Текст книги "Люди как боги. Книга 2. Вторжение в Персей"

Там, в мировых просторах, откуда вас некогда изгнали, ныне господствуют ваши враги – разрушители. Вы считаете, что они вам не опасны? Вы полагаете, что ужасные биологические орудия – надежная защита от них? Сегодня, дорогие мои, только сегодня, но завтра – нет, а ведь вы существуете «всегда». Хотите знать, что произойдет завтра и чем закончится это ваше «всегда»?

Разрушители отлично понимают, что живому существу к вам не подступиться. Они и не подступятся – сегодня можете быть спокойны.

Но есть у них одно превосходное свойство, отсутствующее у вас и бесконечно для вас грозное! Вы достигли совершенства, вы успокоились на самих себе, вы могли бы воскликнуть, как никогда еще не мог воскликнуть человек: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» В сущности, вы только и делаете, что превращаете это ваше нынешнее великолепное мгновение в великолепную вечность – консервируете однажды достигнутое счастье. А они развиваются, они продолжают неутомимо совершенствоваться, развиваются в преступном направлении, совершенствуют свою подлость.

Вы думаете, это праздная философия – то, что Великий разрушитель провозгласил своей исторической миссией, – превращение организмов в механизмы? Нет, прекрасные и близорукие, это цель их деятельности, а работать они умеют! И они работают, поверьте, они работают, а не только наслаждаются существованием, как вы!

А теперь, – продолжал я, – могу описать, что ждет вас в скором вашем «завтра», бессмертные. Сотни вражеских кораблей появятся у ваших космических кордонов – и навстречу им забушуют ваши сверхмощные биологические орудия. Но корабли будут спокойно двигаться дальше, ни на одном не окажется ни одной живой молекулы, способной погибнуть под вашим обстрелом, управлять кораблями будут механизмы, разумные и безжизненные. Вы мне не поверили? Вы отрицаете, что механизмы могут быть разумны, только биологический мозг достигает разума, говорите вы про себя? Хорошо, пусть по-вашему, разум – явление биологическое.

Но мы уже видели автоматы, пока живые, у которых вместо собственного мозга датчики связи с мозгом, находящимся вне их. И эти живые автоматы отлично функционируют, управление механизмами Третьей планеты осуществляется ими. Я сказал: «пока живые» – и не ошибся. Им уже не обязательно быть живыми, этим, пока живым, автоматам, и завтра они полностью станут механизмами, такими же деятельными, такими же быстрыми и квалифицированными– еще деятельней и квалифицированней! Вот реальная перспектива будущего: гигантский направляющий мозг, недоступный для ваших орудий, и автоматы, спаренные с ним на сверхсветовых, тщательно закодированных волнах.

Что ждет вас тогда? Не знаете? Я и это скажу вам, друзья мои! Значительная часть вас, бессмертные, погибнет при первой же атаке – и этим будет лучше! Но тяжела доля тех, кто сохранит жизнь. На ваши благоустроенные планеты обрушатся гравитационные удары, в пыль превратятся ваши современные города и роскошные парки, в пыль, текущую, как вода, – мы видели эту пыль на несчастной Сигме в Плеядах. Но перед уничтожением планет на шеи ваши наденут цепи, равнодушные автоматы погонят вас в рабство. Вы попытаетесь убежать – и не будет дорог! Вы упадете на колени – и не вымолите свободы! Захотите себя убить – и не обрящете смерти, ведь вы отменили смерть на своих планетах!.. Будете кричать и рвать на себе волосы, в исступлении проклинать горькую свою судьбу, кусать свои руки, бить себя кулаком по голове! Пожалуйста, это не возбраняется, можно и кусать себя, и бить по щекам, и лить слезы. Кругом вас будут одни автоматы, их это не взволнует – жалость у них не запрограммирована!

Таково ваше «завтра» – и оно будет много лучше, чем ваше «послезавтра». Живой и бессмертный раб безжизненного механизма-хозяина, сосущего его соки! Вечный прислужник машины, вечный исполнитель ее прихотей, а у машины появятся прихоти, и страшные прихоти, бессмысленные, нелогичные, но обязательные для вас, ее рабов.

Страшно раболепствовать перед тираном, живым и тупым, надменным и своенравным, подозрительным и жестоким.

