Текст книги "Последний шанс палача"

Глава 7
Кто ты?!

– Вот такие расклады, коллега. В совпадения веришь?

– Не особо, – сказал майор Гайтанов, прихлебывая чай. Черный, из пакетика, как в молодости. У новосибирских оперов на «чайную церемонию» времени нет, да и сами они сплошь торопливые, резкие в каждом движении. Истинные люди большого города, приспособленные, как таймень, к выживанию в бурном потоке. Сам Гайтанов ощущал себя здесь сомом, большим и хищным, но совсем из другой реки. Тяжеловат стал на подъем. Ладно, плавали и мы когда-то в опасных водах, пора теперь жирку подкопить! Или не пора? Принесло ведь, за каким-то, в сибирский «мегаполис-лайт», разбередивший душу озоновым запахом метро и сутолокой проспектов! Понравилось здесь, опять и снова! Прошлый опыт знакомства с Новосибом состоялся у Гайтанова лет восемь назад, потрепав из рядно нервы, но тем не менее!

– Совпадения у нас бывают от большой прухи, или когда их кто-то организовал.

– Ну, тут сам решай, какой вариант тебе ближе, – улыбнулся капитан Сечнев, старший опер местного УФСБ. По имени капитан звался Женей, обладал жилистым телосложением, средним ростом и насмешливым взглядом. – Приходит, значит, твоя шифровка про таинственную Дину Суворину, руководы расписывают эту радость мне, как основному борцу с религиозным экстремизмом. Я не успел еще пробить адрес, а там уже граната рванула! Много кровищи, но трупов на месте нет, да и угроз теракта никто не высказывал. Так бы и занимались этим делом братья менты, но в итоге, с учетом твоей шифровки, руководство встало на уши, а под его карающий меч попал снова я! Благодаря нездоровой работоспособности одного златогорского опера, которому не сиделось спокойно среди своих медведей… хотя про гостей плохо не говорят, да?

– Согласен, – усмехнулся Гайтанов. – Ты, Евгений, обедать планируешь?

– А как же! Намекаешь, что пора бы гостя угостить?

– Наоборот, хочу проставиться за хлопоты. Вы тут как насчет ста грамм в рабочее время?

– Да мы тут в любое время положительно! Оперативный процесс, сам понимаешь!

Продолжили беседу уже за трапезой – в уютном кафе со спорным названием «Амир»[8]8
  Амир (эмир) – высокий государственный и духовный чин в мусульманских странах. В условиях боевых действий на Северном Кавказе – командир самостоятельной бандгруппы, контролирующей определенную территорию.


[Закрыть]. Здесь, впрочем, знакомое слово было лишь именем хозяйского сына, сам хозяин-азербайджанец был радушен, а мясная кухня оказалась выше всяких похвал.

– Хорошо живете! – позавидовал Гайтанов «по-белому», цепляя вилкой очередной рулончик долмы.

– Не жалуемся, – кивнул Сечнев, утирая губы салфеткой. – Переводись к нам.

– Меня и там неплохо кормят. А здесь я уже бывал, по учебе…

Налили по второй, вспомнили учебу – местный Институт ФСБ, бывший прежде секретным до невозможности, а сейчас вписавшийся в Эру Гласности целиком – даже собственный сайт имеется. Работы не касались вовсе – привычка трепаться в людных местах отмерла у обоих еще с лейтенантскими звездочками.

– Она на Богдашке жила… на Богдана Хмельницкого, – сказал Женя уже в машине. – Очень приличный район, соседи друг друга знают. Твоя Суворина поселилась там пару лет назад и характеризовалась никак.

– Самая распространенная оценка.

– Именно. Жила одна, мужиков не водила, но и с соседями не было особой дружбы. После взрыва ее видели убегающей с целой кучей мужчин, один из которых был совсем плохой. Дырявый совсем. Примет, как обычно, никто не помнит.

– Хату обыскивали?

– Осматривали. Как место происшествия. Полы никто не вскрывал, если ты об этом.

– Там сейчас опечатано?

– Да фиг знает. С какой целью интересуешься?

– Все с той же, Женя. Хочу понять, зачем искали бедную девушку злые дядьки с ритуальными ножами. Откуда у дядек система пеленгации? При чем тут граната, в конце концов?

