Текст книги "Любви тернистый путь"

Позвольте мне позаботиться…

Миген попыталась встать с его колен, но Лайон удержал ее.

– Уверен, вы догадываетесь, что я собираюсь сказать! В любом случае это – компромисс с моей стороны. Я предлагаю вам остаться здесь до моей женитьбы на Присцилле в качестве домоправительницы и на строго платонических условиях – если таково ваше желание. По моим подсчетам, на три-четыре недели. За это время вы сможете определить, хотите оставить меня или нет. Если решите уехать, я полностью финансирую вам дорогу. Это будет мой подарок. Или вы сможете остаться в Филадельфии в качестве моей любовницы. Несмотря на ваше мнение, я уверен, что смогу осчастливить вас. По рукам?

Миген прищурила свои аметистовые глаза и пробормотала:

– Вы – хам!

Лайон рассмеялся в ответ, и Миген сильно ущипнула его, желая заставить замолчать, но он лишь смотрел на Миген с манящей улыбкой.

– Именно за это, моя маленькая, я люблю вас больше всего. Вы так скоры на комплименты! Когда мы бываем вместе, я всякий раз чувствую себя новым человеком.

– Будем надеяться, что этот человек становится лучше – по сравнению с тем, каким был раньше.

Внезапно Миген поняла, что Лайон устал от их постоянной перебранки, и с горячностью приняла его поцелуй. Она сделала глубокий вдох и предупредила:

– Я никогда не скажу «да». Я принимаю предложенную вами сделку, поскольку иного выбора у меня нет. Но не ждите, Лайон, что я когда-нибудь соглашусь на крохи с пиршества чьей бы то ни было любви. Даже вашей!..

Глава 23

Лайон разыгрывал свою партию весьма продуманно. Три дня он появлялся на глаза Миген редко, пока та не стала тосковать по его улыбке и остроумным репликам.

Она не ошиблась, предполагая, как Уонг оценит ее вмешательство в домашние дела. Лайон, как и обещал, с самого начала откровенно переговорил с ним, но китайцу было трудно передать любую из своих обязанностей новому человеку. Миген казалось, что Уонг постоянно ходит за ней по пятам, ожидая какой-нибудь оплошности, но никаких ошибок с ее стороны не было.

Миген с удовольствием занялась обстановкой дома, естественно, на свой изысканный вкус. При всякой возможности Миген обращалась к Уонгу за советом: так, с его помощью она обзавелась разнообразными растениями, которые подбирала в тон цветовой гамме каждой комнаты. Лайон понял, что девушка поймала его на слове, когда в своей спальне увидел изящную вазу с фиолетовыми гиацинтами.

Миген расспросила китайца о вкусах Лайона и сама составляла меню по тем редким дням, когда он обедал дома. Но повар не обладал сотой доли того, чего ждала от него Миген. Именно этот вопрос она избрала для первого разговора с Лайоном, который нарочно не обращал на нее особого внимания. Миген поняла, что он намерен оставаться сдержанным в ожидании первого шага с ее стороны. И хотя Миген каждый день нервно – точнее, с надеждой – прислушивалась, не пришел ли Лайон, она теперь убедила себя в том, что только обстоятельства привели ее в этот дом.

Предлог для разговора девушка искала уже два дня, но большую часть времени Лайон отсутствовал. Когда же он находился дома, то работал или читал в библиотеке. Если же торопливо обедал в столовой, она упорно стояла невдалеке, надеясь, что Лайон пригласит ее присоединиться к трапезе. На третий день Миген решила, что больше не может откладывать деловой разговор. Она застала его в спальне, где Лайон одевался для посещения театра, попросив, чтобы ему доставили поднос с жареным цыпленком. Миген постучала в дверь так тихо, что сама едва ли услышала его.

– Черт возьми, – рявкнул Лайон, – вносите же! Я умираю от голода!

Боясь, что мужчина может быть не одет, Миген нерешительно выглянула из-за двери. При виде огромных фиалковых глаз и буйных локонов мрачного настроения у Лайона как не бывало.

– Миген! Входите!

Под его теплым взглядом лицо девушки осветила очаровательная улыбка.

– Я принесла вам поднос с едой.

– Вижу. Что, Уонг сломал ногу? – Его глаза блестели, как океан под апрельским солнцем.

