Текст книги "Шаг в небо"

Глава двадцать вторая

– Можно, я с тобой? – Надя стояла в дверях своей комнатки и вопросительно смотрела на меня.

– Зачем тебе? Ты же не знаешь, куда я иду! – ну зачем ей к Пыльцыну? – Я скоро вернусь.

– Мне не важно, куда ты идешь. Мне просто тут трудно одной, – сейчас она ещё и расплачется. – Ты понимаешь, одна и одна. А когда ты дома, я уже не одна. Я всегда раньше была одна. А они не понимали.

– Лучше бы ты в детский сад ходила. Привыкла бы к коллективу, – я нарочно сказал грубость. Я ходил в детский сад и помню, что это такое.

– Я тоже ходила в детский сад, – сказала Надя. – Там было очень плохо. Там я впервые себя почувствовала одинокой. Пойдем вместе? Я буду себя тихо вести.

Ну, я даже не знаю, почему я не хотел брать Надежду с собой. Может, потому что Пыльцын мне запомнился как бабник? Вернее не бабник, а кумир женщин. Впрочем, какая разница.

– Ладно, пойдем, – я решился. – Действительно, что тебя держать взаперти, свихнешься еще.

– Да, конечно, – обрадовалась Надя.

К чему это «конечно» – не понятно.

В действительности добраться до Пыльцина оказалось не легко. Это раньше – сел на троллейбус или трамвай и никаких проблем. А теперь пришлось топать по городским улицам и переулкам и топать.

Никогда бы не подумал, что та самая таинственная квартира Гоши находится на шестом этаже обычного блочного дома. В подъезде я подумал – уже много времени прошло с тех пор, как исчезли кошки и бомжи, а пахнет. И лампочек нет ни на одном этаже. Так что номер квартиры пришлось мне определять на ощупь. Оказывается, очень трудно различить руками номер на выпуклой металлической пластинке. Помогла в итоге Надя, она сказала:

– Вот в этой квартире есть кто-то, остальные пустые.

– Ты что, продолжаешь демонстрацию телепатии? – я уже даже не иронизировал. – И способности видеть в темноте?

– Да нет, просто тут из-под двери полоска света.

– А почему же я не вижу? – действительно, почему?

– А я тоже не вижу, когда на дверь смотрю, а боковым зрением вижу.

Да, я и сам мог сообразить, знал же об этом, и не только по книжкам.

– А, заходи-заходи! – искренне обрадовался Пыльцын, – да ты не один! И как зовут твою прекрасную спутницу?

– Надя меня зовут, – холодно ответила Надя. – Я не прекрасная, я обычная.

– Какие мы скромные! – Гоша не унимался. – Да заходите, не стойте.

Квартира его была обставлена в спартанском духе. Она совершенно не производила на меня впечатления какого-то таинственного логова. А плинтусы были действительно из органического стекла, и внутри лампочки, крашеные лаком для ногтей. Они не светились.

– Это твоя знаменитая цветомузыка? – я решил сделать комплимент его квартире.

– Да, поломалась, – Гоша махнул рукой. – Садитесь, устраивайтесь!

Он жестом пригласил меня расположиться на тахте. Она, кстати, была никакая не громадная и стояла не посреди комнаты. Наде Пыльцын предложил глубокое кожаное кресло. Она сначала хотела в него сесть, но, поняв, что при этом ноги будут торчать выше головы, совершенно спокойно устроилась, забравшись в него с ногами.

– Ну, рассказывай! – Пыльцын как будто начал допрос.

– Да что рассказывать, – я действительно не понимал, что рассказывать. – Недавно из лагеря вернулся, вот старых друзей собираю.

– Из лагеря говоришь? – его лицо приняло какой-то серьезно-официальный вид. – Ты молодец. Не каждый смог пройти лагерь. Зато, какой жизненный опыт, зато какие теперь перспективы! Зря наши прежние власти не делали форсированной социализации! Молодежь всегда нуждается в закалке и возмужании.

– Да ладно, Гоша, – я даже и не понял, это он всерьез или шутит, – какая к черту школа, какие перспективы. Хомячков давим. Разве это дело?

