Текст книги "Танцующая-На-Гранях"

Глава 10. Королевство Элтаннин. Пробуждение Ананты

– С-с-с-ю-у-да-а… Бли-ж-ж-ж-е… Иди-и-и ко мне-е… – голос плавился и извивался в моей голове, кусая мысли.

Я смотрела на себя и не видела собственного лица, вглядываясь в зеленые глаза, изумленно распахнутые и затуманенные дымкой страха, и понимала: на меня из темноты зеркала За-Гранья смотрю я сама.

Ощупывая тонкими пальцами своих неизменившихся рук чужие скулы, прикасаясь к рыжим жёстким прядям волос, упрямо падающих на лоб, обводя абрис губ заледеневшими подушечками, я не могла поверить в происходящее. Каким образом неуловимая иномирянка сумела стать мной, а я – ею?

Судорожно вздохнув, я провела руками вдоль тела. Слава Ананте, моя фигура не изменилась: тонкая талия, изящные бедра, небольшая грудь и стройные бедра остались такими же совершенными. Чужой лишний вес в зеркале не отражался, под ладонями не ощущался. А лицо… Лицо я уж как-нибудь верну обратно, как только выясню, что происходит.

Вглядываясь в чужие глаза, я совсем перестала различать голос в своей голове, за что и поплатилась: богиня не терпела пренебрежения. И теперь, зажав виски ладонями, я валялась, скрючившись, на полу, тоненько завывая от боли, что кромсала изнутри внутренности и долбила в сердце острыми ледяными иглами.

– Кроф-ф-фь… Пи-и-ть… Да-а-й-с-с… – слова хлестали мой разум, требуя непонятно чего от измученной меня.

Я не понимала, чего хочет божественная Ананта, съеживалась и скулила, как обиженный ребенок, которого наказывали неизвестно за что. А зеленые чужие глаза смотрели на меня (в меня!) сквозь крепко зажмуренные веки сочувственно и в какой-то момент губы иномирянки дрогнули, выдыхая беззвучно: «Мочли!» И, прижав палец к своим искусанным устам в жесте молчания, лицо рыжей растаяло, смазанное моими слезами.

Чужое же, но все-таки мое лицо, побледневшее, с впавшими щеками, закушенной губой, искривлённое болью, таращилось из зеркальной тьмы ничего не понимающими глазами.

– Вс-с-тань! – прошипел ледяной голос, лезвием вспоров мой мозг.

Я застонала, собирая свое тело по кусочкам, пытаясь подняться на дрожащие ноги. С трудом поднялась на колени, по-прежнему изо всех сил сжимая виски, что ржавыми острыми жгутами раздирали тонкую кожу над отчаянно бьющимися жилками. Разлепив ресницы, склеившиеся от моих слез, сквозь мутную пелену боли я глянула в омут зеркала, надеясь увидеть там саму себя.

Из бездонной живой черноты, обрамленной изморозью и ледяными наростами, в меня яростно вглядывались красно-черные угли змеиных глаз, разрезанные напополам вертикальным призрачно-белым зрачком. Прекрасное в своем уродстве, совершенное женское лицо богини, верховной жрицей которой я стала в много лет назад, выступало из амальгамы, заново рождаясь в нашем мире.

Руки мои безвольно упали, тело отшатнулось назад, рот распахнулся в беззвучном крике, словно вместе с Анантой в радужный свет нарождалась и я: ее послушница, раба, соратница. Смертная, связанная нерушимой божественной клятвой.

Я отползала назад по сантиметру, наблюдая за тем, как обнаженное тело богини прорывается сквозь блестящую ткань зазеркалья: сначала лицо, затем голова с иссиня-черными волосами, извивающимися словно змеи, затем плечи, тяжелая грудь с темно-бордовыми сосками, торс, бедра. Раздался глухой чмок, и обнажённое божество предстало передо мной во всем своем ужасающем совершенстве.

* * *

Перенеся райну Эдассих на ложе, укрыв меховым покрывалом, Эр Наг-Тэ задумчиво опустился в кресло, плеснул вина в кубок, повертел сосуд в руках и одним махом опустошил его. Прикрыв глаза, смакуя послевкусие, жрец размышлял, что ему делать с королевой, оказавшейся потерянным золотым драконом, наследницей почившей альфы.

