Текст книги "Реинкарнатор"

Леонидовна. – Его он тоже продал?

– А я откуда знаю? – пожал плечами Валерий Яковлевич. – Что мне Виктор Николаевич рассказал, то я тебе и передаю.

Он задумчиво посмотрел на холодильник, потом искоса глянул на жену. Анна Леонидовна старательно делала вид, что не замечает немых намеков мужа.

– Не нравится мне этот Маковецкий, – неожиданно сменила она тему. – Какие-то серые у него стихи. Я в книжном магазине все его сборники выкупила. Целый день читала и никакого удовольствия, кроме головной боли, не получила. И люди о нем не особо отзываются.

– Зато пробивной, – возразил Брюсов. – Был бы тряпкой, кто бы его печатал? А раз печатают, значит, умеет человек за себя постоять. Поэтов много, печатают не всех. Если человек печататься может, значит, способный он, такой в нашем мире выживет!

– Три тысячи… – вздохнула жена.

– А что делать? – философски ответил супруг. – Можно, конечно, что-нибудь и подешевле подобрать. Но ты ведь помнишь, что Ашот Каренович всегда говорил: «Я не настолько богат, чтобы покупать деловые вещи». На всю жизнь ведь берем, как говорится, на вырост. А возьмешь что-ни-будь деловое, кончится все это ГПТУ или спецшколой для дефективных детей, а я уже не при делах буду. Сама потом наплачешься!

– Шубу я себе хотела купить, – снова вздохнула Анна Леонидовна.

– А вот тут, милая, выбирать придется, – развел руками Валерий Яковлевич. – Либо шубу, либо новую душу сыну. На все сразу моего магазина не хватит.

– Значит, берем? – прикинула Анна Леонидовна.

– Как скажешь, – благодушно сказал Брюсов.

– Тогда звони ему завтра с утра. – Анна Леонидовна встала и утицей прошлась по кухне. – И вот еще что… Я сегодня, Лерочка, на рынке была, там народ капусту свежую-мешками хватал. Серьезные люди брали. А милиционеры, те вообще всю свою будку капустой доверху забили. Ты же знаешь, они свою зарплату по пустякам тратить не станут. Ты бы позвонил Гиви, может, он знает, что там с капустой происходит! Вдруг неурожай какой или наши идиоты по контракту все на Запад поставили!

– Завтра сразу же и выясню, – пообещал мэр супруге. – Прямо с утра. И этому… реинкарнатору… с утра позвоню.

На кухню вошел озабоченный и хмурый Мишутка. Был он в серых шортиках и футболке с изображением Микки-Мауса. Волосы на головке кудрявились. Немного посопев, он обратился к отцу:

– У меня бумага кончилась. Надо купить.

– Завтра купим, Мишенька, – ответила за отца мать.

– И фломастеры, – строго глянул на нее сын. – Я Глазунова дорисовывать буду, такую хренотень наш уважаемый классик изобразил, смотреть стыдно.

– Мишутка, – сказал прочувствованно Валерий Яковлевич. – Улыбнись, сынок. Что ты хмурый такой, как бука?

– А чего радоваться? – пасмурно глянул на него мальчуган. – Тебе хорошо, принял сто пятьдесят и кайфуешь. А тут мать хуже всякого жандарма. Три дня даже пивка не глотнул. Живу, как в Туруханском крае. Ладно, – мужественно и стоически сказал он. – Вырасту, тогда и оторвусь! Старчески сутулясь и заложив руки за спину, он ушел в свою комнату.

Анна Леонидовна застелила свежими простынями постель. Валерий Яковлевич лег и включил телевизор, ожидая начала «Криминального канала». К его удивлению, про кровожадных баранов в передаче ничего не было, видимо, зрителей предупредили еще в последних известиях. Заявленную ОРТ «Полицейскую академию» Валерий Яковлевич смотреть не пожелал, у него все фильмы на видеокассетах были, а по первому каналу комедию то и дело прерывали рекламой прокладок с крылышками и пищевых кубиков «Галлины Бланка», которые нормальный человек не взял бы в рот даже под угрозой расстрела.