– Ты должен понимать, если тебя даром кормят – поят, обеспечивают всем необходимым и за это требуют лишь простую работу, то надо быть благодарным! И не сомневайся, твоя преданность делу будет учтена! – да он что, в политические вожаки подался? Что за бред. Хотя… Ну конечно! Он прослушки боится. Кто же будет такую чушь с таким постным видом говорить с глазу на глаз? Будем так считать. Для простоты.

– Да конечно, школа жизни, – согласился я, сделав идиотское выражение лица. – Гоша, а ты как, больше ролевок не делал? Я скучаю по старым временам.

– Да ты понимаешь, ролевка это не такая простая вещь, как кажется со стороны. Ведь что в своей сущности настоящая игра? Это возможность для каждой личности, если она конечно личность, проявить, реализовать свои самые лучшие и сильные качества, – Гошу понесло перед девушкой. Он токовал как глухарь.

– Так вот, – продолжал он, поглядывая на Надю, – для того чтобы мастер начал делать игру, ему необходимо погрузиться не только в свой придуманный им мир, но и стать частичкой этого мира, стать, хоть на мгновение каждым из тех, чьи персонажи он реализует потом в сценарии. Да ещё и людей подобрать!

– Извините, я не совсем понимаю, – Надя остановила речь Пыльцына. – Я не совсем понимаю, о чем вы говорите. Но звучит очень интересно.

– Надя, я тебе потом …, – мне было сейчас важно Пыльцына раскрутить на то, чтобы новую игру делать, а она перебивает. Хотя сам виноват, ничего ей не рассказал. Болтали по пути о всякой ерунде. О созвездиях. Зря я перебил её, но было поздно.

– А, так вы совсем ничего не знаете о ролевых играх? – Гоша обращался с Надей на вы. Плохой признак. Он так всегда обращался к девушкам, которых собирался охмурить. Это я уже знаю. – Ролевая игра, или как её называют просто ролевка, это стихийно возникшая субкультура, имеющая присущие ей характеристики и позволяющая посредством напряжения физических, интеллектуальных и эмоциональных сил вызвать определенную декомпенсацию причин, обусловливающих различные формы поведения…

Мне показалось, что Гоша процитировал какой-то из журналов по психологии. По крайней мере, подобное я то ли читал, то ли слышал. Но, все равно, в его исполнении это звучало как бред сивой кобылы. Гошу все несло, и понятно куда и зачем.

– Гоша, ты, по-моему, усложняешь, – я решил его перебить. – Мне всегда казалось, что это возможность создать ситуацию, которой не было в этой реальности и, скорее всего, никогда не будет. Проще говоря – неплохой способ побыть другим человеком. Почувствовать себя в другой судьбе, шкуре.

– Как может человек быть кем-то ещё, кроме того, кто он есть на самом деле? – удивилась Надя. – Человек всегда именно то, что он есть. Разве может размазня почувствовать себя героем? Урод – красавцем?

– Нет Надя, ты не совсем поняла, – мне стало жалко ролевку. – Конечно, человек не может измениться, но вот попасть в ситуацию, которой точно нет в жизни и попробовать проявить себя! И урод может стать красавцем после пластической операции, кстати.

– А можно себе представить что-то такое, чего не может быть в жизни? – искренне удивилась Надя. – Разве человек может себе вообразить что-то, чего не может быть? И разве урод – это то, что у человека снаружи?

– Вот именно! Именно в это и есть вся суть, – обрадовался Гоша. – Представьте себе, Наденька! Вы прекрасная принцесса в магическом королевстве, за вашу руку сражается сотня рыцарей. А вы их всех отвергаете! Только великий маг может добиться вашей благосклонности! Только великое таинство магии может согреть вашу ледяную душу.

– Ну, во-первых, мне меньше всего бы хотелось, чтобы за мою благосклонность кто-то там сражался. Ещё чего. – Надя отреагировала очень серьезно на эту, явно имеющую далекие цели, речь Пыльцына – Во вторых, какой такой маг? Если эта игра, то кто-то просто будет из себя мага изображать. Откуда он может знать, что такое магия? Из книжек?