«Что за магия такая? – назойливо билась в голове мыслью – Столько лет впустую! Бессмысленные поиски, чужие миры, тайные знания… А принцесса все это время жила припеваючи у меня под боком, приняв в себя чужеродную ипостась. И ее истинная сущность даже после совершеннолетия не вылезла наружу, не разоблачила себя ничем», – незнание бесило старого интригана, не позволяя разуму проникнуть в суть и вычленить зерно истины.

Раздраженно стукнув по подлокотникам ладонями, Эр Наг-Тэ скривился, отгоняя мысли, и стремительно поднялся. Время поджимало. Ночь полной Радуги, единственная подходящая за минувшую тысячу бесконечных лет, приближалась неотвратимо. В груди сладко сжималось ледяное сердце, легким холодком откликаясь на фантазии Верховного Жреца. Пожалуй, лишь он да еще жрецы, охраняющие вход в оазис Но-Ха, ведали истину.

Радужная ночь, которую с нетерпением ожидали на Тубане, несла с собой не просто живительную силу водопада Мироздания. Местные толкователи знаков предсказывали места появления божественных струй. Мастера порталов настраивали артефакты на мгновенные переходов в точки купаний. Многие собираясь в путешествие по снежным владениям Северных Диких в надежде окунуться в единственный вечный поток Мироздания.

И никто из свободного народа знать не знал, ведать не ведал, что раз в тысячелетие божественная магия способна будить богов, возрождать свергнутых идолов, даровать власть не просто над жизнью и смертью. Но над всеми мирами За-Гранья. Главное, в нужное время и в верной последовательности воспользоваться утраченными знаниями, спрятанными в древних легендах и сказаниях.

Мотнув головой, отгоняя навязчивые мысли, Эр Наг Тэ постоял пару минут над спящей райной, размышляя, как выгодней распорядиться свалившимся в его руки золотым драконом. Затем наклонился и решительно защелкнул на шее, запястьях и лодыжках изящные черные браслеты. Рисковать верховный жрец более не хотел, хватило одного драконьего побега. И если Снежка неведомым образом вырвалась на свободу, скованная ошейником, то Эдассих Верховный жрец не собирался выпускать из поля зрения и из под власти антимагии.

И невдомек было старому интригану, что не золотой дракон лежит перед ним в глубоком обмороке. И не существует такой магии, что удержала бы в оковах летающего змея, после того, как он осознает самого себя во всех ипостасях.

* * *

Сидя на коленях, снизу вверх сквозь спутанные пряди волос я во все глаза разглядывала божественную Ананту, практически позабыв свой страх перед празмеей. Высокая гибкая смуглая богиня напоминала изящную водяную змею, что, переливаясь всеми цветами радуги, скользит по поверхности моря и вдруг исчезает, чтобы в следующую секунду вынырнуть перед самым носом намеченной жертвы и, оскалив пасть в обнадеживающей «улыбке», одним-единственным движением оборвать жизнь: приняв в крепкие объятья обреченного и откусив голову.

Кожа богини отливала всеми оттенками радуги. Я пригляделась, и меня передернуло от отвращения: на секунду показалось, что по телу богини скользят разноцветные змейки. Я зажмурилась, а когда вновь распахнула глаза, оказалась в подвешенном состоянии. Я висела в воздухе напротив празмеи, а Ананта разглядывала меня, словно я диковинный зверек, склонив голову набок, время от времени «облизывая губы» змеиным языком.

Неведомая сила медленно разворачивала меня по кругу, я не владела собственным телом, спеленутая чужеродной магией. Тьма ушла из глаз богини, радужка налилась темно-красным пламенем, а вертикальный белый зрачок по-прежнему напоминал лезвие острого стилета, что неприятно и влажно подрагивает в открытой ране.

– Х-хоро-ш-ш-шо, – прошипела богиня. – Правильно, – неожиданно услышала я на чистом тубанском языке. – Дракон.

Богиня словно пробовала на вкус слова, привыкая к человеческой речи. Ее тело сменило оболочку полностью и на первый взгляд ничто не указывало на то, что обнаженная женщина передо мной может быть чем-то иным, кроме как девой свободного народа, меняющего ипостась. И лишь глаза выдавали чужую природу, не свойственную ни одной известной на Тубане расе.

Невидимый кулак, державший меня в подвешенном состоянии, неожиданно разжался, и я едва не рухнула на колени. В последний момент я удержалась, хотя и поморщилась от боли, неудачно приземлившись на пятки.

– Дракон, – голос Ананты прозвучал… плотоядно, и я вздрогнула, отступая подальше от божества.

