Текст книги "Зарождение добровольческой армии"

А. Черепов²⁷¹
Зарождение антикоммунистической борьбы на юге России²⁷²

Передо мною лежит тетрадь – труд Генерального штаба подполковника Николаева²⁷³, в котором автор описывает первые шаги, предпринятые генералом Алексеевым и его сподвижниками «для освобождения Родины от группы лиц, захвативших власть над величайшей страной с двухсотмиллионным населением». Я не собираюсь опровергать описываемые подполковником Николаевым события, совершавшиеся на юге России, а хочу лишь дополнить их описанием того, что творилось в соседнем с Новочеркасском Ростове-на-Дону, так как из строк подполк. Николаева можно вынести впечатление, что только в городе Новочеркасске и было начало антикоммунистической борьбы.

3 сентября 1917 года я приехал в отпуск в Ростов-на-Дону из 4-й пехотной дивизии, в которой был на должности командира бригады, в чине генерал-майора. В мирное время город Ростов-на-Дону был стоянкой 136-го пехотного Таганрогского полка, в котором протекла вся моя служба. Там же проживала моя семья – жена и сын, юноша 15 лет. Из Ростова в составе моего родного полка я выступил на войну 23 июля 1914 года, командуя 1-й ротой, в чине штабс-капитана.

Революция в Ростове шла полным ходом, квартировавший там пехотный запасный полк был распропагандирован большевиками. Когда я с вокзала ехал к себе на квартиру (угол Николаевского переулка и Романовской улицы), то старик извозчик, везший меня, сказал мне, обернувшись: «В недобрый час вы едете к нам – не знаю, доедем ли». На мой вопрос: «Почему?» – «Да сами увидите», – ответил старик. Дорога к моей квартире пролегала по Большой Садовой – главной улице города. Все тротуары были полны публики, в пересекающих Б. Садовую переулках иногда виднелись штыки. Доехали мы благополучно, но едва успел отъехать извозчик, а я войти в дом, как на углу улицы (моя квартира была в угловом доме) появилась большая группа вооруженных солдат и там остановилась. На этой квартире я жил с 1910 года и, конечно, был известен почти всем жителям этого района. Поэтому первой мыслью было, что это предвещает обыск моей квартиры по доносу кого-либо из соседей, но вооруженная группа «товарищей» потолклась некоторое время на нашем углу и куда-то удалилась. Радость свидания с семьей была отравлена рассказами о происходящих в городе событиях – торжестве черни и крайне-левых элементов. Офицерам в форме было небезопасно выходить на улицу, так как бывали случаи, что их арестовывали, увозили в здание театра-варьете «Марс» (на границе с Нахичеванью), там след их исчезал.

Не желая подвергать себя подобным злоключениям, я в город выходил в своем охотничьем костюме и всегда благополучно возвращался. В нем же я несколько раз съездил на охоту. Во время этих поездок чего только не приходилось слышать в вагоне поезда от случайных попутчиков – от правых до крайне-левых, весьма откровенно выражавших свое отношение к бывшей Царской власти и ныне торжествующей коммунистической. Принимать участие в таких разговорах, конечно, не приходилось.

Так прошел весь октябрь, в конце которого стало известно, что Донской атаман генерал Каледин с казаками и кадетами наступает на Ростов! Наша кухарка, преданный нам человек, ежедневно, приходя с базара, приносила последние городские новости. Так было и теперь: придя с базара, она вбежала в столовую с криком: «Барин! Атаман Каледин занял уже Балабановские рощи!» С северо-восточной стороны Ростова к г. Нахичевани прилегали ряд рощ: 1-я, 2-я и 3-я Балабановские рощи, которые тесно подступали к названным городам. Действительно, явно была слышна ружейная и пулеметная стрельба в этом направлении. Настроение у нас поднялось, но оказать какую-либо помощь наступающим мы не могли, так как никаких антикоммунистических организаций ни в Ростове, ни в Нахичевани не было. Наконец, 2 ноября все смолкло, и снова та же кухарка, прибежав из города, в восторге кричала: «Атаман со своими казаками и кадетами вошел в город!» Выйдя на улицу, я действительно отметил резкую разницу в настроении публики – исчезла подавленность, всюду на лицах была написана радость и слышался свободный смех. Где-то в городе раздались два-три орудийных выстрела – это «калединцы» с угла Б. Садовой и Таганрогского проспекта обстреляли красную яхту «Колхида».

