Текст книги "Земля-пустыня"

– А этого делать не следовало?

– Думаю, что не следовало. Ведь Кумико просили приехать в Киото на определенных условиях.

– Что ж, принимаю вину на себя, – сказал Асимура. – Выходит, перестарался.

– Хорошо, Реити, не будем больше об этом. Напротив, мне даже приятно, что ты проявил заботу о Кумико. Прошу тебя и впредь не забывай о ней. Ты сказал, что ее ожидает счастливый брак?

– …

– Странно, до сих пор я не питал симпатий к газетчикам, а теперь начинаю думать о них иначе. Я и в глаза еще не видел этого пария, а он мне кажется уже близким. Вот что значит отцовские чувства.

– В Японии многие приняли бы вас с распростертыми объятиями и сохранили бы в любых случаях необходимую секретность. Вас можно спрятать так, что никто и не найдет. Не хотите ли вы поменять свою жизнь призраки на спокойную жизнь здесь, на родине? Мы готовы ради этого сделать все возможное.

– Реити, повторяю: считай, что по этому поводу разговора между нами не было. Надо исходить из реального положения вещей. К прошлому возврата нет.

– Сколько времени вы намерены пробыть в Японии? – переменив тему, спросил Асимура.

– Недолго. Я приехал как турист. Естественно, что я скоро должен покинуть Японию.

– Когда примерно?

– Точно не знаю, но, очевидно, в ближайшие дни.

– Вы приехали один?

– Что? – Ногами смутился. – Что ты сказал?

– Я спросил: вы приехали в Японию один?

– Один, – решительно сказал Ногами, – конечно, один. Однако учти, день своего отъезда тебе не сообщу. Здесь мы встретились, здесь и простимся. Теперь я уеду отсюда так, что ни одна живая душа не узнает. А если я останусь здесь еще на какое-то время, могут произойти неприятности.

– Неприятности? Какие? – допытывался Асимура.

– Конкретно какие – сказать не могу, просто у меня такое предчувствие.

– Послушайте, – начал Асимура, глядя в упор на рогами. – Художник Сасадзима, которому позировала Кумико, неожиданно скончался, причина смерти – неизвестна. Далее, когда Кумико находилась в Киото, в отеле стреляли в одного из постояльцев и тяжело его ранили…

– А какое отношение все это имеет ко мне? – спокойно спросил Ногами. – Художника Сасадзиму я и в глаза не видел.

– Но ведь с просьбой позировать обратился к Кумико господин Таки?

– Таки я знаю, но в Японии с ним не встречался. Виделся с ним лишь на службе в Европе.

– И еще. Только что вы сказали, будто Кумико поехала в Киото благодаря содействию знакомого вам человека. В то же время в Киото чуть не убили одного постояльца как раз в том отеле, где остановилась Кумико. В общем, слишком много странных совпадений, которые так или иначе связаны с Кумико. Нет, все это считать случайностью нельзя.

– Ты-сейчас говоришь о другом. Я же имел в виду свое присутствие в Японии. Оно может доставить неприятности различным людям. Ведь официальное учреждение – министерство иностранных дел – известило о моей смерти. Кстати, я приехал в Японию еще и потому, что хотел посетить могилу посланника Тэрадзимы. Вчера мое желание исполнилось. Тэрадзима покоится близ Хакаты, там прекрасный вид на море. Я зажег поминальные палочки и долго молился. Кажется, только умерший человек никому не доставляет беспокойства.

Асимура слушал, не перебивая собеседника.

– Я многим обязан Тэрадзиме, – продолжал Ногами. – Даже ради одного того, чтобы помолиться на его могиле, стоило приехать в Японию. Я выполнил свой долг, и тут мне больше незачем задерживаться.

– И все же…

– Что еще?

– Тэрадзима болел за границей, но умер на родине, в окружении родных и друзей…

– …

– Вы же, согласно официальному сообщению, скончались в швейцарской больнице. Об этом, естественно, должны были знать лечившие вас врачи и медицинские сестры. Как же они согласились удостоверить вашу смерть? Может, вся история с этой больницей тоже была придумана?

– Ответа ты не получишь, – коротко сказал Ногами.

