Текст книги "Жизнь и приключения Федюни и Борисыча"

В сладком сне ему снилась красивая Федькина крепость, похожая во сне на старинный замок. С развевающимися красными транспарантами, какими то изумительными красными лентами и защитниками, одетыми в рыцарские латы с красными полотнами через плечо и надписью "КФК". Сам Федюня поглядел вниз с высокой крепостной стены на Борисыча и сказал басом угрожающе:

– За нашу Советскую Родину!

И Борисыч во сне маленький и пристыжённый, обнял за шею маленькую коровку Зорьку и пошёл с ней вместе куда – то, горько плача. Но во сне Зорька пожалела Борисыча и сказала ему нежным маминым голосом:

– Хочешь взять крепость без боя? Сделай вот что....

Проснулся Борисыч рано – рано. Свежий, выспавшийся, он вспомнил, какое решение он нашёл во сне, и, приплясывая от нетерпения начал умываться во дворе, поддавая снизу по выдающему порции воды, гремящему соску железного рукомойника, густо вспенивая душистое хвойное мыло в руках, и приговаривая:

– Ну, Федька, будет тебе сегодня танковая атака! Броня крепк-а-а-аа и та-а-нки на-аши бы-ы-стры, и на-а-аши лю-ю-ди му-у-у-жества полны-ы-ы!

Он сам отвёл в стадо милую коровушку Зореньку, которая так его пожалела во сне и подсказала, как победить Великолепного Федюню и побежал по просыпающемуся селу, собирать на большой совет свой отряд, чтобы сообщить ему Великую Военную хитрость.

А Федюня разрешил себе поспать подольше, и подошёл на поляну только к восьми часам утра руководить строительством крепости. Впрочем, это было так скучно! Поставить в квадрат плетни до двух метров высотой, связать их между собой так, чтобы каждая сторона квадрата была не больше полутора метров в длину, насыпать в ограду земли и укрепить знамя в центре. Всё.

Отряд обороны выполнил свою задачу быстро, а Федюня долго ещё хлопотал, бегая вокруг "крепости". Он втыкал по её сторонам длинные шесты, обтягивал их красными транспарантами с далеко видными гордыми надписями, и пытался подвязывать какие то полощущиеся на ветерке длинные тряпочки, чтобы приблизиться хоть сколько – нибудь к образу ну уж не крепости, так хоть сторожевой башни из рыцарских романов.

Ни на сторожевую башню ни на крепость Федюнино детище похоже быть упорно не хотело, а издалека скорее напоминало силуэт какого – то громадного урода, одетого во всё красное и приветливо помахивающего всем подряд руками – тряпочками.

Все участники заключительного этапа собрались в условленное время вместе, военрук убедился в общей готовности, засёк контрольное время и дал команду к началу.

Девчонки пошли к своим палаткам, Борисыч увёл отряд атакующих в чащу леса, а Федюня привёл защитников к присяге на верность знамени и торжественно обрядил в красные полосы ткани через плечо.

У защитников крепости забелели крупные буквы "КФК" на груди, девчонки восхищённо заахали и зашептались, поглядывая на командира отряда обороны, а он, прекрасно всё видящий и слышащий, важно вышагивал перед своим гарнизоном красивый и гордый, с театральным биноклем на груди и помятой алюминиевой солдатской фляжкой на поясе.

Девчонки нарезали тонкие ветки кустов, наплели венков наподобие тех, лавровых, которые возлагали на головы героев в Риме и покрыли ими головы защитников знамени для украшения и защиты от уже достаточно горячего солнышка.

Федюня подбадривал приунывшие посты часовых, которым не хотелось остолопами торчать около "крепости", и которые с удовольствием бы сейчас пошли бы поболтать и посмеяться с красивенькими девчонками.

Попили водички, походили туда – сюда, посидели… Отряда Борисыча и следа нет. Прошёл час.

– Торчим тут … – затосковал по мирной жизни один из защитников. – Небось они на речке плещутся в своё удовольствие, да над нами – дураками потешаются… Накупаются, позагорают, подойдут к двенадцати, примут проигрыш, да пойдут по домам…

– Цыц! – цыкнул на нытика Федюня. – Где – то тут они, поблизости! У меня нюх на них! Да Борисыча я с детства знаю. Не такой он человек, чтобы без боя сдаться!

– Ну, вообще то, это да, – признали все и невольно заозирались по сторонам, выглядывая признаки приближения неприятеля.

