Текст книги "Седьмой день. Утраченное сокровище Библии"

Глава 8
Седьмой день и общественное сознание

Когда-то пройдет новолуние, чтобы нам продавать хлеб, и суббота, чтобы открыть житницы? (Ам 8:5).

Йоханнес Педерсен, говоря о седьмом дне, утверждает, что «благополучие того или иного работника не является решающей причиной» его установления[243]243
  Pedersen, Israel, II:290.


[Закрыть], однако это не означает, что седьмой день к заботе о тружениках вообще не имеет никакого отношения. Напротив, социальный фактор неразрывно вплетен в его идеологию. Поначалу едва различимый и подспудный, социальный и экологический аспект седьмого дня с течением времени становится все более очевидным и заметным. По сути дела, седьмой день следует рассматривать как стартовую площадку для самого выдающегося и амбициозного проекта по восстановлению социальной справедливости в Древнем мире. Можно даже говорить об основанном на субботе взгляде на реальность. Как мы увидим далее, этого взгляда придерживались выдающиеся пророки Ветхого Завета.

Основы социального благополучия просматриваются уже в рассказе о творении – в императивах, касающихся покоя и воздержания от труда в седьмой день (Быт 2:2, 3)[244]244
  Geraldine Smyth, “Sabbath and Jubilee“ in The Jubilee Challenge: Utopia or Possibility? ed. Hans Ucko (Geneva: WCC Publications, 1997), 64.


[Закрыть]. Покой, наступивший по окончании Божьей творческой активности, служит образцом, которому должны следовать люди в своей жизни. Потребность человека в покое поначалу не бросается в глаза, она проявляет себя в виде предчувствия. Но когда она становится очевидной, седьмой день, учрежденный изначально как день покоя, уже готов ее восполнить.

СУББОТНЕГО ПОКОЯ ЗАСЛУЖИВАЮТ БЕДНЕЙШИЕ СЛОИ И ДАЖЕ БЕССЛОВЕСНЫЕ ЖИВОТНЫЕ

Впрочем, то что в повествовании о творении только подразумевается, в Десяти заповедях принимает явные очертания. В Десятисловии свобода от тяжкого труда и от ига эксплуататоров становится четко выраженной характеристикой субботы (Исх 20:10). Заповедь о седьмом дне очерчивает круг, охватывающий всех и вся: «Не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих» (Исх 20:10). Обстоятельность этого списка просто поражает, поскольку в прочих культурах не обнаруживается ничего подобного. Схожие законодательные акты в Древнем мире выстраивают приоритеты совсем иначе, отдавая предпочтение отнюдь не самым слабым и уязвимым членам общества. Но в Десяти заповедях те, кто более остальных нуждается в отдыхе – рабы, чужаки и даже тягловый скот, удостоены особого упоминания. Субботнего покоя заслуживают беднейшие слои и даже бессловесные животные. «В этом законе проведена четкая граница между Богом и всем творением, – пишет Жан Луи Ска, – однако социальные различия внутри общества практически сведены на нет»[245]245
  Jean Louis Ska, “Biblical Law and the Origins of Democracy,” in The Ten Commandments: The Reciprocity of Faithfulness, ed. William P.Brown (Louisville: Westminster John Knox Press, 2004), 152.


[Закрыть]. В заповеди о субботе, приведенной во Второзаконии (5:12–15), забота о рабах и беднейших слоях проявляет себя еще заметнее[246]246
  Niels-Erik Andreasen, “Festival and Freedom,” Interpretation 28 (1974):281–297.


[Закрыть].

Ветхозаветная обеспокоенность социальной справедливостью не ограничивается одной субботой. Седьмой день следует рассматривать как принцип, порождающий другие факторы, которые, подобно ему, призваны давать отдых земле и облегчать жизнь ее обитателям (Исх 23:10, 11; Лев 25 и 27; Втор 15:1–11)[247]247
  Ср.: Rendtorff, The Canonical Hebrew Bible, 464–465.


