Текст книги "Любви тернистый путь"

Глава 13

На обратном пути Миген совершенно забыла, о странной личности, мелькнувшей в саду, поскольку ее все более тревожило поведение Лайона. Она ждала: вот сейчас Хэмпшир скажет, что любит ее и немедленно разорвет свою помолвку с Присциллой. Но в глубине души Миген знала: этого не произойдет.

Разве Лайон не сказал, что цель – карьера в конгрессе – для него превыше всего? И все же сегодня Миген пыталась забыть их прошлые разговоры и продолжала надеяться.

Пока в сгущающихся прохладных сумерках они возвращались. – легким галопом по загородной дороге, Миген с улыбкой вела легкомысленную беседу. Но постепенно силы оставляли ее, наваливалась болезненная усталость. У Миген шумело в голове, когда она вспоминала о том, что совершила, о том, кем теперь стала для Лайона.

Сколько девушек прошло через это до нее?

Они миновали Пенсильванскую больницу, и Лайон свел своего чалого на обочину. Миген последовала за ним.

– Полагаю, что нам здесь следует расстаться, – мягко сказал Лайон. – Никому лучше не будет, если нас снова увидят вдвоем.

Миген не могла смириться с суровой правдой, она сгорала от позора и унижения. Ей не удалось ответить на взгляд Лайона холодно и равнодушно: глаза переполнили горькие слезы. Она страстно хотела растаять, раствориться, исчезнуть, но… Ей оставалось только отвернуться и вытереть глаза.

– Миген, – сказал он спокойно. – Не разочаровывайте меня.

– Что? – Голос ее звучал хрипло, но вызывающе; сейчас она презирала Лайона. – И вы осмеливаетесь говорить о своем разочаровании?

– Вот уж никогда не думал, что увижу вас плачущей. Вы же знаете, как я себя чувствую! Неужели вы думаете, что я могу от всего этого отказаться? Вы же все знаете, Миген, а потому не надо смотреть на меня так. Вы хотели того, что произошло, так же, как хотел я. – Его глаза потемнели, он словно оправдывался, видимо, желая прежде всего убедить себя. – Если говорить по правде, то не стоит скрывать, что ваше желание было значительно сильнее моего.

Миген в гневе отвернулась, собираясь распрощаться с ним.

Но Лайон схватил ее за руку.

– Послушайте, маленькая. Вы не должны меня ненавидеть.

Но я не хочу вводить вас в заблуждение. Я пока не ощущаю того, что должен чувствовать. Почему бы вам не согласиться с моей точкой зрения? Я верю, что мы должны обрести счастье, но…

Он взял Миген уже знакомым жестом за подбородок и приподнял лицо так, что она была вынуждена посмотреть ему в глаза.

– Сегодня я испытал с вами счастье. Знаю, что и вы испытали то же самое. Не совершайте ошибку и не заглушите эти добрые воспоминания чувством вины. Потому что женщина, проснувшаяся в вас, не знает раскаяния.

С этими словами Лайон наклонился и с горькой нежностью поцеловал ее. Миген была уверена, что увидела в его глазах боль.

– Желаю хорошо отдохнуть, миледи, – прошептал он, натянул рывком поводья и пустил коня легким галопом.

Миген застыла на месте. Она провожала Лайона взглядом и вдруг вспомнила, что в особняке Бингхэмов настало время чаепития. Поняв, что с возвращением опоздала, Миген с необычной силой натянула поводья, и Виктория пошла рысью на Бингхэм-стрит.

Никогда в жизни Миген не была столь безутешна.

Энн и Присцилла ехали в ландо, подняв его верх, чтобы защитить себя от вечерней прохлады. Примерки платьев заняли гораздо больше времени, чем предполагалось, и теперь они застряли в пробке экипажей.

– Я просто измучена! – воскликнула Присцилла, театрально вздыхая.

– Да, бывает, что дни порой оказываются такими нудными, зато вечера компенсируют их. Особенно если вы получаете роскошные платья и можете блистать в них!

– Пожалуй, что так… – Присцилла безразлично рассматривала экипажи и пешеходов. – Вы, кажется, говорили, что Кларисса Клоссен живет где-то на Хай-стрит?

– Говорила! – Энн наклонилась вперед, чтобы посмотреть на улицу. – Как раз вон там, третий дом отсюда!

– Его пора бы уже окрасить, – едко заметила Присцилла.