– Тогда позвольте задать еще один вопрос. В ту пору вместе с вами служили Мурао и другие работники представительства. Кроме того, в Швейцарии работал в качестве специального корреспондента Таки. Мурао и Таки знают о вашем приезде в Японию. По крайней мере вы не можете отрицать, что это известно Мурао – ведь это он дал вам возможность повидать жену и Кумико, пригласив их в театр. Судя по всему, Таки тоже знает, что вы в Японии. Значит, им обоим с самого начала было известно, что вы живы. Как все это можно объяснить?

– Ты проявляешь чрезмерное любопытство, без конца, словно ребенок, задаешь вопросы: почему да почему? Я же все равно тебе ничего не скажу.

– Но это же чрезвычайно важно знать.

– Довольно! Я начинаю жалеть, что пошел на свидание с тобой. Видимо, я поступил легкомысленно.

– Но ведь я никому не расскажу о нашем разговоре. И все же, раз вы мне доверились и встретились со мной, вы должны дать всему разумное объяснение. В конце концов, вы обязаны это сделать.

– У призраков обязанностей не существует, – отрезал Ногами. – Ведь они же весьма своевольны: появляются там, где хотят, и исчезают тогда, когда им заблагорассудится. Моя привилегия в том и состоит, что я свободен от того, что ты называешь обязанностью. – Ногами поднялся. – Как красив тут пейзаж – чисто японский. Просто не верится, что я нахожусь в Японии и беседую с тобой. Когда я ехал сюда, я не мог даже представить, что все так будет. Я покину Японию, но всегда сохраню – в памяти и этот пейзаж, и твой голос, Реити.

Асимура тоже поднялся.

– Вам, должно быть, хотелось повидаться не со мной, а с Кумико, – сказал он. – Я приведу ее, только дайте свое согласие. Сделаю так, что она и не догадается.

– …

– Поручите это мне, я все сохраню в тайне, даже вашей жене и Сэцуко ничего не скажу. Я унесу с собой в могилу нашу встречу, и то, что Кумико повидалась со своим живым отцом, не зная об этом. Скажите только, как с вами связаться. Ведь вы очень недолго видели Кумико в театре, да и то просто издали глядели на нее. Правда, у вас есть рисунки художника Сасадзимы, но с живой Кумико вы не обмолвились и полусловом. Думаю, вы и сами не успокоитесь, пока не поговорите с ней, не услышите ее голос. Я же готов всячески помочь вам.

– Спасибо, Реити, – ответил Ногами, не оборачиваясь. – Я несказанно тебе благодарен. Ты растрогал меня до слез, но будет лучше, если я не приму твое предложение. Прошу, не думай обо мне плохо и не считай меня черствым – просто у меня нет выхода.

– Но ведь вы, вероятно, больше в Японию не приедете?

– Да. Вернее, не смогу приехать.

– Значит, это для вас единственная и последняя возможность повидаться с дочерью.

– Понимаю, и, если обстоятельства позволят, я приму твое предложение. Кумико я очень люблю. Там, на чужбине, я часто вижу ее во сне. И не взрослую, а в пору ее детства, когда она часто взбиралась ко мне на колени. Однажды утром, когда я проснулся, Кумико сидела у меня на груди. Ей тогда было всего два годика. Этот образ настолько живо сохранился у меня в памяти, что и во сне я часто вижу ее сидящей у меня на груди…

– Тем более вам нужно…

– Поговорить с ней теперь, ты хочешь сказать? – перебил его Ногами. – Встреча доставила бы мне счастливые мгновения, но потом они обернулись бы новыми страданиями. Даже тем, кто привык к страданиям, они невыносимы, если связаны с потерей детей. – Ногами закурил, затянулся и выпустил голубую струйку дыма. – Странный у нас получился разговор, – продолжал он. – Извини, что я тебя побеспокоил. Ты специально приехал по моей просьбе, а я поступаю не так, как тебе хочется.

– Не стоит извиняться. Мне-то вы никакого беспокойства не доставили, – сказал Асимура и тоже встал. – Мне просто очень жаль, что вы покинете Японию, не повидавшись с близкими. Вы будете жалеть об этом и печалиться во сто крат сильнее, чем они.