– Нет, сэр. – Миген залилась румянцем. – Я хотела обсудить с вами кое-что, а так как вы дома бываете очень редко, то я решила воспользоваться этой благоприятной возможностью.

– О да, мадам, – насмешливо сказал он и понимающе подмигнул ей. – Я как раз собирался узнать, как вы себя чувствуете. Мне жаль, что вас убедили…

– «…не побояться в логово ко льву явиться и смело там противостоять ему», – процитировала Миген.

Лайон, вспомнив, что имя его созвучно со словом «лев», рассмеялся над этим каламбуром и подошел, чтобы взять у нее из рук поднос. Он сразу же вынул из графина пробку и налил в стакан немного бренди.

– Вы всегда выпиваете, прежде чем выходить из дома? – напрямик спросила Миген, увидев, как он быстро осушил стакан и снова наполнил его.

– Вы хотите, чтобы я признался, будто могу выносить Присциллу, лишь притупив свои чувства?

– Значит, она получит в качестве мужа пьяницу? – И Миген прищелкнула языком.

– Этого, возможно, и не произойдет, если у такого мужа будет рядом та, которая подарит ему нечто, чего нет у жены.

Миген отвернулась от его проницательного взгляда и пересекла комнату, но к Лайону не подошла.

– Я лучше поскорее изложу главный вопрос. Он очень важен для меня.

– Я весь внимание, – заверил ее Лайон, взял стакан и удалился в туалетную комнату.

Миген смело последовала за ним, но была шокирована, увидев его перед большим овальным зеркалом с расстегнутыми бриджами, в которые Лайон заправлял рубашку.

– Мистер Хэмпшир, вы нарочно стремитесь постоянно смутить меня?

Лайон невинно Посмотрел на нее:

– Неужели мое полуголое тело вгоняет вас в краску? Я никогда не считал вас лицемеркой! Продолжайте, Миген.

От такой прямоты она чуть не задохнулась. И именно в этот момент Миген пронзили воспоминания о его великолепном обнаженном теле.

– Если вы ожидаете, что я здесь останусь на месяц, то заблуждаетесь. И не следует постоянно напоминать, что вы оставили меня в дураках…

Лайон подошел и ласково поднял ее по-детски нежный подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.

– Не говорите так Никогда не принижайте себя. Вы меня понимаете? Вы – единственная известная мне женщина, которая не ведет себя по-дурацки, и я не стану умалять значения того, что нас с вами объединяет.

В глазах Миген заблестели слезы, хотя голос ее звучал твердо:

– У меня нет необходимости уничижать себя. Вы сделали это сами в достаточной степени, вновь и вновь напоминая мне, будто я годна только для того, чтобы быть вашей служанкой или любовницей. И если я уронила свое достоинство, то в этом, мистер Хэмпшир, повинны и вы.

Миген понимала, что зашла слишком далеко. Но в ее душе будто прорвало плотину, и она уже не могла остановиться.

– Я отдалась вам с таким невинным доверием! Разве это не шутка! Вы не смеетесь? Ведь это так забавно, что я верила в любовь. Я верила, будто любовь – это самое главное, что может быть у человека в жизни. Какой абсурд! Разве вы не понимаете, как это смешно? Почему же вы не хохочете! С моей глупой наивностью я думала, что на вилле «Марквуд» я принесла вам в тот день нечто более важное, чем престижный брак или даже место в конгрессе.

Лайон все это время держал Миген за руки. Но в его глазах светились боль и сомнения, и Миген почувствовала, как ее охватывает ужас. Однако она продолжала говорить, казалось, голос звучал помимо ее воли:

– Вы же, с вашим безграничным очарованием, не могли сдержать себя, когда лишали наивную девушку девственности и романтических иллюзий! Вы уверены, что я унижена вашим предложением содержать меня? Однако самым оскорбительным для меня являются ваши отношения с Присциллой Уэйд… Если бы только ваша предполагаемая жена была образцом интеллекта, доброты и терпения. Но…

Сильные руки обхватили Миген, и она прильнула к груди Лайона. Было слышно, как бьется его сердце, и Миген охватила сводящая с ума страсть…

Лайон поднял ее и перенес на кровать, уложив поверх покрывала. Он растянулся рядом и прижал Миген к себе так сильно, что стало жарко от его раскаленного тела.

– Миген, простите меня, простите. Я никогда не хотел причинить вам боль. Я всегда считал, что вы достаточно разумны и сильны…

– О, Лайон, вы так не думали! Не просите прощения!