Сколько у нас, у людей, сложено прекрасных легенд о священной, трудной, вдохновенной борьбе угнетенных против угнетателей. Но в тысячи, нет, в миллионы раз позорней и горше быть рабом, прислужником электронной схемы, холуем мертвого сочетания рычагов – а это ваша послезавтрашняя доля, ныне совершенные и богоподобные! И где вы найдете тогда выход? Куда толкнетесь? К кому воззовете? Не будет вам выхода! Не будет пути! Не будет помощи! Ибо сегодня вы сами роете ту бездонную яму, куда вам падать!

Таков мой ответ на первый ваш вопрос.

А теперь второй вопрос. Вы не верите, что разрушители могут стать завтрашними друзьями? Но почему, спрошу я, вы не верите? Потому, отвечаете вы, что им не переделать своей свирепой природы, не приобщить к созидательной жизни того, кто отдан страсти уничтожения, не сделать творцом мечтающего о всеобщем хаосе. Нет, скажу я вам! Нет! Нельзя быть такими узкими. Посмотрите на мир – насколько он многообразнее вашей схемы. Он весь – противоречия и многообъемность, а вы его выстраиваете в линию. Он разнонаправлен, он раздирается внутренне и, как при взрыве, летит во все стороны, а вы замечаете лишь тот крохотный осколок, что ударился о вашу грудь.

Давайте разбираться спокойно и объективно.

Вы сейчас самые умелые жизнетворцы в мире, – по крайней мере в той его части, что нам известна. И вы поставили исторической целью своего существования повышение биологичности всего живого – так вы утверждаете, так вы делаете. Вам ненавистна безжизненность автоматов, вы придирчиво контролируете, не приносят ли в своих организмах чего-то искусственного и мертвого прибывающие на ваши планеты, – мы на себе испытали этот контроль.

И я пропел бы вам хвалу как величайшим животворцам Вселенной, если бы не существовали одновременно величайшие потенциальные убийцы всего живого, и эти убийцы – опять-таки вы! Или не вы сконструировали орудия, грозящие неотвратимой гибелью всякой жизни, от любого примитива до любой усложненности? И если бы сегодня взорвался один, только один из тысяч ваших охранных астероидов, разве вырвавшиеся из него лучи не сожгли бы жизнь на ваших совершенных планетах еще свирепей и беспощадней, чем могли бы это сделать самые свирепые и беспощадные разрушители?

Возможность творения и совершенствования жизни вы гарантируете тем, что создали возможность ее всецелостного истребления, – так непросто получается у вас самих. Жизнь охраняется смертью – вот ваша деятельность. И самое ваше бессмертие основано на том, что вы владеете поистине чудовищной способностью оборвать мгновенно любую жизнь, в том числе и бессмертную. Палка имеет два конца, развитие балансирует на противоположностях, – почему вы забываете об этом?

А если вы попадете в рабы и приспешники все более механизирующихся автоматов, на что тогда будете тратить вы безмерность добытых вами лет бессмертия? Вы будете повышать автоматизм и искусственность, будете разрабатывать и осуществлять схемы обезжизнивания мира, вы, гордящиеся ныне своим жизнетворчеством! Ибо рабы творят волю пославшего их хозяина, а вас, бессмертные рабы, хозяин пошлет изобретательно творить смерть во Вселенной! И все ваше жалкое бессмертие будет потрачено на распространение смерти!

А теперь присмотритесь к противникам. Они объявили разрушение своим символом веры, сеятели хаоса и беспорядка – вот кем они себя считают. И это так – они истинно разрушители, сеятели хаоса и беспорядка.

Но, чтоб породить всеобщий беспорядок, они организуют у себя строжайший, жестокий, неслыханно жестокий порядок. Они строят города и заводы, оборудуют космические станции, наполняют мировые просторы кораблями, одну за другой осваивают планеты и звездные миры. Подчеркиваю – создают, организуют, упорядочивают! Нет сегодня в Персее больших организаторов и созидателей, чем эти самые разрушители!

Да, конечно, их созидательная работа подготавливает разрушение и уже приводит к разрушению, чудовищная жестокость их иерархического порядка нужна, чтоб сеять всеобъемлющий хаос, инженерное творчество обеспечивает возможность социального злотворения. Все это так – они разрушители, я не собираюсь их обелять.

