Электронная библиотека » Сильвия Симмонс » » онлайн чтение - страница 11

Текст книги "Леонард Коэн. Жизнь"


  • Текст добавлен: 21 апреля 2022, 17:08


Автор книги: Сильвия Симмонс


Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Согласно другим источникам, в тот день Джуди не услышала ничего, что могло бы ей пригодиться, но предложила Леонарду сообщить ей, если он напишет что-то ещё; в декабре 1966 года он позвонил ей из дома своей матери в Монреале и спел «Suzanne». «Чушь собачья, – говорит Коллинз. – Мы сразу же решили, что я запишу «Dress Rehearsal Rag», а на следующий день добавили к ней «Suzanne». В пользу слов Коллинз говорит тот факт, что альбом In My Life вышел уже в ноябре 1966 года. Джек Хольцман подтверждает, что Коллинз записала песни Коэна практически сразу же. «Они были превосходны, – говорит Хольцман, – само качество этих песен, их простая сложность, внутренние рифмы – эти тексты волшебны своей законченностью. Ты слушаешь песню Леонарда, и когда она заканчивается, ты знаешь, что он сказал всё, что имел сказать: он не бросил дело на полдороге, довёл песню до конца. Эти две песни оказались тем клеем, без которого альбом не был бы цельным». Остальные песни были уже готовы, готова была и фотография для обложки: оставалось только внести изменения в список песен и авторов – и пластинка появилась в магазинах и начала подниматься в чартах, чтобы попасть в топ-50.

Первое появление «Suzanne» в эфире состоялось на нью-йоркской радиостанции WBAI. «Джуди Коллинз вела регулярную программу, – вспоминает диск-жокей Боб Фэсс. – У неё был час, в который она пела сама, ставила пластинки и приглашала других музыкантов; это была очень популярная программа. Я был звукорежиссёром. Джуди давала мне свои новые пластинки немного заранее, чтобы я ставил их в своей собственной программе. Она показала мне «Suzanne», и я спросил: «Джуди, это ты написала?» «Нет, – ответила она, – это Леонард Коэн». «Кто такой Леонард Коэн?» – «Канадский поэт». Интересно, что после того, как Джуди Коллинз упомянула его имя, ко мне на Гринвич-авеню пришла молодая женщина. Она поднялась по ступенькам и сказала: «Я пришла поговорить о Леонарде Коэне», – и мы провели вместе несколько очень приятных часов. Кажется, это была его подруга – я чувствовал, что меня как будто проверяют. И больше я её не видел. Такая загадочная история».

Коллинз так горячо поддерживала Леонарда, так щедро расточала ему комплименты, что многие решили, будто они любовники. «Любовниками мы не были, – говорит Коллинз. – Он из тех опасных мужчин, с которыми я легко могла связаться и влипнуть. Он был очаровательным, интересным, очень глубоким человеком, но я никогда не испытывала к нему таких чувств. Я влюбилась в его песни, а этого уже более чем достаточно. Достаточно, – смеётся Коллинз, – чтобы влипнуть… Но его песни – ничего подобного больше не было. И никого, включая Дилана. Леонард был дилетантом в музыке, он этому не учился, но благодаря, я думаю, своему уму и просто упрямству он сам научился играть на гитаре и сочинял очень необычные песни – с нестандартной мелодической структурой, с неожиданными сменами аккордов и внезапными зигзагами в каждой песне. Они талантливы, они красноречивы, это настоящая литература, они просто за гранью. Вот что меня покорило. И ещё сам тот факт, что еврей из Канады может разобрать Библию по кусочкам и объяснить католикам, что к чему, про каждую историю, которую, как им кажется, они прекрасно знают».

Леонард и дальше продолжал присылать Джуди Коллинз свои песни. «Он всё время писал новые песни. К этому времени я уже так влюбилась в его вещи, что была готова записывать всё, что он мне присылал. И, как вы знаете, я практически так и делала – [записывала] всё что было, всё подряд. Кажется, у меня практически на каждом альбоме с тех пор была песня Леонарда». На альбоме 1967 года Wildflowers, который стал первым альбомом Джуди Коллинз, попавшим в топ-5 чартов, песен Леонарда было три: «Sisters of Mercy», «Priests’ и «Hey, That’s No Way to Say Goodbye». Последняя была написана под шум батареи и подтекающего крана в четырёх тонких стенах номера того самого отеля на 34-й улице. Песня восстала «с видавшей виды кровати в отеле «Пенн Терминал» в 1966 году, – писал Леонард в сопроводительном тексте к своей пластинке Greatest Hits 1975 года. – В комнате слишком жарко. Открыть окна я не могу. Я в самом разгаре жестокой ссоры с одной блондинкой. Песня написана наполовину, карандашом, но она защищает нас, пока каждый из нас маневрирует, стремясь к безусловной победе. Это не та комната. Это не та женщина» [15]. Женщина эта была не Марианна – хотя Леонард вспоминает, что Марианна, увидев текст песни в его блокноте, спросила, о ком это написано. Марианна в то время была на Гидре. В бурном водовороте нью-йоркской жизни казалось, что до Гидры – миллионы и миллионы километров.