Кровь горячим напором окатила меня изнутри, настолько я перепугалась. В голове билась перепуганной птицей единственная мысль: «Великая Радуга! Что я натворила! Гримиум… О, Гримиум, прости меня!» – молила я, не смея закрыть глаза от ужаса. Меня с детских лет учили, что королевы умирают стоя.

И примером тому была моя мать, райна из рода Нападающих гиен, павшая в последней битве с дракайнами, вероломно убитая в момент смены ипостаси ударом в спину. Отец так и не смирился с потерей, и до сих пор управлял королевством один, отвергая все предложения претенденток на его ипостась.

«Радуга! О чем я думаю!» – пронеслось в голове. Я не сводила глаз с Ананты. Богиня молча разглядывала меня, такую маленькую, стоящую перед ней в полный рост, вытянувшись в струнку. Сжатые кулаки, поджатые пальцы ног. С детских лет не могу избавиться от этой привычки: страшно до жути, но упрямство и гордость не позволяли мне, маленькой принцессе, единственной девочке Старшего рода Нападающих гиен, показывать свой ужас. И я, сжавшись в комочек внутри, впившись ногтями в ладони, стояла, пряча леденеющие от ужаса пальчики, будто в них заключалась вся моя сила и бесстрашие.

Тяжелая капля крови сорвалась с моей ладони и упала на каменный пол, глухо отразившись в мертвой тишине. Ананта широко улыбнулась, обнажив белоснежные острые змеиные клыки. Мелькнул раздвоенный кончик языка, пробежался по крупным, слегка выпуклым карминным губам, и скрылся за ровным рядом уже вполне человеческих зубов.

– Рас-точ-чи-тель-но, – промолвила богиня, и капля моей крови, воспарив над полом, поплыла прямо к ней.

Темно-красный шарик замер в опасной близости от божественных губ и в ту же секунду исчез, вырванный из пространства ядовитым жалом. Ананта же, проглотив частицу меня, сыто облизнулась вполне по-человечески.

– Итак, – богиня не сводила с меня глаз, а я по-прежнему стояла и не мгла пошевелиться, хотя сдерживающей чужой магии уже не ощущала на себе. – Золотой дракон, чьюс-сущ-щ-ность я пока не слышу.

«О, радуга, сделай так, чтобы она не улыбалась!» – взмолилась я, восстанавливая дыхание.

– Я не… – прохрипела я.

Горло пересохло, и слова трудом слетали с потрескавшихся губ. Откашлявшись и сглотнув остатки слюны, я начала снова.

– Госпожа, я не золотой дракон. Моя суть – родовая гиена. Я – Эдассих, принцесса рода Нападающих гиен, райна правящего дома Арракис.

– Кровь дракона на моих губах. Кровь дракона в моих жилах. Мало. Слабая. Драконья, – вновь улыбнулась богиня и скользнула в кресло с высокой спинкой, неведомо откуда появившееся в комнате.

Только сейчас до меня дошло: последнее мое воспоминание связано с дядей, с Эр Наг-Тэ и его странным поведением в тайной пещере в оазисе Но-Ха, куда я примчалась, сбежав из-под домашнего ареста, наложенного мужем за мои…

Да, глупости и непозволительную для райны и дочери райнов самоуверенность и одержимость. Сейчас, глядя в лицо древней богине, запутавшись в происходящем, потерявшись в пространстве и времени, я осознала всю дурость своего поведения.

Поставить личные интересы выше королевства, свободного народа, миров За-Гранья и разбудить празмею, искренне веря в то, что она исполнить мое желание и не потребует ничего взамен?

«О, радуга! Что за яд убивал мой разум, мою душу и мысли?» – я содрогнулась от ужаса теперь уже не за себя, а за мир… миры, что обрекла на смерть. В лучшем случае.

Мой райн не прошел обряд, радуга не отметила его своим благословением, не даровала власть над змеями. А значит Гримиум, последний из дома Арракис, древнего рода Заклинателей Огненных Змей, не сумеет сыграть на радужном ту (1), не станцует танец, не поцелует празмею, не погрузит ее в сладкий сон вечности.

«Так… И каким образом я оказалась в это месте?» – мысль взорвалась в голове, я наконец-то пришла в себя и начинала здраво оценивать ситуацию.

«Последнее, что я помню: руки мои покрылись золотой чешуей и когти… О, радуга, не может быть! Я видела драконьи когти вместо лап гиены! Дракайну мне в постель! Этого не может быть! Просто потому что… Да не может быть и все тут!»