Федюня оглядел в бинокль кусты окрест.

– А, да вот и они! Хороши, красавцы! Замаскировались! Ползут по – пластунски. А только меня не обманешь. Давайте, давайте, поближе, поближе.

У него, видимо что-то перемкнуло в голове, потому что он забыл, что он советский командир, и не отрывая биноклика от глаз, почему то заговорил ломаным языком немецкого оккупанта:

– Тафай, тафай, партизанен, ком цу мир! Мы тепя путем немношко вешайт, немношко расстреливайт.

Ещё через пять минут он встревожился.

– Так, что – то не то! Я вижу чётко двоих, а где же остальные? И что это за шум такой?

Он и все часовые повернулись в противоположную сторону, посмотреть на источник шума.

Картина, которую они увидели, заставила их замереть, затаить дыхание и облиться холодным потом от макушки до пяток.

На окраину поляны выбежал знаменитый сельский производитель – шестидесятипудовый бык Салат.

Он был подслеповатым и не видел ни защитников "крепости", ни знамени. Он увидел только раздражающий красный силуэт какого то большого урода, который стоял в его, Салата, владениях и нагло махал ему руками.

Бык не оценил этой приветливости и угрожающе наморщив морду, опустив тяжёлую голову с короткими и острыми, как кинжалы рогами, пару раз ударив тяжёлым копытом о землю, низко и громко, как сирена, укреплённая над сельсоветом, заревел на всю поляну.

Рёв Салата, как ветром сдул сонливость и пробудил такую неожиданную прыть в защитниках крепости, что они добежали до девчачьих палаток на противоположной опушке леса за рекордно короткое время.

Для Салата серия дополнительных раздражающих разбегающихся призраков сделала "урода" фигурой нетерпимой и бык кинулся на "великана" с тем, чтобы примерно наказать наглеца.

Хлипкая оградка из старого плетня и куски кумача полетели клочьями в разные стороны, а бык бил, поддевал рогами и топтал тяжёлыми копытами лохмотья былого величия. Из земли, насыпанной в центр крепости, одиноко и незащищено торчало сильно покосившееся древко с обвисшим знаменем оранжевого цвета.

Федюня бешено ругался, срывая с себя красную перевязь, тоскливо поглядывал на беззащитное знамя, и с трудом удерживался, чтобы не побежать за ним прямо на быка.

Куда там! Характер Салата хорошо знали все сельские жители!

Грозный рёв громадного животного заставил доблестных защитников знамени и "крепости" увести девчонок подальше от греха под защиту леса, и только укрывшийся за деревом, никуда не бегущий военрук видел, как сын пастуха Егорка, солдат из рядов атакующего отряда Борисыча, подбежал к Салату и подняв прут высоко над головой завопил: – Пийшов, шоб ти здох!

Бык остановился, попятился и развернувшись, вдруг… побежал от Егоркиного прута, трусливо задрав хвост и тяжело вскидывая зад, туда, откуда пригнал его Егорка по сговору с хитроумным Борисычем.

Федюня перебрался к краю поляны, осторожно выглянул из-за дерева, увидел оставленное быком поле боя и, рванулся было, к разрушенной крепости, но услышал громовое, перекатывающееся:

– Ур-р-р-а-а-а-а-а-а! Ур-р-р-а-а-а-а-а-а!

Обмякнув, он увидел, как на жалкий бугорок земли, оставшийся от "крепости", вскочил, подхвативший чужое оранжевое знамя командир атакующего отряда Борисыч, и горько махнул рукой.

* * *

«Зарница» закончилась. При подведении итогов военрук очень хвалил защитников «крепости» за изобретательность и утешал, признавая, что в такой ситуации вряд ли кто – то сумел бы отстоять знамя. Никакие солдаты ни американской, ни немецкой армии перед напором великолепного Салата устоять не смогли бы, признал он. А Борисычу он вручил снятые со своей руки часы «Командирские», и поблагодарил за проявленную солдатскую смекалку, которая позволила «суметь организовать подручными средствами танковую атаку на противника, повергнуть его в паническое бегство и захватить чужое знамя без единого выстрела и без потерь».

Глава 6

Мы подъехали к дому Федюни.

– Федюня, а что Таисия, дети дома?

– Не, я их в гости к сватам на пару дней отослал, чтоб под ногами не путались – просиял заботливый глава семьи. – Так что мы вольные казаки и что хотим, то и будем делать.