Но я требую внимания к сложной природе их деятельности, к ее внутренним противоречиям. Мир многоцветен – одной краской вы его не нарисуете. И вот я утверждаю, что вторая сторона противоречия, инженерная космическая работа сегодняшних зловредов, сама по себе, вне ее искусственно злобной цели, полезна, а не зла.

Что плохого, что Станция Метрики будет регулировать структуру пространства, а мощные звездолеты перебрасывать товары и пассажиров из одного звездного края в другой? Да одно умение владеть тяготением – это же величайшее из достоинств! Как не поставить его на службу живому разуму? Я не буду перечислять технические успехи разрушителей – вам они известны лучше, чем мне. Ия утверждаю, что безымянные творцы этих успехов – наши потенциальные друзья. Творческий разум задыхается в Империи разрушителей, там давным-давно созрели силы, стремящиеся вызвать революцию угнетенных против угнетателей, – наш долг помочь этим силам.

Вы спросите, где они? На поверхности их не увидеть: слишком велико угнетение, слишком тяжелы наказания любую попытку сопротивления. Но разве свирепость угнетения, разве тяжесть кар сами не свидетельствуют о мощи сопротивляющихся? Бывший разрушитель, наш друг Орлан сказал, что один хороший толчок – и империя разрушителей с грохотом развалится. Так давайте, друзья, толкнем хорошенько!

Но вы спрашиваете, где гарантии? Без гарантий вы не верите, что разрушители превратятся в созидателей? Вот они, испрошенные вами гарантии, вглядитесь зорче! Орлан и Гиг, поднимитесь, пусть вас увидят галакты и звездные их друзья! Орлан, ближний сановник Великого разрушителя, один из знатнейших вельмож Империи, умница и стратег, – разве не сам он замыслил переход на нашу сторону? На чью сторону, спрошу я вас? Победителей, грубо сломивших мощь обороны и без поддержки уже обеспечивших себе успех? Нет, на сторону беспомощных пленников, чье будущее было еще так неверно, – перешел на нашу сторону, чтоб разделить нашу судьбу, а не для того, чтобы подсесть к завоеванному пирогу! А Гиг, весельчак Гиг, добряк Гиг, хороший парень Гиг – разве он изменил нарушителям в поисках благ? Он изменил потому, что представился случай уйти от зловредов, он больше не мог с ними!

Вы скажете: Орлан и Гиг не гарантия, что и другие разрушители поступят так же. Равно как и переход на нашу сторону Главного Мозга с Третьей планеты не гарантия, что и остальные пять Главных мозгов отступятся от своего повелителя. Нет, друзья мои, нет. Здесь гарантия, и к тому же – абсолютная! Абсолютность ее в том, что Орлан и Гиг были первыми разрушителями, которых мы встретили, – и эти первые стали нашими. Мы их не выискивали, не отбирали, наоборот, их выискивал и отбирал сам Великий разрушитель – и, конечно, отыскал самых правоверных, отобрал самых свирепых. А они – наши! А они не правоверны и не свирепы! И не перешли на нашу сторону, это слово неточно, – вырвались к нам, обрели наконец свободу!

Вот она, абсолютная гарантия: вельможи покидают верховного правителя, гвардия его заносит над ним меч! Ибо он – угнетение и унижение, бесправие и ложь. Ибо мы – свобода и взаимное уважение, равноправие и правда! Не ищите других гарантий, сильнее этих не найдете. Я закончил. Решайте.

– Можешь отдохнуть, Эли, – сказал Граций. – Передача завершена, надо дать время галактам поразмыслить над твоей речью.

Я вышел в салон. Меня обступили друзья. Лусин плакал, Труб тоже вытирал крылом слезы. Орлан так волновался, что не сумел ничего сказать, – он лишь проникновенно сиял бледным лицом. Гиг заключил меня в свои костлявые объятия. Ромеро с уважением сказал:

– Вы, оказывается, оратор, любезный адмирал!

Осима энергично выругался:

– Если эти живые боги не выделят нам парочку звездолетов с биологическими орудиями, то они слепые котята. И тогда не произносите больше при мне этого слова – галакт.

Мери взяла меня под руку.

– Эли, я слушала тебя с замиранием сердца! Если эти странные существа и не согласятся с тобою, все равно твоя речь была великолепна, все равно была великолепна, Эли!

Я с досадой отмахнулся.

