Текст книги "Экзамен"

5

Смена подходила к концу. Весь день Сапа крутился возле станка, смотрел, как работает Сергей, его наставник, набирался, так сказать, опыта. Саша уже облазил весь цех, потрогал каждый станок, а если рядом никого не было, нажимал на разноцветные кнопки и двигал рычагами.

Но скоро это надоело, и он опять вернулся к Сергею. А цех продолжал жить обычной трудовой жизнью. Рабочий день кончался, многие рабочие завершали сменное задание, а рыжий парень в углу цеха чуть ли не полчаса томился, лениво обметая щёточкой свое рабочее место.

Но Сергей продолжал работать. Перед ним лежало ещё несколько заготовок – как всегда, он приготовил их больше плана. Сергей ловко брал заготовку сильными, загорелыми руками, закрепляя её, быстро подводил к ней резец и включал подачу. С заготовки будто сама, извиваясь, сходила светло-желтая змейка стружки. Сергей в надвинутой на лоб кепке внимательно наблюдал за ней, иногда поправляя её куском проволоки, и стружка ложилась точно туда, куда ей и следовало ложиться.

И вообще, у этого токаря всё получалось на удивление быстро и красиво. Вот он в определенный момент, известный только ему, мягко отвел резец от заготовки, остановил станок, вмиг снял готовую деталь. Потом приложил к ней штангенциркуль, улыбнулся – ювелирная точность, второго прохода не требуется. Бросив деталь в кучу таких же готовых блестящих деталей, Сергей принялся за другую заготовку,

«Вот так вот целый день», – невесело подумал Одинцов. Серега работает, а он смотрит. Работенка! Полмесяца прошло, а он почти и не стоял за станком.

Наконец, Саша не выдержал,

– Сергей, а Сергей!

– Что? – отозвался Сергей, не отводя взгляда от заготовки.

– Почему стружка всегда разная по цвету? И по виду особенно? Сегодня она похожа на спираль, вчера откалывалась кусочками, а позавчера…

Сергей досадливо поморщился.

– Понимаешь, это зависит от условий обработки, – объяснил он, – от скорости, подачи, от обрабатываемого материала. Вчера мы точили бронзовые детали – получалась стружа надлома, а сегодня мягкая сталь – сливная стружка.

Саша ждал, но Сергей больше ничего не добавил, и он не удержался, задал ещё один вопрос:

– А что, разве бывает мягкая сталь?

– Бывает, – отмахнулся Сергей, – Слушай, Саня, иди-ка ты отсюда, не мешай.

Одинцов обиделся, торопливо отошел в сторону. К нему подошёл рыжий парень из-за соседнего станка. Они стали вместе смотреть, как Сергей обрабатывает последнюю заготовку. И вот токарь остановил станок, повернулся к ним лицом.

– Вот и всё! – сказал он довольно, – Финита ля комедия.

Рыжий парень мотнул головой.

– Быстро ты!

– Класс! – осклабился Сергей. Заметив обиженный недовольный вид Саши, он похлопал его по плечу:

– Ладно, не дуйся. Нельзя отвлекать во время работы, не маленький, сам знаешь.

– Я и не дуюсь, – буркнул Саша, а Сергей продолжил:

– Зайди в заводскую библиотеку. Ещё не побывал там? Нет? На втором этаже управления. Спросишь книгу о токарных станках. В книге всё прекрасно написано – и о резцах, и о стружке, и о мягкой стали.

Саша хмуро кивнул головой.

Сергей бережно собрал инструмент, аккуратно сложил в свой шкафчик и, захлопнув дверцу, минут пять возился с ключом. Замок долго не поддавался, Сергей сердито бил кулаком по дверце. Но вот, наконец, шкафчик глухо, со скрипом закрылся.

– Вот так, – удовлетворенно произнес наставник и, повернувшись вновь к Саше, вручил ему щётку:

– А пока почисть немного наш станок.

Сашу покоробило от слова «наш», но он промолчал и, вздохнув, принялся за своё обычное дело.

После душа, не заходя в столовую, Саша отправился в библиотеку. Долго стоял перед чёрной кожаной дверью, почему-то робея открыть её. Наконец набрался смелости и постучался.