[Закрыть]. У еженедельной субботы появляются два «спутника» – субботний и юбилейный годы, которые, имея явно выраженную социальную направленность, дополнительно подчеркивают заботу Божью о земле и о самых обездоленных слоях народа[248]248
  Андреасен (“Festival and Freedom,” 294) называет субботний год и юбилей установлениями, «родственными субботе».


[Закрыть].

Еврейские толкователи обращают внимание на фразу, которой предваряется пространное изложение этих установлений в книге Левит. Они не считают данные законы более поздним добавлением. Ведь этот библейский отрывок начинается с утверждения: «И сказал Господь Моисею на горе Синае» (Лев 25:1). В глазах еврейских толкователей указанная связь с Синаем придает этим предписаниям вес, равный заповедям[249]249
  Raphael Jospe, “Sabbath, Sabbatical and Jubilee: Jewish Ethical Perspectives,” in The Jubilee Challenge,78.


[Закрыть].

Таким образом, наряду с различными законами Бог на горе Синай дал Моисею конкретные указания относительно покоя земли (Лев 25:1–7) и освобождения от долгов (Лев 25:8–24). Земля тоже должна иметь субботний покой, соответственный ее нуждам. «Когда придете в землю, которую Я даю вам, тогда земля должна покоиться в субботу Господню; шесть лет засевай поле твое, и шесть лет обрезывай виноградник твой, и собирай произведения их, а в седьмой год да будет суббота покоя земли, суббота Господня: поля твоего не засевай и виноградника твоего не обрезывай» (Лев 25:2–4).

Опираясь на еженедельный цикл, в рамках которого после шести рабочих дней наступает седьмой день покоя, данное предписание устанавливает семилетний цикл – шесть лет труда и один год покоя для земли, то есть субботний год. Таким образом, покой распространяется в том числе и на землю, а не только на ее обитателей[250]250
  Norman C.Habel, The Land Is Mine (Minneapolis: Fortress Press, 1995), 102–103.


[Закрыть]. Далее нам открывается в этом отрывке еще одна временная конструкция, состоящая из семи семилетних периодов, «чтоб было у тебя в семи субботних годах сорок девять лет» (Лев 25:8). Этот самый удаленный из аванпостов седьмого дня юбилей однозначно предписывает прощение долгов и возврат собственности, утраченной в силу каких-то экономических трудностей за последние сорок девять лет[251]251
  Хабел (The Land is Mine, 104) называет юбилейный год «экономической амнистией».


[Закрыть]. «И освятите пятидесятый год, и объявите свободу на земле всем жителям ее: да будет это у вас юбилей; и возвратитесь каждый во владение свое, и каждый возвратитесь в свое племя» (Лев 25:10).

Данная система устанавливает пределы для тех, кто желает скупить как можно больше земель, с одной стороны, а с другой – дает определенные гарантии человеку, которому грозит разорение. Подобный порядок позволяет уменьшить разрыв между богатыми и бедными. «Землю не должно продавать навсегда, ибо Моя земля: вы пришельцы и поселенцы у Меня» (Лев 25:23). Данный уклад ставит тех, кто добился успеха, и неудачников в определенные рамки. Подлинный Владелец земли навязывает им условия, которые призваны облегчить участь неудачников и таким образом сделать их в перспективе людьми вполне благополучными. Если же владелец земельного надела вынужден расстаться с частью своей земли в силу каких-то денежных затруднений, он не потеряет его навсегда. Покупатель земли на самом деле приобретает определенное число урожаев, а не землю как таковую (Лев 25:16). В юбилейный год земля возвращается к своему первоначальному владельцу, причем без всяких выплат с его стороны (Лев 25:13).

Данная глава «так насыщена прямыми обращениями, что у читателя возникает ощущение, будто он находится в лекционном зале или на церковной проповеди»[252]252
  Erhard S.Gerstenberger, Leviticus, trans. Douglas W.Stott (OTL; Louisville: Westminster John Knox Press, 1996), 374.