Не прошло и двух месяцев с приезда Леонарда в Манхэттен, как он уже обзавёлся менеджером, а две его песни вышли на альбоме известной певицы. К своей радости, он обнаружил, что может сочинять песни «на бегу» [16], что писательство вовсе не обязательно должно быть таким мучительным испытанием, как было у него с «Прекрасными неудачниками». Оказалось, что он может на самом деле жить той жизнью, которой когда-то жил на экране: в дешёвом отеле, без обязательств, с возможностью сбежать в любой момент. Переезд в Нэшвилл Леонард отложил на потом. Вместо этого он собрал чемодан и перебрался в отель «Генри Гудзон» на 57-й Западной улице. В середине шестидесятых это был ещё не шикарный бутик-отель, как сегодня: он был скорее дешёвой версией отеля «Челси» и своим видом и запахами напоминал викторианский госпиталь для неимущих. Если бы устроили перепись наркоманов, шаромыжников, люмпенов без определённых занятий и нищих художников, то многие его постояльцы отметились бы в этом списке.

Половину комнаты, в которой поселился Леонард, занимала одноместная кровать под вытертым покрывалом, на окне висела цветастая занавеска. Но окно, по крайней мере, можно было закрыть, а в отеле был бассейн, а также гашиш и несколько молодых женщин, которые были не прочь согреть Леонарда холодной ночью: высокая шведка, которая занималась йогой и подрабатывала проституцией; хорошенькая молодая писательница, которой едва исполнилось двадцать и которая пыталась отвертеться от обвинения в продаже наркотиков (в этой борьбе Леонард немного помогал ей деньгами); наконец, очаровательная бездомная художница, которую Леонард пригласил пожить к себе и которая, как оказалось, разделяла его интерес к Екатерине Текаквите. На двери собора Св. Патрика (на Пятой авеню, между 50-й и 51-й улицами) имелся горельеф Екатерины, и Леонард совершал туда регулярные паломничества: взбирался по каменным ступеням и клал перед её изображением цветок.

* * *

Монреальская фолк-сцена, наверное, не смогла бы выстоять в поединке против гринвич-виллиджской, но всё же жила и прекрасно развивалась. Пенни Лэнг пела и играла на гитаре в монреальских кофейнях с 1963 года. «Если тебе нравилась фолк-музыка, её не нужно было искать: она, кажется, была повсюду. Было семь или восемь кофеен [где все выступали], но очень часто мы играли музыку спонтанно – в парках и других местах. Было ощущение чего-то очень живого, как будто одна сторона города очнулась от долгого сна». Лэнг ничего не слышала о Леонарде («Я не читала стихов») до 1966 года, когда The Stormy Clovers начали играть «Suzanne». «Тогда эта песня как бы разошлась по всему городу среди певцов, и я выучила её и придумала свою собственную версию. Он изысканный автор, никто не писал так, как он. Вот и всё, что я знала про Леонарда Коэна».

Стоял декабрь, и Леонард, который снова вернулся в Канаду, напряжённо думал о своей едва успевшей начаться музыкальной карьере. В письме Марианне он говорил, что знает, кем должен стать: «певцом, человеком, которому ничего не принадлежит… Теперь я знаю, чему мне нужно учиться» [17]. Он позвонил Пенни Лэнг. «Это был наш первый в жизни разговор, он просто позвонил и спросил: «Вы не согласитесь поучить меня играть на гитаре?» – рассказывает Лэнг. – Но я была тогда в очень плохом состоянии – у меня биполярное расстройство – и сказала: «Нет, у меня сильная депрессия». На том разговор и закончился. Позднее я сообразила, что если кто-то в то время и мог понять слово «депрессия», это, наверное, был Леонард». Спустя несколько месяцев Лэнг сама поехала в Нью-Йорк. В клубе Gerde’s Folk City в Гринвич-Виллидже, где она пела «Suzanne», её заприметил агент из Warner Bros. Он предложил ей записать эту песню с рок-группой. «Когда речь зашла о «рок-группе», я сказала: нет». Впрочем, Лэнг согласилась давать уроки Дженис Джоплин. Дженис хотела выучить песню Криса Кристофферсона «Me and Bobby McGee», чтобы исполнять её на сцене под собственный аккомпанемент. «Но этого так и не случилось, потому что Дженис умерла». Леонард больше не обращался к Лэнг за уроками. Он занимался самостоятельно: играл перед большим зеркалом, обращаясь к тому единственному слушателю, чьё мнение имело значение.

