Текст книги "Соколиная охота"

– Какая польза тебе от моей смерти? – пожал плечами Бернард.

– А какая мне польза от твоей жизни?

– Пятьдесят тысяч денариев секретарь папской курии монсеньор Николай заплатил нам за смерть Воислава Рерика. Как видишь, нам не удалось убить варяга.

– И ты решил, Бернард, что я сделаю за вас эту грязную работу? – насмешливо спросил Рюэрг.

– А разве ты не для этого прибыл в замок Баракс?

– Нет, Бернард, ты ошибаешься. Меня прислали сюда для того, чтобы убить сеньоров, готовивших мятеж против своего короля.

Граф Септиманский был потрясен. Вот тебе и мальчишка Карл! Одним ударом он мог избавиться от всех своих врагов. Или это Юдифь решила вмешаться в ход чужой интриги? Но тогда следует признать, что ведьма из рода Меровингов умнее всех сеньоров Нейстрии, Франкии и Аквитании, вместе взятых. Хорошо еще, что ей не удалось довести свой замысел до конца. Роберт Турский и Эд Орлеанский все-таки ускользнули из расставленных ею сетей. Да и Бернард Септиманский пока еще жив, хотя жизнь его и висит на лезвии меча высокомерного графа Лиможского.

– Где деньги? – холодно спросил Рюэрг.

– Здесь, в замке Баракс. Я один знаю, где они лежат. Поклянись, что сохранишь мне жизнь, и ты их получишь.

Рюэрг скосил глаза на отца Теодульфа, который стоял ни жив ни мертв у раскрытого окна. Все-таки убийство священника легло бы тяжким грузом на далеко не безгрешную душу графа Раймона Лиможского. Впрочем, вряд ли бравый капитан испугался бы божьего гнева, но пятьдесят тысяч денариев были весомым аргументом в пользу человеколюбия.

– Хорошо, Бернард, клянусь, я отпущу тебя невредимым, но и ты должен молчать о том, что здесь случилось. Это и тебя касается, отец Теодульф.

– Я буду молчать, сын мой, – дрогнувшим голосом произнес священник.

День оказался для графа Септиманского все-таки удачнее, чем ночь и раннее утро, хотя бы тем, что он узнал цену собственной жизни. Все-таки пятьдесят тысяч денариев – хорошая цена за далеко не самую глупую голову в империи франков. Правда, очень может быть, что стоит эта голова гораздо дороже и граф Лиможский здорово продешевил, оценив ее в малую сумму. Но теперь Бернарду Септиманскому придется это доказывать не столько Раймону Рюэргу, сколько королю Карлу и императрице Юдифь.

Епископ Драгон был удивлен ранним визитом графа Орлеанского. Он уважал благородного Эда за ум, но отлично понимал, что у знатного сеньора могут быть интересы, отличные от интересов короля. Сегодня граф был чем-то взволнован. Это было заметно и по осунувшемуся лицу, и по рукам, затянутым в замшевые перчатки, которые теребили пояс, отделанный серебром. Эд был в дорожном плаще, несмотря на довольно теплую погоду, и в высоких кожаных сапогах, заляпанных грязью.

– На улице дождь? – удивился Драгон.

– Кажется, да, – поморщился Эд. – Я уезжаю, монсеньор. Зашел попрощаться.

– Но почему?

– Потому что сеньоры Вьенский, Анжерский и Септиманский сегодня ночью убиты, и мне бы не хотелось разделить их участь.

– Я тебя не понимаю, Эд! – растерянно всплеснул руками Драгон.

– Мы охотились на Сокола, монсеньор, и делали это с согласия короля. Но потом выяснилось, что охота идет на нас. Мы с графом Робертом едва унесли ноги от королевских мечников, которыми командовал Раймон Рюэрг. Теперь вы понимаете, монсеньор, почему я не могу оставаться в Париже.

– Так это Рюэрг убил сеньоров?

– Нет, монсеньор, их убил Воислав Рерик. Мы должны были напасть на него с тыла, а графу Раймону оставалось только добить тех, кто уцелеет в этой бойне. Я понял это в самый последний момент, и вот почему я перед вами. А те, кто оказался менее сообразительным, так и остались лежать в замке Баракс.

