Текст книги "Седьмой день. Утраченное сокровище Библии"

Есть во вступительной части к Десяти заповедям один существенный аспект, который зачастую ускользает от внимания современного читателя, во-первых, потому, что он требует понимания исторического фона, на котором разворачивались события, а во-вторых, потому, что речь идет о соглашении, не имеющем аналогов в современности. При этом данный аспект играет ключевую роль, поскольку вступительная часть является неотъемлемой составляющей всего повествования о даровании закона на Синае. Если при изучении Десяти заповедей не учитывать эту вступительную часть, можно упустить из виду один очень важный момент.

Ключевое слово вступительной части – завет (евр. berit). Оно – «наиболее всеобъемлющий и самый весомый в богословском отношении термин, означающий Божье внимание к людям в древнееврейской Библии»[193]193
  Rendtorff, The Canonical Hebrew Bible, 433.


[Закрыть]. Сказав об избавлении из Египта (Исх 19:4), Бог использует особый термин для описания грядущих отношений с народом, при этом обуславливая эти отношения словом «если»: «Если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой» (Исх 19:5). Как и в случае с субботой, завет – это не что-то новое, незнакомое. Речь идет об исполнении уже существующего завета, который как раз и побудил Бога осуществить Свое вмешательство в историю и избавить израильтян от рабства (Исх 19:4). Бог не забыл о ранее заключенном завете: «И Я услышал стенание сынов Израилевых о том, что Египтяне держат их в рабстве, и вспомнил завет Мой» (Исх 6:5).

В библейском контексте «завет» служит своего рода клеем, скрепляющим жизнь воедино. Все происходит по особенным образом оформленному соглашению. Никто из людей не может рассматривать себя в отрыве от контекста, в котором протекает его жизнь. Верность завету – это основное условие выживания каждого отдельного человека и общества в целом. В древности люди хорошо понимали, что «один в поле не воин». Многие народы в Древнем мире заключали между собой заветы (общественные договоры), которые понимались как важный фактор стабильности и мира.

В исследовании Джорджа Манденхолла соглашение, которое заключалось между завоевателем и правителями-вассалами, покорившимися его власти, названо сюзеренским договором[194]194
  G.E.Mendenhall, “Covenant Forms in Israelite Traditions,” Biblical Archeologist 7 (1954): 50–76.


[Закрыть]. В преамбуле к такому договору завоеватель (сюзерен) называет себя по имени, приводит свой титул и определяет границы своих владений. Далее следует описание истории предыдущих отношений между завоевателем и вассалом. В этом обзоре перечисляются привилегии, которыми завоеватель наделяет вассала, рассчитывая на его послушание и верность в будущем. Далее в договоре приводится перечень условий, определяющих отношения между ними. Вассал обязуется выплачивать своему новому покровителю дань, поставлять воинов для его войска и являться пред лицо его один раз в году. Вассалу не дозволяется вступать в договорные отношения с другими царствами, говорить что-либо плохое о сюзерене или проявлять неподчинение. В сюзеренском договоре предусматривается также периодическое публичное оглашение завета, призванное напоминать народу о его значимости и обязательности исполнения. В свидетели нерушимости данного договора призываются боги, включая богов вассального народа, так что исполнение договора становится религиозным долгом сторон. Любое его нарушение грозит Божественным воздаянием. Верность завету влечет за собой благословения, а неверность выливается в проклятья и всякого рода бедствия.

В БИБЛЕЙСКОМ КОНТЕКСТЕ «ЗАВЕТ» СЛУЖИТ СВОЕГО РОДА КЛЕЕМ, СКРЕПЛЯЮЩИМ ЖИЗНЬ ВОЕДИНО. ВСЕ ПРОИСХОДИТ ПО ОСОБЫМ ОБРАЗОМ ОФОРМЛЕННОМУ СОГЛАШЕНИЮ

В завете между Богом и Израилем тоже просматриваются такого рода элементы. В свете сюзеренских договоров вступительная часть к Десяти заповедям приобретает особую значимость, поскольку в ней тоже перечисляются преимущества, которые принесло народу Божье вмешательство в ход событий. Соответственно, Десять заповедей нельзя отделять от предшествующего им сообщения об освобождении из рабства. В этом смысле между древними сюзеренскими договорами и библейской историей существуют явные параллели, однако этим совпадениям не стоит придавать чрезмерное значение. Древние цари выставляли себя великими благодетелями, но реальность, как правило, была совсем иной. Они правили железной рукой, осуществляли завоевательные походы и облагали тяжелой данью покоренные народы. Блага, которыми якобы одаривал своих вассалов завоеватель, были по большей части громогласной политической пропагандой. Исторические летописи всегда писались во славу очередному правителю. В этом отношении предыстория израильского завета, равно как и его условия, выглядит совсем иначе.