– Ну, можно просто полетом фантазии сделать из себя мага, – слегка высокопарно объяснил я. И покраснел. Вспомнил, как я был магом.

– Твоя фантазия дальше виденного в мультиках вряд ли полетит, – Ответила Надя. И тут же поправилась, – Извини, я не то имела в виду. Я хотела сказать, что у любого человека фантазия – это просто отображение того, что он знает. И пережил.

– Ну конечно. Я маг из мультика. И не более, – обиделся я. Скорее всего, оттого, что это истинная правда.

– Нет, не обижайся! Я не то…, – Надя выскочила из своего кресла и сев рядом со мной сжала мою ладонь в своей.

– Ты…

Она впервые прикоснулась ко мне. Странно, почему от этого прикосновения мне стало так легко?

– Не обижаюсь, я просто так спорю, – успокоил Надю я.

Пыльцын, видя, что разговор идет не совсем так, как ему бы хотелось, вдруг заявил:

– Кто сказал, что магии нет? – и, выключив свет, выбежал из комнаты, наверное, на кухню.

– Что это он? – прошептала мне на ухо Надя. – Ой!

Из кухни вышел Пыльцын. В балахоне с капюшоном. Он держал руки перед лицом освещенным дугой голубого пламени, бьющимся между ладоней. Это было страшно. И совершенно неестественно.

– Сила магии может все, если маг силен, – проговорил Гоша загробным голосом. Пламя, а скорее это было похоже на молнию, повисшую между ладоней, колебалось в такт его голосу.

– Никто из смертных не может укротить огонь вечности, – продолжал Гоша. – О, дева, подойди ко мне. Только ты сможешь сделать это.

Надя, тихонько, так что только я услыхал, хмыкнула, и медленно пошла к Пыльцыну. Подойдя к нему, она протянула руки и просто перенесла молнию из ладоней Гоши в свои. Очевидно, произошло что-то, чего Пыльцын не ожидал. Даже при тусклом пламени этой дуги было видно, что глаза его округлились, и в изумлении открылся рот. Надя подошла ко мне и сказала:

– Хочешь подержать? Он такой смешной, – и пламя тоже задрожало в такт её словам.

– Не надо, – отказался я. Не знаю почему.

Надя также медленно вернулась к Пыльцыну все еще пучившему глаза и стоявшему с поднятыми руками.

– На, возьми обратно, – Надя протянула огонь обратно Гоше.

И тут случилось что-то неправильное. Дуга, перекинувшись на гошины руки, вдруг затрещала, он замахал руками, заорал истошно и затрясся.

Я прыжком подлетел к выключателю и уже при свете увидел, что Гоша стоит на коленях и дергает электрический шнур, тянущийся из-под его балахона на кухню. Я рывком дернул этот шнур. У меня получилось лучше, чем у Пыльцын. Он перестал трястись как шаман. И просто сел на пол.

– Вот так всегда бывает, когда женщина вмешивается в магию, – нашел в себе силы пошутить Гоша, когда отдышался.

– Я бы скорее сказал, вот к чему приводят игры с электрическими приборами, самодельными. – Не люблю я электрические фокусы с целью отбить девушку.

– Да ладно, по-моему, мы ушли в дебри философии с этими ролевками, – Я решил все-таки поговорить по делу. – Гоша, мне кажется, сейчас игра нужна всем, надо найти хоть какую-то возможность расшевелить это сонное болото. Ты что не видишь, что произошло? Да мне просто хочется хоть пару человек расшевелить.

Тут Пыльцын как-то сник. Он, ничего не сказав, пошел на кухню и стал там греметь чайником.

Я молча сидел на диване, а Надя, как ни в чем не бывало, стала ходить по комнате, рассматривать немногие украшения на стене.

– Ой, я помню, у моей мамы был такой сувенир, – показала она пальцем на странную фигурку, – аппликацию из оленьего меха, похожую на человечка. – Она из Якутии привезла, говорила там, в аэропорту в киоске продаются.

– А где твоя мама сейчас? – я ведь так ничего и не знал о Наде до сих пор.

– Мне было лет десять, когда меня забрали у родителей. С тех пор не знаю о них ничего.