– А Воислав Рерик?

– Он обманул всех. Но если он и вернется в Париж, то только вместе со своими варягами. И тогда пусть бог помогает королю Карлу, ибо на помощь сеньоров Нейстрии, Франкии и Аквитании он вряд ли сможет рассчитывать. Не смею больше обременять вас своим присутствием, монсеньор. Всего хорошего.

Граф Эд круто развернулся на пятках и стремительно покинул покои епископа. Драгон поднял было руку, чтобы его остановить, но потом бессильно уронил ее на стол. Король Карл поторопился. Для епископа не было тайной, что сеньоры организовали заговор. Они не собирались устранять Карла, всего лишь хотели сделать его своей марионеткой. Именно поэтому Драгон спокойно смотрел на их суету. Главную опасность для Нейстрии и империи франков он видел не в мятежных сеньорах, а в залетном варяге, который в создавшейся непростой ситуации мог прибрать к рукам не только юного короля, но и императорскую корону, которая после поражения Лотаря валялась в пыли. Карл, похоже, решил одним ударом решить все свои проблемы, устранив и Рерика, и мятежных сеньоров. Увы, ему это не удалось. И эта ошибка может ему очень дорого стоить.

Драгон не стал торопиться. Король Карл должен был дозреть до понимания того, что без опытного наставника ему не выйти из сложившейся ситуации. Поражение еще можно было превратить в победу, но для этого потребуются жертвы, в том числе и от самого Карла. Власть требует ума, опыта и трезвого расчета, а такие качества редко встречаются в людях молодых и обуреваемых страстями. Зато неглупый юноша может воспользоваться услугами мудрого советника, надо только смирить себя и осознать уязвимость своего положения.

Карл прислал за Драгоном через двадцать дней. Ровно столько времени ему понадобилось, чтобы уяснить то, что казалось очевидным опытному епископу – катастрофа не за горами. Еще один камень, неосторожно сброшенный с горы, может привести к обвалу, под которым будут погребены все надежды и стремления юного короля.

Карл был мрачен и, судя по всему, подавлен свалившимися на него бедами. Что и неудивительно. Он слишком рано решил, что может править один. Восемнадцать лет – это очень мало для короля.

Королевский замок был почти пуст. Вассалы покинули своего государя в трудный час, но это как раз был тот случай, когда епископ Драгон не стал бы их за это винить.

– Из Аквитании пришли дурные вести, – Карл жестом указал епископу на кресло, а сам остался стоять у открытого окна, скрестив на груди руки.

В зале, кроме короля и Драгона, больше никого не было, так что можно было говорить без стеснения.

– Пипин? – спросил Драгон.

– Да. Коннетабль вынужден был уступить ему Тулузу, ибо на стороне Пипина и Бернарда Септиманского выступили все сеньоры Аквитании.

– Бернард, значит, уцелел, – задумчиво проговорил епископ.

– К сожалению.

– Ты действовал опрометчиво, друг мой.

– Я всего лишь хотел опередить мятежников. И разве измена Бернарда Септиманского не является подтверждением моей правоты, монсеньор?

– Она является подтверждением твоей опрометчивости, государь, и не более того. Ты слишком доверился своим неопытным советникам, и они тебя подвели. Разве не так? Раймон Рюэрг – человек преданный, но он слишком молод, чтобы правильно оценить ситуацию.

– Рюэрг тут ни в чем не виноват, – холодно отозвался Карл. – Решение принимал я.

– Похвально, государь, что у тебя достало мужества признать свои ошибки.

– И в чем же я ошибся, монсеньор? Не ты ли говорил, что Воислав Рерик готовится захватить власть?

– Я этого не отрицаю, государь. Но разве ты устранил Рерика? Где сейчас находится этот человек?

– Он передал крепости Дакс и Беллоу коннетаблю Виллельму и увел своих варягов.

– Куда увел?

– Не знаю, монсеньор. По слухам, он собирается напасть на Севилью.

