Текст книги "Обманутая"

– Мы познакомились в прошлом году, – ответила Терри. – В октябре. Он первым заговорил со мной. В пабе, где я тогда работала. Хорошее заведение, не то что нынешняя забегаловка. Я заметила, как он смотрел на меня весь вечер, а потом все же набрался смелости…

«Набрался смелости», – усмехнулась про себя Стелла.

– …и спросил, как меня зовут. И сказал, что я ему очень понравилась. А в следующий вечер пришел снова. И в третий раз… и сказал, что приходит из-за меня. И… в общем, в какой-то момент мы сошлись.

«Мои поздравления», – едва не сказала Стелла, но сдержалась. Еще не факт, что Терри поняла бы ее иронию.

Они с Джонасом переглянулись. И что дальше?

– Вы добрались на машине? – спросил Джонас.

Терри кивнула.

– Это моя машина. И я подумала… Все равно это сильно его разозлит. Он же остался без средства передвижения.

– Это уже его проблема, – заметил Джонас.

От Стеллы не укрылось, с каким облегчением Джонас произнес это. По крайней мере, в ближайшее время Нила можно не ждать. Слабо верилось, что ему удастся посреди ночи раздобыть машину и отправиться за Терри в эту глушь. А такси, судя по всему, он не мог себе позволить. Но это вовсе не означало, что им не придется иметь с ним дела. Тот факт, что от него сбежала подружка, для него оскорбителен. Само собой, Нил не мог просто стерпеть такое.

Стелла поднялась.

– Можете остаться на ночь, Терри. Я покажу вам комнату. А утром подумаем, что можно сделать. Я бы на вашем месте обратилась в полицию и заявила о побоях.

Терри пришла в ужас. Ясно было, что она не станет делать ничего подобного.

Стелла застелила кровать для Терри и дала ей полотенце. Когда та наконец закрылась в комнате, Стелла и Джонас еще немного посидели на кухне. Стелла по-прежнему считала, что им лучше уехать как можно скорее, но в то же время она чувствовала внутреннее сопротивление. С какой стати им пугаться этого типа? Достаточно, что Терри пляшет под его дудку, но это ее личное дело, никак не касающееся их семьи.

– Поверить не могу, что он ездил по округе и разыскивал наш дом, – сказал Джонас. – Да еще запомнил нашу машину. Не удивлюсь, если он и номера записал. Это же ненормально!

– Он и сам ненормальный. Во всяком случае, порядочным его трудно назвать. Живет у Терри на полном содержании и при этом заставляет ее работать в дешевом кабаке… Неуравновешенный, агрессивный тип, работать не желает и живет за чужой счет. И уж наверняка замешан в каких-нибудь криминальных делах.

– Что ему от нас нужно? Я к тому, что он должен был понять, что мы явно не купаемся в деньгах. А даже если б и так – с чего он решил, что ему что-то перепадет?

– Возможно, по его меркам мы и состоятельны, пусть и не владеем миллионами. Полагаю, он надеялся, что раз уж Терри приходится биологической матерью Сэмми, то мы примем ее как родную – и его заодно, как ее нового спутника. Если б проявили чуть больше радушия, они стали бы все чаще у нас появляться и без конца одалживать деньги.

– Наверняка он заметил, что мы были не в восторге от их визита в мае, – заметил Джонас, – и что его мечты насчет большой и дружной семьи несбыточны. Так почему же он по-прежнему шпионит за нами?

– Может, он еще не потерял надежду, – предположила Стелла.

Повисло тяжелое молчание. Это лишний раз напомнило им о том, до какой степени они отрезаны от мира. И пришло ясное осознание того факта, что при необходимости они даже не смогут немедленно вызвать помощь: чтобы поймать хоть какой-то сигнал, им пришлось бы пробежаться до ближайшего холма и подняться на вершину. С другой стороны, возможно, их опасения просто излишни. Нил Кортни эгоцентричен и агрессивен, грубо обходится со своей подругой, но позволит ли он себе подобное поведение в отношении чужой семьи, оставалось под вопросом. Терри представляла собой идеальную жертву: она буквально провоцировала Нила на жестокое обращение. Он приметил ее в пабе и инстинктивно распознал в ней тот тип девушки, которую может превратить в свою преданную рабыню.

Они же являли собой людей иного калибра. В конечном счете такие мерзавцы, как Нил, трусливы. Они многое могут себе позволить в отношении слабых, но более сильных и даже равных себе сторонятся.

