Текст книги "Седьмой день. Утраченное сокровище Библии"

Нельзя не отметить также растущее среди ученых осознание того, что о происхождении седьмого дня и его смысловом наполнении говорится в Библии и только в Библии. Другие источники по этому поводу хранят молчание. Предпринимаются многочисленные попытки обнаружить какого-нибудь предшественника седьмого дня в языках и в руинах Ближнего Востока, но они не имеют успеха. По этому поводу среди подавляющего большинства исследователей наблюдается удивительное единодушие. Роланд де Во, ведущий католический специалист по древнему Ближнему Востоку, утверждает, что седьмой день восходит к самым истокам библейской религии[52]52
  Roland de Vaux, Ancient Israel, vol. 2, trans. John McHugh [New York: McGraw-Hill, (1965), 479. Роланд де Во, принимая парадигму критики источников, обнаруживает седьмой день во всех «слоях»: «Он упоминается в кодексе завета Элохиста (Исх 23:12), в кодексе Яхвиста (Исх 34:21), в двух редакциях Десяти заповедей (Втор 5:12–14 и Исх 20:8–10) и в жреческом кодексе (Исх 31:12–17), то есть во всех традициях Пятикнижия» (с. 479).


[Закрыть]. Бревард Чайлдс отмечает, что «по общему мнению суббота очень глубоко укоренена в традиции»[53]53
  Brevard Childs, The Book of Exodus (Philadelphia: Westminster Press, 1974), 414.


[Закрыть]. Джон Маккензи согласен с тем, что «ничего подобного нет ни в каких других источниках»[54]54
  John L.McKenzie, A Theology of the Old Testament (London: Geoffrey Chapman, 1974), 79.


[Закрыть], то есть вне Библии. Имеющиеся свидетельства не дают нам основания говорить, что другие народы древнего Ближнего Востока тоже соблюдали седьмой день. Нильс-Эрик Андреасен отмечает, что «субботу до сей поры так и не удалось обнаружить в каких-либо небиблейских источниках»[55]55
  Adnreasen, Rest and Redemption, 23; cf. idem, The Old Testament Sabbath: A Tradition-Historical Investigation (SBLDS 7, Missoula, MT: Society of Biblical Literature, 1972); idem, “Recent Studies of the Old Testament Sabbath: Some Observations,” ZAW 86 (1974): 453–469.


[Закрыть].

Таким образом, молчание прочих летописей оставляет Библию основным, если не единственным, источником информации о происхождении субботы и ее значении, и именно библейская информация должна направлять нас в нашей оценке седьмого дня.

Седьмой день наделен внушительным набором смыслов уже в первом библейском отрывке, в котором о нем говорится. Эти смыслы связаны с такими понятиями, как замысел, сила, личностные особенности, взаимоотношения, любовь и личное присутствие. Через седьмой день провозглашается благословение человеческому существованию, причем благословение это обращено в будущее, возвещает о том, что в полной мере осуществится в грядущем.

В еврейском тексте Библии говорится, что на седьмой день Бог завершил дела Свои, которые Он делал (Быт 2:2). Переводя Ветхий Завет с древнееврейского языка на древнегреческий, переводчики были настолько озадачены этим оборотом в тексте, что не нашли ничего лучшего, чем бесцеремонно написать: «Бог завершил дела Свои в шестой день» (Быт 2:2, Септуагинта), пустившись таким образом в редактирование, которое выходит за рамки общепринятых правил перевода. Но ряд ученых все же обращает внимание на то, что сообщение о седьмом дне в этом стихе звучит по-особенному торжественно и возвышенно. Так, Джон Скиннер пишет, что о седьмом дне здесь говорится «на необыкновенно торжественном и глубоком по смыслу языке», отмечая также, что «представления автора о субботе и ее святости настолько реалистичны, что современное сознание не в силах их охватить»[56]56
  John Skinner, A Critical and Exegetical Commentary on Genesis (ICC; Edinburgh: T.&T.Clark, 1910), 35.