– Ладно, ладно, убедил! – замахал Женя руками. – Гладко поешь, черт красноречивый! Едем в адрес!

– А следак ругаться не будет?

– Я ему поругаюсь! – хмыкнул Сечнев, выруливая на широкий Красный проспект. – Щас отзвонимся, уведомим, возьмем участкового…

Гайтанов возражать не стал. Подумалось еще раз о превратностях судьбы, мотающей людей по кругу. Некоторых людей. Из поселков и городков – в краевые центры, а то и вовсе в столицы. Из столиц и прочих асфальтовых джунглей – обратно «к истокам». Давно ли сам чемоданы паковал, матеря суету, а теперь чего? Наигрался, что ли, в даун-шифтинг?

* * *

…Год 1995-й, Сибирь, весна. Город Волчеозерск с населением под миллион. Первый курс юрфака подходит к концу, собственное будущее представляется смутно. Гонорары, шестисотый мерс, костюм от Кардена… Что там еще может дать престижная профессия юриста? Чего в этом будущем точно не прорисовано, так это конторы с именем из трех букв – на тот момент еще ФСК[9]9
  ФСК – Федеральная служба контрразведки.


[Закрыть]. Ждут Костю впереди, вместо офиса и адвокатской практики, сплошные погоны (сперва солдатские, а там и звездочкипойдут), вместо Швейцарских Альп маячат злые горы Кавказа, да и далекая столица обещает совсем не райские кущи. Позади остался затерянный в степях городок Целинск, куда в разгар сибирской зимы не всегда и проедешь. Из всех проблем (помимо сессии и безденежья) – перманентные бои на личном фронте, с периодической взаимной капитуляцией. Эх, молодость молодость…

…Год 2000-й, все тот же град Волчеозерск, столица Волчеозерского края. Вчерашний солдат и сегодняшний лейтенант Костя Гайтанов постигает вопросы религии. Ободранный кабинет краевого УФСБ нагоняет мысли о собесах и прочих присутственных местах: краска пола стерта до самой ДСП, стены белены при царе Горохе и подернуты по углам черной паутиной. Последний ремонт делался лет двадцать назад – в блаженную для конторы эпоху товарища Андропова. При Черненко и Горбачеве здание еще держалось, но последние лет десять добили его решительно, как сама контора добивала когда-то врагов революции. Один фасад остался: стены под серой «шубой» да голубые елки по кремлевской моде 70-х. Коллеги сплошь в отпусках, за окном пышет солнцем благодушное сибирское лето, а работа сводится пока к изучению документов. Сотни листов текста, десятки имен, названия организаций. Слишком много информации для мозгов, отвыкших от умственного труда! Отвлечься бы, пощелкать виртуальных монстров в компе, к подружке сорваться пораньше… чего еще может хотеться в двадцать три года симпатичному и здоровому парню?!

…Год 2009-й, тот же кабинет. Евроремонт, новейшая оргтехника. Майор Гайтанов озабочен переводом к новому месту службы. Из Волчеозерского края в соседнюю Республику Златогорье. Дела сдает, опустошая огромный сейф. Чего и жалко майору, так это собственных иллюзий, рассыпавшихся напрочь в циничные «нулевые» годы. Нефть дорожает, прут в страну шальные деньги – и деваются, блин, куда-то! Исчезают в радужном московском пузыре, переполненном «веселящим газом». Бандиты на бумерах сдали пост чиновникам, на место крыш пришли откаты, а харизматичную крутизну 90-х вытеснил гламур-унисекс. Всегда обдолбанный, счастливый и не желающий «грузиться негативом». Такая вот страна Откатия, где никто ни с кем уже не воюет, потому что все поделено, «попилено» и «занесено» кому положено. Майор Гайтанов в этой глянцевой державе ощущает себя лишним напрочь, а с некоторых пор и напрягаться неохота. Пускай все прет своим ходом – не мальчик уже! В тайгу, к земле поближе!..

* * *

Как сказал Сечнев, так и вышло. Примерно через час милицейский старлей провернул ключи в замках, и стальная дверь распахнулась.

– Милости просим!

Первым впечатлением стал запах: сложный букет из крови, гари и табака. Окно в большой комнате забито фанерой, на ковре бурые пятна, стены и мебель утыканы оспинами.

– Жаль.

– Это ты о чем?