– Войдите! – послышался звонкий девичий голосок.

Открыв дверь, Саша очутился в большой полутемной комнате со множеством стеллажей, набитых книгами. Никого нет.

Он растерянно остановился посреди комнаты и недоуменно оглянулся.

– Одну минуточку, – опять послышался тот же голосок, и вскоре за стойкой появилась невысокая кудрявая девушка.

Она стояла у окна, лучи далекого заката падали на неё сбоку, играли на её щеках, мягкой полутенью очерчивали тонкие правильные черты её лица, и от этого девушка казалась необычайно красивой, какой-то таинственной, загадочной.

Саша не мог отвести от неё восхищенного взгляда.

Девушка тряхнула кудрями и вопросительно взглянула на парня.

– Здравствуйте, – произнес он пересохшими губами.

– Здравствуйте. Из какого цеха?

Продолжая смотреть на девушку, Саша подошёл к стойке. – Я… я не записан у вас. Мне бы что-нибудь о токарных станках.

А пока девушка-библиотекарь заполняла формуляр, Саша разглядывал её. Обычно ему не нравилось, когда девушки излишне красятся, пользуются помадами и всевозможными кремами, но таинственная незнакомка так умело использовала все возможности косметики, что он не мог не любоваться её красотой.

– Распишитесь, – она протянула ему формуляр, крохотными капельками краснел лак на ногтях её длинных белых пальцев. Саша расписался и, отдавая девушке авторучку, коснулся её руки. У него испуганно затрепетало сердце.

– Значит, вам нужен учебник по токарному делу? – библиотекарша словно видела, что творится с Сашей, и насмешливо улыбалась, – одну минуточку.

Видимо, нужная, книга находилась высоко на полке. Девушка-библиотекарь принесла подставку, встала на неё и принялась выбирать книги. Подол её короткого платья слегка приподнялся, оголяя красивые стройные ноги.

Саша потупил взгляд, чувствуя, как громко бьется его сердце.

– Ах! – неожиданно вскрикнула девушка. Книги разлетелись по полу, а сама девушка конечно же упала бы, если бы Саша не успел подхватить её. Он держал её в своих объятиях, будто онемев, и не знал, как ему поступать дальше. Он думал, что всё бы отдал, чтобы только вот так держать на руках эту прекрасную незнакомку. От неё веяло ароматом духов. О, как кружит голову этот чудесных залах! Горящим взглядом Саша глядел в лицо незнакомке, чувствуя, что не может отвести глаз.

А девушка затихла в его руках, сначала испуганно, а потом всё смелее смотрела ему в глаза.

– Пусти, – наконец, прошептала она, – надо собрать книги.

Они вместе подобрали книги, опустив головы и стараясь не смотреть друг на друга.

Уходя, Саша повернулся и быстро взглянул на девушку. Она встретила его робкий взгляд, встряхнула светлыми кудрями, а когда он остановился, звонко рассмеялась.

Саша почти выбежал из библиотеки. Он быстро промчался через проходную, так сильно толкнул вертушку, что старик вахтёр даже опешил и рассерженно выругался ему вслед:

– Стой! Мать твою…

Но увидев счастливое сияющее его лицо, добродушно усмехнулся и пробормотал себе под нос:

– Молодой ищо, кровь играет. Оно простительно.

Саша шёл домой, а в ушах его звенел смех незнакомки, перед глазами стояло её лицо, глаза, губы. Сердце его билось тревожно, взволнованно, словно в предчувствии чего-то нового, неизвестного, но желанного.

Он шел по улице и бесконечно повторял строки из какого-то женского романса: «Я, кажется, влюбилась, я, кажется, влюбилась». Стайка девчат, проходящих мимо него, так и прыснула со смеху. Саша сделал серьёзное лицо и зашагал быстро, по-деловому. Но его строгий шаг то и дело переходил в замысловатые па, а рот расплывался в улыбке.

В его сердце бушевал пожар.

