Текст книги "С детьми в лесах. Педагогическая флоэма с элементами осмоса и космоса."

Генератор идей и проектов. Чтобы жизнь в экспедиционном предприятии не задремала, не затормозилась, а бурлила и пенилась, как молодое вино, руководителю предстоит постоянно генерировать идеи и затеи. Возможно, дети и сами могут это делать, но за качеством и светлыми сторонами их продукции следует постоянно надзирать. Иначе вполне возможен переход на сторону сил Зла. Гораздо лучше и эффективнее работает тесная спайка «Учитель-Ученики», бодро придумывающая и реализующая внутри экспедиции всевозможные конкурсы, активности, игры, минипроекты и пр.

По сути, здесь педагог выступает как борец со скукой, против сил энтропии (см. Главу 11). С одной стороны, это вполне функционал Аниматора. Но даже если в составе экспедиции или летней школы уже есть профессиональный аниматор, руководитель неизбежно должен примерять на себя и этот костюмчик. И уж тем более – сам участвовать во всех затеях, от спектаклей до подвижных игр на стоянках. Свою солидность и сухую академическую ученость здесь нужно свернуть в трубочку и засунуть куда подальше. Дети должны в вас увидеть еще и другого, иного!

Музыкант, поэт, художник. Аналогично с целями пункта 1. выше, неплохо бы Учителю показать себя во всей красе и как носителю художественных талантов и хобби. Ведь если всех нас, педагогов, нужным и должным образом поскрести, то на 100 % обнаружится и стихоплет, и музыкант (хотя бы на гитаре или дудочке), либо даже рисовальщик. Обнаружив в своем Учителе эти таланты, дети обычно приходят в восторг и ничуть не оценивают уровень и качество ваших «шедевров» и «произведений». Им, прежде всего, важен сам факт того, что их Учитель – удивительный человек с массой занятных свойств и способностей; к тому же не боящийся их публично показать. Уважение, как минимум, вам обеспечено.

Мем. Взрослые порой не знают слово «мем», а также заодно и смысл этого термина. Хотя придумал его взрослый серьезный ученый Ричард Докинз. А вот дети все поголовно знают это понятие. Правда, вкладывается в него в молодежной среде несколько иное, нежели то, о чем толковал автор. В понятии Докинза мем – это единица культурной информации (идея, символ, манера, образ действия, передаваемые людьми посредством рисунков, языка, жестов, ритуалов и т.д.). Для детей мем – обычно передача эмоций посредством лаконичного рисунка, подписи к картинке, просто лозунга. Чем более раскручен мем, чем более он лапидарен и узнаваем, чем больше молодежи понимают его смысл (взрослым он может быть совершенно недоступен пониманию!), тем лучше и круче! Классический пример – мем «Ждун», с фигурой грустного морского слона (хотя возможно, это вовсе и не слон!). Так вот, чтобы быть кратким: если вы доработались с детьми до состояния «мема», т.е. школьники присвоили именно вам особый личный мем и активно им пользуются, то – радуйтесь. Это очень даже здорово. Конечно, речь я здесь веду о позитивных мемах. А не про обидные, обзывательские, унижающие, оскорбляющие и прочие в том же духе. Дети и на это, конечно, тоже горазды.

Это больше, чем кличка. Это больше, чем прозвище. Например, одного моего знакомого, очень башковитого биолога, тоже проводящего летние выездные школы дети нарекли мемом «Мозг». И в его школе часто можно встретить (где угодно) схематический рисунок коры полушарий в очках-пенсне и с надлежащей подписью. Это своеобразная дань уважения Учителю. Есть, на моей памяти, педагоги «Капитан Очевидность», «Мудрый Удав» и даже «Танк». Обижаться тут нечего. Нужно вжиться в этот образ и подыгрывать (там, где уместно) детям. Польза будет однозначно: вы будете с ними ближе и на одной волне!