[Закрыть]. Судя по этим прямым обращениям, мы имеем дело с текстом, который в свое время широко использовался. Между тем Эрхард Герштенбергер, у которого я позаимствовал приведенную выше оценку, не видит в этом отрывке какого-то практического смысла. По его мнению, приведенные в нем условия слишком своеобразны, чтобы иметь какую-то связь с реальной жизнью. Поэтому он истолковывает субботний год и юбилей как домыслы какого-нибудь священника, откорректировавшего этот текст, или группы авторов, которые ничего не знали о реалиях крестьянской жизни. Герштенбергер пишет:

Трудно представить, как эти священники могли додуматься до столь маловразумительного правила – субботнего года для пахотных земель. Вполне возможно, они, занимаясь всю жизнь богословием, просто оторвались от реалий повседневной жизни. Ибо предписания, касающиеся оставления земли под паром, представляют собой абстрактную конструкцию, которую нужно понимать либо как идеал того, как должна быть устроена жизнь в Израиле, либо как чисто умозрительные представления городской общины, которая сама по себе с сельскохозяйственным трудом никак не была связана[253]253
  Там же, с. 377.


[Закрыть].

В Ветхом Завете звучит слишком много голосов, свидетельствующих об осознанном и уважительном отношении к этим предписаниям, чтобы согласиться с тем, что они всего-навсего плод творчества городских кабинетных богословов, ничего не смыслящих в сеянии и жатве. Когда пророк Иеремия предсказывает, что Израиль проведет в вавилонском плену семьдесят лет (Иер 25:11, 12; 29:10), а во Второй книге Паралипоменон упоминается тот же период, этот промежуток времени увязывается с субботними годами. Для автора Паралипоменона семьдесят лет плена обусловлены исполнением «слова Господня, сказанного устами Иеремии», чтобы земля отпраздновала субботы свои. «Во все дни запустения она субботствовала до исполнения семидесяти лет» (2 Пар 36:21). Судя по всему, он вполне серьезно воспринимает экологические и социальные последствия пренебрежения субботними установлениям; субботний год все же следовало соблюдать, ведь его несоблюдение привело к тому, что Бог все равно исполнил Свой долг по отношению к земле, несмотря на то, что поставленные Им служители своим долгом пренебрегли.

Даже в Книге пророка Даниила слышится отдаленное эхо субботнего года (Дан 9:2, 24). Иеремия и автор Паралипоменона видят причину семидесятилетнего вавилонского плена в прошлом – в несоблюдении субботнего года (Иер 25:11, 12; 29:10; 2 Пар 36:21), и Даниил рассуждает примерно в том же русле (Дан 9:2). Семьдесят лет, отведенных земле для покоя и восстановления и перекликающихся с четырьмястами девяносто годами несоблюдения субботнего года, обозначены у Даниила как период, когда у Израиля появится еще одна возможность, еще «семьдесят седмин», чтобы исполнить данное ему поручение (Дан 9:24). Куда бы ни был обращен библейский взгляд – в прошлое, как во Второй книге Паралипоменон, или в будущее, как в Книге Даниила, идеологическое обоснование этих периодов неизменно связано с седьмым субботним годом, который, в свою очередь, уходит корнями в седьмой день.

ГЛАВЕНСТВУЮЩИЙ МОТИВ СУББОТНЕГО ГОДА И ЮБИЛЕЯ – СОЦИАЛЬНАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Если оставить в стороне некоторые специфические особенности субботнего года и юбилея, их идеологическая подоплека просматривается довольно ясно. Герштенбергер утверждает, что в Лев 25 «мы оказываемся в социоэкономической сфере отношений власти»[254]254
  Там же, с. 374.


[Закрыть]. «Чем бы он ни был – мечтой о благополучном будущем или просто утопией, юбилей выражает собой неприятие существующего положения, для которого характерны гнет и эксплуатация людей и Божьего творения», – говорит Ханс Уко[255]255
  Hans Ucko, “The Jubilee as Challenge,” in The Jubilee Challenge, 2.