– Естественно! Ведь им-то ничего не известно. Конечно, мне тяжелее, но встреча заставила бы меня страдать еще сильнее.

– Куда вы намерены отправиться после того, как покинете Японию?

– Еще не знаю.

– Если не секрет, подданство какой страны вы приняли?

– Это я мог бы сказать, но боюсь, что родственные чувства заставят вас потом разыскивать меня в этой стране. Поэтому, прости меня, я не отвечу на твой вопрос.

Асимура глядел на Ногами, и ему показалось, что за время их беседы у него в волосах прибавилось седины. Но может быть, виной тому была игра света.

– Вы скончались в Швейцарии в сорок четвертом году, – сказал Асимура. – Тогда уже было ясно, что Япония проиграла войну. Следовательно, вы не могли принять подданство одной из стран оси. Значит, это была одна из-союзнических стран, причем их круг весьма ограничен. Это: Америка, Англия, Франция или Бельгия. Навряд ли вы приняли советское подданство. Итак, вы стали гражданином одной из упомянутых стран. Полагаю, что это произошло сразу же после сообщения о кончине дипломата Кэнъитиро Ногами.

Ногами бросил окурок и сунул руки в карманы. Его плечи приподнялись, словно он съежился от внезапного порыва ветра.

– Вы скрылись в одной из этих стран не по своей воле. Ведь министерство иностранных дел Японии опубликовало сообщение о вашей кончине. Значит, надо полагать, вы поступили так с ведома и согласия японского правительства, и в первую очередь министерства иностранных дел. Следовательно, ваша смерть явилась не вашим личным делом, а была связана с судьбой тогдашней Японии…

– Реити, хватит об этом. Все это уже история.

– Позвольте мне все же закончить. Я по специальности врач и мало знаком с политикой. Однако, сопоставив ваши поступки с сообщением министерства иностранных дел о вашей смерти, волей-неволей пришел к выводу…

– К какому же?

– Япония принесла вас в жертву. Правда, это лишь мое предположение.

– Слишком высоко ты меня поставил. Не такой уж значительной я был фигурой.

– Не будем сейчас касаться вашей собственной оценки, – продолжал Асимура. – Скажем просто, что в интересах тогдашней Японии было необходимо, чтобы кто-нибудь из находившихся за границей дипломатов согласился умереть. Потсдамская декларация была опубликована в июле сорок пятого года, то есть спустя год после вашей смерти, но думаю, что ее текст был подготовлен значительно раньше…

– Не понимаю, куда ты клонишь, – раздраженно перебил его Ногами. – Я тебя сюда позвал не для того, чтобы выслушивать твои предположения. Я уже предупреждал тебя: не будем возвращаться к пришлому, ограничим разговор сегодняшним днем.

– И все же…

– Довольно, я могу не на шутку разозлиться, если ты будешь продолжать свои настойчивые расспросы.

Асимура замолчал.

– Извини за резкий тон, – смягчился Ногами. – Сейчас мы с тобой простимся, Реити.

– Извините, но я хотел бы еще сказать…

– Не будем больше разговаривать на эту тему.

– А я все же скажу, – запальчиво воскликнул Асимура. – Да, Япония тогда принесла вас в жертву. Но меня беспокоит сейчас другое: почему та самая Япония отказывается теперь вас принять; убив вас, делает вид, будто ничего не произошло… Высшие государственные чиновники, ответственные за войну, наказаны как военные преступники, но не все. Есть и такие, которые после войны вновь вернулись на руководящие посты. Они не могут не знать о вашей судьбе, но даже пальцем не желают шевельнуть, чтобы ее изменить: мол, жертва принесена, и возвращать ее к жизни не надо.

– Иначе они поступить не могут, – пробормотал Ногами и сразу же спохватился, почувствовав, что сказал лишнее. – Я это говорю на тот случай, если бы твоя версия совпала с действительностью, но, даже если бы она была верна, те люди никогда не признали бы, что совершили ошибку. Ведь тогдашняя великая японская империя официально заявила о моей смерти. Дело-то касалось не какого-то пропавшего без вести солдата, а официального дипломата.