– Вероятно… Ее отец, Эдгар Клоссен, был некогда одним из виднейших граждан Филадельфии. Он чуть ли не первым занялся торговлей чаем. У него пять дочерей, их мать скончалась при последних родах. Мистеру Эдгару лет семьдесят – а то и больше! – – и на его долю пришлось трудное время – война, воспитание дочерей и поиски для них мужей… А когда началась торговля с Китаем, Клоссен потерял два корабля.., и практически разорился. Кларисса – его последний ребенок, оставшийся дома, и, как можно предположить, выросла без надлежащего присмотра, – монотонно сплетничала Энн.

В этот момент они обе увидели знакомого черноволосого мужчину, который вышел из фаэтона.

– Кучер! – закричала Энн.

Маркус Риме уже поднимался по ступеням дома Клоссенов, когда услышал приветствие. Сначала он решил не обращать на него внимания, но к Энн присоединилась Присцилла. Риме нехотя обернулся. В сиреневых сумерках обе женщины показались ему похожими друг на друга и чрезвычайно миленькими.

– Леди! Как приятно увидеть вас вдвоем. Именно такая встреча нужна мне после утомительного дня.

Парадная дверь распахнулась, и появилась странно возбужденная и взволнованная Кларисса.

– Маркус! Я уж думала, что вы никогда сюда не доберетесь! Подождите, вы сейчас такое услышите…

– Мисс Клоссен, я с не меньшим нетерпением стремлюсь узнать, что же ваш отец собирается мне сообщить. Прошу передать ему, что, как только я пожелаю этим милым дамам доброго вечера, я сразу же к нему поднимусь.

Огромные, небесной синевы глаза смущенной Клариссы наблюдали за Маркусом. Присцилла и Энн, увидев ее пристальный взгляд, приподняли брови.

– Простите… Я, мистер Риме, не хотела вам помешать. – Кларисса улыбнулась. – Всего хорошего, миссис Бингхэм, мисс Уэйд. – И поспешно затворила дверь.

Маркус с некоторым облегчением оглянулся, обратившись к Присцилле с самой добродушной улыбкой:

– Какая эмоциональная девушка! Можно подумать, что ее отец правит всем миром!

– А вы уверены, что ведете дела с мистером Клоссеном, а не с его дочерью? – лукаво поинтересовалась Присцилла.

Маркус чуть вздрогнул, но тут же овладел собой. Инстинкт хищника подсказал, что Присцилла просто ревнует, и охватившая его поначалу паника исчезла. Маркус сел в экипаж и почтительно поцеловал руку Присцилле. Та восхитительно покраснела.

– Мисс Уэйд, я прав, что заметил в вашем голосе нотку собственницы? Вы должны знать, что любой мужчина, обладающий глазами и сердцем, не может обращать внимание на какую-нибудь другую женщину, кроме вас.

– Хочется, мистер Риме, чтобы это было правдой, – парировала Присцилла слегка трагично.

– Что касается меня, то это так и есть. – Он поцеловал кончики ее пальцев, а потом тщательно повторил эту процедуру с пальчиками Энн Бингхэм. – Мне не хочется, :но я вынужден распрощаться с дамами. Мистер Клоссен очень нетерпелив.

– Мы тоже должны продолжить свой путь, – сказала Энн. – Нас ждут Уильям и мистер Хэмпшир. Сегодня ужинаем рано, потому что мужчины ведут нас в театр на премьеру «Римского отца».

– Какая ирония судьбы! И я собираюсь побывать на этом спектакле. Один… – Он печально взглянул на Присциллу.

– Возможно, мы там увидимся, – уверенно предположила та.

– Меня согревает эта надежда. До встречи… – Маркус остался на пороге дома Клариссы, глядя, как женщины кокетливо машут ему из ландо.

Экипаж свернул направо, и на лице Римса выражение грусти быстро сменилось наглым самодовольством.

* * *

Миген повезло: она оказалась дома до возвращения Энн и Присциллы. Смит встретила ее в помещении для слуг и вздохнула с облегчением.

– Миген! Я уже начала волноваться! Не могла даже представить себе, что вы нарочно задержались, и уж подумала, будто с вами приключилось нечто дурное. Я не должна была разрешать вам уходить одной.

– Мне очень жаль, если я обеспокоила вас. – Миген заставила себя улыбнуться. – Это действительно так. Я и не собиралась опаздывать… Просто заехала слишком далеко.

