Текст книги "Экзамен"

8

С каждый днем становилось все холоднее, по утрам ртутный столбик термометра опускался почти до нулевой отметки. Дул противный, пронизывающий до костей ветер, с непривычки зябли руки. На улице было холодно, неуютно, пасмурно, и поэтому так не хотелось вставать по утрам.

Назойливый треск будильника неожиданно прерывал сон. Одинцов с мольбой смотрел на часы, они продолжали оглушительно звенеть. Тогда Саша резко и сердито ударял по кнопке, но все равно не вставал, а продолжал нежиться в теплой постели до последнего мгновения. Взглянув на минутную стрелку, угрожающе и неумолимо приблизившуюся до цифры 12, быстро вскакивал, наспех завтракал и мчался к автобусной остановке.

Но на этот раз автобус немного задержался, и когда Одинцов подъехал к заводу, у проходной было уже безлюдно – началась смена. Однако ему повезло – вахтер на минуту отвлекся, и Саша сумел проскользнуть через вертушку. Он уже думал, что опасность миновала, когда у ворот цеха чья-то рука схватила его за локоть.

– Опаздываете, молодой человек…

– Подняв голову, Саша увидел улыбающегося долговязого парня в черной курточке. «От силы лет на 5—6 старше меня, – отметил Одинцов и пренебрежительно протянул про себя, – а туда же, «молодой человек».

– А ну-ка, отпусти, – Саша грубо вырвал руку. – Тебе какое дело?

Несколько опешив в первый момент, он теперь пытался скрыть свое смущение за показной грубостью, бравадой.

Долговязый парень от неожиданности растерянно заморгал.

– Я комсорг вашей бригады.

Только теперь Саша увидел у него на груди комсомольский значок.

– У меня дело к тебе. Комсомольское поручение.

Саши исподлобья смотрел на парня. Тот сразу не понравился ему – брюки-дудочки, нараспашку черная блестящая курточка, белая рубашка, яркий галстук. «Тоже мне, комсорг! – неприязненно подумал Саша, – щеголь».

– Я уже несколько раз видел тебя в цехе в альбомом в руках. Ты что, рисуешь? Я подумал, если ты художник…

– Ну и что? – встретил его Саша нарочито равнодушным взглядом.

– Может, ты поможешь нам? Дело в том, что мы собираемся устроить в цехе к ноябрьским праздникам уголок отдыха – шахматные столики, теннис, бильярд, – объяснил долговязый парень. – Шахматы и шашки ребята сами выточат, теннисный стол тоже сделают сами, а вот панели и витражи… Не хотелось бы обращаться к заводскому художнику – долго, думали управиться к ноябрьским праздникам. Это будет наш комсомольский подарок.

Он замолчал и улыбнулся. Его улыбка была несмелой и какой-то теплой, располагающей. Саша отвел взгляд, пробормотал что-то бессвязно.

– Ну, как, могу я на тебя надеяться? – спросил парень, открыто глядя на Сашу чуть раскосыми глазами. – Необходимо всего пару сюжетов: природа, жар-птицы, производственная тема, словом, все на твой вкус в этом плане.

Саша вновь неопределенно пожал плечами. Идея уголка отдыха заинтересовала его, но ему не хотелось показывать вида, что комсорг так быстро уговорил его.

– Я потопал, – сказал он грубо, но все же тише и мягче, чем раньше, – мне на работу пора.

– Так, я надеюсь на тебя? – еще раз крикнул уже ему вслед комсорг.

То и дело Саша возвращался к этому разговору. После встречи с долговязым комсоргом на душе стало почему-то легче. Подумаешь, ну что тут такого, навязали комсомольское поручение. Можно вообще не выполнять, силой никто не заставит его рисовать витражи. И все же почему-то было приятно. «И вовсе он не щеголь, – думал о новом знакомом Саша, – просто человек следит за своей внешностью. После работы он уже успел побывать в душе, переоделся, а теперь спешит по делам…»

Саша окунулся в привычный напряженный шум цеха, в который вплетался высокий пронзительный визг станков. Но станок, на котором обычно работал Сергей, стоял, да и самого наставника нигде не было. Странно, никогда прежде он не опаздывал.