[Закрыть]. Ему вторит Джейкоб Милгром, который видит в юбилее социоэкономический механизм, призванный воспрепятствовать «расширению пропасти между богатыми и бедными, которую израильские пророки могут лишь осуждать, а израильские священники пытаются исправить через Лев 25»[256]256
  Jacob Milgrom, “Leviticus 25 and Some Postulates of the Jubilee,” in The Jubilee Challenge, 32; ср. также: Jacob Milgrom, Leviticus: A New Translation with Introduction and Commentary, vol. 3 (AB; New York: Doubleday), 2145–2212.


[Закрыть]. Главенствующий мотив во всем этом – социальная справедливость, «надежда построить общество без бедности»[257]257
  Robert Gnuse, “Jubilee Legislation in Leviticus: Israel’s Vision of Social Reform,” Biblical Theology Bulletin 15 (1985):47.


[Закрыть].

Итак, субботний год и юбилей стали нововведениями, которые вывели дело социальной справедливости на новый уровень, но это не значит, что при этом седьмой день в общественном сознании был отодвинут на второй план. Хотя среди библеистов существуют серьезные разногласия по поводу того, следует ли воспринимать понятия субботнего года и юбилея буквально, все же по поводу еженедельной субботы подобных сомнений никто не высказывает. Для некоторых пророков Ветхого Завета взаимосвязь между седьмым днем и делом социальной справедливости настолько органична, что они отвергают любое представление о субботе, не отражающее данной реальности.

Раздающиеся по этому поводу пророческие голоса свидетельствуют о том, что понимание взаимосвязи между социальной справедливостью и субботой со временем стало утрачиваться. Если коротко, израильтяне, избежав размывающего воздействия культурной ассимиляции в Египте, оказались гораздо восприимчивее к культуре народов, населявших их новую страну (см., например, Суд 2:7–10). Вопиющее нарушение принципов истины и справедливости вошло у них в обычай и практически стало нормой (Ис 59:14, 15). Никакие увещевания пророков не были способны обратить этот процесс вспять (2 Пар 36:15, 16). В пророческих книгах дается правдивая картина того, что упадок нации произошел именно из-за пренебрежения законами о субботе.

Спустя много лет после смерти Моисея пророк Амос обращается к своим соотечественникам, продолжающим соблюдать субботу и множество других религиозных праздников. Но он пытается показать им, что это соблюдение утратило смысл, потому что оно никак не связано с заботой о бедных и притесняемых. Амос видит, как его земляки бросают нетерпеливые взгляды на заходящее солнце, вопрошая: «Когда-то пройдет новолуние, чтобы нам продавать хлеб, и суббота, чтобы открыть житницы, уменьшить меру, увеличить цену сикля и обманывать неверными весами, чтобы покупать неимущих за серебро и бедных за пару обуви, а высевки из хлеба продавать» (Ам 8:5, 6).

Они с нетерпением ждут окончания субботы, и не просто для того, чтобы вернуться к работе, но чтобы вновь заняться поборами со своих ближних. Амос утверждает, что торговцы тех времен были охвачены жаждой наживы и стяжательства, и, чтобы показать это, пророк описывает помышления людей[258]258
  John H. Hays, The Eighteen-Century Prophet Amos: His Times&His Preaching (Nashville: Abingdon Press, 1988), 208; Gary V.Smith, Amos (Grand Rapids: Zondervan, 1989), 253; Shalom M.Paul, Amos (Hermeneia; Minneapolis: Fortpress Press, 1991), 257.


[Закрыть]. Однако, несмотря на явно пренебрежительное отношение к субботе со стороны тех, кому хотелось, чтобы она поскорее закончилась, не следует думать, будто субботу вовсе перестали соблюдать. В других местах своей книги Амос дает понять, что его соотечественники вполне религиозны, соблюдают субботу и другие религиозные праздники (Ам 4:4, 5; 8:5). Во время своих впечатляющих по торжественности богослужений они кажутся по-настоящему набожными. Но им не хватает этического стержня – той составляющей, без которой религиозные обряды теряют смысл и начинают работать против тех, кто их исполняет[259]259
  Jörg Jeremias, The Book of Amos, trans. Douglas V.Stott (Louisville: Westminster John Knox Press, 1998), 147.