– Это я о квартире, – пояснил Гайтанов, не вдаваясь в подробности. Помолчать хотелось, атмосферу впитать – не эту, вонючую, а ту, что была ДО. Будто на листе фотобумаги, опущенном в проявитель, рисуется общий фон, потом проступают контуры, а там и вся картинка выскакивает разом. Любил это дело когда-то, еще до цифровой эпохи!

– Да уж, хата ништяк была, – оценил Женя, оглядываясь неспешно. – Такая мебелюшка на моих зарплат десять потянет! И техника! Отвечаю, тут должен быть тайник с золотом!

Для Константина общий фон нарисовался давно – еще в Златогорске. Штрихи и контуры проступают до сих пор, а сегодняшний визит должен их слить в цельную фигуру. Материализуются, наконец, словесные портреты, станут женщиной из плоти и крови… или фотографией хотя бы. Вон, кстати, и она! Майор отворил аккуратно осколок стеклянной дверцы, фото в рамочке само потянулось к рукам, будто звали его. Женщина – красивая, рыжая, молодая, с дерзкой улыбкой. Брючный костюм, волосы распущены, в руке непонятный предмет – булава, кажись. Изящная, узкая булава из желтого металла.

– Хозяйка? – заглянул через плечо вездесущий Евгений. – Ничего так мамзель! А это что у нее за фаллический символ?

– Хороший вопрос. Твой, между прочим, город, и мамзель явно по твоей части.

– Ну, не преувеличивай! Взяла баба в руки дубинку, и что теперь?!

Фотографию Гайтанов прибрал, от греха подальше. Первый реальный портрет Дины Сувориной (скорее всего – а кому еще тут быть?!), не считая казенного фото в паспортной «форме № 1». На соседней полке, среди десятка дырявых книг нашел почти свежий авиабилет: Домодедово – Толмачево. От Москвы до Новосиба, соответственно, конец июля. А всего через пару дней оказалась гражданка Суворина в златогорской тайге, с целой компанией рассерженных мужчин на хвосте. Дырявые книжки интереса у майора не вызвали: пара дамских романов, фантастика, мистика. Пролистал для очистки совести, но так уже, без энтузиазма.

– Стены глухие, как назло! – продолжил опер Сечнев пародию на обыск. – Может, половицы нам ответят взаимностью? Или ящики с двойным дном?

– Фантазер! – проворчал Гайтанов, цепляя верхний ящик солидного комода. – Вещица-то антикварная, мореный дуб. На сколько твоих зарплат потянет?

– Да и твоих не меньше, – огрызнулся Женя, подходя сзади. – Опа, бельишко! Фетишизмом не страдаете, коллега? Тогда хоть дно простучите!

– Не учи отца… – сказал майор, запуская руку в ворох ажурных трусиков и прочих дамских пикантностей. Стукнул по дну, ухо поймало несоразмерность, еще стукнул. Потянул тяжеленный ящик наружу. Белье на ковер выпало сразу, а вот с дном пришлось повозиться. С фанеркой, подогнанной до миллиметра и никак не желающей выниматься. Так себе тайничок, без затей – не столько от вора, сколько от любопытствующих.

– И это все?! Ради ЭТОГО она огород городила?!

– Всяко бывает, – сказал Гайтанов рассудительно. – Вдруг любовник залезет, а тут такие странности!

Журналы. Яркие, глянцевые, разного дизайна, но с одинаковым названием.

– «Лунос мистериа», – прочел капитан Женя тоном медиума из модных декадентских салонов прошлого века. – Загадочные жуткости в режиме онлайн! А реально, что это за хрень?

– Впервые вижу. Не хочется напоминать, чья это земля…

– Ладно, не наезжай, – поморщился Сечнев озадаченно. – У нас тут каждой твари по паре, и это только зарегистрированных! За всеми не уследишь!

Под журналами обнаружилась стопка бумаги – принтерная распечатка. Никаких уже красивостей и глянцев, сплошь функциональный текст.

– Что-то оно мне напоминает! – хмыкнул Сечнев. – Ты с «Белым братством» пересекался когда-нибудь?

– А то! Только тут, по-моему, круче. Гляди, чего пишут!

Распечатка и впрямь заслуживала внимания – к десятой примерно странице, по нарастающей. Цивилизованные вопросы-ответы закончились, дальше пошли рекомендации.