6

С этого дня Одинцов больше не обращался к Сергею, не мучил его своими вопросами, не прерывал во время работы и не задерживал в перерывах. Нельзя сказать, что он обиделся, хотя и не мог забыть, как Сергей презрительно отмахивался от него. Просто Саше надоело при каждом вопросе встречать насмешливый взгляд своего «наставника» – как, ты и этого не знаешь? Поэтому он предпочитал только молча наблюдать, а когда возникал трудный вопрос, искал ответ в книгах. Только одно его огорчало – ему почти ни разу не удавалось самостоятельно поработать на станке. Лишь иногда, во время обеденных перерывов, когда токари уходили на отдых, Саша закрепляя на станке какую-нибудь болванку и протачивал её, вспоминая, как это делал Серёга.

Со станка на пол медленно сползала стружка, блестящая переливающаяся поверхность детали радовала глаз. И всё-таки работа на заводе не нравилась Одинцову. Появлялось ощущение, будто он не рабочий, а мальчик на побегушках. Вспомнились слова Бориса «Работенка! Подай то, подай это, сбегай туда, сбегай сюда».

Вот и сегодня – скоро уже перерыв, а Саша всё стоит рядом е Сергеем, смотрит, как он работает, подает ему заготовки.

Наконец, Саша решился.

– Чего не даёшь работать? – прямо сказал он Сергею, когда тот в очередной раз остановил станок.

– Ты чего? – с удивлением спросил Сергей, но увидев, как насупившись, молчит Одинцов, резко отбросил готовую деталь, сунул ему в руки чертёж:

– Давай, работай!

И ушёл. Саша хмуро проводил его взглядом. Потом повернулся к станку. Справа от него оставалось ещё несколько заготовок. Саша взял одну из них, надежно закрепил в кулачках, штангенциркулем аккуратно снял все размеры, осторожно включил продольную подачу. Резец медленно подошёл к заготовке, завилась тонкая стружа. Несколько раз Саша останавливал станок, штангелем проверял размеры заготовка, чтобы не ошибиться – и вот деталь готова. Саша, волнуясь, остановил станок, взял деталь в руки, ещё раз измерил – всё точно!

Он возликовал. Вот она – его первая деталь! Чистая, блестящая, приятно согревает руки. Саша любовно протер её полой спецовки и положил на шкафчик рядом, но всё же чуть-чуть в стороне от кучи готовых деталей Сергея.

Моя деталь! Саша оглянулся. Странно, всё так же работает цех. Будто ничего не случилось. Только с другой стороны цеха блеснул стеклами очков старик Иван Максимович да сосед – рыжий парень, улыбаясь, махнул рукой.

Саша взглянул ещё раз на СВОЮ деталь, быстро схватил вторую заготовку. Теперь его движения были более уверенными, более точными, более ловкими.

Настало обеденное время, но Одинцов даже не заметил, как опустел цех.

– Ну как ты тут? – Саша вздрогнул от голоса Сергея. Наставник подошёл к шкафчику, мельком взглянул на детали, усмехнулся, увидев отдельную кучку, взял одну ив деталей в руки, повертел зачем-то, померил штангенциркулем.

– А ты молоток, – удивлённо оказал он, и при этих словах Саша, хотя и был зол на Сергея, почувствовал, что злость постепенно исчезает.

Сергей небрежно сгрёб все детали в одну кучу.

– На сегодня хватит. Можешь гулять.

Саша продолжал с ожиданием смотреть на своего наставника.

– Ну чего тебе ещё? Иди, отдыхай, – нетерпеливо повторил Сергей.

И снова Саша сник. Опять «подай-принеси», поработал и хватит.

Он уныло пошёл по проходу. На обед в столовую Саша не ходил – зарплату он ещё не поручал, а денег – кот наплакал.

Ему очень хотелось купить новые краски – вечерами он продолжал свои опыты у мольберта, и поэтому сейчас Саша предпочитал немного потерпеть.

В цехе почти никого не осталось. Одна уборщица тётя Катя убирала за токарями, сгребала металлическую стружку в кучи и стаскивала их в огромный контейнер у ворот цеха. Потом эту стружку спрессуют в небольшие кубики и отправят на переплавку.

