Текст книги "Любви тернистый путь"

Глава 29

К концу марта погода, прискорбно известная в Филадельфии своей непредсказуемой изменчивостью, стояла на редкость теплая. Люди наслаждались свежим воздухом, сидя перед своими домами или выезжая в экипажах за город. Лайон, словно бросая вызов этим привычкам, проводил все больше времени в пеших прогулках по городу или скакал на своем чалом коне вдоль реки.

Во время посещений порта он, сбросив пиджак, работал вместе с моряками. Но радость жизни, желание смеяться он испытывал, только если рядом была Миген. Она, однако, много занималась домашними делами, и очень редко ее можно было убедить пренебречь своими обязанностями. Лайон подозревал, что Миген нарочно избегает его. «Ну а что происходит со мной? – горько размышлял он, приближаясь однажды утром к особняку Бингхэмов. – Я тоже в бегах? Но укрыться мне негде».

Лайон чуждался Присциллы, старался даже не думать о ней, настойчиво откладывая свои обязательства хотя бы на день.

Когда же зазвенел апрель, Лайон почувствовал, что за ним вот-вот захлопнется западня. Предполагалось, свадьба должна была состояться до их отъезда в Нью-Йорк, а потом на инаугурацию президента. У Хэмпшира оставалось три недели свободы…

Поднимаясь по ступеням, Лайон уже представлял себе, как Энн и Присцилла сейчас станут вертеться вокруг него, требуя объяснений и оправданий столь долгого неучтивого отсутствия, а затем обрушат на него планы и подробности званых вечеров и надвигающегося главного – ужасного для него – события.

Ни одна дикая кошка из джунглей не испытывала такого страха, даже когда ее сажали в клетку. Лайон не находил себе места еще и оттого, что сам с несвойственной ему опрометчивостью подстроил себе такую западню.

После схватки с Присциллой в комнате для игр в карты прошло четыре дня. Как ни был он напуган предстоящей встречей, Лайон все же понимал, что, чем дольше затягивать объяснение, тем неприятнее оно будет.

Грядущее тяжкое испытание облегчало отсутствие Энн Бингхэм. Лайон порадовался, что заранее не уведомил о своем визите, ибо тогда Энн обязательно бы осталась дома.

Неожиданно для Хэмпшира Присцилла прогуливалась в саду.

На ней было приятное утреннее платье с низким декольте. Золотисто-каштановые локоны прикрывала широкополая соломенная шляпа, украшенная лентами под цвет платья.

Присцилла внимательно смотрела на приближающегося Лайона. Сейчас он показался ей живущим на воле диким животным.

Впервые на нем не было ни куртки, ни жилета, ни галстука. Его наряд составляли расстегнутая на груди муслиновая рубашка, бриджи и сапоги для верховой езды. Никогда еще Присцилла не видела мужчины более крепкого телосложения, чем Лайон. Его русые волосы еще сильнее выгорели под солнцем и обрели равномерный золотистый оттенок. Что-то в нем сегодня насторожило невесту, возможно, опасный блеск синих глаз предупреждал о его безрассудстве и дерзости.

Некоторое время они шли рядом. Присцилла не могла забыть об унизившем ее эпизоде. Она была удивлена и возмущена поведением жениха. Сначала его нежеланием попросить прощения немедленно, а теперь, как она понимала, отказом извиниться вообще!

Это было, с ее точки зрения, и невероятно, и непростительно. Но, несмотря на свой гнев, Присцилла почувствовала, что боится сказать ему об этом. Память о том, как Лайон поступил тогда, переполнила ее чувством стыда и смущения. "Что он за мужчина? – думала девушка. – Какую ведет игру? По каким правилам? "

Осторожно зондируя почву для беседы, Присцилла решила сначала обсудить вопрос, на котором настаивала Энн.

– Лайон? Прежде… До того, как мы обсудим наши свадебные планы, мне хотелось бы выяснить один вопрос.

– Неужели? – Он иронично поднял бровь.