«СРЕДСТВА КОНТРОЛЯ НАД ПАСТВОЙ

1. Наркотики. Их применение требует осторожности, чревато уголовной ответственностью и может дискредитировать жрицу перед сестрами. Недопустимо использование шприцев и иных средств, оставляющих следы на теле. Идеальный вариант: добавить в ритуальную пищу или питье (с обязательным уничтожением остатков)…

2. Жертвоприношения. Важно различать мистерии темной и светлой сторон Луны. Светлый ритуал допускает принесение в жертву молока, хлеба и меда. Темная мистерия (заклятие духов Тьмы) обязательно требует крови…»

– Н-да, прикольные тезисы! – выдал Женя комментарий. – Смахивает на вуду. Ваше мнение, коллега?

Гайтанов пожал плечами. Вилась вокруг дымка воспоминаний, вставали из нее многорукие истуканы, хищно щурились нацеленные стволы. Снова религия! Ну на кой оно ему, чего спокойно в горах не сиделось?!

– Я разок пробовал ритуальное питье, – сказал майор нехотя. – Лет десять назад, еще по первому делу. Чуть с башкой не расстался.

Дальше читать не хотелось – распечатка легла на пол, журналы устроились рядом. Гайтанов бросил на них беглый взгляд и вдруг замер. Наклонился, картинка на верхней обложке сделалась объемней и четче. Женщина – смутный силуэт в черно-белом балахоне, на фоне полной Луны. Капюшон, темный овал вместо лица, серебристая маска в руке.

– Ты чего там углядел?

– Погоди, – отмахнулся майор, рука нашарила в сумке давешнее фото. – А ну зацени! На маску смотри, сравнивай!

Изящная маска в женской руке, красивая рыжая женщина в рамке… нарисованное серебро не смогло повторить улыбку и дерзкий взгляд, да и не нужно этого. Без того сходство очевидно.

– Вот такая фигня, – сказал Гайтанов глухо. – Кто ж ты у нас есть, гражданка Суворина? Кто ты вообще такая?!

Часть третья
Псы господни

Глава 1
В Капкане

Безвременье. За полгода до основных событий

…Духота, спертый воздух, запах дерьма и хлорки. Запах несвободы. Тусклая лампочка забрана в сетку, дощатые нары отполированы тысячами тел. Изолятор временного содержания. Не зона, не тюрьма – даже не следственный изолятор, именуемый в просторечье тюрьмой. По нынешним либеральным законам заключить под стражу в СИЗО могут только с судейской санкции, а пока задержан на несколько суток. Хотя за санкцией тоже не заржавеет, при таких-то обстоятельствах! Попал, бляха-муха, влип по полной! Как в плохом детективе, где финал угадываешь с первой сцены! Всякого ждали с Борей, опасались хитромудрых юристов, рейдеров, чиновничьих наездов – игры по правилам, короче. Пусть корявым, но правилам «нулевых» годов, гламурно-откатных. Противник мыслил, оказывается, 90-ми, грубо и наверняка. Наблюдал, как крокодил из прибрежной мути, не размениваясь на мелкие «пробивки». Тишина вокруг Глеба с Борисом стояла благостная, а солнышко их бизнесу светило абсолютно по-африкански. Так и манило расслабиться, окунуться от жары в спокойное озеро. Даже на глубину не лезть. Всего один шажок…

* * *

… – Слушай, старик, имею предложение, подкупающее своей новизной! – Голос Бори в трубке отдает хмельком. – У меня тут Натаха срулила на пару дней, проведать родню. Я, соответственно, остался в гордом одиночестве и решительно желаю настебашиться. Приказ ясен?

– Жене приказывать будешь! Жди часикам к девяти, да пожрать приготовь!

Ночь, снег, трасса, свет фар. Борькина улица, забор, звонок. Тишина. Тяжелая тишина, нездоровая. Звук сирен вдали. Калитка открывается легко, входная дверь тоже не заперта, в прихожей пахнет пельменями, гарью… и чем-то еще. Жутковатым чем-то, давним, упрятанным лет пятнадцать назад в тайники памяти. Кровь?

– Боря, ты где?! Я ж тебя убью, зараза!

Коридор, гостиная, стол накрытый. Тарелки и стаканы. Боря… да, он тоже здесь, и убивать его уже поздно. Ни к чему убивать человека с тремя дырками в груди и неподвижным, стеклянным взглядом!

