Текст книги "Общественная миссия социологии"

Имея в виду социализацию, необходимо еще раз подчеркнуть, что это не стихийный, а мотивационно направляемый процесс благодаря тем целям, которые раскрываются в ответе на вопрос «Каким быть?». Э. Дюркгейм писал: «Даже к тем качествам, которые на первый взгляд кажутся спонтанно столь желаемыми, индивид стремится лишь тогда, когда общество к ним побуждает и стремится так, как оно ему предписывает. Вы видите, что педагогу далеко не достаточно иметь в качестве ресурсов одну лишь психологию»[18]18
  Дюркгейм Э. Социология… С. 258.


[Закрыть]. История свидетельствует, что в разные времена и в разных обществах доминирующими чертами личности становятся те, которые программируются социумом в качестве целей – мотивов социализации. Так, для спартанца главное – выносливость и бесстрашие в бою, афинянина – развитое эстетическое чувство, средневекового рыцаря – честь и достоинство, протестанта – призвание, рациональность и предприимчивость и т. д. В Советском Союзе ставка делалась на такие качества, как коллективизм, интернационализм, трудовой энтузиазм и патриотизм. В переходный период эта система ведущих личностных качеств серьезно нарушилась. На некоторое время социально желательный личностный образ растворился в стихийных антиципациях (предвосхищениях): коллективистское начало потеснил индивидуализм («забота о себе», эготизм и пр.); интернационализм – национальные чувства и предрассудки; трудовой энтузиазм – поиск легких путей; патриотизм – ориентации на другие страны, идеи глобализма, космополитизма и т. д. Одновременно в восприятии молодежи разрушилась прежняя иерархия престижа профессий. Ученый, врач, учитель, офицер, инженер оказались оттеснены во вторую десятку и ниже, их место заняли два типа профессий. Первый тип, возвышение которого можно признать, по крайней мере в 90-е годы, оправданным с точки зрения общественных потребностей (экономисты, финансисты, аудиторы, юристы, маркетологи, менеджеры и др.); второй – привлекателен главным образом по второстепенным признакам, таким как телевизионная популярность, кажущаяся легкость овладения ремеслом и заработка (шоу-бизнес, модельный бизнес, реклама, брокерство, риэлторство, некоторые специфические услуги и пр.). В этой ситуации более чем актуальными представляются следующие слова Дюркгейма: «Только социология может либо помочь нам понять ее (цель воспитания. – С. Ш.), связывая ее с социальными состояниями, от которых она зависит и которые выражает, либо помочь нам обнаружить ее, когда общественное мнение, смущенное и нерешительное, уже не знает, какой эта цель должна быть»[19]19
  Там же. С. 259.


[Закрыть]. Сегодня в принципе определился – и в общественном мнении, и на институциональном уровне – тот тип личности, к которому целесообразно вести белорусскую молодежь. Доминирующими качествами в нем являются патриотизм, толерантность, инновационность и креативность мышления, коллективизм, мобилизованность, установка на социальный порядок и стабильность, на здоровый образ жизни, разумное сочетание личных и общественных интересов. Однако социализация может быть успешной только при правильном выборе средств, оптимальном сочетании каналов социализации (семьи, школы, СМИ, влияний окружающей среды и др.), формировании стабилизационного сознания. Все это объективно требует расширения социологического образования, более конкретно: а) заме ны неопределенного предмета «Человек. Общество. Государство» на социологию в средней школе; б) увеличения количества часов по социологии в высших и средних учебных заведениях; в) введения спецкурсов в соответствии с профилем специальности: социологии здравоохранения и медицины в медицинских вузах, социологии образования – в педагогических, социологии села – в аграрных, социологии культуры – в вузах культуры, искусства и т. д.

