Текст книги "С детьми в лесах. Педагогическая флоэма с элементами осмоса и космоса."

Недаром после того, как «дадут свет», большинство (я уверен!) подвергшихся шоку горожан думают одну мысль – а не уехать ли мне, к черту, в деревню? Или, хотя бы на дачу, подальше! То есть они внутренне готовы поменяться местами с теми, кто только что тоже сидел без света в далекой деревухе.

«Жители Лондона массово переезжают за город. 

В 2018 году жители британской столицы купили 74 350 домов за пределами Лондона, что на 3,8% больше, чем в 2017 году, и в целом это рекордный показатель с 2007 года»

(Из новостей, 2018 г.) 

Вот мнение путешественника-экстремала Стива Каллахана, который 67 дней бороздил на лодчонке «без руля и без ветрил» просторы Атлантики:

«Выживание в чрезвычайной ситуации – это активный процесс. Если вы не прикладываете усилий для своего спасения, вы гибнете …».

Какие, спрашивается, усилия могут прилагать для своего спасения обычные горожане? Ясно какие! Они побегут в очередной раз по магазинам – и там скупят свечи, керосин, пыжи, спички, соль, сахар и гречку. Некоторые пойдут укрупнять свой и без того уже набитый до отказа «тревожный чемоданчик». Более им ничего не остается…

«Главное у выживальщика Вассермана – не его жилет, а его голова. Куда не надо, он не полезет просто!».

……….

Если мы допускаем, что выживание перестало сейчас в современном мире быть проблемой для человечества, то что же ему, человечеству, осталось? Разве не выживают множество наших современников где-нибудь в бедных странах Африки, в голодной Бангладеш или на далеких забытых богом и цивилизацией островах Океании? Наверное, частично все-таки выживание как явление осталось, увы! Но – подчеркнем – в развитых и развивающихся странах оно заменено на «выживальщичество». И – только для тех, кто этого сам хочет. Таким образом, отличие выживания от выживальщичества состоит в том, что первое всегда вынужденное. А второе – добровольное.

Если выживающему человеку предложить более комфортные условия, он с радостью откликнется на предложение. Даже из нашей страны определенная часть населения норовит куда-то уехать в поисках иных благостей. Если же предложить «выживальщику» более комфортные условия, то он откажется. Так как знает, что в любой момент и сам может сменить декорации – и перейти от скитальщического стиля к стилю богатого консьюмериста (потребителя). Он волен сам распоряжаться своей судьбой в таком аспекте. И это – тоже достижение нашей цивилизации.

Применительно к нашим детям, которых мы повели в дальний лесной поход – что же здесь имеет место быть? Там явно будут лишения. Там будут трудности. Будут риски. Возможно, даже весьма серьезные (мы ведь не можем все предугадать и предусмотреть!). Выживание ли это? Конечно, нет. До выживания дело с детьми никак нельзя доводить! Это уже задача педагога – не доводить до предела. Нужно предусмотреть трудности, но уж никак не рисковать самой жизнью. Это – край. И в этом – большая проблема детского полевого туризма. Как этот край определить? Как избежать опасного приближения к нему?

Прежде всего, должны быть знания. Знания у инструкторов и у самих детей. Дети должны быть хорошо информированы. Нельзя идти неведомо куда, ничего не говоря детям и не посвящая их перед походом в его цель, в его задачи и не знакомя хотя бы бегло с его предстоящими трудностями. В случае, когда ребенок информирован, он становится не слепым котенком, которого куда-то кто-то поволок. А он может сам осознанно принять решение. И – нужно дать ему возможность это решение принять.

Пятиклассник Слава очень усомнился в своих способностях. Когда на вечернем Совете стали обсуждать поход на 17 километров (только в одну сторону!) через Журавлиное болото, он испугался. Он никогда не бывал еще в таких далеких вылазках. Весь Совет, проходивший в жарких дебатах и обсуждениях трудностей (а также вариантов их преодоления), он сидел молча – и копил в головенке сведения.