3 ноября я пошел к начальнику гарнизона генерал-майору Диодору Николаевичу Черноярову, с которым был знаком лично. Я высказал ему свои соображения, что хотя освобождение города и достигнуто, но надолго ли? Пока генерал Каледин со своим войском здесь, все будет спокойно, но едва он уйдет, как снова поднимется хаос. «Что же вы от меня хотите? – спросил меня генерал. – Ведь вы знаете, что у меня вооруженной силы нет: на запасный полк рассчитывать нельзя, да он уже больше и не существует, так как по приказу атамана солдаты отпущены по домам и, вероятно, уже разбежались». Тогда я предложил ему, как начальнику гарнизона, собрать всех военнослужащих, находящихся в Ростове и Нахичевани, на общее собрание, где и обсудить

вопрос о самообороне, чтобы нас, как овец, не загоняли больше в «Марс». Никаких мыслей о широком образовании армии общегосударственного значения еще не было, а лишь о самообороне.

Генерал Чернояров согласился со мной и на 4 часа 5 ноября объявил общее собрание всех военнослужащих в помещении торговой фирмы «Проводник-Треугольник», на углу Б. Садовой и Таганрогского проспекта. В назначенный день и час я пришел в указанное помещение. Большой зал на втором этаже был переполнен офицерами. Председательствовал генерал Чернояров. После длительных обсуждений решено было сформировать воинский отряд для несения службы по охране города и поддержания в нем порядка. Большинство офицеров охотно поддержало эту идею, но были и такие, которые задали вопрос: «А сколько нам будут платить?» На это я им ответил: «У нас вы получите винтовку и пять патронов, а у большевиков получите пулю в затылок». Начальником этого отряда, по предложению генерала Черноярова, единогласно был избран я. Поблагодарив за честь и доверие, я объявил, что буду требовать строгой дисциплины и порядка, как то было в Императорской армии, и тут же сказал, что ввиду того, что Ростов находится на территории Области Войска Донского и что у нас нет ни помещения, ни оружия, ни продовольствия, ни топлива, то есть вообще ничего, то я поеду к атаману и выясню все эти жизненные вопросы для формирования и существования будущего отряда. Здесь же я познакомился с полковником Лаврентьевым, будущим командиром 2-го батальона Добровольческой армии.

Через день я в сопровождении подполковника М.М. Дрейзена поехал в Новочеркасск. Поезд пришел рано утром. Не зная города и местонахождения атаманского дворца, по опросу и указаниям встречных мы в конце концов добрались до своей цели. Было еще очень рано, но, заметив в окнах свет, мы, не считаясь со временем дня, вошли во дворец и от дежурного казака узнали, что атаман находится в своем кабинете. Приказав казаку доложить атаману о нашем прибытии, мы недолго ожидали приглашения – атаман тотчас же принял нас. Выслушав мой доклад и наши нужды, атаман сказал: «Я ведаю только казачьими делами. Все армейское в руках генерала Алексеева, к нему и обращайтесь». Тогда я попросил атамана указать, где я могу видеть генерала Алексеева, на что атаман ответил: «Барочная, лазарет № 2».

Выйдя от атамана, мы в скором времени нашли и Барочную улицу, и лазарет № 2. Войдя в помещение лазарета, мы сразу же окунулись в казарменную обстановку. От входа наверх вела довольно широкая лестница, а на втором этаже был слышен шум многочисленных голосов, затем послышалась команда: «Второму взводу строиться!»

Когда мы поднялись наверх, то были встречены дежурным по части, подошедшим ко мне с рапортом (я был в генеральской форме). На мой вопрос о генерале Алексееве мне ответили, что он придет позже, а теперь, около 10 часов, здесь будет генерал Эрдели. Пришлось выйти на улицу п подождать около часу до прибытия генерала Эрдели. Придя в указанный час, я действительно встретил генерала Эрдели, который меня тотчас принял. На его вопрос о цели моего приезда я доложил ему все подробности. Выслушав меня, он воскликнул: «Неужели в Ростове возможно формирование?» И когда я подтвердил это и изложил наши пожелания и нужды, то генерал посоветовал мне подождать прихода генерала Алексеева и доложить ему все мною сказанное.

Генерал Алексеев прибыл в казарму около 12 часов и тотчас же принял меня. Выслушав мой доклад, он сказал: «Здесь нам будут мешать – приходите ко мне на квартиру к двум часам, там и поговорим подробнее» – и дал свой адрес. В назначенный час я был на квартире генерала. Это была небольшая, узкая, в одно окно комнатка, в которой стояла узкая кровать, стол и три-четыре стула. У меня невольно сжалось сердце – в таком убогом помещении живет второй после Государя человек Великой Российской Империи. До чего мы докатились!