– Мужики, я пока машину в порядок приведу, а вы быстренько бросайте в дом свои вещи, и из дому сюда в машину несите рюкзачок с припасиками. Там в сенях он лежит, – деловито скомандовал нам вольный казак Федюня.

Послушно мы с Серёгой начали выполнять то, что было велено.

В просторном светлом доме нас встретил полный порядок, прохлада, и тишина.

Маленький котёнок играл с лучиком света, пробившимся сквозь густую крону большой липы во дворе и упавшим через окно на тряпочный коврик, лежащий на крашеном полу. Завидев нас котёнок замер, но через минуту потеряв к нам всякий интерес, продолжал играть. Понятно было, что в этом доме котят не обижают. Негромко репродуктор из угла сообщил нам московское время и предложил послушать запись двадцатилетней давности – радиопостановку театра у микрофона.

Мы сложили в угол наши сумки и поискали Федюнины припасики.

– Это вот этот рюкзачок? – спросил у меня Сергей, кивая на чудовищных размеров мешок с заплечными лямками и туго натянутыми боками.

– Зная Федюнину слабость к "пожрать", похоже он, – вздохнул я.

С трудом мы вынесли "рюкзачок" из дому и кое – как пристроили в багажник машины.

Я потирал колено, ушибленное обо что то жуткое и твёрдое из "рюкзачка".

– Ты чо, на неделю жратвы набрал? – спросил багровый запыхавшийся Серёга у Федюни, благодушно протирающего лобовое стекло.

– Да ничего страшного, – успокоил нас Федюня. – Так, чуть – чуть покушать, на случай, если рыбка ловиться не будет. Картошечка там, консервы, ну, ещё кое что…

– И водки небось целый ящик наготовили? – с надеждой спросил я.

– Не, Борисыч сказал, что напиваться не будем! Взяли и всего – то по бутылочке на брата. Слону дробина! На свежем воздухе, да под хорошую закусочку, да в хорошей компании – одно удовольствие! Это ж вам не Доллaров самогон!

Мы дружно засмеялись.

– А что, жив дядь Витя? – спросил Сергей.

– Та! А что ему сделается! Жив и здоров, и такой же, как и прежде – на гулянку лучше не звать! Шубутной мужик! Всегда такой был, и сейчас не изменился! И драчку может пьяную затеять, и с мужиками пить-гулять-шуметь до утра! Не берут его ни приключения, ни годы. Только, правда, голова белая совсем.

– А самогон гонит?

– Как же не гнать то? Гонит, конечно. Не на продажу. Только для себя. Но мы с Борисычем и не просили. Одного раза на всю жизнь хватило. Будем пить обычную водочку имени действующего президента. Слава Богу, сейчас нормальные времена. Не Горбачёв-Лигачов – сухой закон! Тоже ещё два долбоклюя! Нашли страну, где сухой закон вводить! Водочка сейчас доступная и качественная, на фига нам самогон? Ну его! Особенно Доллaров! Уж больно коварная штука!

– Да уж, тебе с Борисычем, конечно, виднее, – рассмеялись мы.

– Гы-гы-гы-, передразнил нас смущенный Федюня. – Ладно, садитесь, поехали! Там Борисыч один уже извёлся наверное. Нашли чего вспоминать! Ладно бы доброе бы что – нибудь, а то – Доллaров самогон!

Мы закрыли ворота, заперли калитку, сели в машину.

– Не, ну честно, Федюнь, ведь правда есть о чём вспомнить! Чо ты? Ведь вещь убойная, так ведь? – не сумели удержаться, чтобы не подколоть Федюню добрые старые друзья.

– А то! – признал Федюня, – Укладывает наповал! Вот уж и правда была история!

Доллaров самогон

Начался очередной армейский призыв на срочную службу. Почтальоны понесли повестки по всему Советскому Союзу. Пять повесток пришли и в село, в том числе две из них Федюне и Борисычу. Все засуетились в лихорадочной подготовке проводов юношей в ряды Советской армии.

Матери новоиспечённых призывников всплакнули и начали отбирать вещи и одежду сыновьям в дорогу, готовить "сидорa". Отцы осматривали запасы спиртного, закусок, прикидывали, какой скот будут резать и какую птицу бить к торжественному столу. Родственники припоминали напутственные слова новобранцам и предвкушали обильное застолье.