После Совета у него хватило ума обратиться к майору. Меня он, видимо, побаивался. Майору же были высказаны сомнения. Слава усомнился в способностях своих преодолеть то, что только обсуждали как трудности. Майор же довел до моего сведения все эти славины страхи, а самому усомнившемуся порекомендовал еще подумать-поразмыслить. Благо – выступали на утре, и впереди еще была целая ночь.

Как тут поступить? Поднять Славика с его страхами на смех? Нет. Мы решили оставить его на базе, не афишируя принародно – почему да как. Весь день Славик слонялся на базе, будучи, естественно, вовлеченным хозяйкой во множество дел: мыл, подметал в комнатах, в лаборатории разобрал запущенный гербарий. Ночью же, когда мы возвратились из похода (без ночевки!), и дети, переполненные впечатлениями (особенно переправой через болото!), щебетали без умолку, Слава подошел ко мне.

– Завтра пойдем?

– Конечно!

– Я пойду обязательно!

Слава начинает созревать.

Как подготовить ребенка к преодолению трудностей, которых он еще никогда в своей жизни не встречал? Как мотивировать его на это преодоление? На борьбу со своими вполне естественными страхами? Всё время оставлять его на базе нельзя. Из этого подхода ничего путного не получится. Ребенок так и останется робким пессимистом с постоянными охапками соломки в руках и убедительными «отмазками» в голове. Но и сразу же бросать его в омут стихий и проблем нельзя.

«Одна из самых опасных вещей на свете – стараться свести к минимуму все риски. Когда в вашей жизни ничего не происходит, вы не падаете и не ушибаетесь, и если вдруг случается действительно что-то серьезное, вы совершенно не подготовлены к этому. У вас просто нет набора с нужными инструментами».

(С. Каллахан, В свободном плаваньи).

Один из проверенных и добротных методов-инструментов работы с такими «осторожными» детьми – доверительные, интересные рассказы о реальных путешественниках и их бедах, которые они преодолевали. Далее – групповой анализ. Это, по сути, близкое ознакомление с крайними, жуткими, бедственными ситуациями, о которых ребенок никогда ранее не слышал и даже не подозревал. С психологической точки зрения – это подготовка детского мышления к коллизиям, порой даже совершенно фантастическим (с его точки зрения), но которые он невольно примеряет в ходе диспута на самого себя. Такие брейн-штурмы порой очень результативны и полезны. Вот пример.

В 2012 году (совсем недавно!) произошло событие, в правдивость которого до сих пор еще многие так и не верят. Уж слишком оно кажется жутким и невероятным. Тем не менее, оно подтверждено документально и официально признано правдой. В ноябре, 17 числа указанного года двое рыбаков на 7-метровой дюралевой лодке отплыли от берегов Мексики. Они мечтали удачно половить акул, тунцов и корифен в 25 милях от берега. И – попали в шторм. Тот был таким, что поломал у рыбаков всё, что только можно поломать и сокрушить. Они остались без весел, без мотора, без навигатора, без еды (её, собственно, у них толком и не было – так как собирались вернуться в этот же день), без пресной воды. У них не было паруса и даже плохонькой мачты. Сети с крючками они были вынуждены также выбросить за борт во время урагана, чтобы облегчить лодку. (Я рассказываю эту историю детям кратко, но всё-таки гораздо подробнее, чем здесь!).

Я говорю детям (нужно делать это никак не в форме доклада, а скорее в стиле выступления трагического артиста – с нагнетанием тревоги, с эмоциями, с пафосом даже. История должна тронуть сердца детей!), что рыбаки были очень различны по характерам. Один, капитан, был опытным «морским волком». Который привык встречать беду в одиночестве и решать свои проблемы сам. Ему было за сорок. Другой был молодым (22 года) крепким парнем, впервые вышедшем на рыбный промысел в море так далеко. Они надеялись заработать большие деньги, в то время как их знакомые рыбаки остались на берегу, испугавшись шторма и благоразумно решив его переждать.