[Закрыть]. Осознавая, что седьмой день представлен в Библии как самый важный, удивленный Гордон Венхэм отмечает, что этот день – «это самое первое в Писании, что было освящено, что первым приобретает тот особый статус, который присущ одному лишь Богу. Именно так книга Бытие подчеркивает священный характер субботы»[57]57
  Gordon J. Wenham, Genesis 1—15 (WBC; Waco: Word Books, 1987), 36.


[Закрыть].

ЧЕРЕЗ СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ПРОВОЗГЛАШАЕТСЯ БЛАГОСЛОВЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ СУЩЕСТВОВАНИЮ, ПРИЧЕМ БЛАГОСЛОВЕНИЕ ЭТО ОБРАЩЕНО В БУДУЩЕЕ

Неожиданное появление седьмого дня в тексте – это лишь один из целого перечня сюрпризов в библейском рассказе о творении. В отличие от вавилонского эпоса о сотворении мира библейская история не содержит в себе так называемой теогонии, то есть отчета о том, как появились сами боги. Библейское повествование начинается с Бога, Которому ничего не предшествует. Бог – первоисточник всего сущего, Тот, Кто полагает всему начало. Кассуто пишет, что

затем появилась Тора и стала парить, словно на орлиных крыльях, высоко над всеми этими понятиями. Никакого многобожия, только один Бог; никакой теогонии, ибо у Бога нет семейного древа; никаких противоборств различных волеизъявлений, но единая Воля, всем управляющая, без всяких помех и преград; никакого божества, тесно связанного с природой и полностью или частично с нею отождествляемого, но Бог, пребывающий вне ее, а природа и все ее составляющие, включая Солнце и прочие небесные тела, это всего лишь Его творения, Его волей вызванные к существованию[58]58
  Cassuto, Genesis, 8.


[Закрыть].

Соответственно, седьмой день стоит особняком среди всего, что было создано Богом за неделю творения. Он был преднамеренно наделен святостью Творца, ибо таков был замысел Божий от начала.

Бог не имеет начала, но при этом без Бога никакого начала быть не может. В первом же предложении в Библии, где сказано, что «в начале сотворил Бог…», автор использует сказуемое, соотносимое с подлежащим особого рода. Слово, означающее «творить», а именно bara, подразумевает способности, присущие исключительно Богу. В Ветхом Завете глагол bara используется только с субъектом – Богом; по Библии, человек на подобное не способен[59]59
  Walter Zimmerli, The Old Testament and the World, trans. John J.Scullion (London: SPCK, 1976), 22; cf. Thomas J. Finley, «Dimensions of the Hebrew Word for “create” (bara’),» DSac 148 (1991):409–423.


[Закрыть]. Творение – это своего рода Божий отличительный знак, «торговая марка», на которую Он обладает авторским правом и никто на это право не в состоянии покуситься, потому что конкурентов просто не существует. Сделав седьмой день кульминационным событием творения, Библия решительно отвергает любые притязания природы на самоорганизацию. Напротив, чудо творения пронизывает библейское сознание от начала до конца[60]60
  При том, что библеисты в целом согласны, что древнееврейское слово bara’, «творить», употребляется только по отношению к Богу, они не могут прийти к единому мнению относительно сути Божьей творческой деятельности. Творил ли Он ex nihilo («из ничего») или просто упорядочил хаос? Левенсон (Creation and the Persistence of Evil, 3, 47) утверждает, что «мы можем уловить суть творения в древнееврейской Библии благодаря слову “владычество”», которое не отражает в себе идею творения из ничего. Данные разночтения оказывают серьезное влияние на еврейское понимание реальности зла, как мы увидим в следующей главе.


[Закрыть]. «И сказал Бог», – повторяет книга Бытие снова и снова, подчеркивая, что в этом мире ничего не происходит вне зависмости от Божественной воли (Быт 1:3, 6, 9, 11, 14, 20, 24, 26).