Пример для подражания. Самый сложный и трудоемкий костюм. Причем, его изготовить, поставив такую цель перед собой, практически невозможно. Он «шьется» сам, по каким-то неведомым нам законам, иррационально. Педагог вполне может не ощущать себя в этом костюме, а дети прекрасно видят его – как в сказке «Голый король», только наоборот! И если эта ситуация – реальный пример для подражания, избранный добровольно, без сговора, спонтанно, многими вашими Учениками одновременно, то вы вправе гордиться!

Учитель (в идеале) силен именно третьим и четвертым влиянием на ученика, вспомним Конфуция! Тем более, что эти качества личности Учителя – стиль жизни, харизматичность, иррациональное обаяние, поведение в быту, простые мелочи в его жизни, жесты, мимику, привычки – ребенок ощущает всё время, находясь рядом именно в полевых условиях, а не в школе. Здесь Ученик соприкасается с Учителем на уровне духовных, невидимых глазу флюидов и волн.

ЭКСПЕРТЫ

«Природа не для всех очей

Покров свой тайный подымает.

Мы все равно читаем в ней,

Но кто, читая, понимает?»

(Д.В.Веневитинов)

Экспертами обычно называют узких специалистов в чем-то, в какой-то сфере знаний или умений. Шаг в сторону, – и эксперт уже ничего не знает и не умеет, хватая безмолвным ртом воздух как вынутый из проруби налим. Или знает и умеет очень мало и непрофессионально. Что тут поделаешь?! Так уж устроен современный мир, в котором полиглоты, эрудиты-вассерманы и умельцы широкого профиля встречаются всё реже и реже. Зато углубляться этаким ученым сусликом в какую-либо узкую сферу никто нам не возбраняет – и люди специализируются в своих норках до такой степени, что самим становится тошнехонько!

Таких крутых, но шибко узких спецов подпускать к детям, конечно же, надо. Но – внимательно следя за ними. И за детьми, естественно, но особенно – за спецами. Иначе они со своими углублениями способны угробить, умучить, задушить, заморить и довести до состояния обмороков любую аудиторию. Углубленный во что-то своё эксперт-специалист виден уже буквально по первым фразам своего выступления. Он упоенно поет соловьем, разливается мысью по древу (напомним, что в «Слове о полку Игореве» было именно это слово – мысь, то есть белка, а не мысль!), жестикулирует и подплясывает, но аудиторию может совсем не замечать. Если его вовремя не остановить, он проговорит до глубокой ночи, даже не заметив, что все дети уже спят на полу. Иной раз разошедшегося спеца приходится буквально оттаскивать от флип-чарта (доски) и маркеров; так уж он рад бывает, что дорвался до выступления. Показ ему часов с циферблатом, стучанье по ним, звонки в колокольчик, отчаянная жестикуляция (включая «пальцем у виска и ложкой ко рту») и корченье страшных рож, увы, ничего не дают. Эксперт, мило улыбаясь вам в ответ и благодарно-согласно кивая в стиле китайских болванчиков, будет гудеть и зудеть еще сколько угодно. Нужно мягко брать его под микитки или за жабры и решительно, пусть даже с извинениями и расшаркиваниями, уводить подальше. К чашечке кофэ.

Поэтому я лично не люблю призывать на свою базу уж очень крутых экспертов. Перед ними всегда чувствуешь себя виноватым, когда дергаешь за полу. Как можно такого святоча и гения просить прерваться?! Никак-с нельзя-с. Неудобно! Поэтому я приглашаю просто хороших знакомых, людей знающих и умеющих тоже, но не обремененных регалиями и орденами, титулами и статусами, самолюбовательной напыщенностью и гипертрофированным самомнением. Которых можно легко стащить вовремя с трибуны. И даже где-то за углом тихохонько попинать ногами.