– А я все же думаю, что при желании они могли бы признать свою ошибку. Нет и не может быть оправданий для столь жестокого поступка.

– Ну, это дешевый сентиментализм! Наш разговор напоминает академический спор, а я тебе, кажется, ясно сказал: повернуть время вспять невозможно.

– Вы опять за свое. Опасаетесь, что ваше возвращение к жизни может кое-кому сейчас повредить? Если вами движет лишь это чувство, вы не правы. Япония потерпела поражение в войне. Все у нас стало иначе, и что же может случиться, если один умерший дипломат окажется живым и вернется на родину?!

– Верно, в твоих доводах есть логика. Вот ты только что сказал, что Япония потерпела поражение в войне, но… – На мгновение Ногами замялся, потом продолжал: – Но представляешь, что будет, если выяснится, что этот дипломат был причастен к поражению Японии? Его же все сочтут подколодной змеей, затаившейся на груди родины, – сказал Ногами, понижая голос до шепота.

– Но ведь…

– Довольно, больше ни слова! И вообще уже поздно. Извини, что сорвал тебя с заседания конгресса.

– Это меня нисколько не волнует.

– Ты не прав, к науке следует относиться с уважением. Да и зачем нам с тобой без конца толочь воду в ступе? – Ногами сделал несколько шагов вперед. – Прощай, Реити, – сказал он.

Асимура поспешил за ним, он был очень взволнован.

– Будь здоров, еще раз прошу, позаботься о Кумико. Такако уже в годах, ей одной трудно. Ее тоже не забывай.

– Значит, мы больше не увидимся?

– Наверно. Хотелось бы, чтобы ты передал привет Сэцуко, но, к сожалению, этого делать нельзя. Постарайся хранить мои чувства в своем сердце.

– И все же… И все же дайте ваше согласие на встречу с женой и Кумико. Я сделаю так, что они ни о чем не догадаются.

– Благодарю тебя. Может быть, я извещу тебя письмом, если появится такая возможность. Но сейчас я этого делать не смею.

Ногами поднял руку, давая Асимуре понять, что дальше провожать его не следует.

– Дальше я пойду один, ты оставайся пока здесь.

Он спустился по каменным ступеням вниз и, не оглядываясь, пошел через парк. Его чуть ссутулившаяся фигура вскоре смешалась с гуляющими и растаяла вдали.

21

Возвратившись с конгресса домой, Асимура, не успев переодеться с дороги, сразу позвонил Такако.

– Удивительно! – воскликнула Сэцуко, видя, как муж набирает знакомый номер.

Бывало и прежде, что Асимура по возвращении из очередной поездки звонил Такако, но такая поспешность за ним наблюдалась впервые.

– Здравствуйте, тетушка! Я только что вернулся из Фукуоки. Как ваше здоровье? Ничего в мое отсутствие не стряслось?

Со стороны можно было подумать, что Асимура отсутствовал по меньшей мере год, и в тоне его чувствовалась не просто вежливость, с какой обычно задают подобные вопросы, а искренняя сердечность.

– Так, значит, все в порядке, а как себя чувствует Кумико?

– Противный, – проворчала Сэцуко. Она решила, что муж просто подтрунивает над теткой.

– Знаешь, – тихо сказал Асимура, обернувшись к Сэцуко и одновременно слушая ответ Такако, – у меня появилась идея.

– Что еще?

– Давай пригласим Такако и Кумико в ресторан. Давно мы не ели мясо на вертеле.

– Я не против, но…

Предложение было неожиданным, оно привело Сэцуко даже в замешательство. Муж так скоропалительно никогда ничего не решал.

– Алло, – заговорил в трубку Асимура. – Вы завтра вечером свободны? Мы хотели бы пригласить вас с Кумико в ресторан. – Очевидно, Такако дала согласие, и Асимура добавил: – В таком случае встречаемся в половине седьмого.

– Тетя, здравствуйте, это я! – Сэцуко отобрала у мужа трубку. – Реити ведет себя не слишком вежливо. Не успел приехать – и сразу в ресторан.

– Но это очень приятно, хотя и неожиданно, – ответила Такако.

– Для меня тоже, – со смехом сказала Сэцуко. – Только переступил порог – и сразу звонить! Похоже, в Фукуоке случилось что-то необычайное.