– А, рассматриваете реликвии? – из кухни явился Гоша с чашками на подносе, – Это тотем эскимосский. Мне его шаман подарил. Говорил, что под ним жертвоприношения совершали. Ты поднеси к нему руку, поднеси! Надя протянула руку к безделушке.

– Ты чувствуешь, какая аура? – его опять несло. – Он дышит душами умерших.

– Да, дышит, – Надя, оказывается, может и соврать.

– А вот это зуб большой голубой акулы! – Пыльцын ткнул пальцем в сторону черной деревянной рамки-коробочки в дальнем углу.

– Да, действительно, – я подошел к рамке и сделал вид, что внимательно рассматриваю обломок клешни песчаного краба, – только голубой ли? Может серой?

– Нет, мне моряк, который привез, говорил, что голубой.

Я спорить не стал.

– Кто будет бульон из брикета? – Гоша кивнул на поднос. – Говорят, очень взбадривает.

– Ой, совсем забыл! Я же кофе принес, – я действительно забыл, а теперь перспектива пить хлебово мне сразу напомнила о маленьком свертке в кармане.

– Кофе? Откуда? – искренне удивился Гоша.

– Так меня не было дома сколько, а запасы остались. Ещё родители делали. Они всегда старались иметь дома запасы. Это у них еще с перестройки голодный рефлекс.

– А родители где? – Гоша задал не очень тактичный вопрос.

– В Ялте, – не очень понятно ответил я ему.

– Ну, так давайте кофе, я сто лет не пил! – Гоша засуетился с чашками.

– Хотя, – продолжил он, колдуя с приготовлением кофе, – я, конечно, предпочитаю питаться согласно рекомендациям властей. Комплекс пищевых компонент, тщательная их сбалансированность и, конечно, витамины – это залог здоровья человечества. А оно требует оздоровления. И не только физического! Считай, что это мой тебе ответ по поводу ролевки. Пора нам выходить из этих детских игр! Нас ждут великие дела!

– Гоша, а ты где работаешь сейчас? – у меня появилась догадка.

– Я как и все, понедельно, – не почувствовал он подвоха.

– О, как и я. Я вот неделю мышей бил. И всяких других вредителей. Теперь буду в библиотеке убирать неделю. А ты где работал в последний раз?

– Мне доверили очень важный участок. Я пишу обзор о социальной структуре населения в городе. Для властей. Меня могут в дальнейшем привлечь как аналитика на постоянную должность. Ты слыхал, что новые власти начинаю вводить и постоянные должности?

Я ничего не слышал, конечно, но понял, что не стоит дальше мучить бедного Гошу. Он теперь должен быть твердыней политкорректности и преданности властям.

В общем, мы допили кофе, поболтали о разном, и уже пора было уходить, но все-таки я решил задать последний вопрос.

– Ты про Иву что-нибудь знаешь?

– Про Иву? – Гоша удивился, покраснел и при этом глянул на Надю, – Ну как тебе сказать. Я с ней почти не встречался в последнее время. Знаю, что она вышла сначала замуж за сотрудника военизированной группы поддержки.

– За кого? – я не понял, – ты имеешь в виду за полицая?

– Как все любят вешать ярлыки! – Гоша деланно возмутился. – Да, их так называли те, кто не понимал ситуацию. Потом она развелась сразу, через две недели, говорят, он сильно пил и избивал её. Потом вроде у нее был жених иностранец. Потом – не знаю.

– Она погибла. Я хотел узнать как.

– Ну, этим сейчас никого не удивишь. Когда идет переделка мира – щепки летят.

Меня от его циничности перекоробило. Мы достаточно кисло попрощались, сославшись на дальний путь. Осведомленный Гоша сразу же сообщил о том, что будет строиться монорельс скоро. Наверное, врал – кто и кому будет строить? И, я заметил, тайно сунул Наде визитку в руку.

– Он пустой человек, давай к нему больше не пойдем, – сказала Надя, после того как мы отошли немного от дома Пыльцына.

Я возражать не стал.

– Да ну его действительно… Какой-то он. – Я на мгновение задумался – Нe словно полицай.