Бог возвращает народу свободу, самоуважение и достоинство, избавляя его от египетского рабства. В рассказе о том, как это произошло, нет никакой пропаганды. Бог выводит их «из дома рабства» (Исх 13:3, 14; 20:2) ради них самих. Что особенно важно, Десять заповедей – вовсе не цена, которую они должны уплатить за полученные блага. Скорее, заповеди Божьи олицетворяют собой образ жизни, который оградит их от бед и позволит сохранить свободу. Поэтому было бы ошибкой называть заповеди аналогом тех условий, которые мы находим в сюзеренских договорах, где покровительство завоевателя обязывает к благодарности. Подвассальный народ обязан повиноваться своему завоевателю из благодарности, независимо от того, что на самом деле люди чувствуют и как воспринимают новые условия своей жизни.

В Божьем завете с Израилем заповеди, напротив, служат продолжением того благословения, которое они получили, когда Бог освободил их от рабства. С этой точки зрения Десять заповедей – это такой же дар, что и свобода. «Итак, Израиль, – вопрошает Моисей, – чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей, чтобы соблюдал заповеди Господа и постановления Его, которые сегодня заповедую тебе, дабы тебе было хорошо» (Втор 10:12, 13). Заповеди даны, чтобы израильтянам «было хорошо», а не как надуманные, произвольные условия, критерии проверки на нравственную прочность или средства измерения благодарности[195]195
  G.E.Wright, The Old Testament Against Its Environment (London: SCM Press, 1950), 59.


[Закрыть]. В христианском богословии сейчас происходит серьезный сдвиг. Склонность христианских богословов выставлять Закон Божий как нечто абсолютно негативное пошла на убыль, причем некоторые библеисты настаивают на возврате к библейскому взгляду на Закон как на благословенный дар[196]196
  Marty Stevens, “Recovering the Law as Gift,” 133–145.


[Закрыть].

ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ – ЭТО ТАКОЙ ЖЕ ДАР, ЧТО И СВОБОДА

Контекстом Десяти заповедей служит завет с Богом. Любое нарушение условий завета угрожает самому человеческому существованию, поставив людей на грань самоуничтожения. У Йоханнеса Педерсена есть целый ряд слишком смелых выводов, сделанных в его классическом исследовании жизни и общественных институтов Израиля, но его взгляд на завет можно считать вполне объективным. Согласно древнееврейским представлениям, «человек рождается в результате завета и для завета, и всякий раз, когда он совершает тот или иной шаг в жизни, он заключает завет или действует на основании уже существующего завета. Если удалить все, что подпадает под определение завета, то бытие превратится в прах, распадется на куски, потому что ни одна душа не живет изолированно от других… Посему упразднение завета привело бы не только к распаду общества, но и к гибели каждой отдельной души»[197]197
  Johannes Pedersen, Israel: Its Life and Culture, vols. I–II (London: Oxford University Press, 1926), 308, italics added.


[Закрыть]. Быть в завете означает памнить о начале отношений, о взаимности, о верности – все эти слагаемые служат важными нитями в ткани бытия. Разорвать завет – значит положить начало процессу разрушения. Таков контекст, в котором находится заповедь о субботе.

Наиболее выдающейся чертой заповеди о субботе является ее смысловое наполнение.

Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой – суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих; ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его (Исх 20:8–11).

Здесь следует отметить три важных момента. Во-первых, громогласное «помни», прозвучавшее на Синае, указывает на то, что народ был уже знаком с седьмым днем[198]198
  Кассуто (Exodus, 245) говорит здесь так: «Помни день субботний, который тебе уже знаком».


[Закрыть]. Бог не учит чему-то новому, а напоминает о ранее известном. Более того, призыв помнить седьмой день означает нечто большее, чем просто не забывать; ведь его невозможно выбросить из памяти – день есть день, он был и будет. В заповеди о субботе самые глубокие смыслы изложны нарративным языком: суббота рассказывает некую историю.

Таким образом, повествовательный характер присущ не только вступительной части, в которой напоминается об освобождении (Исх 19:4), но и самой заповеди. Можно сказать, что заповедь о субботе более других заповедей в Десятисловии насыщена повествованием. Если связь с Израилем придает субботе более частный характер, то увязывание с творением делает ее общим достоянием: Израиль будет соблюдать субботу именно потому, что Бог есть Творец всего человечества. Или, как сказано у Бенно Якоба, «ни субботний покой, ни трудовая неделя не могли удостоиться большей чести, ведь именно Бог подал пример и в том, и в другом»[199]199
  Jacob, Exodus, 566.