– Борька… ты че это, а?!

Пульса нет, конечности еще теплые, а сирены рядом уже, захлебываются прямо у ворот. Крики, топот, боль от удара в голову.

– Лежать, милиция!!!

Наручники жмут запястья, хмурый спецназовец рядом, несуетливые люди бродят по комнате, щелкают вспышками.

– Ты куда ствол задевал? – Человек с усищами а-ля Чапаев садится напротив, взгляд снисходительный. Строгое лицо с этим взглядом вполне сочетается, да и усы в комплекте выглядят совсем не смешно.

– К-какой еще… вы что, на меня думаете?! Е…сь совсем?!

– Сидеть! – орет «Чапай», и рука спецназовца ложится Глебу на плечо, фиксирует.

– Ты мне тут психа не врубай, не поможет. Раскалывал и покруче тебя!

– Не ори, голова болит.

– Голова – не жопа, завяжи и лежи. – Лицо усатого расплывается в доброй улыбке. – Сейчас с тобой поговорит следователь, ему и будешь лепить горбатого. Позже увидимся.

Следователь молод и интеллигентен – не похож, короче, на «Чапая».

– Фамилия, имя, отчество? Год рождения? Кем приходитесь погибшему? Предупреждаю, Глеб Семенович, что согласно статье 51-й Конституции вы имеете право…

Скучно следаку. Пытается, без энтузиазма, играть в Коломбо, вопросы задает внезапные и шокирующие, но толку нет. Глеб колоться не думает,а главное – ни к чему его признание следователю. Детективами этот парень явно не увлекается, а потому картина мира для него проста и ясна: поцапались буржуи, перепили, слово за слово… В пролетарско-маргинальной среде пьют дешевую водку и хватаются за ножи, а тут уровень повыше – пистолет и выдержанный виски.

– Это пока не допрос, Глеб Семенович, но если вы так настроены…

Личный обыск – унизительный, будто в душу залезли. Носовой платок, расческа, зажигалка, еще что-то… три цилиндрика в брючном кармане, тяжелых даже на ощупь.

– Что такое, Глеб Семенович?

– Да сейчас… – поперхнулся Глеб, закашлялся, платок со стола обратно хватает.

– Вам плохо?

– Хуже не бывает, – теперь платок сунуть в тот самый карман, будто машинально, нащупать сквозь него узкие цилиндры, которых там просто не может быть. Пожулькать хорошенько, чтоб никаких отпечатков!

– Вот, пожалуйста. Фигня какая-то в кармане.

– Ну, ничего себе! – веселеет следователь. – Да это не фигня, это статья уголовного кодекса!

– Это подстава, – морщится Глеб. – Патроны подкинули при задержании, моих отпечатков там нет.

– Ну-ну. Может, у вас и следов пороха на руках не осталось? После стрельбы? Даже если успели отшоркать с мылом – специальная проба покажет.

Следы пороха? Сегодня?!!

– У меня есть служебный пистолет. – Голос звучит хрипло, будто простыл за мгновение. – Сегодня я был в тире со своим замом, он подтвердит!

– Ну, конечно, конечно… да не волнуйтесь так, Глеб Семенович, – улыбается следователь, глаза от недосыпа красные, достало его все, дальше некуда. – Будет день, будет и пища. Все выясним. Как, говорите, вашего заместителя зовут?..

Коридор, железная дверь с глазком, конвоир за спиной. Туфли на ногах (без шнурков) хлябают, дорогие брюки (без ремня) съезжают с пуза и норовят упасть совсем. Ощущение собственной рыхлости, слабости, башка после жесткого задержания гудит.

– Стой! Лицом к стене! Заходи!

Лязгает за спиной замок, вонь камеры шибает в нос. Нары, тусклый свет, никакой тебе братвы… ну да, здесь ведь подолгу не сидят. Дальше – или на волю, на подписку, под залог, или…

* * *

ЗАЧЕМ?