Смит наклонила голову, вопросительно глядя на растрепанную девушку.

– И вы развлеклись? Куда вы ездили?

Пропустив мимо ушей первый вопрос, Миген честно ответила на второй:

– Ездила на виллу «Марквуд». А теперь я должна привести себя в порядок до возвращения мисс Уэйд. Не могу представить себе, что их так задержало.

Миген поспешила переодеться, а Смит продолжила свой обход, зажигая свечи и размышляя, откуда новой горничной известно название старой виллы.

В своей комнате Миген налила теплую воду в таз и начала мыться. Сбросив платье перед мутным зеркалом, она пристально вгляделась в свои обнаженные руки и плечи: казалось невероятным, что какой-нибудь час назад ее тело горело под ласками Лайона.

Миген медленно вынула шпильки из спутавшейся прически и будто загипнотизированная, наблюдала в зеркале уже за иной Миген, безжалостно долго расчесывавшей волосы. Наконец она начала скручивать сверкающий цветом черного янтаря поток волос и закрепила его на затылке.

Вдруг она увидела это. Синяк у корней волос, в нескольких дюймах от затылка. Он был розовый, как цвет поцелуя, если только такие бывают. Сердце Миген заколотилось, подбородок задрожал, и она зажмурилась, стараясь сдержать обжигающие слезы. Затем осторожно притронулась пальцами к отметке, оставленной Лайоном. Ее охватило воспоминание о его сильных, нежных руках, о дурманящем аромате его бронзовой кожи, о горячих поцелуях, о его удивительных объятиях, в которых ее хрупкое тело сливалось с его стройным, жилистым, мускулистым…

Миген уже не пыталась остановить слезы. Горестные рыдания вызвали у нее безысходную тоску, которая, казалось, медленно разливалась по всем клеточкам ее тела. Миген наконец обратила внимание на жгучую боль между ногами, которая красноречивее всех слов напоминала о случившемся…

Но вот поток слез иссяк. Миген привстала, чтобы снова посмотреться в зеркало, и, взглянув на себя, почувствовала, как к ней постепенно возвращается ее прирожденное жизнелюбие.

«Разве я допускала раньше, чтобы кто-нибудь обидел меня-? – критически размышляла она. – Пусть даже мать или отец… С детских лет я научилась в поисках счастья ни на кого не надеяться. Так есть ли причина, по которой я позволила такому.., такому варвару, как Лайон Хэмпшир, причинить мне подобные муки?»

Силы внезапно вернулись к ней, и она стала быстро одеваться. «Я совершила ужасную ошибку, дурочка! Но нет никаких оснований и дальше вести себя так же глупо. Впредь я должна, как всегда, сама заботиться о себе. Мне ничего не нужно ни от Лайона, ни от Присциллы!»

Ее глаза снова заблестели, как аметисты, и она уверенно повязала поверх черного платья белый хрустящий фартук.

«Я просто убегу из этого города, – решила она, – и отправлюсь куда глаза глядят. Надо все начать сначала – вот что мне нужно! Как только я смогу…»

В дверь постучали. В коридоре стояла высокая чопорная служанка с кухни.

– Мисс Уэйд вернулась? – спросила ее Миген.

– Да, Саут. Она обедает. У госпожи не было времени переодеться, но пока она о вас не спрашивала. Вы должны пойти в зеленую гостиную. Там они пьют вино и…

Миген поспешила, слегка прихрамывая, в парадную часть дома…

В зеленой гостиной Лайон Хэмпшир стоял у камина, опершись локтем на мраморную каминную полку, и лениво оглядывал комнату, Уильяма, Энн и Присциллу.

Его невеста в изумрудно-зеленом платье выглядела особенно красивой: пышная грудь, тонкая талия. Кружевная ленточка украшала длинную шею, золотисто-каштановые локоны были причесаны по последней моде – распущенные вдоль щек и заплетенные в косу на спине.

Присцилла заметила, что Лайон наблюдает за ней. Пытаясь изобразить кокетливую улыбку, она слегка склонила голову, показывая ему свой точеный профиль.

Лайон вздохнул, когда Присцилла пересекла комнату, так и не дождавшись, что он первый сделает шаг навстречу ей. Несмотря на красоту, которая теперь начинала рискованно напоминать красоту Энн Бингхэм, в Присцилле было нечто, вызывающее в нем какое-то презрение. Его невеста была жеманной, пустой И тщеславной.

