Текст книги "Седьмой день. Утраченное сокровище Библии"

Нельзя не отметить, что о Божьей верности говорится отнюдь не в нейтральном контексте. Исаия призывает людей довериться Богу в тот самый момент, когда их вера подвергается наитяжелейшим испытаниям. Тот факт, что Божья верность остается доминирующей темой в последней части Книги Исаии, говорит о многом. Пророк возвещает надежду на фоне полной безысходности; он призывает довериться Богу именно тогда, когда кажется, что Божьи обещания не исполняются. Таким образом, собирательный призыв из пророческих уст следует воспринимать на фоне зловещих перспектив, которыми грозит сложившееся положение. «Кто будет благословлять себя на земле, будет благословляться Богом истины; и кто будет клясться на земле, будет клясться Богом истины, – потому что прежние скорби будут забыты и сокрыты от очей Моих» (Ис 65:16).

Беды и скорби не будут длиться бесконечно, и двойной повтор выражения «Бог истины», которое также может быть переведено как «Бог верности» или «верный Бог», становится своего рода отличительным признаком сообщества, о котором идет речь. В древнееврейском тексте это выражение имеет особый оттенок; ‘Elohe amen («Бог верности») как бы указывает на самую важную Божью характеристику. Более того, нужно учитывать, что ‘Elohe amen связано с глагольной формой ‘aman или близкородственными существительными ‘emet и ‘emuna. Альфред Йепсен отмечает, что «слово ‘emeth употреблялось по отношению к вещам, которые нужно было испытать на прочность, определять их надежность»[297]297
  Alfred Jepsen, art. aman, TDOT, 1:313.


[Закрыть]. Он считает, что «надежность» и есть лучший термин, которым можно передать смысл слова ‘emet. С другой стороны, родственное ему слово ‘emuna «означает действие, являющееся производным внутренней устойчивости, добросовестности»[298]298
  Там же, 1:317.


[Закрыть]. Таким образом, по словам Йепсена, «’emeth описывает характер личности, на чьи слова и дела можно положиться», а «’emunah обозначает поведение, соответственное внутреннему состоянию личности»[299]299
  Там же, 1:320.


[Закрыть]. Йепсен приходит к выводу, что

когда еврей слышал различные слова, произведенные от корня ‘mn, в его голове возникала прежде всего ассоциация с постоянством, устойчивостью. Когда эти слова использовались по отношению к предметам и понятиям, они означали «непрерывный, постоянный»; если же их увязывали с людьми, то имелась в виду их «надежность»… Выражая диапазон смыслов от «стабильности» до «надежности», слово ‘emeth приобретает значение «истины», тогда как ‘emunah скорее передает идею «поведения, произрастающего из надежности», то есть идею «верности»[300]300
  Там же, 1:322, 323.


[Закрыть].

Утверждая мысль о Божьей верности и выражая убежденность, что изгои войдут в израильское общество и на своем опыте осознают, что Бог верен и истинен, пророческое видение в Книге Исаии достигает высочайшей кульминации, подобной которой нет нигде в Ветхом Завете. Чтобы воплотить в жизнь Божьи намерения, мелких исправлений будет недостаточно. Полумерами, которые скажутся на жизни ограниченного круга людей, Бог довольствоваться не станет. В полном соответствии с широким и всеохватывающим масштабом предстоящих событий, нужно будет все начать заново, и это новое начало должно пойти по стопам Божьего первоначального творения[301]301
  Blenkinsopp, Isaiah 56–66, 286.


[Закрыть]. Потерянный рай должен стать возвращенным раем, воссозданным в соответствии с изначальным Божьим замыслом. «Ибо вот, Я творю новое небо и новую землю, и прежние уже не будут воспоминаемы и не придут на сердце» (Ис 65:17).

Исаия высказывает эту мысль не впервые (ср. Ис 11:9), но здесь он делает видение о возвращенном рае кульминацией своих пророчеств. Враждебность исчезнет, отчуждение будет преодолено. «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому, а для змея прах будет пищею: они не будут причинять зла и вреда на всей святой горе Моей, говорит Господь» (Ис 65:25).

В 11-й главе Книги Исаии изображены события, которые должны произойти в конце Божьего вмешательства, описанного ранее. Однако в завершающих главах этого сценария появляется новый элемент, который нельзя упускать из виду. Текст начинается весьма обнадеживающе: «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому» (Ис 65:25). А затем неожиданно Исаия обращает внимание на ситуацию, которая не вписывается в эту картину мира и гармонии, по крайней мере в фигуральном смысле: «А для змея прах будет пищею».

Каков смысл этого упоминания о змее, не вписывающегося в рамки грядущей гармонии? Ответ, конечно же, следует искать в библейской истории о сотворении мира, которая оказывает существенное влияние на картину, изображенную Исаией[302]302
  Ср.: там же, с. 287.