– На тебя он собирается напасть, государь, – поправил короля епископ Драгон. – Варяги никогда не прощают обид. Ярл Рерик слишком умен, чтобы не разгадать твой план. И уж конечно, он догадался, что его родович Лихарь Урс был убит если не по твоему приказу, то с твоего согласия.

– Нас предал Гарольд.

– Ты в этом уверен, государь?

– Так, во всяком случае, утверждает Раймон Рюэрг. Он один знал о подземном ходе, ведущем в замок Баракс. Если бы не Гарольд, то я бы добился успеха, монсеньор.

Епископ не был в этом уверен, но опровергать Карла не стал. Юный король и без того был расстроен своей неудачей, и мудрому Драгону следовало пощадить его самолюбие. Впервые король решил действовать по своему разумению и, увы, оплошал. Подобный казус мог случиться и с куда более искушенным человеком, но Карлу в любом случае следует уяснить, как дорого обходится ошибка короля для его подданных.

– Теперь уже поздно искать виноватых, государь. Пришла пора исправлять допущенные ошибки.

– Что ты предлагаешь, монсеньор?

– Тебе следует вернуть Тинбергу в замок, – спокойно сказал Драгон. – Она королева и твоя законная жена.

– Она еретичка! – вскинул голову Карл.

– Она дочь Герарда Вьенского и сестра графа Тьерри Вьенского, который по твоему указу наследует отцу. Я говорил с молодым графом Тьерри, он готов все забыть и присягнуть тебе на верность. В конце концов, ты, государь, в смерти его отца неповинен, и Тьерри готов отбросить все домыслы, порочащие твое имя, но только в том случае, если ты защитишь честь его сестры и своей жены, благородной Тинберги.

Карл побурел от злости, казалось, он готов был сейчас обрушить на седую голову Драгона не только гнев, душивший его, но и кулаки. Епископ смотрел на юного Карла с интересом. Государь, не способный обуздать себя в трудную минуту, обречен. Ибо власть – это не только сила, но и компромисс. Всевластен и всесилен в этом мире только бог, и любой смертный, даже носящий на голове корону, обязан помнить это всегда.

– Юдифь должна уйти в монастырь, – спокойно продолжал Драгон. – Это непременное условие твоего примирения с сеньорами Нейстрии.

– А если я не соглашусь? – выдохнул Карл, с ненавистью глядя на епископа.

– Тогда ты потеряешь не только Аквитанию, но и Нейстрию, государь. Не забывай, Карл, мы еще не заключили договор о разделе империи с Лотарем и Людовиком. И папа Евгений не скрепил его своей подписью. А это значит, что ты в любой момент можешь потерять все.

– Ты предлагаешь мне предать мать?

– Я предлагаю тебе ее спасти, – спокойно отозвался Драгон. – Твое падение обернется для нее приговором. Никто не скажет ни единого слова в защиту меровингской ведьмы. Я получил письмо от Эббона Реймского. Епископ требует суда над Юдифью. Того же мнения придерживается и епископ Эброин. Твое промедление, государь, может обернуться для нас катастрофой.

Карл со стоном опустился на лавку и прикрыл лицо руками. Драгон его не торопил. Если этот мальчик устоит сейчас, то епископ может с легким сердцем сказать, что король в Нейстрии есть. Ну а если он сломается, то его уже не спасет никто, даже Господь.

– Я должен сам сказать ей об этом? – Карл поднял на Драгона глаза, полные слез.

– Нет, государь, с твоего разрешения, это сделаю я. Так будет лучше и для нее, и для тебя.

– Хорошо, монсеньор, я согласен.

Глава 6
Мятеж в Аквитании

Бернард Септиманский был удивлен, встретив в крепости Готентод, давно уже занятой Пипином, старого своего знакомого бека Карочея. Хазарский посол, как вскоре выяснилось, выполняя волю монсеньора Николая, привез в Аквитанию сто тысяч денариев для Пипина. Судя по всему, папская курия и император Лотарь, потерпев сокрушительное поражение в войне, теперь пытались с помощью интриг и подкупа расстроить и без того далеко не сплоченные ряды своих противников. В этом плане молодому и вздорному Пипину отводилась немалая роль.