Зато знаний и умений такой знаток (это я про «углубленных») преподнесет из своей области сколько угодно. И это хорошо, так как пустое времяпрепровождение на полевой базе категорически недопустимо! Всяко лучше использовать его для походов в природу. Собственно, если она рядом, так зачем вообще сидеть где-то на базах и на верандах? Поэтому мы практикуем лекции, семинары и мастер-классы экспертов прямо на лоне природы. В походах. Убивая, таким образом, сразу двух белок.

Таким образом, отношения Эксперта и Ученика бывают вполне похожи (и даже тождественны) взаимодействиям Учителя и Ученика, но совершенно не обязательно им следует быть такими же. Там, где Учитель (в статусе руководителя школы, экспедиции, полевого лагеря) имеет широкую свободу действий, Эксперт всегда несколько ограничен, потому что он:

Приглашен на определенное время, за границы которого ему не следует выбиваться.

Не несет ответственности ни за что иное, кроме как за качество своего появления перед публикой.

Акцентирован на тематике уже заявленного ранее выступления.

Не обязан знать тонкости когнитивной организации и психической натуры каждого ученика, так как видит их впервые, и, возможно, более никогда не увидит в дальнейшем.

В специализированных летних школах (скажем, биологической) экспертная деятельность вполне разумно связана исключительно с целями и задачами профиля. Но если эксперт попадает в лоно летнего предприятия, для которого негласной целью является общее развитие ребенка (включая, например, оздоровление, спортивное ориентирование, основы туризма и краеведения, астрономические наблюдения и сбор этнографического материала), то в этой ситуации экспертный пул приобретает широкий спектр и играет всевозможными красками. Тут приглашать можно любого интересного для детей человека – от уфолога и маркетолога до специалиста по социальным сетям и дизайнера мебели. Помним, что «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется!».

Отбирая и приглашая экспертов для выступления перед детьми, а также для того, чтобы они провели с детьми какие-то практические работы на природе, мы руководствуемся некоторыми соображениями. Последние выстраданы в ходе многолетней деятельности (хотя некоторые из них и вполне очевидны):

Пусть дети посмотрят на разных людей. Во многих случаях школьники запомнят не столько слова (информацию), идущие от эксперта, сколько его самого как человека. И отметят для себя (если им представят таких много и разнообразных) различные стили поведения, стратегии ораторства, методы обучения и обращения с аудиторией, разные жесты, гримасы, мемы, повадки, словечки…

Не берите непроверенных. Есть опасность взять «кота в мешке». В городских условиях, в классе, легонько и вежливо избавиться от «случайного не того» человека довольно просто, потолкав его плечиком в дверь и сказав, что его ждут в кабинете директора на чашечку чая. В лесных условиях его девать некуда! Не к дубу же его привязывать веревками и оставлять на съедение волкам?! Непроверенность может привести к большим неприятностям, когда (да еще на вольном воздухе) лектора может так занести и понести, такой околесицы можно наслушаться от иного, что боже ты мой! Для детей это недопустимо, да еще и время драгоценное потеряете зря!

Не обязательно – суперспециалист. Крутых и статусных звать в далекие леса вовсе ни к чему (если они сами не просятся сильно, бия себя в грудь, что де давно мечтали!). Здесь, за один присест (вы же не собираетесь читать с помощью данного эксперта курс на 78 часов!), очень мило смотрятся обычные «не загибающие» себе цену профессионалы.

Пусть покажет себя со стороны человека. Хорошо бы было, ежели ваш лектор проявился еще и как носитель каких-то талантов, хобби, оригинальных умений. Такие представления и метаморфозы очень благодатно влияют на школьников. В классе они вряд ли увидят учителя в «непривычных» качествах; там всё – стабильно! А тут эксперт и песенку споет, и стишок расскажет с табуреточки (ему и конфетку поднесут), и на синтезаторе, даст бог, сыграет хоть Собачий вальс – всё сгодится для укрепления дружбы и демонстрации детям хороших добродетельных качеств личности.