Саша видел, как тяжело тащить уборщице по проходу эти огромные кучи стружки; он подбежал к ней.

– Тётя Катя, я помогу вам, – предложил он, надевая рукавицы и хватаясь за стружку.

– Ой, спасибо, сынок, – благодарила его уборщица, – что-то заморилась я сегодня.

Она ласково сказала ему «сынок», и Саша вспомнил мать – только мама называла его таким словом.

Тащить стружку по проходу на самом деле было довольно тяжело. Саша с трудом доволок большой спутавшийся моток и задумался. Его взгляд случайно остановился на пульте подвесного крана. А что если? Он подошёл к пульту и нажал одну из разноцветных кнопок; обеденный перерыв, рабочих нет, лишь старик Максимыч возится у своего станка – может, и не заметит.

Кран громко загудел, быстро и плавно пошел по рельсам. Дойдя до следующей кучи стружки, Саша нажал на другую кнопку. Сверху опустился трос с крюками, которыми он и зацепил стружку.

За несколько минут он очистил так весь цех. Осталось только подмести.

– Ой, сынок, спасибо, ой спасибо, – приговаривала обрадованная уборщица, – помог старенькой. Уж не знаю, чем и отблагодарить-то тебя.

– Да что вы, тётя Катя, не за что, – довольно улыбался Саша.

Он осмотрел очищенный цех. «Здорово я придумал с краном, – подумал он, – пять минут, и всё готово – дело сделано!».

Одинцов с удовлетворением оглядывался, все еще держась за пульт подвесного крана. А если самому прокатиться, повиснув на крюках? Как говорится, делу – время, потехе – час. Авось никто и не заметит.

Но как только Саша схватился за крюк, как послышался скрипучий голос старика Максимыча:

– Это вам не игрушка, молодой человек!

Сашу будто окатили кипятком.

– Вот старый хрыч, – пробурчал он про себя. – Следит он что ли? Вечно сует нос не в свои дела…

Одинцов вспомнил, как старик отказался взять его в ученики. С этих пор он чувствовал к нему какую-то неприязнь.

Отойдя в сторонку, Саша примостился в уголке на железных ящиках, пригорюнился. «Зря я пришел сюда работать, – рассуждал он, – ко всему придираются, работать не дают».

Тем временем рабочие стали возвращаться из столовой и собираться в бытовке, небольшой комнатушке для отдыха, в конце цеха. Вот балагуря с токарями, прошёл Сергей, протопал рыжий. Саша равнодушно проследил за ним взглядом.

Рыжий неожиданно повернулся и подошёл к нему. Присев рядом, он спросил:

– Ты что тут сидишь? В столовую ходил?

– Да нет, – отмахнулся Саша, – неохота что-то, настроения нет.

Рыжий помолчал, а затем, улыбнувшись, полюбопытствовал:

– Сегодня, вижу, сам точил? И как, понравилось?

– Понравилось, – недовольно пробурчал Саша. – Месяц работаю. А у станка в первый раз стоял.

– Ха-ха, – рассмеялся Рыжий, – а ты чего хочешь? Серёга за тебя деньги три месяца получать будет.

Как это? – недоуменно взглянул Саша на парня.

– А так это, – ответил тот. – Ты можешь три месяца ходить в учениках. За это время Серёга – как твой наставник, деньги получать будет. Ему не выгодно, если ты сдашь на разряд раньше срока. Вот такие, брат, дела, – закончил Рыжий.

– Понятненько, – протянул Одинцов и безнадежно махнул рукой:

– Идет всё к чёрту, наверное, уйду с завода.

Парень кинулся успокаивать его:

– Не расстраивайся ты. Сдашь на разряд – и всё будет в порядке.

– Уйду, – тоскливо повторил Саша, – работать не дают, ко всему придираются.

– А с какой стати Сергей придирается к тебе? – удивленно спросил Рыжий.

– Да не Сергей, а этот старик, Максимыч.

– Э-э, старика ты не трогай, – покачал головой Рыжий, – Иван Максимович – старик дельный. К нему даже инженеры за советом идут.