Он улыбнулся, зарывшись в ее блестящие волосы, и продолжил:

– Я уже говорил, что в тот момент я не искал любви.

Возможно, тогда мои чувства были притуплены, и я полагал, что все так и должно быть. Мне трудно изменить свое мнение. Я буду с вами честен. Вы замечательная девушка, в тысячу раз интеллигентнее и таинственнее Присциллы. Но, черт побери, я принял решение жениться ради того, чтобы добиться положения в обществе. А вы, черт побери, к сожалению, только простая служанка! Почему вы до сих пор не свыклись с этим? Если я и совершил ошибку в отношениях с вами, то частично потому, что не знал, как много вы.., ожидали. И как много ожидаете до сих пор!

Миген наблюдала за его лицом, чувствуя себя все более оскорбленной и обретая свое обычное хладнокровие. Она вырвалась из его объятий и села на противоположный край постели.

– Прекрасно! Вы все предельно ясно изложили.., сэр! Вы намерены претворить свое решение в жизнь, но мы еще посмотрим, кто окажется в дураках!

* * *

В эту ночь сон не пришел к Миген. Вновь и вновь перед ней вставало его лицо, его тело, она ощущала его прикосновения и – самое худшее! – слышала все его слова.

«Каково же решение? – размышляла Миген, – Лайон и предложенный им компромисс, или мое самоуважение и сопротивление и в результате – унылая жизнь без него». Ни один из этих вариантов ни в малейшей степени не устраивал ее.

На лестничной площадке часы пробили два часа, а Миген все еще бодрствовала, понимая, что во многом согласна с Лайоном, хотя и не могла в этом признаться даже себе. Взбив подушки в шелковых наволочках, Миген села в кровати и стала наблюдать за тлеющими углями в камине.

И попробовала снова проанализировать свое положение. Интуиция подсказывала, что Лайон испытывает к ней такие же сильные чувства. Здравый смысл говорил ей, что надо просто сказать всю правду и сразу положить всему конец. Абсолютно простое решение! Если бы Лайон узнал, что ее происхождение такое же знатное, что и у Присциллы, и даже более высокое, то разорвал бы со вздохом глубокого облегчения помолвку и женился бы на ней, Миген.

Подобная мысль посещала ее не раз. Но впервые Миген Сэйерс серьезно обдумывала ее, хотя уже знала, что не может предоставить Лайону столь легкий выход из сложившейся ситуации. Всю жизнь она бы потом грустно размышляла над этим, полагая, что не оставила любимому человеку права на выбор.

И, глядя на оранжевое мерцание тлеющих головней, Миген пришла к следующему выводу: «Прежде чем я снова рассмотрю эти две ужасные альтернативы, я брошу Лайону вызов в рамках его же правил».

Это будет отчаянная игра. Она понимала, что, проиграв ее, испытает боль и унижение во сто крат сильнее, нежели до сих пор. «Но моя любовь стоит такого риска, – решила Миген. – И если Лайон не сможет остановить на мне выбор как на своей жене – только из чувства любви, – тогда для меня не останется места в его жизни. Все или ничего».

Глава 24

Серьезная перепалка с Миген взволновала Лайона сильнее, чем он мог предположить. Стараясь избавиться от навязчивых воспоминаний о ее губах и голосе, от воспоминаний, которые преследовали его на протяжении всего вечера, Хэмпшир сразу после окончания спектакля проводил Присциллу в особняк Бингхэмов.

Лайон хотел пойти я таверну «Сити», где его друзья глушили густой и крепкий светлый английский эль и вели политические дискуссии. Однако в пути решил повидаться с Бенджамином Франклином. Было еще не поздно – едва десять вечера, но в окнах кирпичного дома Франклина свет уже не горел, и Лайон вновь обеспокоился состоянием здоровья доктора. Их беседы всегда поднимали дух Хэмпшира, вселяя уверенность в будущем, и потому в этот вечер он особенно нуждался в заразительном остроумии Франклина. Но Лайон все же посчитал за лучшее не нарушать покой своего наставника и отправился поднимать себе настроение элем.

Когда Хэмпшир наконец добрался до своего дома, то чуть не упал, споткнувшись о старый чемодан у двери. Он сбил кожу на пальцах, пытаясь отыскать круглую дверную ручку.