Надо признать, что правнук великого Карла пока что оправдывал надежды своих покровителей. Под его рукой было уже пять тысяч хорошо обученных головорезов, готовых идти за своим щедрым предводителем хоть на край света. Справедливости ради следует отметить, что и ситуация в Нейстрии сыграла на руку Пипину. Варяги покинули крепости Дакс и Беллоу. Коннетабль вынужден был оставить Тулузу, ибо не смог бы противостоять Пипину в городе, уже охваченном волнением. Сеньоры Аквитании, видимо, решили, что настал их час поквитаться с младшим сыном императора Людовика и вновь обрести свободу, утерянную когда-то. Легкомысленный Пипин в качестве сюзерена их вполне устраивал, и они без споров вливались в ряды его армии, растущей как снежный ком. Тулуза упала к ногам герцога Пипина, как созревший плод. За ней последовала Септимань, родина графа Бернарда. В течение полумесяца вся Аквитания оказалась в руках благородного Пипина, который с каждым новым успехом все более наливался спесью.

Под контролем короля Карла оставались только две крепости, Беллоу и Дакс, но особой опасности для Пипина они не представляли, ввиду малой численности своих гарнизонов. Старому коннетаблю оставалось лишь супить брови и с надеждой смотреть в сторону Парижа, где король Карл никак не мог договориться с сеньорами Нейстрии и Франкии. Крепости Дакс и Беллоу со всех сторон были обложены сторонниками Пипина, и их падение было всего лишь вопросом времени.

Попав в родную среду, Бернард Септиманский не забыл о понесенных потерях, но очень быстро пришел в себя. Все-таки опыт – великая вещь. Поэтому граф Бернард, бывший когда-то доверенным лицом императора Людовика Благочестивого и державший в своих руках империю франков, очень быстро доказал своему племяннику Пипину, как полезно иметь под рукой сведущего человека. Еще быстрее он нашел общий язык с беком Карочеем и уважаемым рабби Симеоном. Через загребущие руки графа Бернарда потекли немалые средства, и, будучи человеком разворотливым, он без труда компенсировал потери, понесенные в замке Баракс. Надо отдать должное императору Лотарю, папе Евгению и особенно монсеньору Николаю, они очень быстро сообразили, какую выгоду могут получить от беспорядков в землях короля Карла, а потому и не жалели денег для мятежников.

Что же касается герцога Аквитанского, то он щедрой рукой раздавал сеньорам не только деньги, но и земли, закрепляя их за владельцами на вечные времена. Его политика вызвала восторг у сеньоров не только Аквитании, но и Нейстрии и Франкии. За короткий срок Пипину удалось собрать под своей рукой армию в пятнадцать тысяч человек. Он уже подумывал о том, чтобы предъявить ультиматум коннетаблю Виллельму, но как раз в этот момент пришло известие, что король Карл наконец договорился с сеньорами Нейстрии и двинул свою наспех собранную армию в мятежную Аквитанию. Люди говорили, что для этого ему пришлось помириться с королевой Тинбергой и отправить в монастырь свою мать, неукротимую Юдифь. Теперь в Нейстрии всем заправлял епископ Драгон, противник, бесспорно, опасный, но, по мнению Пипина Аквитанского, очень посредственный полководец.

Дабы не дать возможности королевской армии объединиться с гарнизоном крепости Дакс, где в это время находился коннетабль, Пипину пришлось снять осаду с крепости Беллоу и сосредоточить свои войска в одном месте. Если верить лазутчикам, то численность королевской армии не превышала десяти тысяч человек. Всего же под рукой Карла, включая гарнизоны крепостей Дакс и Беллоу, насчитывалось четырнадцать тысяч воинов. Сила немалая, что и говорить. К тому же епископ Драгон явно рассчитывал на то, что если сеньоры Аквитании не поддержат своего законного короля, то это сделают жители Тулузы, Бордо и Септимани.

К счастью для мятежников, ни один из городов Аквитании не открыл перед Карлом ворота, зато городская верхушка в лице богатых купцов и ремесленников выразила горячую поддержку герцогу Пипину. Королевская армия вынуждена была остановиться у границ мятежной провинции, неподалеку от крепости Дакс.