Последние слова жены заставили Асимуру перемениться в лице.

– Тетя, мы в самом деле не нарушаем ваших планов?

– Что вы! Вот только Кумико нет дома, но, думаю, она тоже с удовольствием пойдет.

– Вот и прекрасно! Раз Реити так настойчиво приглашает, надо пойти ему навстречу.

– Значит, завтра в половине седьмого?

– Предупреди, что мы пошлем за ними машину, – сказал жене Асимура.

– Тетя очень удивилась, – сказала Сэцуко, повесив трубку.

– Чему тут удивляться? Обыкновенное приглашение на ужин.

– Это так неожиданно, на тебя совсем непохоже.

– Но ведь могут и у меня появляться иногда неожиданные желания.

– Все же странно, хотя и приятно. Давно ты нас не приглашал в ресторан. А как там было в Фукуоке?

– Ничего особенного, обычный конгресс, – спокойно ответил Асимура.

– Да, забыла тебя поблагодарить: очень приятно было услышать твой голос из Фукуоки по телефону, тем более что я не ждала твоего звонка. – Обычно Асимура, находясь в командировках, никогда не звонил домой. По-видимому, что-то экстраординарное заставило его отступить от правил, решила Сэцуко. – Ты с кем-нибудь там встретился? – спросила она.

– Кого ты имеешь в виду? – испуганно спросил Асимура.

– Ну, вас там собралось много, может, появился какой редкий гость, с кем ты давно не виделся.

– Верно, верно, – поспешно подхватил Асимура. – Я встретил там профессора Хасэбэ из университета Тохоку. Он в Киото тогда не приехал из-за болезни. А сейчас выглядит прекрасно. Даже не верится, что он так серьезно болел.

– Ты упомянул Киото, и мне вспомнилась наша поездка туда. Помнишь, мне удалось даже, пока ты заседал на конгрессе, съездить в Нару.

– Ванна готова? – прервал Асимура жену, опасаясь, что она снова вспомнит о своем открытии в нарском храме.

– Сейчас проверю, достаточно ли нагрелась вода. – Сэцуко удивилась резкой перемене в настроении мужа.

Асимура все еще не мог успокоиться, возбуждение от встречи в Фукуоке не проходило, более того, после разговора с женой даже усилилось. Сказать правду он не смел, но ему так хотелось хотя бы намеком сообщить о встрече с Ногами. Может быть, поэтому он сразу же по приезде позвонил Такако, чтобы дать выход переполнявшим его чувствам. О, как бы ему хотелось так повести разговор с ней да и с женой, и с Кумико тоже, чтобы они поверили в «воскресение» Ногами и в то же время не догадались бы, что он в Японии.

Но Асимура прекрасно понимал, что это неосуществимо.

Большинство посетителей ресторана в отеле Т. были иностранцы.

За столом напротив Асимуры села Такако, по левую руку – Кумико, справа – Сэцуко.

Тихо играл оркестр.

– Сегодня вечером вы поистине доставили нам большое удовольствие, – обратилась к Асимуре Такако, когда они расправились с закусками.

– Иногда на него находит, – смеясь, сказала Сэцуко.

– Почаще бы! – воскликнула Кумико. – Я приветствую такие причуды.

– Откровенно говоря, у меня возникла мысль поужинать вместе еще во время банкета в Фукуоке, который был устроен в честь участников конгресса, – сказал Асимура.

– И он сразу же вам позвонил, как только переступил порог дома, – добавила Сэцуко. – Правда, разговаривал как-то странно – будто год с вами не виделся.

Асимура внимательно посмотрел на Такако. Да, за последние годы она действительно сдала. Просто прежде они часто виделись и он не обращал на это внимания. А сейчас он сравнивал сидящую напротив Такако с той, какой она была в тридцать лет, когда он и Сэцуко поженились. Да, очень постарела.

И Кумико уже стала взрослой. Он вспомнил, как несколько лет назад они были в этом же ресторане и Кумико, сидя на стуле, болтала ножками, потому что не доставала до пола.