Риторический вопрос, особенно для тех, кто сам баловался рейдерством. Разумеется, захват бизнеса, без всяких детективных заумствований! Или нет? Боря святым не был, убить его могли по тысяче разных причин – от банальной ссоры до чьей-то жены. Опять-таки, пользованные стаканы на том столике, виски вскрытый, початая закуска. Явно гость сидел у Бориса, причем мужеска пола (ни вина на столе, ни даже шоколада). Сидели, квасили, поцапались… все как думает следователь. За вычетом одной детали – этим вечером ждали там в гости Глеба, а набираться раньше времени не в Борисовых правилах. Значит что? Значит – инсценировка! Неизвестный гость про визит Глеба знал заранее, зарулил чуть раньше, а Боря ему сам открыл дверь. Дальше вообще рисуется целая операция – отследить Глеба на трассе, ментам позвонить точно в срок, чтобы не успел сорваться из дома, патроны в карман сунуть при задержании. Группа работала очень слаженная, с участием одного, минимум, милиционера. За совращенных жен так сложно не мстят, а потому первая версия остается самой реалистичной. Захват. Акционировать свой холдинг Глеб с Борисом принципиально не захотели, стандартная рейдерская схема тут не проканала бы, зато другая сработала – старая как мир. Один совладелец убивает другого и надежно садится, бизнес остается в руках замов и вице-президентов… в руках Кирюши, короче. Вот тебе и ответ на вопрос «кому выгодно?», даже к бабке не ходи!

Кирилл! Кирюша!!! Мразь ты белобрысая!!!

Сколько раз на стрельбище совал шефу в руки пистолеты, украшенные теперь полноценными отпечатками! Как грамотно нынче завез в тир – чтоб следы пороха на руках остались! А самое главное, насколько легко мог заехать к тому же Боре – внезапно, на огонек! Лично все сработать, без свидетелей! Шустрый парень. А ты, Глеб Воропаев, – солдафон, головорез и пьяница, решивший цапнуть бога за бороду! До поры вам с Борей везло, но Россия – не Швейцария, тут нельзя быть просто мирным буржуа! Расслабился, запнулся – и вот уже стучат по твоей спине копыта более удачливых иноходцев!

* * *

– Фамилия, имя, отчество?

– Я уже говорил вчера. У вас там не записано?

– Ведите себя спокойней, Глеб Семенович. Вчера с вас взяли только объяснение, а сегодня вы допрашиваетесь по уголовному делу. Пока – в качестве свидетеля, но учитывая, что вы изначально не хотите сотрудничать…

– Я хочу сотрудничать. Я не хочу, чтоб из меня крайнего делали только потому, что я там оказался!

– Считаете, что этого мало? – Следователь глядит с искренним удивлением, потом начинает загибать пальцы: – На месте происшествия оказались – это раз. Отпечатки на стаканах – два. Пороховой нагар на правой ладони, патроны к пистолету ТТ в кармане. А гражданин Холминов, между прочим, убит именно из ТТ. У вас ведь в последнее время были очень натянутые отношения, а прежде он у вас жену увел. Как видите, прямых доказательств вашей вины пока нет, зато есть множество косвенных. Их количество может перерасти в качество, Глеб Семенович. Запросто может убедить и судью и присяжных, если захотите именно такого суда. Мотив преступления у вас есть, цель – тоже есть, только с объективной стороной пока неувязочки. Но мы этот пистолет найдем, не сомневайтесь…

* * *

Тишина, духота, вонь, тусклый свет. Одиночество. Сколько могут держать в ИВС? Сорок восемь часов, кажись? Потом продавят санкцию на «стражу», автозак доставит в какую-нибудь «Матросскую Тишину», и одиночество сменится веселой камерой человек на сорок. Сломаться не должен, не слабак, но шибко уж привык к красивой жизни. Не хочется падать! Адвокат полон оптимизма, обещает ограничиться подпиской о невыезде, но дальнейшую перспективу оценивает по-еврейски осторожно. Слишком много мелочей, которые можно толковать так и сяк!

Шаги за дверью, лязг замка.

– Задержанный, на выход!

* * *

Сегодня их двое – «Чапай» и еще один, невыразительный, без особых примет.

– А что, ночами можно допрашивать?

– А это и не допрос, – усмехается «Чапай» в роскошные усы. – Так, поговорим за жизнь, если она тебе еще нужна.

– Грозите?

– Да боже упаси! Мы люди простые, житейские, хотим, чтобы всем было хорошо. Тебя вот от зоны спасаем.

– Это как?