Есть в книге Бытие и другие особенности, которые отличают ее от мифов, бытовавших в древних культурах. Солнце было верховным божеством в Египте, Вавилоне и Ассирии, при этом прочие небесные тела тоже были богами, игравшими вспомогательные роли. В этих культурах происхождение мира приписывалось видимым небесным объектам, тогда как Библия этот взгляд недвусмысленно отвергает. По Библии небесные тела появились только на четвертый день творения (Быт 1:14–18). «Солнце, Луна и небесные тела существуют в нынешнем виде только потому, что так захотел Творец. Библия избегает даже самих названий: – Шемеш (Солнце) и Яреах (Луна), которыми соседи Израиля обозначали определенных богов; вместо этого они как бы с пренебрежением названы светилом большим и светилом меньшим», – пишет Уолтер Циммерли[61]61
  Zimmerli, Old Testament and the World, 23.


[Закрыть]. В библейском рассказе о творении небесные тела не имеют никаких личностных качеств, и их функция ограничивается тем, что они всего-навсего отделяют день от ночи.

ТВОРЕНИЕ – ЭТО СВОЕГО РОДА БОЖИЙ ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЙ ЗНАК, «ТОРГОВАЯ МАРКА», НА КОТОРУЮ ОН ОБЛАДАЕТ АВТОРСКИМ ПРАВОМ

Итак, творение стало основополагающим событием, сыгравшим определяющую роль в человеческом бытие. В одной довольно интересной книге, написанной в XIX веке, ее автор, Джон Эндрюс, проводит грань между Творцом и творением. По его словам, седьмой день «постоянно напоминает об истинной причине, по которой мы должны поклоняться Богу… Подлинное основание для богопоклонения, причем не только в седьмой день, но во всякое время, состоит в различии между Творцом и тем, что Он сотворил»[62]62
  John N.Andrews, History of the Sabbath and First Day of the Week, 3^rd ed. [Battle Creek: Review and Herald, 1887 (repr., Sunfield, MI: Family Health Publications, 1998)], 515.


[Закрыть].

За несколько десятилетий до выхода в свет этой книги Эндрюса датский философ и богослов Сёрен Кьеркегор обрушил всю мощь своей риторики на ведущих философов и богословов своего времени, превозносивших роль человечества и принижавших роль Бога. Кьеркегор говорил о «безмерном качественном различии» между Богом и людьми, проводя ту же грань, что и Эндрюс[63]63
  Soren Kierkegaard, Practice in Christianity, ed. and trans. Howard V.Hong and Edna H.Hong [Princeton: Princeton University Press, 1991 (org. Danish version 1848)], 131.


[Закрыть]. Человек должен воздерживаться от вторжения в Божьи пределы; он должен осознать собственную ограниченность; он должен меньше говорить и больше слушать. Затронув ту же тему семьдесят лет спустя, Карл Барт, явно отсылая своих читателей к Кьеркегору, настаивал на том, что люди должны смириться с тем, что «Бог на небесах, а мы на земле». Выдвигая это различие на передний план, Барт утверждал, что взаимоотношения «между таким Богом и таким человеком для меня, собственно, представляются главной темой Библии и сущностью философии»[64]64
  Karl Barth, The Epistle to the Romans, 6^th ed., trans. Edwyn C.Hoskyns [London: Oxford University Press, 1968 (1933), 9–10]. Впервые точка зрения Барта по этому поводу была обозначена в предисловии ко второму изданию от 1921 года.


[Закрыть]. Данный взгляд абсолютно соответствует той связи, которая существует между творением и седьмым днем. Это вывод, который вполне укладывается в рамки библейского рассказа о творении. Однако это еще не все.

В книге Бытие сказано, что «совершил Бог… дела Свои, которые Он делал» (Быт 2:2). Тем самым подчеркивается аспект, который нередко упускается из виду. В Библии сообщается как о начале, так и о завершении процесса творения. Барт отмечает, что «Бог не стал продолжать в седьмой день Свое дело и не превратил его в бесконечную череду творческих актов»[65]65
  Karl Barth, Church Dogmatics, vol. III, part 2, The Doctrine of Creation, trans. Harold Knight, G.W.Bromiley, J.K.S.Reid, and R.H.Fuller (Edinburgh: T.&T.Clark, 1960), 457.