Лайон сделал большой глоток бренди. Перед ним всплыло очаровательное личико Миген, и Лайон снова почувствовал страстное желание, к которому теперь примешивалось чувство вины.

"Миген, – рассуждал он, – конечно, не заслужила такого обращения. Правда, пока не увидел о многом свидетельствующую кровь, я не понимал, что Миген серьезно влюблена в меня.

Довелось ли кому-нибудь слышать о такой привлекательной служанке, как Миген, которая оставалась бы при этом еще и девственницей?" Лайон и подумать не мог, что Джеймс Уэйд уложил бы ее в постель. Эта уверенность почему-то принесла ему облегчение. Он хорошо понимал, что не должен испытывать К горничной никаких чувств, особенно в своем нынешнем положении жениха.

Но как она необычна! Лайон вновь испытал жалящее чувство вины, когда вспомнил, какой была Миген в том сумраке, – слезы, сверкающие в ее фиалковых глазах, а во взгляде – надежда и любовь.

«Я завел Миген в глубокую воду с головой и бросил ее, – горько признался он себе, выпив еще бренди. – Но черт побери, откуда я мог знать, что девушка до этого момента так глубоко никогда не плавала?»

– Заявляю, мистер Хэмпшир, что сейчас вы в тысяче миль отсюда! – Слова Присциллы звучали довольно резко. – Я рядом уже целую минуту!

– Целой минуты пройти не могло! Миледи, нижайше прошу прощения. – Тон Лайона опровергал его слова, и Присцилла подозрительно посмотрела на него.

– Вы для меня, Лайон, загадка. Я никогда не знаю, что и подумать…

– Моя дорогая, я всегда точно такой, каким выгляжу. Не изобретайте тайн, коль их нет. – Он отхлебнул глоток бренди, взглянув поверх бокала на входившую в комнату Миген.

Сейчас она уже не была бледной, плачущей девушкой, с которой он простился на окраине города. Заметив в глазах жениха нескрываемый интерес, Присцилла проследила, куда он смотрит.

Увидев Лайона, Миген ощутила, будто ей дали сильную пощечину, и на мгновение запнулась. Он никогда еще не был так красив, и, как всегда, уже само присутствие Хэмпшира действовало как возбуждающий фактор.

Она сделала глубокий вдох и спокойно посмотрела Лайону в глаза. Щеки Миген зарделись. Уязвимость в ее взоре сменилась враждебностью. От удивления Лайон приподнял выгоревшие брови и подумал: совершенно ясно, что негодница должна была выпить много спиртного, чтобы заглушить память о нем! Миген его игнорировала. Служанка обращалась исключительно к Присцилле, которая сообщила, что нынешним вечером они едут в театр и что нужно подготовить ее платье абрикосового цвета.

– Придешь в мою спальню в половине девятого, – закончила она отрешенным тоном.

Миген слегка, в знак безмолвного протеста, вздернула подбородок, присев в реверансе и глуповато кивнув головой. Лайон только усмехнулся и не обратил внимания на настороженный взгляд наблюдательной Энн Бингхэм.

Миген прислонилась к стене, ожидая, пока утихнет охватившая ее дрожь. Она была не в силах ни сдержать, ни осознать свое страстное желание прикоснуться к Лайону, прижаться лицом к его широкой, сильной груди, почувствовать крепкие и нежные объятия. «Днем, – думала она, заливаясь слезами, – Лайон наслаждался мной, и ему потребовалось так мало времени для того, чтобы облачиться в свой лучший костюм, отобедать со своей невестой, а затем сопроводить ее в театр!» : , Миген, поборов слезы, выпрямила спину, сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. «Злобный трусишка! Я не допущу, чтобы ты победил! Я буду бороться, какой бы дьявол ни управлял моими эмоциями. Лайон Хэмпшир может завладеть своей драгоценной Присциллой, но меня ему не видать больше. А еще говорил, что я его друг! Какой идиоткой я была!»

Миген увидела стройного темноволосого Брауна. Его плутовская улыбка согрела ее и сняла напряженность. Она почувствовала, что рада отвлечься от тяжелых мыслей и поболтать с кучером.

– Привет, Браун! Чему вы так радуетесь? – Миген удивилась, заметив, как он покраснел.

– Возможности увидеть вас, мисс. Позвольте мне сказать, что сегодня вечером вы необычайно красивы.