Шторм спутал все планы двух рыбаков. Они лишились даже снастей. И вынуждены были просто лечь в дрейф, покорившись воле Океана. Сколько они смогли бы прожить на борту своей лодки, плывущей по милости течений? Представьте себя на их месте! Высказывайте ваши мнения! Неделю? Месяц? Два месяца?

Как можно добыть еду в открытом океана? Что это за еда? Как и откуда взять воду? Почему нельзя пить воду морскую? Чем можно заниматься на борту дрейфующей лодки, чтобы не сойти с ума? Какие еще есть опасности? Как долго они ждали (и могли ждать) помощи? На что еще можно было надеяться, когда их явно перестали искать береговые службы? Как человек переживает неизвестность? Чем грозит тропическое солнце незащищенному одеждой человеку? А как насчет акул? Все эти (и кучу других!) вопросы дети в группе с жаром и неподдельным интересом обсуждают. Я не говорю им сразу – сколько же по времени выдержали эти двое! В подобных рассказах-обсуждениях всегда должна быть интрига. Дети словно бы сами должны быть соучастниками события. Чем ярче и глубже проникновение их мыслей и фантазий в ткань ситуации, тем лучше они сделают и запомнят важные выводы.

Так сколько же продержались эти двое?

Ответ невероятен! Четыреста тридцать восемь дней! Точнее, столько продержался капитан Альваренга. Его молодой напарник умер, не выдержав испытаний на 120 день плавания. (Важно показать детям стиль и особенности отношений между двумя этими людьми на борту лодки). На 438-й день лодку с истощенным и полубезумным человеком прибило к одному из атоллов в группе Маршалловых островов. Здесь, при встрече с сушей, преодолевая полосу рифового прибоя, Альваренга нашел в себе силы – и выкарабкался на берег. Он даже смог плыть! Позднее подсчитали, и оказалось, что свободно дрейфующая лодка преодолела (по прямой), по крайней мере, 10 000 километров!

Историю его вынужденного путешествия вначале сочли фальсификацией, выдумкой горячечного мозга. Но все оказалось правдой. Какие уроки мы можем извлечь из этой истории? Важно показать ребятам и то, что происходило (по-видимому; это мы знаем из последующих многочисленных интервью спасшегося) в голове человека во время скитаний по безбрежному Тихому океану в полном одиночестве. Он постоянно что-то выдумывал, чтобы занять свой слабеющий разум. Из пойманных птиц (он вынужден был ломать им крылья, чтобы запасти пищу впрок) он составил две футбольные команды и судил матч между ними. Он подружился с китовой акулой и разговаривал с ней почти две недели. Когда еще был жив напарник, они соревновались звездными ночами – кто больше насчитает метеоритов? Вот хотя бы одно свидетельство Альваренги:

«Я ходил по лодке от носа к корме, воображая, что брожу где-нибудь в другом месте. Мысленно я переносился на шоссе, забирался в машину и отправлялся в поездку. В другой раз я доставал велосипед и ехал на нем. Поступая подобным образом, я обманывал свой разум, заставляя его поверить, что действительно делаю все эти вещи. Что не просто сижу в лодке – и медленно умираю».

Такие истории очень хорошо, органично ложатся на собственные мысли ребенка в походных условиях. Поэтому я обычно затеваю эти диспуты в момент, когда мы встаем на большой привал (основную стоянку), а дежурные начинают готовить обед. Когда готов костер, подготовлены дрова, вскипячены котлы с первым чаем («досуповым») – и дети слоняются вокруг да около без дела, ибо проголодавшиеся желудки не отпускают ни на какие активности вдалеке от костровища. Поэтому очень удобно именно сейчас собрать группу рядом с костром, рассадить всех на сидушки с наветренной стороны, так, чтобы и дежурные около котлов могли слышать наши дебаты и вклиниваться в них, раздать предобеденные бутерброды (тем более, что и чай уже поспел!) – и предложить небольшую историю, подобную приведенной выше. Обычно они так захватывают детей, что и во время самого обеда и в последующем движении на марше они продолжают обсуждать и спорить на эти темы.