[Закрыть]. Только часть истории о сотворении нашла отголосок в Книге Исаии, но эту взаимосвязь нельзя не заметить. У Исаии мы слышим отдаленное эхо приговора, который Бог некогда вынес змею: «За то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем и будешь есть прах во все дни жизни твоей» (Быт 3:14). Участь змея предопределена теми событиями, что хорошо видно при сопоставлении этих двух отрывков.

«И будешь есть прах во все дни жизни твоей» (Быт 3:14)

«А для змея прах будет пищею» (Ис 65:25)

В Книге Исаии, как и в книге Бытие, мы находим предсказание о незавидной участи змея. Пророк, видящий, как на «святую гору Божью» возвращается мир, более ясно, чем любой другой ветхозаветный автор, проводит явную параллель с библейским рассказом о начале истории.

ЗМЕЙ, В САМОМ НАЧАЛЕ ВКУСИВШИЙ ОТ ПЛОДА ДЕРЕВА ПОЗНАНИЯ, В КОНЦЕ ВКУСИТ ПЫЛЬ И ПРАХ

Из всего вышесказанного следует, что Исаия отстаивает Божью верность не только перед своими современниками, усомнившимися в Боге. Его весть надежды основана на глобальнном метанарративе, на понимании того, что мир и гармония восторжествуют, когда будет опровергнута злонамеренная ложь, произнесенная змеем. Говоря современным языком, змей, в самом начале вкусивший от плода дерева познания, в конце вкусит пыль и прах.

В свете всего вышеизложенного вполне естественным является то, что Исаия завершает свое описание нового порядка утверждением о субботе. Как в книге Бытие суббота венчает рассказ о творении (Быт 2:1–3), так и у Исаии она становится кульминацией нового творения. Как в книге Бытие суббота представлена пространством для встреч Бога с людьми, так и у Исаии в видении о конце времен говорится, что «из месяца в месяц и из субботы в субботу будет приходить всякая плоть пред лицо Мое на поклонение, говорит Господь» (Ис 66:23).

Данное упоминание о субботе в конце Книги Исаии следует рассматривать как последнее слово, сказанное о седьмом дне в Ветхом Завете. Конечно, на этом ветхозаветная история субботы не закончилась, о чем свидетельствует Книга пророка Неемии[303]303
  Важную роль в Книге Неемии играют такие отрывки о субботе, как 9:13, 14; 10:31 и 13:15–22.


[Закрыть], и все же пророческая весть о субботе в Ветхом Завете наиболее полно выражена и устремлена в будущее именно в Книге Исаии. Происходящее на исторической арене, о чем пойдет речь в следующей главе, не должно заслонять собой пророческое видение. Эсхатологический характер вести о субботе в Книге Исаии имеет более широкий размах, чем последующее положение дел в отношении субботы в Израиле. Исаия остается как бы в обособленном положении, утверждая субботнюю идеологию, которая следует особой и неизменной траектории, несколько отличной от истории Израиля.

Если переводить разговор в историческую плоскость, то Израиль, похоже, разрывался между теми, кто был готов выхолостить все, что отличало его от прочих народов, и тем самым усугубить процесс обмирщения, как это показано в начале Книги Исаии (Ис 1:10–20), и теми, кто настаивал на более узких границах идентичности Израиля, как показано ближе к концу книги (Ис 56:1–8). Исаия отвергает оба пути, и в особенности последний, и предлагает принять условия завета между Израилем и Богом всем и каждому. Положение иноплеменников в еврейском обществе перестает быть двусмысленным. Оно обозначено четко и ясно: храм Божий должен стать домом молитвы для всех сыновей и дочерей Божьих (Ис 56:7), и суббота, Божий храм во времени, должна принадлежать всем народам. В конечном итоге благословение субботы распространится на «всякую плоть» (Ис 66:23). В данном пророческом сценарии суббота – это не сугубо еврейский день, но вечный ориентир для всего человечества.

Утверждение о том, что последнее слово относительно субботы в Ветхом Завете остается за Исаией, наводит нас еще на несколько мыслей. Если последнее слово принадлежит Исаии, значит, оно не принадлежит кому-то еще – Неемии или следующему историческому периоду. Пророческое видение имеет явный приоритет, и именно обращенному в будущее пророческому наследию отведена важная роль – сохранить Божественный замысел относительно седьмого дня.

Вторая мысль заключается в том, что Исаия не просто доставил свою весть к порогу Нового Завета и после этого, что называется, умыл руки. Напротив, его весть – это почва, из которой произрастает и развивается новозаветное повествование. Исаия озвучивает некоторые из наиважнейших новозаветных тем настолько громко, что его книгу называют «пятым Евангелием»[304]304
  John F.A.Sawyer, The Fifth Gospel: Isaiah in the History of Christianity (New York: Cambridge University Press, 1996).