Социология как форма стабилизационного общественного сознания. Социологию принято относить к числу публичных наук. Действительно, некоторые ее результаты привлекают всеобщее внимание: рейтинги политических лидеров и партий, электоральные предпочтения, данные об умонастроениях и ожиданиях разных категорий населения, оценки важных событий и государственных решений, общественное мнение о стратегических направлениях развития, векторах международной политики и интеграции, отношение к тем или иным теле– и радиопрограммам, передачам, печатным органам, предложения населения по разным проблемам повседневной жизни, спрос на товары и услуги и др. Все это важная часть социологической работы и от ее качественного выполнения зависит степень самопознания обществом самого себя, а значит, и социальные настроения людей. Социологические опросы действительно обладают свойством «самоосуществляющегося прогноза», и в этом их большая сила и огромная ответственность науки. Но ошибочно полагать, что опросы «создают» общественное мнение. Нет, общественное мнение формируется по своим законам и существует в самых разных формах. Например, никто не изучал общественное мнение о Хрущеве или Брежневе, но оно постепенно сформировалось и к концу их деятельности стало весьма устойчивым, хотя выражалось главным образом в анекдотах, карикатурах, аллюзиях (намеках) и т. п.

Но социология в современном мире является и особой формой общественного сознания, она связывает высшие уровни (философскую метафизику, религиозную трансцендентность, этическую императивность, эстетический идеал прекрасного) со сферой повседневности, переводя высокую символику в ценностно-смысловые определения конкретного социума, приемлемые для каждого человека. Так создается картина социальной реальности, возможная для данной эпохи, которая и является основой мировоззрения. Особенность данной формы общественного сознания в том, что это стабилизационное сознание, которое выражает общую интенцию к поддержанию стабильности, динамической устойчивости социума и поиск инновационных путей повышения его жизнеспособности. В решающей для перспектив развития общества точке бифуркации, понимаемой как столкновение «старого» и «нового», стабилизационное сознание не уничтожает «старое» («до основания, а затем…»), а стремится утилизировать его путем «обновления». Если допустима такая аналогия, то можно сказать, что оно действует так, как православие на Руси во времена Владимира в отношении многих языческих традиций, обрядов и верований, которые ассимилировались и включились в христианское миросозерцание.

Социологическая загадка ю. в. андропова. Ю. В. Андропов, как пишут биографы и мемуаристы, оставил немало загадок. Думается, это связано с тем, что многие его начинания – идеи и практические дела, не укладывающиеся в привычные стандарты, – не были доведены до задуманной автором цели и поэтому оставляют впечатление тайны, или двойного смысла. Одной из таких загадок является высказывание Андропова о том, что мы плохо знаем общество, в котором живем. Это была не только критическая, но и по тем временам достаточно крамольная мысль. Многие были в растерянности: как так – «не знаем», а какое же общество мы тогда строим? Стали говорить, что Андропов ошибся, что ему эти слова «вписали» и т. п. Все это, конечно, были домыслы – приведенная фраза содержалась не в каком-нибудь зарубежном таблоиде, а в теоретическом докладе, посвященном памяти К. Маркса. Не корректны и предположения, что это был рассчитанный удар по отдельным лицам из высшего эшелона власти, которые могли быть связаны с фигурантами начавшихся громких судебных процессов (Щелокова, Трегубова, «хлопкового дела» и др.). Очевидно, что подобная направленность была бы в докладе и не к месту, и неоправданно возбуждающая общественность. Остается признать, что Андропов знал и был уверен в том, что говорил, ведь он был самым информированным в стране человеком и аналитиком.

Действительно, социологический анализ показывал, что созданный при Брежневе образ социализма – реального, развитого, зрелого – оставался мифологемой, далекой от реальности. Тем более, что о недостатках, авариях, срывах поставок и планов запрещалось сообщать не только в СМИ, но и самому Брежневу, чтобы не огорчать. По словам М. Н. Руткевича, бывшего директора головного академического института в 70-е годы и нашего земляка, «изучение общественного мнения фактически оказалось под запретом: власть не хотела знать правды о настроениях народа и, прежде всего, правды о себе»[20]20
  Руткевич М. Н. Социология, власть, общественное мнение // Социс. 1993. № 7. С. 4–5.


[Закрыть].