Предложив мне сесть, генерал приказал мне повторить ему мой доклад. Внимательно выслушав меня, он повторил слова генерала Эрдели: «Неужели в Ростове можно произвести формирование?» После этого мы начали разговор о подробностях формирования, который закончился словами генерала Алексеева: «Если бы вы пришли ко мне семью днями раньше, я готов был поставить на всем крест. Теперь же, с Божьей помощью, начинайте – быть может, мы сможем что-нибудь сделать, чтобы помочь нашему несчастному Государю».

Генерал Алексеев назначил меня начальником 1-го отряда Добровольческой армии. Когда я доложил ему, что считаю необходимым объявить мобилизацию всех военнослужащих, так как добровольческая система формирования не может дать желательных результатов, то генерал ответил, что он не имеет права объявить мобилизацию. Невзирая на повторное предложение о мобилизации, он остался при своем «добровольческом» порядке формирования армии.

Для работ по приему добровольцев – уже не для самообороны, а для общей борьбы против большевиков – городским самоуправлением города Ростова-на-Дону по моему требованию было отведено помещение на Никольской улице, № 125. Однако в скором времени оно оказалось малым, и на мое требование об отводе более просторного помещения нам был отведен на Пушкинской улице, номер 1, особняк Парамонова. Это помещение вполне отвечало условиям нашей работы. В помещении штаба находился постоянный караул с пулеметом и ручными гранатами. Приток добровольцев был непрестанный.

Согласно приказания генерала Алексеева, я должен был периодически докладывать ему о ходе формирования, во исполнение чего числа 6-го или 7 декабря я поехал в Новочеркасск с докладом. К этому времени в Ростове были сформированы два батальона пехоты – 2-й и 3-й батальоны Добровольческой армии. 1-й батальон был сформирован в Новочеркасске, командовал им полковник Борисов. В Ростове 2-м батальоном командовал полковник Лаврентьев, фамилии командира 3-го батальона не могу вспомнить, Морской ротой командовал капитан 1-го ранга Потемкин, батареей – полковник Икишев²⁷⁴ и дивизионом конницы – полковник Гершельман. Во второй половине ноября с фронта прибыл в Ростов Корниловский ударный полк под командой полковника Нежинцева и помощника командира полка капитана Скоблина. Полк поместился в казармах 136-го пехотного Таганрогского полка.

Прибыв в Новочеркасск на Барочную, я узнал, что генерал Алексеев и все старшие начальники находятся на заседании в помещении гимназии, так как в Новочеркасск прибыл генерал Корнилов и все бывшие в заключении в Быхове, или, как мы их сокращенно называли, «быховцы». Когда я пришел в здание гимназии, меня встретил с рапортом караульный начальник, который доложил, что весь генералитет находится в данный момент на заседании. Имея право присутствовать на всех заседаниях, я все же посчитал неудобным прерывать таковое, решил подождать окончания заседания и прошел в комнату караульного начальника, находившуюся здесь же, приказав последнему доложить мне, когда заседание окончится. Ожидать пришлось недолго. Входная дверь с шумом открылась, и я увидел группу людей в штатской, поношенной одежде. Я сидел за столом и вопросительно смотрел на входивших. Я ожидал увидеть генерала Корнилова и остальных генералов в военной форме, а здесь все были в штатской одежде и все незнакомые мне лица. Я никогда никого из вошедших не видел и потому не предполагал, что это и есть «быховцы», и по-прежнему продолжал сидеть. Но потом, видя твердую и решительную походку шедшего впереди, я невольно встал. Подойдя к столу, на котором лежали списки, привезенные мной для доклада генералу Алексееву, он властным голосом спросил меня: «Ну, что вы скажете?» На это я ответил: «Привез списки формирования для доклада генералу Алексееву, Ваше Высокопревосходительство». Тут только я сообразил, что передо мной стоял генерал Корнилов. За ним стоял господин в темно-синем костюме, с седеющей бородкой и благодушной улыбкой на лице – генерал Деникин. Затем мне бросился в глаза худощавый, весьма подвижной господин – генерал Марков. Кто были остальные, вошедшие с генералом Корниловым, я не знал.

Генерал Корнилов, просмотрев списки, сказал: «Ну, да это все офицеры – а где же солдаты?» Я доложил, что солдаты не идут к нам – мы их только разоружаем. Генерал Корнилов, ударив рукой по столу, громким, с требовательной интонацией голосом сказал: «Солдат мне дайте – офицер хорош на своем месте, – солдат мне дайте!»