[Закрыть]. Павел как один из ключевых новозаветных авторов приводит Ветхий Завет в целом и Книгу Исаии в частности в подтверждение своей вести[305]305
  Richard B.Hays, Echoes of Scripture in the Letters of Paul (New Haven: Yale University Press, 1989), 35, 53; J.Ross Wagner, “The Heralds of Isaiah and the Mission of Paul,” in Jesus and the Suffering Servant: Isaiah 53 and Christian Origins, ed. W. H. Bellinger and W.R.Farmer (Harrisburg, PA: Trinity Press International, 1998), 192–222. См. также: C.A.Evans and J.A.Sanders, ed., The Gospels and the Scriptures of Israel (JSNT Sup 104; Sheffield: Sheffield Academic Press, 1994).


[Закрыть]. Даже слово «благовестие», заключающее в себе ключевую идею Нового Завета, отражает принципы, заложенные Исаией[306]306
  В своем исследовании, охватывающем два отрывка из последней части Книги Исаии (Ис 60:6; 61:1), а также пару отрывков из предыдущих частей (Ис 40:9; 52:7), Миллар Барроуз [Millar Burrows, «The Origin of the Term “Gospel”,» JBL 44 (1925), 22] делает такой вывод: «Мы можем быть вполне уверены, что именно в этих четырех отрывках из Исаии следует искать основной источник христианского употребления термина “Евангелие”».


[Закрыть]. Да и слово «благодать», признанное наиболее характерным и типичным для новозаветной вести, тоже уходит корнями в Книгу Исаии и тоже, учитывая соответствующие расставленные в этой книге акценты, означает, что «верность Божья неизменна и неколебима»[307]307
  Bernhard W.Anderson, Contours of Old Testament Theology (Minneapolis: Fortress Press, 1999), 60.


[Закрыть]. То, что описано как конечный итог в Новом Завете, та цель, ради которой осуществляется Божье вмешательство, предвосхищается уже в Книге Исаии (Ис 65:17; Откр 21:1). Таким образом, Исаия возвещает эсхатологическую весть, грандиозную по своим масштабам (Ис 11:1–9; 65:25), простирающуюся до самого горизонта.

Но прежде всего наследие Исаии – с его утверждающей вестью о субботе, с его концепцией «открытых дверей» и ориентацией на конец времен – доводит до состояния чистейшей эссенции ту величайшую тревогу, которая не дает покоя верующему человеку. К тому чья вера испытывается в горниле разочарований, обращен призыв «хранить» истину, «ибо близко спасение Мое и откровение правды Моей» (Ис 56:1). Кто примет это заверение сердцем, внедрив Божье обетование в свое соблюдение субботы, тот не будет постыжен.

Здесь мы соприкасаемся с подводным течением в библейском повествовании, которое лишь изредка прорывается к дневному свету. Человеческой уверенности в Боге все еще угрожает брешь, возникшая во взаимоотношениях Бога с людьми в начале. Исаия обнаруживает звено, которое соединяет прошлое, настоящее и будущее и позволяет смотреть на реальность в более широком контексте. Он напоминает о причине этого разрыва, описанной в Быт 3, а затем обещает, что эта болезнь, поразившая творение, будет побеждена: «Волк и ягненок будут пастись вместе… а для змея прах будет пищею» (Ис 65:25).

Надежда, испытанная до предела своей прочности, превратится в надежду восторжествовавшую, когда те, кто (в моем переводе) «почитает себя благословенными на земле, сочтут себя благословенными Богом верности, и те, кто дает обещание на земле, будут давать обещание, призывая в свидетели Бога верности» (Ис 65:16). Данное утверждение – это ключевой элемент идентичности верующего, выведенный на основании заключительной части Книги Исаии. В нем прочный и беспрецедентный приоритет отдается субботе. Основываясь на этом, пророческое наследие Ветхого Завета наделяет седьмой день особой миссией – возвещать Божью верность.

Глава 10
Перекресток и обратный отсчет

В те дни я увидел в Иудее, что в субботу топчут точила, возят снопы и навьючивают ослов вином, виноградом, смоквами и всяким грузом, и отвозят в субботний день в Иерусалим. И я строго выговорил им в тот же день, когда они продавали съестное (Неем 13:15).

С точки зрения хронологии и истории последнее упоминание о субботе в Ветхом Завете находится в Книге пророка Неемии[308]308
  Утверждения хронологического характера должны учитывать разноречивые взгляды на композицию Ветхого Завета. Но даже в рамках наиболее радикальных взглядов по данному вопросу опровергнуть, что Неемия был последним, кто упомянул о субботе, трудно. Вот отрывки, в которых прямо говорится о субботе: Неем 9:13, 14; 10:31, 32 и 13:15–22.