[Закрыть].

Божий покой сразу после сотворения мира служит обоснованием для субботней заповеди в книге Исход так же, как и причиной учреждения седьмого дня в книге Бытие.

Книга Бытие: «И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал» (Быт 2:3).

Книга Исход: «Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его» (Исх 20:11).

«Это [суббота] – знамение между Мною и сынами Израилевыми навеки, потому что в шесть дней сотворил Господь небо и землю, а в день седьмой почил и покоился» (Исх 31:17).

Постоянное повторение этой темы – Божьего покоя при творении – не случайно. Повествовательный контекст Десяти заповедей в целом и наполненная повествовательная насыщенность четвертой заповеди в частности подтверждают утверждение Миллера о том, что «повествование несет в себе заповеди»[200]200
  Miller, “Divine Command,” 23.


[Закрыть].

Во-вторых, заповеди имеют рациональный характер. Бог не навязывает их как нечто труднопонимаемое, и при этом обязательное. Напротив, Десять заповедей обращены к рассудку человека. «Одна из главных черт израильского закона, проявляющая себя прежде всего в Десяти заповедях, – пишет Миллер, – это наличие мотивирующего объяснения, которое служит средством Божественного убеждения, с одной стороны, и рациональным обоснованием заповедей – с другой»[201]201
  Там же, с. 25.


[Закрыть].

Стремление Бога обосновать заповеди убедительными доводами говорит о том, что их нельзя воспринимать как требования, которым нужно слепо повиноваться. Они не являются следствием Божьего каприза или деспотичного решения. Бог установил их не просто для того, чтобы принудить людей к послушанию. Повелевая, Бог стремится добиться позитивного отклика от тех, кому Он повелевает. Соответственно, Бог не считает Свои заповеди самоочевидными, не считает, что их достаточно навязать сверху. Он ищет согласия народа, истинного согласия – от сердца, от души[202]202
  Там же, с. 25, 26.


[Закрыть].

Это очень важное наблюдение. Такие слова и выражения, как «разумность», «недеспотичность», «обращенность к разуму», «Божественное убеждение» и «согласие», описывают не только характер заповедей, но и характер Того, Кто дал эти заповеди, а также тот тип взаимоотношений с людьми, к которым Он стремится. Конечно, этого согласия не добиться, если оно не будет распространяться на все заповеди. Если хотя бы одна заповедь окажется деспотичной, безосновательной, то разумность и обоснованность всех остальных будет поставлена под сомнение. Репутация Законодателя потерпит непоправимый ущерб, если заповедь о субботе, единственная из всего Десятисловия, будет отмечена клеймом деспотизма, как настаивает на том Католическая церковь в одном из своих наиболее важных документов (см. главу 24)[203]203
  The Catechism of the Council of Trent, trans. By the Rev.J.Donovan (New York: Catholic School Book Co., 1929), 264.


[Закрыть].

ЕСЛИ ХОТЯ БЫ ОДНА ЗАПОВЕДЬ ОКАЖЕТСЯ ДЕСПОТИЧНОЙ, БЕЗОСНОВАТЕЛЬНОЙ, ТО РАЗУМНОСТЬ И ОБОСНОВАННОСТЬ ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ БУДЕТ ПОСТАВЛЕНА ПОД СОМНЕНИЕ

Так или иначе характер Божий отражают все заповеди Десятисловия. Любые добавления или, наоборот, вычеркивания ухудшают его качество, разрушают присущую Божьему закону гармоничность; отсюда и запрет: «Не прибавляй к тому и не убавляй от того» (Втор 12:32). Размышляя о Десятисловии в его библейском контексте, Бревард Чайлдс отмечает, что «оно последовательно затрагивает лишь самые важные сферы жизни общества»[204]204
  Childs, Exodus, 396.


[Закрыть]. Нет и намека на то, что суббота не отвечает этим требованиям. Если, как считается в богословском мире, заповеди нужно рассматривать «не просто как вечные принципы»[205]205
  Там же.


[Закрыть], то субботе присуща самоочевидность не меньше, чем прочим заповедям, опирающимся на Божий характер, на Его намерения и пример.

В-третьих, Десяти заповедям присуща полнота, они всеобъемлющи. «Почему Десятисловие содержит именно эти заповеди, а не какие-то другие?» – задается вопросом Бубер[206]206
  Buber, Moses, 129.