А может это и к лучшему? Саша оглянулся – рядом никого не было, никто не обращал на него внимания. Одинцов нашел кусок стальной проволоки и долго ковырялся в замке шкафчика.

«И зачем ему нужен такой амбарный замок?» – недоумённо бормотал Саша. Он, было, уже отчаялся, когда вдруг раздался щелчок, и дверца неожиданно раскрылась.

И вот уже закреплены кулачки, приготовлен инструмент и заготовки. Проверена работа станка = он в полном порядке, работает ровно и послушно. «А теперь, пожалуй, немного доработаем, – решил Саша, – пока не пришел мой «наставник». Ему не часто это удавалось – Сергей не баловал его особым вниманием.

Почти всю неделю они точили втулки, и Сана знал, что ему делать. Он надежно закрепил заготовку и не медля принялся за дело. Хоть и не собирался Саша становиться рабочим, но всё равно он любил наблюдать, как с тихим шипением скручивается, сползает стружка, тёмно-серая заготовка становится яркой, блестящей. «Какая всё-таки это умная машина», – с уважением думал Саша.

Он постепенно увлёкся работой, превратился в одно целое со своим станком. Он не слышал оглушающего шума цеха, не слышал, как грохочут прессы. Несколько раз подходил рыжий Витька, о чём-то спрашивал, но Саша отвечал ему что-то невпопад, и Витя, похлопав его по плечу, уходил.

Неожиданно быстро настало обеденное время. Остановив станок, Саша устало смахнул со лба катившиеся капельки пота. Он здорово вымотался, но был доволен – перед ним лежала целая стопа готовых, ещё тёплых деталей. Саша посмотрел вокруг – рабочие расходились на обед, казалось, по-прежнему никто не обращает на него внимания, только иногда Максимович добродушно смотрел на него из-под очков. А может только показалось?

Невнимание рабочих не омрачало радости. Значит, он тоже работал как и все. Всё в порядке, а значит всё прекрасно. Саше уже не касался сумрачным этот старый цех, по-зимнему нежаркое солнце робко светило в окна, радужные пылинки переливались в ее лучах, серые мрачные цвета стали яркими, сочными, всё бесформенное обрело чёткие красивые очертания. Почему-то хотелось петь.

Но после перерыва дело застопорилось, несколько раз ломался резец. Саша включал продольную подачу, стружка ровно ложилась на пол, но когда надо было отвести резец, он не успевал это сделать вовремя, резец с хрустом вгрызался в металл, а когда Саша испуганно выключал станок, было уже поздно – резец крошился, деталь была безнадежно запорота. Неужели нет выхода? Саша прясел на кучу заготовок, задумался. Вдруг он почувствовал прикосновение чьей-то руки. Сергей? Повернувшись, Саша увидел перед собой старика Максимыча и даже вздрогнул от неожиданности. Что это он?

Иван Максимович молча закрепил новый резец, взял другую заготовку. Он обнял паренька, приближая его к себе, и Саша почувствовал запах табака и машинного масла.

– Вот смотри, – объяснил старик, – берём штангель, снимаем размеры заготовки. Видишь, нужно сточить полтора миллиметра лишнего металла. Теперь плавно подводим резец, включаем продольное перемещение салазок, а когда до заготовки останется миллиметр-полтора, включаем продольное перемещение и вручную отводим резец. Спокойней, спокойней.

Старик быстро закончил обработку детали. Его размеренные движения были необычайно точны и доведены почти до автоматизма, и от этого казалось, что Иван Максимович делает все очень спокойно, не спеша. Саша поневоле залюбовался его работой. Наконец старик отключил станок, приподнял очки на лоб, и, сняв деталь, передал её Саше.

– Да, – восторженно протянул юноша, сняв штангельциркулем размеры, – мастерская работа.

На поверхности детали, приятие согревающей ладонь, отражались лучи заходящего солнца, и, переливаясь в металле, ласкали взгляд.

Иван Максимович добродушно улыбнулся, но ничего не произнёс. Он собрался было уходить, и вдруг, повернувшись, спросил как-то необычно, ласково дрогнувшим голосом и будто бы смущаясь этой ласки:

– Ты на обед-то ходил? – и, видя, что Саша молчит, уверенно сказал:

– Не ходил. Ты береги себя, чай не маленький, школу закончил, сам должен понимать.