– Речи хороши, лишь когда порождают хорошие результаты. Откажут нам галакты в поддержке – значит, речь никуда не годилась!

Мы еще поговорили, и я вдруг задремал, привалившись головой к спинке дивана. Мери потом говорила, что я стонал и вздрагивал во сне. Проснулся я оттого, что Мери дернула меня за рукав.

В салон вошли Граций и Тигран. В первый – и в последний раз я видел галактов взволнованными, без обычной приветливой улыбки.

Граций издали протянул ко мне обе руки. А Тигран почти приплясывал – казалось, он готов был ликующе, не хуже Гига, захохотать и затрястись всем телом.

– Адмирал Эли! – торжественно заговорил Граций. – Наше решение таково. После долгих тысячелетий затворничества галакты снова выходят в межзвездные просторы. Вы, люди, могущественнее нас сегодня – мы с радостью отдаем себя вашему руководству. В ближайшее время у сферы астероидов соберется эскадра звездолетов системы Пламенной – тридцать пять боевых кораблей. Из других звездных систем выйдут другие эскадры, всего четыреста пятьдесят звездолетов. Принимай командование над флотом галактов, адмирал людей!

13

Я не стал дожидаться подхода эскадр из других звездных систем: Андре сообщил с Третьей планеты, что против кораблей Аллана концентрируется гигантский флот разрушителей, непрерывно появляются все новые и новые крейсеры.

Не было сомнения, что враги не будут тянуть с решающим сражением. Им надо было покончить с Алланом, пока не подоспели галакты. Так бы на месте разрушителей действовал я, и у меня не было причин считать врагов глупее себя.

Когда первые тридцать пять звездолетов прибыли в район сбора, я скомандовал выступление. Эскадрам из других звездных систем было предписано собраться в два флота и выходить самостоятельно к месту, где прорывался Аллан.

Адмиральские антенны я снова поднял на «Волопасе», командовал кораблем Осима, помогал ему Тигран – галакт знакомился с аппаратурой человеческих кораблей.

На третьем месяце похода произошли два важных события. Пришло сообщение, что второй флот в составе двухсот кораблей уже на подходе к Персею и мчится на соединение с нами, а третий флот, еще двести двадцать звездолетов, заканчивает концентрацию и выступает на днях. Второе сообщение было тревожней. На траверзе нашего флота показались корабли разрушителей.

Крейсеры врагов вспыхивали на экране зелеными точками.

Я поговорил с Грацием и Орланом. Галакт держался мужественно, хотя его страшила встреча с врагами, до сих пор неизменно одолевавшими галактов в открытых сражениях. Орлан был мрачен.

– Великий придумал что-то скверное, Эли. Он, конечно, постарается не пустить нас в район боев с эскадрой Аллана.

Я пока не видел причин тревожиться. В том, что разрушители попытаются навязать нам истребительное сражение еще в пути, новости не было. Но и «Волопас» с его способностью аннигилировать материальные тела был орешком, о который можно сломать зубы.

Я передал на Третью планету, что вижу врага. Андре фиксировал каждый корабль разрушителей. Встревоженный их огромным количеством, он советовал изменить курс на Оранжевую. На близком расстоянии механизмы Станции действуют исправно, но генераторы дальнего действия не восстановлены, хотя на них все напряженней кипит работа. «Прикрыть вашу эскадру можем лишь у Оранжевой», – сообщил Андре.

Я долго думал над депешей Андре. Все во мне протестовало против бегства под прикрытие Станции. Именно этого и добивались враги – заставить нас отказаться от соединения с Алланом. Сами ли мы побежим, или нас рассеют в сражении, разница была тактическая – стратегическая цель в обоих случаях достигалась.

Соображения эти я передал на все наши звездолеты.

Уже было ясно, что против нас выступила не эскадра, а крупный флот противника. Всю северную полусферу усеяли зеленые огни, их было свыше двухсот, а они все продолжали прибывать. Орлан считал, что Великий разрушитель, чтоб не ослаблять основных сил, действующих против Аллана, мобилизовал для борьбы с нами все свои космические резервы. Хорошим в этом было лишь то, что двум другим флотам галактов уже не грозила встреча с разрушителями. Вражеский флот шел компактным соединением параллельно нам, не обгоняя и не отставая. Держаться рядом с тихоходными кораблями галактов им, конечно, было легко.