– Что там было с зеркалом?

– Из какого-то нарциссизма я всё время играл перед зеркалом – наверное, так я старался научиться, как лучше всего выглядеть с гитарой, а может быть, всё дело было в расположении стула и зеркала в комнате, в которой мне тогда довелось жить. Но мне было очень комфортно смотреть на себя, пока я играл.

Чем больше Леонард играл, тем чаще придумывались песни. Его сравнительно примитивная техника игры как будто только упрощала дело. «Меня всегда интересовал минимализм, пусть мы тогда и не использовали это слово. Простые вещи, простая поэзия нравилась мне больше, чем вычурная» [18]. Его мелодии подразумевали поэзию так же, как его стихи подразумевали мелодию. «Я нахожу, что обычно песня рождается из игры на гитаре, когда просто дурачишься с гитарой. Я просто пробую разные последовательности аккордов, и всё – я просто каждый день играю на гитаре и пою, пока не довожу себя до слёз, и тогда останавливаюсь. Я не рыдаю, просто чувствую комок в горле или что-то в этом роде. Тогда я знаю, что нашёл что-то чуть более глубокое, чем то, с чего я начинал, когда взял гитару» [19].

Письмо Леонарда Марианне заканчивалось словами: «Дорогая, я надеюсь, что мы сможем заделать болезненные прорехи, куда завели нас сомнения. Надеюсь, что ты сможешь вывести себя из отчаяния, и надеюсь, что я смогу тебе помочь» [20]. Почтальон принёс Леонарду посылку из Нью-Йорка – новый альбом Джуди Коллинз. Аккуратно взяв пластинку за края, он положил её на вертушку и поставил иглу на четвёртую дорожку. Снаружи всё было под толстым слоем снега; через несколько дней снова должен был родиться младенец Иисус. Леонард, сидя в одиночестве в своей монреальской комнатушке, слушал, как Джуди поёт «Suzanne». Когда песня заканчивалась, он поднимал иглу и ставил её в начало дорожки – снова, и снова, и снова.

9
Как покорять женские сердца

В газете Village Voice напечатали объявление: «Энди Уорхол представляет: Нико поёт под музыку The Velvet Underground». Был февраль 1967 года. Леонард, который уже снова был в Нью-Йорке, поднял воротник плаща и по улицам Ист-Виллиджа направился в место под названием The Dom. Этот похожий на пещеру зал располагался в доме XIX века на улице Сент-Маркс-плейс; когда-то в нём был общинный центр немецких иммигрантов, затем – польский ресторан и концертный зал. В 1966 году здание взял в аренду Энди Уорхол, который устроил в нём гибрид авангардного цирка с авангардной же дискотекой. The Dom служил площадкой для перформансов Exploding Plastic Inevitable, включавших фильмы (самого Уорхола и Пола Морриси), танцоров (это были красавцы и фрики из студии «Фабрика», например, тусовщица и уорхоловская кинозвезда Эди Седжвик и поэт и фотограф Джерард Маланга) и музыку. Музыку обеспечивала группа The Velvet Underground, а Уорхол был их менеджером. Именно по его настоянию их вокалист и основной автор песен Лу Рид, невысокий еврейский юноша из Нью-Йорка, делил сцену с высокой светловолосой немкой, которой тогда было уже под тридцать. По словам Лу Рида, Нико «задавала стандарт невероятной красоты».

Леонард познакомился с Нико случайно. Как-то раз в свой последний приезд в Нью-Йорк он зашёл в ночной клуб и в конце барной стойки увидел её – снежную королеву, похожую на Марлен Дитрих. У неё были чистые, сильные черты лица, белоснежная кожа и пронзительные глаза, а при ней был смазливый мальчик-гитарист: под его аккомпанемент она пела свои песни странным, глубоким, монотонным голосом. «Я был совершенно очарован, – рассказывал Леонард. – Я уже имел дело с блондинками; я уже жил с блондинкой и долгое время чувствовал себя персонажем нацистского плаката. И теперь всё как бы повторялось» [1]. (Той блондинкой, видимо, была Марианна, и не исключено, что это была одна из причин, почему ей пришлось временно покинуть дом во время визита матери Леонарда.)