Дискуссия, а не лекция! Беда, если лекция на природе несет печать сухой академичности, невыносимой скуки и педантизма. Постарайтесь, как руководитель, организовать из экспертного выступления диалог, а еще лучше – полилог. Больше вопросов! Больше мнений и несогласий с лектором! Пусть разгорается дискуссия. Она всяко лучше монотонного бубнения.

Лекции в природе! Не сидите на базе! Идите в лес, на поляну, на берег реки или озера. На пеньки. На раскладные стульчики. На сидушки. Там смотрите, слушайте и обсуждайте. Будьте в ином измерении, нежели чем в школе! Разомкните стены!

Сразу несколько экспертов, выступающих одновременно. В этом случае у детей есть право выбора. Часть пойдет к Иосифу Степановичу, а другая – к Максиму Леонидовичу. Пусть сами выбирают. А лекторам – дополнительная нагрузка: пусть сумеют заранее завлечь! Можно и так: «вертушка» – одновременно на разных полянках выступают сразу три-четыре-пять «сообщенцев». Потом группы, внимающие им, меняют дислокацию, как в карусели. Так вы получите насыщенный и динамичный круг общения!

Кластер понятий, схема полученной информации. Школьников нужно настроить (да это вообще должно быть принято на всякой уважающей себя экспедиции и полевой школе!) на фиксацию в дневниках того, что сообщает эксперт. Причем, это лучше не конспект, а схема, кластер. Потом можно устроить конкурс – у кого внятнее, понятнее, красивее получилось записать (вывесить на общий флип-чарт)! Но при этом нужно, конечно же, заранее знакомить учеников с таким способом фиксации информации («в картинках, схемах, кластерах») и обучать их применению этого способа.

Ребенок должен почувствовать с приглашенными экспертами другую жизнь, другой стиль учебы по сравнению со школой! Старайтесь как можно сильнее разводить эти стили, делать их непохожими. Тогда дети и не заметят вовсе, что их кто-то чему-то учит.

Предусмотреть вовлечение разных групп детей – технофильных, биофильных, экофильных, гуманитариев, физиков и лириков и т.д. Сложная задача для эксперта любого уровня, но устремиться к её решению было бы замечательно! Бывали случаи, когда эксперт резко уклонялся в мир цифр и уравнений – и более половины детей сразу же впадали в ступор и оцепенение. Для них время лекции было потерянным временем.

Эксперт всяко должен (прямо даже вынужден) следить за стоянием аудитории. Видеть, чего не хватает – и тот ли уровень?! Иной взовьется к небесам, да так, что бедные дети его и не видят в ореоле славы и густой терминологии. И зачем тогда всё это? А усталость? А вовремя сказанная шутка? Короче, кто читал лекции перед незнакомой аудиторией – тот меня поймет.

Экспертами могут и должны выступать сами дети. Это очень правильное положение, но не всегда, увы, выполнимое на должном уровне. Последний нужно подтягивать, но если дети не будут выступать вообще, а только внимать чужим речам, то их уровень публичных лекторов навсегда останется низким. И о развитии говорить не придется.

Великие умы обсуждают идеи. Средние умы обсуждают события.

Мелкие умы обсуждают людей.

Строчки русского поэта Веневитинова, кстати, незаслуженно забытого, вынесенные в эпиграф этой подглавки, говорят нам о том, что на природу все смотрят, да не все понимают. Собственно, поэт подчеркнул один из наших главных изъянов в общении с природой – отсутствие наблюдательности и недостаток знаний. Именно эти лакуны и призваны помочь заполнить подростку-школьнику эксперты, привлеченные на летние экологические и естественно-научные школы.

СЛУЖБА МАЙОРОВ

В одиночку справиться с группой из тридцати бойких школьников чрезвычайно трудно. И физически, и психологически. Здесь нужны помощники. Особенно – в лесу, в полевых условиях. И таких помощников просто необходимо найти прямо в среде самих школьников.

Так мы изобрели службу майоров. Никакого особого открытия мы здесь, конечно, не сделали – ведь всякие вожатые, главные, старшины, старейшины и старосты были придуманы задолго до наших экспедиций. Но кое-какие отличия все-таки были.