У Андропова не было причин – ни семейных, как у Брежнева, ни политических, как у Хрущева, – бояться правды о себе, и есть все основания считать, что он хотел и принял бы определенные меры для того, чтобы устранить пробелы в познании «общества, в котором мы живем». Но остается вопрос, насколько отчетливо он понимал, что как без физики невозможно знать строение вещества, так и без социологии – состояние конкретного общества. Судя по предпринятым в то время мерам по отлавливанию прогульщиков, тунеядцев, летунов и т. п., он делал ставку больше на дисциплинарные методы, чем на рекомендуемое социологией мотивирующее управление. Кстати, сегодня у нас никто не проверяет, почему в дневное время посетители магазинов, кинотеатров, кафе и ресторанов, спортзалов не на работе, а тем не менее интенсивность трудовой деятельности на порядок выше, чем в те годы. К тому же были проблемы гораздо важнее, сложнее и первостепеннее. Острейшая из них – подспудное нарастание десоциализации в ряде регионов страны. Фактически формировался странный общественный уклад, не имеющий не только социалистической, но и вообще какой-либо цивилизационной сущности, который можно назвать «реципрокным», т. е. построенным на основе принципа «услуга за услугу». Кассир брал мзду с продавца за продажу ему билета на поезд (а мог бы и не продать: нет и все, как проверишь), продавец с кассира – за товар из-под прилавка и далее по цепочке: сантехник, милиционер, учитель, врач, управдом, депутат и т. д. и т. п. Однако из этой «теневой» схемы выпадали все те, кто не мог оказать какие-либо услуги по должности, т. е. без затраты личных усилий, как тот же кассир и другие должностные лица. Крестьяне, рабочие, пенсионеры, домохозяйки, студенты вынуждены были расплачиваться за такого рода услуги своим трудом. Неслучайно после распада СССР в некоторых суверенных республиках возникли острые конфликты между «своими» («чужих» они выдавили) по поводу несправедливости, коррупции, клановости и т. п. Характерно, что и сегодня власти, как, например, в Грузии, ставят неверный диагноз и вместо того, чтобы осознать явление реципрокности и бороться с ним, ищут внешние причины и источники конфронтации.

Нам приходилось бывать в таких регионах с научными целями: наш отдел, как теперь говорят, «выиграл тендер» на проведение социологического исследования на крупном рыбохозяйственном комплексе одной из республик. Для социологического взгляда элементы реципрокности (особенно по сравнению с ситуацией в БССР) бросались в глаза. Но ни местное руководство, ни СМИ их словно не замечали.

Андропов полагался на другие источники информации, которые, однако, не зафиксировали появление и нарастание реципрокного уклада. Да это и нельзя было сделать без глубокого мониторингового социологического анализа.

С полной уверенностью можно утверждать только одно: если бы в те годы восторжествовал социологический подход к анализу общества и разрешению на этой основе всех тех проблем, которые накопились в период «застоя» с постепенным реформированием государственного устройства, социальной сферы, национальных отношений, экономических механизмов и стимулирования труда, Советский Союз не распался бы.

Кому не нужна социология? (доказательство от противного.) Доказательство от противного представляет собой некоторый мысленный эксперимент, при котором в исследуемую модель искусственно вводится параметр виртуальной абберации. Например, утверждается, что параллельные прямые пересекутся, или скорость звука будет меньше/больше 1/3 км/с[21]21
  На этом приеме создана одна из занимательнейших книг по естествознанию (К. Гильзин. В необыкновенном мире. М., 1974).


[Закрыть], и анализируются последствия с выводом о том, что подобное невозможно.