Женщина, которая вскоре станет новой музой Леонарда, родилась в Кёльне в 1938 году – через четыре года после рождения Леонарда и через пять лет после прихода к власти Гитлера. Криста Пеффген работала моделью в Берлине, затем изучала актёрское мастерство у Ли Страсберга в Нью-Йорке (в то же время у него занималась Мэрилин Монро) и смогла получить эпизодическую роль в «Сладкой жизни» Феллини (1960) и главную роль в «Стриптизе» Жака Пуатрено (1963). В студии звукозаписи Нико впервые оказалась в Париже, ей предстояло записать главную песню для фильма «Стриптиз», написанную Сержем Генсбуром. Но её тёмный, траурный голос Гензбуру не понравился, и вместо неё песню спела Жюльетт Греко[67]67
  Версия Нико была издана уже после её смерти на компиляции Le cinéma de Serge Gainsbourg (2001). – Прим. автора.


[Закрыть]
. Вторая попытка оказалась более удачной: в 1965 году в Лондоне, с не менее прославленным продюсером – гитаристом Джимми Пейджем. Её сингл – кавер на «I’m Not Sayin» канадского фолк-певца Гордона Лайтфута – вышел на лейбле Immediate Records, принадлежавшем Эндрю Лугу Олдэму, менеджеру The Rolling Stones; любовником Нико тогда был гитарист «Стоунз» Брайан Джонс[68]68
  Строго говоря, продюсерскую работу Джимми Пейдж выполнил только на би-сайде сингла, «The Last Mile», написанном им вместе с Олдэмом. Запись «I’m Not Sayin» продюсировал Олдэм. Однако на гитаре Пейдж сыграл. – Прим. переводчика.


[Закрыть]
.

Благодаря знакомству с Бобом Диланом Нико снова оказалась в Нью-Йорке. Дилан присматривал за её сыном Ари – плодом мимолётного романа со знаменитым французским актёром Аленом Делоном – и в это время написал песню «I’ll Keep It With Mine», которую подарил ей. Когда менеджер Дилана Альберт Гроссман прислал Нико билет в Нью-Йорк, она решила, что тот хочет заниматься её музыкальной карьерой. Она ошибалась. Однако через Дилана и Гроссмана Нико познакомилась с Уорхолом, который решил, что она – само совершенство. Он снял её в нескольких фильмах (самый известный из них – «Девушки из «Челси», в котором также появляется четырёхлетний Ари) и сделал её участницей The Velvet Underground. Её равнодушный, наркотический, готический голос звучит на обеих сторонах первого сингла группы, «All Tomorrow’s Parties»/«I’ll Be Your Mirror», который вышел в октябре 1966 года – примерно тогда же, когда Леонард показал свои песни Джуди Коллинз[69]69
  Неточность автора – сингл вышел в июле. – Прим. переводчика.


[Закрыть]
. Леонард стал ходить по пятам за Нико, которая невольно стала для него гидом по Нью-Йорку и показывала ему излюбленные места богемы и персонажей полусвета.

– Однажды я пришёл в клуб, который назывался Max’s Kansas City и куда, как я слышал, ходили все (я никого не знал в Нью-Йорке). Я замешкался у барной стойки, завязывать знакомства всегда было для меня тяжким трудом, и ко мне подошёл молодой человек и сказал: «Вы Леонард Коэн, вы написали «Прекрасных неудачников», – а их никто не читал, в Америке купили всего несколько книжек. И это был Лу Рид. Он отвёл меня за столик, где сидели звёзды – Энди Уорхол, Нико. Внезапно я оказался за одним столом с великими людьми того времени [смеётся].

– Но вы больше всего хотели поговорить с Нико. Как это прошло?

– Я был один из миллиона человек, хотевших Нико. Женщина-загадка. Я пытался с ней поговорить, представился, но ей было неинтересно.

Лу Рид: «“Прекрасные неудачники” – невероятная книга, потрясающая книга, к тому же, невероятно смешная и очень непростая. Леонард говорил мне потом, что начал писать песни, услышав «I’ll Be Your Mirror». Кто знает» [2]. Лу Рид понравился Леонарду – отчасти потому, что он нравился Нико.