Анна Леонидовна закончила свои домашние дела и грузно легла рядом. Некоторое время она ворочалась и тревожно вздыхала.

Заявление сына встревожило родителей. Анна Леонидовна и Валерий Яковлевич молчали и растерянно переглядывались. При голубоватом свете ночника лицо супруги бьйй" совсем молодым. В уголках глаз Анны Леонидовны медленно набухали крупные, как дождинки, слезы.

– Оторвется, – подтвердила она слова сына. – Очень он у нас целеустремленный! Если задумал, выполнит обязательно.

– Слушай, – Валерий Яковлевич хозяйственно положил руку на грудь жены, а может, зря суетимся? Станет наш Мишутка большим художником вроде Шемякина, портреты наши нарисует. Будем с тобой в Третьяковке висеть, а искусствоведы о нас рассказывать будут…

Грудь под его рукой мягко заколыхалась, и Анна Леонидовна, часто дыша, погасила ночник и повернулась к стене.

– Ты права, Анечка, медлить нельзя, – по-своему понял ее волнение муж. – Завтра же буду звонить. Надо спасать ребенка.

Однако они еще долго не могли уснуть и со страхом прислушивались к звукам, доносящимся из комнаты сына. Михаил Валерьевич Брюсов по слогам и с нецензурными, но меткими комментариями читал «Записки президента». Валерий Яковлевич облился холодным потом – в семье рос отчаянный диссидент.

Глава 16

В сауне было жарко.

Куретайло постарался: на грубом деревянном столе лежала зелень, краснели помидоры и сладкий перец, по тарелкам были разложены нежный розовый карбонад и копченая колбаса. Желтел надрезанный копченый лещ, рядом с которым темнели стеклянными запотевшими боками бутылки пива. В центре стола рядом с тонко нарезанным ржаным хлебом стояли две бутылочки «Смирновской» – непременного украшения банного стола.

В углу на большом круглом подносе медленно закипал расписанный под «хохлому» самовар.

Губернатор Царицынской области Иван Николаевич Жухрай закутался в простыню, глотнул пивка и командным басом приказал терпеливо ждущему полковнику Иванову:

– Докладывай, орел ты наш краснознаменный. Что там Даосов, как себя ведет?

Полковник Иванов надел очки, потянулся к висящему на гвозде кителю, достал из внутреннего кармана несколько листков бумаги и поправил простыню, оголившую грудь.

– Все читать или выборочно? – спросил он.

– Читай подряд, – приказал Жухрай и, глянув на наслаждающегося жизнью Куретайло, добавил: – Посмотрим, посмотрим, на что еще годна старая гвардия – есть ли у нее порох в пороховницах или песок из одного места сыплется.

Куретайло мелко покивал, соглашаясь с начальством.

– Даосов Борис Романович, – монотонно принялся зачитывать справку полковник Иванов. – Родился в одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году в Царицыне, отец умер, мать – тоже, жена, считай, тоже для нашего героя умерла, она ушла от этого самого Даосова еще до перестройки и до настоящего времени даже алиментов на сына не требует… Ну, дальше почти по Маяковскому: жил, работал, стал староват. Последнее место работы в Царицыне – НИИ производственной физкультуры… Комплексы гимнастических упражнений для рабочих разрабатывали, – с недоброй усмешкой пояснил Андрей Андреевич. – Потом ему, похоже, стыдно стало, и Даосов наш уехал. Тут информация скудная, ходят слухи, что он в Средней Азии по монастырям буддийским скитался, вроде бы аж до самой Лхасы добрался.

– А где эта самая Лхаса находится? – простодушно полюбопытствовал Куретайло, накладывая розовый ломтик карбонада на кусочек хлеба.

– Это по карте смотреть надо, – недобро сказал после некоторого молчания милицейский чин. – В горах где-то, около Индии.

Куретайло хмыкнул.