В эти дни мы находились точно на траверзе Оранжевой – на самом коротком расстоянии от нее. Лучшей возможности, чем сейчас, стать под защиту механизмов Станции не могло быть. С каждым часом полета мы должны были уходить все дальше от нее.

– Итак, решаем, – сказал я Грацию. – Мнение людей, мое в частности, вам известно: бегство – провал похода, продолжение его – возможность сражения.

К чести галактов, он колебался недолго.

– Мы вручили командование тебе, Эли, не для того, чтобы восставать при первой опасности. Я за продолжение похода и известил о своем мнении все звездолеты.

Теперь мы удалялись от Оранжевой. Я со стесненным сердцем смотрел, как тускнеет на экране эта звезда, еще недавно причинившая нам столько горя, лишившая нас с Мери сына, – единственная наша защита в звездных владениях разрушителей.

Я предложил МУМ рассчитать, когда мы пересечем границу действия малых генераторов Станции. До границы, где мы еще могли надеяться на помощь Станции, оставалось несколько дней похода.

– Любезный Орлан, вы единственный среди нас знаете стратегическую кухню разрушителей, – обратился как-то Ромеро к Орлану. – Не смогли бы вы набросать задачи и возможности преследующего нас неприятельского флота?

По мнению Орлана, флот будет сопровождать нас без нападения до границы действия генераторов метрики. Военачальники разрушителей, несомненно, знают, что Станция еще не восстановлена полностью, и на этом построят свою тактику. Они ринутся, как только мы останемся без поддержки. Сейчас они движутся компактно, но перед нападением рассредоточатся, чтоб захватить нас в сферу. Они понимают, что главная сила в нашей эскадре – «Волопас», и постараются не попадать под удар его аннигиляторов.

– И попадут под удар биологичек! – воскликнул Гиг. У предводителя невидимок темно горели глазные впадины – так его восхищала перспектива грандиозной космической битвы.

Орлан скептически втянул голову в плечи.

– Экипажи многих кораблей, вне сомнения, погибнут. Но из кого состоят команды? Что если у пультов биологические автоматы с программирующими устройствами взамен мозгов? Они погибнут, не понимая, что погибают, а перед смертью нанесут нам значительный урон.

Не могу сказать, что мрачный прогноз Орлана на нас не подействовал. Я сочувствовал молчаливому Грацию. Ему приходилось хуже, чем нам, с детства привыкшим, что наша жизнь непрерывно отбрасывает от себя тень ежесекундно возможной смерти.

Мы подошли к границе действия Станции Метрики и пересекли ее. Звездолеты были приведены в боевую готовность. «Волопас» нацелил аннигиляторы на неприятельский флот, галакты дежурили у биологических орудий.

Некоторое время я носился с мыслью прервать неизвестность собственными активными действиями. «Волопас» в скорости превосходил неприятельские крейсеры. Не бросить ли его против ядра вражеских кораблей и с одного удара аннигилировать его? МУМ произвела расчеты – и от такой атаки пришлось отказаться. Прежде чем «Волопас» выйдет на предельную дистанцию, неприятель успеет рассредоточиться. Надеяться можно было только на гибель трех-четырех кораблей врага – не больше. А в то время, как «Волопас» расправлялся бы с обреченными крейсерами, вся громада обрушилась бы на звездолеты галактов, лишенные прикрытия.

Расчет МУМ был так неутешителен, что я не мог без тревоги смотреть на зеленые точки. Однако ничто не показывало, что враг собирается нападать. Эскадры разрушителей мчались параллельно нашей, держа дистанцию, как на параде. Я уже начинал думать, что стратегические прогнозы Орлана неверны и что противник не собирается навязывать нам бой на уничтожение.

Все люди тешат себя химерами, я не составлял исключения. Меня все больше опутывала иллюзия, что удастся прорваться без боя. Час, когда она рухнула, я запомнил навсегда. По кораблю разнесся сигнал боевой тревоги. Я был в салоне с Мери и Ромеро. Они поспешили в обсервационный зал, я – к командирам.

В командирском зале сидели Осима, Тигран и Орлан.

– Начинается, – со зловещей бесстрастностью сказал Орлан.

На экране метались зеленые точки. Все было ясно. Флот врага рассредоточивался. Он действовал точно по диспозиции Орлана: охватить нас в сферу, а затем атаковать со всех осей.