Можно было бы подумать, что Леонард легко найдёт общий язык с Уорхолом, ведь они оба верили в то, что собственную жизнь нужно превращать в работу, а работу делать своей жизнью. Но Леонард говорил, что оказался чужим в этой компании, как прежде в компании битников. Рядом с этими людьми он чувствовал себя провинциалом. Впрочем, по словам Дэнни Филдса, «не было такого клуба, где Леонард не был бы своим. Мы любили его, Нико любила его, я любил его, его все любили. Он тогда гремел – и был сексуальным. Ему для этого ничего не требовалось делать, разве что не блевать на стол». Филдс был «своим человеком в Нью-Йорке» для лейбла Elektra Records, он близко дружил с Нико и как никто хорошо знал манхэттенскую творческую сцену середины 60-х. Но в Леонарде было что-то – то ли застенчивость, то ли тяга к роли аутсайдера, то ли и то и другое вместе, – что сделало из некогда общительного юноши человека, не желавшего вступать ни в какие клубы, даже если его там были бы рады принять.

Нико сообщила Леонарду, что любит молоденьких юношей и не делает исключений из этого правила. На тот момент таким молоденьким юношей был её гитарист – певец и автор песен из южной Калифорнии по имени Джексон Браун, которому тогда едва исполнилось восемнадцать. Он выглядел одновременно как мальчик-сёрфер и как ангелок, и его природная привлекательность казалась неестественной рядом с мумией-Уорхолом и его одетой во всё чёрное свитой. Браун приехал в Нью-Йорк случайно: его калифорнийские друзья решили добраться до Восточного побережья на машине и искали попутчика, который разделил бы с ними необходимые траты. Браун прихватил с собой свою акустическую гитару и мамину топливную карточку[70]70
  Имеется в виду кредитная карта, выпущенная автозаправочной компанией. – Прим. переводчика.


[Закрыть]
. При въезде в Манхэттен Браун выглянул в заднее окно машины и увидел «повсюду огромные плакаты с Нико, такие красивые, что дух захватывало» [3]. Это были афиши её сольных концертов. На разогреве у Нико выступал сингер-сонграйтер Тим Бакли, которого Браун слышал в кофейнях в округе Оранж в Калифорнии. Он-то и рассказал Брауну, что Нико ищет постоянного аккомпаниатора, который играл бы на электрогитаре; у самого Бакли «были свои дела», так что он не претендовал на эту работу. Браун одолжил у кого-то электрогитару.

Нико сама открыла ему дверь и смерила его своим знаменитым взглядом. Увиденное ей понравилось, и она пригласила юношу войти. Сначала она спела ему свои песни, и он заявил, что может их сыграть. Потом она поинтересовалась, есть ли у него собственные вещи, – оказалось, что есть, и предостаточно. У Брауна не было контракта со звукозаписывающей фирмой, но имелся контракт с музыкальным издательством. Первым делом он показал Нико «These Days» – изысканную, задумчивую балладу, которую он написал в шестнадцать лет после второго в своей жизни кислотного трипа. «Она сказала: «Я кочу икрать эту пьесню», – все пародировали акцент Нико, её было очень смешно изображать», вспоминает Браун [4]. Дело кончилось тем, что Нико отобрала три написанных Брауном песни и немедленно назначила его своим гитаристом и любовником.

«Нико жила вместе с сыном, года четыре ему было. Эту квартиру с ними делил огромный мужик по имени Ронни, который ходил в роскошных шубах и был при деньгах. Не знаю, чем он занимался: может быть, у него был свой клуб или ресторан. Он был милейшим человеком и, как это ни удивительно, Нико интересовала его исключительно как друг. Я подумал: «Ничего себе, бывает же», – смеётся Браун. – Я помню, что Леонард приходил к ней в гости. Я знал, что он прославился в определённых кругах как автор песни «Suzanne», которую спела Джуди Коллинз, и ещё написал крутую книжку «Прекрасные неудачники», чего он по какой-то одному богу известной причине стеснялся. Он приходил и в клуб, где мы играли. Он сидел за столиком перед самой сценой, просто писал и смотрел на неё» [5].

Эта картина немного напоминает «Смерть в Венеции»: мрачный старый писатель (в свои тридцать два Леонард был для юного Брауна стариком) пожирает влюблённым взглядом опасную, недоступную красоту. Браун решил, что Леонард просто «пишет для неё песню», и в каком-то смысле он именно это и делал, хотя и надеялся получить нечто большее, чем кавер-версию. «Ей подарили свои песни Боб Дилан, Тим Хардин; она собирала прекрасные песни для своего репертуара, причём такие, которые ещё никто не слышал, – так же, как Джуди Коллинз, и если кто-то хочет найти между Джуди Коллинз и Нико что-то общее, то вот оно» [6].