[Закрыть]. Прекращение и завершение творческой деятельности указывают на личностные качества Творца и определенный замысел. Развивая эту мысль, Жак Эллюль, плодовитый французский социолог и богослов, дает такую трактовку творения, в которой Богу отводится Значительно большая роль, чем просто быть первопричиной. Причина не в силах остановить процесс. «Причина не может перестать быть причиной, иначе она исчезнет вовсе, – пишет Эллюль. – Она должна оказывать свое воздействие до бесконечности. Таким образом, Бог не есть причина, ибо сказано, что Он решил остановиться»[66]66
  Jackues Ellul, What I Believe, trans. Geoffrey W. Bromiley (Grand Rapids: Wm..B.Eerdmans Publishing Company, 1989), 153.


[Закрыть].

ПРОСТАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ НЕ ПОЗВОЛИЛА БЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ ДОСТИЧЬ ЗАНЯТЫХ ВЫСОТ

Это весьма важное наблюдение, потому что подчеркивание мысли о том, что Бог завершил Свое дело, выделяет библейское повествование в совершенно особую категорию. Допустим, творение можно было бы начать как-то иначе, предпринять на первых порах иные шаги. А можно ли было бы его завершить? Как его остановить, когда оно началось? Если говорить о запуске творческого процесса, то можно было бы дать ему разные объяснения, но библейское повествование ясно дает понять, что за этим процессом стоял определенный замысел и его можно было остановить, когда этот замысел осуществился.

Библия говорит, что так были «совершены небо и земля… И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал» (Быт 2:1, 2). В этих словах мысль о завершении творческой активности выделена особо. Здесь описан процесс творения, у которого нет аналогов. И седьмой день как раз и возвещает о прекращении творческих усилий, имея целью подчеркнуть, что у Бога был точный, ограниченный определенными рамками, замысел. От начала до конца события, происходящие при творении, отмечены печатью значимых решений, и все повествование проникнуто мощным ощущением замысла и цели, о наличии которых свидетельствует прежде всего сотворение человека. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему… И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт 1:26, 27). Простая случайность не позволила бы творческому процессу достичь таких высот, и никто даже не рассматривал всерьез такую возможность до последних столетий.

Наблюдение, сделанное Эллюлем, показывает, что в центре повествования о творении стоит Бог, обладающий личностными качествами. В этом творческом процессе задействована Личность. Безличная сила не смогла бы прервать этот процесс. Фактор седьмого дня проявляет себя не столько в том, что Бог начал Свой созидательный труд, сколько в том, что Он его завершил. Творение безусловно подразумевает проявление Божественной силы, но покой в седьмой день служит отражением Божьей личности более, нежели Его безграничной силы.

Осознание того что в повествовании о творении и в освящении седьмого дня отражены личностные качества Божества, подводит нас к четвертому умозаключению. В библейском тексте сказано, что Бог субботствовал (Быт 2:2). В различных библейских переводах это понятие передано такими глаголами, как «почить», «покоиться», «отдыхать». Однако слово «покоиться» окружено аурой бездействия, инертности, которая несколько противоречит кульминационному характеру всего поветствования, то есть это слово недостаточно точно отражает изначальный смысл текста. Есть достаточно обоснованное мнение, что для перевода здесь более подходит слова «перестать» или «прекратить». У каждого из этих глаголов много сопутствующих значений[67]67
  S.R.Driver, The Book of Genesis (London: Methuen&Co., 1904), 18; Skinner, Genesis, 37. Данный взгляд находит серьезное подтверждение в этимологическом анализе. Гнана Робинсон [Gnana Robinson, “The Idea of Rest in the Old Testament and the Search for the Basic Character of the Sabbath,” ZAW 92 (1980): 42] показывает, что корень sbt «означает прежде всего “подходить к концу” и в контексте, не связанном с субботой, никогда не употребляется в значении “отдыхать от работы”».


[Закрыть]. Они ассоциируются с прибытием – когда, к примеру, корабль входит в гавань после долгого плавания или поезд прибывает на станцию и останавливается у перрона. Слово «прекратить», как правило, связано с тем, что ему предшествовало. Помимо перехода от какой-то деятельности к состоянию покоя в этом глаголе ощущается предвкушение встречи с тем, кого давно хотел увидеть. Если «покой» ассоциируется с образом припаркованного на стоянке автомобиля, то «прекращение» указывает на момент самого прибытия на стоянку. В контексте рассказа о творении прекращение подразумевает радость от встречи и общения.