Саша попытался как-то оправдаться:

– Да я… Да не хочется мне, я и так сыт…

Не мог же Саша признаться в том, что у него сейчас совершенно нет денег – недавно он купил новые краски, остальные отложил на подарок матери; Саша всё ещё помнил, как понравилась маме золотая стрекоза, брошь на витрине «Кристалла».

Иван Максимович по-отечески похлопал Сашу по плечу.

– Расти!

Саша долго смотрел ему вслед. Седые волосы, синеватый шрам на шее, и, если присмотреться повнимательнее, то заметить, что Максимыч немного прихрамывает. Наверно, старик немало пережил за свою жизнь.

В этот день впервые за последний месяц у Саши было такое прекрасное настроение. И даже погода не казалась ему такой скверной, как раньше. Не пугала встреча с «наставником», который будет ругаться, а в том, что Сергей обязательно отругает его за самостоятельную работу, Саша был полностью уверен. И всё-таки настроение было хорошее. К чему бы это? Ничего необычного сегодня вроде бы не случилось!

9

Проходил день за днем. Саша постепенно втягивался в ритм завода, ритм работы своего цеха. Теперь, увидев на улице автомобиль, он думал: «Может быть, и моя деталь работает в этой машине, и я приложил руки к этому большому делу». И от мыслей этих становилось гордо за свою работу.

В этот день было много дел, и Саша устал как никогда. Придя домой, он хотел поработать над своими осенними эскизами, но кисть почти падала из уставших рук, и поэтому Саша решил лечь спать раньше обычного и уже разбирал постель, как неожиданно зазвенел звонок. Саша нехотя поднял трубку телефона:

– Алло, я слушаю.

– Здравствуй, Санёк, это ты? – Саша сразу же узнал голос Толи. Кажется, Говоров чем-то озабочен. Интересно, не часто это наблюдалось за ним. Саша развеселился:

– Да, это я, что случилось? Где пожар?

– Борьку в милицию забрали, – огорошил его Толя.

– Как забрали? – сначала даже не понял Саша, но по голосу друга сразу почувствовал, что случилось что-то неприятное, и встревожился не на шутку.

– А очень просто забрали – за руки и в машину, – ответил Толя, – из-за Таньки его всё вышло. То ли она кого-то обозвала, то ли её кто-то послал подальше. Короче, он подрался с одним парнем у железнодорожного клуба, ну а там до милиции рукой подать.

Толик бубнил и бубнил в телефонную трубку и не мог толком объяснить, что же случилось на самом деле.

– Слушай, – прервал его Саша, – через полчаса я жду тебя у отделения милиции.

Толя попытался было что-то возразить, но Саша твёрдо повторил:

– Через полчаса, слышишь? – и, кинув на рычаг трубку, выбежал из дома. Еще не было и восьми вечера, но шёл ноябрь, теперь темнело очень рано, и на улице стояла такая тьма – хоть глаз выколи. Саша поёжился, сильный холодный ветер пронизывал насквозь. На душе словно скребли кошки, Саша ругал, укорял себя в том, что его друг попал в милицию. В этом виноват прежде всего он, Саша. Что же теперь делать? Надо выручать Борьку.

Одинцов не знал, что будет делать, что скажет в отделении, но нельзя же стоять и ничего не делать, надо что-то предпринять, надо выручать друга.

До железнодорожного клуба было далеко, и Саша решил идти напрямик, через парк. Резкий порывистый ветер погасил фонари, набережная окуталась в густую тьму. Темно, лишь луна тускло светит сквозь облака.

Вдруг у парапета мелькнули чьи-то тени.

– Пусти! – услышал Саша пронзительный девичий голос. Он подошёл ближе, невольно замедлил шаг. Высокий парень, здоровяк в кожаном пальто порывался обнять сопротивляющуюся девушку.

– Пусти, слышишь, пусти! – чуть не плача повторяла она, но парень в кожанке продолжал тянуть её к себе:

– Тише, Натали, тише. Ну чего ты кричишь? Пойдём…

«Может пройти мимо», – подумал Саша, но внутренний голос остановил его, пристыдил: «Эх ты, трус. Испугался?» И Саша решительно подбежал к верзиле, постарался огрубить свой голос:

– Эй, ты, отпусти девушку!