– Пойдем спать, – сказала Стелла, – не будем морочить себе голову. Но постараемся отделаться от Терри как можно скорее. И напомнить ей, что мы не намерены поддерживать с ней контакт. И не собираемся впутываться в их дела. Пусть сами решают свои проблемы.

Джонас кивнул. На пути в спальню Стелла заглянула в комнату Сэмми. Мальчик крепко спал и никак не отреагировал на ночной переполох. На мгновение она замерла возле комнаты Терри. За дверью не было слышно ни звука, свет не горел. Значит, остаток ночи пройдет в спокойствии.

Тем не менее Стелла еще раз проверила входную дверь, а также двери на кухне, в гостиной и столовой. Все было надежно заперто.

В ближайшее время ей следует уделять этому больше внимания.

2

После откровения Майкла Кейт пребывала в таком смятении, что ясно было без разговоров: за руль ей одной нельзя. Калеб хотел обстоятельно побеседовать с Купером и поэтому попросил Джейн доставить Кейт домой. Сам он был без машины, поскольку приехал с Джейн, но позднее мог взять машину Кейт и вернуться в Скалби. Кейт не имела ничего против. Все равно она была не в состоянии принимать решения.

Кейт потеряла счет времени. Когда они с Джейн добрались до дома, было одиннадцать часов. А когда к ним присоединился вымотанный вконец Калеб, уже перевалило за полночь. Джейн заварила чай, и Кейт пила его мелкими глотками, не ощущая вкус. Она смотрела перед собой, и в голове кружила одна мысль: «Этого не может быть. Мой отец и другая женщина… Это неправда!»

Джейн подала Калебу чашку чая, и тот рассказал о своем разговоре с Майклом. Тот подтвердил слова соседа: Мелисса Купер долгое время чувствовала, что за ней кто-то следит, и была напугана. Она постоянно говорила об убийстве Ричарда Линвилла и раздумывала, есть ли в этом какая-то взаимосвязь. Сыновья полагали, что она накручивает себя, поскольку не может смириться со смертью своего бывшего любовника.

– В последний раз Майкл видел ее в середине мая, – рассказывал Калеб. – В их загородном доме, где-то в устье Хамбера. Похоже, та еще глушь. Мелисса долгое время там не была, но стояла хорошая погода, и она решила съездить. В тот день они с Майклом говорили по телефону, и Мелисса снова утверждала, что за ней кто-то шпионит. Видела какие-то блики в отдалении, кажется, несколько раз, и была уверена, что кто-то наблюдает в бинокль за их домом. Майкл приехал к ней поздно вечером. Эта история с биноклем казалась ему нелепой, но он чувствовал, что у матери сдают нервы, и ему стало совестно оттого, что он несколько месяцев ее не навещал. Теперь он, конечно, убежден, что она была права. И если б он в тот раз не приехал, возможно, Мелиссу убили бы еще тогда. Конечно, уединенный дом представлялся убийце более подходящим местом, нежели школа. Но после того раза миссис Купер туда не выезжала – слишком уж была напугана.

– А Майкл ничего тогда не заметил? – спросила Джейн. – То, что могло показаться несущественным, но теперь могло бы оказаться полезным?

– К сожалению, нет, – ответил Калеб, – но он пообещал, что покопается в памяти. Сейчас Майкл совершенно сбит с толку, поэтому не исключено, что позже ему что-нибудь и вспомнится. Само собой, мы осмотрим дом и окрестности, расспросим соседей, хотя дома разбросаны на большом отдалении друг от друга. Так что особой надежды я не питаю.

– Теперь нужно понять, как в эту новую ситуацию вписывается наш подозреваемый Денис Шоув. Если исходить из версии, что Мелисса Купер и Ричард Линвилл стали жертвами одного и того же человека, то мы должны понять мотивы Шоува…

Калеб бросил на нее предостерегающий взгляд. Никаких деталей в присутствии Кейт. Обсудим это позже.

Джейн поняла и кивнула. Впрочем, Кейт их явно не слушала, по-прежнему предаваясь своим мрачным мыслям.

Калеб взглянул на часы.

– Уже поздно. Вы как, Джейн, сможете остаться здесь на ночь? Не стоит оставлять ее одну.

Джейн с сожалением покачала головой.

– Простите, но мне нужно к Дилану. С ним сейчас соседка; она и так будет в бешенстве, потому что я задержалась. А мне нельзя с ней ссориться.

– А Шон не может выручить вас в порядке исключения?

– Мы не общаемся, – ответила Джейн коротко и отстраненно.

Калеб счел за лучшее не настаивать.

– Ладно, – вздохнул он, – тогда поезжайте.