Поглаживая ободранные пальцы и бранясь про себя, Лайон все же открыл дверь, втолкнул чемодан в холл. И при свече прочитал на бирке два слова, написанные красивым почерком Энн:

«Миген Саут».

Лайон улыбнулся, сообразив, что Миген просто потребовалась ее одежда. Он взвалил чемодан на плечо и пошел в ее комнату.

Лайон тихо постучал, но, не услышав ответа, осторожно открыл дверь. Поленья в камине уже догорели до тлеющих красно-оранжевых углей. На огромной кровати Миген выглядела крошечной, по шелковым подушкам разметались ее роскошные волосы.

Сердце Лайона оборвалось. Он осторожно поставил чемодан на ковер и какой-то момент колебался: выйти из комнаты или остаться. Однако приданные ему элем безрассудство и дерзость легко взяли верх.

Миген спала в той же батистовой рубашке, которая была на ней в ночь, когда Лайон подошел к ее окну в особняке Бингхэмов. На этот раз, однако, она не застегнула ее на пуговицы.

Лайон ласково поцеловал ее нежную шею, затем его губы поднялись вверх, к полуоткрытым губам спящей.

Миген пробуждалась медленно, долго не понимая, реальность ли это, ибо любимый постоянно был героем всех ее снов.

На мгновение она предпочла, чтобы это была восхитительная фантазия: над ней подобно звездам мерцали любимые синие глаза. Лайон наклонился, чтобы снова поцеловать Миген, и она обвила руками его шею и позволила внезапно нахлынувшему волшебству рассеять свою настороженность и скованность.

– Я принес ваш чемодан, – прошептал Лайон, разрушая ее иллюзии.

– Вы перехитрили меня, – запротестовала Миген не очень убедительно. – Я думала, что вы – сон.

– Ну что же, благодарю вас, – ухмыльнулся Лайон. – Честно говоря, вы, найденыш, сами выглядите сновидением. – И ласково провел большим пальцем по ее щеке.

– Я благодарна за вещи. Ведь у меня до сих пор не было времени выстирать мое единственное платье. Только чистые фартуки…

– Вы напомнили мне, – прервал ее Лайон, – что я хотел избавить вас от ужасных черных платьев. Это, конечно, не значит, что вы не выглядите в них очаровательной. Но я все же считаю, что можно найти более веселенький цвет. Новую форму для вас выберу я.

– Могу себе представить, – бесстрастно проворчала она.

– Я не имею в виду, что хочу сменить тему беседы. – Лайон рассмеялся. – Но сегодня в театре я вспомнил, что так и не услышал ничего о том важном деле, о котором вы собирались со мной переговорить. Обсудим его сейчас или вы по-прежнему на меня сердитесь?

– Я… – Миген запнулась. – Мне нужно было бы это сделать. В глубине души я всегда.., но…

– Вы не В силах противостоять такому очаровательному распутнику?

– Вы льстите самому себе.

– Перед тем, как вы нанесете мне своим острым язычком еще одну рану, позвольте снова поинтересоваться, что же вы хотели обсудить.

Полусонная Миген сморщила нос, уловив запах спиртного.

Внимательнее вглядевшись в Лайона, она заметила, что один уголок его обычно твердого рта несколько опустился, в глазах появился вместо проницательной, бдительной настороженности мягкий блеск.

– Лайон, вы пьяны?

Он ухмыльнулся, сделав вид, что такое предположение оскорбительно. Его русые брови взметнулись вверх, и он тут же застегнул белую манишку. Миген заметила слегка перекошенный галстук, что выдавало необычную для Лайона небрежность.

– Неудивительно, что вы набрались наглости и ворвались сюда в разгар ночи!

– Я сегодня действительно выпил – чтобы притупить боль и изгнать из памяти ваше лицо. На какое-то время эль мне помог. Но сейчас он лишь ослабил мой постоянный контроль за своим сердцем и языком. Я почувствовал себя столь же обязанным раскрыть вам свои чувства, как это сделали вы сегодня вечером в отношении своих.

– Возможно, сейчас вам лучше уйти, – предположила Миген, правда, не очень настойчиво. – Я не хочу, чтобы вы сказали что-то такое, о чем завтра сожалели бы.