На самом деле я прекрасно понимал, какой он. Было когда-то такое слово – коллаборационист. Я его помню из книжек про французское сопротивление. Там тех, которые с фашистами сотрудничали, но не как наши полицая, а так, слегка. Ну, в общем тех, кто были лояльны властям, так звали. Мягко… У нас таких звали просто, предатели. Опять и опять я начинаю вспоминать слова, которые, казалось, ушли вместе со страной. Предатели, изменники, коллаборационисты… Неужели в истории человечества эти слова такие важные? А вдруг Пыльцын искренне верит в то, что работая на новые власти, он действительно делает что-то хорошее и ради прогресса. Может быть. Только почему у него его так бегают глазки и потеют руки?

И ещё я подумал. Может и нет так страшно умереть, борясь с сентами, страшно конечно, но если знаешь ради чего… Но страшно представить, что потом, спустя время скажут, что героями были полицая и те, кто сентам помогал. Вот это страшно. И поэтому нельзя погибнуть, нужно победить. А вообще – я дурак. Со мной рядом идет Надя. А я думаю о героизме и прочей шелухе. Надя, словно почувствовав, что я перестал думать о глупостях спросила:

– Слушай – а почему ты побоялся сделать, так как он?

– Что, как он? – не понял я.

– Ну, огнем не стал играть?

– Вот только мне не хватало ещё в эти фокусы играться, чтобы током стукнуло, как его? – это же детский сад!

– Да? Это же так здорово, – Надя остановилась и повторила, как делала у Пыльцына. Как будто попыталась между ладоней опять подержать дугу.

– Вот странно, теперь не получается, – грустно улыбнулась Надя.

– Так тебе розетки не хватает! – засмеялся я и зашагал дальше.

– Ой, получилось, получилось! – раздался за спиной радостный голос Нади.

Я оглянулся. Она, стояла, держа ладони, как и прежде.

– Ну вот, спугнул, – грустно произнесла Надя.

– Ладно, ты потренируйся, – она все-таки фантазерка.

Я взял её за руку, и мы зашагали по пустым улицам. Было ещё совсем светло.

Глава двадцать третья

Я пытался приготовить что-нибудь съедобное на кухне, а Надя делала вид, что помогает. Она не любила готовить. И если готовила что-нибудь, то как-то невпопад. То чай холодной водой заварит, то ещё что не так сделает. Впрочем, может я не прав, разве можно человека узнать всего за несколько дней? Но мне почему то нравилось готовить, и особенно при помощи Нади.

Неприятное чувство, возникшее в гостях у Пыльцына, прошло и не оставило следа. Казалось, мы опять одни в этом мире. В нашем мире. Ощущение, что вокруг меня и Нади, когда мы дома возникает какой-то экран, который закрывает от всего, что происходит вокруг, возникло в первые минуты, как только она появилась у меня.

– Слушай, я вот хотела спросить, – внезапно Надя переменила тему разговора. До этого она комментировала мою стряпню. – Вот ты про эту игру говорил. А почему тебе интересно играть в ролевки? Если честно? Это из-за той девушки?

– Какой девушки? – Я сделал вид, что не понял. – Мне самому там интересно было.

– Ты о ней с Пыльциным говорил! – Возразила Надя.

– Надя, мне неприятно это вспоминать. Да, мне действительно очень нравилась одна девушка, Ива, но её больше нет. Нет, и не надо вспоминать.

– Если не вспоминать тех, кто ушел, то однажды никто не вспомнит о тебе. – Тихо произнесла Надя. И мне показалось, что губы у нее дрогнули.

– Надя, ты меня неправильно поняла. – Мне стало стыдно. Но говорить с Надей об Иве мне совершенно не хотелось. Именно с Надей. – Я не то имел в виду. Я помню о ней, и всегда буду помнить. О ней, о Вовке, о моих погибших друзьях. О родителях. Но просто… Мы же о ролевке говорили.

– Да, конечно, я просто так спросила! Я хотела понять, почему тебе нравилось играть. Вот ты говорил, что там, в игре каждый может почувствовать себя кем-то другим, взглянуть на мир другими глазами. Да?