Добрую половину их кораблей ждала гибель, но они, видимо, заранее мирились с этим – лишь бы уничтожить нас. Орлан угадал их стратегический план.

Я приказал звездолетам галактов сконцентрироваться потесней, а «Волопасу» выходить вперед.

План мой был таков. Галакты защищаются биологически в Эйнштейновом пространстве, а «Волопас» в сверхсветовом мчится вокруг нашей эскадры, аннигилируя корабли врага, попадающие в конус уничтожения.

Историки, в том числе и Ромеро, впоследствии критиковали этот план за отчаянность, граничащую с нереальностью. Но я хотел бы посмотреть на этих мудрецов в моем тогдашнем положении: один быстроходный корабль против целого флота. Я и сегодня, через много лет после тех событий, уверен, что нам удалось бы защитить звездолеты галактов от непосредственного удара, а что их орудия сеяли бы среди врагов верную гибель – уверен абсолютно.

Но сражение развернулось совсем по-иному.

– Адмирал, они отступают! – закричал Осима.

Но разрушители не отступали – жестокая буря трепала их корабли. Зеленые огни трепетали, закатывались в незримость.

Даже сверхсветовые локаторы не могли пробиться в ад, забушевавший в том месте, где только что находился неприятельский флот. Корабли швыряло от нас, швыряло один от другого, швыряло один на другой. Они продолжали полет, но траектория, ломаная, запутанная, судорожно меняющаяся, свидетельствовала о смятении и ужасе.

Когда-то мы попали в такую же ловушку, и нас тоже терзал страх, но то, что сейчас пришлось испытать врагам, было стократно умножено. Бездна, которую они тысячелетиями рыли для своих жертв, разверзлась у них под ногами.

– Большие генераторы Станции Метрики работают, – прервал молчание Орлан. – И если я не ошибаюсь, адмирал, Андре задал вражескому флоту направление на Пламенную – под биологический удар ее астероидов. Как разрушители всегда боялись приблизиться к этой страшной сфере уничтожения!.. И вот – финал!

Я оторвался от экрана, на котором один за другим таяли зеленые огни.

– Одно ясно, дорогой Орлан: ничто теперь не мешает нам соединиться с галактическим флотом людей. А что тогда разрушители смогут противопоставить общей мощи человечества, галактов и ваших восставших планет?

14

Я не буду останавливаться на разыгравшемся потом генеральном сражении. Достаточно того, что ни у эскадры Аллана, ни у галактов не был поврежден ни один корабль, а разрушители потеряли больше трети своих крейсеров, окончательно лишившись надежды на победу. После сражения «Волопас» подошел к «Скорпиону», и я с друзьями отправился к Аллану. Планетолет плавно втянуло в недра «Скорпиона». Я выбежал первый и не сошел по лесенке, а спрыгнул с площадки на причальную площадь.

Я не успел ни крикнуть, ни охнуть, как попал в объятия Аллана. А затем Аллана сменил Леонид, а после Леонида была Ольга, а за Ольгой Вера, а за Верой еще друзья, бесконечно дорогие лица, крепкие руки, радостно целующие губы… Я что-то говорил, вскрикивал, вокруг меня тоже что-то говорили и кричали – я не слышал ни себя, ни других.

А спустя некоторое время наступило подобие спокойствия, и я сумел оглядеться. Мери плакала на плече у Веры, Вера, вся в слезах, обнимала ее. Осима что-то горячо втолковывал Леониду и Ольге – энергичный капитан «Волопаса», похоже, пытался при первой же встрече описать всю эпопею наших скитаний в Персее. Труб то кидался от одного к другому, то проносился над всеми, остервенело ревя.

– Эли, кто это? – с испугом спросила подошедшая Ольга.

У нее даже лицо перекосилось и побледнело.

Я обернулся, недоумевая, что могло ужаснуть всегда спокойную Ольгу. На площадку планетолета выбрался Гиг. Он стоял там, озирая черными глазницами толпу людей, – огромный, жизнерадостный, хохочущий всем корпусом.

А рядом с ним с одной стороны встали Орлан и Граций, с другой – Лусин и Тигран. И это соединение людей, галактов и разрушителей было так непредвиденно, что на минуту на всей площади установилась каменная тишина. Люди, цепенея от удивления, глазели на разрушителей и галактов, те с любопытством рассматривали людей.