Саша упрямо набычился, угрюмо оказал:

– А что же он на пенсию не идёт, давно ведь пора. Деньги заколачивает. И куда ему столько?

– Стоп, стоп, стоп, – остановил его Рыжий, – не говори так. Старика уговорил остаться мастер. Слыхал, наверное, что Леонид Петрович – ученик Максимыча?

– Да? – эта весть оказалась для Саши большим сюрпризом.

И вообще, Максимыч больше помогает другим, чем стоит у своего станка.

Одинцов молчал. Рыжий поднялся и кивнул ему:

– Ну я пошел, перерыв окончен.

– Постой! – удержал его Саша, он подошёл к нему и смущенно спросил:

– Слушай, а как тебя зовут?

Парень протянул руку.

– Витька я. Виктор.

Саша крепко пожал его твердую руку.

7

Приближалась зима. Это было заметно на всем – дни становились короче, деревья сиротливо тянули к небу голые ветви, по утрам холод обжигал руки. И только днём солнце пробивалось сквозь серую пелену облаков, и тогда яркие веселые лучики заливали стылую землю. Иногда с утра до вечера моросил унылый осенний дождик. Косые струи дождя однообразно били и били в окно, и, казалось, что им не будет конца. В такие дни Саше особенно не хотелось идти на завод – но что делать? – он медленно одевался и уныло плёлся на автобусную остановку.

Саша не любил ночные смены – люди возвращались с работы, собирались в кино и театры, а ему предстояло весь вечер провести на заводе. До обеденного перерыва он стоял, смотрел, как работает Сергей или от безделья слонялся по цеху, а потом незаметно «смывался» домой. «И как только люди работают здесь, на заводе, годами, с тоски умереть можно», – удивлённо думал Одинцов.

Но дома тоже делать было нечего, его ждала там лишь опустевшая комната. Часами Саша лежал на диване, думал, думал, думал…

Иногда, будто очнувшись ото сна, он вскакивал, подходил к мольберту и, взяв в руки кисть, осторожно клал несколько мазков. Но вновь ничего не получалось, работа не шла. Саша с отчаянием швырял кисть и опять тоскливо бросался на диван.

И только раз, ближе к обеду, Саша торопливо одевался и выходил к подъезду. В это время проходила почтальонка, весёлая, курносая девушка, и разносила письма. Саша ждал вестей от матери, но мама написала только один раз, ещё до операции. Её письмо Саша помнил почти наизусть – мама писала, что у нее всё хорошо и чтобы он не беспокоился о ней, тревожилась о том, как он живёт без неё, совсем один, кушает ли. Она уже знала, что Саша решил стать токарем на автозаводе. «Из твоего письма я узнала, что ты работаешь на заводе, – встревожено писала она. – Правильно ли ты поступил, сынок, не ошибся ли? Ведь ты так хотел стать художником».

Каждая строчка её письма дышала тревогой за сына.

Милая мама, мамочка, родная моя! Никогда Саша не говорил матери таких слов и, наверное, только теперь, вдали от неё, понял, как дорога она ему, как нужна.

Когда ему становилось особенно грустно, он вытаскивал из кармана письмо матери и, вновь, в который раз, перечитывал его. Оно не успокаивало его, нет, Саша беспокоился за маму еще больше, но после этих строк, согретых её дыханием, после этих неровных букв, написанных её дрожащей рукой, у него на душе становилось тепле.

Это было её единственное письмо. Напрасно Саша томился весь день и выскакивал навстречу почтальонке. Девушка, разносящая письма, уже знала его и, встречая вопросительный взгляд, улыбалась: «А вам пишут!».

Вот и сегодня Саша с надеждой ждал почтальонку.

Сильный порывистый ветер упрямо вбивал в асфальт тугие струи дождя. Свинцовые тучи низко нависли над землёй, и казалось, что наступил вечер – так было темно. Редкие прохожие, торопливо пробегающие мимо, с удивлением смотрели из-под зонтиков на Сашу, одиноко застывшего у подъезда.

Он, было, уже решал, что почтальонка совсем не придет, но дождь вскоре перестал, и девушка-письмоносец неожиданно появилась перед ним, мокрая, взлохмаченная, но как всегда весёлая, стремительная. Она как знакомому кивнула Саше головой. Он устремился ей навстречу.