Дискуссии о реальных бедах, катастрофах и критических ситуациях, в которые попадали реальные люди (путешественники, географы, мореплаватели, просто случайно оказавшиеся в дикой природе «бедолаги» – как, например, команда регбистов, летевшая на самолете рейса FH-277, потерпевшем крушение в высокогорьях Анд в 1972 году), позволяют ребенку сжиться с подобной тематикой, не бояться и не чураться её, примерять к себе и своим силам то, что он выделял ранее как подсознательный страх.

С другой стороны, существуют дети, для которых любопытство к подобной «выживальщической» тематике (например, к фильмам-катастрофам) – в крови. Эти наиболее деятельны и в походах, однако часто их теоретические познания больно сталкиваются с отрезвляющей реальностью. У них нет врожденной боязни перед трудностями, но у них она может появиться в случае, если на практике они раз за разом терпят поражения в преодолении трудностей. Тогда они теряют веру в свои силы и начинают надеяться на авторитет более сильных и старших. И здесь очень важно присутствие тех самых лидеров, на которых ребенок будет равняться. Которых он признает авторитетом для себя.

Самый лучший случай в подобной ситуации – это когда лидером и кумиром становится отец. Есть замечательная книжка, где автор описывает свою собственную историю отношений с отцом. Это бестселлер 2009 года пера Нормана Оллестада «Без ума от шторма, или как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни».

«История Оллестада – в чисто практическом смысле … эффективный учебник выживания. По воле отца он с раннего детства занимался серфингом, седлая огромные, не по росту, волны, и спускался с опаснейших горнолыжных склонов. А однажды ему даже пришлось уворачиваться от пуль в Мексике.

Маленький Норм частенько противился такому воспитанию, ведь ему-то хотелось гонять на велике с приятелями и поглощать именинные пироги. Но теперь он понимает, что знания и умения, полученные от отца, впоследствии помогли ему выжить. Спускаясь с горы (где произошла авиакатастрофа, и в которой на его глазах погиб отец), Норман усвоил самый главный урок судьбы. «Жить– это больше, чем просто выживать», – пишет он. В финальной сцене романа сцене романа уже сам Оллестад подталкивает своего шестилетнего сына вниз по склону, навстречу виражам по целинному снегу».

(Esquire, 2009).

И вот тут возникает проблема чисто педагогическая, но с примесью юридической. Если нет «умного, напористого и харизматического» отца, то что остается делать ребенку? Расти «пельменем» в заботливом окружении и непрестанном хлопотании мамочек, тётушек и бабушек? Везде и всюду мы сейчас, увы, встречаем именно эту картину! Картину «безотцовства», а в школе – «безмужчинства». И потому наши мальчики вырастают похожими на девочек.

Чтобы заменить отца в воспитательном плане, мог бы сгодиться хороший мужчина инструктор в полевой среде. Но кто ему разрешит ТАК распоряжаться ребенком? Разве доверят ему, суровому и «неотесанному» лесному бродяге, пропахшему дымом костров и странствий, своё нежное дитятко любвеобильные мамочки, тётушки и бабушки? Конечно, нет! Не доверят! Вот здесь и зарыта большая собака. Чтобы мне увести своих (они действительно по-настоящему МОИ!) детей в лес, мне необходимо преодолеть очень многое. И, прежде всего, женское неверие и недоверие. Какими бумагами, какими документами (чуть ли не заверенными нотариусами) мне нужно обложиться, чтобы не облажаться? Чтобы не обвинили, не расстреляли, не пригвоздили, если (не дай бог!) у ребенка после похода заболит горлышко?!