– Да, именно! – Я обрадовался возможности не говорить о больном. – И ещё, человек в такой игре может реализовать себя так, как не может в обычной жизни. Ты понимаешь, да?

– Нет. – Неожиданно жестко ответила Надя. – Я этого не понимаю. Ты хочешь сказать, что в игре вы пытались из себя изображать кого-то другого? Вот тебе, например, там нравится изображать злобного, глупого ну, например, полицая того же?

– Нет, ты не поняла, – какая она все-таки наивная. – У нас не такая игра! Мы просто в другом мире пытаемся жить, ну и возможностями некоторыми себя наделять, которых в жизни не имеем. Я вот магом был. И никто брал роль злобного полицая. Этого и в жизни хватает.

– А ты знаешь все свои возможности в жизни? И что ты мог, как маг? – Надя явно хотела сегодня весь вечер спорить.

– Неужели непонятно, что может маг? Неужели ты не знаешь? Он же может такое, ну… Ну вот, каша подгорела.

– А что такого особенного может маг, чего не может человек? – Надя, мне показалось, издевалась надо мной. – Ну, что, скажи?

– Ну, маг может… – действительно, не простой вопрос. – Вот, он может, например, разрушить стену!

– Зачем? И что, разве её нельзя разрушить без магии?

– Маг может силой мысли! Неужели непонятно?

– Ну, допустим, нажать кнопку взрывателя можно тоже как-нибудь. Силой мысли. И что, это будут магия? – Наседала Надя.

– Ну, ты что, не понимаешь? Ты издеваешься? – Меня начало бесить, что я не могу ответить на её вопрос. Хотя, еще мгновение назад я мог ответить. – Разве может человек взглядом предметы двигать? Может, скажи?

– А зачем их двигать взглядом? – Надя была готова рассмеяться. – Рук нет, что ли?

– Ага, не может! Не может! – Я, наверное, плохой спорщик. – А ведь представь, в бою, в схватке – это ведь может все решить!

– В бою, скорее всего, решает точный выстрел. Или своевременный. – Грустно сказала Надя. – А вы что в игре своей предметы двигали взглядом?

– Ну, ты зануда! – незлобно сказал я – В ролевке мы играли, изображали, что у нас есть сила, что мы можем все. И ещё. В игре все по правилам, все честно. Никто не обманывает, и слово чести – это слово чести. И в схватке на мечах не ждешь выстрела в спину!

– Так может, вам нравилось играть именно потому, что там все честно? Может быть, вы не убегали в волшебный мир, а пытались жить в мире, где все честно? Все справедливо? Где нет подлости, где нет предательства?

– Ну, это тоже конечно. – Надя как всегда была права. Она вообще всегда права. – Но, кроме того, мир, в котором мы пытались жить, он был прекрасный! Ты только представь себе, ведь там были не только маги или рыцари. А эльфы, орки…

– А эльфы, они как? Тоже волшебники? – опять у нее скепсис в голосе.

– Нет, эльфы это таинственная, утонченная раса, они хрупкие, чувствительные, странные такие.

– Наверное, эльфийские девушки все красавицы – нежные и стройные? – Не унималась Надя.

– Конечно! – сказал я, и лицо у меня стало гореть. Я просто вспомнил Нитроэмаль и смутился, что я вру Наде.

– Понятно.

– И представь, мы так вживались в игру, так увлекались, что были готовы и дракона настоящего увидеть. Казалось, ещё чуть-чуть и он прилетит!

– Дракон говоришь? – совсем тихо переспросила Надя. – А вот скажи, когда ты игрой увлекался, никогда не было с тобой такого, что ты начинал видеть все вокруг, ну… немножко не так, как обычно в жизни? Ну…, как будто ты видишь сквозь внешнюю оболочку человека, сквозь кажущийся облик мира? Я, наверное, невнятно говорю, да?

– По-другому, говоришь… – я задумался. – Что-то такое было. Вот в последней игре, когда я облажался…

– Как?