Как был бы рад Ногами, имей он возможность сейчас из укромного уголка поглядеть на нас, подумал Асимура и стал, насколько позволяли приличия, разглядывать посетителей. Ему начало казаться, что где-то среди прилизанных джентльменов и изрядных дам сидят за столиком Ногами и та француженка и наблюдают за ними.

– Как здесь много иностранцев, – сказала Кумико, вслед за Асимурой окидывая взглядом соседние столики.

Асимура обратил внимание на чересчур серьезное выражение лица девушки. Неужели Кумико о чем-нибудь догадывается? Впрочем, ничего удивительного в этом нет. После того что произошло в Киото, после встречи там с француженкой, после ночного происшествия в отеле у нее вполне могли возникнуть подозрения, пусть и неясные, если она сопоставила эти события с открытием Сэцуко в нарском храме.

Асимура перевел взгляд на казавшееся чересчур бледным лицо Такако. Оно излучало спокойствие и удовлетворенность. Она-то наверняка пребывает в неведении и ни о чем не догадывается. Как же я могу нарушить ее покой!

Но тут же Асимура с тревогой обнаружил, что с трудом сдерживает желание рассказать женщинам о своей встрече с Ногами.

Представляю, что произойдет, если я скажу об этом Такако и Кумико. Каким счастьем, какой радостью засветятся их глаза, подумал Асимура. Он начал бояться за себя, бояться, что помимо своей воли проговорится о встрече с Ногами, хотя он пригласил сюда Такако и Кумико именно для того, чтобы как-то иносказательно намекнуть о ней, сделать так, чтобы они без слов поняли: Ногами жив, здоров и находится в Японии.

Асимуре стало страшно принимать участие в беседе. Он боялся невольно проговориться. Поэтому он решил главные образом слушать, что говорят женщины. Но и это было нелегко, ибо он ловил себя на том, что, прислушиваясь к их словам, чересчур внимательно наблюдает за каждой и следит не столько за нитью беседы, сколько за выражением лиц своих собеседниц. Ему начало казаться, будто это не он, а Ногами прислушивается к непринужденной болтовне Такако и Кумико.

Он вспомнил один иностранный роман, который прочитал еще в студенческие годы. Кажется, он назывался «Болтающее сердце». Его суть заключалась в том, что человек неудержимо жаждет поделиться с другими тем, что у него на сердце, и никакая воля не способна подавить это желание.

Асимура в эти минуты представлял себя героем этого романа. Нет, его положение еще сложнее. Ведь ему не просто хотелось сказать о том, что у него на сердце. Он понимал: одно его слово может сразу изменить всю жизнь Такако и Кумико. В мгновение ока совершенно по-новому станет смотреть на жизнь Такако, которая в течение восемнадцати лет страдала во вдовьем одиночестве. Да и с лица Кумико исчезла бы тень печали, узнай она, что ее отец жив.

Асимура физически ощущал усилия, которые ему приходится прилагать для борьбы с обуревавшим его искушением. Внешне он вел с женщинами непринужденную беседу, но в глубине души ожесточенно боролся с желанием рассказать о встрече с Ногами. Ему приходилось вести сейчас такую игру, которая навряд ли была по плечу самому талантливому актеру.

– Какое упущение! – воскликнула вдруг Сэцуко. – Нам надо было пригласить сюда и Соэду – такой удобный случай.

Предложение Сэцуко отвлекло Асимуру от адских мук, которые он испытывал.

– А ведь верно! – решительно поддержал он жену. – Но видимо, это сделать и сейчас еще не поздно. Он, вероятно, в редакции. Через несколько минут он мог бы быть здесь.

– Но мы уже все съели, – смущенно сказала Кумико, слегка покраснев.

– Ну и что из того? К чаю как раз успеет, а поужинаем с ним как-нибудь в другой раз, – сказал Асимура.

– В самом деле, давайте его пригласим, – оживилась Сэцуко. – Пойди позвони ему, Кумико.

Кумико застенчиво поглядела на мать.

– Пойди позвони, – улыбнулась Такако.

Кумико направилась в холл и вскоре вернулась расстроенная.

– Сказали, что уже ушел.

Соэда был уверен, что Кэнъитиро Ногами жив.