Как гамельнский крысолов, я увожу детей в лес. Даже без дудочки. И ЧТО видят в этой картинке провожающие нас тревожными взглядами родители (об имеющихся отцах следует сказать особо!) – одному богу ведомо! Но накал страстей я чувствую всей своей спиной. Где гарантии? Где просчеты рисков? Где документация и разрешительные приказы? Да много всего можно тут накрутить! И получается, как ни крути, всего лишь два выхода.

Первый: решиться. Отдать! Принести к моим ногам самое святое! Даже еще непонятно даже для чего, для каких целей!

Второе: оставить дома. Пусть тешится с приставкой. Сидит в планшете и айфоне. Или сходит хотя бы в песочницу под окнами. Там – безопасно.

Оба решения правильные. Но как бы государство не контролировало, проверяло, штрафовало, взыскивало, усиливало меры и усложняло правила, все равно неизбежным остается РИСК. Остается случай. Остается человеческий фактор. От этого всего нельзя, невозможно заслониться никакими документами, правовыми актами и предписаниями. Хоть тресни! Поэтому – есть риск. И риск этот нужно брать на свои плечи родителям. Тут государство мало чем способно помочь. Причем, риски в том случае, когда ребенок остается в городе, в подъезде, на улице, в песочнице, ничуть не исчезают. Они там тоже есть во весь рост! И когда печально вспоминают, что, вот, был случай, когда ребенок погиб при сплаве группы на катамаранах по горной реке (и это, конечно, ужас; что тут говорить!), то почему-то никто не вспоминает, что в это же самое время, за один только день, по стране под колесами машин трагически и нелепо погибло 28 детей.

Случается так, что имеется отец. Случай, в целом, нередкий. Но отец отцу рознь. Скажем, видал я и таких, кто сознательно приводил своего отрока за ручку ко мне – и чистосердечно признавался: «Возьмите его ради всех святых угодников! Сделайте из него мужика (человека, конфетку, хоть что-нибудь!). У меня – не получается!». Когда такой отец расписывается в собственном бессилии, это – гражданский подвиг. Ни много, ни мало! На это нужно суметь взойти. Найти в себе смелось и мужество.

Итак, вопрос можно сформулировать таким образом: безрассудство или настоящая жизнь?

Это ведь как посмотреть! Что считать безрассудством? Что назвать «настоящей жизнью»? Слава богу, все люди разные. И даже один и тот же человек в разные периоды своей жизни может представлять собой совершенно непохожие персоны. Вот, скажем, социологи иногда проговариваются: Молодые должны жить в городах, а пенсионеры – переползать в деревни. Мысль вполне здравая. То есть один и тот же человек в юные годы бьется и воюет за место под солнцем в урбанистическом ландшафте, утверждая себя как истый горожанин. А вот, созрев, поумнев, отрастив пузико, успокоившись (когда уже не тянет на стадионы, арены и в кинотеатры), он же, тот же самый, вдруг начинает копаться в землице, лелеять помидоры или сидеть с удочкой на пруду за околицей тихой лесной деревушки. Так где же протекает настоящая жизнь?

Почему же мы тогда не готовим младое поколение к огородничеству и прудовому рыболовству? Раз оно, поколение, всё равно туда попадет – в огороды и на берега прудов!? А вот кататься с горнолыжных склонов с риском свернуть голову или мчаться на гребне гигантской волны на сёрфе, водить двухместный самолет или штурмовать снежную вершину, форсировать на лошади бурную реку или сплавляться по этой же реке на утлом каяке, путешествовать в самые горячие точки планеты или лезть в жерло только что проснувшегося вулкана, плавать на плавниках акул или преодолевать Сибирь на собачьей упряжке – этому нас кто-то учит в детстве? И нужно ли такое обучение? Не граничит ли оно с безрассудством? Не проще ли, не лучше ли жить спокойной, размеренной жизнью? В которой нет ни риска, ни опасного драйва, ни безумных затей, ни граничащих с катастрофой психических стрессов…