– А ваша девушка всё ещё пишет вам, – рассмеялась девчонка-почтальон и быстро пронеслась мимо, скрылась в подъезде.

Саша хотел догнать её, спросить – может, она пропустила, не заметила письмо от мамы, но в это время его остановил Толя, незаметно подошедший откуда-то сбоку.

– Привет, художник! – восторженно воскликнул он, – как дела?

– На ять, – хмуро пошутил Сала, а сам только огорчённо махнул рукой.

Говоров хотел присесть на скамейку, но проведя ладонью по мокрым доскам, передумал, повернулся к Саше и, засунув руки в карманы, медленно прошелся перед ним взад-вперед, довольно улыбнулся:

– Ну как тебе мои новые джинсы? Дружок сказал – французские. ФирмА, – он сделал ударение на последний слог.

– ФирмА, – повторил за ним Саша, лишь для того, чтобы доставить удовольствие другу. – А как же те, американские, которые ты показывал в прошлый раз?

– Я их одному чуваку загнал за две цены, – рассмеялся Толя. И он принялся рассказывать длинную историю о том, как он выгодно «загнал» свои старые джинсы.

Саша почти не слушал его, он напряжённо думал, почему же от мамы так долго нет писем. Судя по времени, ей уже давно должны были сделать операцию. Может, что-то случилось? Нет, только не это! Этого не может быть! Надо бы самому съездить к матери, но разве мастер отпустит с работы…

Хлопнула дверь подъезда, стремительно промчалась почтальонка, ещё раз весело кивнув Саше.

– Кто такая? – загорелся Толя, прерывая свой рассказ и провожая восхищённым взглядом стройную фигуру девушки.

– Наш почтальон, – буркнул Саша.

– Вот бы познакомиться, – протянул Говоров и льстиво обратился к Саше:

– Не познакомишь, а?

Тот отмахнулся:

– Да ну тебя, – ему почему-то было неприятно, когда Толя вот так, усмехаясь, говорит и смотри каким-то жадным взглядом вслед этой девушке – хотя Саша в общем-то снисходительно относился к многочисленным романам друга, он знал, что все равно у Толи ничего серьезного не получится. Если девчонка умная, она сама сразу же раскусит его, «донжуановские» черты быстро выдадут Толю.

Говоров, улыбаясь, проводил взглядом фигуру девушки и влажно усмехнулся:

– А что тут такого? Она мне нравится. Была у меня студентка, была телеграфистка, а теперь будет и почтальонка.

– Так, у тебя же Вера? – сердито оборвал его Одинцов, – или Ира? А, может быть, Люба или Надя? Ты ведь на неделе их пять раз меняешь.

– Ирой ее зовут, – довольно рассмеялся Толя. Умная, отличница – в десятом учится.

Саша недоверчиво покачал головой. Вдруг Толя стукнул себя по лбу:

– Как же я мог забыть? Ирка мне письмо прислала, и я все еще не ответил ей. Надо придумать ответ.

– Пиши, – проговорил Саша, будто не понимая намека.

Толя ближе подошел к Саше, обнял его, умоляюще заговорил:

– Слушай. Помнишь, ты обещал помочь мне? Напишешь ответ, а? В первый и последний раз. Ну, пожалуйста! Прямо сейчас пойдем ко мне и напишем…

– Ага. Напишем. Разбежался.

Одинцов задумался, не хотелось потакать Толе. Но он обещал другу, а свои обещания Саша привык выполнять. Дома его ожидала пустая квартира, на улице начинал накрапывать противный дождик, и Саша кивнул Говорову:

– Ладно, черт с тобой!

Толя возликовал:

– Вот спасибочки, век не забуду!

Он жил неподалеку. Пока друзья шагали по пустынной улице, осторожно обходя лужи, Толя говорил и говорил, не переставая – о том, что он уже несколько раз писал Ире, и что она ответила ему, правда, всего лишь один раз, но ведь все равно ответила, говорил о том, что уже начал придумывать ответ. Но у него не получается так хорошо и красиво, как у Саши, когда он писал письма маме.