[Закрыть]. Люди становятся похожи на приземленных материалистов, которых кроме прибыли ничего не интересует. Они настолько поглощены собственным материальным процветанием, что уже не видят связи между благостью Божьей и благополучием своих ближних.

Так говорит Господь: за три преступления Израиля и за четыре не пощажу его, потому что продают правого за серебро и бедного – за пару сандалий. Жаждут, чтобы прах земной был на голове бедных, и путь кротких извращают; даже отец и сын ходят к одной женщине, чтобы бесславить святое имя Мое. На одеждах, взятых в залог, возлежат при всяком жертвеннике, и вино, взыскиваемое с обвиненных, пьют в доме богов своих (Ам 2:6–8)[260]260
  Нельзя не отметить риторическое искусство Амоса, который начинает с обличения жестокостей окружающих народов (Ам 1:3–2:5), тем самым как бы усыпляя внимание своих слушателей и завоевывая их расположение и одобрение. Можно только представить себе их реакцию, когда он переходил к обличению их собственных грехов. Беспристрастность в нравственных оценках никогда не была рецептом популярности.


[Закрыть].

Амос с осуждением говорит о людях, которые живут в изобилии и роскоши, не задумываясь о социальной справедливости (Ам 4:1). Он обличает их за то, что они думают только о себе и живут за счет эксплуатации ближних и безразличия к их бедственному положению (Ам 3:15; 6:4–6).

Амос не приемлет такой религии (Ам 5:21)[261]261
  Ср.: George Smith, Amos, 184–187.


[Закрыть], как и его более молодой современник Исаия, который не менее решительно отстаивает субботу, обесчещенную людьми и от этого ставшую символом бессердечной, грубой меркантильности. «Когда вы приходите являться пред лицо Мое, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои?» (Ис 1:12). Всякий, кто упорно продолжает придерживаться столь искаженных представлений о религии, должен остановиться. «Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие – и празднование!» (Ис 1:13).

АМОС И ИСАИЯ ПРЕДЛАГАЮТ АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ВЗГЛЯД, ЦЕНТРАЛЬНОЕ МЕСТО В КОТОРОМ ЗАНИМАЕТ СОЦИАЛЬНАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ, А НЕ РЕЛИГИОЗНЫЙ РИТУАЛ

По всему видно, что люди, к которым обращались Амос и Исаия, не были апатичны к религии, но при этом смыслом их жизни была материальная выгода и личное благополучие; справедливость по отношению к тем, кому не столь посчастливилось в жизни, их интересовала меньше всего. По словам Шаула Пола,

Амос обрушился с резкой обличительной речью на народ за то, что в культе с его искаженным смыслом люди видели панацею от всего, культ стал опиумом для народных масс. Для него, как и для многих других классических пророков, акцент на культовой стороне религии не мог привести к общему благу и не был способен компенсировать нарушения нравственного закона. Ритуал никоим образом не может заменить этику. Богу нужно сердце человеческое, а не религиозные обряды. Когда культ подменял собой нравственное поведение, он становился объектом жесткой критики и осуждения со стороны пророков[262]262
  Paul, Amos, 2.


[Закрыть].

Среди прочего в пророческом обвинительном акте упомянуты такие пороки, как «эксплуатация неимущих и обездоленных», а также, что не менее важно, образ жизни, характеризующийся «процветанием напоказ и безудержным пиршеством»[263]263
  Там же.


[Закрыть]. Противодействие этим порокам, несовместимым с целью и духом седьмого дня, составляет суть вести, которую несет Амос.

Амос и Исаия предлагают альтернативный взгляд, центральное место в котором занимает социальная справедливость, а не религиозный ритуал. «Если вознесете Мне всесожжение и хлебное приношение, – говорит Амос от лица Бога, – Я не приму их и не призрю на благодарственную жертву из тучных тельцов ваших. Удали от Меня шум песней твоих, ибо звуков гуслей твоих Я не буду слушать» (Ам 5:22, 23). Пророк указывает на нечто более ценное, что может обратить религию во благо нуждающимся. «Пусть, как вода, течет суд, и правда как сильный поток!» (Ам 5:24)[264]264
  Для Хэйса (Amos, 174) справедливость представляет собой «тему, постоянно звучащую в увещеваниях Книги Амоса».