Говоря о социологии, нет смысла задавать гипотезу: «Допустим, что социологии нет…» История сама поставила такой «натурный эксперимент» в ряде стран: в Китае длительностью 25 лет, в СССР – почти 50 лет. Что же произошло за эти годы в СССР? При всех столь впечатляющих успехах (победе в Великой Отечественной войне) нельзя не отметить, что общество постепенно теряло ценностно-смысловую ориентацию «Quo vadis?» («Куда идешь?»). Неразвитость социологического стиля мышления, отсутствие социологического взгляда на мир и конкретных данных о мотивациях, ожиданиях, настроениях разных групп и категорий населения формировали некую иллюзорную картину социальной реальности, в которой парадоксально сочетались, с одной стороны, правильные теоретические положения, но в форме неизменяющихся постулатов, с другой – «левацкий волюнтаризм»: «что хотим – то и сделаем, что сделаем – то и будет истинно (правильно)». Общественное сознание невольно догматизировалось, на индивидуальном уровне возникали явления мимикрии, поскольку рядовому человеку трудно было понять, почему сохраняются неизменными некоторые положения, явно расходящиеся с жизнью (например, в области оплаты труда, распределения и потребления и т. д.). В качестве базовой дисциплины в вузах вместо социологии был введен «научный коммунизм», дисциплина без предмета, ибо даже на модельном уровне параметры коммунистического общества (организация производства, тип экономического уклада, форма государственного устройства и др.) не были четко прописаны, исходя из принципа «каждому по его потребности». Хрущевский проект построения коммунизма к 1980-м годам вызвал не мобилизацию, а скорее смущение и иронию со стороны общественного мнения. Система управления (особенно во времена Хрущева) испытывала перегрузки и рассогласование в силу плохо поставленной обратной связи и многочисленных кампаний, которые начинались как новшества, а завершались ничем. Брежнев ликвидировал два наиболее перспективных начинания: прекратил косыгинскую реформу и заморозил общественное сознание, т. е. остановил поиски в области общественных наук и идеологии в направлении, получившем позже название «китайский путь». Постепенно были выхолощены и сведены на нет такие эффективные инновации, как «щекинский метод», «бригадный подряд», «коэффициент трудового участия», «социальное планирование» и др.

Возможен вопрос: а причем здесь социология? А при том, что все подобные псевдоновации и контрреформы проистекали из плохого знания общества как объекта управления, а главное – из отсутствия соответствующей познавательной установки, которая закладывается в период обучения. Для аналогии: можно ли представить, чтобы у человека, незнакомого с геометрией, возникло желание самому измерить свой дачный участок, особенно если он не прямоугольной, а криволинейной формы. Но можно рассмотреть и более конкретные примеры.

Антиалкогольная кампания М. С. Горбачева. Решение о начале в 1985 г. этой кампании, как теперь известно, принималось под влиянием идеолога Лигачева, доктора медицины Углова и некоторых ближайших советников. Она обернулась катастрофическими последствиями в экономике (огромные потери бюджета, всплеск самогоноварения, бутлегерства (англ. – контрабанда спиртного), фальсификации напитков, спекуляции и пр.), стала серьезным ударом по здоровью населения (потребление суррогатов, бесконечные очереди на отоваривание талонов: две бутылки водки в месяц для мужчин и две вина – для женщин). Если бы в разработке подобной программы участвовали социологи, то, во-первых, был бы проанализирован и доведен до сведения населения опыт введения «сухого закона» в США и других странах, который – увы (!) был отрицательным. Во-вторых, был бы проведен грамотный анализ общественного мнения (вместо неопределенных ссылок на «множество писем и жалоб») с учетом демографических категорий, национально-культурных особенностей разных республик и регионов, профессиональных и статусных групп. В-третьих, со всей тщательностью были бы изучены предложения населения – в разрезе категорий, регионов, профессий. В-четвертых, была бы проведена социологическая экспертиза с участием ведущих медицинских специалистов, технологов-виноделов, работников общественного питания, организации культурно-массовой работы, спорта и т. д. И, наконец, программа была бы названа иначе, например «Повышение культуры потребления и снижения злоупотребления алкоголем».

Возможно, понадобился бы референдум, но не о сухом законе, а о профилактике распространения питьевых обычаев среди молодежи, улучшении качества напитков, формировании культуры застолья, методах лечения больных и т. д. Нет сомнения, что сам факт совместного обсуждения этих проблем руководством страны и населением стал бы важным стимулом для самоконтроля и самоограничения. История, как известно, не терпит сослагательного наклонения, но в аналитической работе это допустимо и полезно – для извлечения опыта, ибо отрицательный результат – тоже результат.