– Ты не отвлекайся, – строго сказал полковнику Жухрай и еще строже глянул на своего заместителя. – Тут, понимаешь, один дурак столько вопросов может задать, что сто мудрецов на них не ответят. Валяй дальше!

Дальше… – Полковник зашуршал бумажками, подслеповато вглядываясь в них.

Несколько обиженный тем, что губернаторсравнил его с дураком, а начальника УЭП с мудрецом, Игорь Дмитриевич Куретайло демонстративно налил себе чаю.

– Дальше Борис Романович опять появляется в Царицыне. – Полковник оторвался от бумаг, укоризненно глянул на Куретайло и покачал головой. Заместитель губернатора с шумом потянул чай из стакана.

Полковник поморщился и снова уткнулся в бумаги.

– Появился он, значит, в Царицыне, в квартирке своей ремонт сделал, потом поехал в Москву. Там он встретился с российским ламой, вы его все знаете, он у нас в городе частенько бывает. – Полковник отложил бумаги и снял очки. – А дальше он приехал с ламой в Царицын, открыл ТОО «Мистерия жизни» и занялся этой самой вторичной переработкой душ. Финансовое положение предприятия неплохое, даже можно сказать – хорошее, но особо деньгами не сорит, разве что любовницей обзавелся. Такие дела, Иван Николаевич!

Жухрай лениво почесал грудь.

– Что за баба? – грубовато спросил он. – Соплячка небось какая-нибудь смазливенькая?

Полковник Иванов голодным глазом обшарил стол. Куретайло даже на мгновение показалось, что вместо глаз у полковника боевой лазер – под ментовским взглядом даже сервелат выгибаться и сворачиваться стал.

– Почему же! – Андрей Андреевич соорудил себе многоэтажный бутерброд и принялся неторопливо обкусывать его со всех сторон. «И в питании его подлая ментовская натура проявилась, – подумалось Куретайло. – Вот так они, гады, фирму помаленечку и обкусывают, пока до кассы не доберутся!» Полковник на взгляд заместителя губернатора внимания не обратил, а невозмутимо продолжил:

– Знаем, что у него за любовница! Приятная во всех отношениях женщина – Пригорницкая Наталья Константиновна, тридцать пять лет, вдова, живет на проспекте Космонавтов. Не работает, конечно, что ей работать – у нее от мужа приличные сбережения остались. Он у нее в РДС исполнительным директором по Новосибирской области работал, а когда прокурорская проверка началась, очень удачно утонул на Бакалде, аккурат перед явкой к следователю. Умеют же люди устраиваться! – вздохнул полковник. – И позору никакого, и все наворованное в семье. Кто ж у покойника конфискацию проводить будет!

– А что, если помер, то конфисковывать уже нельзя? – неосторожно вклинился в разговор Куретайло.

Жухрай пригвоздил его к месту тяжелым большевистским взглядом, покачал седой головой и сказал, обращаясь к начальнику УЭП:

– Я же говорю, Андрей Андреевич, голодной куме – все хлеб на уме! Нам бы президента хорошего, чтоб за олигархов не держался, вот тогда бы мы борьбу с коррупцией повели! Иванов согласно кивнул и облизал пальцы.

Куретайло встал.

– Пойду окунусь, – сказал он независимо, словно и не слышал губернаторской реплики.

Жухрай проводил его взглядом и снова повернулся к полковнику.

– А как сейчас себя Даосов ведет? Ты говорил, что стреляли в него недавно?

Полковник Иванов кивнул.

– Было дело, – с непонятным весельем сказал он. – Но мы с этим разобрались. Пугали его. Бородуля из группировки покойного Сени Абрамчика у него чего-то домогался. Ну, решил я с этим Бородулей поговорить, вызвал его к себе. Вы не представляете, Иван Николаевич, баран бараном, я даже представить не могу, как он рэкетирством занимался, кто ему, балбесу такому, отстегивал!

– Ты его вразумил, конечно? – кивнул губернатор.

– Ну, я, конечно, старался, – с достоинством сказал полковник. – А пока я старался, гражданину Даосову кто-то морду набил, когда он от любовницы своей выходил. Говорят, прилично.