[Закрыть]. Гари Смит видит в этих словах «призыв сместить фокус богослужения с внешних обрядов к справедливости и правде»[265]265
  George Smith, Amos, 187.


[Закрыть].

Эти ветхозаветные голоса не противопоставляют субботу и социальную справедливость (Ис 58:6, 7). Они обнажают ошибочные воззрения и неверные приоритеты в религиозной жизни Израиля, но их доводы направлены отнюдь не против субботы. Напротив, они исходят из того, что социальная справедливость представляет собой одну из ключевых ценностей, характеризующих седьмой день. Джордж Адам Смит, указывая на взаимосвязь между субботой и социальными проблемами в Книге пророка Амоса, пишет: «Здесь, как и в любом другом похожем ветхозаветном отрывке, мы видим, что интересы субботы совпадают с интересами нуждающихся. Четвертая заповедь гарантирует день отдыха слугам и рабам… Суббота всегда на стороне бедных: у субботы и у бедных одни и те же враги»[266]266
  George Adam Smith, The Twelve Prophets, vol. I, rev. ed. (New York: Harper and Brother, 1928), 190; см. также: Page H.Kelly, Amos: Prophet of Social Justice (Grand Rapids: Baker Book House, 1972), 116.


[Закрыть].

В Книге пророка Исаии, в той же главе, где разъясняется долг человека жить по принципам социальной справедливости (Ис 58:1–12), слышен призыв и к восстановлению седьмого дня (Ис 58:13, 14). В этом отрывке нет и намека на то, что суббота – это всего лишь обряд, который вскоре будет замещен правильным этическим поведением, или что пророк выступает против ее соблюдения[267]267
  John N. Oswalt, The Book of Isaiah. Chapters 40–66 (NICOT; Grand Rapids: Eerdmans, 1998), 508.


[Закрыть]. Изложив свою программу социальной справедливости (Ис 58:1–12), Исаия говорит о субботе без каких-либо сомнений в ее действенности.

Если ты удержишь ногу твою ради субботы от исполнения прихотей твоих во святой день Мой, и будешь называть субботу отрадою, святым днем Господним, чествуемым, и почтишь ее тем, что не будешь заниматься обычными твоими делами, угождать твоей прихоти и пустословить, – то будешь иметь радость в Господе, и Я возведу тебя на высоты земли и дам вкусить тебе наследие Иакова, отца твоего: уста Господни изрекли это (Ис 58:13, 14).

Чтобы не было никакого недопонимания, пророки утверждают, что именно враги субботы «враждуют против бедных»[268]268
  George Adam Smith, The Twelve Prophets, I:190.


[Закрыть], сурово обращаясь с малоимущими и проявляя безудержное стяжательство. И наоборот, суббота всегда была опорой для бедных, убежищем от гнета тех, кто стремился нажиться за счет своих ближних. Амос и Исаия не только выступают с заявлениями о социальном характере седьмого дня, но и указывают на высокое напряжение, которое существует между этим взглядом и культурой, пытающейся выхолостить ярко выраженную этическую сущность субботы. В этом контексте пророки решительно настроены не дать субботе превратиться в поверхностное проявление народных верований и ритуал, лишенный этического стержня[269]269
  M.Daniel Carroll R., «“For So You Love to Do”: Probing Popular Religion in the Book of Amos,» in Rethinking Contexts, Rereading Texts (JSOTSup 299; Sheffield: Sheffield Academic Press, 2000), 182.


[Закрыть].