Феномен «дедовщины». ЧП в Челябинском танковом училище, где «деды» искалечили рядового Андрея Сычева в казарме, потрясло Россию. СМИ уделили самое пристальное внимание этой трагедии и «дедовщине» как явлению. Но на вечный вопрос – что делать? – нет ответа, более того, нет и достаточной аналитической информации для поиска эффективных путей ее искоренения. На одной из телепередач с участием депутатов Госдумы России высказывались следующие мнения: 1) «надо повышать зарплату офицерам»; 2) «причем здесь деньги, в наше время офицеры получали не больше нынешних, но ничего подобного не было»; 3) «контрактная система автоматически избавит от дедовщины»; 4) «но армия будет состоять из беглецов и бедных»; 5) «необходимо отменить льготы и призывать в армию студентов»; 6) «студентов призывать нельзя, ибо нарушится подготовка кадров для науки и народного хозяйства».

Однако никто не сослался не только на классическую работу социологов «Американский солдат» (П. Лазарфельд, Г. Стауффер и Л. Гутман), в которой дан анализ установок, мотиваций, предрассудков в столь разношерстной по этническому, социальному, конфессиональному составу армии США, но и на работы военных социологов России или стран СНГ. А все-таки, каково общественное мнение по этой проблеме и путях ее решения, что думают по этому поводу сами старослужащие, офицеры, новобранцы – никаких ответов, т. е. достоверных социологических данных по этим вопросам в публикациях и передачах нам обнаружить не удалось. Зато приведена следующая информация: «Согласно недавно проведенному нашей газетой исследованию, 63 % опрошенных россиян готовы именно таким манером платить «любые» деньги» (КП, 08.02.2006 г.). Имеется в виду платить не врачу или работникам военкомата за «отмаз» от армии, а государству за официальное освобождение от службы. Но не ясно, что это за исследование, какова его выборка, инструментарий и другие параметры, насколько правомерно распространять данные опроса на всех россиян, а не говорить, например, о 63 % из тех, кто написал в газету. Если исследование организовано грамотно, то приведенная цифра настораживает, если не сказать больше. Из опыта известно, что журналистские опросы, как правило, не имеют отношения к социологии, кроме самого термина «опрос», и не соблюдают методических требований и норм социологической этики.

К сожалению, о довольно крепкой в СССР военной социологии ничего не слышно в военных ведомствах стран СНГ. Так, в интервью «АиФ» начальник военно-научного управления Генерального штаба Вооруженных Сил Республики Беларусь, полковник Игорь Игнащенко рассказал о достижениях военной науки (21 доктор, 235 кандидатов наук), о приоритетных направлениях исследований. Здесь же отмечено: «Уделяется внимание теории различных видов (боевого, морально-психологического, тылового, технического) обеспечения» (АиФ, № 6). Как видим, морально-психологическое обеспечение не входит в число приоритетов, ему лишь «уделяется внимание», скорее всего, по остаточному принципу. К счастью, в Беларуси нет трагических проявлений «дедовщины», но это не значит, что военную науку о человеке и воинском коллективе можно отнести к периферийным. Техника, тактика, управление сами по себе не создают высокой боеготовности. Выполнит ли реальную боевую задачу воинское подразделение, зараженное бациллами «дедовщины», в котором «салаги» будут ждать случая рассчитаться с «дедами», – вопрос риторический. Именно поэтому необходимо придать новые импульсы развитию военной социологии, тем более что угрозу войны в сфере сознания (консциенциальной) не стоит недооценивать. В определенном смысле она и не прекращалась, вопреки заявлениям о завершении так называемой холодной войны, лишь поменяла свои формы, средства и методы.

Технологичность теоретического знания социологии. Под технологичностью теоретического знания можно понимать его практический потенциал, позволяющий преобразовывать материал, данный природой и изменять формы мышления, повседневные практики общения людей и их поведение, характер общественных отношений и т. д. В первом случае речь идет о технологиях, создаваемых на основе естественнонаучного знания, во втором – о социальных технологиях, использующих результаты социогуманитарных наук. Мост между ними образуют математика, информатика и лингвистика.

