Текст книги "Леонард Коэн. Жизнь"

Когда Леонард вернулся в Монреаль, город был занесён снегом. Стоял страшный, беспощадный мороз. Леонард направился в своё любимое укрытие – «Лё Бистро». Там, ледяной ночью, он встретил Сюзанну.

* * *

У Сюзанны Вердаль длинные чёрные волосы; она носит длинные свободные юбки и балетки. Она уже много лет живёт цыганской жизнью в деревянном трейлере со своими кошками и горшками с геранью. Этот трейлер сделали для неё в девяностые годы, и к нему прилагается старый тягач, но в остальном он кажется совершенно сказочным. Место её стоянки – город Санта-Моника в Калифорнии; Сюзанна работает там массажисткой и пишет – от руки – автобиографию.

В начале шестидесятых, когда Сюзанна познакомилась с Леонардом, она была скромной семнадцатилетней девушкой, «выпускницей школы-пансиона в Онтарио с мечтой о райской богемной жизни». Она ходила по художественным галереям и богемным кафе, «делала заметки в блокноте и наблюдала за людьми; там всегда находился какой-нибудь молодой художник, с которым можно было долго беседовать об искусстве или политике». Сюзанна писала стихи, но её главный талант был – танец. Она работала на двух работах, чтобы оплачивать уроки балета, а по ночам ходила в клуб «Лё Вьё Мулен», куда часто заглядывала компания Леонарда; там до утра играл джаз и монреальцы пили и танцевали, укрываясь от зимней стужи. В одну из таких ночей Сюзанна встретилась на танцполе с Арманом Вайянкуром; он был очень красив, носил длинные волосы и бороду и был на пятнадцать лет старше её. Этот друг Леонарда был довольно известным в Квебеке скульптором; одна из его работ стояла на улице Дюроше. Сюзанна и Вайянкур стали сначала танцевальными партнёрами, потом любовниками и, наконец, родителями маленькой девочки. Они жили в студии Вайянкура – «продуваемом всеми ветрами деревянном сарае» на улице Блёри.

Леонард и Сюзанна познакомились в «Лё Бистро». Она уже видела его там несколько раз – иногда с Марианной; они сидели за маленьким столиком под длинным зеркалом. Сюзанна не помнит, о чём они разговаривали, но «важнее, чем разговор, был наш зрительный контакт. Это было самое интимное из прикосновений, абсолютно физиологическое. Мы оба были свидетелями чего-то магического и по-настоящему чувствовали, что находимся друг с другом на одной волне».

Сюзанна стала профессиональной танцовщицей в восемнадцать лет и после летнего курса в Нью-Йорке у знаменитой балерины и хореографа Марты Грэм основала в Монреале собственную балетную труппу, «экспериментируя с музыкой таких композиторов, как Джон Кейдж и Эдгар Варез». Её коллектив выступал в Монреальском музее изящных искусств, в Испанской ассоциации (где до глубокой ночи танцевали фламенко) и на телевидении. Сюзанна делала себе имя как авангардная танцовщица и хореограф. Эрика Померанс вспоминает: «Сюзанна была классной и творческой, она была в тусовке, в мире балета она была такой же иконой, какой был Леонард среди поэтов и художников. Она комбинировала классический и современный балет с этническими танцами, и у неё был собственный стиль – очень богемный, очень нью-эйджевый. Она сама придумывала себе одежду в цыганском стиле» – эту одежду она шила из шёлка, парчи и декоративных тканей, которые покупала в магазине Армии спасения[53]53
  Армия спасения – международная христианская благотворительная организация, основанная в 1865 г. В магазинах Армии спасения очень дёшево продаются пожертвованные вещи и одежда, причём вырученные деньги направляются на благотворительность. – Прим. переводчика.


[Закрыть] на улице Нотр-Дам.

После расставания с Вайянкуром Сюзанна полюбила долгие прогулки вдоль реки Святого Лаврентия, у порта. «Мне ужасно нравились пришвартованные там огромные корабли, привкус далёких путешествий, – рассказывает она. – Меня манил шум медленно проезжавших мимо товарных поездов – таинственный, поэтичный и какой-то успокаивающий. Я любовалась архитектурой старинных зданий и зерновых элеваторов». Она решила снять там квартиру в одном из старинных, обветшалых домов и первой в своём кругу колонизировала, как она говорит, старый Монреаль. Сегодня это модный район; в доходном доме 1850-х годов постройки, где Сюзанна жила со своей дочкой, теперь находится отель, номер в котором стоит триста долларов в сутки. В середине шестидесятых дом наполовину пустовал: единственными соседями Сюзанны были «пожилая пара и старая англичанка с кошкой». Внутри стоял застарелый запах трубочного табака, но пол, хоть и неровный, был сделан из прекрасного отполированного дерева, а в окнах были витражи. Сюзанна сочла дом «абсолютно прекрасным, вдохновляющим».