Парень в кожаном повернулся к Саше, осклабился в наглой недовольной улыбке.

– Чего-о? – протянул он, глядя перед собой бессмысленными глазами.

– Отпусти девчонку, – повторил Саша, сжимая кулаки. Он нарочно говорил грубо, чтобы скрыть страх перед этим широкоплечим верзилой.

Парень наклонился и приблизил к нему своё лицо. На Сашу понесло винным перегаром; он с отвращением посмотрел на пьяного типа. Тот качнулся к нему, пошатнулся на месте, но с трудом устоял на ногах.

– А это видел, – он сунул кулак почти в лицо Саше. Испуганная девушка стояла и молча смотрела на них. Саша не мог удержаться и, собрав всю свою злость, ударил по ненавистной перекошенной физиономии. Верзила упал, но тут же вскочил и с проклятиями ринулся на Сашу, Он так сильно вцепился в него, что сашина старенькая курточка затрещала по швам. Пронзительно завизжала девушка.

– Стой! – к дерущимся подбежал высокий широкоплечий парень и буквально оторвал пьяного типа от Саши, растащил в разные стороны.

Вглядевшись, Саша с удивлением узнал в незнакомце Витьку, рыжего токаря из своего цеха. Ну и силища у него!

Рыжий резко встряхнул типа в кожанке:

– Ты опять принялся за своё? Чеши домой.

Пьяный парень пробурчал что-то невнятно недовольным голосом, но видимо, Рыжий хорошо его знал, он решительно подтолкнул типа в спину:

– Топай, топай, кому сказано? – а затем повернулся к Саше:

– Это ты, Санёк? – удивился он, – ты чего это с ним связался?

Рыжий махнул вслед парня, с которым Саша чуть было не подрался.

– Да я… – начал Саша, кинув взгляд в сторону девушки, всё ещё испуганно стоящей у парапета набережной, но Рыжий уже сам заметил её и поразился ещё больше.

– Натали, и ты здесь? – воскликнул он, а затем, вновь повернувшись к Саше, ухмыльнулся:

– Ага, понимаю…

Кивнув на девушку, закрывшую руками лицо, Рыжий широко улыбнулся, и дружески подмигнул Саше.

– Дерзай! – и, довернувшись, ушёл в темноту.

Ветер задул с новой силой, завыл, засвистел в голых ветвях деревьев. Саша медленно подошёл к девушке и остановился перед ней. Она робко открыла лицо и взглянула на него. Он почувствовал, как сильно забилось его сердце. Да, это была она – та прекрасная незнакомка-библиотекарь, та, о которой он думал всё время, и с которой так мечтал встретиться.

– Здравствуйте, – еле слышно произнёс Саша пересохшими губами.

– Здравствуйте, – в ответ улыбнулась девушка, – я так благодарна вам. Если бы не вы…

Она остановилась на полуслове, внезапно тоже узнав Сашу.

– Это ты?

– Я, – почти прошептал Саша, чувствуя, как горят щеки, лицо, губы. Как хорошо, что на улице такая темень.

Они стояли, молча смотрели друг на друга. Девушка зябко повела плечами, нетерпеливо встряхнула головой.

– Я провожу вас, – несмело предложил Саша, – уже поздно.

– Разве? – засмеялась девушка, – я бы этого не сказала.

– Да нет, – смутился Саша, – я не так оказал, я хотел сказать по-другому, что темно, а фонари не горят, что…

Он запутался в словах, огорчённо махнул рукой и рассмеялся вместе с ней.

Одинцов смотрел на девушку и забыл, куда и зачем он шел, – разве это имело теперь какое-нибудь значение?

– Как зовут вас, прекрасная незнакомка? – проговорил Саша почти одними губами.

– Наташа, – игриво ответила девушка, – Натали – называйте меня так, этим именем меня зовут мои лучшие знакомые.

Она жеманно протянула ему руку. Прикосновение её холодных пальцев лёгким ударом отозвалось в его сердце, горячей волной прокатилось по всему его телу. Саша схватил её руку и прижал к своей груди.