Я попыталась унять бешеную пляску сердца, отогнать навязчивые образы, что упрямо показали мне руки-лапы. Мои руки. В золотой чешуе. Вместо привычных кривых и длинных когтей черного цвета.

«Дядя… Он что-то такое говорил… И богиня… Почему она слизала мою кровь? Да нет, полный бред. Золотой дракон – рыжая иномирянка. Я не могу быть им по определению! Я – райна из рода Нападающих гиен. Единственная принцесса рода!»

«Тогда откуда сияние золота? Непонятная радость дяди? И странная умиротворенность богини?» – мерзким голосом поинтересовался кто-то внутри меня.

Мои размышления были прерваны самым грубым способом. Невидимый вихрь поднял меня с пола и швырнул к ногам божественной Ананты. Распластавшись на каменных плитах, я лежала и шипела от боли и закипающей злости: ныли разбитые колени, на которые я снова приземлилась. А в душе разгорался пожар ярости.

Не для того я столько лет искала способ договориться с богиней, чтобы сейчас валяться беспомощной игрушкой у ее ног. Не для того я предала себя, любимого, свой народ и божественную Ириду, чтобы, не получив желаемого, стать кормом какой-то древней змее. Не для того…

Ярость затопила золотым пламенем мои глаза и, поднимаясь с колен, я услышала чей-то ужасающий рев. Мелькнула радостная мысль, что мой райн пришел на помощь, нашел меня и выпустил свою неукрощенную ипостась, дабы спасти свою неразумную возлюбленную. И сейчас кое-кому придется несладко: едва разбуженная богиня еще не обрела полноту своей силы. А я однажды видела, что такое королевская виверна в ярости. Врагам не пожелаю встречи с ней.

* * *

Райна Эдассих неподвижной куклой лежала на ложе, укрытая меховой накидкой. Верховный жрец трижды подходил к королеве и вслушивался в ее дыхание. Грудь под тяжелым покрывалом едва заметно вздымалась, ресницы трепетали, под веками дергались глазные яблоки, руки так и не приняли человеческую форму.

Эр Наг Тэ осторожно, словно боясь спугнуть, прикасался к крупным чешуйкам, отливающим всеми оттенками золота: от бледного сияния звезд, сокрытых в тумане до глубокого оттенка древних сокровищ, покрытых налетом времен.

Каждый раз, прикасаясь к рукам-лапам, жрец с трудом подавлял дрожь дикого желания: вожделенная вещь наконец-то попала в его руки, а он вынужден ждать. Опять ждать. «Ждать и догонять – хуже нет», – некстати вспомнилась ему земная поговорка, а следом пришло не нужное воспоминание об упущенном драконе.

«Рыжая стерва», – скрипнул зубами жрец и пнул в сердцах тяжелое кресло. В последний момент сработал магический инстинкт, и мужчине удалось избежать отбитой конечности: черному дереву с западных островов, тяжелому и очень твердому, из которого изготавливали мебель для королевских семей, совершенно наплевать на ярость и нетерпение живых существ, от пинка сидение даже не сдвинулось бы с места, а синяк бы появился знатный.

Королевскому дяде очень хотелось привести в чувство ненаглядную племянницу, но он опасался нарушить хрупкое магическое равновесие пробуждения хорошо сокрытой ипостаси. Тайна неведомой волшбы мучила пытливый разум Верховного жреца, не давала покоя. Эр Наг Тэ не могу понять, что за заклятье и кем было наложено на Эдассих, что даже он, великий знаток всевозможных древних знаний, колдовства, заклинаний, обрядов не вычислил, не почувствовал, не распознал древнюю кровь, прячущуюся за маской гиены.

«И ведь ни один амулет не сработал! Ни одно поисковое заклинание!» – злился жрец, создавая из ничего опасных животных и тут же стирая их, словно губкой, движением руки. Привычная магическая тренировка не приносила успокоения.

Инстинкты Эр Наг Тэ кричали о том, что долгий обморок райны Эдассих, переросший в глубокий сон, длится неспроста. Что-то происходит по ту сторону снов королевы. Невозможность повлиять на ситуацию и как-то изменить текущий ход событий рождали в солнечном сплетении чувство собственного бессилия, и оттого Верховный жрец бесился еще сильней.

* * *

Я слышала рев. Я ждала и оглядывалась в поисках своего возлюбленного мужа, что пришел на помощь ко мне. Но в зале по-прежнему никого, кроме меня и богини не было. Я не понимала, что происходит, пока вдруг случайно мой взгляд не наткнулся на зеркальную гладь, отражающую ревущее чудовище.