[Закрыть]. К 445 году до н. э. Неемия сумел занять высокое положение при персидском дворе (Неем 1:1; 2:1)[309]309
  Согласно Брайту (Bright, A History of Israel, 379), служба Неемии «продолжалась (Неем 2:1) с двадцатого года Артаксеркса I (445 год) до некоторого времени после тридцать второго года (Неем 13:6) этого царя (433 год)».


[Закрыть]. Имея доступ к царю, он получил разрешение и полномочия восстановить Иерусалим (2:5) и в конечном счете стал областеначальником в Иудее (5:14; 8:9). Известно, что он сошел с политической арены к 407 году до н. э., поскольку, согласно имеющимся небиблейским данным, в том году в Иудее был назначен новый правитель[310]310
  The International Standard Bible Encyclopedia, rev. ed. (Grand Rapids: Wm.B.Eerdmans Publishing Co., 1939), art. “Nehemiah”.


[Закрыть].

Неемия сыграл ключевую роль в восстановлении Иерусалима и возрождении Израиля как жизнеспособного государства после вавилонского плена. В своем рассказе об имевших место событиях он упоминает столько трудностей, что если бы на его месте оказался менее одаренный и менее решительный человек, то он непременно пал бы духом и отступился, тем более что ради восстановления Иерусалима ему пришлось оставить комфортную жизнь при царском дворе[311]311
  Брайт (A History of Israel, 374–376) отмечает растущее благосостояние иудейской диаспоры в Персидской империи, из-за которого у иудеев не было большого желания вернуться на историческую родину.


[Закрыть].

Но Неемия был непоколебим в своей решимости. Вести, полученные из первых рук от собственного брата о том, что его страна пребывает в полном запустении и в руинах, побудили его отправиться в долгий путь (1:2, 3; 2:3). Когда на месте он увидел подтверждение этим сообщениям (2:12–15), это лишь укрепило его в решимости все исправить (2:17). Активное противодействие местной знати (2:10; 4:1, 7) не испугало его. Ни насмешки (2:19; 4:2, 3), ни угрозы физической расправы (4:8), ни заговоры (6:2), ни шантаж (6:6, 7), ни искусно расставленные ловушки (6:10–12) не отвратили его от выполнения своей миссии и не подорвали его дух.

Неемия производит впечатление очень цельного, богобоязненного, мужественного и целеустремленного лидера, который способен разгадывать замыслы своих врагов (6:8, 13) и вдохновлять своих сторонников на усердный труд и большие свершения (4:6, 14, 23). Обращая внимание на дипломатическое искусство Неемии и его организаторские способности, Джейкоб Майерс указывает, что он вел себя не просто как «строительный подрядчик»[312]312
  Jacob M.Myers, Ezra-Nehemiah: Introduction, Translation and Notes (AB 14; New York: Doubleday, 1965), lv.


[Закрыть]. Да и сам Неемия был уверен, что его миссия определена ему Богом и совершается при содействии Провидения (6:16). Глубокое осознание Божьего призвания – вот что заставляло его упорно продвигаться вперед, и именно принятием и добросовестным исполнением Божьей воли стремился он снискать Божью похвалу (5:9; 13:14, 31).

Неемия отстаивал субботу потому, что она составляла неотъемлемую часть духовных устремлений, без которых его миссия была бы безуспешна. Работая в конфликтной среде, он прибегал к средствам, выходившим за рамки простого убеждения. В его «дневнике» суббота оказалась как бы на перекрестке двух дорог – навязанного закона и полученной привилегии. Долговременные последствия его трудов неоднозначны. По этой причине о результатах его мер, связанных с субботой, лучше говорить не как о безусловном успехе, но как об обратном отсчете, предваряющем новое начало.

В Книге Неемии мы находим немало описаний трудностей и внешних угроз, с которыми ему пришлось столкнуться, но при этом отрывки, связанные с субботой, несколько выпадают из общей канвы повествования. Эти отрывки показывают, что затруднения, вызревавшие изнутри, ничуть не уступали по своим масштабам тем препятствиям, которые чинились враждебно настроенными людьми. По сути дела, риторика его «мемуаров» оставляет впечатление, что внешние угрозы досаждали ему даже меньше, чем внутренние проблемы. Для того чтобы добиться успеха в деле национального возрождения, было бы вполне достаточно расстроить враждебные происки его врагов, но для Неемии критерий успеха лежал отнюдь не в политической плоскости. Напротив, он понимал, что стоящая перед ним задача имеет духовное измерение (7:5; 10:1). Он хотел привести Израиль к духовному возрождению, а также к тому, чтобы осознание своего духовного призвания вновь стало частью идентичности Израиля (8:2; 9:6–38; 10:28, 29)[313]313
  Ср. с монографией Райта (Wright, Rebuilding Identity), где восстановление идентичности рассматривается как суть миссии Неемии и книги, которая носит его имя.