– Если бы я был трезв, – ответил Лайон с ироничной улыбкой, – то, наверное, ушел бы. Я надеялся, что смогу преодолеть искушение прийти сюда. Но вот как раз сейчас я смертельно ранен своей же самоуверенностью. Я болен ролью, которую должен играть при Присцилле, болен лживой ситуацией с вами, болен тем, что вынуждаю себя вспоминать свои амбиции всякий раз, когда мне нужно было бы прислушиваться только к голосу своего сердца. Вы сомневаетесь в том, есть ли оно у меня?

Да, маленькая, вы вправе сомневаться. Но сердце у меня есть.

Сейчас я вам скажу нечто и прошу вас внимательно выслушать это, ибо, когда я протрезвею, ко мне вернется и самоконтроль.

Лайон взял ладонь Миген и нежно разглядывал ее. На фоне его крупной и смуглой руки ладошка Миген выглядела трогательно крошечной. «Нежная, сладкая… – думал он. – Другой такой руки нет. Нет на земле служанки со столь бархатной, столь изящной ручкой».

– Миген, вы полагаете, что я использую вас как игрушку, ради пустого развлечения. Но сейчас я говорю, что вы ошибаетесь. Мои чувства к вам отнюдь не пустячные, хотя я попытался и пытаюсь убедить себя в их незначительности. Порой я делаю вам авансы, но не ради того, чтобы позабавиться, просто мой разум уже не в состоянии управлять моим сердцем.

Она заметила, как становятся жестче очертания его губ, а глаза загораются мучительным огнем желания. Миген не могла вздохнуть. Не могла даже пошевелить пальцем. А под батистом ночной рубашки до боли затвердели соски. Мерцающий свет от угольков в камине играл на лице Лайона, и Миген сладостно трепетала под его соблазняющим взглядом.

– Ах, Миген, если бы мы встретились раньше, до того как я распланировал свою жизнь! Если бы я узнал вас хотя бы годом раньше!.. Я бы тут же женился на вас. Но именно здесь – понимаете, здесь! – и зарыта собака. Всю жизнь я плевал на всякую осторожность, ставя лишь на то, что меня вызволит из трудностей мое невероятное везение. Я – дьявол!.. А потом, в кои-то веки, я встретил в жизни то, что захотел получить, но не мог: нечто серьезное – место в конгрессе. Можете ли вы хоть чуть-чуть осознать, что за силы меня отрывают от вас? В тот день, когда я приехал в поместье «Зеленые холмы», я жил своей идеей, был взвинчен мечтой о ее достижении. Брак без любви?..

Таков был единственный путь к вожделенной цели, и я был готов пойти ради нее на такой брак. Я был счастлив, что нашел хоть какую-то осмысленную цель в жизни, кроме сколачивания богатства и поиска приключений. Я уже не молод…

– О, Лайон! – Миген не смогла подавить деликатный смешок.

– Нет, я не молод! – перейдя в оборону, повторил он. – Что вы понимаете в этом? Сколько вам лет? Восемнадцать?

– Речь идет не о моем возрасте. Вы ворчите по поводу своих лет, будто у вас уже накупило старческое слабоумие.

Смотрите сюда! – Рука Миген проскользнула под распахнутый пиджак, чтобы коснуться его тонкой талии: на ней не было ни одного лишнего дюйма.

– Хотите сказать, что вам нравится моя внешность или что сделанный вами реестр моего тела основан на чисто объективных представлениях?

Миген так густо покраснела, что никакое пламя камина не могло скрыть ее румянец.

– Позвольте мне помочь. – Вежливый тон Лайона слегка пародировал ее речь. – Я полагаю, что открыл вам свое сердце Если хотите, открыл свою душу. Надеюсь, вы поняли, что положение становится все щекотливее, ведь разговор складывается не в вашу пользу Поэтому вы ухватились за обсуждение моего возраста как утопающий за соломинку.

У Миген к замешательству добавилось чувство обиды, и она попыталась вырвать свою руку, стараясь проявить силу воли.

– Если бы вы были трезвы, я стукнула бы вас, – холодно ответила она, полагая, будто достаточно и того, что Лайон уже узнал о ее намерениях.

Хэмпшир удивил ее своим смехом и желанием снова заключить в объятия.

– Вы очень деликатны, оценивая мою дряхлость, – пробормотал он ей на ухо, явно забавляясь ситуацией.

Миген боролась подобно котенку, впервые попавшему в воду: полна неистовства, но столь же беспомощна. Ей было совершенно ясно, что у Лайона на уме. «Я не познаю его тело!» – молча твердила она себе, продолжая сопротивляться, извиваясь в его горячих сильных руках.