– Да неважно, не в этом суть! – Я не хотел об этом рассказывать. – Так вот, там я на мгновение увидел своего приятеля, мы тогда противниками были, так вот я его видел как настоящего мага, настоящего Донгура. Вот я сейчас вспоминаю… Когда он меня на бой вызвал и вышел из замка – он был в белой мантии с шитьем, и волосы у него были длинные, черные, как смоль, и развивались на ветру. Я только сейчас вспомнил. А Сашка, ну, он Донгуром был, на самом деле блондин и лысоватый. И всегда под ноль стрижется. Я его видел тогда именно таким, каким, наверное, он себя представлял. Ну, по крайней мере, в игре. И ещё! Слушай, точно!

– Что ещё? – Надя внимательно слушала меня, уперевшись о край стола локтями.

– Надя, точно, ведь когда я заклинание сказал – ну чтобы ворота открылись…

– Какие ворота, я же не знаю, во что вы играли?

– Ну, там по игре я должен был заклинанием открыть вражеские ворота, так вот! Я заклинание это проговорил, и они сразу распахнулись! А ведь в игре не так! Должны были те, с той стороны открыть их, если мое заклинание правильное и правильные движения руками там, ну понятно, выполнено все по описанию роли. Ну, ты понимаешь, да?

– Ну, я понимаю, да. Тебя удивило, что ворота быстро открылись? – Скепсису Надиному не было предела. – Может, просто так был увлечен игрой, что деталей не замечал?

– Может и так! Именно! Вот ты сама и ответила на свой вопрос! Именно, мы так увлекались, что видели то, что хотели видеть.

– Андрей, не сердись! – Надя взяла меня за руку, успокаивая. – Я не спорю с тобой, не хочу доказать что-либо. Мне просто интересно. Ты скажи мне только, вот когда ты видел Сашку своего таким, с развевающимися волосами, страшным магом, может, ты видел это по-настоящему?

– Что ты хочешь сказать?

– Может, мир совсем не такой, каким мы его видим? – голос Нади чуть дрогнул.

– Я не очень понимаю тебя? Что значит – не такой?

– Я тебе никогда не говорила, почему меня в ту больницу, увезли? И мучили там?

– Нет, Ты не говорила, да и я не спрашивал. Я думал, что это тебя расстроит, ну никто о своих болезнях не любит…

– Я была ещё совсем маленькая, когда это случилось в первый раз, – было видно, что Наде трудно рассказывать об этом, – ко мне пристали какие-то пацаны. Я во дворе играла, мне подарили такую игрушку красивую, дракона. Он был большой, пластиковый. Если нажать на рычажок, то он даже крыльями махал и выл от батареек. Ну, я так говорила тогда, маленькая была. Я его взяла во двор, поиграть. У нас дом был многоэтажный и двор большой с детской площадкой. Я со своей подружкой, Катькой, любила там играть. Мы себе шалаш устроили под деревом. А пацаны эти, чужие, я их не видела никогда раньше. Они почти взрослые были, и очень злые. Они отняли у меня этого дракона. Отняли, а я разревелась. А один из них стал топтать дракона ногами. А я… Ты знаешь, я давно просила у родителей такую игрушку, в тот день мне её подарили, мне казалось, что это самый счастливый день в моей жизни. В общем, когда тот пацан растоптал дракона, мне стало плохо, и я как будто сознание потеряла. Потом дома очнулась.

– Бедная, я бы этим гадам… – мне стало жалко маленькую Надю, я себе очень живо представил эту картину с растоптанным драконом.

– Да, но потом…

– Что потом?

– У моих родителей были неприятности. Дело в том, что когда Катька позвала взрослых, те мальчишки лежали без сознания, трава вокруг дерева была вся обгорелая. Уже потом мне рассказали, что тот, который топтал дракона, стал сильно заикаться и мочился ночью в постель. И не мог засыпать без таблеток. И говорил, что его сжег дракон. Он вообще, потом идиотом стал. Но, наверное, все-таки не из-за меня. Это было только начало. А когда повторилось…

– Что повторилось? – Я немного потерял нить Надиного рассказа.

– Не надо, я не хочу рассказывать. Уже потом, когда я взрослая стала, прочла, что написано в моей, как её называли, истории болезни. «Неограниченные возможности массового внушения». Это не правда! Я ничего никому не внушала. Я просто открывала людям глаза.