Семьи будущих солдат совещались, кого из ближних и дальних родственников пригласить на торжество. Сами призывники, сразу поважнев, старались вести себя по-взрослому, солидно. Они храбрились и пытались вести себя как крепкие мужчины, защитники Отечества, стараясь этой бравадой скрыть страх перед неизвестностью, о которой бывалые, опытные мужики говорили достаточно много и хорошего и тревожащего, многозначительно – снисходительно похлопывая новобранцев по плечу: "Кто не был, тот будет. Кто был – не забудет!"

Семьи Федюни и Борисыча решили проводы устраивать вместе.

Всё-таки парни с детства друзья – "не разлей вода", практически братья, отправляются выполнять священный долг и почётную обязанность. Кроме того мама Федюни не рядовой человек, а величина в селе – агроном, а вот родственников у них немного, и проводы "с размахом" не получаются.

Зато у Борисыча не меньше половины села дядьёв, тёток, двоюродных и троюродных братьев, сестёр, и седьмой воды на десятом киселе. Да в соседних двух – трёх сёлах есть кого позвать на такое великое событие, равное которому только свадьба, похороны да рождение ребёнка.

Вот Борисыч с Федюней и выполняли почётное поручение – приглашать родственников к назначенному дню.

Родни набиралось около семидесяти человек. Своё село парни обошли за день. Хотя и наломали ноги, обходя дворы с утра до темноты, но позвали всех, никого не забыли.

Наутро уговорились идти в соседнее село к дяде Борисыча.

Дядя Витя по прозвищу "Доллaр" был легендой здешних мест и героем всех правдивых и невероятных историй, которые происходили в этой округе последние тридцать лет. Тридцатисемилетний Любитель крепко выпить, знатный Самогонщик, хороший охотник и рыбак, большой любитель драк и женщин, он жил одиноко, но на виду у всех, наслаждаясь жизнью во всех её проявлениях.

Родные очень долго совещались, по поводу приглашения "Доллaра", но, скрепя сердце, вынуждены были признать, что "Витя обидится, а это нельзя", и что "без него не проводы".

Так что с наступлением утра Федюня и Борисыч, важные и деловитые, отправились к "Доллaру" за три километра в соседнее село.

По дороге любовались окрестностями, старались запоминать их покрепче, чтобы подольше сохранить в душе воспоминания о родных местах. Болтали, предполагали, мечтали.

– Борисыч, скажи, почему такое прозвище у дяди? – спрашивал Федюня своего друга.

– А, это давняя история. Дядя Витя когда напьётся, кричит, что "не нужен нам берег турецкий", поёт песню "Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём", и что американцы за свои "доллaры" полмира скупили, а "Россию не купишь! Русские не продаются и Родину не продают!". Так как американцев поблизости нет ни одного, он начинает "за Родину" драться с кем попало. Наутро уже всем известно, где и какая была драка, и спрашивают: "Доллaр затеял?". Ещё он гонит такой отличный самогон, что от желающих отбоя нет. Ну вот он ещё выпивши кричит, что ни за какие доллaры самогон продавать не станет. Ну так и пошло – Доллaр и Доллaр. Но в общем, он хороший человек и настоящий мужик!

– И что, самогон у него такой уж особенный? – заинтересовался Федюня материальной стороной вопроса.

– Кто из мужиков пил – хвалят, говорят, чудо, а не самогон!

– А то ты не пробовал? – не унимался Федюня.

– Мне отец башку бы оторвал! Ты ж его знаешь, – даже оглянулся Борисыч, не слышал ли кто такой жуткой крамолы. – Он меня пятьсот раз предупреждал, что "Доллaров" самогон пить можно только "крепким закалённым бойцам, а не желторотикам – птенцам".

То есть, конечно, и Федюня и Борисыч попивали до этого втихаря краденое из подвалов у родителей слабенькое виноградное винцо, "не гребовали" крепкими наливочками, и состояние лёгкого опьянения было им уже не в новинку. Но крепчайшие самогоны, которые гнали мужики в сёлах "для сэбэ", были для юношей под большим запретом.

– Борисыч… А давай попросим у Доллaра попробовать его самогончика? – предложил Федюня Борисычу перейти запретную черту.

Борисыч сначала даже остановился от негодования.

Но вокруг не было ни души, а сорока, услышавшая жуткое, недопустимо непристойное предложение Федюни, глазами пообещала промолчать.