Хотелось, чтобы в жизни Кейт кто-то был – кто-нибудь близкий, кого можно было бы поставить в известность. Все это время, с тех пор как он встретил ее в аэропорту, эта мысль не выходила у него из головы: мало хорошего в том, что Кейт целыми днями, неделями сидит одна в этом доме. Разве можно быть таким одиноким в ее возрасте? Она слишком много размышляла и, как виделось Калебу, предавалась опасному чувству полной безнадеги, которое могло быстро вылиться в депрессию. Сначала убийство отца, а теперь и очернение его личности – так, во всяком случае, представлялось Кейт. В глазах Калеба репутация Ричарда Линвилла даже не пошатнулась. Ну, интрижка на стороне, делов-то – но при этом он был первоклассным полицейским, профессионалом своего дела. И если в личной жизни оказался не так безупречен, как считалось, это ничего не меняло. Конечно, Кейт смотрела на это иначе. В ее глазах отец был если не равным Богу, то уж точно вторым после него. Кейт вознесла его на пьедестал над всеми людскими слабостями и грехами. И теперь этот самый пьедестал дал трещину, такую глубокую, что монумент готов был рухнуть – если уже не рассыпа́лся на части. Кейт испытала глубокое потрясение. И это после всего, что выпало на ее долю в последние месяцы, а теперь и в последние часы. Калеб был убежден, что сейчас ей нельзя оставаться одной.

– Я побуду немного с ней, – сказал он. – Потом вызову такси.

Джейн с видимым облегчением вышла из дома, и уже через мгновение Калеб услышал, как завелась машина. Половина первого. Было бы несправедливо требовать от нее большего.

Кейт, до сих пор сидевшая молча на диване, подняла голову.

– Шестнадцать лет назад, – произнесла она. – Знаете, что было шестнадцать лет назад? У мамы обнаружили рак груди. Она прошла всю программу: операция, химиотерапия, облучение… Для нее это было мучением – в физическом и душевном плане. Я старалась по возможности чаще приезжать из Лондона, но получалось далеко не всегда. Я утешала себя тем, что отец прикладывает все усилия, чтобы быть рядом с ней в больнице. Но бывало, он звонил мне и говорил, что снова задержится, не сможет вырваться с работы. Работы! – она пронзительно рассмеялась. – Он, должно быть, разрывался. Работа, больная жена, любовница… Неудивительно, что он выглядел тогда таким усталым.

Кейт поднялась с дивана, взяла с буфета бутылку, откупорила и сделала большой глоток. Калеб взглянул на этикетку.

– «Чивас Ригал»[1]1
  «Чивас Ригал» – популярная марка блендированного шотландского виски.


[Закрыть]… Кейт, аккуратнее, он неслабо бьет в голову.

– По-вашему, это правда? То, что говорит сын Мелиссы Купер?

– Я не вижу оснований не верить ему. Но это его ви́дение вещей. Само собой, он не объективен. Как было на самом деле, мы уже вряд ли узнаем. И ваш отец, и Мелисса мертвы.

– Как он мог? Его жена боролась со смертельной болезнью, а он…

– Не судите его слишком строго. Уверен, для вашего отца это было непростое время. Он искал выход, и, наверное, ему не пришло на ум лучшего варианта, кроме как…

Кейт сделала еще один глоток.

– Лучшего варианта? Но вполне себе мужской вариант, не правда ли? Жизнь так уныла, на работе тяжело, жена проходит мучительный курс терапии… Ну что может быть лучше, чем пара часов в постели с другой женщиной?

– Понимаю, как это ранит вас, – сказал Калеб. – Но, Кейт, сейчас вы только мучаете себя нападками на отца. Мы же ничего не знаем. Возможно, между Ричардом и Мелиссой была любовь, а не только сексуальная связь. Подумайте, в то время это была уже не молодая девица, с которой ваш отец мог блеснуть в обществе. То была зрелая женщина, вдова, в одиночку вырастившая двух сыновей. Полагаю, для него она значила куда больше, чем просто любовница.

Кейт снова приложилась к виски. И внезапно сорвалась на крик:

– И это должно меня утешить?

Калеб шагнул к ней и попытался забрать бутылку, но Кейт так крепко вцепилась в нее, что ничего не вышло.

– Кейт! Не стоит вам так пить. Боюсь, вы непривычны к алкоголю.

– Вам ли не знать! – съязвила Кейт.

Калеб вздрогнул. Он-то считал, что она не знает… И в тот же миг удивился, как мог быть таким наивным. Подобное всегда просачивается наружу. И в конечном итоге об этом узнают все.

Старший инспектор совладал с собой.