– Да. Речь идет о.., о поместье, которое, насколько я понимаю, вы купили. – Испытывая неловкость под его проницательным взглядом, Присцилла нервно разгладила складки на своем платье. – Полагаю, что вы поступили бы деликатнее, если бы перед принятием такого решения, посоветовались со мной.

– Неужели?.. – снова повторил он и еще выше поднял бровь.

– Да. Я считаю ту виллу совершенно неподходящей, точнее, ужасной! Энн говорит, что недалеко от Лэндсдауна можно купить милый участок, на котором мы могли бы построить новый дом. Я…

– О Боже! Как уютно было бы там! – ехидно передразнил Лайон. – Прямо рядом с Бингхэмами. Или наоборот – они с нами. Что же вы хотите, моя дорогая? Может быть, желаете, чтобы я аннулировал покупку виллы «Марквуд» и приобрел для вас более фешенебельное летнее поместье?

– Конечно!

– Неужели?! – Теперь его глаза вспыхнули. – Так знайте, я не стану бегать подобно дрессированной собачке на вашем или Энн Бингхэм поводке. А теперь, моя драгоценная будущая новобрачная, у меня для вас есть кое-какие новости. Последнее время я занят деловыми вопросами, которые, видимо, отнимут у меня еще некоторое время. Поэтому я с сожалением вынужден предупредить вас, что придется отложить свадьбу. Возможно, мы справим ее в Нью-Йорке. Ну а если это там не удастся, то у нас будет достаточно времени, когда мы вернемся в Филадельфию после церемонии инаугурации президента…

* * *

Лайон скакал легким галопом по Спрус-стрит в западном направлении и все еще не верил, что удалось столь легко и быстро расстаться с невестой. Сейчас он чувствовал себя совершенно свободным и думал о предстоящей поездке на виллу «Марквуд».

Судьба явно благоволила ему: неожиданно Лайон увидел впереди Миген. Она дала монету оборванной девушке – продавщице фруктов, которая вручила ей десяток крупных ягод клубники.

– Вот вы где, черноволосая девица! – закричал он, гарцуя и останавливая своего коня.

Миген резко повернулась, негодующе сверкнув глазами.

– Лайон?! – воскликнула с облегчением она. – Вам следовало бы обновить ваш юмор.

– Вы так считаете? Не поможете ли тогда усовершенствовать мой юмор? Я очень ценю ваши советы.

Миген сморщила носик, но Лайон наклонился в седле, чтобы погладить ее блестящие локоны.

– Уважаемая домоправительница, у меня есть для вас задание.

– Какое? – спросила она, посмотрев с подозрением на Лайона.

– Подойдите сюда. У вас есть некие обязанности на вилле «Марквуд».

Прежде чем она успела отреагировать, Лайон подтянул ее и посадил впереди себя вместе с корзиной фруктов. Чалый перешел на легкую рысь.

Она была рада непредсказуемому поведению Лайона. Всякий раз, оказываясь в его объятиях, Миген ощущала поразительное волнение. И теперь – как в тот день, когда они впервые встретились в поместье «Зеленые холмы», – от его близости вновь стеснило дыхание.

Когда они достигли окраины города и конь перешел в галоп, Миген повернула к Лайону лицо, излучающее простодушную улыбку.

– Вы – дьявол.

– Да… Но замечательный дьявол. Не так ли?..

– Должна заметить, вы сами себе слишком нравитесь.

Наверное, потому, что вам удалось совратить бедную беззащитную девушку?

Его рот перекосила усмешка.

– Девицу?..

– Да, девушку. Я такой и была, пока вы не совершили ужаснейший поступок!

– Прошу вас так не говорить. Это меня обижает. Мне казалось, что я совершил все-таки некий добрый поступок. – И Лайон, ухмыльнувшись, уклонился от угрожающе поднятой изящной ручки. – Ну а теперь я, подобно всем истинным злодеям, возвращаюсь на место преступления.

– Пока не получите по заслугам? – В ее фиалковых глазах сверкало озорство.