Для чего же в таком случае тогдашнему правительству великой японской империи понадобилось сообщать о смерти своего дипломата? Соэда, кажется, начал догадываться. Однажды, когда он стал интересоваться судьбой первого секретаря, Мурао предложил ему об этом спросить Уинстона Черчилля. Похоже, что это было не просто шуткой. Мурао в раздражении, кажется, проговорился.

И Ногами вовсе не умер, а под фамилией Бернард приехал в Японию. Он и сейчас еще, видимо, здесь, но как его найти?

Прежде всего следует еще раз заново проанализировать все события.

Соэда пораньше ушел из редакции и отправился в одно тихое кафе в районе Юракуте. Посетителей здесь было мало, и он без помех мог привести свои мысли в порядок. Он занял столик в углу, вытянул ноги и задумался: итак, когда я был в доме Ито в Корияме, жена его приемного сына сказала: «Да-да, он любит посещать храмы, иногда бывает даже в Наре. А перед отъездом в Токио стал ходить в храмы особенно часто. Однажды вернулся домой вечером такой задумчивый и заперся в своей комнате. Потом вышел к нам и сказал: еду в Токио…»

Странное поведение Ито можно объяснить тем, что он обнаружил в книге посетителей фамилию, написанную почерком Ногами, и решил, что Ногами жив. Неожиданный отъезд в Токио был продиктован желанием разыскать Ногами. Безусловно, Ито был потрясен своим открытием: человек, которого он давно считал умершим, жив!

Но почему Ито убили? Если выводы расследования верны, значит, Ито приехал в район Сэтагая с кем-то вместе. Не исключено, что этот кто-то просто назначил ему свидание и он приехал сам. Трудно поверить, что туда можно было затащить бывшего военного атташе, обладателя четвертого дана по борьбе дзю-до, насильно. Значит, у Ито для посещения Сэтагая имелись свои причины. Наверно, он хотел повидаться с кем-то, кто жил в этом районе.

Соэда вытащил блокнот, перелистал его и нашел страничку, где был выписан состав японского представительства в нейтральной стране, дополненный его краткими пометками: посланник Тэрадзима (умер), Ногами (умер), Мурао, Кадота (стажер, умер), Ито.

Ничто не подсказывало ему причину поездки Ито в район Сэтагая. Жилища всех этих дипломатов находились далеко от Сэтагая. Что же интересовало Ито в этом районе?

Внезапное предположение чуть не заставило Соэду привскочить на стуле: стоп, а стажер Кадота! Действительно ли он умер? Сомнение это возникло по ассоциации: если Ногами оказался жив, почему то же самое не могло случиться с Кадотой?

Где и от кого он узнал о смерти Кадоты? Ага, ему сообщил об этом чиновник из министерства иностранных дел! Этого было достаточно, чтобы он решил, что Кадоты нет в живых. Но может быть, есть смысл это сообщение проверить? Если бывший стажер Кадота, подобно Ногами, жив, совсем в ином свете предстает поведение Ито в Токио.

Не исключено, что после войны Кадота поселился в районе Сэтагая, где-то неподалеку от того места, где был убит Ито.

Когда Соэда вернулся в редакцию, сосед по столу встретил его игривой улыбкой:

– Тебе опять не повезло.

– Что такое?

– Только что тебе звонили, очень приятный женский голосок. Назвалась Ногами.

– Что ты говоришь!

– Вижу, тебя это огорчило. Она тоже расстроилась, узнав, что ты уже ушел.

Значит, это была Кумико, Соэда взглянул на часы: половина девятого. Странно, никогда она так поздно не звонила в редакцию.

Он попросил телефонистку редакции связаться с домом Ногами.

– Звонила несколько раз – никто не отвечает, – ответила та через некоторое время.

– Значит, Кумико ушла куда-то с матерью и звонила не из дома, с сожалением подумал Соэда, но расстраиваться было некогда: у него появилось срочное дело.

Соэда позвонил в Сагу, в отделение их газеты. Трубку взял начальник отделения, и Соэда попросил его выяснить, чем занимается и где находится бывший сотрудник министерства иностранных дел Гэлъитиро Кадота, проживавший прежде в Саге.

– Точный адрес не знаете?