По слухам, епископ Драгон обратился за помощью к королю Людовику, но Тевтон, похоже, не собирался таскать каштаны из огня для своего младшего брата. Поражение Карла было выгодно его старшим братьям, которые, устранив опасного конкурента, могли бы потом без помех разделить империю франков на две части. Правда, в этом случае им пришлось бы договариваться с Пипином, но, видимо, Лотарь и Людовик не считали племянника серьезным противником, но, между прочим, совершенно напрасно.

За короткое время Пипин сумел проявить себя опытным политиком, в случае победы над Карлом он рассчитывал удержать под своей рукой не только Аквитанию, но и Нейстрию с Франкией. Для этого ему следовало всего лишь договориться с наиболее влиятельными сеньорами, то есть Эдом Орлеанским, Робертом Турским и Тьерри Вьенским. Все они вроде бы поддались агитации епископа Дагона и присоединились к армии короля, но и у Пипина, и у графа Септиманского были основания сомневаться в их верности младшему сыну покойного императора.

Переговоры с сеньорами графу Бернарду, получившему от племянника широчайшие полномочия, пришлось взять на себя. Надо признать, что Эд Орлеанский и Роберт Турский практически сразу же откликнулись на тихий призыв графа Септиманского. Встреча трех старых друзей состоялась неподалеку от грязной и бедной деревушки на берегу реки Луары. Место было живописнейшее, погода располагала к общению на свежем воздухе, так что сеньоры, не желающие мозолить глаза посторонним, устроились прямо на траве, под столетним дубом. Граф Септиманский разлил по глиняным кружкам привезенное с собой вино. Эд и Роберт высоко оценили и дружеский жест Бернарда, и качество божественного нектара, предложенного им для пирушки.

– Я рад, Бернард, что тебе удалось вырваться из западни, устроенной королем Карлом, – отсалютовал собеседнику кружкой, наполненной до краев, граф Орлеанский.

– Я не вырвался, дорогой Эд, я откупился, – усмехнулся граф Септиманский. – Мне пришлось заплатить за свою жизнь пятьдесят тысяч солидов.

При этих словах Роберт Турский едва не захлебнулся вином. Бернарду пришлось похлопать его по спине, чтобы к графу вновь вернулось дыхание, утерянное от изумления.

– Кому? – спросил Роберт, вытирая слезящиеся глаза рукавом.

– Раймону Рюэргу, естественно, – пожал плечами граф Септиманский.

– Что я тебе говорил, Роберт! – с досадой хлопнул замшевой перчаткой по кожаному сапогу граф Орлеанский. – Если бы мы сунулись в замок Баракс, то это была бы последняя авантюра в нашей жизни.

– Вне всякого сомнения, – охотно поддержал Эда граф Бернард. – Ваши жизни, сеньоры, в ту ночь висели на волоске, как и моя. Давайте выпьем за то, чтобы души Герарда Вьенского и Гонселина Анжерского нашли дорогу в рай. Все-таки пали эти благородные господа от руки язычников, защищая не только свой интерес, но и христианскую веру.

– Это был Воислав Рерик? – пристально глянул на Бернарда граф Орлеанский.

Теперь уже наступил черед графа Септиманского кашлять и захлебываться вином.

– Эд, это не человек, а дьявол, – прохрипел Бернард. – Оборотень! Наши мечники падали бездыханными, не успев даже меч поднять в свою защиту, а по замку носились хвостатые и рогатые твари, которые рвали их когтями и зубами. Мы с отцом Теодульфом спаслись чудом и божьим промыслом.

– А ты не преувеличиваешь? – нахмурился граф Турский.

– Я тоже сомневался, дорогой Роберт, когда бек Карочей рассказывал нам о Черном Вороне, – вздохнул Бернард. – А граф Гонселин Анжерский даже смеялся. Где теперь Гонселин? Где теперь граф Герард Вьенский, который, на свою беду, решил окрестить оборотня, дабы спасти свою падшую дочь? Лихарь Урс восстал из гроба и задушил его на моих глазах. И если вы думаете, что я преувеличиваю, то спросите обо всем отца Теодульфа.