– Ты читал мои письма? – удивленно и разгневанно спросил Саша.

– Всего один разочек. И то нечаянно, – заюлил Толя. – Честное слово.

Одинцов промолчал.

Родители у Толи редко «гостили» дома, они чаще были на всяких симпозиумах, встречах. Уезжали за границу. Считалось, что за сыном присмотрит старенькая бабушка, живущая, правда, в другом районе города. Но так только считалось. На самом деле Толя один хозяйничал в квартире, у него часто гуляли компании, часто с вином.

– Я уже самостоятельный, мне восемнадцать исполнилось, – сказал раздраженно Говоров, когда как-то раз Одинцов попытался остановить друга.

Саша давно уже хотел поговорить с ним. Толя дочти не ходил в училище, у него появились деньги, он заводил подозрительные знакомства. Джинсы, заграничные футболки – на этом останавливался весь его мир. Но у Саши не хватало смелости твёрдо сказать другу: «стоп!». Боялся, Толя обидится на него за эти слова. Иногда Саша говорил сам себе: «Пусть обижается! Потом поймет, что был неправ, подумает и поймет». Саша хорошо знал его характер. Надо «перевоспитать» друга, пока не поздно. И каждый раз Саша натыкался на упрямый взгляд Толи и отступал.

…Говоров прогремел ключами, и друзья очутились в прихожке. Из комнаты выкатился маленький пушистый комок, бросится под ноги Саши и звонко залаял.

– Это она здоровается с нами, – сказал, улыбаясь, Саша. Он нагнулся. Взял собаку на руки и стал гладить против шести – Альфе почему-то нравилось, когда её так гладили. Она надувалась. Глаза ее становились шальными, блестели. Альфа вырывалась из рук, стремясь непременно лизнуть влажным языком в нос и щеки Саше.

– Альфа, место! – крикнул Толя, и собака, испуганно вырвавшись из рук Саши, забилась в угол. Напрасно Саша подзывал её, окрик хозяина действовал сильнее, чем желание подойти. Альфа лишь слабо скулила и помахивала хвостом, с боязнью посматривая на Толю.

Говоров довольно улыбнулся:

– Учись! Моя дрессировка!

– Молодец! – сказал Саша так, что Толя, опомнившись, сразу же поправился:

– Ладно, приступим к делу. Проходи в мою комнату, я сейчас…

В комнате у Толи царил беспорядок, постель не убрана, на столе обрывки газет, альбомы, фотографии девушек, множество флакончиков из-под одеколона и туалетной воды, пара истрепанных книг-детективов. Саша поднял с пола одну из них. На обложке серый тип с пистолетом в руке отбивался от таких же типов-преследователей.

– Возьми. Почитай, коли найдешь часа два свободного времени, – предложил Толя, входя в комнату. – Интересная книжонка – одни погони и убийства.

Он поставил на стол вазу с яблоками, потом сходил на кухню, принес конфеты и чашку кофе.

Наконец, терпение Саши иссякло:

– Слушай, хватит бегать. Садись.

Толя торопливо присел в кресло, подвинул Саше яблоки и кофе.

– Пей, – сказал он. – Может, вина будешь? А то у меня есть – фирменное, азербайджанское. Или грузинское, кто его знает – буквы какие-то непонятные. Мне сказали – кавказское вино.

– Нет, – возразил Саша, – знаешь же, не пью я. И ты смотри – сопьешься.

– Что я, Борька что ли? – обиделся Толя. – Ты меня с ним не ровняй. Пить тоже надо умеючи. В меру.

Саша ничего не сказал в ответ. Толя взглянул на него, затем молча встал, положил перед ним ручку, бумагу, конверты.

– Вот посмотри, это письмо Ирки.

– А может, не надо? – вскинул голову Саша. – Читать чужие письма…

Но Толя уже сунул конверт прямо ему в руки, и Одинцов колебался недолго, любопытство взяло верх. Саша аккуратно развернул единственный листок. Маленькие, совсем крохотные кругленькие буковки, будто бусинки нанизывались на ровные строчки. «Ирина – отличница», – с улыбкой вспомнил Саша Толины слова.