– Что же милиция не вмешалась? – нахмурился Жухрай.

– Утром дело было, его у дома пасли, он же на ночь у нее редко когда оставался. Такая вот накладочка получилась, – вздохнул начальник УЭП и привычно разлил по стаканам «Смирновскую». – Он у любовницы, у этой самой Пригорниц-кой, себя в порядок немного привел и прямиком рванул… Куда вы думаете?

– Выкладывай, – хмуро сказал губернатор, задумчиво разглядывая стакан, словно предполагая, что это не последняя неприятная новость, услышанная им сегодня.

– К нашему городскому голове Даосов отправился, – сказал Иванов. – Прямо домой к Валерию Яковлевичу, на Чайковского.

Новость губернатора ошеломила.

– Та-а-ак, – сказал он и машинально выпил налитую в стакан водку. – А не ошиблись? Может, там кто-нибудь из его знакомых живет? Чего ему у мэра делать?

Иванов с достоинством пригубил стакан.

– Вот и я говорю, – сказал он. – Что ему у Брюсова делать? Мошенничество это, Иван Николаевич, а Брюсов его покрывает. Точно!

Жухрай оглядел закутанного в простыню Иванова.

– Ты мне скажи, Андрей Андреевич, – спросил он душевно. – Ты кого поддерживаешь – меня или Брюсова?

Начальник УЭП прямо и преданно глянул губернатору в глаза.

– Иван Николаевич! – укоризненно сказал он. – Вас, конечно! Кого же еще? Я за вами весь срок как за каменной стеной! Да вас с Брюсовым даже сравнивать нельзя! Кто Брюсов в прошлом? Торгаш! А вы…

За недосказанным крылось многое. Царицынская область входила в «красный пояс», где традиционно симпатизировали левым. Избрание на пост мэра города Брюсова было неожиданным для всех. Многие объясняли это подкупом избирателей, кто-то клялся и божился, что свое черное дело сделали концерты в пользу мэра, проводившиеся столичными поп-дивами, поговаривали, что члены избирательной комиссии получили право еженедельно бесплатно отовариваться в гастрономе, принадлежащем Брюсову, но были и твердо уверенные в том, что область постепенно правела и выходила из пресловутого «красного пояса», и повторное избрание зюгановского ставленника Жухрая на пост губернатора области уже полагали политической ошибкой, а потому предрекали, что на новых выборах народ пойдет иным путем и в области начнется активное строительство светлого капиталистического будущего. Не зря же по указанию Брюсова на уличных стендах уже рисовали налогового инспектора, который, вперив палец в проходящего мимо, сурово вопрошал: «А ты записался в частные предприниматели?»

Признание полковника в верности коммунистическим идеалам и лично Жухраю капало маслом в суровую и уставшую от политических баталий губернаторскую душу.

– Хорошо, – пробасил Иван Николаевич. – Я тебе верю, Андрей!

– Вообще этот Даосов странный тип, – сказал начальник УЭП, задумчиво хрустя малосольным огурчиком. – По ночам на кладбище пропадает, с мужиками там непонятными встречается. Попробовали к ним ближе подобраться, так ведь куда там! Прямо как и в самом деле он туда за душами ходит! Да вы сами посмотрите! Вот он у Брюсова дома почти полтора часа сидит. Выходит от него и садится в машину… к кому бы вы думали? К Макухину Леониду Сергеевичу он садится! А кто он такой, этот Макухин? Член серьезной организованной преступной группировки, которой руководит равнее судимый Корзухин по кличке Сакула. И сам Макухин не безгрешен перед законом, в пятнадцатой колонии три года Оттрубил за разбойное нападение на квартиру ювелира Айра-петяна! Нет, Иван Николаевич, вы прямо в нужную точку нацелились. Получается, что этот самый Даосов является связным между организованной преступностью и нашим уважаемым мэром.

– Не то, не то ты говоришь, Андрей Андреевич, – вздохнул губернатор. – Нет там никакой связи с организованной преступностью. Глубже надо смотреть, дорогой ты мой полковник!