Рассказ Бернарда произвел на сеньоров Орлеанского и Турского очень большое впечатление. Ведь именно Роберт Турский долго упрекал графа Эда за то, что тот раньше времени покинул поле несостоявшейся битвы. Это он склонил своего друга к союзу с королем Карлом, ибо не верил, что в мальчишеской душе может таиться столько коварства. А теперь вдруг выяснилось, что Эд Орлеанский во всем прав и это его предусмотрительности обязаны жизнью оба они и их мечники. Было от чего чесать затылок Роберту Турскому.

– Карл – сын ведьмы, – напомнил сеньорам граф Септиманский. – А если мать путается с пособниками дьявола, то сыну трудно сохранить душу в чистоте.

– Я не могу понять, зачем ей это понадобилось, – покачал головой упрямый Роберт Турский.

– А ты уверен в том, что Карл сумел бы одержать победу под Фонтенуа без пособничества темных сил? – тихо спросил Бернард Септиманский. – По-моему, епископы слишком уж поспешно назвали эту битву божьим судом, не выяснив до конца всех обстоятельств дела. Но я надеюсь, что они изменят свое решение, выслушав наши показания и показания отца Теодульфа, который, кстати, отправился в Реймс, чтобы рассказать епископу Эббону о страшном происшествии в замке Баракс.

Графы Орлеанский и Бретонский переглянулись. Они уже сообразили, откуда дует ветер. Итоги битвы при Фонтенуа были невыгодны императору Лотарю и папе Евгению. Надо полагать, эти двое приложат максимум усилий, чтобы лишить своих противников преимуществ, завоеванных в результате войны. Для этого им всего лишь надо объявить, что не бог помогал в той битве Карлу, а дьявол, и привести в подтверждение своих слов неопровержимые доказательства. А этих доказательств набралось уже столько, что их хватит не только для епископского суда, но и для Вселенского собора.

– Зачем вам, сеньоры, цепляться за обреченного Карла, проклятого не только людьми, но и богом? – продолжал граф Септиманский. – Вы рискуете потерять не только жизни, но и души.

– Бернард прав, – обернулся к Роберту граф Орлеанский.

– Остается выяснить, чем же Пипин лучше Карла, – пожал плечами граф Турский.

– Пипин готов признать ваши наследственные права на земли, которыми вы сейчас владеете по милости Карла, но только в том случае, если вы признаете его права на Нейстрию и Франкию.

Предложение было соблазнительным, это признали оба графа. В конце концов, Пипин был правнуком Карла Великого и внуком Людовика Благочестивого, и только преждевременная смерть отца лишила его возможности сразу и в полный голос заявить о своих правах. Устранение Карла неизбежно приведет к возвышению Пипина, ибо в этом заинтересованы сеньоры Аквитании, Франкии и Нейстрии, которым в противном случае придется идти на поклон к Лотарю и Людовику Тевтону. Нет, что ни говори, но из всех троих молодой и беспечный Пипин – самая подходящая для сеньоров кандидатура.

– А что мы можем обещать от имени Пипина графу Тьерри Вьенскому и его многочисленной родне? – спросил Эд Орлеанский.

– Им достанется Прованс. Король Пипин готов подтвердить права графа Тьерри на земли, доставшиеся тому от отца. Кроме того, в случае смерти Карла или пострижения его в монахи Пипин готов подумать о браке с прекрасной Тинбергой, если, конечно, у графа Вьенского не найдется для него другой сестры.

– Боюсь, что Пипину придется удовольствоваться Тинбергой, если он хочет заслужить расположение графа Тьерри и нейстрийских сеньоров, – усмехнулся граф Орлеанский. – Кроме всего прочего, Тинберга беременна, и если Пипин сделает своим наследником ее сына, то это привлечет на его сторону и сторонников Карла. В противном случае Пипин обретет множество врагов, которые объявят своим вождем этого сына Карла, пока еще не родившегося.

– У меня есть большие сомнения в том, что отцом младенца является Карл, – попробовал возразить Бернард.

– В данном случае это не имеет никакого значения, – отрезал граф Орлеанский.