Я назвал соврменников Амоса «приземленными материалистами». Однако, оперируя подобной терминологией, мы рискуем преломить его весть таким образом, словно она была предназначена только людям его времени. Едва ли они были более меркантильны, чем наш типичный современник, зажиточный и вечно куда-то спешащий, тратящий свои деньги, не думая о тех, кто с трудом сводит концы с концами. Нам нужно ставить самих себя на место тех, кому пророки адресуют свои нравственные обвинения. Амос и Исаия побуждают нас признать отрезвляющую нравственную сущность субботы, убедиться в том, что Бог субботы желает облагодетельствовать всех людей, а не только горстку избранных счастливцев.

Почему же религия процветает в тандеме с жестокой эксплуатацией и несправедливостью? Пророки утверждают, что религиозная деятельность и материалистические устремления – это то, что «вы любите» (Ам 4:5), давая понять, что люди пришли в подобное состояние не просто потому, что они чего-то не видят или не понимают. Напротив, за их действиями просматривается логический расчет, определенный умысел, стремление сделать несправедливость нормой. В призыве Амоса: «Пусть, как вода, течет суд» (Ам 5:24) содержится требование переосмыслить религию и переоценить религиозные приоритеты, поднять социальную справедливость на более высокий уровень по шкале ценностей. В этом отношении современники Амоса едва ли чем-то отличаются от людей всех веков.

В книге «Лагерь в Шаньдуне» Лэнгдон Гилки рассказывает о своей жизни в большом лагере для интернированных лиц, устроенном японцами на севере Китая во время Второй мировой войны. В этот лагерь были помещены почти полторы тысячи иностранных граждан, включая две сотни американцев[270]270
  Langdon Gilkey, Shantung Compound: The Story of Men and Women under Pressure (New York: Harper&Row, 1966).


[Закрыть]. Заключенные по большей части были предоставлены сами себе и организовывали свою лагерную жизнь самостоятельно. Питание было очень скудным, и все разговоры заключенных в основном сводились к еде. И вот в январе 1945 года американский Красный Крест прислал для этого лагеря более полутора тысяч посылок. Японский комендант решил раздать эти посылки по одной в руки, но поскольку гуманитарная помощь была доставлена именно американским Красным Крестом, каждому американцу было решено вручить не одну, а полторы посылки.

Однако среди американских пленников нашлось семь человек, которые стали протестовать. Они заявили, что раз посылки пришли из Соединенных Штатов, то и распределять их должны американцы. Когда их спросили, как им самим видится порядок распределения помощи, оказалось, что американцы, согласно их схеме, должны были получить по пять с половиной посылок, а все прочие обитатели лагеря – по одной четвертой!

В результате в лагере разгорелись такие жаркие споры, что запланированную раздачу продуктов пришлось отложить на десять дней – в ожидании решения более высокой инстанции. А тем временем между американцами и представителями других стран то и дело вспыхивали перепалки, а то и потасовки. Весь лагерь был охвачен волнениями – одни пытались оправдать американцев, другие обрушивались на них с жестокими насмешками.

Но что более всего поразило Гилки, так это умение, с которым уважаемые христиане из числа американцев отстаивали несправедливое распределение благ. Казалось, они в совершенстве владели искусством раскрашивать своекорыстные мотивы в яркие, привлекательные цвета, облагораживая их тонкими узорами богословия и морализаторства, невосприимчивыми к альтернативным точкам зрения[271]271
  Gilkey, Shantung Compound, 96–116.


[Закрыть]. Это умение навело Гилки на мысль, что христианское богословие вооружает людей риторическими инструментами, заточенными как раз для того, чтобы оправдывать несправедливость, из-за чего создается впечатление, будто христианскому сознанию присущ разрыв между религиозной практикой и социальной справедливостью.

На основании своего опыта пребывания в лагере в Шаньдуне Гикли делает некоторые выводы относительно роли христианской религии в мире. Он утверждает, что верующие не желают смотреть в лицо политическим последствиям социальной несправедливости. Поскольку многие верующие «не способны разглядеть какую-либо связь между действиями государства и нравственностью граждан этого государства», стоит ли удивляться, что «они считают невозможным увязывать нравственность с политическими проблемами», – восклицает он[272]272
  Там же, с. 110.


[Закрыть].