги. Автомашина с охраной из особняка Промыслова ожидала Крюкова на перекрестке.

У дороги солидно высился новый металлический указатель «База отдыха Вооруженных сил».

– Меняет тактику, примазывается к военным. Написал бы еще «приют ФСБ» или «паломнический центр Генеральной прокуратуры», – проворчал Крюков, решивший, что стоит использовать этот незатейливый прием.

Промыслов встретил Крюкова у клумбы перед особняком. Вечерняя прохлада усиливала аромат цветов. Многие растения совершенно растерялись, приняв необычайно теплый апрель за лето. Слишком рано распустившись, они теперь прятались от ночного холода.

Крюков, в свою очередь, зябко передернув плечами, солидно поздоровался с Промысловым, одетым в яркий теплый свитер и спортивные брюки.

– Погуляем, поговорим, а потом поужинаем, – предложил Промыслов.

Крюкову не очень хотелось таскаться по пустынным дорожкам, но он убедил себя, что нужно время от времени дышать свежим воздухом, и согласился.

– Как тебе инаугурация? – спросил Промыслов, который любил модные словечки.

– Очень впечатляет.

– Мне тоже понравилось. Хороший сценарий, – словно о театральной постановке заметил Промыслов.

– Проблем, правда, накопилось! – вздохнул Крюков. – Вроде все замечательно, стабильно, а производство не развивается.

– Ты прав. Инфляция все инвестиции сжирает. Минфин твердит – к концу года инфляция составит чуть более десяти процентов. Как они считают? На продукты питания, сырье, материалы цены увеличились как минимум в два раза! Сами себя обманываем.

«Про наши проблемы в „Интер-Полюсе“ ничего не спрашивает. Значит, в курсе, но не хочет затрагивать эту тему», – с удовлетворением подумал Крюков.

– В мире сложная ситуация – финансовый кризис. Раньше брали кредиты под низкий процент, а теперь деньги в дефиците. На публичное размещение акций сейчас выходить нет смысла – низкие цены, – увлеченно говорил Промыслов.

– Да, мы тоже от публичного размещения акций в Лондоне решили воздержаться, – успел добавить Крюков.

– Где возьмем средства на развитие? У нас резервов нет. Все забрало государство. Пойдем на поклон к властям – пусть помогут?