Подтекст седьмого дня, указывающий на некие взаимоотношения, нередко оказывается в тени идеи о Божьей силе, проявившей себя в сотворении. Читатели, как правило, склонны обращать внимание на могущество Божье, на Его власть и величие как на более типичные черты личности Творца. Богу действительно свойственны сила и суверенная власть, однако в учреждении седьмого дня более всего проявила себя отнюдь не сила. Когда Бог прекращает Свою творческую деятельность и освящает седьмой день, мы видим, как Он входит в устойчивые взаимотношения с творением. «Почив на седьмой день, Бог тем самым вступил во временные рамки сотворенного порядка», – говорит Фретхейм[68]68
  Fretheim, God and the World in the Old Testament, 63.


[Закрыть]. Таким образом, близкие отношения как бы заслоняют собой Его величие; во всяком случае в библейском отрывке, где сказано о седьмом дне, просматривается Божье желание наладить отношения с человеком, а для этого нужно, чтобы грандиозная сила Божья и Его величие не бросались в глаза и не напугали человека при Его приближении.

Нам необходимо сделать еще один шаг в данном направлении, потому что богословская традиция настолько однобока в своем акценте на Божественном величии, что аспект взаимоотношений между Богом и человеком чаще всего остается без должного внимания. Если мы будем воспринимать седьмой день как указание на данные отношения, это обогатит богословие творения и, возможно, исправит перекос в сторону Божьего владычества и могущества, который подразумевает отчуждение. Юрген Молтманн постарался высветить эту сторону седьмого дня, предположив, что «Бог, покоящийся пред лицом Своего творения, в этот день не возвышается и не господствует над миром: Он “прислушивается” к миру; Он поддается влиянию с его стороны, позволяя тому, что Им было сотворено, прикоснуться к Нему. Он принимает сотворенное сообщество как Свое окружение»[69]69
  Jürgen Moltmann, God in Creation: An Ecological Doctrine of Creation, trans. Margaret Kohl (London: SCM Press, 1985), 279.


[Закрыть]. Смирение отнюдь не противоречит величию, и близкое общение с творением в седьмой день отнюдь не сводят Божественную власть на нет, и все же смирение и близость – это весьма неожиданные составляющие седьмого дня в рассказе о творении, которыми чаще всего пренебрегают. Как отмечает Михаэль Велкер, «созидающий Бог – это не только Бог действующий, но еще и реагирующий, тот Бог, Который откликается на то, что Он созидает»[70]70
  Michael Welker, Creation and Reality, trans. John F.Hoffmeyer (Minneapolis: Fortress Press, 1999), 10.


[Закрыть]. Седьмой день носит интерактивный характер. Он был учрежден, чтобы Бог мог приобщиться к опыту людей, войти в их жизнь.

Божий покой, прекращение творческого процесса в седьмой день, позволяет сделать еще одно наблюдение (уже пятое по счету) о том, что за мотив стоит за творением и седьмым днем. Так что же заставило Бога учредить седьмой день и сопроводить его столь значимой церемонией? Карл Барт весьма тонко подмечает, что характерная Божья черта, открывающаяся нам «в покое седьмого дня, это Его любовь»[71]71
  Karl Barth, Church Dogmatics, vol. III, part 1, The Doctrine of Creation, trans. J.W.Edwards, O.Bussey, and Harold Knight (Edinburgh: T.& T.Clark, 1958), 215.


[Закрыть].

С ПЕРВЫХ ДНЕЙ ТВОРЕНИЯ ЛЮБОВЬ СЛУЖИТ ТЕМ ИСТОЧНИКОМ, ИЗ КОТОРОГО ПРОИСТЕКАЮТ ВСЕ ЕГО ДЕЯНИЯ. ОНА – СРЕДОТОЧИЕ ВСЕГО

Что могло побудить Бога положить предел Своей творческой деятельности, да еще и подчеркнуть значимость этого события освящением седьмого дня? Если, остановив творческий процесс, Создатель нисходит к творению, потому что любовь Божья «не ищет своего» (1 Кор 13:5), то разве не следует из этого, что Божью любовь можно распознать даже в многообразии современных представлений о любви? Творение, ради которого Бог почил в седьмой день и освятил его, крайне важно для Него. Безусловно, «причина, по которой Он прекращает Свой труд в седьмой день, заключается в том, что Он уже обрел предмет Своей любви и творить дальше нет необходимости»[72]72
  Barth, Church Dogmatics III, 1, 215.