[Закрыть].

В свете этих устремлений нам легче понять огорчение, которое испытывает Неемия, когда видит у своих современников то же безразличие к субботе, которое было свойственно предыдущим поколениям израильтян (13:15, 17)[314]314
  Хотя Райт (Rebuilding Identity, 221–242) и хочет выявить «редакционную историю» Книги Неемии, принимая различные редакторские «напластования» как само собой разумеющееся, он при этом не отрицает, что суббота представляет собой одну из основных тем в том, что он считает наиболее ранней редакцией.


[Закрыть]. Его ужасает, что многие представители нового поколения израильтян спокойно занимаются своими делами в субботу, ничем не отличая седьмой день от прочих дней недели. Вместо того чтобы размышлять о смысле субботы в своей новообретенной свободе, народ пошел по стопам своих предшественников, вышедших в свое время из Египта (Исх 16:27): отказавшись от субботнего покоя, они продолжали свой каждодневный труд. Неемия пишет о них: «В те дни я увидел в Иудее, что в субботу топчут точила, возят снопы и навьючивают ослов вином, виноградом, смоквами и всяким грузом, и отвозят в субботний день в Иерусалим» (Неем 13:15). Этот поворот событий виделся Неемии весьма удручающим, тем более что, как он был убежден, одной из причин, по которой иудеи отправились в вавилонский плен, было пренебрежительное отношение к субботе (Неем 13:17, 18)[315]315
  Derek Kinder, Ezra and Nehemiah (TOTC; Downers Grove, IL: Inter-Varsity Press, 1979), 130–131.


[Закрыть].

БОГАТЫЕ ЛЮДИ НЕ ХОТЕЛИ ТЕРЯТЬ ПРИБЫЛЬ, И НАВЬЮЧЕННЫЕ ОСЛЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ ДОСТАВЛЯЛИ ТОВАР НА РЫНОК ПО СУББОТАМ. ЧТО ЖЕ ПРЕДПРИНЯЛ НЕЕМИЯ?

В этом вопросе, как пишет Майерс, Неемия «вторит пророкам (Иер 17:19–27; Иез 20:12–24), которые связывали бедствия, постигшие Иудею, с нарушением субботы»[316]316
  Myers, Nehemiah, 215.


[Закрыть]. Можно только представить, какие чувства его обуревали при мысли, что Израиль вновь взялся за свое, обращаясь с субботой столь же неуважительно, как и во дни Амоса[317]317
  H.G.M.Williamson, Ezra, Nehemiah (WBC 16; Waco: Word Books, 1985), 395.


[Закрыть]. Должно быть, ему казалось, что столь близкая победа будет вот-вот упущена. В свете этого серьезного кризиса суровая мера – «И я строго выговорил им в тот же день, когда они продавали съестное» (Неем 13:15) – представляется вполне оправданной.

Если и есть намеки на применение силы Неемией, то это еще не значит, что он не пробовал исправить положение другими средствами. Рассказывая об очередном происшествии от первого лица, он пишет: «И я сделал выговор знатнейшим из Иудеев и сказал им: зачем вы делаете такое зло и оскверняете день субботний?» (Неем 13:17). В данном случае использован еврейский глагол rib, который в разных переводах передан по-разному: «сделал выговор», «отругал» «отчитал» и т. д. Он подразумевает разговор на повышенных тонах, но в том-то и суть, что только разговор. «Я постарался убедить знатнейших из Иудеев» – такой перевод был бы наиболее оправдан[318]318
  Wright, Rebuilding Identity, 223.


[Закрыть].

Неемия столкнулся с дилеммой, когда знать не поддалась его уговорам. Богатые люди не хотели терять свою прибыль, и навьюченные ослы по-прежнему доставляли товар на рынок по субботам. Что же предпринял Неемия?

Из его слов следует, что он разработал план, как помешать тем, кто упорно продолжал нарушать субботу. «Когда смеркалось, у ворот Иерусалимских, перед субботою, я велел запирать двери и сказал, чтобы не отпирали их до утра после субботы. И слуг моих я ставил у ворот, чтобы никакая ноша не проходила в день субботний» (13:19). Райт называет это «второй мерой по обеспечению соблюдения субботы»[319]319
  Там же, с. 224.


[Закрыть], попыткой оказать давление на упрямцев, не желающих прислушаться к уговорам. Именно так устанавливались правила, призванные защитить святость субботы.