Нико и Джексон Браун стали новыми друзьями Леонарда. «Он читал нам стихи, которые писал, любуясь ею, чудесные, это были потрясающие стихи», – говорит Браун. Несколько раз он ходил с ними в The Dom, пока Браун и Нико не расстались. «Я был очень в неё влюблён, – вспоминает Браун, – и не сразу понял, что я для неё только мимолётное увлечение. Поэтому я ушёл, но хотя мы уже не были любовниками, я продолжал с ней работать, и мы виделись каждый вечер. Потом начали происходить странные вещи. Какой-то человек стал ей названивать, он её преследовал, а она обвинила в этих звонках меня и вообще психанула». Браун улетел обратно в Калифорнию – как раз успел на «лето любви». «Нико была чудная и загадочная, – говорит Браун. – Она не рассказывала о своей родине – кажется, ей не хотелось, чтобы её считали немкой, – и держалась как Снежная королева. Но у неё была улыбка маленькой девочки, и смеялась она как ребёнок, и всё своё время проводила с сыном. Об этой Нико мало кто знал. Она мне очень нравилась» [7].

Нравилась она и Леонарду. Он так и не покорил её сердце, но был «безумно в неё влюблён» [8]. Дэнни Филдс[71]71
  Филдс помог подписать контракт с лейблом многим артистам, например, Игги Попу, MC5 и Ramones. Игги, чьи ухаживания Нико не отвергла, написал про неё песню, почти что коэновскую, под названием «Nazi Girlfriend», которая начинается так: «Я хочу трахать её на полу / Среди моих книг со старинными легендами». – Прим. автора.


[Закрыть]
поражён до глубины души: «Она не делала этого с Леонардом? Боже мой, она делала это даже с Лу [Ридом]! И Нико преклонялась перед Леонардом. Она ему звонила: «О, Леннхааррдт» – так она произносила его имя, по-немецки. «Што ты об этом тумаешь, Леннхааррдт?» «А Леннхааррдту понрафились бы мои песни?» Нико очень хотела общаться с творческими людьми. Леонард был для неё очень важен. Она была полна противоречивых чувств». Впрочем, мужчин она всегда выбирала по одному принципу. На смену Джексону Брауну пришли Джим Моррисон и Джими Хендрикс – обоим было немного за двадцать.

– Я пару раз встречался с Джимом Моррисоном, но мы не были близко знакомы. А с Хендриксом мы один раз даже поиграли в Нью-Йорке. Не помню, как назывался тот клуб, но я был там, и он был там, и он знал мою песню «Suzanne», так что мы её спонтанно исполнили.

– Вы с Хендриксом играли «Suzanne»? Как он с ней обошёлся?

– Он был очень деликатен. Он не перегружал гитару. Получилось чудесно. Я потом с ним встретился ещё раз. Однажды я шёл по 23-й улице, на которой стоит отель «Челси», вместе с Джони Митчелл – она очень красивая женщина, и к нам подъехал большой лимузин: Джими Хендрикс сидел на заднем сиденье и флиртовал с Джони, не вылезая из лимузина.

– Ему было всё равно, что она с другим мужчиной – а именно с вами?

– Ну, вы знаете, он был очень элегантным мужчиной и не вёл себя невежливо.

– А Джони бросила вас и поехала с ним?

– Нет, не бросила. Зато Нико это сделала. Я пошёл с Нико послушать Джима Моррисона – кажется, он впервые выступал в клубе в Нью-Йорке, – и пришёл Хендрикс, он был ослепительный, очень красивый. Я был с Нико и, когда концерт закончился, сказал: «Пойдём», а она ответила: «Я останусь здесь. А ты иди» (смеётся).

Несколько лет спустя Леонард и Нико случайно встретились в испанском ресторане «Эль Кихоте» на первом этаже отеля «Челси». Когда бар закрылся, они пошли к Леонарду в номер. Он был там проездом, и комнатка ему досталась маленькая, так что они продолжали свой разговор, расположившись на кровати. В какой-то момент Леонард почувствовал, что его собеседница не против с ним сблизиться, и положил ладонь ей на руку. Нико ударила его наотмашь так сильно, что он взлетел в воздух. «Есть много историй о её вспышках гнева и физической жестокости, – говорит Филдс. – Была у неё и другая жестокость, пассивная: она просто заставляла тебя ломать голову, пытаясь угадать её мысли, и в результате люди в неё влюблялись. Может быть, это был удар страсти: «Я не кочу ф тебя влюпляться» – бдыщь! Может быть, она хотела, чтобы он завоевал её силой, как пещерный человек, потому что мужчины её боялись. Нико любила Леонарда. Мы все его любили».