Из антрацитовой темноты, что выпустила в наш мир восставшую ото сна богиню, на меня смотрело не моё лицо и даже не раздражающий облик рыжей иномирянки, как было раннее. Из зеркала в меня пристально вглядывался… дракон.

Золотой и огромный, с изящной длинной шеей, которую венчала небольшая красивая голова. На высоком лбу аккуратно расположились загнутые витые роговые отростки, напоминающие рога. Огромные, чуть раскосые глаза отливали призрачным белым золотом, а вертикальный зрачок пульсировал изумрудным огнем.

Я смотрела и не понимала что происходит. Наваждение, чары или божественная Ананта для каких-то своих целей пытается убедить меня в том, что золотой дракон – это я. И зачем ей это нужно, я не понимала. От этого становилось ещё страшнее. Липкие пальцы страха дотрагивались до моего сердца и оно испуганно замирало, чтобы спустя удар вновь помчаться бешенной гиеной неведомо куда.

Я закричала. Дракон в зеркале распахнул пасть и начал реветь. Рёв заглушал, оглушал, убивал и раскатывал меня по каменным полам и стенам. Ананта сидела неподвижной статуей и только легкая улыбка выдавала ее удовлетворение, показывая, что она видит, слышит и чувствует происходящее вокруг.

Я махнула рукой в сторону амальгамы в попытке дотянуться до нее и разбить. Дракон в зеркале неуклюже взмахнул лапой и вдруг за его спиной распахнулись крылья. Восторг и страх смешались в адреналиновый коктейль, и я задохнулась от восторга. От этого стало ещё страшнее.

Собравшись с силами, успокоив с трудом разум, я раз за разом вглядывалась в зеркало, пытаясь обнаружить в темном стекле свое отражение. Не находя его, я снова начинала уже не кричать, но выть от страха, перераставшего в злость и бешенство.

В конце концов, моя ярость наша выход и я, вспомнив уроки рукопашных боев, развернулась в попытке разбить зеркало ногой. Прыжок и… длинный остроконечный хвост ударил по стеклу, осколки брызнули в разные стороны, а я, успев поймать боковым зрением довольную улыбку богини, провалилась куда-то в темноту и наступила долгожданная тишина.

* * *

Грядет буря. Буря грядет. Кричали высоко в сиреневых небесах черные птицы.

Женщина стояла у окна, глядя вдаль. За горизонтом танцевали молнии, одна другой краше. Гроза пела свою, пока еще неслышную песню, готовясь омыть миры За-Гранья радужным дождём тысячелетия. Каменные цветы в странном саду переливались всеми цветами радуги, что танцевала на окаменевших листьях спящих душ, вызывая тревожный перезвон звон, похожий на плач капели.

Мир замер в ожидании. Сама жизнь остановилась, боясь спугнуть что-то неведомое и грозное.

Аида Ведо стояла у окна, вслушиваясь в тишину. Тишина напрягала. Обволакивала. Пробиралась от самых кончиков пальцев на босых ступнях до солнечного сплетения и там замирала на секунду, чтобы затем впиться иголками в бессмертное сердце.

Тишина вызывала воспоминания ненужные, но такие сладкие. Одиночество холодной броней потихоньку, век за веком, сковывало тело богиней. Все ближе и ближе подбираясь к средоточию жизни, что мерно пульсировало в груди. Аида устала. В последней попытке она сплела многочисленные нити судеб в единую радужную косу и теперь ожидала развязки.

* * *

Я очнулась как-то сразу, но не торопилась открывать глаза. Сознание медленно наполнялось событиями.

Оазис. Дядя. Его странное поведение. Мое пленение. Злость. Недоумение. Ярость. И… Тут сердце глухо с стукнуло, замерло и понеслось в ритме галопа. С трудом удерживая глубокий вздох, я мысленно раз за разом пыталась откреститься от всего, что услужливо показывала память. Мои руки, покрытые золотой чешуей, торжество дяди, беспамятство. Разбитое зеркало и приход богини. И снова золотой дракон. И я. Слитые воедино.

Перед внутренним вором мелькали обрывки картинок, мысли отсутствовали. Голова и сердце отказывались принять действительность.

– Я знаю, что ты уже пришла в себя. Поднимайся, Эдассих, не испытывай мое терпение,-раздался повелительный мужской голос.

Я вздрогнула, не в силах более сдерживать свои эмоции, и распахнула ресницы. В голове загудело от крови. Золотая пелена неторопливо застилала глаза.