Однако ни уговоров, ни запретов оказалось недостаточно, чтобы охладить пыл торговцев. «И ночевали торговцы и продавцы всякого товара вне Иерусалима раз и два» (13:20). Каким же был следующий шаг Неемии? Прежде чем мы рассмотрим его, нам следует представить себе, чем грозило иудеям дальнейшее нарушение субботы. «Он был всерьез озабочен духовным благополучием народа, – говорит Майерс, – поскольку, будучи знатоком истории и реалистом, он понимал, что их существование зависит от верности Яхве»[320]320
  Myers, Nehemiah, 215.


[Закрыть]. Неемия был убежден, что ни в коем случае нельзя позволять торговцам подвергать опасности священное призвание Израиля. Поэтому нужно было всеми имеющимися средствами обуздать непокорных. В сложившейся ситуации он был готов пойти на крайние меры – на применение силы. «Зачем вы ночуете возле стены? Если сделаете это в другой раз, я наложу руку на вас» (13:21).

Когда бессильны уговоры и запреты, остается последняя мера – принуждение. «С того времени они не приходили в субботу», – говорит Неемия (13:21). Так была поставлена точка. Неемии удалось, по крайней мере внешне, оградить субботу от посягательств со стороны алчной знати.

Поскольку процитированный выше стих из Книги Неемии являет собой последнее явное упоминание о субботе в ветхозаветной истории, логично задаться вопросом, намечает ли он будущую траекторию субботы, и если да, какое направление он задает помимо намека на то, что у субботы есть будущее.

Попытка Неемии отстоять субботу была приурочена к случаю, продиктована требованием момента. Главным для него было возрождение Израиля, чтобы вернувшиеся изгнанники заново посвятили себя своему духовному призванию. Будучи убежденным, что суббота есть неотъемлемая часть этого призвания, он не мог допустить, чтобы из-за небрежного к ней отношения рухнул весь его замысел.

Может показаться, что было бы несправедливо требовать от такого человека останавливаться в своем деле и задумываться о законности своих методов и используемых средств. Но разве не должен был он учитывать, что используемые им средства могут в конечном счете помешать достижению поставленной цели?

Достижение какой бы то ни было цели с помощью запретов и силы может со временем доставить немало проблем. Во-первых, эти меры, единожды использованные, могут стать прецедентом и превратиться в норму. Во-вторых, людей, не поддавшихся на уговоры, можно запугать и принудить запретами и угрозой насилия, но в душе они останутся при своем мнении. Внутри них будет вызревать протест при внешней видимости согласия. В-третьих, средства, которые будут сочтены оправданными, когда речь идет о достижении благих целей, могут быть пущены в ход и в делах менее достойных. Отсюда следует, что даже если цель благая, это не значит, что ради ее достижения можно использовать любые средства. Если ревнители «добрых дел» будут не особо разборчивы в средствах, то тем самым они развяжут руки тем, кто придерживается целей и идеологий иного рода.

В свете подобных соображений можно сделать вывод, что Неемия, пригрозив применением силы, зашел слишком далеко, установив опасный прецедент, и победа его была по сути «пирровой» – то есть он достиг быстрого результата ценой будущих потерь. Тот факт, что его противники были не правы, едва ли может служить оправданием его попытки зайти с другой стороны.

Сделать какие-то точные выводы в отношении Неемии не представляется возможным. Мы можем только надеяться, что он не настроил своих оппонентов против себя окончательно, ведь по прошествии какого-то времени, тщательно поразмыслив, они согласились с его позицией и стали соблюдать субботу по собственной воле. Кроме того, можно предположить, что, угрожая силой, он вовсе не собирался навязывать оппонентам свою точку зрения, но всего лишь защищал мир и спокойствие тех, кто хотел наслаждаться благословениями субботы. В этом случае он отстаивал ценности и приоритеты определенной группы людей от посягательств со стороны, а не насаждал собственные представления. Так что речь, возможно, шла не о том, чтобы кого-то к чему-то принудить, но о том, чтобы установить определенные границы.

И, тем не менее, в Книге Неемии суббота оказывается на пересечении двух дорог. После вавилонского плена суббота, образно говоря, была едва жива, и потребовались весьма серьезные меры, чтобы возродить ее. Впрочем, не менее важно, что дело Неемии вступает в противоречие с пророческим наследием Исаии. Исаия занимался идеологией и пастырским окормлением, тогда как Неемия – это политический лидер и человек действия. Исаия выступал против некоторых освященных временем традиций (Ис 56:1–7), а Неемия, наоборот, искал в традиции опору, опасаясь, что «древняя религия» будет оставлена совершенно (Неем 9:26–29; 13:18). Исаия предлагал открыть двери для внешних (Ис 56:7, 8), а Ездра с Неемией видят во внешних угрозу для самобытности своего народа и считают необходимым защититься от них с помощью самоизоляции (Неем 9:2; 13:2). «Услышав этот закон, они отделили все иноплеменное от Израиля» (13:3). Зная, что было дальше, мы можем с определенной долей уверенности утверждать, что именно в этой точке различие между двумя этими подходами достигло своей кульминации. Этот этап в истории субботы стал предметом спора, который еще предстоит разрешить. У Исаии «избранный народ» должен был превратиться в «сообщество верующих»[321]321
  Westermann, Isaiah 40–66, 313.