Майора избирали сами дети. Он был почти всем хорошо знаком. Он был свой, но все-таки чуть старше остальных. И, главное, – опытнее. Мальчики избирали своего майора, девчонки – своего. Никакой военной атрибутикой здесь и не пахло, скорее, пахло большими синицами. Слово «майор (major)» – латинское, и обозначает оно просто-напросто «большой». Так, например, названа по латыни милая наша синичка, с белыми щечками и непоседливым поведением. Птичка умная и смелая. Эти качества очень были необходимы и нашим майорам, поэтому ум и смелость мы и выискивали (порой интуитивно) в школьниках. И когда находили – выбранный майор должен был оправдывать надежды всех остальных.

Майоры являлись посредниками между экспертами и всей группой. Иногда они были буферами между скандальными детьми и их тревожными родителями. Они являлись проводниками моих идей (как руководителя) в народные массы. Словом, внешне они выглядели как «вездесущие» ангелы (а порой и черти!), имеющие частичку ответственности за все события и дела, происходившие в экспедиции.

Вот маленький пример. Есть капризный и социально неадаптированный пацанчик. Никто его в группе всерьез не принимает, все пока еще чураются с ним дружбы. А тот назло словно бы постоянно совершает мелкие проступки, лезет на конфронтации, ссорится, с азартом идет «поперек всех». В комнате, где он живет (на базе) с еще шестью ребятами все время идут выяснения отношений, возникают обиды, претензии и кляузы. Майор, старше на 4 года этого «фрукта», забирает его к себе в комнату. Не силой, конечно, а – предлагая вначале играть в шахматы («фрукт» развитый и шахматы обожает). И там «диковатый» ребенок живет два дня и ночует две ночи. С майором они постоянно ведут какие-то диспуты, но не в форме конфликтов, а – заваривая особый имбирный чай и разбирая попутно шахматные партии. Забрать парня к себе в комнату «начальника» – поступок. Ребенок потом сам уйдет к своим, но этот жест руководителя будет помнить как важный и значимый. Не бояться делать такие «неестественные», непринятые, необычные жесты – вот одно из умений майоров!

Я лично не фанат дисциплины. Муштра и солдафонство мне претят. Распинать, ругаться, устраивать разборки полетов и уж тем более унижать прилюдно провинившихся я никак не могу. Меня выворачивает наизнанку в ситуациях, когда нужно даже просто кому-то попенять или мягко пожурить. Я молю, чтобы такие мгновения поскорее ушли в область прошлого. Так вот, майоры помогают мне держать дисциплину, не любя её. Силами этих умных школьников дисциплина постепенно взращивается в экспедиционной среде сама.

На марше и на стоянках мне не нужно напоминать всякий раз, что следует делать, а что делать не следует. Майоры с удовольствием (это нужно вычленить отдельно!) наводят порядок в группе – и организационно, и создавая атмосферу воодушевления и активных действий. Если бы это были взрослые люди, а ведь с нами идут и педагоги, знакомые детям, и эксперты, только что проведшие с детьми серию мастер-классов и экскурсий, порядка бы было значительно меньше. Так как подчиняться, а, главное, понимать по-умному, что это действительно нужно, дети охотнее будут майору. А не взрослым. Так как, прежде всего, в этом случае они не чувствуют дискриминации и навязывания чужой воли.

Обычно майоры сами очень любят свой функционал. Доказательством тому служит тот факт, что именно майоры ездят в наши экспедиции постоянно, из года в год. И даже если в новом сезоне дети выбирают нового майора, старичок остается в своем звании и при своих регалиях, активно помогая и ведя линию наставничества для новичка.