«Человек продолжает жить, пока лайкают его посты»

(из Интернета)

«Человек отличается от остальных животных тем, что сам, по собственному почину желает быть накачанным адреналином! Он сам добровольно лезет в запретные места, где рискует свернуть шею. И это и есть – настоящая жизнь! Пока, конечно, он не свернет всё-таки шейные позвонки…»

(с сайта «Экстремальная жизнь»)

"Выходи из зоны комфорта. Я ненавижу это выражение. Потому что человек не выходит из зоны комфорта, когда рискует. Он наоборот – он входит в зону риска, и для него это комфорт. Потому что иначе тогда ему жизнь неинтересна»

(И.Хакамада)

«– А что делать, если медведь нападет? –О! Это здорово! На меня медведь еще ни разу не нападал! Даже не знаю – что делать, но было бы классно попробовать!»

(из разговора двух детей)

Что такое квесты, пейнтбол и рогейн с психологической точки зрения? Это те же игры на «выживание», те же бродилки в поисках спасения, только всё – понарошку. Это наша древняя тяга к испытаниям, это наш (пусть и нервно-игрушечный) вызов силам природы, когда-то державшей по-настоящему нас за горло.

ЧТО ГОВОРЯТ ПРО ВЫЖИВАНИЕ БЫВАЛЫЕ И ЗНАМЕНИТЫЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ?

Итак, выживание и выживальщичество – две стороны одной медали. С одной – требование самой жизни: или я, или гибель. Смерть. С другой – вроде бы то же самое, но как-то невзаправду. Играючи. Когда можно всё отменить – и вновь забраться с пледом и печенюшками на диван. То есть, выживальщичество – как бы пародия на выживание. Отражение его в кривом зеркале. Тренировка перед апокалипсисом. А вдруг случится самое плохое? А я подготовлен! Все умрут – а я?… Может быть, останусь…

Когда-то, при освоении человеком еще неведомых земель (сейчас-то уж всё изведано и перелопачено!), люди спорили – как нужно себя вести в дикой природе, чтобы иметь максимальные шансы на «выжить»? В джунглях. В высоких широтах. Среди заоблачных вершин. Посреди бескрайних просторов океана. Каковы стратегии выживания? Это были совсем не праздные вопросы. И чем меньше у человека было под рукой и в руках всяких там навигаторов, спутниковых телефонов, нейлоновых палаток и термо-курток Columbia, тем острее стояли эти вопросы.

Вот, например, что проповедовал для вольготной жизни в Арктике весьма экстравагантный (если серьезно – очень много сделавший для познания Крайнего Севера!) исландско-канадский путешественник Вильялмур Стефанссон (1879-1962). В своей книге под многозначительным и уже говорящим об идеях автора названием «Гостеприимная Арктика», он утверждал, что человек может прекрасно чувствовать себя и не страдать от лишений и невзгод даже в таком суровом краю, как Дикий Север. Посреди льдин и холодин, торосов и эскимосов, тюленей и оленей, овцебыков – главное, без дураков!

Идеи Стефанссона (да и многих других серьезных путешественников прошлого) сводились, собственно, вот к каким главным пунктам:

Уметь стрелять. Причем, метко. При наличии вокруг зверя и птицы голодным не останешься. Короче, выживальщик должен быть охотником.

Уменьшить команду. Большая группа в суровых условиях имеет больше шансов попасть впросак. Только надежные несколько человек в сплоченном коллективе. Остальные могут быть обузой и привести всю экспедицию к краху.

Вживаться в жизнь и быт аборигенов. Попытаться стать ими! Думать, как они. Делать, как они. Есть, как они, спать, пить, охотиться… Раз они тут выживают в течение веков, то и мы, подражая им, сможем выжить.

Не быть упертым. Уметь менять планы. Быть гибким. Дело принципа – не лезть на рожон из принципа!