– А что? – начал защищать свой проект Федюня. – Мы через месяц уже будем опытные бойцы, наравне со взрослыми мужиками Родину защищать, а самогона ещё не пробовали! Узнает кто – ещё на смех подымут!

Воспитанный целомудренным сельским воспитанием Борисыч не понял, что смешного или зазорного в том, что юноша не пивaл самогона, но слушать стал внимательнее. Коварный Искуситель устами Федюни продолжал:

– А чо? В чужом селе, наших матерей нету. По заднице давать – слишком взрослые.

– Страшновато как-то, – заколебался Борисыч.

– Чо, страшновато? – понесло Федюню. – Мы мужики или нет? То – то без самогона ни один праздник не в праздник! Вспомни, как его наши мужики стаканами хлещут!

У Борисыча перед внутренним взором проплыла картинка, как во время застолья каждый опрокидывает, очень по-своему, стопку самогона. Кто утирается, кто покрякивает. Потом как вкусно начинают эту выпивку закусывать. Намазывают горчицей куски жареного мяса, хрустят огурчиком, редисочкой, "занюхивают" остро пахнущим ржаным хлебом. И от этого кажется самогон таким вкусным, таким привлекательным! И веселеют, "замасливаются" глаза у людей. Теплеют голоса и души. Начинают кто – целоваться, кто петь, кто – плясать. Веселье приходит к самым хмурым и вот уже не так тяжела жизнь, расходятся тяжёлые тучи в небесах и солнышко улыбается всем. И не так страшны несчастья, и ещё радостнее счастливые дни.

И поэтому гнали и гнать будут в сёлах самогон и русские и нерусские мужики отсюда и до веку. И, глядя со стороны кажется, что это так здорово: хлопнуть стопочку – другую! И, конечно, великий соблазн! Да и запретный плод, как известно…

Конечно, видел Борисыч и то, что бывает, когда перепивают лишнего, и как мучаются после перепивания на утро. Но ежели только стопочку… Ежели только попробовать… Да и уходя аж на два года в армию…

И они с Федюней уговорились самогончика "на пробу" у "Доллaра" попросить.

Когда пришли к дяде Вите во двор, сам хозяин чистил коровник. Был трезв, как стекло. В штанах, заправленных в сапоги, с голым торсом и вилами в руках, он сразу остановил работу, радостно встречая племянника с другом.

– Борисыч! Племяш! Вот радость какая! Хорошо, что заглянули, – поможете коровник дочистить! А чего вы нарядные такие?

Юноши обстоятельно обсказали ситуацию по проводам, пригласили дядю Витю, и Борисыч добавил от себя, что отец ждёт брата сегодня, чтобы помогать резать и разделывать кабана для проводов.

Доллaр призадумался ненадолго, что-то прикинул в уме.

– Годится! Только вы всё равно переодевайтесь, дочистите коровник, и пойдём вместе к вам. А я пока кое-что тут приготовлю.

Для сельских ребят работа не вопрос. Переоделись, взялись за работу.

Проходящий мимо них то туда, то сюда Доллaр помогал им советом, хлопотал, заканчивал какие-то свои дела, понимая, что уходит может быть на несколько суток. Сходил к соседям, договорился, что они присмотрят за скотиной, приготовил гладить нарядную одежду, несколько раз спускался в погреб.

Когда проходил мимо юношей с бутылью самогона в руках, Федюня с Борисычем переглянулись и забросили первую удочку.

– Дядь Вить! Это ж самый твой знаменитый самогон и есть?

– Ага, – не догадался откуда ветер дует толстокожий дядя Витя.

– Уж так хвалят его наши мужики, так хвалят, – полил медку на душу отечественному производителю льстивый Федюня.

– Ха! Ещё бы не хвалили! Ко мне со всего района руководители втихаря своих водителей подсылают! Я ж продукцию по особому рецепту гоню, – простодушно сунул голову в ловушку растаявший Доллaр. – Я его фильтрую, очищаю, ещё раз перегоняю, а потом настаиваю на всяких душистых травках, орешках и ещё всяко. Он у меня горит, как бензин! А вони нету, только запах и аромат. Как у лучших коньяков!

– Вот бы нам по глоточку попробовать! – развил успех военной операции Борисыч. – А, дядь Вить?

И заторопился рассеять сомнения, явно написанные на лице дяди:

– Чо! Мы уже взрослые мужики! Чо ж мы "сивухи" не пивали что ли?