Ресторанов и кафе вокруг было мало, поэтому друзья приходили к Сюзанне домой. Она угощала их «жасминовым чаем или «Constant Comment»[54]54
  «Constant Comment» – чёрный чай фирмы Bigelow с добавлением апельсиновой цедры и сладких пряностей. – Прим. переводчика.


[Закрыть] и маленькими мандаринами и плодами личи, которые покупала в китайском квартале» – до него было рукой подать. Среди регулярных визитёров был поэт Филипп Жингра, «который посвятил мне прекрасное стихотворение задолго до Леонарда, на французском языке, в книге под названием «Квебекский андеграунд». Когда приходил Филипп, я зажигала свечу, чтобы вызвать Дух Поэзии, – пламя свечи я называла Анастасией, не спрашивайте почему». Эту же церемонию Сюзанна провела для Леонарда. «Я вполне уверена, что Леонард соблюдал этот маленький ритуал каждый раз, когда мы встречались и пили чай; это был тонкий момент, духовный момент, потому что я призывала Дух Поэзии и содержательной беседы». Вдвоём они молча гуляли по старому Монреалю, «стук его ботинок и шаги [её] туфель были как будто связаны синхроничностью», они спускались к реке мимо церкви Нотр-Дам-де-Бон-Секур, куда моряки приходили за благословением перед тем, как уйти в плавание, и где Пресвятая Дева в ореоле звёзд протягивала к ним руки через гавань.

– Мы определённо были на одной волне, – говорит Сюзанна. – Иногда мы словно слышали мысли друг друга, и это так радовало нас. Я ощущала в Леонарде глубокую философскую сторону, и он тоже видел её во мне и кайфовал от того, что я в это время была, можно сказать, желторотым птенцом, ещё только формировалась как художник.

Леонард был моложе Вайянкура, но всё же старше Сюзанны на десять лет. Однажды он остался у неё ночевать. «Мы не спали вместе, хотя Леонард был обольстительным мужчиной. Я не хотела ничем испортить, запятнать чистоту моего благоговейного отношения к нашей дружбе, к нему и к себе самой».

В августе 1967 года Сюзанна переехала в Сан-Франциско. Тогда же, по её словам, она узнала от общего друга, что Леонард написал о ней стихотворение «Suzanne Takes You Down». Вскоре, услышав пластинку Джуди Коллинз, на которой она пела те же слова, Сюзанна обнаружила, что стихотворение стало песней. Она вспоминает, что, когда впервые услышала эту песню, была «поражена в самое сердце» и почувствовала, как будто всю её жизнь рассматривают через увеличительное стекло. Когда Сюзанна вернулась в Монреаль, она была знаменита – не как балерина, хореограф или дизайнер, но как муза Леонарда Коэна, вдохновившая песню, о которой говорили все вокруг.

Сюзанна была музой не только для Леонарда, но лишь песня «Suzanne» стала настолько легендарной и популярной. Возможно, она предпочла бы, чтобы слова «Suzanne» остались стихотворением, чем-то приемлемо богемным – или, раз уж они стали фактом коммерческого искусства, чтобы ей самой тоже достались какие-то материальные дивиденды: её собственная карьера оказалась не такой блестящей, как у Леонарда, который прославился песней, носящей её имя. К тому же в песне, как слышала её Сюзанна, речь шла об очень близких отношениях; в реальности же близости не было. Леонард уже оставил прошлое позади и двинулся дальше.

В документальном фильме «Си-би-си» о Сюзанне Вердаль, вышедшем в 2006 году, профессору литературы Эдуарду Палумбо задают вопрос: можно ли назвать музу расходным материалом? «Думаю, в случае Сюзанны это так и есть или было, – ответил Палумбо. – С другой стороны, муза важнее поэта, по крайней мере, в мифах. Муза – источник вдохновения. Может ли муза претендовать на что-то помимо этой роли?» Палумбо пришёл к выводу, что не может [17].