[Закрыть]. Ответ в том, что, как отмечается в повторном изложении заповедей в Библии, они неделимы и незыблемы. Моисей напоминает народу, что «слова сии изрек Господь ко всему собранию вашему на горе из среды огня, облака и мрака громогласно, и более не говорил» (Втор 5:22).

Это замечание особенно важно. В большинстве случаев повторение содержит то, что было сказано, тогда как в данном примере акцент делается еще и на том, что сказано не было. В некоторых переводах этого библейского стиха сказано, что Бог «ничего больше не добавил». Это означает, что больше ничего и не нужно было говорить. «Десять слов» заключают в себе все принципы, необходимые для обеспечения глубоких взаимоотношений между Богом и людьми. Кроме того, они охватывают все ключевые вопросы, касающиеся межличностных отношений и уважения к человеку. По словам Миллера, они представляют собой «необходимое, достаточное и всеохватывающее изложение Божественной воли относительно обязательств, без которых немыслимо благополучное существование людей»[207]207
  Miller, “Divine Command,” 15.


[Закрыть]. Прежде всего, замечание о том, что Бог «ничего больше не добавил», говорит о характере Десяти заповедей: Божественная воля не предъявляет ни одного неразумного или произвольного требования, в Его воле нет ничего малозначительного или бесцельного. В отличие от христиан, склонных принижать значение заповеди о субботе, Бенно Якоб безоговорчно ее превозносит. Исх 20:9–12, по его словам, представляет собой «один из наиболее благословенных и впечатляющих разделов Божественного законодательства, способных принести человечеству громадную пользу. Казалось бы, что уж проще – установить день отдыха после шести трудовых дней, и все же ни один законодатель Древнего мира до этого не додумался. Что для древних греков, что для древних римлян суббота была непостижима, и они лишь с презрением высмеивали ее. А для иудеев она была неиссякаемым источником благословения для жизни и веры»[208]208
  Jacob, Exodus, 569.


[Закрыть]. Подобные суждения никак не согласуются с идеей, что суббота представляет собой тяжкое бремя или что она недостойна занимать место в Десятисловии.

Вступая с человеком в завет, Господь ожидает от него определенного рода отклика. «Итак, – говорит Бог на Синае, – если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля, а вы будете у Меня царством священников и народом святым» (Исх 19:5, 6).

Именно таким должен быть отклик на завет: народ должен стать «царством священников» (Исх 19:6). Теперь, когда люди получили свободу, у них есть возможность – мало того, они просто обязаны – стать посредниками между Богом и остальными народами. Вступительная часть к Десяти заповедям, вместо того чтобы обрисовать их радужные перспективы, выдвигает на первый план их призвание. Освобождение не должно было стать для них поводом к самоуспокоенности и довольству; освобожденный народ был призван взаимодействовать с Богом, став освободителями для тех, кто, подобно им, страдает от гнета и лишений, посредниками, несущими другим свободу и достоинство, – эти важные Божьи дары, предназначенные всем людям[209]209
  Miller, “The Human Sabbath,” 82, 88; ср.: Втор 5:12–15.


[Закрыть]. Обратите внимание, автор Откровения, последней библейской книги, посчитал наилучшим сослаться именно на опыт исхода как на образец дарования людям этой свободы: «И соделал нас царями и священниками Богу нашему; и мы будем царствовать на земле», – пишет Иоанн (Откр 5:10). Вступительная часть к Десяти заповедям в книге Исход явно перекликается с этими словами Иоанна Богослова.

Миллер характеризует содержание и этику Десяти заповедей как взаимную верность: в Десяти заповедях в целом и в заповеди о субботе в частности на первом месте – Божья верность. Взаимность действительно имеет место, но мы допустим ошибку, если человеческую верность выведем на первый план или если поставим Божью верность в зависимость от человеческой.

Особенности соблюдения завета со стороны Господа не так очевидны, как требования, предъявляемые к людям. Однако вполне ясно, что люди могут быть уверены в Божьем стремлении поддерживать с ними взаимоотношения завета и что в ответ на их послушание, то есть на их верность, Бог проявит взаимность. Соблюдение заповедей нельзя рассматривать обособленно, в отрыве от динамики взаимоотношений, взаимной верности со стороны участников завета[210]210
  Miller, “Divine Command,” 18.


[Закрыть].