В широком смысле слова достоверное теоретическое знание всегда полезно и практично. Оно, с одной стороны, очерчивает поле деятельности и дает необходимый инструментарий, с другой – предостерегает от бесплодных усилий, указывая, что не следует делать: изобретать «вечный двигатель», организовывать «производство ради производства», создавать концепции «избыточности образования», «бесперспективных поселений», вводить «сухой закон» и т. д. и т. п. К. Поппер писал: «Моя позиция в отношении технологического подхода состоит в том, что социология, а может быть, и вообще все социальные науки должны искать не столько «своего Ньютона или Дарвина», сколько своего Галилея или Пастера»[22]22
  Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993. С. 70–71.


[Закрыть]. Имеется в виду, что социология должна заниматься не поиском общих законов, а решением конкретных актуальных проблем. Отсюда и обращение автора к успешным методам, которые он называет «поэлементной технологией». Тем самым Поппер нашел некоторый компромисс: отвергая притязания социологии на «переустройство общества как целого»[23]23
  Там же. С. 78.


[Закрыть], он допускает «поэлементные технологии», которые в развитых странах встречаются на каждом шагу. С его точки зрения, специалист по «поэлементным» реформам «знает, что мы учимся только на своих ошибках. Соответственно этому, он будет прокладывать путь, делая один шаг за другим и беря на заметку последствия проводимой реформы; он будет избегать сложных и масштабных реформ»[24]24
  Там же. С. 79.


[Закрыть]. Все это так, однако ясно, что любая поэлементная реформа (например, налоговая, образовательная, пенсионная и др.) направлена в конечном счете на сохранение целостности и неизменно преобразует все общество как целое. Это вытекает из общего принципа системности. Предложенное автором деление технологических социальных проблем на «приватные» и «публичные» проведено не по одному основанию. Следовало бы выделять следующие проблемы:

а) частные (приватные) и общие; б) закрытые и публичные (гласные, открытые). Вместе с тем К. Поппер утверждает: «Технологический подход плодотворен именно в применении к чисто теоретическим проблемам. Он помогает решить фундаментальную задачу выбора проблем, он дисциплинирует спекулятивные наклонности (легко уводящие, особенно в социологии, в сферу метафизики), поскольку подчиняет теории определенным стандартам, таким как ясность и практическая проверяемость»[25]25
  Там же. С. 70.


[Закрыть]. Под социологией здесь имеется в виду скорее социальная философия с естественным для нее уклоном в метафизику. Что же касается социологии, то о технологичности теоретического знания можно составить представление из некоторых примеров.

1. «Диада» как исходная форма социальности. Социология отвергла популярные в политэкономии модели Робинзонады (А. Смит, Д. Рикардо). Утверждая, что исходной формой социальности является «диада» (двойка), теоретическая социология установила, что целостность и устойчивость данной формы определяется степенью согласованности взаимных ожиданий, когда ориентации на «другого» являются мотивом и целью для каждого из участников взаимодействия. Этот теоретический вывод стал основой для разработки социальных технологий комплектования экипажей самолетов, космических кораблей и т. д.

2. Общественное разделение труда. Разделение труда социологи (Спенсер, Ковалевский и др.) связывали с дифференциацией, а значит, с повышением силы и жизненности сообщества за счет разнообразия. По Дюркгейму, разделение труда есть modus vivendi (способ существования) сообщества и основа органической солидарности его членов. Это фундаментальное положение, но оно создается, как правило, лишь тогда, когда возникают диспропорции в кадровом обеспечении определенных видов деятельности, отраслей, ведущее в силу нарушения органической солидарности к росту социальной напряженности в обществе.