Дверь в зал открылась, и на пороге появился Игорь Дмитриевич Куретайло. Был он до пояса закутан в простынку, лицо было довольным, словно заместитель губернатора не из бассейна, а из моря вышел.

– Хорошо! – крякнул он, подошел к столу и щедрой рукой плеснул себе в стакан. – Температурка в парной – сгореть можно!

– Ладно. – Жухрай поднялся. – Пойдем и мы, Андрей Андреевич, окунемся малость, попаримся немного.

Игорь Дмитриевич проводил их цепким взглядом, в котором едва заметно тлел нехороший огонек. Голыми губернатор и милицейский начальник напоминали двух розовых бегемотов. Прыгни они вдвоем в бассейн, наводнение случилось бы в сауне! «Тайны мадридского двора, – злобно подумал Куретайло. – Нужны мне ваши секреты!» Лукавил .Игорь Дмитриевич, сам себе он сейчас врал. Многое Куретайло дал бы, чтобы услышать, о чем говорит губернатор с полковником. А ну как эта серая мышь докладывает сейчас губернатору о взаимоотношениях его заместителя с «Аврорусом»? И ведь никогда не знаешь, какова на то реакция губернаторская будет. Может просто к сведению принять, это еще полбеды. Но ведь может и голову срубить в порядке борьбы скоррупцией в госаппарате. Решит, что его заместитель вполне подходящая фигура для заклания! Игорь Дмитриевич нервно плеснул себе водки, прислушался к гулко бубнящим голосам в бассейне. Слава Богу, больше говорил губернатор. Правда, все это еще ничего не значило, полкаш уже мог доложить про «Аврорус», пока он в сауне парился, а теперь вытягивается в воде, указания выслушивает. Куретайло осторожно подошел к двери и приоткрыл ее. Голоса стали громче, но гулкое эхо искажало смысл слов. «Секреты! – мрачно хмыкнул Куретайло, возвращаясь к столу. – А руководителем избирательного штаба меня назначил! Ведь не выберут его во второй раз, Брюсов голоса перехватит. Где народ перекупит, где с комиссиями договорится. Сунут пачку бюллетеней, и прощай „красный губернатор“! Тем более и тенденция сейчас по стране такая пошла. После последних-то выборов».

О том, что всех его старых знакомых по Москве время отодвинуло от реальной власти, Куретайло старался не думать. Куда хуже было проиграть выборы в области. Придет новый губернатор со своей командой, прикажет Игорю Дмитриевичу выметаться из кабинета, да еще и в старых делах копаться начнут. Подобная перспектива пахла не просто неприятностями, а ба-а-альшими неприятностями, вплоть до отсидки в колонии строгого режима. Замечательная жизнь пошла, сиди и прикидывай, кому первому мысль в голову придет тебя посадить – друзьям или врагам?

Настроение у Куретайло окончательно испортилось, и он снова плеснул себе водки. Выпил, подумал и захрустел сладким перчиком.

«А может, мне к Брюсову переметнуться?» – мелькнула в голове пьяная мысль.

Он посидел немного, обдумывая мысль. Чем больше он ее обдумывал, тем больше она ему нравилась и вместе с тем пугала. Предательство – вещь тонкая, тут главное правильный баланс найти, чтобы с каната не сорваться. Правда, возможное свое поведение Игорь Дмитриевич предательством даже в мыслях не называл. Тактика! Варианты поведения для достижения стратегической цели.

О том, что начальник УЭП полковник Иванов эту тактику избрал уже давно и владел ею куда лучше него, Куретайло как-то и не подумал. И зря! Игорь Дмитриевич был бы куда менее самонадеян в своих планах, если бы знал, что основополагающим принципом работы органов внутренних дел был принцип курятника, где главным было вовремя клюнуть ближнего и еще более своевременно нагадить на нижнего.

И никто из собравшихся в сауне даже не подозревал, что в доме мэра Царицына Брюсова именно в это время совершалось великое таинство реинкарнации.