– Я порекомендовал бы вам, сварливая лисичка, держать язычок за зубами, или вы доведете меня до того, что я забуду обещание вести себя как джентльмен.

– Вы уже на пути к этому, похитив бедную маленькую служанку.

– Когда и кого я похищал? О какой бедной маленькой служанке вы ведете речь?

… То было приятное послеполуденное время. Они снова вместе бродили по комнатам виллы «Марквуд». Но на этот раз обсуждали обстановку, цветовую гамму обоев и ковров. Миген переполняли идеи, получавшие благосклонное одобрение Лайона.

Так они беседовали, пока не был исследован последний уголок виллы. Затем вышли в сад подышать свежим воздухом и с удивлением отметили, что уже опустились сумерки.

– Неужели так поздно? – поразилась Миген.

– Разве это уместный вопрос? Вы ждете ответа? – Ласково улыбнувшись, Лайон взъерошил ее локоны. – Не знаю, как вы, но я здорово проголодался.

– Время обеда! Пруденс просто рассвирепеет! Я все утро провела в мастерской мадам Милле на последней примерке новых платьев. Я задержалась, чтобы купить клубнику и фрукты, и сразу собиралась домой. Пруденс не способна принимать решения самостоятельно. Если ей никто не говорит, будете ли вы обедать дома, то она всплескивает руками и ни к чему не притрагивается!

– О, совсем забыли о клубнике! – драматично воскликнул Хэмпшир.

Они бросились наперегонки к дверям, но обогнать Лайона у Миген никаких шансов не было. Когда она ворвалась в вестибюль, Лайон уже победоносно размахивал ее корзинкой.

– Клубника, вероятно, уже испортилась, – беспечно заметила Миген.

– А для меня хороша!

Потерпевшая поражение в беге, Миген чуть не схватила корзинку, но Лайон снова опередил ее.

– Вы невыносимы! Эгоистичны, жадны…

Лайон заставил умолкнуть Миген, положив ей в рот крупную сочную ягоду. Рассмеявшись при виде ее раздувшихся щек, он соскользнул вдоль стены и опустился на пол. Миген сделала то же самое. Они сидели бок о бок и ели до тех пор, пока не опустошили корзинку.

– Теперь у меня разболится живот, – простонала она.

Лайон заботливо погладил ее по животу, за что немедленно заработал шутливую оплеуху, затем поднялся на ноги и протянул ей руку.

– Боюсь, иной возможности поесть у нас не будет. Я только что вспомнил: до начала заседания, на котором я должен присутствовать, остается менее двух часов.

* * *

Раньше Миген всегда наслаждалась уединением, но теперь одиночество вызывало душевную боль. После отъезда Лайона бодрое настроение быстро покинуло ее. Она села на кухне и неотрывно смотрела на Уонга до тех пор, пока уже не могла его больше видеть. Тут Миген вспомнила о неоформленных счетах и отправилась в библиотеку: только бы переключить внимание и не думать больше о Лайоне.

Вечером стало прохладно, и в камине весело заплясало пламя. Миген зажгла несколько свечей на письменном столе Лайона. Счета, которые она искала, были сложены в уже известном ей месте, но рядом не было ни гусиного пера, ни чернил. Вытянув верхний ящик, она достала письменные принадлежности и вдруг заметила в дальнем углу зачитанную Библию.

Миген взяла книгу и наугад открыла ее. Лайон не производил впечатления религиозного человека, во всяком случае, прилежного читателя Библии.

На форзаце книги она увидела выцветшее изящно выведенное имя: «Сара Хэмпшир». «Имя его матери!» – подумала Миген и вспомнила, что Лайон никогда не упоминал о своей семье. Поскольку она не интересовалась этим, то никогда и не поднимала подобные темы.

Зная, что так поступать нехорошо, Миген тем не менее переворачивала страницу за страницей, пока не дошла до списка браков, рождений и смертей. Там были только две записи.

«Родился: Томас Лайониль, 19 апреля 1756 года, в шесть часов пополудни».

Ниже была сделана вторая запись, уже знакомым Миген почерком, хотя еще и не таким уверенным.

«Умерла: Сара Элизабет Хэмпшир, 2 сентября 1770 года».

Миген медленно положила Библию на место, взяла свои бумаги и направилась к секретеру, стоящему у камина. Перед ее мысленным взором мелькали цифры. Она думала лишь о загадочной Библии. В нее не были занесены ни дата свадьбы, ни девичья фамилия Сары Хэмпшир, ни другие дети… А Лайон Хэмпшир остался без матери в четырнадцать лет. У него не было отца?

Значит, Лайон в том юном возрасте остался сиротой?

Работа над счетами шла медленно, потому что Миген никак не могла сосредоточиться. Вскоре она услышала, как часы пробили двенадцать, а через несколько минут раздались шаги Лайона. Почти сразу же тот появился в библиотеке.

– Миген! Что вы здесь делаете? А я все думал, почему здесь горит камин…

Она повернулась в кресле, сонно улыбнувшись Лайону:

– Я пытаюсь свести все счета по хозяйству.

– Ну дела! Сейчас она математик! – Лайон пересек комнату, чтобы заглянуть ей через плечо. – Вам, маленькая, не надо заниматься этим. У вас и, без того много дел.

– Ничего. Я ведь знаю, как заняты вы.

Лайон взял свечу, чтобы зажечь сигару, а затем растянулся в кресле. Миген собрала документы и ждала.

– Сегодня утром случилось нечто такое, о чем я должен вам рассказать, – начал Хэмпшир, заглядывая ей в глаза: в отсветах пламени она выглядела такой милой, сонной и мягкой, такой несказанно восхитительной!

Лайон собирался поведать ей о сделанном им Присцилле предупреждении, посмеяться над возникшей напряженностью и услышать в ответ едкие осуждающие и дразнящие замечания.

Но сейчас он засомневался в разумности необдуманной отсрочки свадьбы. Не означает ли его намерение лишь затянуть его агонию и агонию Миген?

– Лайон, ну говорите же то, что вы хотели! – напомнила она. – Еще минута, и я усну.

– Я хотел сказать, что этим утром видел Смит. Французский повар приезжает через два дня, и Брэмбл об этом уже уведомили. Она была похожа на заживо сваренного цыпленка.

Ваша сварливая повариха Брэмбл собирается приехать сюда завтра утром, чтобы успеть приготовить нам завтрак.

Глава 30

Довольно много времени за минувшие два дня Лайон уделил поискам лошади для Миген. И утром первого апреля в его небольшую конюшню доставили молодую кобылицу.

Миген примеряла наряды, присланные за час до этого от мадам Милле. Основная часть гардероба уже была готова, и юная домоправительница чувствовала себя как ребенок в Рождество. Лайон постучал к ней, когда она только надела платье из дамасского розового шелка. Его квадратное декольте увеличивало пышную грудь, а каждую кайму украшали кружева цвета слоновой кости. Миген повязала вокруг шеи кружевную косынку и разрешила войти.

Восхищенное выражение на лице Лайона заставило ее щеки разрумяниться от счастья.

– Миген! Я просто ослеплен! Покружитесь.

Она застенчиво подчинилась, чувствуя, как его взгляд проникает сквозь плотно облегающий шелк.

– Вы выглядите сверхизысканно. Теперь меня будет снедать нетерпение увидеть вас в остальных платьях.

Миген позволила ему взять свои руки и расцеловать их в самых трогательных местах.

– Благодарю вас, – сказала Миген. – Мне было бы неловко принимать эти наряды, но…

– Вы же понимаете, что в конечном счете это выгодно только мне, поскольку я и окажусь тем, кому повезет радоваться вашей красоте в них… А теперь пойдемте со мной. Я приготовил для вас сюрприз.

Они прошли через сад и далее по лужайке, когда Миген сообразила, куда ее ведут.

– О, Лайон, надеюсь, что вы не…

– Шш! Никакие догадки вам не разрешены.

– Прекратите! Я предупреждаю вас, что если только там меня ждет лошадь, вам лучше забыть об этом. Принимать от вас платья уже достаточно дурно, но…

Миген буквально проглотила язык, когда Лайон вывел на солнечный свет кобылицу. Она была так восхитительна, что Миген почувствовала, как ей на глаза навернулись слезы.

Лошадь была роскошной темной соболиной масти. Умные глаза, небольшое пятнышко в форме сердца на лбу и белые щиколотки.

Миген протянула руку, и лошадь осторожно коснулась ее мягкими толстыми губами. Ласковая Миген и принюхивающаяся к ней кобылица – между ними вспыхнула любовь с первого взгляда.

Миген обернулась, чтобы посмотреть на Лайона, и он, тоже растроганный, увидел на ее щеках бриллиантовые слезинки.

* * *

Переехав в дом Хэмпшира, Брэмбл, естественно, не изменила свой дурной характер, и Миген вскоре поняла, что же заставило кроткую Смит жаловаться на властность поварихи. Изо дня в день, каждую минуту та давала знать о своем присутствии, твердила о своем неоспоримом мнении. Казалось, Брэмбл стала еще сварливее. Повариха считала, что домоправительница должна чем-либо заниматься от рассвета до заката. А когда Миген вдруг оставалась без дела, старуха бросала на нее смертоубийственные взгляды.

Все это Лайон считал чрезвычайно забавным. Лишь его успокаивающее влияние не давало Миген превратиться в измученную виной развалину. По несколько раз на день он, смеясь, напоминал, что не Брэмбл, а именно она, Миген, стоит во главе всего его хозяйства.

Однако помнить об этом было трудно, после того как Миген уже провела несколько недель на положении младшей служанки. Брэмбл ждала их на кухне, явно раздраженная отсутствием домоправительницы на протяжении всего утра.

– А не найдется у вас хотя бы минуты вспомнить о доме? – спросила повариха, критически посмотрев на новое розовое платье.

Лицо Миген помимо ее воли вспыхнуло. Тем более что рука Лайона лежала у нее на талии. Капитан убрал руку и вышел из комнаты, поглядев на Миген с сочувствием.

– Никогда не видела, чтобы служанки носили подобные платья, – заметила Брэмбл. – Вы, случайно, их взяли не из особняка Бингхэмов?

– Возможно, – несколько раздраженно парировала Миген.

– Вас долго не было. – Жесткий тон Брэмбл выдавал истинный смысл ее примитивного замечания. – У меня есть кое-какая информация о предпочтениях хозяина. Пруденс слишком тупа для того, чтобы быть полезной здесь. И я полагаю, именно вы попросили заменить ее.

«О Боже! – подумала Миген. – Как бы в прошлом я себя плохо ни вела, я никогда так болезненно не чувствовала свою вину перед родителями или гувернантками. Почему же все так складывается сейчас?»

Они сели за складной столик и вместе составили список любимых блюд Лайона, включая пюре, кукурузные лепешки, варево из молодой кукурузы и бобов, индейский пудинг, фаршированного устрицами индюка и мамалыгу. Именно Брэмбл с присущей ей сообразительностью и подсказала Миген, о чем говорит такой перечень.

– А хозяин-то, должно быть, из деревенских господ! Я никогда не встречала городского джентльмена, которому бы нравилась такая еда.

Для Миген это был еще один ключ к загадке-головоломке.

Она покинула кухню, чтобы распаковать новые платья, но встретила ждавшего ее на лестнице Лайона.

– Нам, возлюбленная, предстоит большая работа, – уведомил ее Хэмпшир с ослепительной улыбкой, пресекающей всякие возражения. – Да и ваша бедная лошадь ждет, что ее выведут на тренировку.

Миген уступила настояниям Лайона, попросив лишь несколько минут, чтобы переодеться в новый сливового цвета бархатный костюм для верховой езды. Дав указания Брэмбл и Уонгу, она с чистой душой побежала в конюшню. Лайон уже оседлал кобылицу, которая бросала взгляд то на свою хозяйку, то на чалого коня.

– У вашей лошади есть имя? – поинтересовалась Миген.

– Нет. Правда, когда я купил чалого, Браун назвал его Исчадием Ада.

– Превосходно! Вот они и будут Исчадие Ада и Дитя Небес!

Миген вдруг опечалилась, вспомнив, что через несколько недель расстанется с кобылицей. Лайон, казалось, прочитал ее мысли.

– Вы же понимаете, что Дитя Небес – ваша лошадь. Что бы дальше ни произошло, Это подарок, символ любви. Если вы не возражаете.

Миген проницательно взглянула в его ясные глаза: он впервые произнес это слово – «любовь». Пусть даже невольно, не очень обдуманно. И какую оно принесло ей щемящую и сладкую боль!

Они снова отправились на виллу «Марквуд», где Лайон изложил свои виды на каждую комнату. А на обратном пути пустили лошадей вдоль реки Шайлкилл, пока не показались большие поместья, расположенные к северу от Филадельфии.

Капитан показал Миген Лэндсдаун, великолепный загородный дом Бингхэмов, а также раскинувшееся рядом с ним поместье Роберта Морриса.

Дитя Небес оказалась идеальной лошадью – послушной и вместе с тем игривой. Она следовала за Исчадием Ада, весело скакавшим галопом по идущей вдоль реки дороге. Лайон умолк, когда узнал подъехавший экипаж. На землю спрыгнул крупный импозантно выглядевший мужчина. У него были черные волосы и живые бирюзового цвета глаза. Как и Лайон, высокий, сухопарый и загорелый. Они обменялись рукопожатиями, как старые друзья.

– Миген, познакомьтесь. Позвольте представить Александра Бовисажа и его жену Каролину. А это их дети…

– Этьен и Натали, – подсказала миссис Бовисаж.

Мальчик примерно лет пяти, миниатюрное подобие своего отца, и русоголовый ползунок шустро поглядывали и улыбались.

Миген засмеялась им в ответ, неожиданно почувствовав симпатию к этому милому семейству, особенно к Каролине, у которой был искренний теплый взгляд.

Мужчины несколько мгновений беседовали, очевидно, о кораблях, а затем Бовисаж широко улыбнулся Миген и вернулся к своей Каро. Когда они отъехали, Миген направила Дитя Небес к Лайону.

– Кто они? Какие милые люди!

– Их жизнь показалась бы вам увлекательной историей.

Алекс привез Каро как свою подопечную после окончания войны с Англией. Он ввел ее в светское общество, но в конце концов сам женился на Каролине. Это одна из немногих известных мне счастливых развязок.

Миген заметила недоверие в глазах Лайона и решила не комментировать его слова. «Мои слова в защиту истинной любви никакой пользы не принесут, – подумала она. – Возможно, Лайон отказывается признавать существование таковой вообще».

Они продолжали ехать на север, пока Миген не увидела возвышающийся над рекой замок, окруженный пышной, аккуратно подстриженной зеленью.

– Лайон! Это замок или игра моего воображения?

– Замок! Теперь пора возвращаться, но, как мне и хотелось, нам удалось забраться настолько далеко, что вы увидели это замечательное место. Здесь собирается самое аристократическое общество. Кухня – особенно бифштексы – превосходная. И еще подается сваренный по секретному рецепту крепкий пунш. Раньше я уже побывал здесь и надеюсь, что буду приглашен сюда нынешним летом. Джентльмен, принимаемый в свете, должен состоять в бесчисленных организациях. Но меня среди них интересуют только несколько, возможно, три. Вот эта – одна из них.

– А не позор ли, что женщины никогда не зачисляются в них? По-моему, это чудовищная несправедливость.

Когда они развернули лошадей и Лайон направился в сторону Кипгрессинга, Миген, оглянувшись назад, бросила на замок последний долгий взгляд.

В Кингрессинге располагались ботанические сады Джона Бэртрема. Миген была много наслышана о них, но сделала вид, будто ничего об этих садах не знает, когда Лайон рассказывал об открытиях королевского ботаника британских колоний в Северной Америке.

Джона не было в живых уже лет десять. Встретить их вышел его сын Уильям. И вновь Миген изумило, как много друзей успел приобрести Лайон, хотя столько времени проводил в море.

Все проявляли к нему искреннее уважение и расположение.

Лайон представил Миген как бы между прочим, будто она его грум – слуга, обычно сопровождающий хозяев, ехавших верхом или в экипаже. А затем ловко вовлек ее в беседу. Разменявший шестой десяток Уильям Бэртрем оказался таким же энтузиастом-ботаником, как и его покойный отец. Он лелеял ботанические сады и в поисках новых видов растительного мира путешествовал по неосвоенным территориям за пределами тринадцати составляющих государство штатов.

Уильям с интересом выслушал рассказ Хэмпшира об истории виллы «Марквуд» и его планах на запущенный сад. Лайон тактично попросил предоставить ему некоторые цветы и растения, особенно редкое дерево франклиниа, открытое отцом и сыном и названное ими так в честь единственного и столь уникального Бенджамина.

Уильям Бэртрем по доброте души предложил Лайону два саженца этого дерева в качестве свадебного подарка и, кроме того, убедил взять другие понравившиеся образцы, которые положили бы начало новому саду.

Пока они беседовали, солнце уже опустилось над рекой, отражаясь в воде как расплавленный коралл. Миген легко задела Лайона локтем. Хэмпшир понял намек, и через несколько минут они тепло распрощались с мистером Бэртремом.

Исчадие Ада и Дитя Небес легким галопом скакали в полной гармонии друг с другом. Миген бросала обеспокоенные взгляды на встреченные ими в пути экипажи, помня, каким популярным местом отдыха были Сады Бэртрема.

– С завтрашнего дня, – сказал неожиданно Лайон, – мы начнем всерьез заниматься виллой «Марквуд». Необходимо обратить внимание на картины и ковры, мы обойдем все мебельные магазины и подберем обстановку. Ведь мы хотим, чтобы каждая комната была совершенством. Точно таким, как вы, Миген, это предложили. Я пошлю Джошуа к Бэртрему за растениями. И на следующей неделе уже можно будет, не опасаясь низкой температуры, их высадить.

– Вы действительно задумали работать над домом? – спросила Миген, несколько удивленная таким энтузиазмом.

– Да конечно же, черт возьми! Пусть это считают вызовом, но мне кажется, что я странным образом привязан к этому месту. Возможно, мы с вами оба неудачники… Белые вороны…

На мгновение в его глазах появилась печаль. Миген тоже вдруг стало грустно.

– Я могу вам также сказать, что это – проявление бунтарской стороны моего характера. Присцилла пыталась заставить меня изменить мнение о вилле и купить участок вблизи Лэндсдауна. Несчастная, она так и видела меня строящим для нее точную копию особняка Бингхэмов.

– Насколько я понимаю, вы отказались сделать это?

– А вы разве в этом сомневались? Бедная девочка… Ей придется удовлетвориться разрушенной виллой с привидением, нефешенебельной, расположенной к югу от Филадельфии.

– Вы – злобный негодяй, – сухо констатировала Миген. – Между прочим, я просто не представляю себе, как вы можете приглашать меня сопровождать вас по магазинам. Даже сегодня нас могли узнать десятки людей в Садах Бэртрема.

Особенно в этом моем новом платье…

Ее фиалковые глаза вдруг заблестели подобно аметистам в дымчато-розовом свете солнечного заката. Она выпрямилась в седле, и улыбка озарила ее лицо.

– Лайон! О, Лайон, послушайте! У меня появилась прекрасная идея. Это превосходное разрешение вопроса. Почему я не подумала об этом раньше?