Юнг считал, что муза и есть поэт или, по крайней мере, его анима – женское начало в мужчине. В зеркале, которое держала Сюзанна, Леонард видел себя. Психиатр Аллан Шоуолтер[55]55
  Аллан Шоуолтер к тому же – создатель посвящённых Леонарду Коэнов сайтов 1heckofaguy.com и cohencentric.com. В настоящее время оба они не действуют. – Прим. переводчика.


[Закрыть] объясняет: «Главная задача музы – дать художнику увидеть свою женственную сторону, которую он без неё увидеть не может, и служить экраном для проекций художника. Художнику помогают не качества, присущие объекту его романтического интереса, но его собственный женский архетип. Поэтому в той степени, в которой проекции художника затмевают или заменяют собственные качества музы, душа музы распыляется».

Отношения художника и музы неизбежно односторонни: фотографы «крадут» души своих моделей, писатели беззастенчиво делают персонажей из своих друзей и членов семьи. Леонард-поэт преобразил физическую Сюзанну в метафизическую «Сюзанну» и сделал её ангелом. Леонард-иллюзионист распилил её пополам, потом снова составил две половины – плотскую и духовную – вместе и сделал Сюзанну более совершенной, чем она была раньше. Леонард-композитор сделал из неё мелодию, вызывающую благоговение людей, невероятно интимную и в то же время невыразимо просторную. «Suzanne» – невесомая, таинственная песня. Великие песни, те, к которым нас влечёт снова и снова, – загадки. Мы возвращаемся к ним не ради чего-то знакомого и не ради утешения (хотя в «Suzanne» есть утешение), но ради чего-то неизвестного, что скрыто в них, что неизменно взывает к нам и заставляет нас не прекращать свои поиски.

Леонард часто говорил о «Suzanne» и о своей музе. Это была его первая и, до появления «Hallelujah», самая известная песня, поэтому журналисты всегда спрашивали его о ней. В сопроводительном тексте к пластинке Greatest Hits 1975 года Леонард сообщал: «Всё происходило именно так, как написано. Она была женой моего знакомого. Её гостеприимство было безгрешно». В 1979 году он рассказывал режиссёру-документалисту Гарри Раски: «Моя старая подруга, которую звали Сюзанна, пригласила меня к себе в дом, стоявший у реки… Ничто плотское не запятнало чистоту этого события. Эта песня – почти репортаж… Но песня зародилась. Она как будто вручила мне семя этой песни». В интервью 1993 года Леонард рассуждал: «Я замечаю, что в моей жизни обычно есть человек, который дарует мне невероятное утешение и питает меня… Я всегда знаю, что в моей жизни есть кто-то, кого я могу описать, без кого ничего бы не было» [18].

В 1994 году он подробно говорил о «Suzanne» в интервью для радио «Би-би-си»: «Песня уже была начата, уже появились аккорды, прежде чем в неё вошло имя женщины. И я знал, что это песня о Монреале, она, казалось, была рождена из монреальского пейзажа, который я очень любил: гавань, набережная, церковь моряков – Нотр-Дам-де-Бон-Секур, – стоявшая над рекой… Я знал эту картину». В эту картину вошла «жена моего друга. Они были ошеломительной парой, физически ошеломительной – каждый мужчина был влюблён в Сюзанну Вайянкур, а каждая женщина была влюблена в Армана Вайянкура. Но нельзя было и подумать о том, чтобы попробовать соблазнить жену Армана Вайянкура. Во-первых, он был моим другом, а во-вторых, их пару нельзя было осквернить. Я случайно столкнулся с ней однажды вечером, и она пригласила меня в свой дом у реки… Она подала мне чай «Constant Comment», в котором есть кусочки апельсинов. Мимо проходили корабли, и я коснулся её совершенного тела своими мыслями, потому что никакой другой возможности у меня не было. В этих обстоятельствах я не мог коснуться её совершенного тела никак иначе. И она дала имя для этой песни» [19]. Недавно Леонард назвал «Suzanne» «некоей дверью. Я должен открывать её с осторожностью, иначе то, что за ней, будет для меня недоступно. Эта песня никогда не была о какой-то конкретной женщине. Она была о начале другой жизни для меня, жизни, в которой я бродил по Монреалю один» [20].