Впрочем, чего там греха таить – таинство это прошло обыденно, словно укол в районной поликлинике. Да, собственно, это и были уколы: Борис Романович Даосов кольнул спящего Мишутку одной иглой, потом другой, протер попку всхлипнувшего ребенка загодя приготовленной ваткой со спиртом и выпрямился, бережно укладывая иголки в специальную коробочку.

– Ну вот и все, – сказал он. – Теперь придется денек подождать, пока душа Маковецкого на общий нервный ствол не привьется. Все-таки не чистый обмен, подселение. Вроде по эктоплазме души совпадают, но приболеть немного может!

– Доктор, – робко спросила Анна Леонидовна, влажными глазами глядя на Даосова. – А это не вредно?

– Я, Анна Леонидовна, не доктор, – объяснил Даосов, моя руки над раковиной. – Я реинкарнатор!

– Я к тому, что Мишеньке это не повредит? – настойчиво переспросила женщина.

– Дети обычно перенос души легко воспринимают. – Борис Романович тщательно вытер руки, небрежно принял от Брюсова .пухлую пачку купюр. – В крайнем случае немного температурка поднимется. А вообще это абсолютно безопасно.

Анна Леонидовна с видимым облегчением вздохнула. Валерий Яковлевич засуетился.

– Тогда прошу к столу, – радушно пригласил он. – Как говорится, кончил дело – гуляй смело! Аннушка, ты стол накрыла?

– Накрыла, – сказала женщина, присаживаясь на постель и заботливо трогая лобик ребенка. Лобик был холодным.

Мужчины прошли в гостиную. На маленьком столике стояла бутылочка кизлярского коньяка, солнечно желтел прошлогодний узбекский виноград, зеленели пучки петрушки и кинзы. В этот день, говоря словами классиков, Бог послал Валерию Яковлевичу нежнейшую буженину, сырокопченую колбасу, приготовленную для избранных на местном мясокомбинате из трех сортов мяса, и гусиный паштет. В больших стаканах зашипела, покрываясь мелкими и частыми пузырьками, заботливо наливаемая минералка.

– Я вот о чем хотел поговорить, Борис Романович, – сказал после первой обязательной рюмки Брюсов. – Вам не хочется заработать по-настоящему? Я имею в виду крупную сумму. Скажем, сто пятьдесят – двести тысяч долларов?

Даосов почесал бороду.

– Ох, Валерий Яковлевич, – сказал он, грозя хозяину пальцем. – Я вижу, вы из породы искусителей. И что же для этого нужно сделать? Основать новый «Русский Дом Селенга»? Ограбить казначейство?

– Я тут слышал, вы души скупаете, – сказал Брюсов, задумчиво разглядывая пустую рюмку в своих руках. – Значит, приличный запасец имеете. Так вот, я хочу спросить, а нельзя ли сделать так, чтобы они на выборах губернатора за меня проголосовали?

Предложение было столь неожиданным, что Даосов едва не подавился виноградиной.

– То есть как? – оторопел он.

– Именно так. – Брюсов снова бережно наполнил рюмки. – Вы, значит, садитесь, подсчитываете общее количество имеющихся у вас душ, уточняете фамилии, а я со своей стороны организую, чтобы они проголосовали безо всяких там наблюдателей. Скажем, в избирательном участке для бомжей. Или в больницах. Ну как?

Борис Романович ошалело смотрел на хозяина дома.

– Вы с ума сошли! – Он вдруг почувствовал легкое головокружение. – Вы же должны понять, что это души мертвых! Понимаете, мертвых! Как же они могут за вас голосовать?

Валерий Яковлевич с мягкой укоризной посмотрел на реинкарнатора. Обычно так смотрят врачи, когда язвенник или больной после резекции желудка спрашивает, можно ли ему пить по праздникам.

– Я понимаю, – сказал он. – Мертвые души. Вот они-то мне и нужны. Милое дело для выборов. С живыми хлопот много, их обиходить надо, увлекать, пенсии с пособиями вовремя выплачивать. А городской бюджет, между прочим, не резиновый, в нем на всех денег не хватит.