[Закрыть].

Поразительно! С одной стороны, выраженная таким образом любовь Божья наглядно показывает, насколько ценен человек в Его глазах. С другой стороны, седьмой день, в рамках данного толкования, свидетельствует о том, что, созидая этот мир, Бог был движим именно любовью, которая составляет саму суть Его характера и была главным фактором Его творческой деятельности с самого начала. Именно любовь становится главной отличительной чертой в том, как описывает Бога Иоанн в Новом Завете. «Кто не любит, тот не познал Бога, – пишет он, – потому что Бог есть любовь» (1 Ин 4:8). Однако в свете седьмого дня, учрежденного при творении, не стоит воспринимать слова «Бог есть любовь» как более позднее откровение. Любовь была присуща Богу от начала. С первых дней творения любовь служит тем источником, из которого проистекают все Его деяния. Она – средоточие всего.

Итак, по свидетельству книги Бытие и по утверждению Карла Барта, самое важное, что нам нужно знать о Боге-Творце, это то, что Бог есть любовь. Именно об этом возвещает седьмой день. Так что с самого своего возникновения седьмой день был отнюдь не на периферии библейского сознания. Бог прекращает Свой созидательный труд, чтобы насладиться общением с человеком, которого Он сотворил. А это значит, что седьмой день говорит о ценности людей в глазах Бога. На передний план в первом библейском упоминании о седьмом дне выходит Божий дар, а не обязанность человека, словно Бог обращается к нам и говорит: «Я прекращаю трудиться в этот день не только для того, чтобы вы признали и полюбили Меня, но и для того, чтобы показать вам, что Я признаю и люблю вас».

Когда богословы ожесточенно спорят на какую-нибудь важную тему, имеющую отношение к Ветхому Завету, они частенько похожи на слепцов, которые пытаются описать внешность слона и при этом считают отдельную часть слоновьего тела, которую им довелось ощупать, наиважнейшим ключом к постижению целого. При том что большинство предложенных вариантов имеют свои достоинства и вносят свой вклад в раскрытие тех или иных библейских тем, я хотел бы особо выделить богословскую концепцию присутствия, которая явно просматривается в Ветхом Завете. Вера в Яхве прежде всего означает веру в Божественное присутствие. По этому поводу Эдмон Жакоб пишет, что «когда израильтяне произносят имя Яхве, они помышляют не столько о вечности, сколько о Его присутствии»[73]73
  Edmond Jacob, Theology of the Old Testament, trans. Arthur W.Heathcore and Philip J. Allcock (London: Hodder and Stoughton, 1958), 52.


[Закрыть]. Самуэль Террьен считает, что «реальность присутствия Божьего находится в центре библейской веры»[74]74
  Terrien, The Elusive Presence, xxvii.


[Закрыть]. Он утверждает также, что Божественное присутствие «всегда эфемерно, едва уловимо»[75]75
  Ibid.


[Закрыть], однако это его свойство лучше оставить на потом. А сейчас нам нужно сделать особый упор именно на идею присутствия, отчасти потому, что она разительно отличается от господствующего в нашем мире ощущения Божьего отсутствия, но более всего потому, что реальность Божьего присутствия лежит в основании Божественного покоя в седьмой день.

Отделив седьмой день от прочих дней недели, Бог отнюдь не дистанцировался от Своего творения. Он не похож на часовщика, который смастерил часы, завел их и оставил без присмотра. Нет, Бог седьмого дня – это Бог, Который рядом; Он предан Своему творению, Он лично участвует в его делах[76]76
  Так, Герхард фон Рад [Old Testament Theology, vol. 1, trans. D.M.G. Stalker (London: SCM Press, 1975), 148] утверждает: «Мы совершим большую ошибку, если, прочитав о покое Божьем по завершении творения, придем к выводу, что Бог каким-то образом отвернулся от мира; как раз наоборот: милостивый Бог неким загадочным образом повернулся к Своему творению».