В письме, которое Сюзанна прислала мне уже после нашего интервью, имеется примечание: «Леонард публично заявлял, что не пытался соблазнить меня. Он забыл, что гораздо позже, когда он достиг большой славы, я навестила его в отеле на улице Сен-Лоран. Я только что вернулась из очередного путешествия и хотела пожелать ему удачи. Он ясно дал понять, что желает физической близости со мной, но я отказалась. Я чтила святость нашей дружбы. Я чувствовала, что, если бы у нас случился секс, это нарушило бы ту вибрацию, которая когда-то вдохновляла нас обоих. Для меня наша связь – это связь двух душ».

– Я где-то читал, что свои мысли мы не порождаем сами, что мысли приходят к нам спонтанно, и затем, через доли секунды, мы делаем их своими. В этом смысле ни у кого нет ни одной оригинальной мысли. Но оригинальные мысли возникают, и мы заявляем на них свои права.

– Значит, вы не писали «Suzanne», или «So Long, Marianne», или «Sisters of Mercy» о женщинах, которых вы знали, – это были мысли извне, на которые вы застолбили свои права?

– Эйнштейну хватило скромности сказать, что его теория относительности пришла к нему извне. Нам нравится думать, что мы сами придумываем все эти вещи, но на самом деле нечто возникает само по себе, а мы объясняем его как что-то, что принадлежит нам.

– Вы поддерживаете связь с женщинами, вдохновившими ваши песни?

– Кроме Сюзанны Вайянкур, с которой я не сталкивался уже лет тридцать, я поддерживаю связь с большинством своих друзей обоего пола.

* * *

В Монреале Леонард продолжал экспериментировать с кислотой. Слово Авиве Лейтон: «Мой первый ЛСД-трип случился в 1964 году в квартире Леонарда в Монреале. Он пропитал кислотой кончик своего белого платка. Из той, самой первой порции от этих гарвардских профессоров, Тимоти Лири и Рама Дасса. Он просидел со мной весь день – это говорит кое-что о его душевной щедрости, потому что вообще-то очень скучно сидеть с кем-то, у кого кислотный трип». Через три недели, в гостях у Лейтонов, Леонард дал кислоту Ирвингу. «Ирвинг слышать не хотел ни о каких наркотиках, но Леонард его уговаривал, и я тоже: «Тебе обязательно нужно попробовать кислоту». Ирвинг сказал: «Кислота на меня не подействует, я и так живу в мире галлюцинаций». Леонард дал ему немного ЛСД на промокашке». Они ждали уже почти час, и Ирвинг периодически говорил: «Видите, ничего не происходит». И тогда наркотик подействовал. «Леонард увидел, что Ирвинг таращится на книжный шкаф, и спросил: «На что ты смотришь?» Ирвинг ответил: «Книги выходят из шкафа одна за другой, и каждая из них мне кланяется». У нас была прорва книг, целая стена, и каждая выходила из шкафа и почтительно склонялась перед Ирвингом, а потом они все кланялись портрету его мамы». Ирвинг так и не признал, что наркотик на него подействовал. Леонарду он сказал, что это его «нормальная жизнь».

В октябре 1964 года, получив Литературную премию Квебека за «Любимую игру», Леонард вместе с Ирвингом Лейтоном и ещё двумя поэтами, Филлис Готлиб и Эрлом Бёрни, отправился в короткое, но насыщенное турне по университетам: в течение недели они посетили шесть колледжей и одну библиотеку. Приятель Леонарда Дон Оуэн, режиссёр, который иногда и сам баловался стихами, снимал их выступления, планируя сделать документальный фильм для Канадского национального управления кинематографии. От этого проекта пришлось отказаться, потому что двое из четырёх поэтов на экране выглядели бледно. Но отснятый материал не пропал: Оуэн решил сделать другой фильм, сосредоточившись только на одном поэте. Этот поэт между тем уехал в Грецию. Леонарду надо было писать второй роман.

* * *

Сидя в своём доме на Гидре, Леонард полностью погрузился в работу. Его подгоняло неотступное чувство, что нужно торопиться. По его словам, он ощущал, что время истекает. Это странное чувство для человека в тридцать лет, если только он не Иисус, не умирает от неизлечимой болезни и не планирует самоубийство. «Тридцать, тридцать пять лет – в этом возрасте поэты обычно кончают с собой, вы знали? – скажет Леонард в 1967 году в интервью Ричарду Голдстайну для «Виллидж Войс». – В этом возрасте ты наконец понимаешь, что вселенная тебе не подчиняется» [21].