Вскоре после этого я получил письмо с приглашением на банкет в ресторан «Палас-Отель», подписанное «группой офицеров». Подпись была анонимна, что она таила за собой, можно было выяснить лишь на месте, а потому я не долго думая положил в карман браунинг и пошел, сказав дома, куда и зачем я иду. Очевидно заранее предупрежденный швейцар провел меня в «кабинет», в котором меня ожидали. Войдя в кабинет, я застал совершенно неизвестных мне лиц в офицерской форме и в штатских костюмах. При представлении друг другу я запомнил фамилию полковника Гришина-Алмазова²⁷⁵ и Других, которых теперь, за давностью времени, не могу вспомнить. Но все эти лица были крайне-левого направления. Тут я не пожалел о своей осмотрительности – имея в кармане браунинг, я чувствовал себя увереннее. В другой комнате кабинета виднелся стол, накрытый для ужина, уставленный бутылками и блюдами с разнообразной едой. Теперь я понял причину приглашения меня «группой офицеров» – очевидно, хотят меня подпоить и уговорить на совместную работу с ними.

По прошествии некоторого времени, использованного для усердного ухаживания за мной, считая, вероятно, что я достаточно «укомплектован», перешли на деловой разговор. «Мы слышали, что вы избраны для руководства формированием и командования офицерским отрядом. Так вот, мы предлагаем совместную работу и действия». Чтобы не сорвать их отношения к себе и не вызвать порыва негодования, я, как бы досадуя, воскликнул: «Да что же вы мне раньше не сказали? Я вчера только подчинился генералу Алексееву!» Нужно было видеть эффект, произведенный моими словами. Все они сразу от меня отшатнулись. Я же встал и сказал: «Я вижу ваше отношение к сказанному мною и думаю, что мое дальнейшее присутствие не доставит вам удовольствия. А потому благодарю за прием и имею честь кланяться».

Придя домой, я тотчас же написал генералу Алексееву доклад о происшедшем. Кроме того, я просил прислать мне в помощь офицера Генерального штаба и дать ему помощников, так как тот персонал, который был в моем распоряжении, не подходил к работе при существовавших условиях. Через короткое время из Новочеркасска прибыл генерального штаба полковник Дмитрий Антонович Лебедев²⁷⁶ и с ним несколько офицеров, из которых помню измайловца капитана Шатилова, ротмистра Арнольда, штабс-ротмистра Немировича-Данченко и др. Ротмистр Арнольд исполнял обязанности коменданта штаба отряда. Впоследствии прибыл генерал-майор Александр Александрович Боровский, которому я поручил формирование и командование Студенческим батальоном. Мысль о сформировании Студенческого батальона дал мне студент по фамилии Черномордик, еврей по происхождению, впоследствии совершивший от начала до конца весь Первый Кубанский генерала Корнилова поход. Затем прибыл командир л. – гв. Преображенского полка полковник Александр Павлович Кутепов, которому я дал назначение – отправиться к железнодорожной станции Матвеев Курган и там объединить все наши действующие части. Формирование продолжалось – уже были заполнены казармы 155-го пехотного Таганрогского полка на Скобелевской улице и частично занят Лазаретный городок.

Огромную пользу для формирования принес начальник снабжения, инженер Павел Павлович Казакевич. Его стараниями и умением были заполнены всеми видами одежды, белья и обуви огромные помещения складов торговой фирмы Хахланджева. Для отопления казарм им же был реквизирован караван судов, стоявших на реке Дон, груженных каменным углем для работ по шлюзованию Дона.

Придя однажды в штаб, я заметил в группе посетителей фигуру в полной парадной форме мирного времени, со штаб-офицерскими эполетами. На мой вопрос, кто это такой, полковник Лебедев доложил, что это инвалид, просит о принятии его в наше формирование. Я сказал полковнику Лебедеву, чтобы его зачислили в интендантство. На следующий день полковник Лебедев доложил мне, что это – унтер-офицер 4-й кавалерийской дивизии, наступавшей на Ростов с севера. Он был опознан офицерами этой дивизии, служившими у нас. На дознании он сознался, что был прислан в штаб с целью разведки, и был расстрелян.

Противник наступал на Ростов с трех сторон: с севера, из села Большие Салы – 4-я кавалерийская дивизия; с запада, у железнодорожной станции Матвеев Курган – войска Сиверса и с юга, у станицы Батайск – отдельные отряды красных. Все это сдерживали и отбивали наши не успевшие еще окрепнуть доблестные части. Вследствие такого обложения, пересекшего все пути, ведущие к Ростову, приток добровольцев сильно сократился. Но в самом Ростове была масса праздно блуждавших людей в военной форме, которые, заполняя рестораны, нагло насмехались над проходящими по улицам командами добровольцев. «В солдатики играют», – громко шипели они, а это вызывало справедливое негодование добровольцев. «Почему не мобилизуют всю эту сволочь?!» – говорили они в свою очередь.