– Какое красивое имя: Наташа, Натали.

Он хотел поцеловать её пальцы, прижать их к своим губам, к лицу, чтобы согреть их.

– Не надо, не надо, – горячо прошептала она.

Саша смотрел на девушку, а все вокруг перестало для него существовать. Она подошла совсем близко к нему, и запах духов, исходивших от неё, дурманом кружил ему голову. Какой-то неведомый ему прежде огонь заполнил его всего. Саша чувствовал, что его влечёт всё ближе и ближе к незнакомке. «Погибаю, – думал Саша, – погибаю, – и, ощущая в себе блаженство, говорил наперекор самому себе: пусть, пусть и повторял вновь и вновь: «Пусть!».

Девушка, как и тогда в библиотеке, будто видела, что творится с ним, её улыбка ещё больше пьянила его и манила, звала.

Саша смотрел ей в лицо жарким ищущим взглядом.

Наташа выдернула ладонь из его рук, отвернулась, подняла воротничок своей яркой курточки.

– Так холодно!

Саша обнял девушку за плечи, пылко зашептал:

– Наташа, милая, я столько о вас думал, так мечтал об этой встрече.

Она не дала ему договорить, обвила его обеими руками и поцеловала его. 0, казалось, земля неожиданно уплыла из-под ног Саши. А Наташа, вырвавшись из его объятий, убежала, бросив краткое:

– Прощай!

– Наташа, Натали! – Саша догнал её, обнял. – Милая моя, родная. Найти вас и сразу же потерять. 0, только не это!

Натали прижалась к его груди, спрятала горящее лицо.

О чем он говорил? Может быть, это были пламенные слова признания, слова любви? Об этом знает только ветер. Время остановилось для них.

– Пойдём ко мне, – прошептал он ей на ухо, и Наташа лишь крепче обняла его.

…В комнате горела только небольшое ночное бра. Их окутал таинственный полумрак.

– Единственная моя, любимая! – Саше хотелось найти для Наташи самые красивые, самые нежные слова.

Она дрожащими руками провела по его волосам.

– Молчи, молчи.

– Милая моя, ты самая красивая на свете, самая ласковая, самая…

Она закрыла его рот поцелуем.

– Молчи!

Саша до боли прижался к ней, чувствуя её гибкое горячее тело. Их окружила темнота, остались только они – она и он, во всём мире, во всей Вселенной – только она и он, он и она.

10

Саша открыл глаза, с блаженством потянулся в тёплой постели. Вокруг не слышно ни звука, и только размеренный стук будильника громко раздаётся в тишине. «Странно, – подумал Саша, – почему же так светло в комнате?».

Проспал, мелькнуло в голове, проспал! Он испуганно вскочил с постели, торопливо оделся и только потом случайно взглянул на часы. И рассмеялся – ещё не было и шести.

И всё-таки, почему так светло в комнате? Саша подошёл к окну, раздвинул шторы. От заледеневших стёкол понесло холодом. Шёл снег. Большие снежинки бесшумно падали на земле, таяли, но падали вновь и вновь, и уже казалось, что вся земля покрылась белым пушистым одеялом.

До рассвета было ещё далёко, стояла та мягкая предутренняя мгла, когда очертания домов, деревьев, фонарей становились размытыми, неясными, сливались между собой.

Где-то далеко-далеко мерцал одинокий огонёк. Он был таким крохотным, слабым, что иногда начинал мигать или совсем исчезал из виду, и тогда его отблески еле-еле угадывались в туманной мгле. И почему-то Саша не смог бы объяснить это словами – огонёк был таким желанным, хотя и таким бесконечно далеким.