– Да, – произнес он сдержанно, – я, можно сказать, эксперт. И потому знаю, что это ничего не дает. Отдайте мне бутылку, Кейт.

Вместо того чтобы исполнить его просьбу, та сделала еще несколько больших глотков. Запах виски достиг ноздрей Калеба – и в тот же миг он ощутил его вкус на языке, почувствовал, как он обжигает горло, по животу разливается тепло, в голове появляется легкость, четкие линии расплываются… Кажется, что все проблемы разрешимы. Утраты уже не столь печальны. Жизнь обретает мягкие контуры, и не верится, что еще минуту назад все выглядело таким безнадежным.

Калеб поспешно отступил, чувствуя, как на лбу у него выступил пот, а сердце заколотилось в бешеном ритме. Его слегка замутило.

«Вы навсегда останетесь алкоголиком, Калеб. Навсегда, – раздался в голове голос терапевта из клиники. – Не стоит предаваться иллюзиям, что будет легко. Вы всегда будете физически реагировать на алкоголь, даже на запах».

Возможно, он зря пытался образумить Кейт. Она, в отличие от него, ничем не рисковала. Порой полезно как следует напиться и следующим утром помучиться от последствий.

– Кейт, у вашего отца была своя жизнь, – сказал он. – И теперь, оглядываясь назад, вы имеете о ней лишь ограниченное суждение. У вашей матери тоже была своя жизнь. Также их объединял брак, некая общность. И возможно, вы знаете о них гораздо меньше, чем вам кажется.

– Они были счастливы!

– Возможно, это была видимость, рассчитанная на вас, – предположил Калеб.

Кейт метнула на него полный злобы взгляд.

– Да, и вы, конечно, можете судить об этом? Точно знаете, что родители передо мной притворялись?

– Нет. Конечно, я не имею об этом никакого представления. Я лишь усомнился, что ваше видение верно. Вы пытаетесь судить о жизни других людей. И пусть речь идет о ваших родителях, лучше поостеречься от поспешных выводов.

– Это и моя жизнь. Наши с отцом жизни были тесно связаны, мы всё знали друг о друге.

– Ну, насчет Мелиссы Купер вы, к примеру, не знали, – заметил Калеб. – И когда мы рассуждали о том, возможно ли, что вашему отцу угрожали перед убийством, вы сказали, что он не стал бы говорить вам об этом, дабы не выставлять себя на посмешище. Разумеется, вы не могли знать друг о друге всё.

Кейт сделала очередной глоток из бутылки и посмотрела на него с вызовом.

– Ага, а вы теперь чувствуете себя победителем? Ибо доказали мне, что мой отец… что я с отцом… что мы…

У нее уже заметно заплетался язык. Она запиналась и, очевидно, не могла вспомнить, что именно хотела сказать.

– Думаю, ваша проблема в том, что вы питаете нездоровую привязанность к отцу, – сказал Калеб. – Даже после его смерти. Складывается впечатление, будто у вас просто нет своей жизни. Ничего такого, в чем вы нашли бы поддержку.

Кейт слегка покачивалась.

– У меня-то? Нет своей жизни? И с чего вы это взяли? Я сержант полиции Лондона! Я…

Она запнулась.

– Ну, продолжайте. Кто вы? Где же человек, который позаботился бы о вас? Кому вы небезразличны? Который поддержал бы вас, когда вы хоронили отца? Вы уже месяц сидите совершенно одна в этом доме, упиваясь своим одиночеством и воспоминаниями. Насколько я могу судить, к вам ни разу не заглянула какая-нибудь подруга. Или друг. Или, на худой конец, кто-то из коллег. Соседи из Лондона. Черт возьми, Кейт, вы не назовете ни единого человека, которому были бы интересны, и вы называете это жизнью?

– Убирайтесь! – процедила Кейт. И повторила, громче и резче: – Убирайтесь!

Калеб кивнул.

– Я уйду. Сочувствую вам, но видимо, ничем не смогу помочь.

Он направился к двери. В следующий миг Кейт бросилась за ним. Позабытая бутылка выпала у нее из руки. По ковру растеклась золотистая жидкость.

– Нет! Прошу, Калеб! Останьтесь!

Он остановился, повернулся к ней.

– Кейт, вам лучше…

– Не оставляй меня. Я не могу остаться сейчас одна. Я боюсь. Я так боюсь! – она заплакала. – Пожалуйста, останься со мной! Прошу, обними меня. Мне нужен тот, кто… кто не отпускал бы меня.