– А почему бы и нет? Спасибо. Я не верю вам, но милый комплимент всегда приятен. И вы не должны обращаться ко мне «мисс», будто я не работаю, а живу здесь! Меня зовут Миген.

– Мне будет приятно называть вас Миген. Если вы меня снова простите, то я скажу, что вы воспитаны лучше самых богатых женщин. – Браун пустил в ход свою обескураживающую улыбку, в глазах появился охотничий блеск. – Я славлюсь тем, что говорю правду, а потому вы обязаны верить мне.

Миген рассмеялась, обрадовавшись тому, что горькая боль в груди начала таять.

– Вы слишком любезны.

– Для меня будет честью, если вы станете называть меня по имени – Кевин!..

– Это имя бойких ирландцев вам подходит.

– Мне давно так не говорили.

– Правильно, ведь теперь, насколько я понимаю, вокруг вас всегда целый хоровод девушек.

Они медленно направились к кухне, но Браун при ее словах остановился и театрально приложил руку к груди.

– Это не правда! Перед вами одинокий мужчина! Кто распространяет такие сплетни?

– Вы что, забыли? Это… – Имя, которое она собиралась назвать, и улыбка застыли на ее устах.

Браун увидел в ее глазах настоящую боль и пришел в замешательство. Но постарался сменить тему разговора:

– Ну а как прошла сегодня ваша верховая прогулка?

Миген с трудом ответила хриплым шепотом:

– Я бы выпила чашку чая.

Ошеломленный и встревоженный, Браун повел побелевшую Миген на кухню и усадил ее там у плиты на стул с плетеной спинкой. Несколько минут она не двигалась, подобно статуе, затем на побледневшем, как бумага, лице появился легкий румянец, а в глазах мелькнули прежние задорные искорки. Почувствовав облегчение, он пошел за чашкой чая, а когда вернулся, то увидел, что Миген протянула руки к огню и уже совсем весело улыбается.

– Спасибо Кевин, – сказала она, беря слегка дрожащими пальцами чашку. – Простите, не знаю, что со мной сталось.

Внезапно я почувствовала жуткий холод…

У Брауна хватило разума не упоминать больше о дневной прогулке верхом и не обсуждать, имело ли это отношение к странному поведению Миген. Кевин увел ее в уголок столовой для слуг, и Они уселись там в стоящие напротив друг друга в резные деревянные кресла.

– Ну и… – начал он с деланной веселостью. – Я хочу знать, просили ли вы выходной. Я уж не спрашиваю, как это Смит разрешила вам улизнуть!

– Ну что же… – засмеялась Миген.

– Ага! Я так и думал, что вы с ней это не обсуждали. Вы же распоряжаетесь своим временем сами. Ведь ваша госпожа приходит и уходит, когда ей заблагорассудится, – на балы, к портным и модисткам, в театр… Мне в таком случае пришлось бы солгать. Я же только кучер! А вы заслуживаете хоть чуточку отдыха от работы. Я узнал, что завтра во второй половине дня будет званый прием у мэра Пауэла и поэтому Бингхэмы и мисс Уэйд уйдут из дома. Поскольку прием состоится в соседнем здании, мне не надо везти их туда, и у меня выдается свободное время. Я буду рад, если вы проведете этот вечер со мной.

Миген размышляла над тем, что сегодня вечером Лайон будет с Присциллой в театре, завтра – у Пауэла! «А я, – сокрушалась она, – останусь дома с вывихнутой лодыжкой и ощущением одиночества и боли…»

– Что вы имеете в виду? – спросила она Брауна.

Тот улыбнулся, будучи совершенно уверенным в своем обаянии:

– Поскольку вы новичок в нашем городе, я думаю, что вам было бы интересно посмотреть музей Пила. Вы что-нибудь слышали о нем?

Миген посмотрела на Брауна с пренебрежением:

– Мы, виргинцы, не такие уж невежды. Я не только Слышала о нем, но случайно знаю, что генерал Вашингтон послал мистеру Пилу, этому борцу за независимость, французских фазанов, которые он получил от маркиза Лафайета, тоже сражавшегося за независимость в звании американского генерала. А эти фазаны, кстати, передохли один за другим.

Она говорила не просто самодовольно, но с явным налетом этакого снобизма. И это было то, чего Браун не выносил у своей ровни. Его улыбка погасла, а Миген стала ненавистна самой себе. «Я сейчас напоминаю Энн Бингхэм», – подумала она.