Наконец Лайон пожалел Миген и уверенно нашел ее губы.

Ей хотелось воскликнуть: «Мошенник!» Но она только всхлипнула и теснее прижалась к нему, страстно отвечая на его поцелуй…

Миген рождалась и умирала от чувственного волшебства его рта, рук, всего тела. Миген лобзала горячими и сладкими поцелуями его лицо, пока Лайон ласково стягивал с нее рубашку.

Для Лайона она была столь же совершенна, сколь нежна и грациозна. С каждым поцелуем, с каждой лаской он распалял Миген, освобождая ее от скованности. Сегодня она была снисходительна и к себе, и к нему. «Может быть, из-за того, что я сказал ей? – подумал Лайон. – Поняла ли Миген это, пусть даже ничего не сказав?»

Когда ее уста льнули к его губам, когда она обольщала его с такой по-детски откровенной радостью, в Лайона вселялась уверенность, что Миген любит его. Любит его, несмотря ни на что.

Ни один из них не мог выразить свои чувства вслух, но всю ночь Лайон и Миген, вновь и вновь повторяя свои слияния, страстно говорили друг с, другом на самом красноречивом из вселенских языков.

* * *

Мягкий, абрикосового оттенка солнечный луч проник сквозь легкие драпировки балдахина на кровати, и с первым румянящим сиянием рассвета Миген открыла глаза. «О, – радостно подумала она, – так это и есть рай».

Лайон лежал навзничь, во сне прижимая Миген к себе. Их тоги переплелись… «Как изумителен этот феномен целостного существа „мужчина-женщина“! – размышляла она. – Можно ли удивляться тому, что именно энергия единения возносит нас на высоты экстаза и сбрасывает в бездны отчаяния?!»

Миген смотрела на Лайона – такого сильного и вместе с тем такого ранимого, что сердце ее сжалось от любви и, страха потерять его.

В планах, которые минувшим вечером она обдумывала, Миген не допускала подобного развития событий. И теперь, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку лица Лайона, она размышляла, не станут ли роковыми эти великолепные часы, проведенные с любимым.

Миген уже решила, что единственный способ завоевать сердце этого мужчины состоит в том, чтобы за недели, проведенные здесь, заставить Лайона понять: он без нее жить не сможет.

Хэмпшир также должен усвоить, что с положением любовницы Миген не смирится. Следовательно, надо изменить характер принятого компромиссного решения так, чтобы его осуществление зависело бы от Лайона. Но делать все надо постепенно и ненавязчиво, тогда он не поймет, какова же в этом роль Миген. Если только Лайон догадается, что она действует так же целеустремленно, как и он, то – и Миген это понимала! – все будет проиграно, капитан Хэмпшир никогда не смирится с тем, чтобы им манипулировали.

У нее и в мыслях не было, чтобы физическая близость стала главным фактором в их отношениях, во всяком случае, в той степени, какой близость достигла сейчас. И теперь она чувствовала, что природные инстинкты предали ее.

Когда Лайон целует, ее мозг горит, она уже слышит только зов своего тела. Но Миген знала, что сердце подскажет ей правильный выбор, потому что самое сильное оружие – это сила любви…

Она нежно поглаживала его плечи и покрывала легкими, как перышки, поцелуями шею Лайона, дразня своим юрким язычком, пока не ощутила, как напряглось его тело. Он медленно обнял Миген, вдыхая дивный аромат ее пышных волос.

– Вы ненасытны! – хриплым со сна голосом подтрунил он.

– Я знаю… Я ужасна…

– Вовсе нет, – прошептал он. – Вы поразительны.

Его уста прошлись по ее шее, вокруг уха, казалось, обжигая их, пока Миген не почувствовала сладостную боль внизу живота. Она покорно изогнула дугой свои бедра и теснее прижалась к дерзкому естеству Лайона. В ее чреслах вновь разгоралось желание, и Миген запустила свои изящные пальчики в его шевелюру.

Ее ответная реакция усилила желание Лайона. Он глубоко и с силой вошел в нее, и Миген, отозвалась с пылкой страстью. Их снова и снова поглощало опаляющее наслаждение…

Миген долго не могла отпустить Лайона и, удерживая его внутри своего лона, продолжала обвивать его мускулистую спину. Тела их покрыл легкий глянец пота, сердца, успокаиваясь, бились в унисон.