Кейт вдруг прильнула к нему. Калеб не хотел стоять истуканом и потому обнял ее. На следующий день ей, конечно, будет ужасно стыдно, но на этот краткий миг он все же мог дать ей то, о чем она так просила. Сцена представлялась ему несколько странной: глубокая ночь, он стоит в доме бывшего шефа и держит в объятиях его нетрезвую, отчаявшуюся дочь…

«Все-таки лучше бы осталась Джейн», – подумал Калеб.

– Все будет хорошо, Кейт. – Он говорил так, словно успокаивал неутешного ребенка. – Вот увидите, все утрясется. Все будет хорошо.

Кейт подняла голову. Широко раскрытые глаза казались слишком большим на ее исхудалом лице.

– Пойдем наверх, Калеб. Пойдем!

Он резко выпустил ее из объятий, как если б обжегся, и отступил на шаг. Кейт быстро схватила его за руку и потянула к двери.

– Пойдем, Калеб. Прошу!

Он тщетно пытался высвободить руку. У нее была железная хватка. Как и предполагал Калеб, она плохо переносила алкоголь. С другой стороны, она выпила почти половину бутылки – и, вероятно, на пустой желудок. Да еще в ускоренном темпе.

– Кейт, вы не отдаете себе отчета. У вас выдался ужасный день, и спиртное явно не пошло вам на пользу. Вам лучше лечь спать. У вас тут есть аспирин?

– Я не хочу оставаться одна.

– Я не уйду. Хорошо? Я останусь здесь, до утра.

– Пойдем наверх.

Ему наконец-то удалось высвободить руку.

– Вам не помешает принять аспирин.

Кейт заметно напряглась.

– Аспирин?

– Лучше две или три таблетки. Это хоть немного облегчит головную боль утром.

– В ванной, – сказала Кейт, – наверху.

– Ладно. Пойдемте. Сможете сами подняться по лестнице?

Ее шатало из стороны в сторону. Калеб шел позади нее, но Кейт все же справилась с крутым подъемом. Она осталась в коридоре, в то время как Калеб вошел в ванную и наугад открыл шкафчик над раковиной. Действительно, там хранились лекарства. Он налил воды в стакан для зубных щеток, бросил туда три таблетки аспирина и подождал, пока они растворятся. Затем протянул стакан Кейт, которая так и стояла в коридоре, тупо глядя перед собой.

– Вот, выпейте. Так будет легче.

Кейт послушно выпила. Затем взглянула на Калеба.

– Почему ты не хочешь со мной переспать?

Калеб задумался, много ли из того, что он скажет, она воспримет и поймет. Ему не хотелось задевать ее чувства, поэтому он занял позицию, в которой она не усмотрела бы пренебрежение к себе.

– Вы пьяны, Кейт. Я не хочу пользоваться этим.

Правда звучала бы иначе: «Вы не в моем вкусе, пьяная или трезвая. Вы – самая непривлекательная из всех женщин, каких я встречал, и меньше всего меня привлекает мысль переспать с вами».

– Но… я бы так не… не… – Она с явным трудом формулировала мысли. – Я бы такого… и не подумала.

– Вам нужно проспаться. Вы совсем вымотались. Я буду в гостиной, договорились?

Кейт посмотрела на него с болью, грустью и отчаянием в глазах. Калеб вдруг почувствовал, что она, как бы ни была пьяна и вымотана, прекрасно понимала, о чем он думал. Она догадалась, что и в любое другое время он ответил бы ей отказом, и алкоголь здесь совершенно ни при чем. Для нее это был сотый, если не тысячный отказ. Кейт была слишком хорошо знакома с подобной ситуацией, чтобы обмануться.

Она кивнула, затем развернулась и скрылась в спальне, демонстративно захлопнув дверь.

Калеб постоял еще мгновение, после чего спустился в гостиную. Хотя дома на него зачастую давили стены и тишина казалась невыносимой, сейчас ему больше всего хотелось оказаться у себя. Однако он дал обещание и все равно не нашел бы себе места. Кейт пребывала в таком состоянии, что было бы безответственно оставлять ее одну. Калеб задумался, как им быть дальше.

Он прошел в гостиную и поднял с пола бутылку. От ковра так тянуло виски, что ноги снова сделались ватными. После всего, что произошло, вполне можно было позволить себе что-нибудь покрепче, и любой нормальный человек так и поступил бы. Калеб не испытывал такого соблазна с тех пор, как вернулся из клиники. Он в отчаянии смотрел на бутылку – в отчаянии от собственного бессилия. Чувствовал, как рушится последний барьер и уже нет сил сдерживаться. Впрочем, никакой преграды уже и не было.

И единственное, что он мог сделать, – опустошить бутылку.

Досуха.