Можно возразить, что Леонарду вселенная подчинялась достаточно. Едва ему исполнилось тридцать, как он получил литературную премию и съездил в поэтическое турне, которое снимали для документального фильма, и этот фильм в результате будет полностью посвящён ему. Он получал хвалебные отзывы критиков и пользовался уважением среди канадских интеллектуалов. Вокруг него вились поклонницы. Он получил грант и благодаря этому мог жить на острове в Греции, где хозяйкой в его доме была прекрасная женщина – она готовила ему еду, ставила цветы на письменный стол и давала ему возможность заниматься тем, чем он хотел, а именно писать новый роман, Beautiful Losers («Прекрасные неудачники»). «Но когда он работал, – говорит Марианна, – для него иногда было сущим мучением добиться того, чего он хотел. Иногда у него – пуф! – сразу же всё получалось, но он был перфекционистом, очень требовательным к себе».

Впоследствии Леонард признается, что во время работы над Beautiful Losers «считал себя неудачником. Я был выжат как лимон; мне не нравилась моя жизнь. Я поклялся, что буду просто заполнять страницы чернилами или убью себя». Он также заявит: «Когда ты выжат как лимон… это и есть нужный момент, РЕАЛЬНЫЙ момент»; наверное, это тот самый момент истины и экстаза, который, по его собственным словам, недоступен писателям, не познавшим ни кайфа, ни безумия. Можно спорить о том, был ли сам Леонард в это время под кайфом или безумен. Неоспоримо то, что он находился в изменённом состоянии сознания, когда работал над «Прекрасными неудачниками»: постоянно употреблял гашиш, кислоту и, главное, спиды. Под действием амфетаминов человек способен на многое, и Леонард в своём втором романе задал себе непростую задачу; ему предстояло сравнить ещё множество мифологий и выполнить новую миссию (а может быть, это была старая миссия, но выполняла её на этот раз какая-то другая из шести-семи тысяч личностей Леонарда).

«Прекрасные неудачники» – молитва о цельности личности, временами уморительно смешная и грязная, и одновременно гимн утрате себя через святость и преображение. Иисус мог бы понимающе кивнуть; Бог мог бы закончить эту книгу за шесть дней, а не за девять месяцев, которые потребовались Леонарду. Роман был, по словам Леонарда, написан кровью [22]. Он писал по десять, пятнадцать, двадцать часов в день; писал на террасе, в комнате цокольного этажа и «за домом, на столе, поставленном среди камней, травы и маргариток» [23]. Работая, Леонард слушал альбом Рэя Чарльза The Genius Sings the Blues, пока пластинка не деформировалась под палящим солнцем, и тогда он переключился на радио – как правило, слушал радиостанцию американских вооружённых сил, на которой в основном звучало кантри. «Это было безумно жаркое лето. Я всегда сидел с непокрытой головой. У вас в руках не книга, а, скорее, солнечный удар» [24]. В письме Джеку Макклелланду Леонард гордо называл свой роман «Бхагавад-гитой» 1965 года [25]; много лет спустя, в предисловии к китайскому изданию 2000 года, он иронично назвал свою книгу «пёстрой мешаниной из джазовых риффов, поп-арт-шуток, религиозного китча и еле слышных молитв». Журналистам он сказал: «Думаю, это лучшее, что я пока написал» [26]. И всё это правда.

Напечатав последние шесть слов романа («вечно на своём пути к финалу»), Леонард устроил себе десятидневный пост. Он вспоминает: «Я совершенно отключился. Это был самый дикий трип в моей жизни. Я целую неделю видел галлюцинации. Меня положили в больницу на Гидре». В больнице ему давали протеины внутривенно. Вернувшись домой, он провёл несколько недель в постели (и, по своим собственным словам, продолжал видеть галлюцинации), а Марианна за ним ухаживала. «Я хотел бы сказать, что это сделало меня немножко святым», – сказал он [27].