Но в 1967 году, чувствуя, что у него «нет умения» и что он «забыл, как покорять женские сердца» [9], Леонард снова уединился в гостиничном номере. Думая о Нико, он написал песни «The Jewels in Your Shoulder» и «Take This Longing», которая тогда называлась «The Bells»; позже он показал Нико обе эти песни и научил её их играть. Именно Нико – «самая высокая и светловолосая девушка» в песне «Memories» и вдохновительница песни «Joan of Arc» (в 1974 году Леонард рассказывал парижской публике: «Эту песню я написал для одной знакомой немки. Она прекрасная певица, я обожаю её песни. Я недавно прочитал её интервью, и её спросили обо мне и моих песнях. А она сказала, что я «совершенно не нужен» [10]). Кроме того, Нико вдохновила песню «One of Us Cannot Be Wrong». После того, как Нико в очередной раз отвергла ухаживания Леонарда, он пошёл к себе «и занялся чёрной магией со свечами» – зелёными свечами, которые он купил в вудуистском магазинчике – и, рассказывал он, «я поженил две восковые свечи, поженил струи дыма от двух конусовидных кусков сандалового дерева, совершил множество странных оккультных ритуалов, но это не привело ни к какому результату, если не считать прочной дружбы» [11].

Теперь Леонард жил в отеле «Челси»: 23-я Западная улица, дом 222. Это было внушительное викторианское здание красного кирпича в бывшем театральном районе Нью-Йорка, и в нём имелось четыреста номеров, многие из которых снимали художники, писатели и всякие богемные личности. Когда-то постояльцем «Челси» был Марк Твен; драматург Артур Миллер прожил в нём шесть лет и воспел его как место «без пылесосов, без правил, без стыда». Здесь в своём номере умер поэт Дилан Томас, а Сид Вишес зарезал свою подружку, Нэнси Спанджен. Здесь разворачивается сюжет уорхоловского фильма «Девушки из «Челси».

Отель «Челси» был популярен у битников, а позже у их духовных наследников, рок-музыкантов, среди которых были Боб Дилан, Джими Хендрикс, Дженис Джоплин и Патти Смит, которая жила там со своим любовником, фотографом Робертом Мейплторпом. Смит называет «Челси» «кукольным домиком из Сумеречной Зоны[72]72
  «Сумеречная зона» – американская медиафраншиза в жанрах научной фантастики, хоррора и т. п. – Прим. переводчика.


[Закрыть]
» [12]. (Годом раньше Леонард познакомился с Патти Смит и привёл её на ужин с Лейтонами. «Она тогда была просто девчонка, – говорит Авива Лейтон, – кожа да кости, с плоской грудью, в обносках, не в перьях[73]73
  В обноски и перья («rags and feathers») одета коэновская Сюзанна. – Прим. переводчика.


[Закрыть]
. Кажется, она тогда даже жила на улице – а Леонард сказал нам: «Она гений, очень талантливая, и у неё большое будущее».)

Стены в вестибюле были сплошь увешаны картинами, которые Стенли Бард, управляющий отеля, принимал от постояльцев в качестве платы по счетам или под залог будущей оплаты. Прямо из вестибюля можно было попасть в испанский ресторан и бар «Эль Кихоте». Между двенадцатью этажами отеля курсировал самый медленный лифт, какой только можно найти в американских гостиницах, а двери его открывались в лабиринт выкрашенных жёлтой краской коридоров и номеров самого разного размера, формы и уровня комфорта. Номер Леонарда на четвёртом этаже освещался свисавшей с потолка лампочкой и был укомплектован маленьким чёрно-белым телевизором, плиткой и умывальником; надо было досчитать до десяти, чтобы слить из крана ржавую воду. Больше половины людей в отеле «Челси» жили там постоянно. Некоторые из них, казалось, жили там только для того, чтобы в дальнейшем получить номер побольше и получше. Писательница и журналистка Тельма Блиц называет «Челси» «большим богемным братством», и Леонард – бывший президент студенческого братства – «чувствовал там себя как дома».