Быть на позитиве. Не впадать в отчаянье. Уныние и безвольность легко приводят к катастрофе.

Изобретательность – вот в чем сила человека! У нас нет когтей, клыков, быстрых ног, легких крыльев, сильных мускулов (по сравнению с другими крупными млекопитающими), но мы сильны хитростью, изворотливостью, сообразительностью, находчивостью. Интеллект – наше спасение!

Уживаться с другими, быть толерантным в общении с друзьями в экспедиционной группе, психологически ладить с ними, пытаться понять другого, не быть черствым и злобным. Сохранять всеми силами психологическое здоровье и душевную бодрость.

Быть непривередливым. Гурманам и сибаритам – не место в экспедициях. Ешь то, что есть. Довольствуйся малым. Не капризничай ни в еде, в условиях сна, ни в одежде – если нет возможности улучшить условия. Тренируй себя как спартанец.

При любых обстоятельствах быть занятым каким-либо делом. Хоть что-то, но делай! Никакой праздности, даже на отдыхе! Пиши, наблюдай, зарисовывай, анализируй, делай дневниковые записи (последнее, кстати, – обязательно к исполнению всегда!).

По сути, все перечисленные пункты очевидны и вполне объяснимы. Мало кто будет оспаривать их. Однако, некоторые пояснения порой и тут требуются. Известно, например, что великий полярный исследователь Руал Амундсен полемизировал со Стефанссоном по поводу «гостеприимности» районов высоких широт. Мысль его сводилась к тому, что предлагаемые Стефанссоном положения, дающие будто бы (при их исполнении) право и возможность любому человеку безбедно и достаточно комфортно жить в самых суровых условиях, могут оказаться ловушкой. Ибо последователи, будучи весьма неподготовленными и не обладающими нужным запасом здоровья, окажутся в плачевном положении – так как то, что видится легким и простым матерому волку Стефанссону, будет совершенно «не по плечу», не по силам другому, более слабому человеку. Даже начиная и заканчивая пунктом номер 1.

Давайте посмотрим на эти положения применительно к нашим детям в лесу. Что мы в наших экспедициях и походам можем взять из этого списка? А что представится устаревшим, ненужным и даже опасным?

Понятно, что дети стрелять не собираются. Никто им попросту не даст ни ружье, ни пыжей, ни патронов, ни стрелы, ни пращи, ни даже рогатки. Оленей, изюбрей, тюленей и куропаток мы добывать «мимоходом» (как писал Пржевальский) не станем. Это – не детские игры. В этом и нет необходимости.

Уменьшать команду – предложение разумное. Но в наши педагогические задачи входит, в том числе, и социализация «социофобных» детей. Их оставлять за бортом – явно не этично и не педагогично. Такой воробушек-«социофобушек», затесавшись в походную команду, конечно, может испортить нервы многим, да и себе устроить шибко нелегкую жизнь. Но постараться и его вовлечь в наши активности и действия – дело чести не только руководителя, но и всей группы. С другой стороны, команда из пятидесяти человек – явно неуправляемая. Поэтому должна быть золотая середина: минимально человек 10-12, максимально – 25-30. При этом нагрузка (и физическая, и психологическая) на руководителя и на всю группу стремительно возрастает с ростом численности самой группы.

С аборигенами мы почти не встречаемся. С одной стороны, это хорошо. Так как не отвлекает группу от выполнения главных образовательно-воспитательных задач. С другой стороны, это плохо. Так как именно встречаясь с аборигенами и изучая всесторонне их жизнь, великие путешественники прошлого выдали «на гора» миру массу полезной информации по антропологии, этнографии и регионоведению. Наши туземцы – местные жители. Их быт, нравы, песни, обряды, фольклор, религиозные верования и прочее – прекрасный материал для изучения и подготовки научных обзоров на НОУ. Так что пренебрегать общением с местным населением никак нельзя. Кроме того, и в плане изучения флоры и фауны они могут дать массу дельных советов и ценной информации. Прежде чем лезть в чужой монастырь, внимательно изучи его устав.