3. Теория социальной мобильности. Основные положения теории социальной мобильности разработаны П. Сорокиным. Творческие импульсы данной теории побудили к тому, чтобы пересмотреть представления об оптимальности социальной структуры и ее влиянии на стабильность общества. Напомним, что согласно доминировавшей многие века парадигме, стабильность общества детерминируется воспроизведением во времени одних и тех же социальных структур. На этом основании возник и получил сакральное оправдание кастовый строй с непроницаемыми перегородками между кастами; сословное деление с огромной социальной дистанцией между сословиями и т. д. Теория социальной мобильности установила, что ограничение социальных перемещений, консервация предзаданных структур не укрепляет, а наоборот, дестабилизирует общество, снижает его социальный и человеческий потенциал. Именно эти теоретические знания направляют инновационный поиск путей регулирования социальных перемещений, создание открытого общества.

Социология – источник оперативной информации. Как и другие социальные науки, социология призвана удовлетворять информационную потребность социальных субъектов – государства и его органов, гражданского общества, отдельных граждан.

Под социологической информацией понимаются обобщенные, систематизированные, аналитические данные (сведения для потребителей) о состоянии и тенденциях изменения общества как целостной системы (страны-государства), его отдельных сфер и структур, конкретных институтов, учреждений и организаций, а также об основных параметрах массового сознания (настроениях, ожиданиях, установках, ценностях, идеалах, предрассудках и т. д.) и повседневного поведения (типичных формах общения, социальных действий, интерактивности). От других видов информации – политической, технической, естественнонаучной, экономической, правовой и т. д. – социологическая отличается рядом особенностей. Во-первых, принципиальной обращенностью к человеку: человекоразмерностью, человекосоотнесенностью, человекоориентацией. Фактически этот признак является атрибутивным, при его отсутствии информация теряет свою природу социологичности. Например, организационная структура предприятия, представленная графически (руководство, состав подразделений и служб, линии иерархии и координации и т. д.), является «безлюдной»; неслучайно при строительстве новых предприятий она проектируется задолго до того, как рабочие места займут соответствующие специалисты. Социолог «оживляет» эту схему, характеризуя: а) состав коллектива как соотношение работников по полу, возрасту, профессиям, образованию и т. д.; б) статусно-ролевые позиции с точки зрения единства прав и ответственности, возможности делегирования полномочий, субординации и пр.; в) ролевые ожидания – их согласованность (индивид – коллектив), приемлемость для людей и подразделений, оптимальность (хотя бы по числу фиксируемых конфликтов и способов их разрешения) и др.

Статистические данные о динамике цен – это чисто финансовая информация. Она не только абстрагирована от человека, но и далеко не всегда расшифровывается для непосвященных, о чем свидетельствуют такие грандиозные аферы, как «МММ», «беспроигрышные лотереи», «управляемый» дефолт и пр. Социологическая информация по данной проблеме должна включать как минимум экспертные оценки правомерности и честности тех же принципов пирамиды, что обещал Мавроди и ему подобные; ожидания населения, «источник веры» людей (теперь ясно, что, например, вкладчики МММ верили не Мавроди, а правительству, государству). Эти примеры показывают специфичность человеческой природы социологической информации, отличающую ее от других видов сообщений.

Вторым признаком является аксиологический характер социологической информации: она всегда несет ценностно-смысловую нагрузку, чем отличается не только от технической информации, но и от социальной статистики. Статистические данные, например, о браках и разводах, о миграции и выборе профессии (поступлении в учебные заведения), семейном бюджете в определенном смысле информативны, но не аналитичны, если не раскрыты факторы, причины, мотивы этих процессов и явлений.

Третий признак – учет и представленность общественного мнения как совокупности оценочных суждений всего населения, конкретных социальных групп и категорий по наиболее важным проблемным вопросам, событиям, решениям, стратегическим выборам, а также электоральных предпочтений, степени доверия к органам власти и социальным институтам, о конъюнктуре рынка, рейтингах теле– и радиопрограмм и передач, печатных СМИ, спросе на товары и услуги и др.

Не вдаваясь в детали, подчеркнем главное, а именно, что адекватную, достоверную социологическую информацию можно получить только путем грамотно поставленных профессиональными специалистами социологических исследований. Глубоко ошибочно представление о том, что такую информацию могут дать другие источники, как и то, что организовать социологические исследования можно своими силами.