[Закрыть]. Идея присутствия играет здесь ключевую роль, потому что, согласно книге Бытие, история начинается именно с Божественного присутствия, реальность которого находит яркое подтверждение в седьмом дне. На бытийный вопрос «кто мы?» многие люди отвечают так: мы – плод слепого случая, и нам не на кого опереться или возложить ответственность за наше появление на свет. Но концепция седьмого дня отвечает иначе: мы сотворены по образу Божьему. Мы вовсе не дело случая, мы не «сироты в мире, где не будет никакого завтра», как пела когда-то Джоан Баэз.

Торжественные слова, которые наделяют седьмой день уникальным статусом в книге Бытие, «несут в себе идею избранности и отличия от прочих»[77]77
  Skinner, Genesis, 38.


[Закрыть]. Венхэм видит некий парадокс в том, что «день, в который Бог воздерживается от творческой деятельности, провозглашен благословенным», но при этом соглашается с тем, что благословение, которым Бог благословил седьмой день, действительно делает его благословением для тех, кто оказывается в сфере его влияния[78]78
  Wenham, Genesis, 36.


[Закрыть]. Это ключевой момент: Скиннер поясняет, что «благословение – это высказанное вслух доброе пожелание; в практическом смысле оно означает наделение тех или иных понятий или предметов полезными качествами на неопределенно долгий срок»[79]79
  Skinner, Genesis, 38.


[Закрыть]. В таком случае «суббота – это постоянный источник благополучия для человека, который признает ее истинную сущность и назначение»[80]80
  Там же.


[Закрыть].

ПОНЯТИЕ БЛАГОСЛОВЕНИЯ СТАЛО ЧУЖДЫМ ДЛЯ СОВРЕМЕННОЙ ЖИЗНИ

Таким образом, благословение выходит на передний план, тесно переплетаясь с Божьей любовью и Божьим присутствием, которые составляют неотъемлемую часть седьмого дня. Более того, выражение «передний план» следует понимать буквально, потому что седьмой день – исполненный Божьего присутствия, Его любви и благословения – знаменует в книге Бытие начало человеческого существования. Барт справедливо подмечает, что седьмой день наступает в конце недели, но та неделя была для людей совсем не похожа на нынешние, когда они шесть дней подряд трудятся в поте лица. Тот седьмой день был нужен не для того, чтобы дать людям передышку после тяжкого труда. Поскольку «Божий седьмой день был первым днем для человека»[81]81
  Barth, Church Dogmatics, III.2, 457.


[Закрыть], он самым наглядным образом показывает, какие у человека должны быть жизненные приоритеты. Или, если говорить еще конкретнее, седьмой день обозначает, высвечивает Божьи приоритеты. Когда мы осознаем, что человеческая эпоха «началась с дня покоя, а не с трудового дня»[82]82
  Ibid., 458.


[Закрыть], то основным смыслом жизни для нас становятся духовные устремления, тесные, осмысленные взаимоотношения с Творцом.

Авраам Джошуа Хешель, иудейский богослов, просветитель и философ, развенчивает богословскую концепцию седьмого дня, которая помещает этот день в утилитарные рамки, то есть рассматривает его как день отдыха после трудовой недели, цель которого – подзарядить батарейки для дальнейших трудовых свершений. Мы привыкли думать, что сначала работа, а потом уже отдых, и никак иначе. Но «Библия мыслит иначе, – пишет Хешель. – Суббота как день покоя, как день воздержания от труда предназначена не для восстановления потраченных сил и не для приготовления к предстоящей трудовой неделе. Суббота в библейском понимании – это день, учрежденный ради жизни»[83]83
  Heschel, The Sabbath, 14.


[Закрыть]. Тем самым Хешель подчеркивает важность такого понятия, как благословение, которое стало чуждым для современной жизни, и исправить сложившееся положение можно лишь с помощью длительной реабилитации.