Напоследок еще раз всколыхнем память достославных древних китайских мудрецов:

«Конфуцианскую систему воспитания и образования по-своему развивали Мэн-цзы (Мэн Кэ) (ок. до н. э.) и Сюнь-цзы (Сюнь Куан) (ок. 313 – ок. 238 до н. э.). Оба они занимались обучением и имели много учеников. Мэн-цзы выдвинул тезис о доброй природе человека и поэтому определял цель воспитания как формирование добрых людей, обладающих высокими моральными качествами. Сюнь-цзы, наоборот, выдвинул тезис о злой природе человека и отсюда задачу воспитания видел в преодолении этого злого начала».

Словно про наших замечательных майоров написано! Именно этими двумя видами борьбы, собственно, они и занимаются: то воюют за доброе в ребенке, отсекая злые напластования, то в уже добром изначально вытягивают это добро за уши на ранее небывалые высоты. Это уж как посмотреть!

В конфуцианском учении о воспитании много мудростей, но они вполне просты и понятны сейчас, может быть, даже лучше, чем раньше, в древности. Потому как ребенок-то мало изменился со времен династий Цинь или Минь; он везде такой же и проблемы у него те же. Поэтому отношения с Учителями весьма традиционны, сколько бы реформаторы не сочиняли новых и новых систем и концепций.

      «Учиться без пресыщения, без устали», «Учиться и время от времени повторять изученное, разве это не приятно», «Учиться и не размышлять – напрасно терять время, размышлять и не учиться – губительно», «Если не можешь совершенствовать себя, как же сможешь совершенствовать других людей», «Если учиться в одиночестве, не имея товарищей, кругозор будет ограничен, а познания скудны».

      «Если не пресекать дурное, когда оно обнаружилось, то дурное не преодолеть»; «Когда благородный муж учит и наставляет, он ведет, но не тянет за собой, побуждает, но не заставляет, открывает пути, но не доводит до конца»; «Благородный муж в учении закаливается, совершенствуется, а отдыхая, приобретает знания в развлечениях»; «Если учиться, когда время ушло, то, как ни старайся, не добьешься успеха»; «Питай почтение к последовательности, постоянно служи своему долгу, и совершенство придет»; «Кто утвердится в учении, а наставник станет ему родным, тот будет получать наслаждение в обществе своих товарищей и верить в свою правду, он не изменит им, даже разлучившись с наставником и однокашниками».

А вот нашего мудреца А.С.Макаренко академические педагоги-«олимпийцы» обвиняли в «военизации». Прямо за ересь какую-то считали его изобретения! Речь идет о той системе приветствий, салютов, значков, вымпелов, эмблем, званий, общей формы одежды, строгого подчинения младших старшим, сложных и продуманных до мелочей наказаний и поощрений, педантичного следования распорядку дня (с горнами, побудками, общими сборами и т.д.), которую известный педагог-новатор вводил в структурах, руководство которыми выпало на его долю. Обвинялся бедный Антон Семенович в насилии «над свободой детей», в «аракчеевщине», в «командной педагогике», в уклонизме в сторону «буржуазных критериев» личности. Так и выжили его, между прочим, с места заведующего колонии им. Горького. Но – не сломили. Уверенный в своей правоте педагог перешел в другую организацию – трудовую коммуну им. Дзержинского – и там продолжил претворять в жизнь свои педагогические принципы. К чему это я? Да к тому, что «служба майоров» у нас весьма созвучна идеям великого новатора в педагогике.

Вот что пишет исследователь жизни и деятельности Макаренко А.Терновский:

«…Говоря о «военизации», Макаренко не случайно заключал это слово в кавычки. Военная атрибутика: приказы, рапорты, бодрый отклик «Есть!», трубач, играющий сбор, часовой у входа, знамена, оркестр, безукоризненный строй колонистов – всё это, как указывал Макаренко, представляло собой «небольшую игру, эстетическое прибавление к трудовой жизни, жизни все-таки трудной и довольно бедной». Правила этой игры соблюдали все – от заведующего до последнего «пацана». …Игра эта делала ребячью жизнь интереснее, красивее и незаметно для ее участников вырабатывала в них не только такие «внешние» стороны поведения, как точность и аккуратность, вежливость и подтянутость, но и качества, составляющие внутреннюю сущность каждого сознательного члена коллектива: организованность, дисциплинированность, чувство ответственности».