Брауна, как и Лайона, интересовало, что же на самом деле представляет собой Миген. Он наклонился к девушке, внимательно посмотрел ей в глаза и тихо рассмеялся:

– Вы уверены в том, что вы горничная при леди? Больше похоже на то, что вы леди по отношению ко мне.

– О, Кевин, простите меня… – – Но, тут же, услышав с улицы колокольный перезвон, спросила:

– Что это такое?

– Это «колокола сливочного масла». Они звонят вечерами накануне перед открытием рынков.. Дважды в неделю… Ах, Миген, филадельфийский рынок – это, надо сказать, зрелище!

– О, я совсем забыла, что завтра утром должна идти на рынок вместе со Смит и Брэмбл!

– Тогда вам надо лечь пораньше, – рассмеялся Браун. – В эти дни Брэмбл поднимается до пяти утра, ведь ларьки открываются перед рассветом.

Миген застонала:

– В таком случае мне лучше пойти в спальню мисс Уэйд. Я должна проветрить вечернее платье, она рассчитывает, что я начну помогать ей наряжаться.

– Подождите! – Браун положил ей руку на плечо. – Лучше я, спрошу вас о главном. Мне доставит огромную радость, если вы пообещаете завтра во второй половине дня пойти со мной в музей Пила – художника, политика и ученого.

Это по-настоящему интереснейшее место. В нем полно скелетов и чучел животных самых различных видов. Там выставлена даже восковая фигура самого Пила. Ну, что вы ответите на мое приглашение?

Его искренность заставила Миген улыбнуться.

– Я бы хотела принять ваше предложение, и сделать его с вашей стороны было весьма любезно… Но я не знаю, разрешат ли мне.

Браун фыркнул:

– Я решусь пойти настолько далеко, что скажу: я полагаю, вам разрешат чуть ли не все, что вы попросите. Ведь мистер Бингхэм строго приказал обращаться с вами предупредительно. – Браун внимательно наблюдал за Миген, и поверил в ее искреннее удивление.

– Что вы имеете в виду?

– По правде говоря, я надеялся, что это объясните мне именно вы! Больше мне ничего не известно. Мистер Бингхэм без обиняков предупредил, мол, никто не должен нахально ухаживать за вами или плохо с вами обращаться. Такое предупреждение в отношении любой служанки и горничной показалось странным. Ни об одной мистер Бингхэм этакого никогда не говорил.

– Но я, по сути, даже не знаю этого человека! Он почти не разговаривал со мной!

– Может быть, в этом замешан капитан Хэмпшир? ; – после некоторой паузы предположил Браун.

Миген побледнела и быстро опустила глаза, внимательно рассматривая вязаный ковер на дубовом полу. Когда она подняла голову и встретила пронизывающий взгляд Брауна, к ее щекам предательски прилила кровь.

– Эта мысль кажется мне еще абсурднее, – решительно возразила она. – Я склонна допустить, что произошла какая-то ошибка.

– Возможно, – согласился, широко ухмыльнувшись, Браун и тем самым разрядил обстановку. – Но ошибка или нет, а я все равно держу пари, что если вы попросите, то свободный вечер вам предоставят. Подождите только момента, когда сможете обратиться с такой просьбой к самому мистеру Бингхэму.

– Ну хорошо, – заметила рассеянно Миген. Больше всего ее озадачило то. Что Лайон поступил так, когда она только приехала сюда и считала их отношения лишь дружески-деловыми.

– Кевин, не напрашиваетесь ли вы на неприятности, пытаясь стать моим другом?

Он весело рассмеялся:

– Надеюсь, очаровательная, что пока я в безопасности. И разве я повинен в «нахальном ухаживании» или в «плохом обращении» с вами?

Миген ответила на его ухмылку улыбкой, как она считала, ироничной, поскольку единственным человеком, повинным в этих проступках, был Лайон.

Браун поднес ее руку к своим губам, и она не воспротивилась. Но потом из коридора раздался смех, и ее лицо и сердце словно закоченели. Смех Лайона звучал необычайно счастливо.

К горлу неожиданно подступила тошнота, и кожу болезненно стал покалывать озноб, охвативший все тело. Это ощущение быстро прошло, а Браун все еще держал ее руку.

Миген подумала о том; что прикосновение этого мужчины не пробуждало в ней ни Огня, ни волшебного трепета…