Верность – краеугольный камень этого взаимодействия, лежащий на фундаменте Божьей верности. Завет, в рамках которого даются Десять заповедей, возвещает о верности Божьей, заложенной в основание всей конструкции. Весь вопрос здесь связан с характером Божьим и Его репутацией. Слово «верность» подразумевает большое понятийное поле, охватывающее такие слова, как «постоянство», «устойчивость» и «надежность»[211]211
  Alfred Jepsen, Theological Dictionary of the Old Testament, art. “’aman,” 1:322–323.


[Закрыть]. Другими словами, Бог не вспыльчив, не капризен и не мстителен. Исходя из такого понимания верности, невозможно себе представить, чтобы Бог стал предъявлять людям требования, которые не послужили бы им во благо, и в равной степени немыслимо, чтобы Он еще и мстил тем, кому дал обетование.

«Я носил вас как бы на орлиных крыльях, и принес вас к Себе» (Исх 19:4) – эти слова служат залогом новых взаимоотношений и нового призвания. Этот стих, пишет Миллер, может быть «понят как отсылка к характеру Повелителя и уточнение личностных качеств Того, Кто повелевает»[212]212
  Miller, “Divine Command,” 19.


[Закрыть]. В этом стихе раскрывается одно из ключевых личностных качеств Бога – Его верность собственным обетованиям. И лишь затем следует призыв к взаимности и новое призвание: «Итак, если вы будете… соблюдать завет Мой, то будете… у Меня царством священников…» (Исх 19:5, 6).

ЧЕТВЕРТАЯ ЗАПОВЕДЬ ЗАКЛЮЧАЕТ В СЕБЕ ПРИЗВАНИЕ, ОСНОВАННОЕ НА ВЗАИМНОСТИ, ДАЮЩЕЕ ТОЛЧОК ЛАВИНЕ СУББОТНИХ БЛАГОСЛОВЕНИЙ, КОТОРОЙ ПРЕДСТОИТ ОБЛАГОДЕТЕЛЬСТВОВАТЬ ВСЕ ТВОРЕНИЕ

И все же к идее взаимности следует относиться серьезно. Взаимность хорошо видна в четвертой заповеди. В этом нет необходимости убеждать даже таких комментаторов, как Дресслер[213]213
  Dressler, “The Sabbath in the Old Testament,” 28.


[Закрыть], которые не находят идеи взаимности в библейском рассказе о Божьем покое после творения (Быт 2:1–3). Взаимность, подразумеваемая в книге Бытие, становится очевидной и обязательной в книге Исход. В соответствии с Божьим примером, данным Им при творении, люди должны воздерживаться от работы в седьмой день и таким образом входить в Божий покой.

Более того, взаимность со стороны людей запускает цепную реакцию, несущую благословение другим людям и творению в целом. Цепная реакция – это тоже своего рода взаимность, ведь человек, осознавший, воспринявший сердцем Божью верность в субботнем покое, должен распространить благословения этого покоя на сына и на дочь, на раба и рабыню, на пришельцев и даже на скот (Исх 20:10). Четвертая заповедь заключает в себе призвание, основанное на взаимности, дающее толчок лавине субботних благословений, которой предстоит облагодетельствовать все творение. Суббота, провозглашенная на Синае, не только приобрела обязательность, но и засияла обетованным блаженством.

Глава 7
Сила времени

Субботы Мои соблюдайте, ибо это – знамение между Мною и вами в роды ваши, дабы вы знали, что Я Господь, освящающий вас (Исх 31:13).

Книга Исход позволяет посмотреть на субботу с разных сторон. Скажем, в описании чуда с манной седьмой день предстает как день, который прервал бесконечную череду будней, заполненных тяжелой борьбой за существование (Исх 16:14–31). В Десяти заповедях седьмой день занимает центральное положение, и обосновывается он более подробно, чем любое другое положение (Исх 20:8–11). Кроме того, книга Исход ставит субботу на более высокий уровень, придав ей статус знамения или знака (Исх 31:13–17). В каждом случае просматривается явная преемственность с книгой Бытие, поскольку суббота как заповедь или знак тесно связана с Божьим покоем при творении (Исх 20:11; 31:17).

И все же отрывки из книги Исход, где о субботе говорится как о знамении, порождают вопросы, и прежде всего о том, каково соотношение между знамением и реальностью, на которую оно указывает. В какой степени суббота как знамение способствует запоминанию, то есть сохранению определенных воспоминаний? Как все это влияет на значение седьмого дня? Понять это нам поможет сравнение субботы с ролью флага в современном обществе; впрочем, не исключено, что нам будет по-прежнему нелегко воспринять древние представления о субботе как о «силе времени».