Говоров, к его удивлению, говорил правду, что он на самом деле был только едва знаком с Ирой – это было видно из письма. Оставалось удивляться, как это Толя, искушенный в любовных делах, опростоволосился – втюрился в эту девчонку. И она, как чувствовалось, была довольно интересным человеком.

– Красиво написано! – протянул Саша.

– Неуж-то! – Толя довольно улыбнулся. – Я же говорил тебе, что Ирка – отличница.

Одинцов усмехнулся.

– Да я не о почерке…

– То есть?..

Саша ничего не ответил, молча, дочитал письмо.

– Странно, – сказал он наконец, отложив конверт в сторону.

– Что тут странного? – Говоров с недоумением вглядывался в лицо друга.

– Странно, как это она смогла влюбиться в тебя. Что же, бывает и так. Но все-таки, хотел бы я видеть ее!

– Ты все прочитал? – торопливо спросил Толя. – А теперь посмотри вот это – я начал сочинять ответ.

Он протянул Саше толстую тетрадь. Одинцов раскрыл первую страницу и стал читать вслух, спотыкаясь через каждую строчку, разбирая иероглифы Говорова:

– Здравствуйте, дорогая Ирина! Во первых строках своего письма спешу сообщить вам, что я жив, здоров, чего и вам желаю. Погода у нас плохая, каждый день идет дождь. А какая у вас погода?..

У Саши не хватило терпения читать дальше, хотя Толя настрочил почти целую тетрадь, и он не вытерпел, рассмеялся:

– Ну ты даешь! Пишешь своей девчонке такие слова. Здоровье, погода, дождик. Напиши еще, что ощенилась твоя Альфа…

Толя недовольно насупился. Саша подошел к нему, примиряясь, тронул его за плечо.

– Сам подумай, чудак-человек. Ты же пишешь письмо девчонке, девушке! Ты должен показать ей, что любишь ее, что жить без нее не можешь! А ты – погода, дождь, Альфа…

– Об Альфе я не писал, – горячо воскликнул Толя.

– Не в этом суть, – хладнокровно ответил Одинцов. – Ты напиши, что она – твоя единственная. Что она самая красивая, самая нежная на свете, что жить без нее не можешь, что уже находиться рядом с ней – счастье. А ты… Я не знаю. Может быть, я и не прав, тебе лучше знать. Но для меня любая незнакомая девушка прежде всего Девушка, с большой буквы.

– Так уж и любая, – пробурчал Говоров. Такую девчонку, как ты рассказываешь, сейчас не найти. Это только в кино показывают да в книжках пишут. Нет, сейчас такую не встретить, – убежденно повторил он.

– Ты не прав, – ответил ему Саша, – может быть, тебе просто встречались плохие девчонки?

– Ну, да, – упрямо возразил Толя, – я их мильон видел, разных-разных. С виду они все скромные, нежные, как ты ни скажешь, ангелы, а не люди. А как узнаешь ближе… Девушку с большой буквы? Наверное, ты говоришь так только потому, что не знаешь близко девок, – расползлись губы Говорова в масляной улыбке.

Одинцов удержал себя.

– Знаешь что? Ты…

– Ну что? Неужели нет ни одной на примете? – ждал Говоров.

Саше показались обидными слова Толи. Он вспомнил встречу с прекрасной незнакомкой в заводской библиотеке, ее стройные ноги, тонкие руки, яркие губы, запах духов, дурманящих голову.

Говоров с усмешкой взглянул на задумавшегося друга, подмигнул ему.

– Ага, понятненько – влюбился.

Саша вспылил.

– Держи свое письмо, – рассерженно сказал он. – И пиши своей королеве сам.

– Санек, – взмолился Толя, – не виноват я, виноват. Верю, что она прекрасная девчонка, что она самая красивая на свете…

– Ну, что с тобой поделаешь, – рассмеялся Саша, сменив гнев на милость. – Ладно, давай ручку, так уж и быть. Но учти, пишу этой Ирине или как ее там в первый и последний раз.