В этом доме у него было всё что нужно, включая женщин, на которых он мог опереться. С девятилетнего возраста, после смерти отца, Леонарда опекали женщины. В его младенческие годы в музыкальном бизнесе этими женщинами были Мэри Мартин и Джуди Коллинз. In My Life был тогда самым коммерчески успешным альбомом Коллинз, он продержался в американских чартах тридцать четыре недели, о нём говорили, песни с него часто крутили по радио. «Тогда был пик эпохи «поп-успеха», золотой век поп-музыки, – говорит Коллинз, – дело было отчасти в этом, а отчасти в усилиях, которые Elektra вложили в продвижение альбома». Так как «Suzanne» очень сильная песня, а Коллинз не скупилась на комплименты её автору, на самого Леонарда тоже обратили внимание. В частности, им заинтересовался продюсер Джон Хэммонд, работавший с одним из главных американских рекорд-лейблов – Columbia.

Хэммонд принадлежал к нью-йоркской аристократии; его мать происходила из семьи Вандербильтов, дед был генералом в Гражданскую войну. Однако при всей привилегированности своего положения он, как и Леонард, выбрал для себя в жизни другую дорогу: влился в движение за гражданские права и заслужил репутацию блестящего джазового критика, продюсера и специалиста по поиску новых артистов. Хэммонд заключал контракты или работал как продюсер со многими великими музыкантами, среди которых Билли Холидей, Пит Сигер, Каунт Бейси, Арета Франклин и Боб Дилан. «Джон Хэммонд был гений, – рассказывала Коллинз. – Он разглядел в Бобе Дилане что-то более интересное, чем скучные блюзы Вуди Гатри, и подписал с ним договор на три пластинки ещё тогда, когда песни «Blowing in the Wind» не было и в помине. Он всегда внимательно следил за тем, что происходит [в музыке], и всё слушал. Он послушал мои записи (он хотел подписать меня на Columbia, но я уже неделей раньше обручилась с Elektra) и таким образом услышал Леонарда, потому что тогда его больше негде было услышать». Одновременно Хэммонду названивала Мэри Мартин: она на все лады хвалила Леонарда, посылала его книги и убеждала сходить в нью-йоркский офис «Си-би-си» на специальный – лично для Хэммонда – показ фильма Ladies and Gentlemen … Mr. Leonard Cohen. Мартин велела Леонарду сделать демонстрационную запись своих песен, и он записал их в её ванной комнате – забравшись в ванну, на одолженный у кого-то магнитофон Uher. Копию этой плёнки вручили Гарту Хадсону, клавишнику группы The Band, чтобы он изготовил нотную запись песен Леонарда, необходимую для контракта с издательством. Другую копию вручили лично Хэммонду: для этого Мартин и её коллега, юрист Э. Джудит Бергер, пришли к нему в офис в своих самых коротких мини-юбках.

Хэммонд позвонил Леонарду и пригласил его пообедать в ближайшем ресторане, а после обеда спросил, нельзя ли ему проводить Леонарда в отель «Челси» и услышать его песни в живом исполнении. Усевшись на краешек кровати, при свете свисавшей с потолка лампочки, Леонард пел целый час: в том числе «Suzanne», «The Stranger Song», «Master Song», «Hey, That’s No Way to Say Goodbye», «The Jewels in Your Shoulder» и песню, которую, как он сообщил Хэммонду, он написал утром, «Your Father Has Fallen». Хэммонд сидел на единственном в комнате стуле с закрытыми глазами, неподвижный, как статуя. Когда Леонард закончил играть, он открыл глаза, улыбнулся и сказал: «Есть». Леонард не вполне понял, что именно у него есть, но поблагодарил гостя, и тот ушёл. Вернувшись в офис Columbia Records, Хэммонд объявил, что хочет заключить с Леонардом контракт. Эта новость – не в последний раз – далеко не у всех вызвала восторг. Билл Галлахер, выполнявший тогда обязанности президента лейбла, сказал: «Тридцатидвухлетний поэт? Ты с ума сошёл?» [13].Это было резонное замечание: в 1967 году новой поэзией был рок-н-ролл, а в этом мире было не принято доверять людям старше тридцати. Но Хэммонд настаивал на своём. Ларри Коэн, бывший вице-президент Columbia/Epic, сидевший в соседнем кабинете, вспоминает слова Хэммонда о том, что «из всех артистов, с которыми он когда-либо заключал контракт, Леонард был самым интеллектуальным. Услышать такое от Джона дорогого стоит. Если вы знали Джона, то знаете, что он не любил расточать комплименты. Он был очень высокого мнения о Леонарде Коэне».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации