Текст книги "Любви тернистый путь"

Глава 31

Охваченная радостным волнением, Миген закрепила бриджи Уонга на своей талии и поспешила к зеркалу, откуда на нее смотрела неизвестная фигура, и громко рассмеялась. К какому полу на самом деле принадлежала эта фигура, можно было судить, лишь приглядевшись к прелестному личику. «Но хватит ли у кого-нибудь времени, чтобы заподозрить в этом маленьком груме девушку?!» – подумала она.

Миген перевязала грудь широкими кружевными лентами, которые приложила к ее нарядам ничего не подозревающая заботливая мадам Милле. Свободная рубашка и черный пиджак надежно скрыли округлости фигуры.

Миген потратила четверть часа, закрепляя шпильками на затылке шелковистые локоны, а сверху шляпу. «Отлично, – подумала она. – Слава Богу, что Уонг так миниатюрен! В черном костюме, белых чулках и в башмаках с застежками я, несомненно, похожа на грума-подростка. А тень от шляпы скрывает лицо. На меня никто и не оглянется!»

Миген несколько раз прошлась по комнате. До чего же хорошо она почувствовала себя, вновь надев бриджи! «Как только я могла все это время выносить дамское седло, в котором приходилось сидеть боком?»

Одежду Уонга Миген конфисковала, когда китаец был занят наверху, и теперь содрогалась при мысли, что Уонг вдруг хватится ее. Никакими объяснениями успокоить его было бы невозможно. Поэтому Миген попросила Лайона зайти за ней.

Вместе им удалось бы безопасно выбраться из дома. Раздался его знакомый стук, и, еще раз беспечно поглядев в зеркало, Миген пошла открывать.

Она испытала редкое удовольствие, увидев Лайона в замешательстве, и, захихикав, втащила его в комнату.

– Вам это нравится? – поинтересовалась она, сделав пируэт на носке башмака. – Вполне возможно, что у меня и Уонга округлости в разных местах, но теперь все сойдет.

– Миген… – Лайон все еще был ошеломлен.

– Молчите, молчите, я знаю, что я гений.

– Вы безумная! Посмотрите на себя! Эти бриджи!..

– Вы ведете себя так, будто считаете меня какой-то чудачкой! Но вы ведь знаете, что и у женщин, и у мужчин есть ноги.

Миген увидела в его глазах восхищение и явное удовольствие. И даже позабыла отодвинуться, когда Лайон взял ее за талию.

– Ради Бога, Миген, что вы с собой сделали?

– У мальчиков же нет.., этих, как их… Правда же? – отбиваясь от него, продолжала она спорить. – В конце концов, на мне всего лишь костюм грума для верховой езды. И то, как он сидит, не должно вызывать сомнений.

– Это какое-то сумасшествие! – Лайон запустил руку в свои светлые волосы. – На свете не найдется другой женщины, которая бы с такой радостью облачилась в бриджи, не говоря уж о…

– А я не любая «другая женщина». Я это я, даже если кажусь вам странной. Это будет забавная авантюра!.. Пожалуйста, не браните меня. Если вы собираетесь сделать все, что наметили, то нам следует поскорее убраться из дома. – Она отбежала, чтобы в последний раз взглянуть на себя в зеркало и поправить шляпу. – Лайон, разведайте, что творится в тылу.

Мне совсем не хочется напороться на Уонга!

* * *

Так и пошло. Каждое утро Миген надевала костюм грума, и они вместе с Лайоном прочесывали филадельфийские магазины, пока в конце концов не подобрали все необходимое для виллы «Марквуд». Незатейливое удовольствие – походы за покупками и предпринятый Миген маскарад – превратили их жизнь в некую дерзкую эскападу. Всегда был риск в том, что кто-нибудь слишком пристально вглядится в лицо грума, или Миген забудет говорить более низким голосом, или Лайон обнимет ее.

Поведение Хэмпшира было особенно важным, поскольку он должен помнить, что ему следует обращаться с Миген, как с Джошуа, А это была трудная задача, если учесть его чувства и физическое влечение к Миген, независимо от того, во что она одета.

Заговор сблизил их больше, чем когда-либо раньше.

По вечерам Миген прилагала необычные усилия, заботясь о своем внешнем виде. Она никогда не надевала дважды одно и то же платье, а ее кожа пылала от растирания щеткой. Локоны больше никогда не были в беспорядке. Так что, несмотря на свою слабость к бриджам, Миген оставалась женщиной. И Лайон не нуждался в напоминании об этом. Ночью и днем он горел желанием и удивлялся вновь обнаруженному у себя самообладанию. Будучи не в силах не видеть Миген, Лайон фактически игнорировал Присциллу, все время обедал дома и совершенно не понимал, зачем подвергает себя столь тяжелым пыткам, общаясь с невестой и ее окружением.

Миген, видимо, не имела представления о его мучениях, считая «безразличное» отношение к свадьбе нормой, коль скоро он и обещал вести себя таким образом. Отбросив подозрительность, девушка счастливо делила с ним время, и Лайон был изумлен и восхищен тем, что подобное общение между ними могло компенсировать отсутствие столь желанной физической близости.

Даже днем ее озорной взгляд побуждал Лайона приподнять смехотворную шляпу и поцеловать Миген. Каждое мгновение, когда они оставались наедине, было прекрасно! И ее естественная реакция, когда они целовались, и сладость ее губ, глухое биение ее сердца, ощущаемое его грудью, и атласное тепло ее теперь постоянно скрытого от взора тела!..

Дни, когда Лайон был вынужден проводить без любимой, приводили его в бешенство, хотя он и понимал, что может прекратить свои страдания.., взяв Миген силой. Хэмпшир совершенно правильно предполагал, что она не отказала бы ему в поцелуе, но отдавал себе отчет в том, что, вновь отведав ее уста, уже не найдет пути назад…

Покупки для виллы «Марквуд» были завершены к концу первой недели апреля. Оставалось заняться только главной спальней, что Миген делать явно не хотелось. Приобрести мебель для Присциллы было довольно трудно, но Лайон не упоминал о будущей обитательнице этой комнаты, когда они выбрали новую кровать с пологом на четырех столбиках. Покупка же кровати Лайону была для Миген просто мучением: перед мысленным взором стоял образ Присциллы, лежащей рядом с Лайоном. К тому времени, когда они выбрали красивую кровать и решили вопрос о серебристой и цвета слоновой кости драпировке для нее, Миген была совершенно разбита. Покидая магазин, Лайон взглянул на ее осунувшееся лицо и понял, что происходит.

– Мы еще одно дело забыли, – заметил он. – Нам надо вернуться обратно и сказать, куда доставить покупки.

– Когда рабочие привезут ковры? – спросила она дрожащим голосом.

– Завтра… Нанятая мною ненадежная бригада уже завершила окраску дома. Вы, Миген, правы. Мне действительно нужно больше рабочих. Кто-то должен постоянно наблюдать за тем, что там делается.

– Еще есть время. У вас не возникло бы проблем в подборе слуг, если бы вы, как все остальные, держали рабов.

– Но рабов держат не все. Скажем так: рабов держат почти все. Но не я. Вы знаете мое отношение к этому.

– Да, Лайон. И я с вами согласна! Вам не нужно спорить со мной на эту тему. Поберегите свои слова для будущей жены.

Несмотря на снующих вокруг людей, Хэмпшир прикрыл ладонью ее руку.

– Миген, вы что-то побледнели. Не хотите ли пройтись пешком? Мы могли бы прогуляться к зданию администрации штата…

– Да. Мне это по душе.

Они привязали Дитя Небес и Исчадие Ада и направились в западную сторону. Стояла прекрасная погода, по тротуарам прохаживались горожане низших сословий, а богатые господа разъезжали в открытых экипажах.

Сияние солнца и близость Лайона вернули Миген хорошее настроение. Они заходили во все попадающиеся по пути лавки и магазины – начиная от аптек и скобельных до модисток и сапожников. Им даже попалась лавка, в окнах которой были выставлены гребни, вручную вырезанные из черепахового панциря.

Лайон вел легкую беседу, показывал ей заслуживающие внимания здания и отвечал на все вопросы Миген, к которой вернулась любознательность. Он указал в таверне «Индейская голова» на угловую комнату члена виргинского законодательного собрания Томаса Джефферсона, в которой тот когда-то работал над Декларацией независимости, в то время как на нижнем этаже шли шумные собрания и митинги. Они пошли в обход по мощеному переулку, ведущему к «Залу плотников», где проходил Первый континентальный конгресс, а теперь заседала «Библиотечная компания».

– Компания в значительной степени выросла из организованного доктором Франклином клуба, – разъяснил Лайон. – Там наверху у нас есть комната для книг и еще одна – для коллекции, которую доктор окрестил «Философским аппаратом».

Основную часть процедуры работы компании подготовил доктор Франклин и предписал устраивать во время каждой встречи перерыв для того, чтобы долить бокалы и осушить их.

– А еще говорят, что он не грешник! – рассмеялась Миген.

– Ваши слова звучат так, будто вы не одобряете доктора Франклина.

– О, я люблю безнравственные выходки. Вам надо было бы это уже знать!

При этом замечании Лайон вынужден был стиснуть кулаки, чтобы сдержаться и не схватить ее в объятия прямо на улице.

Миген, однако, не имела представления о нависшей над ней «опасности», ибо ее внимание отвлек негр, который толкал ручную тележку с устрицами.

– А не купить ли нам несколько устриц?

Миген впервые отведала эту знаменитую филадельфийскую снедь. Правда, сначала она содрогнулась от их вида. Лайон показал, каким количеством лимона и хрена следует их приправлять, и очень смеялся, наблюдая, как Миген с присущим, ей энтузиазмом преодолевала свое отвращение.

…Повсюду царил дух Федерации независимых американских штатов. Надписи на вывесках были сформулированы так, что в них обязательно было это слово. Куда бы Миген ни посмотрела, она видела федеральные ливрейные конюшни, федеральные таверны, лавки, расхваливающие федеральные шляпы или мебель. Место рождения этого одурманивающего слова находилось кварталом дальше. Здание администрации штата Миген еще предстояло увидеть, хотя в детстве она слышала много рассказов о нем.

Тогда казалось, что каждый приходящий к ним в гости человек только что прибыл именно оттуда. Так было после подписания Декларации независимости. Миген минуло всего четыре года. Она слышала описания Филадельфии и здания ее администрации от Вашингтона, Джефферсона, Медисона… Но никто из них не говорил о том сильнейшем сердцебиении, которое ощутила Миген при словах Лайона, когда торжественно он провозгласил: «Вот этот дом»

Столь внушительное здание, казалось, было осенено ореолом национальной гордости. Его архитектура воплотила в себе идеалы, ради победы которых люди сражались и умирали. Какими-то непостижимыми средствами строители передали эти идеи, олицетворяя, как гласит конституция, «неотъемлемые права».

Миген вспомнила отрывок из книги просветителя, участника войны за независимость Америки Томаса Пейна «Кризис»: «Небеса знают, как оценить свои творения. И было бы воистину странно, если бы их столь божественное детище, как свобода, не ценилось бы так высоко».

* * *

Роберт Моррис находился в Нью-Йорке уже целый месяц, ожидая прибытия остальных членов конгресса. Бюллетени по избранию президента Соединенных Штатов были подсчитаны два дня назад, и Роберт передал своей жене сообщение об этой новости со специальным курьером.

Когда заляпанный грязью и запыхавшийся курьер прибыл в дом к Моррисам, его перехватил В дверях слуга. Письмо было доставлено на серебряном подносе в элегантную гостиную, где Мэри Моррис разливала чай своим гостьям – Энн Бингхэм, Присцилле Уэйд и Элизе Пауэл. Всем очень хотелось узнать, каким же оказалось последнее слово и не содержит ли письмо хотя бы намек на то, когда они смогут отправиться на инаугурацию.

– Муж сообщает официальные данные, – пересказывала содержание только что полученного письма Мэри. – Генерал Вашингтон избран на пост президента единогласно, а вице-президентом станет мистер Джон Адаме. Торжественное вступление в должность состоится тринадцатого числа нынешнего месяца, и мистер Томсон немедленно выезжает, чтобы сообщить генералу известие о его победе.

Разговор пошел о планах на будущее. Не будучи знакомой с Нью-Йорком и обсуждаемой дамами главной темой, а также с большинством упоминаемых ими людей, Присцилла вскоре заскучала. Подавив зевок, она притронулась к атласному платью Энн.

– Не могли бы вы показать мне дом? Мне эта беседа кажется очень нудной!

Энн, узнав все новости, пребывала в хорошем настроении и охотно согласилась.

– Знаете, высказывается предположение о том, что новый президент еще до конца года будет жить здесь, – доверительно сообщила Энн Присцилле, когда они вошли в холл. – У Роберта большое влияние, и он уже начал уговаривать генерала Вашингтона разместить столицу не в Нью-Йорке, а здесь.

– И он ради этого уступит свой дом?

– Роберт уже однажды сделал это, когда генерал жил в Филадельфии. Вы же знаете, здесь часто проводятся различные съезды и другие подобные мероприятия. Можете быть уверены, что если Филадельфия станет резиденцией правительства, то генерал поселится именно здесь.

Это был красивый особняк, подтверждающий право Морриса быть достойным соперником дома Бингхэмов.

Мэри Моррис была привлекательной женщиной с нежным лицом и уравновешенным характером. Декор интерьера отражал ее изысканный вкус. Пышность особняка не выпячивалась, но каждый предмет обстановки говорил не только о богатстве, но и об изысканном вкусе его хозяев.

Наверху – на втором из трех этажей – Энн провела Присциллу через гостиную, откуда та могла сверху осмотреть очаровательные парки и фруктовые сады, окруженные оградой из красного кирпича. Фасад дома выходил на Хай-стрит и ее пересечение с Шестой авеню – район города, заметно отличающийся от Светского холма и довольно далеко расположенный от него. Энн задержалась у окна, наблюдая за оживленной улицей, а Присцилла изучала обстановку в комнате дочери Моррисов.

– Ну и ну, – произнесла наконец Энн. – Неужели по такому грязному тротуару идет вечно отсутствующий, но всегда элегантный Лайон Хэмпшир. Кто-то мне говорил, что в последнее время его больше не увидишь в экипаже. Удивительно, что он до сих пор не подхватил какую-нибудь ужасную заразу. Кажется, кроме моей Брэмбл, он приобрел и других новых слуг… вот того парнишку я раньше не видела.

Присцилла так редко теперь виделась с Лайоном, что эти замечания пробудили в ней любопытство. Она стремительно подошла к окну, и ей тут же бросились в глаза залитые солнечным светом русые волосы жениха. Но через мгновение Присцилла словно остолбенела. Хотя она и не могла рассмотреть затемненное шляпой лицо спутника Лайона, Присцилла была уверена в том, кто это, как в собственном имени. Она не могла не узнать эту энергичную походку и оживленную жестикуляцию. Даже "раздающиеся на улице выкрики мальчишек и продавцов не могли заглушить их далекий веселый смех.

Ощутив неприятно холодный страх, Присцилла снова взглянула на Лайона. Невесте надо было бы отвернуться, ибо не приходилось сомневаться в том, каким она увидит его лицо.

И действительно, таким она Лайона никогда не знала и даже не могла поверить в его существование. Почти животное великолепие Лайона – золотистое, бронзовое и сапфировое – каким-то образом превратилось в теплое и ослепительное чудо.

Даже Присцилла сумела понять, что его счастливый смех вызван только одним чувством. Любовью!

Глава 32

Работа на вилле «Марквуд» – по крайней мере первый ее этап – была завершена, и Миген охватил приступ отчаяния, Она распахнула дверцы шкафа, чтобы выбрать себе платье на сегодня. Вот уже более двух недель Миген изо дня в день озорно натягивала бриджи, которые теперь лежали в углу темным комком. «Что же нам предстоит?» – с тоской гадала она.

Как только на вилле было установлено последнее кресло, исчез предлог для их ежедневных отлучек из дома. Хотя Лайон упоминал имя Присциллы лишь изредка и ни словом не обмолвился о предстоящей свадьбе, Миген знала, что до нее оставалось не более двух недель. Званые приемы, конечно, уже намечены, и Лайон должен начать вести себя как внимательный жених. «Лучшие дни для меня и для него уже позади… Игра в шараду воистину подходит к концу, в котором и таится ключ к разгадке».

Миген без долгих раздумий надела прелестное платье из тонкого белого муслина с широким бархатным кушаком розового цвета, присела за туалетный столик и, нахмурившись, поглядела в зеркало. На нее смотрели большие фиалковые глаза. Их вновь обретенная горячая глубина была несколько затуманена болью.

Миген рассеянно закрепила шпильками длинные локоны так, что они свободно упали вниз. И, повязав шею еще одной розовой лентой, направилась к двери.

В холле ее внимание привлекла ваза со свежими фиалками.

Цветки были такими маленькими и нежными, что Миген невольно потянулась к ним и закрепила несколько фиалок в своих иссиня-черных локонах.

В эти ранние часы Миген была задумчива и озабоченна.

Она перестала реагировать на колкости Брэмбл и Уонга, и те сразу поняли, что у домоправительницы возникли какие-то проблемы. Миген в разговоре с горничными была так рассеянна, что Уонг решил вступить в беседу сам.

В это время раздался стук в парадную дверь, и Миген пошла открывать. На пороге стоял лакей из особняка Бингхэмов.

– Добрый день, Сауг! Я не знал, что вы тоже здесь! У меня поручение для капитана Хэмпшира. – И с усмешкой вручил ей письмо.

Прикоснувшись рукой к своей треуголке, посыльный собрался уходить, однако Миген обратилась к нему:

– Минутку, Пирс. Разве вы не должны дождаться ответа?

– Мисс Уэйд предупредила, что ответа не будет, – сказал лакей и прыгнул на ступеньку экипажа.

Озадаченная, Миген со страхом смотрела на конверт с печатью Бингхэмов. Затем взглянула на часы и поднялась по лестнице. На ее осторожный стук в дверь последовал немедленный ответ:

– Войдите!

У Миген, заглянувшей в спальню, при виде Лайона перехватило дыхание. Смуглый, как тиковое дерево, он сидел в постели, льняные простыни прикрывали его бедра. На ногах Лайона была расстелена газета, чем и можно было объяснить, почему он не сразу заметил присутствие Миген. Когда Лайон оторвался от чтения, то показался раздраженным, но выражение его лица тут же смягчилось.

– Я думал, это Пруденс, – иронично заметил он. – Кажется, они экономят время, принося мне кофе в спальню.

– Несомненно, – улыбнулась Миген, не в силах оторвать взгляд от его сильного бронзового тела. – Для вас только что доставили.

Лайон взял конверт, сломал сургучную печать и просмотрел письмо. Он загадочно улыбнулся, но не стал мучить Миген томительным ожиданием.

– Ее высочество информирует, что впредь, до нового уведомления, она будет очень занята.

– Что?.. Что это значит?.. Как вы можете оставаться таким благодушным? Ведь до свадьбы всего две недели…

Миген вдруг умолкла, заметив, как своим взглядом Лайон ласкает ее.

– Видимо, Присцилла все еще злится на меня из-за виллы «Марквуд», – тихо объяснил он, и легкая улыбка тронула его губы.

Застыв в недоумении, Миген стояла достаточно близко, чтобы Лайон мог поцеловать ее. Миген беспокоила мысль о том, что следовало бы задернуть шторы. Но для этого было уже слишком поздно. Порожденная желанием слабость бросила ее в дрожь еще до того, как она посмотрела в глаза Лайона.

«Боже, спаси меня», – подумала девушка, загипнотизированная его взглядом. Миген казалось, что в венах Лайона течет огонь, когда он слегка коснулся ее обнаженного плеча.

Лайон погрузил руки в ее волосы, и их губы слились в жадном поцелуе – поцелуе, жаром своим опустошающем их. Она нетерпеливо приоткрыла губы. Синие флоксы усеяли белые подушки, и Миген почувствовала между бедрами жгучую покалывающую боль. Это была сладостная пытка. Лайон охватил руками се груди, они набухли и затвердели в его ладонях. Миген подумала, что умирает, когда твердые губы легко поцеловали сосок… Миген сжала плечи Лайона, впилась ногтями в них, пока не почувствовала, что его щеки прикасаются к ее лицу, что он целует ее дрожащие губы, что его пальцы ловко расстегивают платье.

Легкий стук в дверь звучал несколько секунд, прежде чем они услышали его.

– Я, мистер Хэмпшир, принесла вам поднос с завтраком! – прокричала Брэмбл своим пронзительнейшим голосом.

– Черт побери, только не сейчас! – угрожающе отозвался Лайон.

Во время наступившей мрачной паузы Миген выскочила из постели, глаза ее наполнились слезами. Лайон сердито сжал челюсти. Ему потребовались секунды, чтобы привести в порядок ее корсаж и застелить простыню.

– Я вхожу ради благополучия девушки, – предупредила Брэмбл.

Когда она вошла, Лайон сидел на кровати, складывая газету, а Миген поправляла шторы на окнах. Брэмбл оглядела спальню и находящуюся в ней пару.

– Дьявольское отродье! – прошипела она на Лайона.

– Мадам, я нанял вас готовить мне еду, и только для этого.

Я считаю ваше вторжение сюда и ваше нынешнее поведение поступками неслыханными! – Гнев прозвучал в его голосе, словно удар хлыста.

– Как богобоязненная женщина я не могу остаться в стороне и наблюдать за гибелью юной девушки. – Она выдвинула вперед свой острый подбородок. – В этой комнате дурно пахнет вашей похотью, сэр. Вы отвратительны! Как животное… – Заметив рассыпанные по постели цветы, Брэмбл прищурила глаза. – Саут, вы можете рассчитывать на то, что я защищу вас от подобного… мужчины. Мне ясна моя ответственность как христианки.

.

– – С меня хватит! – не выдержал Лайон.

Миген повернулась к поварихе, собравшись признать правду. Но прервать Брэмбл было невозможно.

– Я боялась и боюсь за вас. Ведь мне известна скотская натура этого мужчины. Я слышала, что госпожа Уэйд уже пострадала от его нападения. Вопреки желанию бедной девушки он чуть не овладел ею насильно. Прямо в комнате для игр в карты… В разгар белого дня!..

* * *

Дитя Небес удлиняла шаг, подчиняясь приказу Миген, и, казалось, летела по воздуху к вилле «Марквуд». Миген раздражал неприятный холодный ветер, насквозь пронизывающий муслиновое платье и жалящий ее нежные шею и лицо. Она достигла вершины холма и по привычке сжала каблуками сапог бока лошади, уверенная, что сейчас перед нею откроется знакомый участок прямой дороги.

Однако представший на далеком горизонте вид потряс ее.

После невинного апрельского дождя небеса затянулись огромными черными тучами. Со стороны холмов неожиданно подул северный ветер, и сразу потемнело.

От страха и нежданного холода болезненно покалывало кожу, Не дожидаясь приказа. Дитя Небес замедлила шаг, пока ее госпожа раздумывала, как же поступить дальше. «Осталось ли у меня время до грозы возвратиться домой? И хочу ли я, подобно беспомощному ребенку, спасаться от грядущей бури?»

Видимо, ярость стихии бросила вызов неутоленной страсти, бурлящей в венах Миген. Страсти, которая сводила на нет ее способность принимать уравновешенные решения.

– Нам нельзя останавливаться, пока мы не достигнем виллы «Марквуд», – шептала Миген.

Кобылица пригнула голову под холодным порывом ветра и медленно продвигалась вперед. Миген почувствовала, как шпильки выпали из ее волос.

Они достигли извилистой дороги, ведущей к вилле, и тучи разверзлись, обрушив на землю мощный ливень. Дитя Небес, уже не выбирая пути, шла по размокшей глине; Всякий раз, когда лошадь скользила по грязи и давящий ветер бросал ее на колени, Миген кричала на нее, приказывая не сдаваться. Дитя Небес с трудом поднималась и продолжала путь…

Миген не колебалась. Открыв белую парадную дверь виллы «Марквуд», она подобрала поводья и провела лошадь через порог. Дитя Небес неохотно подчинилась хозяйке.

– О Дитя Небес, ты храбрейшее создание! – чуть ли не рыдая сказала Миген. – Мы с тобой два молодых женских существа, живое доказательство того, что решительность и упорство могущественнее примитивной силы. – Слабый намек на улыбку промелькнул на губах Миген. – Мистер Хэмпшир теперь поймет, что меня нельзя получить в качестве подарочного экземпляра для его библиотеки. Исход противостояния мужчины и женщины всегда непредсказуем! Мы обе промерзли до костей, Дитя Небес! Бедняга ты моя, бедняга. Сейчас я разыщу шерстяные одеяла.

Миген пошевелила замерзшими пальцами на ногах и босиком быстро поднялась по лестнице. Она точно знала, где хранится постельное белье, поскольку лично отбирала для спальни Присциллы комод, в который сама сложила стеганые одеяла и простыни.

Миген слышала, как дождь и ветер били по оштукатуренным стенам дома и некоторые ветки деревьев с громким треском ломались. Жуткий вой ветра заглушал отбиваемую дождем дробь. Миген в темноте взяла три аккуратно сложенных одеяла.

Внезапно раздавшийся скрип привел ее в трепет. Быстро обернувшись, Миген успела заметить, как закрылась дверь в туалетную комнату. Биение своего сердца казалось ей оглуши-1 тельным. Какой-то миг она от ужаса не могла двинуться с места, а потом, прижав к себе одеяла, вылетела в коридор и побежала вниз по длинной лестнице.

– Возможно, мне и поделом, – пробормотала она, расстилая одеяло на полу, а вторым укрывая спину лошади. – Это достойная награда девушке, которая убегает из дома и лжет, которая разрешает распутнику уложить себя в постель, которая полагает, что способна укротить бурю…

Она горько вздохнула, села на пол и накрылась одеялом.

«По заслугам получит и Лайон, – думала Миген. – Он и есть, как назвала его Брэмбл, дьявольское отродье… Интересно, хватит у него порядочности признать себя виноватым, если меня убьет привидение Марквуда? И я бы могла тоже являться сюда призраком! Не интереснее бы тогда стал этот дом для Лайона и Присциллы?»

Вдруг прямо над Дитя Небес и Миген раздался грохот.

Миген стиснула зубы, чтобы сдержать дрожь, и натянула на себя одеяло. Дитя Небес внезапно приподняла уши и повернула морду в сторону парадного входа.

Миген увидела, как медленно начала поворачиваться дверная ручка, и ее обуял неописуемый ужас…