Очень много дельного заключено в этих мыслях (претворенных в жизнь, что особо важно!) и для нашей ситуации «детей в лесах». Ключевые понятия макаренковской педагогики – труд и коллектив, в нашем случае должны звучать так: лес и преодолеваемые трудности, но во многих смыслах они перекликаются и сходятся. Служба майоров – всего лишь один яркий штрих этой выстраданной и апробированной педагогической системы.

ПРАВИЛА

Не обязательно им, этим правилам, нужно следовать вам, дорогой читатель. Я написал их еще давно лично для себя. Думаю, у каждого педагога есть свод таких (подобных) правил и указаний, выстраданных и приобретенных опытным путем. Это – некий кодекс негласных установок, сидящий внутри каждого учителя. Не обязательно их публиковать и трубить о них всему миру. Но – иногда – бывает очень полезно взглянуть на этот чужой кодекс (или свод) со стороны и хотя бы несколько примерить к себе. Хуже точно не будет!

Лучше, чем говорить о детях со взрослыми, заниматься с самими детьми.

Самое действенное орудие, самый надежный инструмент выхода из любой неприятной ситуации – юмор. Хороший, мягкий, необидный юмор.

Практика, практика и еще раз практика. Только применение любых умозрительных конструкций и теоретических выкладок на реальной практической площадке может показать – верны ли они, либо никуда не годны. Поэтому не углубляйся в деятельность методиста и не ищи в ней отдохновения.

Внимательно слушай других, но делай свое дело, внося при надобности поправки. Следование за авторитетами – нетворческая работа; это путь копировального аппарата.

Общайся с ребенком на его уровне, но постоянно, каждый раз старайся эту планку поднимать хотя бы чуть-чуть.

У каждого ребенка должны быть трудности, спотыкания, ошибки, конфликты, обиды. Бесконфликтный и беспроблемный мир он нигде позднее не найдет. Опыт может прийти к нему только методом проб и ошибок. Нельзя учить избегать трудностей – нужно учить справляться с ними.

Старайся никого не критиковать. Делай своё дело, а люди пусть делают свои. Если не просят, то выносить вслух и публично суждения о других и их делах нет никакого смысла, они уйдут в пустоту или вызовут раздражение.

ЯЗЫК ПЕДАГОГИКИ

«Мы пришли научить вас декомпозиции компетенций и формированию фондов оценочных средств»

(из выступлений эксперта на мастер-классе в

Институте развития образования)

С детьми подавляющее большинство педагогов общается на вполне внятном языке. Обычно он, этот язык, до предела прост! «Отвечай! А голову дома не забыл?! Всем молчать! Петров, быстро развернулся ко мне! Объясняю второй раз. Сдавайте тетради. Звонок для учителя. Пиши объяснительную директору.». И т.д. Такой разговор, по разумению любого педагога, дети вполне понимают. И даже могут молчать в ответ, справедливо предполагая, что диалога, собственно, от них никто и не ждет. Сложно-подчиненными, витиеватыми предложениями с детьми общаться вообще не принято. Зачем? Только время попусту тратить! «Не соблаговолите ли, милостивый государь, взяться за решение вот этого чудесного проблемного упражнения? Взятие подобной научно-образовательной вершины способно принести Вам, сударь, не только весомую пользу, но и доставить неизгладимые впечатления от резкого повышения уровня самооценки…».

Зато между собой педагоги общаются на совершенно других языка. Если это обычные учителя, то разговор носит предметно-бытовой характер – и, в целом, мало отличается от типичных кухонных бесед встретившихся друзей-соседей за бутылочкой вина. Но если мы возьмем уровень выше, там, где царят методисты и настоящие светочи педагогики, «олимпийцы» (как их называл Макаренко), то там, на этом уровне педагогических небожителей стороннего слушателя и наблюдателя может попросту взять оторопь – это что они там лепечут-говорят??? На каком языке? Ничего не понятно совершенно!!!