Саша никак не мог понять, что это – то ли где-то вдалеке на набережной горит, тихо качается фонарь, то ли светит окошко многоэтажного дома в конце улицы – кого-то ещё разбудил этот долгожданный первый снег, кто знает? И вдруг ему показалось, померещилось, что это Наташа, его Натали – стоит у окна и смотрит, как падает снег. Конечно же, Саша знал, что это не так, что Наташа живёт очень далеко отсюда, и он не может видеть её огонька, но ему почему-то хотелось верить в это – Натали, окно, снег, что в этот ранний час она тоже не спит и думает о нём…

Когда он вышел из дома, автобусы ещё не ходили, на пустынных улицах никого не было, а снег валил и валил, заметая его следы. И хотя до завода было далеко идти, Саша решил, что он пойдёт пешком, напрямик, через парк. Он шёл по заснеженным аллеям, и ему казалось, что он попал в сказочный лес. Застывшие деревья тянула к небу свои ослепительно белые ветви. Они причудливо переплетались, образуя таинственный, никому не ведомый узор. Саша оттягивал низко склонившуюся ветку, дерево стремительно отряхивалось от снега, и опять всё вокруг замирало.

Вспоминая вчерашний день, Одинцов размышлял: «Как же все-таки вышло так, что я забыл обо всем? Неужели ЭТО всегда бывает так? И почему сейчас так пусто в душе?» Эти вопросы терзали Сашу, не давая успокоиться ни на минуту.

Саша шёл и думал о Наташе. Одно её имя заставляло его сердце биться чаще. Куда бы он не смотрел, он видел её лицо, слышал её дыхание, голос, заставляющий его трепетать. О, как она прёкрасна! Саша помнил каждое её слово, каждое движение. Какое счастье быть с ней рядом, держать её в своих объятиях, и какое страдание разлучаться с ней, даже на день, даже на час, на миг.

И всё-таки он счастлив. Пройдёт всего несколько часов, наступит вечер, и он вновь увидит свою Наташу. Всего лишь несколько часов пытки ожидания.

«Наташа, Натали, – сотни раз повторял про себя Саша, – скажи лишь слово, и я сделаю для тебя всё, что хочешь, пойду за тобой хоть на край света!».

И вдруг ему пришла в голову такая мысль, что он даже остановился. Он напишет её портрет, и тогда он ни на минуту не будет расставаться с ней, сможет в любую минуту увидеть её. А портрет будет такой: окно, Наташа и снег, снег, снег…

Цех жил обычной трудовой жизнью. Саша уже привык к такому гулу, который стал для него каким-то родным. Шум своего цеха Саша мог отличить от шума, звуков, грохота других цехов. С каждым днём ему всё больше и больше нравилось работать на токарном станке, каждая деталь, выточенная своими руками, наполняла его радостью, чувством рабочей гордости – я могу, могу! Саша был готов целый день простоять у станка, но, к сожалению, это удавалось лишь иногда – Сергей по-прежнему редко доверял ему работать самостоятельно.

– Надо гнать план, а то не зарплату получим, а шиш с полтиной, – объяснял «наставник».

И всё же Саша находил время – точил во время обеденного перерыва, оставался после смены. Часто, когда возникал трудный вопрос, он обращался к Ивану Максимовичу с просьбой объяснить, почему забарахлил станок, почему ломается резец казалось бы без всякой причины.

Но ещё чаще старик сам подходил к нему – Саша стеснялся задавать много вопросов, боялся быть надоедливым. Скрывая в усах улыбку, Максимыч долго наблюдал за действиями паренька и, когда тот ошибался, подсказывал самое верное решение. Старик по-отечески заботился о Саше.

– Из тебя, пожалуй, может выйти толк, коли будешь стараться, – одобрительно сказал он как-то, видя как быстро парень справляется с заданием.

В последние дни Саша очень рано приезжал на завод, чуть ли не первым автобусом, и до начала смены успевал проточить две-три детали.

Но сегодня работать почему-то не хотелось; Сергей был очень удивлён, когда увидел, что станок ещё не готов к работе, но всё же ничего не сказал, лишь нахмурился и что-то зло пробурчал под нос.

А Саша улыбался, потихоньку насвистывал про себя весёлый мотивчик, быстро сбегал в кладовку, когда Сергей попросил принести заготовки, помчался обратно и едва не столкнулся с уборщицей. Пожилая женщина с трудом уклонилась от столкновения.

– Ой, извините, тётя Катя, – остановился Саша, а уборщица покачав головой, сказала шутя:

– Всё бегаешь, Сашок?

– Всё бегаю, – рассмеялся Саша.

– Не влюбился ли ты? Уж больно сияешь сегодня. Небось, нашёл себе красну девицу?