– Вы все-таки не понимаете, – пробормотал Даосов. – Странно даже слушать вас.

– Да что тут странного! – Валерий Яковлевич придвинул свое кресло к реинкарнаторскому. – Вот скажи, ты пионером в детстве был?

– Был, – признался Борис Романович.

– И в комсомол, наверное, вступал? – продолжал расспросы мэр.

И на этот вопрос Даосов вынужден был ответить утвердительно.

– В партии состоял? – не унимался хозяин дома.

А вот чего не было, того не было! Не состоял Даосов никогда в партии, он же итээром был, а на них всегда в КПСС твердый лимит держали, боялась партийная верхушка, чтобы не разбавили они ненароком склонную к диктатуре кровь пролетариата.

– Ладно, не в этом дело, – сказал Брюсов. – Пусть ты в партии не был. Все равно, разве тебе строем жить не надоело?

– Не знаю, – неуверенно сказал Борис Романович. – Всю жизнь учили, что «вместе весело шагать по просторам и, конечно, распевать лучше хором».

– Но ты ведь в индийских церквях обучался, – нетерпеливо сказал Валерий Яковлевич. – Там ведь тебя учили, что главное – это свобода индивидуальности, так?

Борис Романович с тоской вспомнил свое затворничество в кельях дацанов, сопровождаемое круглосуточным распеванием мантр, полуголодное существование на цампе и родниковой воде и покачал головой. Собеседник понял его по-своему.

– Сам видишь, чего коммуняки в стране натворили, – с привычным гневом сказал он. – Нищая страна, живем как в казарме… Умному человеку инициативы проявить было нельзя, карательные органы меры принимали. Ну, что Жухрай? Ставленник недобитой партократии, большевик твердолобый, до сих пор только и умеет, что отнять и между своими разделить. Разве с такими светлое будущее построишь?

Он положил руку на плечо гостя.

– Время требует к власти новых людей, – сказал он. – Не обремененных грузом прошлого. Поэтому я и протягиваю тебе, Борис Романович, руку. Ты мне поможешь, я, как водится, – тебе. Внакладе не останешься.

– Так чем же я тебе помогу? – перешел на «ты» и Даосов.

– Душами, дружища", душами! – Мэр присел, вновь наливая в маленькие рюмки пахнущий шоколадом коньяк. – Найдем народ, у меня людей в городской администрации хватает, подсадим им твои души, чтобы проголосовали наши, как говорится, безвременно павшие. Главное, чтобы они как нужно проголосовали! Ведь что важно, мой друг, важно, чтобы подписи в списках голосующих подлинные были. Жухрай, если проиграет, каждую запятую обнюхивать станет, блох, понимаешь, выискивать!

– И наткнется на то, что проголосовавшие за вас люди давно уже в могилах лежат! – с энтузиазмом подхватил Борис Романович. – Плохо продумали, Валерий Яковлевич! Ничего не получится.

Чело Брюсова омрачилось.

– А если я им через паспортное справки выправлю? – спросил он осторожно, словно мартовский лед ногой пробовал.

– А прописка? – возразил реинкарнатор.

– Об этом я как-то не подумал, – признался мэр, с уважением глядя на собеседника. – Но идея хороша, а значит, и выход должен быть. Так я могу рассчитывать на вашу помощь?

– Надо подумать, – уклончиво сказал Даосов, вставая из-за стола.

– Надо подумать, – согласился хозяин дома, провожая его к выходу. – Тут вы правы, надо серьезно подумать.

Пусть думает. Иногда это даже полезно.

А от себя заметим: очень хорошо, что губернатор и мэр не знали ничего о планах друг друга в отношении реинкарнатора. И вообще хорошо, что люди не читают мыслей друг друга. Что это за политика, которая совершенно лишена интриги? Политика существует только тогда, когда облеченный властью и доверием не знает, что он скажет в следующий раз. Народ наш любит сюрпризы, потому и голосует всегда сердцем, а не разумом.