[Закрыть], в котором основной упор делается на личный выбор, а не на этническую или национальную принадлежность. Неемия же придерживается концепции национального организма, состоящего из людей одного этноса, которые должны продвигать вперед дело Божье. Там, где Исаия видел «дом молитвы для всех народов» (Ис 56:7), Неемия предлагает менее рискованную концепцию дома молитвы для одних иудеев.

Мы сравниваем взгляды Исаии и Неемии не только потому, что между ними существуют бросающиеся в глаза отличия, но и потому, что дальнейшая история Израиля пошла по пути, намеченному Неемией, а не субботней идеологией Исаии. Когда последующим поколениям приходилось втягиваться в борьбу, подобную той, что вел Неемия, защитники веры прибегали к его тактике.

В Новом Завете иудейский народ показан обособившимся и прибегающим к принуждению в том, что касается соблюдения субботы. «Вот, ученики Твои делают, чего не должно делать в субботу» (Мф 12:2; ср. Мк 2:24; Лк 6:2), – нападают на Иисуса Его критики, как сообщают нам об этом синоптические Евангелия. В Евангелии от Иоанна также сказано, что «стали Иудеи гнать Иисуса и искали убить Его за то, что Он делал такие дела [исцелял] в субботу» (Ин 5:16); именно за это «еще более искали убить Его Иудеи» (5:18).

Сохранить свою идентичность не так-то просто в окружении враждебных сил. Древнегречекая культура стала оказывать свое влияние на Ближний Восток еще до завоевательных походов Александра Македонского. После смерти Александра в 323 году до н. э. власть в этом регионе оказалась в руках древнегреческих правителей, поделивших между собой его империю[322]322
  Политическая история данного периода глубоко отражена в книге Питера Грина: Peter Green, Alexander to Actium: The Historical Evolution of the Hellenistic Age (Berkeley: University of California Press, 1990), 435–452, 497–524.


[Закрыть]. Греческий язык распространился по всей области, по крайней мере среди образованных классов. Близкое общение с влиятельными греками открывало перед иудеями из аристократических и образованных слоев беспрецедентные возможности для продвижения по социальной лестнице. Это сословие активно поощряло ассимиляцию и не возражало против размытия жестких границ иудейской традиции, что позволяло приспособить ее к более космополитичным принципам эллинизма. И неважно, сказалось ли эллинистическое влияние на воззрениях и практической жизни иудеев, как считает Мартин Хенгель[323]323
  Martin Hengel, Judaism and Hellenism, 2 vols., trans. John Bowden (London: SCM Press, 1974).


[Закрыть], или возникший идуаизм успешно выдержал этот натиск, как полагает согласно имеющимся свидетельствам Луис Фельдман[324]324
  Louis H.Feldman, Jew and Gentile in the Ancient World: Attitudes and Interactions from Alexander to Justinian (Princeton: Princeton University Press, 1993).


[Закрыть], в любом случае нет никаких сомнений, что сохранение национальной идентичности было одним из важнейших вопросов на повестке дня.

Так называемые хасидим, что значит «благочестивые», активно сопротивлялись силам, пытавшимся выхолостить иудейскую самобытность (1 Мак 2:42)[325]325
  Victor Tcherikover, Hellenistic Civilization and the Jews (Philadelphia: The Jewish Publication Society of America, 1959; repr. Peabody, MA: Hendrickson Publisher, 1999), 78, 125–126, 196–230.


[Закрыть]. Напряженность, существовавшая внутри иудейского общества, выплеснулась наконец наружу, когда селевкидский царь Антиох IV Эпифан (175–163 до н. э.) предпринял попытку силой уничтожить религиозную самобытность иудейского народа (1 Мак 1:1–61). В результате те, кто хотел остаться верным традиции, взялись за оружие под предводительством Маттафии и его сыновей (1 Мак 2:1–30). Несмотря на превосходящие силы селевкидов, повстанцы, руководимые сыном Маттафии Иудой Маккавеем (что значит «молот»), весьма преуспели в своей героической борьбе (1 Мак 3:1–25; 3:38–4:35). Низкие замыслы Антиоха так и не осуществились (1 Мак 6:1–16). Иудеи восстановили богослужение в Храме (1 Мак 4:36–59) и, ведомые Маккавеями, сумели добиться значительной политической независимости, которой пользовались вплоть до римского нашествия на Иудею, случившегося сто лет спустя, в 63 году до н. э.