После смерти атамана Каледина наш, как мы его называли, «большой штаб» переехал в Ростов и занял помещение моего штаба в особняке Парамонова на Пушкинской улице. Мой штаб был расформирован, и все дела переданы приехавшим. Я поступил в распоряжение генерала Деникина, который принял командование зарождавшейся Добровольческой армией. Начальник моего штаба полковник Лебедев уехал в армию адмирала Колчака, другие же чины штаба частично остались при новом штабе, а остальные разошлись по частям. Генералы Алексеев и Корнилов оставались как бы верховными руководителями армии. Штаб командующего армией занял помещение бывшего ресторана «Медведь» на Таганрогском проспекте, возле здания театра.

Под давлением превосходных сил противника отряд полковника Кутепова последовательно отходил к Ростову и задержался у железнодорожной станции Хопры. По приказанию генерала Деникина я сменил полковника Кутепова на этой позиции, так как он получил другое назначение. Позиции занимали следующие части: Офицерский отряд полковника Симановского, силою около 200 штыков, Партизанский отряд сотника Грекова («Белый дьявол») – 120 штыков, Корниловский ударный полк – 200 штыков, казаки станицы Гниловской – 300 штыков. Всего около 820 штыков.

Противник был численно значительно сильнее нас. Обе стороны, кроме наблюдения и охраны своих флангов, к более решительным действиям не приступали. Однажды полковник Симановский уехал по делам в Ростов. Через некоторое время его заместитель, полковник Мухин²⁷⁷, пришел ко мне и дал прочесть письмо полковника Симановского, в котором тот писал, чтобы полковник Мухин, под разными благовидными предлогами, снимал с позиции людей своего отряда и отправлял их в Ростов, в его, Симановского, распоряжение. Я, конечно, строжайше запретил полковнику Мухину исполнять распоряжение Симановского. Зная большое расположение генерала Корнилова к Симановскому, я лично поехал в Ростов и, после доклада о положении дел на позиции, вручил упомянутое письмо генералу Корнилову. Прочтя его, генерал стукнул кулаком по столу и воскликнул: «Кому же тогда верить можно?» Приблизительно числа 6 февраля ко мне в Хопры приехал командующий армией генерал Деникин. Ознакомившись на месте с обстановкой, он сказал мне: «Продержитесь еще день-два. Я соберу все, что можно, в Ростове, сниму все караулы и ударю по их левому флангу». К сожалению, этому плану не суждено было исполниться, так как на другой же день казаки станицы Гниловской среди бела дня бросили свою позицию и на глазах противника ушли в станицу, говоря: «Мы будем только свои хаты защищать». Не помогли и уговоры священника той же станицы, который с крестом в руках останавливал уходивших с позиций казаков. Они разошлись по домам и обнажили наш правый фланг, закрыть который у нас не было уже сил. Я немедленно донес генералу Деникину о создавшемся положении и получил приказ: сдерживая наседающего противника, отходить на Лазаретный городок – участь Ростова была решена.

9 февраля, после короткого совещания, был отдан приказ об отходе на станицу Аксайскую, куда выступили часов около 11 вечера. Переночевав в Аксайской, с большим риском, по тонкому льду, покрывавшему реку Дон, Добровольческая армия переправилась на левый берег и остановилась в станице Ольгинской, где произошло переформирование всей армии. Из отдельных отрядов были созданы новые полки: 1-й Офицерский полк – командир полка генерал Марков (впоследствии полк переименован по имени первого командира в «Марковский»), Корниловский ударный полк – командир полковник Нежинцев, Партизанский полк – командир генерал Богаевский, конные отряды: дивизионы полковника Гершельмана, Глазенапа и Корнилова, Чехословацкий батальон – командир капитан Неметчик²⁷⁸, Охранная рота – командир полковник Дейло²⁷⁹, артиллерийский дивизион (2 батареи) – командир полковник Икишев, Походный лазарет – начальник доктор Трейман²⁸⁰.

Я так и оставался в распоряжении генерала Деникина. На походе выполнял различные задания общего характера, главным образом командование арьергардом.

Из станицы Ольгинской Добровольческая армия выступила в свой легендарный Ледяной поход, продолжавшийся 80 дней, из которых 44 прошли в боях. Численность армии была 3683 человек. При подходе к Екатеринодару к нам присоединился вышедший из него Кубанский отряд полковника Покровского (при нашем соединении произведенного в генералы), удвоивший наши силы. Территорию наша армия занимала ту, на которой в данный момент стояла, и пока стояла.