– Что ты имеешь в виду? На что открывала глаза? – Вообще-то, я уже почти догадался, но хотел услышать это от Нади.

– Мир не такой, каким мы его видим, мы его воспринимаем разумом, своим воспитанием. А он, наверное, не такой.

– Ты хочешь сказать, что белое – это не белое и вот эта кастрюля – не круглая? – мне понравилась такая мысль.

– Ты называешь белое белым, но ты не можешь посмотреть на него моими глазами. Кастрюля круглая для всех, потому что мы научены называть это «круглая». Но какой он на самом деле, он этот мир? Что ты видишь НА САМОМ ДЕЛЕ?

– Я вижу то же, что и ты. – Странный какой-то спор. Я понимал, о чем говорит Надя, но мне от этого становилось не по себе.

– Так вот, все мои неприятности были от того, что я могла заставить человека увидеть мир таким, каким я его вижу. Или таким, какой он на самом деле, не знаю. И ещё, дракон стал наваждением. Спустя много лет тот подонок, который… Ну, не важно. Он потом, когда смог говорить, сказал, что руки ему откусил дракон…

– Я надеюсь, меня не съест дракон? – я засмеялся.

– Нет. – Надя посмотрела на меня очень грустно. И, сжав мою ладонь, добавила. – Я боюсь, чтобы дракон не убил меня.

– Может, ты сама – дракон? – Я пытался перевести все в шутку. – И надо тебя укротить?

– Дракона нельзя укротить. – Надя была совершенно серьезна. – Дракон может быть или врагом или другом.

– Ладно, давай опять кашу поставим!

– Давай, а то во второй раз подгорает, а запасы кончаются. – Надя, словно вырвалась из оцепенения.

Я снял с плиты сковородку, стреляющую раскаленной гречкой, и стал осторожно, чайной ложкой вылавливать оттуда подгоревшие зерна. Трудная работа, Надя, уже хорошо изучившая, где-то лежит на кухне, с грохотом извлекла из шкафчика кастрюльку. Я, как смог, перебрал гречку и высыпал её в кастрюлю.

– Так, осторожно, я сейчас туда кипятка налью, – я предупредил Надю, – брызги полетят.

Чайник же давно возмущался струей пара. Я взял его осторожно, через тряпку, за горячую ручку, стал наклонять над кастрюлей. Надя внимательно следила за моими манипуляциями. Воды оставалось в чайнике меньше половины и пришлось наклонять больше и больше. В какой-то момент крышка чайника со звоном соскочила, и пар от крутого кипятка схватил меня за руку. От боли я выронил чайник.

Чайник должен был, падая, окатить меня кипятком, но ничего этого не произошло. Он повис в воздухе, там, где я его отпустил, и вода аккуратно перелилась в кастрюлю. И только потом, словно выполнив свою функцию, пустой чайник загрохотал по плите и по полу.

– Андрей, ты не обжёгся? – из ступора меня вывел Надин вопрос. – Я так испугалась.

– Как ты это сделала?!

– Я боялась, что ты обожжешься, – просто ответила Надя.

– Вот, а ты спрашивала, зачем двигать предметы взглядом. – Это все, что я мог ей сказать.

– Если бы я могла это делать, когда хочу!

– Важно сделать это тогда, когда надо.

– Андрей, а скажи мне, может я все-таки не все до конца поняла. – Надя опять переключила тему разговора, – в вашей игре, Пыльцын этот, он что, главный был?

– Ну… да вроде, – протянул я, уже поняв к чему клонит Надя.

– Так почему же ваш мир, мир в котором вы искали чистоту и благородство управлялся подонком?

– Ну, почему подон… – стал сопротивляться я и осекся. Она ведь права.

– Надя – не задавай мне вопросов, на которые я не могу ответить, – после секундной паузы продолжил я. – Это был другой мир. И я был другой. Я надеюсь, что настоящий мир, ну…

– В настоящем мире, нашем, не будет подонков, – помогла мне Надя.

А каша получилась вкусная. Жалко, что последняя. Запасы подходили к концу.