– К сожалению, нет. Во время войны он работал за границей стажером в нашем представительстве. Наведите справки в муниципальном управлении.

– Постараюсь выяснить, – ответил начальник отделения, – завтра или послезавтра пошлю ответ с ежедневной информацией.

– Благодарю, – ответил Соэда и в задумчивости повесил трубку.

Работа подошла к концу, пора было возвращаться домой, но прежде Соэда решил заехать еще раз в гостиницу «Цуцуия», где останавливался Ито по приезде в Токио.

Соэда уже был там и сегодня хотел лишь выяснить: не упоминал ли случайно Ито в разговоре фамилию Кадота?

Поскольку Ито плохо знал Токио, он, выясняя адреса, мог случайно упомянуть эту фамилию, если, конечно, принять версию, что Кадота живет в Сэтагая и Ито намеревался посетить именно его.

Правда, в прошлый раз хозяин гостиницы эту фамилию не упоминал, но, с другой стороны, Соэда и не спрашивал о ней. Теперь же Соэда специально решил спросить его о Кадоте, и, может быть, ответ владельца гостиницы что-то прояснит.

Когда Соэда вошел в гостиничный вестибюль, позади послышалось:

– Добро пожаловать!

Соэда обернулся. Ему вежливо кланялся высокого роста мужчина в рабочей куртке. Видимо, принял меня за человека, желающего снять номер, подумал Соэда и отрицательно махнул рукой.

– Мне нужно повидаться с хозяином, передайте, что его хочет видеть корреспондент Соэда.

– Слушаюсь, – ответил мужчина и исчез за дверью.

Соэду удивило, что его не встретила знакомая служанка. Со второго этажа спустилась девушка, неся поднос с грязной посудой. Эту девушку, как и того мужчину, в рабочей куртке, он прежде здесь не видел.

– Прошу вас сюда, – пригласил Соэду появившийся в дверях мужчина.

Соэда последовал за ним. Мужчина остановился у оклеенной бумагой раздвижной перегородки и, сделав рукой приглашающий жест, сказал:

– Пожалуйста!

Соэда раздвинул перегородку и оказался в той самой комнате, где хозяин гостиницы принимал его в прошлый раз.

Увидев Соэду, хозяин отложил газету в сторону и снял очки.

– Прошу, садитесь, – сказал он с деланной улыбкой.

– Вынужден снова вас побеспокоить, – сказал Соэда, усаживаясь.

– Всегда рад вас видеть. Что привело вас ко мне сегодня?

– Я опять по тому же делу. По поводу вашего бывшего постояльца Тадасукэ Ито.

– Так-так, – произнес хозяин, с некоторым усилием сохраняя улыбку. – Значит, расследование до сих пор не закончено?

– Похоже, что полиция за неимением улик поставила на этом деле крест.

– Видимо так, если судить по газетам. Я внимательно слежу за сообщениями по этому делу. Знаете, хотя господин Ито всего сутки жил в моей гостинице, я все время вспоминаю о нем: все же такой ужасный конец.

– Скажите, он никогда не говорил о своем намерении съездить в Сэтагая?

– Нет, и мне совершенно неизвестно, с какой целью он туда поехал.

– Кстати, в связи с этой поездкой он случайно не упоминал фамилии Кадота?

– Кадота? – владелец гостиницы как-то странно поглядел на Соэду. – Нет, не упоминал, – медленно произнес он. – А кто такой этот Кадота?

– Полагаю, приятель Ито. Не исключено, что Ито отправился в Сэтагая повидаться с ним. Правда, это всего лишь мое предположение.

– А-а, значит, доказательств нет?

– Доказательств нет. Я и приехал сюда, чтобы узнать, не упоминал ли он при вас эту фамилию.

– Нет, этой фамилии я от него ни разу не слышал.

Больше спрашивать было не о чем, и Соэда, поболтав еще несколько минут с владельцем гостиницы, распрощался.

Слабая надежда, которую питал Соэда, направляясь в гостиницу, рассеялась. Когда он уже был у самого выхода, откуда-то из полумрака появился мужчина в рабочей куртке и, слегка поклонившись, прошел мимо. Вслед за ним показалась уже знакомая служанка – та самая, которая убирала комнату Ито.