Хочется предположить, что Леонард страдал от маниакально-депрессивного психоза; считается, что особенно часто это психическое расстройство встречается у мужчин в том возрасте, когда, по словам Леонарда, поэты накладывают на себя руки; он может проявляться в виде периодов интенсивной творческой активности, за которыми следует упадок сил, и «мессианского комплекса» – глубокой убеждённости человека в том, что он должен выполнить какую-то великую работу, практически спасти мир. С другой стороны, тот же эффект можно получить, если долгое время употреблять амфетамины в больших количествах, закусывать их ЛСД, работать без передышки и – в заключение – десять дней голодать. «У меня в распоряжении нет подробных свидетельств очевидца, чтобы поставить диагноз, – говорит доктор Шоуолтер, – но, думаю, можно сказать, что у Леонарда Коэна было биполярное расстройство, а не полномасштабная депрессия. Впрочем, эти симптомы могли быть вызваны другими причинами, такими, как психотическое состояние, интоксикация или разнообразные депрессивные и психотические синдромы в сочетании со злоупотреблением алкоголем или наркотиками».

Однажды, как рассказывал Леонард, он посмотрел в небо над Гидрой и увидел, что оно «черно от аистов». Птицы «уселись на всех церквях, а утром улетели». Леонард счёл это знаком: ему стало лучше. «Затем я решил поехать в Нэшвилл[56]56
  Нэшвилл, столица штата Теннесси, в середине 1950-х гг. стал центром кантри-музыки. – Прим. переводчика.


[Закрыть] и стать автором песен» [28]. Хотя он не кинулся немедленно претворять своё решение в жизнь, музыка, очевидно, занимала его мысли во время работы над Beautiful Losers. Один из его черновиков имел подзаголовок «Поп-роман». В другом имелся фрагмент, где текст был положен на гитарные аккорды. Окончательная версия романа была снабжена эпиграфом «Somebody lift that bale» из песни Керна и Хаммерстайна «Ol» Man River», в которой человек – уставший от жизни, но боящийся смерти – предпочитает слезам смех[57]57
  Неточность автора. Эпиграф романа – «Somebody said lift that bale», что значит «Кто-то сказал: грузи эту кипу хлопка» (при этом слов «somebody said» нет в оригинальном тексте песни, они взяты из исполнения Рэя Чарльза). В английском языке есть два слова bale: одно означает «тюк, кипа» и, в частности, «кипа хлопка» – именно это значение мы находим в песне «Ol» Man River». Второе слово bale означает «страдание, мука»: если взять цитируемую фразу вне контекста, её можно понять как «облегчи это страдание, избавь от этой муки». Кажется вероятным, что у Коэна эпиграф романа и должен быть двусмысленным. Сама песня «Ol» Man River» – номер из мюзикла Showboat («Плавучий театр», 1927), написанного знаменитыми соавторами: композитором Джеромом Керном (1885–1945) и поэтом и либреттистом Оскаром Хаммерстайном II (1895–1960). Интерпретация смысла песни принадлежит автору этой книги. – Прим. переводчика.


[Закрыть].

Леонард не мог сразу же отправиться в Нэшвилл, потому что всё ещё находился в некоем безвременье. Он слезал со спидов и пытался приспособиться к жизни там, где время ползло со скоростью улитки: в этом месте ты иногда не мог даже умыться, не дождавшись сначала появления водоноса со своим осликом. «Отходняк – это очень тяжело, – говорил Леонард. – Мне понадобилось десять лет, чтобы полностью восстановиться. У меня были провалы в памяти. Как будто у меня сгорели внутренности. Я не мог вставать; я лежал в постели овощем и долгое время не мог делать вообще ничего» [29]. Леонард был совершенно истощён, однако нашёл в себе силы отправить копии нового романа в издательство Viking в Нью-Йорке и Макклелланду в Канаду; рукопись приобрела та же библиотека при университете Торонто, где собирался его архив. Он также написал аннотацию к роману, в которой говорил о современном монреальце, «движимом одиночеством и отчаянием», который «пытается исцелить себя, взывая к Екатерине Текаквите, ирокезской девушке, которую в XVII веке иезуиты обратили в христианство, – первой индианке, давшей обет девства»[58]58
  Екатерина (Катери) Текаквита (1656–1680) – католическая святая индейского происхождения. Причислена к лику блаженных в 1980 г., к лику святых в 2012 году. – Прим. переводчика.


[Закрыть].

«Beautiful Losers, – писал он, – это история любви, это псалом, это чёрная месса, это монумент, это сатира, это молитва, это вопль, это карта диких мест, это анекдот, это безобразная провокация, это галлюцинация, это скука смертная, это неуместная демонстрация болезненной виртуозности». И заключил: «Короче говоря, это малоприятная религиозная эпопея несравненной красоты» [30].