– А запросто. Следователь тебе нагонит всякой жути, но без орудия убийства ему придется бамбук курить. Без «тэтэшника» с твоими, мил-человек, отпечатками. Как ты уже понял, пистолет у нас, и всплывать ему в деле совсем не обязательно.

– Я не мент, но криминалистикой интересуюсь… – Слова лезут из горла тяжело, будто гортань песком присыпана. Пистолет, Борька… заехать, что ли, ногой в ближайшую рожу?! А смысл? – …Так вот, вещдоки должны с места преступления изыматься под протокол, с понятыми всякими там. А это теперь просто оружие, за которое я когда-то ухватился.

– Гляди, Гера, клиент грамотный! – скалит зубы «Чапай». – Клиент прочитал УПК и решил поучить жизни двух старых оперов! Не учел только одну мелочь под названием «человеческий фактор»!

– Честных людей не учел! – кивает Гера с энтузиазмом, даже привстает. – Хороших, законопослушных граждан!

– Или даже НЕ граждан! Дворника-таджика, например! Чистил он себе снежок на буржуйской улице, а тут из буржуйского особняка выбегает человек с пистолетом. Прячет, негодяй, кровавое оружие… ну, допустим, в дупло ближайшего дерева. Таджик со страху заныкался, а вот завтра мужская гордость в нем победит, и явится наш дворник с заявлением в милицию. Ствол, естественно, найдут именно в том дупле, а свидетель уверенно опознает подлого убийцу. Как тебе такой расклад, мил-человек?

– Ну, я тоже не в лесу рос, – усмехается Глеб с видимой беззаботностью. – И знакомых у меня тут полно в самых разных сферах. Свидетеля вашего возьмут в оборот, он расскажет правду, и вам кирдык. Нижний Тагил или Иркутск… где там еще зоны для «оборотней»?

– Опять чую неуважение, – огорчается «Чапай» уже всерьез. – Клиент думает, что два поганых мента решили заняться самодеятельностью и цапнули слишком большой кусок. Не понимает клиент, что ментам такие куски не нужны, им бы чего попроще. Мы в команде работаем, ясно? Ты ж сам рос при Советах и знаешь, что коллектив всегда сильнее одиночки! Вон Ходорковский на что был крут, а где он теперь?

– Ну, у него и кровники нашлись покруче вас. Чего хотите-то?

– Во-о, уже деловой разговор! – констатирует «Чапай» с облегчением. – Гляди сюда, для начала, чтоб впустую не молотить воздух.

На тетрадном листе шариковой ручкой нарисованы десятка два прямоугольников и кругов, связанных стрелками. Схема бизнеса – ЧОПы, входящие в холдинг, банки, связи, прочее всякое.

– Понимаешь, есть люди, мечтающие все это забрать, причем без последствий. В смысле – чтобы вы с партнером ОБА куда-нибудь исчезли. Желательно метра на два под землю. Не понимают, дурики, что после таких исчезновений родится слишком много вопросов! Как им потом продавать такой бизнес, если от него конкретно воняет? Если только бандюкам по дешевке, но это ж совсем мимо кассы!

– Лучше убедить, чтоб я сам отдал, – кивает Глеб. – Чтоб не суетился, расслабился, и все бы получили удовольствие. Да только хрен вам, граждане, вместе с теми людьми!

– А ты не торопись плевать в колодец. Бизнес ты уже потерял, главное, самому выжить.

– Опять пугаете?

– Утомительно с тобой, – морщится «Чапай», демонстративно смотрит на часы. – На дворе, между прочим, поздняя ночь, времени у нас мало, а у тебя еще меньше. Ровно сутки. Потом следователь должен решать с мерой пресечения, а выпустить тебя просто так мы уже не можем, сам понимаешь. Или завтра подписываешь документы, или ПОСЛЕзавтра честный таджик сообщает про пистолет. Перевезут тебя на тюрьму, а там ведь люди разные. До суда можешь и не дожить. Бизнес в любом случае останется твоему заму, и все будет на мази, только чуть посложнее. Осознаешь?

– Занятно. То есть все-таки Кирюша?

– Это уже не важно. Через неделю хозяева сменятся, ты для них будешь неопасен, потому убивать тебя нет смысла. Возьмешь на пропитание энную сумму, и живи себе дальше.