Только бодрое постукивание костей скелета нарушало тишину.

Я поднялся на площадку и обнял Орлана и Грация, а Лусин обнял Тиграна и Гига.

– Друзья мои, – сказал я людям. – Не удивляйтесь, а радуйтесь. То, что вы увидели, не загадочно, а символично. Три величайших звездных народа нашего уголка Вселенной соединяются в братский союз. И если пока еще рано говорить, что все разрушители превратились в созидателей, то первые ласточки, творящие весну, уже появились. Вот они, приветствуйте их!

Мы сошли вниз и потерялись в толпе. Я говорю «потерялись» и смеюсь. Мы часто разговариваем штампами и мыслим штампами. Я еще мог потеряться, тем более Лусин с его метром девяноста двумя сантиметрами. Но оба галакта, почти трехметровые, величественные, сияющие улыбками, возвышались над толпой как статуи.

Еще меньше мог потеряться Гиг – хохот его разносился по всему звездолету, он шел, и ему почтительно уступали дорогу. А потом подлетел Труб и обнял его крылом – невидимка и ангел, торжествующие и счастливые, шагали среди людей, как новобрачные на свадьбе. И приветствовали их с не меньшим ликованием, чем новобрачных.

– Пойдем в обсервационный зал, – сказал я Аллану. – Я покажу тебе Оранжевую, где сейчас царит в своей резиденции на Третьей планете Андре Шерстюк. Да-да, Андре, милый Андре, живой, взбалмошный, деятельный!.. И главное – могущественный! По крайней мере четверть светил Персея подвластны ему… Куда ты, Аллан?

– Минутку, Эли! – крикнул Аллан, расталкивая толпу.

– Что с ним? – спросил я Ольгу. – Чем я так его испугал?

– Сейчас узнаешь, Эли. Не испугал, а обрадовал.

Аллан появился, когда мы входили в обсервационный зал. Он держал за руку молодого человека.

Юноша до того походил на Андре, что я замер. Это был Андре, но не тот, постаревший, нервный, какого мы оставили на Третьей планете, а прежний Андре, друг моей юности, – статный, чарующе красивый, с теми же рыже-красными локонами до плеч…

– Олег! – сказал я с трудом. – Олег, ты? Юноша робко подошел ко мне. Я крепко обнял его.

– Как ты очутился здесь? – спросил я.

– Три года назад мне разрешили присоединиться к походу, – ответил юноша. – Мама осталась на Оре, я обещал, что немедленно сообщу ей, если что-нибудь разузнаю об отце.

– Сегодня же пошлешь на Ору сообщение, что отец нашелся. А сам ты скоро увидишь его: соединенный флот идет на Оранжевую, где командует твой отец.

В обсервационный зал набилось так много народу, что кресел на всех не хватило, пришлось стоять. На полусферах экрана огни звездолетов забивали блеск светил.

Зеленые точки кораблей галактов перемешались с красноватыми точками наших кораблей. Я навел умножитель на пару из одной красной и одной зеленой точки. Крейсер галактов в умножителе был огромен рядом с нашим.

Я усмехнулся. Нам не стоило жаловаться: в небольших объемах наших кораблей таилась гигантская мощь. Рассеянные по скоплению остатки флота разрушителей могли бы многое о ней рассказать.

– Кое-что сделано в Персее, – сказал я вслух. – Кое-что сделано, друзья!

Мне ответил Олег. В его голосе слышалась грусть:

– Все важное уже сделано вами… А нам, молодежи, остается доделывать.

Сквозь сферу огней соединенного флота людей и галактов проступали звезды скопления Хи, а за ними выплескивался из берегов Млечный Путь, величественный, звездный поток Вселенной.

Нигде он так не прекрасен и не грандиозен, как в Персее, нигде так не грозны пожирающие его ядро туманности.

– Кое-что сделано, – повторил я. – И того, что остается здесь сделать, хватит всем нам на века. Но тебе, Олег, мы поставим иную задачу, вне Персея, она по плечу лишь вашему поколению. Где-то там, – я показал на темные туманности, – обитает загадочный и могущественный народ – рамиры. Нужно узнать, кто они такие. Экспедиция в ядро Галактики – вот задача, которую мы поручим поколению сегодняшних юношей, Олег!