Важный совет насчет гибкости планирования. Тупо следовать раз и навсегда составленным и завизированным начальством планам мы не собираемся. Но – выносить решения об изменениях в расписании экспедиции нужно совместно. Почти всегда такие демократическим путем принятые решения лучше и исполняются, и принимаются всей группой. В редких (экстраординарных) случаях единоличное и не подлежащее обсуждению решение (приказ) принимает начальник-руководитель.

Легко сказать, трудно сделать. Это – о позитиве. Природа человеческая (особенно детская) такова, что поплакать, поистерить, поныть, постонать, пожалиться на горькую судьбину, побеситься (и побесить других) мы делаем с готовностью и достаточно часто. За этим дело обычно не ржавеет. Человек слаб и беспомощен порой до такой степени, что только диву даешься – как мы еще держимся на этой планете?! Но – стремиться с этим бороться крайне необходимо. Иначе энтропия стремительно вовлечет нас в свой неумолимый водоворот и вынесет обломки на Берег Отчаянья. Позитив должен всячески поддерживать и поощрять руководитель и майоры. Думаю, что это одна из главных их задач. Конечно же, это не должен быть этакий «дурацкий» развеселый пофигизм а-ля «а нам всё равно!». Сопровождающийся песнями, плясками и битьем в бубен. Позитивный настрой должен быть в идеале вообще идеологией любой экспедиции, любого походного предприятия. Хмуро, затравленно и озлобленно идти в далекое путешествие никак несподручно…

Насчет изобретательности. В нашем случае – это креативность. Как отдельных членов, так и всей экспедиционной группы. Дети совместно с педагогами, по сути, сами организуют свое образовательно-воспитательное пространство (вслух ни в коем случае это действо ТАК не называя). Оно, это пространство формируется почти стихийно. Но – чтобы оно все-таки формировалось, а не застыло унылым и скучным желе, необходима креативность. Народ у нас привык к усилиям и ужимкам аниматоров – людей, специально натасканных на «разогрев» и на развлечение скучающей публики. Спасением в полевом лагере кажется и такое очевидное решение: взять в штат профессионального аниматора! Пусть всех веселит, придумывает игры и ребусы, ставит детей на голову, только бы не скучали. Такой подход в некоторых случаях оправдан. Но он – неправильный. Дети сами должны стать себе аниматорами. А профессиональный аниматор нужен, в крайнем случае, для того, чтобы разбудить в детях собственное «аниматорство». Это – начет досуга. Отдыха.

В походах же, в экскурсионной деятельности, в исследованиях и прочей серьезной работе на полевой базе креативность и изобретательность означают и умение находить выход из трудных ситуаций, и способность разглядеть интересное в избитых и очевидных фактах (например, «изучение жизни бобрового семейства с помощью видеофиксаций на движение» и т.д.), и нахождение изящного технического решения какой-либо случайно возникшей бытовой проблемы (примеры приведем в книге не раз).

Уживчивость и бесконфликтность – конечно же, идеал любой тесной группы, оказавшейся в тесном месте в сложных условиях. Достичь комфорта в таких случаях не просто. Тут велика роль руководителя как психолога. Суметь разглядеть типовые особенности детей и не поселить вместе «несостыкующиеся» типы. А если уж выхода, варианта нет – то постараться помочь им найти общий язык. Собственно, хорошо бы всегда поступать именно вторым образом (а не расселять, разделять территориально). Но слишком мало времени на такие психолого-педагогические эксперименты и слишком иные цели стоят перед всей группой. Полностью без конфликтов не обойтись никак. Но придавать им глобальное значение и постоянно акцентироваться на этом тоже не нужно. Бесконфликтного мира не существует. Конфликт – это тоже опыт жизни. Причем, важный. Имеет значение доза его.