– Вот спасибо за щедрость! – Иронический тон Глебу дается плохо, совсем эмоций не осталось. – Я, как товарищ Сухов, предпочитаю помучиться. Если вы не против. В тюрьме тоже люди живут, и вообще…

– Ну и дурак, – пожимает «Чапай» плечами. – Это ты сейчас показываешь характер, а потом все пройдет. Ты ж не сиделец, тебе свежий воздух нужен, как степному волку. Таким, как ты, на зоне страшнее всего сама неволя. День побудешь крутым, ну месяц, только ведь таких месяцев тебе больше сотни предстоит. Откинешься в пятьдесят, весь больной, беззубый, с туберкулезом – и куда потом? Бомжам на помойке рассказывать про подвиги?!

– Умеете вы, менты, жути нагнать, только я все равно обожду. Время покажет.

* * *

День, камера, пустые нары. Чудеса! Специально номер люкс ему обеспечили, чтобы лишнего не трепанул? Чтоб мариновался в собственном соку, изводил сам себя? Перебьются – он не трепетная институтка, и нервы пока в порядке.

Другое плохо – налаженные связи стали вдруг сбоить! Адвокат зарулил с утра, как ожившая маска скорби: все делаем, Глеб Семенович, с милицией и Следственным комитетом работаем, только знаете… не хотят они помогать! То есть не совсем не хотят, поймите меня правильно, но от встреч увиливают! И по телефону не отвечают! А тот депутат, ну, вы его помните, прямо сказал, что в семейные разборки не лезет, потому что не желает пачкаться в грязи! Нет, ну вы подумайте, какой чистюля!

– Я понял, Самуил Моисеевич, – кивнул Глеб, прерывая словесную реку. – Есть у вас с собой телефон?

Трубка у адвоката, разумеется, нашлась – запасная, специально для клиентов. Звонить из ИВС вроде запрещено, только Глебу никто мешать не стал. Нарочно дали задействовать все связи, чтобы потом без иллюзий.

– Да, фигня какая-то. Кто ж их так напугал?!

– Я предполагаю иные рычаги воздействия. В любом случае я на вашей стороне, и пусть они предъявят свои доказательства, посмотрим!

Вечер, камера, одиночество. Запах хлорки въелся в кожу намертво, никакими гелями потом не отмоешь. Если будет еще где отмывать! Мир за окном хмурится сквозь решетку низким серым небом, дальше лежит огромный город, испражняющийся миллионами выхлопных труб. Небо в ответ орошает город сырым снегом, улицы переполнены раскисшей грязью, злобой, простудой. Всем на всех плевать! Город сожрал Глеба Воропаева, отрыгнув непереваренные куски, – осталось смыть их в канализацию под названием ФСИН. Там, в трубах и коллекторах бывший студент-солдат-бизнесмен сольется с массой других «бывших», а выплеснется грязный поток где-нибудь совсем далеко. Среди сопок, тайги, в суровых и красивых пейзажах. За «колючкой» и заборами. Бесконечно далеко от злого города, с которым ничто больше не связывает.

…Сон пришел вкрадчиво, на самом пике озлобления, перемешанного с усталостью. Нары и стены превратились в туман, красивый и совсем сухой на ощупь, как бывает в детских снах. Проглянули из белоснежной ваты стройные сосны, поднялся до неба скальный хребет, зашумела внизу река. Подпрыгни – взлетишь выше скал и сосен, в синюю голубизну, нырни – достанешь разноцветные камни на дне. Легкость, тепло, беззаботное счастье…

Он проснулся с улыбкой – обоняние еще держало запахи другого мира, пряный настой хвои и свежести. Солнце еще светило по-летнему, пробивая навылет серую хмарь, тонны серого камня, серую «шубу» на стенах камеры, серые мысли.

– А идите-ка вы все! – сказал Глеб весело. – Я вас еще переживу, уроды!

Все вдруг сделалось четким и ясным, будто на цифровом фото. Вспомнил дядю Сашу, дом из бревен, сугробы дальнего Подмосковья, а мысли неслись уже совсем далеко, к тайге и сопкам. К суровым и диким пейзажам без всякой «колючки». Где он видел эту радужную сказку, в журнале, в кино? Да не важно! Сорок два года – вполне подходящий срок, чтобы снова начать жизнь заново, в который уже раз!

– Однако тенденция, – пробормотал Глеб, переворачиваясь на другой бок.

Больше в эту ночь ему ничего не снилось.