Миген прижалась лицом к его груди, а Лайон любовался копной ее иссиня-черных волос. Слезы счастья выступили на глазах Миген. Одна слезинка покатилась по ее щеке и капнула Лайону на грудь. Опершись на локоть, он пристально вгляделся в лицо Миген, и его окутала такая нежность… "На верхней губе у нее блестел тоненький налет влаги, словно роса на бутоне розы. Блестящие, черные как смоль волосы рассыпались по подушкам, оттеняя нежную прозрачность ее кожи, а в загадочных фиалковых глазах, как бриллианты, сверкали слезы.

– О, Лайон, не надо так смотреть на меня!

– Я размышлял, сколь не правдоподобно много вы сочетаете в себе: девушка и женщина, невинность и чувственность, классическая красота и возбуждающая пикантность, непосредственность и.., тайна. О чем думаете вы? – спросил нежно Лайон, осушая поцелуями ее слезы. – Вы оплакиваете нечто, о чем сожалеете?

Миген вздрогнула, лицо ее исказила гримаса душевной боли.

Она заговорила тихо и неуверенно:

– Я никогда не пожалею о своих чувствах. Я способна признать красоту – даже чистоту – того открытия друг друга, какое выпало нам. Отчасти мои слезы – это слезы счастья и слезы печали, а если и сожаления, то только о том, что я не умею жить одним настоящим днем, не задумываясь о том, что будет завтра. О мой великий великолепный лев, я хочу, вечно оставаться в ваших объятиях.

– Никто и не вынуждает вас покидать меня, Миген, – спокойно ответил он. – Более того, я вас умоляю провести остаток своей жизни со мной.

Лайон почувствовал слабость Миген – ее любовь к нему, но, видимо, недооценил силу чувств этой странной девушки, своеобразие ее неженского характера. Какое-то показавшееся долгим-долгим мгновение Миген пристально смотрела на Лайона, ее губы перестали дрожать, а тело словно окаменело.

– Если вы полагаете, что сломали мое сопротивление, сделали меня безвольной и беззащитной, то вы не правильно судите обо мне. Отбросьте свои заблуждения и перестаньте действовать так, будто я настолько глупа, что меня можно уговорить провести всю свою жизнь на положении легкомысленной содержанки.

Я пролила слезы из-за вас, но это не означает, что я превратилась в кисель! – Миген зло проглотила всхлипывание. – Ну и чего же вы добились подобным предложением? Вы очернили часы нашей любви, которыми бы я так дорожила…

Лайон понял, что ее тело сейчас отвергает его. Когда Миген закрыла глаза и прижала кулачки к своим губам, он отодвинулся и тихонько встал, зная, что не вправе обвинять ее в гордости или упрямстве. Ведь ему самому были присущи те же черты характера. Но главное – Миген была, конечно, права.

Застегнув бриджи, он надел рубашку и повернулся спиной к постели, на которой Миген теперь наблюдала за прекрасным восходом солнца. Она натянула одеяло до подбородка, и, даже когда Лайон приподнял со лба ее растрепанные влажные локоны, казалось, что Миген не обращает на него никакого внимания.

– Миген… Миген, взгляните на меня. За что вы меня казните?

Она подняла глаза, и лесные фиалки утонули в морской синеве.

– Если вы, Лайон, имеете в виду, что я поступаю как дитя, то ошибаетесь. Бывают времена, когда я жажду бежать от своих чувств, хочу вас забыть, онеметь. А сейчас все обстоит хуже…

Ибо несколько минут назад я вознеслась на такую блаженную высоту! Но вы только что решительно сбросили меня на землю…

Точно так же, как и в тот день на вилле «Марквуд».

– Миген, ей-богу, вы уподобляете меня чудовищу! Я лишь человек и тоже порой попадаю в серьезные переплеты. Но я не согласен с вами. Я знаю лишь одно: вы единственная женщина, о которой я хочу заботиться, которая стала величайшим счастьем моей жизни…

Миген больше не могла выдержать подобных заверений.

Она заставила себя заговорить:

– При этом Присцилла Уэйд будет вашей женой, матерью ваших детей, женщиной, согревающей вашу постель ночами? А что достанется мне? Торопливые завтраки? Нет, благодарю вас!

Забудьте об этом! Если вы еще раз явитесь ко мне с этим предложением, то это будет наш последний разговор!