Пораскинув умом, граф Септиманский пришел к выводу, что благородный Эд прав. И дело тут не в похотливой королеве Тинберге, которая может родить и девочку, а в сеньорах Нейстрии и Франкии, которым замена Карла на Пипина может прийтись не по вкусу. Женитьба правнука Карла Великого на дочери покойного Герарда Вьенского позволит предотвратить волнения среди сеньоров и выбить знамя мятежа из их рук.

– А где сейчас находится Воислав Рерик? – спросил Бернард.

– По нашим сведениям, он ушел вниз по Луаре, миновал Орлеан и Анжер и сейчас находится в Нанте, – сказал граф Турский. – Именно там он готовит свои драккары для похода на Севилью.

– Опасное соседство для Франкии.

– Если Рерик и станет мстить, то скорее Карлу, чем нам с Робертом, – не согласился с Бернардом граф Орлеанский.

– Ты думаешь, что он уже узнал всю правду? – нахмурился граф Септиманский.

– В замке Баракс было немало осведомленных людей, а варяги умеют развязывать языки и мстить за своих родовичей. На твоем месте, Бернард, я бы позаботился о собственной безопасности.

Совет был весьма дельный, но Бернард не спешил благодарить за него. В данную минуту его волновали другие проблемы. Для начала следовало посчитаться с Карлом, коварно подставившим под мечи варягов преданных ему сеньоров, а потом очередь дойдет и до Воислава Рерика, если, конечно, оборотень к тому времени не уберется из Нанта.

– Ты предлагаешь нам перейти на сторону Пипина прямо сейчас? – спросил граф Орлеанский.

– Ни в коем случае, сеньоры, – замахал руками Бернард. – Нам нужно выманить из крепости коннетабля Виллельма и похоронить здесь, под Даксом, и Карла, и Драгона. Иначе все наши планы просто рухнут.

Выслушав графа Септиманского, вернувшегося с переговоров, Пипин довольно усмехнулся и дружески похлопал дядю по плечу. Таким новостям обрадовался бы любой человек, обладающий мозгами! Граф Бернард принес ему победу в еще не состоявшейся битве. Было бы совсем хорошо, если бы дорогой племянник и далее не забывал, кому он обязан успехом своих начинаний. На многое Бернард не претендовал, ему вполне хватило бы и того, чтобы родная Септимань, которая находилась на самом юге владений новоявленного короля Пипина, на веки вечные осталась бы в распоряжении его дяди. Бернард Септиманский был сравнительно молод и рассчитывал еще лет двадцать пять, по меньшей мере, пользоваться доходами с этих воистину райских земель и передать их потомкам, когда придет срок.

– Я не забуду твоей услуги, дядя Бернард, можешь не сомневаться.

Граф очень надеялся на это. А если память все-таки подведет дорогого племянничка Пипина, то у Бернарда всегда будет возможность напомнить королю о взятых на себя обязательствах. В этом ему помогут сеньоры как Нейстрии, так и Аквитании.

– А ты уверен, Бернард, что сеньоры тебя не подведут? – спросил у графа Септиманского озабоченный Карочей.

– Почти да, – криво усмехнулся граф, слегка уязвленный тем, что заезжий бек столь близко к сердцу принимает интересы его племянника.

Этот невесть откуда взявшийся скиф был очень опасным человеком, и Бернарду достало ума это понять. Каким-то непостижимым образом хазарский посол сумел проникнуть едва ли не во все тайны франкской империи и очень ловко распорядился полученными сведениями, став доверенным лицом не только императора Лотаря, но и монсеньора Николая. Конечно, этот человек хлопотал об интересах рахдонитов, людей далеко не бедных и в силу этого обстоятельства игравших немалую роль во франкской империи еще со времен Меровингов, но тут было и еще нечто, настолько важное для бека Карочея, что он вот уже почти год мотался из конца в конец франкской империи, пытаясь ухватить за хвост все время ускользающую птицу удачи.

Граф Септиманский не удержался и задал интересующий его вопрос прямо в лоб ласково улыбающемуся скифу.

– Мне нужен этот человек, граф Бернард, – холодно отозвался бек Карочей, сразу перестав улыбаться.