– Пивали! – даже не покраснев, поддержал атаку Федюня. – Только мучались потом! Что же, в армию уйдём, даже и не понюхаем такого знаменитого самогончика?

И коварно затянул петлю ловушки:

– А в армии пацанам чо будем рассказывать? Вот пошлют нас в какую – нибудь Эстонию, а нам и погордится нечем, – надавил на патриотизм хитрый Федюня. – У других то – мужиков самогон – дрянь… Прям даже не верится, что "шмурдяк" вообще хороший может быть.

– Не верится! – взвился Доллaр. – Да вы моего не пробовали!

– Ну так же и мы о том, – совсем невинно подвёл дядю под грех Борисыч.

– Да ладно, что ж я жмотяра какой? – сдался на уговоры дядя Витя. – Дочищайте уже коровник, ладно, плесну помаленьку.

Стоит ли говорить, что после этого коровник был дочищен в рекордное время и с наивысшим качеством?

Предвкушающие неизвестное близкое удовольствие Федюня и Борисыч, с трудом сдерживая нетерпеливое ожидание, вымылись у колодца. Стараясь не растерять мужской настоящей степенности, переоделись в свои нарядные белые рубашечки, глаженые брючки. Уселись чинно в тени за столиком под большим ореховым деревом.

Доллaр не обманул их ожидания. Подал крупно нарезанные ломти хлеба, холодное варёное мясо, соль, поставил стаканы.

– Молодцы! Ну что? Ладно уж. Вы пейте, закусывайте, и потихоньку отправляйтесь к себе в село. А я ещё пару дел доделаю, и через часок тоже выйду, в дороге догоню вас. В село вместе придём.

Юноши кивнули головами. На том и порешили. Дядя Витя подождал, пока они отрежут мясо, положат на хлеб, подсолят, и налил по… трети стакана удивительно чистой жидкости.

– Дядь Вить! – разочарованно вытянулись лица страждущих.

– Чо? Маловато будет? Мне за вас перед родителями ответ держать! Вы смотрите, больше на закуску налегайте, а не на выпивку. У меня самогон коварный!

– Да мы!

– Да чё тут пить!

– Обижаешь, дядь Витя!

– Не жадничай, дядь Вить! Хоть по половинке что ли налей!

– Мы уж не пацаны, в армейку уходим, Родину защищать!

Покачивая недоверчиво головой, Доллaр налил стаканы до половины и бутыль унёс, не обращая больше внимания на призывные взгляды "долить" и недовольные цокания языком.

В доме, установив бутыль на кухне, прошёл в комнату, и старательно, высунув кончик языка начал выводить утюгом стрелочки на брюках "муха сядет – задницу обрежет!". Довольный, осмотрел результаты своего труда, повесил брючки "отвиснуть".

Сняв рубашку, начал бриться. Взбив помазком в маленькой чашечке белую гору пены от душистого обмылка, нанёс эту пену себе на лицо. Подождал некоторое время и начал бритвенным станком с треском снимать пену вместе со щетиной. В совершенно прекрасном настроении, выбрившись, налил в ладони немного зелёного одеколона "Шипр", и, рыча, похлопал ими по лицу, дезинфицируя и освежая побритые участки кожи.

Аккуратно уложив в рюкзак бутыль самогона, устрашающий самодельный не один раз испытанный в деле нож – свинорез, он оделся, закрыл дом на ключ, и, напевая песню "Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов", взвалил рюкзак на плечо и вышел из дома. Прикидывая, как далеко могли уйти парни, торопливо закрыл за собою калитку в невысоком заборчике и поспешил в сторону почты.

Через пятнадцать шагов, он завернул за угол своего дома, и наткнулся на Федюню и Борисыча.

Два друга, недовольных величиной налитой порции и обиженных жадностью Доллaра, в обнимку, по-братски, как невинные ангелы, сладко спали лёжа прямо на земле, под заборчиком, бескомпромиссно "вырубленные" полстаканчиком Доллaрова самогона. Куры безнаказанно переступали по телу Борисыча, подбирались поближе к телу Федюни и склёвывали сыплющиеся из кармана его брюк жареные подсолнечные семечки.

* * *

За столом на собственных проводах Федюня и Борисыч сидели скромные, притихшие и в один голос дружно отказывались от предложений «а вот, чуть – чуть винца за удачу!»