Вот вам, к примеру, типовое определение из педагогического пособия:

«Вербализация – это сложная мыслительная процедура, осуществляемая как в процессе восприятия информации, так и в ходе ее переработки, требующая в качестве своей предпосылки осуществления ряда предварительных операций по преобразованию информации: ее упорядочения, выделения определяющих и зависимых параметров, более или менее существенных характеристик и др.».

Если напрячь мозги, то тут еще не всё так запущено – что-то «мыслительное» всё ж таки искрит и сверкает! Но бывают ягодки куда более развесистее!

«… Рассмотрим „компетенции“ как концепт, то есть понятие, сформировавшее особое концептуальное поле со своими измерениями и горизонтами. В качестве концепта этот термин был наложен на смысловую территорию в границах „знаний, умений, навыков“, с одной стороны, и „способностей, свойств“, с другой, откуда возникла вводящая в замешательство амбивалентность, выраженная в итоге в версиях „компетенций“ competencies и „компетентностей“ competences. В этом употреблении „компетенции“ обращаются в идеологему. В чем специфика идеологем? Это элементы педагогической идеологии, возникающие при определенных трансформациях  концептуальных прообразов. Понятия, имевшие полноту как  единство противоположностей, выхолащиваются до односторонней, „плоскостной“ трактовки. Концепты лишаются своих горизонтов…».

Кому такое пишется? Явно не детям. Явно – таким же специалистам, говорящим на таком же языке. Тарабарском. Который призван, возможно (это мое робкое предположение!) «закамуфлировать наукообразной формой и сложной, наполненной малопонятными неспециалистам терминами, фразеологией абсолютную пустоту содержания».

Зачем об этой проблеме я пишу здесь, в этой книге?, – спросит иной читатель. Да, есть этакая завитушка, и она существует во всех науках, куда же деться там без собственных «птичьих» диалектов? Они были всегда и будут!

Согласен. Но – есть одно большое НО. По крайней мере, я его вижу отчетливо. В ядерной физике, или кристаллографии подобный язык, на котором общаются два узких специалиста, никому ущерба нанести не может. Вся эта «тарабарщина» (так она воспринимается со стороны) нацелена на объект исследования. Для того, чтобы его, этот объект, поняли иные люди, существует целая армия «переводчиков» – людей, способных весь этот птичий щебет уложить в плоскость нормального, понятного всем языка. Таких «переводчиков» называют популяризаторами науки. Это очень хорошо, что они есть.

Но в педагогике-то, которая нацелена на ребенка, в конечном счете, какой смысл в таком языке? Мы лучше понимаем ребенка? Мы лучше понимаем цели и задачи педагога? То есть – живых субъектов (в отличие от распадающихся ядер, молекул и кристаллов). Мне лично кажется, что такой язык, который продолжает стремительно обрастать всем этим словесным ужасом (как днище корабля древоточцами), невероятными фразеологическими конструктами, за которыми – пустота, нужен педагогике самой, чтобы изобразить из себя полновесную науку! А это – не наука вовсе. Это – область практики. Где можно делать (именно – делать!) всё гораздо проще, понимая друг друга с полуслова.

И еще. Подобной чрезвычайно интересной «исследовательской» работой занята у нас гигантская педагогическая армия, львиная часть которой детей в глаза не видела. И близко их к себе не подпускала. Так и текут поныне две реки – педагогика теоретическая (с ужасно мутной и довольно ядовитой водой, в которой захлебнулось уже немало нормальных учителей) и педагогика практическая (именно в ней купаются все дети!), нигде, собственно, не сливаясь, параллельным курсом. Как Тигр и Евфрат. Правда, перед самым морем последние всё-таки сливаются вместе. Может, и у нас что-нибудь путное когда-нибудь получится от объединения высокой теории и реальной практики?