Саша так и вспыхнул от этих слов. Он почувствовал, как предательски горят щёки, и растерялся, не зная что сказать в ответ, что придумать.

– Так ведь снег выпал, тётя Катя! – нашёлся, наконец, Саша. – Первый снег. Значит, зима скоро, как не радоваться?

Екатерина Ивановна промолчала, но своим материнским всепонимающим взглядом ещё больше смутила его.

Поправив стопку заготовок, Саша почти побежал к станку.

О, как долго тянется время! Ну почему так бывает – когда хочешь, чтобы оно длилось, время бежит, мчится стремительнее молнии, а когда ждёшь конца – тащится как черепаха. Когда же наступит вечер?! Саша уже представлял, как он встретит Натали, как вновь возьмёт её ладони в свои руки – и вновь тот чудесный запах, аромат, исходивший от её волос, вскружит ему голову.

Саша ушёл в себя, забыл обо всём окружающем, что Сергею пришлось несколько раз окликнуть его, прежде чем он очнулся от пленительных мыслей.

– Что? – встрепенувшись, опросил Саша, непонимающе глядя на улыбающихся Сергея и Леонида Петровича.

– Ну, ты даёшь – на ходу спишь, – удивлённо протянул Сергей, и Саша рассмеялся вместе с ним.

– И что же ты по ночам делаешь? – пошутил Леонид Петрович, подмигивая Сергею.

Саша почувствовал, что опять начинает краснеть, хотел что-то сказать в ответ, но мастер уже повернулся к Сергею, развернул перед ним целую кипу чертежей:

– Посмотри-ка, что я тебе принёс, – громко и оживлённо сказал он. – Заказ срочный, сделать надо сегодня же, к концу смены.

– Ясно, – Сергей уверенно взял чертежи в руки, мельком взглянул на них, сделал вид, что углубился в чтение схем. Саша с интересом смотрел на своего наставника. Сейчас он лишний раз убедился в том, что тот – профессионал в токарном деле – смотри-ка, сам мастер обращается к нему с просьбой.

А Сергей деланно морщил лоб, долго и тщательно изучал чертежи, водя пальцем по бумаге. Наконец, он оторвался от них, нарочито равнодушно спросил:

– А чем платить будешь, франками или долларами? – Он выразительно потёр большим и указательным пальцами.

– По разнарядке, – сразу же сник мастер.

Сергей аккуратно собрал чертежи, свернул их и сунул Леониду Петровичу. Саша непонимающе смотрел на него. Серега глубоко, вздохнул, с сожалеющей улыбочкой ответил:

– Нет, не могу – уж слишком сложен заказ.

– Послушай, – начал уговаривать его мастер, но Сергей коротко отрезал:

– Нет, не смогу. Иди к Максимычу, он всё умеет и всё сделает. И главное – бесплатно!

Он хохотнул, но тут же оборвал свой смех.

– Да он и так занят по горло, над спецзаказом второй день работает, – почти упрашивал Леонид Петрович, но Сергей уже отвернулся, включил станок и с ожесточением повернул рычаг продольной подачи. Резец дошёл до заготовки, раздался противный протяжный визг, заставляющий затыкать уши.

Леонид Петрович безнадёжно махнул рукой и ушёл. И почти тут же к Сергею подошёл рыжий Витька, прислушивающийся к ним во время этого разговора.

– Силён! Не боишься, что теперь пирог уплывет из твоих рук? Петрович может и рассердиться, – старался он перекричать шум станка.

Сергей на минутку выключил ставок. Он оглянулся. Усмешка тронула его губы.

– Я ему нужнее, – хладнокровно, с ухмылкой ответил он.

– Смотри, выгодные заказы еще понадобятся, а…

Но вновь заработал станок, и Саша не расслышал последние слова Витьки, а только увидел, как зло замахнулся на Рыжего Сергей. Витька крутанул пальцем у виска и отошел от него прочь.

Повернувшись к Саше, он что-то сказал ему.

– Что? – переспросил Саша, устремившись к Вите.

Рыжий остановился.

– Дерьмо, говорю, твой наставник, – закричал он, но грохот работающего цеха поглотил его слова.