Однако политическая независимость не привела, вопреки надеждам многих, к восстановлению иудейской религиозной идентичности. Иудейские правители из рода Хасмонеев стали злоупотреблять своей властью, незаконно присвоили себе определенные привилегии и своей деятельностью подорвали иудейские религиозные и общественные институты[326]326
  Когда Ионафан, младший сын Маттафии и преемник Иуды Маккавея, присвоил себе первосвященнический титул в 152 году до н. э., примерив на себя столь привлекательную мессианскую мантию священника и царя, в отношениях между правящим кланом Хасмонеев и фарисеями возникла трещина отчуждения; ср.: Hengel, Judaism and Hellenism, 1:175–180, 306; Louis Finkelstein, The Pharisees: The Sociological Background of Their Faith, vol. 2 (Philadelphia: The Jewish Publication Society of America, 1946), 619; Tcherikover, Hellenistic Civilization and the Jews, 254–262; Bright, A History of Israel, 458–464; Green, Alexander to Actium, 522–524.


[Закрыть]. Несмотря на восстановление иудейской государственности, борьба за сохранение национального духа по-прежнему не утихала. По сути дела, голоса, соперничавшие за влияние в религиозной сфере, громко звучали как в период национальной независимости, так и во времена иноземной оккупации[327]327
  Tcherikover, Hellenistic Civilization and the Jews, 256, 257.


[Закрыть].

На основании имеющихся сведений можно сделать вывод, что борьба за иудейскую самобытность и против ассимиляции началась с усилий Неемии, направленных на восстановление субботы. Его действия, в свою очередь, были продиктованы убежденностью в том, что вавилонский плен стал результатом уступок иноземному и «языческому» влиянию. Эта борьба получила новый импульс два с лишним столетия спустя после попытки Антиоха силой ассимилировать иудеев. Причем в годы, последовавшие за этой неудачной попыткой Антиоха, поиски религиозной аутентичности только усилились[328]328
  Feldman, Jew and Gentile in the Ancient World, 420.


[Закрыть]. Именно в этот период появились фарисеи, о которых мы читаем в Евангелиях. Они вели свое происхождение от хасидим, появившихся во время маккавейского восстания, а может быть, даже и от людей, ставших во главе реформы времен Ездры и Неемии[329]329
  Hengel, Judaism and Hellenism, 1:175–180


[Закрыть]. Эта группа пыталась соперничать за влияние на народ. Религиозные вожди фарисеев, жившие на заре христианской эры, видели свою главную задачу в сохранении идентичности своего народа. Фарисеи были приверженцами идеологического принуждения[330]330
  Одно из свидетельств, как указывает Чериковер (Hellenistic Civilization and the Jews, 256), состоит в том, что правители из рода Хасмонеев пользовались поддержкой фарисеев, когда проводили политику насильственной иудизации населения в Палестине (1 Мак 3:1–9).


[Закрыть], при этом они разделяли национальные, коллективные устремления.

ВОПРОС ИДЕНТИЧНОСТИ ЗАНИМАЛ ГЛАВЕНСТВУЮЩЕЕ ПОЛОЖЕНИЕ В СОЗНАНИИ ИУДЕЕВ, БЫЛ ДЛЯ НИХ КАМНЕМ ПРЕТКНОВЕНИЯ ВСЯКИЙ РАЗ, КОГДА СНАРУЖИ РАЗДАВАЛСЯ СТУК В ИХ НАЦИОНАЛЬНУЮ ДВЕРЬ

Сохранение идентичности оставалось в центре внимания разных религиозных лидеров, о которых упоминают Евангелия. О нем же ратуют и оппоненты апостола Павла, о которых он сам упоминает в своих новозаветных посланиях. Даже господствовавший в то время на политической арене класс саддукеев выступал против Иисуса, ссылаясь на интересы народа (Ин 11:48–50). В книге Деяния апостолов говорится, что Павел был взят под стражу по подозрению в том, что провел своего спутника язычника Трофима в ту часть храма, куда разрешалось входить только иудеям (Деян 21:27–30). Наиболее показательным в этом смысле является рассказ Павла о малодушии Петра, проявленном в Антиохии, когда тот воздерживался от застолья с христианами из язычников, дабы не навлечь на себя нарекания христиан из иудеев (Гал 2:11–14). Эти и другие им подобные примеры[331]331
  См. также эпизод с описанием сна Петра и принятия язычника Корнилия в Деян 10:1–48.


[Закрыть] подтверждают, что вопрос идентичности занимал главенствующее положение в сознании иудеев, был для них камнем преткновения всякий раз, когда снаружи раздавался стук в их национальную дверь.