– Ты имеешь в виду Воислава Рерика?

– Да, – кивнул головой скиф. – Ты слишком рано списал его со счетов, дорогой Бернард. Воислав Рерик теперь не уйдет из империи, не отомстив за смерть Лихаря Урса. Он должен отправить к богу Велесу всех, кто так или иначе причастен к этой жуткой истории. Нельзя безнаказанно убить Шатуна, граф, поверь слову старого скифа. Тебе никогда не попадался на глаза этот знак?

Карочей провел по столу извилистую черту, а потом с силой воткнул в дерево свой кинжал, искусно украшенный золотом и драгоценными каменьями. Ошарашенный граф Септиманский перевел глаза со стола на скифа.

– И что означает этот знак, благородный бек?

– Твою смерть, благородный граф, – спокойно сказал Карочей. – Если увидишь его поблизости от себя, то беги куда глаза глядят. Это будет означать, что тебя объявили драконом, и все боготуры и ротарии сочтут за честь отправить тебя по месту назначения, то есть в навий мир.

– Ты преувеличиваешь, дорогой друг, – нахмурился Септиманский.

– Отнюдь нет, граф. Пока живы братья Рерики и боготур Драгутин, тебе не будет покоя.

– Ко мне подошлют наемных убийц?

– Нет, граф. Дракона должен убить либо боготур, либо ротарий. Иначе зло, которое ты носишь в себе, расползется по всему миру. Извини, благородный Бернард, но таковы обычаи и представления язычников.

Граф Септиманский был уверен в том, что хитрый бек просто пытается его напугать. Хазарскому послу нужен союзник, чтобы посчитаться со своим старым врагом Воиславом Рериком, а Бернард, человек далеко не глупый и влиятельный, подходит на эту роль как нельзя более. Разумеется, он сделает все возможное, чтобы обезопасить себя от происков варяга, но это вовсе не означает, что он всю оставшуюся жизнь будет плясать под дудку хитроумного бека Карочея. В конце концов, у графа Бернарда есть куда более важные дела, чем погоня за Варяжским Соколом.

Пипин Аквитанский первым двинул свои войска на короля Карла, но потом, словно испугавшись противника, отступил назад едва ли не под самые стены Дакса. Занятая им позиция была абсолютно проигрышной. Пипин не только подставил свою армию под удар наступающей кавалерии Карла, но и не позаботился о тыле, чем не замедлил воспользоваться коннетабль Виллельм, бросивший на аквитанскую пехоту своих хорошо обученных копейщиков. Кавалерия Карла рассекла надвое боевые порядки Пипина и едва ли не на полном скаку вклинилась в наступающую фалангу коннетабля Виллельма, расстроив ее ряды.

Коннетабль, доселе спокойно наблюдавший за ходом битвы с небольшого пригорка, пришел в ярость и поскакал навстречу графу Тьерри Вьенскому, возглавлявшему атаку нейстрийской кавалерии. По мнению благородного Виллельма, граф вел себя как последний растяпа. Вместо того чтобы атаковать правый фланг аквитанцев сжатым кулаком, он рассыпал кавалеристов по всему обширному полю, сделав их легкой добычей лучников и арбалетчиков, не говоря уже о том, что помешал фаланге коннетабля ударить в тыл аквитанцам. Увы, старому коннетаблю не удалось добраться до молодого графа. Прилетевшая невесть откуда стрела клюнула его в глаз, и благородный Виллельм умер раньше, чем успел сообразить, что его предали.

К сожалению, этого не понял и епископ Драгон, возглавлявший армию Карла. Он слишком понадеялся на Роберта Турского, который должен был поддержать наступление пехоты с фланга. Но граф Роберт почему-то медлил, что позволило кавалерии Пипина, уже практически смявшей фалангу коннетабля, развернуться и обрушиться всей своей мощью на растерявшихся нейстрийских пехотинцев. Дабы спасти положение, Драгон лично возглавил атаку конной королевской дружины, но и эта отчаянная попытка мало что изменила на поле битвы. Граф Орлеанский проявил неожиданную робость и отступил под довольно слабым напором аквитанцев, чем поставил епископа в безвыходное положение.